Смерть христианина

По лучшему и придёте к лучшему!

Преставился раб божий Алексей Митрофанович, обычное дело скажете вы, все мы смертны. Но Алексей Митрофанович был не простой человек, а прилежный христианин, вёл жизнь размеренную, без молитвы за стол не садился, дважды в неделю в храме службы отстоять, было для него не обузой, наоборот, в этом он и находил главный смысл своей простой жизни. Коленопреклонённый начинал утро и день заканчивал перед иконами на коленях. Когда ему, или его семейным, предлагали (непонятные ему) книги о поисках истины или о путях к жизни духа светочей иных рас, он с негодованием отвергал это, говоря, в священной библии есть все что нашему духу требуется, а эти духовные течения лишь происки лукавого желающего соблазнить наши слабые души. Почитая всем сердцем Христа, он знал и доверял лишь тому малому повествованию что о нём в библии написано, и тому что говорилось в храме с амвона. Но отвергал разные апокрифы, помня, что батюшка этого не одобряет. Любил читать на досуге псалмы Давидовы и молитвослов. Читая «ветхий завет», он порою недоумевал, отчего так много крови, и избранный народ, ведомый их господом, вырезал целые города и народы. Но батюшка сказал, что Христос своей смертию искупил все их грехи, и он успокоился. Поскольку в молодости не смог обвенчаться, в зрелом возрасте и этот изъян они с супругой исправили, и сказал им в ритуале батюшка, будьте как Авраам и Сара. И часто возносил он молитвы к патриархам ветхозаветным и преклонялся перед мудростью Соломона. В храме и старый батюшка, и молодой, что пришел после кончины старого, всегда ставили образцом пастве раба Алексия.

Но вот оборвалась нить жизни, и увидел он себя в своём вечном теле в огромном светлом храме, и сам Соломон сидел на троне, и предстояли ему ветхозаветные патриархи, и с ними стояли патриархи православной церкви. Возликовало сердце Алексея и поклонился он предстоятелям и Соломону. И услышал он глас Соломона, – приветствую тебя Алексей, дошли твои молитвы до нас, и взяли мы тебя на небо, и будешь ты теперь служить нам в храме священном!

– Я лишь смиренный раб божий, – скромно отвечал Алексей Митрофанович, – радость для меня служить у престола величия!

Определили Алексею келейку, где была библия и его любимые книги с молитвами, объяснили распорядок хозяйственных работ и служб в храме. Так началась размеренная счастливая жизнь, дважды в день служба в храме, и, с молитвою, необременительная хозяйственная работа на благо храма и предстоятелей. Шло время. Одно только смущало Алексея, то что было привычно ему (проведшему большую часть прежней жизни в стране Советов, и еще с букваря усвоивший выражение «Рабы не мы, мы не рабы»), называться рабом божиим, было однако неприятно, когда патриархи и прочие служители храма называли его рабом, как то акцентируя речь на этом слове. Однажды он улучил момент, и спросил у мудреца Соломона, – отчего даже братия и келейники, обращаясь ко мне по имени всегда добавляют раб?

– Вспомни свои молитвы сын мой, как ты говорил: «…услышь раба твоего боже», «…помоги рабу твоему»…Неужто не учили тебя, что Бог и даёт нам по молитвам нашим!

– Мудрейший Соломон, – взмолился он, – научи меня молитвам правильным, поделись великой мудростью твоею!

Нахмурился Соломон: – разве не читал многажды ты в священной книге мои слова: „Во многой мудрости много печали; и кто умножает познания, умножает скорбь.“ Знание тебе не полезно, оно лишь ослабит твоё служение и поселит сомнение о нашем величии в душе твоей.

Поклонился Алексей мудрейшему, и продолжил свой труд на благо храма. Только с этого дня, червь сомнения поселился где-то в глубине его души. А тут ещё эти сны в которых стала появляться ему сияющая девушка, так близкая его духу, что представлялась ангелом-хранителем. Надо сказать, что сны в теперешнем его состоянии были не так эфемерны, как в земном бытии. Смыкая глаза, он словно переходил в иную реальность. Так начались его беседы с ангелом-хранителем. И часто она ему с сожалением говорила, ещё многого я не могу тебе сказать, ибо опасаюсь породить в тебе негативные мысли, а любой негатив словно ураган отнесёт меня от тебя, и долго я ещё не смогу к тебе приблизиться, ибо яд раздражения «империл» что осядет на твоей душе, станет для меня подобно иглам дикобраза.