Снег на языке

Равиль полулежал на боку, стараясь не шевелить сломанной ногой и ловил ртом падающие снежинки.

Солнце стояло высоко в небе. Парень весь взмок от пота в пуховом комбинезоне. Только в горах можно страдать от солнечного зноя и одновременно ощущать, как снег падает на лицо.

Равиль приоткрыл глаза, взглянул на слепящий диск солнца сквозь порхающие в небе снежинки. «Слепой» снег! Совсем как внизу, в городе, когда льет весенний «слепой» дождик.

Усмехнулся и опустил глаза. Жара и жажда — это не самые большие проблемы в его положении.

Равиль лежал на узком карнизе из подтаявшего снега, на склоне отвесной горы. Скоро солнце еще больше растопит снег, и он беспомощно соскользнет вниз, в глубокую пропасть. Скорее всего, это случится до конца дня. Так что жить ему осталось всего пару часов.

На покорение вершины тройка казахстанских альпинистов пошла рано утром, в четыре часа. Хотели до восхода пересечь по ледяной корке самый опасный участок маршрута.

Пересечь успели, но другая опасность таилась, оказывается, впереди. Там, где никто не ожидал.

Равиль был самым молодым в тройке. Самым юным, дерзким и оттого успешным. В двадцать лет за спиной уже три покоренных восьмитысячника. Двое напарников — двадцативосьмилетний Юрий и тридцатилетний Ерсан — восьмитысячники еще не покоряли.

Поэтому они согласились на предложение Равиля пройти «карниз» на маршруте по прямой, не теряя времени на обход.

До вершины оставалось рукой подать. Если пойти вкруговую, по безопасному флангу, можно потерять целых сорок минут. А напрямик можно обернуться максимум за десять. Равиль убедил товарищей рискнуть.

Тем более, что днем ранее тройка других альпинистов прошла именно этим путем, благополучно покорила вершину и вернулась в базовый лагерь. Правда, Мурат из этой тройки отговаривал идти по их следу, сославшись на слишком солнечную погоду и быстро таящий снег. А еще жаловался, что в спешке потерял где-то рацию.

В общем, поспешишь — людей насмешишь. Или погубишь.

Все получилось хуже, чем в самом страшном кошмаре. Где-то на середине пути, когда Равиль прошел половину «карниза», раздался шелестящий звук. Парень оказался сбитым с ног массой снега, плавно скользящего по склону. Пытался укрепиться ледорубом, но бесполезно. Не успел опомниться, как поверхность горы ушла из-под ног.

Вместе со снегом он сорвался со скалы в пропасть. В ушах послышался бесполезный крик Ерсана: «Держись!». Обвязка не помогла. Он как раз хотел закрепить ее после перехода «карниза».

И все. Краткий полет в воздухе, тяжелый удар, темнота в глазах.

Очнулся Равиль уже здесь, на небольшой выемке в отвесной горе, со сломанной ногой и пересохшим горлом.

Сверху увидеть его было невозможно, товарищи наверняка посчитали, что он улетел в пропасть. Равиль кричал какое-то время, но понял, что это бесполезно. Снова потерял сознание.

Очнулся ночью, от дикого холода. В ноге пульсировала боль, через толщу комбинезона чувствовался открытый перелом. Равиль слабо удивился тому, что еще жив. Стараясь не слишком тревожить сломанную ногу, перевернулся на спину.

Звезды ярко сияли в темном небе. Ветерок, посвистывая, скользил по горам. Вокруг неполной луны светился еле заметный круг. Это значило, что завтра будет солнечно и безоблачно. И еще — что расселину растопят лучи, и он обязательно сорвется.

— Мама, прости, — прошептал парень. — Ты меня больше не увидишь. Так получилось, мам…

Хотел попросить прощения у отца и не смог.

Отец не простил бы его.

Вот такого, беспомощного и распростертого в выемке скалы. Не способного сделать хотя бы попытку спасения.

— Ты знаешь, почему я осуждаю самоубийц? — спросил однажды отец, когда они обсуждали какой-то фильм, возвращаясь из дальней поездки на машине. — Потому что они доказали, что являются слабыми людьми. Не способными оставить после себя потомство. Когда они встречаются с трудностями и проблемами, вместо того, чтобы принять вызов и драться, они предпочитают навсегда уйти с ринга. Нет, я ничего не имею против них. Это их выбор, в конце концов. Но отказаться от борьбы, сдаться, подняв руки — вот чего я никогда не пойму и не приемлю. По мне, уж лучше подохнуть, пытаясь хоть как-то изменить ситуацию к лучшему, чем сложить руки и покорно пойти ко дну.

