Снежная (СИ)

© Тихонов С.Н. – Снежная, 2015

Рассказ

Снежная

Иногда незнакомый человек дарит второй шанс, даже если сам его не получил. Сказка (для взрослых).

* * *

Кто-то растирает мои ладони, затем щёки. С меня стягивают промокшие куртку и ботинки, а затем укрывают чем-то тёплым и колючим.

Открываю глаза. Кристаллики льда тают на ресницах, туманят окружающий мир, будто я смотрю сквозь замёрзшее окно старого автобуса.

— Выпей, — просит она.

Терпкий огонь спускается по горлу. Чай?!

Её пальцы, скрытые тончайшей перчаткой из прохладного шелка, аккуратно промокают мои глаза бумажной салфеткой.

Становится тепло. Я морщусь и принимаю вертикальное положение. Оказывается, я лежал на сдвинутых стульях. Таких простеньких, что ставят в учреждениях социальной защиты, в поликлиниках и библиотеках.

Пальцы и щёки горят, но, похоже, обморожение уже не грозит. Туман в голове рассеивается.

Чёрт, где это я?! Ряды шкафов, забитые детскими книжками, опоясывают просторную комнату. Яркий, но не слепящий свет заливает всё вокруг. В дальнем углу несколько столов сдвинуты друг к другу и завалены акварельными рисунками, карандашами и баночками с краской. Сквозь дымчатое стекло дверей виднеется плакат с весёлым зайцем, который спешит куда-то с книжками под мышкой. Рядом старомодная картотека. Ха, да я в детской библиотеке! Словно вернулся лет на пятнадцать в прошлое...

Смотрю на экран смартфона и успокаиваюсь. Настоящее, будь оно неладно.

Впрочем — сам виноват, никогда не напивался вдрызг, а тут сорвался. Хотя была причина... Взгляд скользит по зимней одежде, которая свалена горкой на одном из стульев, но посмотреть на мою спасительницу пока не решаюсь. Боже, как же стыдно. Здоровый мужик вынудил незнакомую женщину выкапывать себя из сугроба и тащить в тепло.

Она стоит рядом: молодая, лет двадцати семи; не высокая, в старомодном закрытом платье из пятидесятых, которое, впрочем, удачно подчёркивает изящную фигуру. Выреза нет, хотя мне не трудно угадать по намёкам в складках ткани... В "Плейбой" её точно не возьмут. Но, на мой взгляд, всё как надо.

Одного не пойму — зачем ей перчатки?! Тонкие и длинные, уходят под рукав. Материал похож на шёлк и облегает ладони как лёд воду.

И как такая хрупкая женщина втащила в библиотеку мои девяносто килограмм?!

Девушка отводит прядку с высокого лба и отвечает настороженной улыбкой.

— Привет, — давлю слова как через тёрку и замолкаю, поражённый непривычной хрипотой. Дожил... Сглатываю и заканчиваю обычным голосом: — Меня Андреем зовут. Спасибо...

— Пожалуйста, — отвечает она. — А я Анна.

У неё черные волосы до плеч и удлинённое, хорошо очерченное лицо с примесью восточной крови. Интересно, почему дети от смешанных браков так красивы?!

— Извини, что тебе пришлось... — я обвожу ладонью круг в воздухе, — пришлось сделать для меня всё это.

Она кивает и пожимает плечами, словно говорит: "Ну а что оставалось-то?"

Я гляжу в окно. Тьма, лишь цепочки фонарей разбегаются по аллеям парка. Ещё и метель усиливается.

— Анна, вы можете подождать полчаса? Я вызову такси и уеду.

— Хорошо, всё равно работать надо, — она садится за конторку библиотекаря и добавляет: — Я милицию жду, они списки избирателей скоро привезут.

Ну да. Наверняка про милицию она ввернула на всякий случай. Кто меня знает, впрочем — без обид. Я приглаживаю взлохмаченные волосы и одёргиваю одежду. Надеюсь, от меня не слишком разит перегаром.

Заказываю через интернет такси, вбиваю продиктованный адрес. Незнакомый район, однако. И как я сюда забрёл? Хотя...

* * *

Утро началось как обычно. Будильник на шесть тридцать, душ, кофе и непреходящий нервяк: вот уже два месяца наш филиал стоит на ушах. Кризис. Страна затягивает пояса или о чем там ещё вещают луноликие из телевизора.

На той неделе уволили пятерых, вчера сократили бюро пиарщиков, сегодня что-то решат и с нами. Хотя осталось в отделе всего ничего: два финансовых менеджера — я и Фёдор Шлангин, плюс начальница — София Петровна Верминова.

Машину я продал весной — ещё до кризиса внёс первый платёж по ипотеке, так что до работы добирался по старинке: две пересадки и полчаса пешком. Ничего, зато квартира. Пусть и крохотная, но своя. Одиноко в ней, но не всё же коту сметана. Эх, а как мы раньше с Женьком зажигали на съёмной хате: вечеринки, девушки... После того как с Леной сошёлся даже зашифровал на диске раздел с "теми" фотками.

Жаль только любовь её закончилась одновременно с началом очередного кризиса в стране, когда стало ясно, что перспективный менеджер по финансам в ближайшие три года не станет директором по финансам, а о премиях в нашем филиале рекомендуется забыть. Ну и ладно, с другой стороны — хуже было бы успей я жениться на такой...

Предчувствия не обманули. В рабочем кабинете никого, а стоило бросить портфель на стул — звонок: "Зайдите, пожалуйста, ко мне". Ладно... Когда в дверях кабинета начальницы я столкнулся с Фёдором, сиявшим как отполированное зеркало, всё стало ясно. Федька-змей своё место сохранил. Нет, если по справедливости, специалист он не плохой, но вот как человек — льстец и подхалим: "София Петровна то... София Петровна сё...".

Тьфу.

София Петровна — тоже мне! В двадцать три года — директор по финансированию новых бизнес-проектов. В народе про таких скажут: "Насосала".

Правильно говорят. Полтора года назад пришла к нам девочкой на практику, только больше тёрлась с моим старым боссом — Романом Абрамычем, а не сидела за расчётами и аналитикой. Отчёты за неё мы с Фёдором писали.

Роман Абрамыч — скала, я у него многому научился, но редкого мужика "за пятьдесят" не потянет на крутобёдрую студентку с четвертым "размером". Скала не устояла. Взял выпускницу персональным ассистентом. А когда старого директора филиала выгнали за откаты — Роман Абрамыч стал Генеральным, вот только на своё прежнее место поставил не меня или Фёдора, а Софию Петровну, чтоб её! Вся работа, конечно, легла на подчинённых.

Стоп. Меньше яда. Как говорил учитель ОБЖ: "Надеть профессиональное выражение лица и приступить к победе". Я закрыл дверь и сел в кресло у бокового столика, за которым, как две заговорщицы, притаились начальница и директриса по кадрам.

— Андрей, — начала София Петровна, — в стране тяжёлое положение... — далее пошли цитаты из вчерашнего "Коммерсанта". — Кризис обещает быть затяжным... — ого, не иначе как насмотрелась лысого по "РБК" (это прогресс!). — Центр прислал распоряжение сократить численность нашего отдела до конца следующей недели. И поэтому, Андрей, мы вынуждены выбирать. Мне очень жаль, но мы решили сохранить вакансию Фёдора...

Далее последовали стандартные уверения, что такой высококлассный специалист как я обязательно найдёт новую, ещё более перспективную работу.

Чёрт. Конечно, она выбрала Фёдора. Он не лучше меня. Вот только молоденькой девчонке льстит, когда мужик под тридцать с придыханием называет её по имени-отчеству так, словно она Мейнард Кейнс во плоти.

— София Петровна, — пробую я, — а как же мой план финансовой реструктуризации деятельности филиала, представленный вам два дня назад? Думаю, мы можем не только провести компанию сквозь кризис, но и нарастить клиентскую базу за счёт предприятий, которые отказались от услуг конкурентов. Уверен, для этого вам пригодятся и мои знания!

Забавно, похоже, я ввёл её в ступор.

— Андрей, — пробормотала она, подбирая слова, — я э-э-э читала ваши предложения, но не уверена, что компания э-э-э может их реализовать. Мы должны сократить усилия, максимально экономить, сосредоточиться э-э-э только на базовых видах деятельности. Кризис э-э-э — не время для активных действий.

Ясно. Предложить в Центр мой план — значит взять на себя ответственность. А таким как моя начальница и Генеральный, прикрывающий любовницу, это с дубу не рухнуло. Пересидят, перетерпят. Им то что, деньги идут, а проявишь инициативу — могут и о результатах спросить.

— Тогда, — откидываюсь на спинку кресла, — перечисляйте три оклада и мы расходимся.