Равилю показалось, что отец сидит рядом с ним около края расселины в скале и смотрит в темноту, качая головой. Как бы говоря:

— Уж от кого, а от тебя я такого не ожидал, Рава!

Парень даже повернулся к отцу. Хотел оправдаться.

А потом заметил в лунном свете, что вдоль расселины к вершине скалы ведет узенькая, еле приметная тропка. Раньше он вообще не смотрел в ту сторону.

Равиль перевернулся на живот, застонав от боли. Медленно пополз к тропке, подтягиваясь по снегу руками и здоровой ногой.

К утру он вскарабкался к краю «карниза». Совершенно измотанный, с обмороженными руками. На раскаленном лбу можно жарить яичницу.

Щурясь на солнце, Равиль лежал на спине и совал снег в рот, стараясь утолить жажду.

Полежав полчаса в лихорадочной полудреме, он заставил себя ползти дальше. Без разницы, куда. Лишь бы двигаться, а не подыхать на месте.

Остановился от сухого, раздирающего грудь кашля. Потом огляделся по сторонам, немного придя в себя.

Оказывается, он на автомате пополз в сторону непокоренной вершины. До нее оставалось совсем немного.

Может, это к лучшему? Неизвестно, удастся ли преодолеть путь до базового лагеря у подножия горы? А так, покорив вершину, хоть помирать будет не обидно.

— Как ты считаешь, папа? — хрипло спросил Равиль — Сбегаю наверх, не возражаешь?

Отец не издавал ни звука.

Ну хорошо, молчание — знак согласия.

Приподнявшись на полусогнутых руках, таща за собой сломанную ногу, парень пополз к гордому пику горы.

Это было самое тяжелое восхождение в его короткой жизни. Дважды он терял сознание и падал лицом в снег. Придя в себя после второго обморока, Равиль долго оставался на месте и не двигался.

Лица родителей яркими образами плавали вокруг него.

— Сейчас, сейчас… — прошептал парень. — Я только чуть-чуть полежу…

Упершись дрожащими руками в поверхность горы, он поднялся и пополз дальше. Дорога к вершине казалась скрытой в густом тумане, хотя вокруг ярко светило солнце.

Добравшись наконец до пика, он привалился к нагромождению камней. На вершине было ветрено и холодно. Пошевелив опухшим языком, Равиль огляделся и с тусклым недоумением отметил, что уже настал вечер.

Дорога, на которую раньше он потратил бы максимум час, заняла у него целый день.

Интересно, переживет ли он следующую ночь?

Полежал еще чуть-чуть.

Ветер тянул протяжную песню, скользя среди камней.

Солнце давно скрылось за горами.

Снова крупными хлопьями пошел снег. Равиль высовывал непомерно распухший язык, ловил снежинки. Как в детстве, когда мама везла на санках в детский садик. Помнится, тогда постоянно ругали за эту невинную забаву. Поэтому он старался высунуть язык, когда мама поворачивалась спиной, таща санки.

Сейчас ругать было некому.

Ну что же, надо немного поспать, а потом начать спуск к базовому лагерю. Хорошая попытка, хоть и безнадежная. Отец бы одобрил. Вот только проснется ли он, если заснет?

Чтобы не задремать, Равиль стиснул сломанную ногу. Боль пронзила тело.

Парень собрался начать самоубийственный спуск, когда рядом сухо щелкнула рация.

— Вертолет на подходе, — голосом Ерсана.

Сначала Равиль подумал, что ему показалось. Как разговор с отцом.

Но через несколько секунд снова послышалось:

— Повторяю, вертолет на подходе. Как слышите?

Рванув на звук, парень нашел рацию, одиноко лежавшую среди камней. Помнится, Мурат жаловался, что потерял рацию во время восхождения. Неужели та самая?

Поднеся рацию к лицу и щелкнув кнопкой, Равиль сказал:

— Для меня местечко найдется?

Спустя мгновение рация изумленно отозвалась:

— Кто это?

Улыбаясь потрескавшимися губами, парень прошептал:

— Это Равиль. Я на вершине.

И облегченно провалился в спасительный сон, успев услышать, как Ерсан кричит:

— Держись, Рава, мы скоро будем!

______________________

В оформлении обложки использована фотография с https://pixabay.com/ по лицензии CC0