— Андрей, — включилась директриса по кадрам, — мы рассчитываем на увольнение по собственному желанию. Ваши бывшие коллеги согласились с доводами высшего руководства. В компании кризис, денег просто нет...

— Они согласились, а я нет.

— Андрей, вы же понимаете, что мы найдём способ уволить вас "по статье".

— Если надо — придумаем, — брякнула София Петровна.

— Ну что вы, что вы, — засуетилась кадровичка. — Но Андрей, подобное упрямство негативно скажется на рекомендациях, за которыми обратятся ваши будущие наниматели, — её ботоксная улыбка напоминала оскал Джокера. — К тому же в чем-то София Петровна права. У нас есть сведения, что вы не соблюдаете правила трудового распорядка с абсолютной точностью.

Гады! Как она выделила: "с АБСОЛЮТНОЙ точностью". Интересно, о чем им Фёдор настучал?! Все равно не сдамся. Я сглотнул и придал голосу твёрдости:

— Я настаиваю на трёх окладах. "По собственному" писать не стану.

— Вы свободны, Андрей, — отчеканила начальница.

Остаток дня прошёл без скандалов.

Наверное, сидят и думают, пауки. Ладно, сегодня пятница. Раньше понедельника они действовать не начнут.

Где-то внутри кольнула мысль, что драться с ними глупо: всё равно выставят за ворота не за то, так за это. Может и правда: не тратить время и нервы, а собрать вещи и нажать "Перезагрузка"?

Нет! Черт! Аж злость берет!!!

А ведь придётся уходить.

Унижаться, бегать по секундомеру и ежедневно писать объяснительные записки не стану. Я им не баба! Приходил работать на результат, а не отсиживать график. Может шуткануть напоследок? Как в последних новостях...

Так... наверняка айтишникам уже стукнули следить за мной в четыре глаза. Набрал в строке поиска: "Сделать бомбу своими руками", а в следующей вкладке: "Купить "гладкоствол" быстро и без лицензии". Пощёлкал по ссылкам. Сделал мрачное лицо.

Через пять минут раздался звонок, и Фёдор пулей вылетел из кабинета. Давно я так не смеялся! Правда затем накатила настоящая тоска. Вспомнилась и ипотека, и Ленка-предательница, и отец, предупреждавший, что нечего горбатиться на "дядю". Да, теперь будет годами пилить: "А вот я же говорил... Не захотел со мной работать... Всё доказать кому-то норовишь... Тебе уже под тридцать, а ни работы, ни семьи, ни детей... Жизнь профукал...". Проклятье. И не возразишь...

Как же тошно.

Уже вечером, когда все разошлись, я открыл шкаф и отодвинул папки с отчётами за прошлый год. За ними, у самой стенки, затаилась плоская бутылка коньяка. Остатки роскоши с последней выставки. Отвинтил крышку. Хотя... стоп. Не на работе! От меня этого и ждут. Возьму лучше с собой. Я накинул куртку и пошёл домой.

От проходной до остановки шагать и шагать, так что к погрузке в автобус бутылка опустела на треть. Что было в салоне не помню, но очнулся где-то на окраине.

Черт! Наверняка вытолкали наружу за антисоциальное поведение: кричал, ругался, доказывал... Как-то так.

Наверное, правильно сделали, будь я трезв — сам бы такого пассажира высадил. Впрочем, могли бы пожалеть: на улице минус двадцать, а я пьян и не знаю... Что я не знаю? Где я оказался?! Точно. И куда идти?!

Так, спокойно. Думай. В автобус тебя в таком виде никто не впустит. Факт. Значит надо походить, развеяться. Рядом незнакомый парк, расчищенные дорожки так и манят... И огоньки горят. Решено: моцион десять минут и еду домой!

Тихо, пустынно. Лишь далеко впереди виднеются люди, которые спешат по своим делам. Начинается лёгкий снежок. Он так забавно вьётся в рыжих коронах фонарей... Мороз забирается под полы куртки, кусает сквозь перчатки и тонкие подошвы модных ботинок. Похоже, я трезвею. Вот только передохну на лавочке пару минут и назад...

— Что было дальше вы, наверное, помните лучше, чем я, — поднимаю взгляд и пытаюсь улыбнуться: — Как вы разглядели меня в такую пургу?

Анна подходит к окну и смотрит в ночь. Странная женщина. В этом старомодном платье и тонких перчатках она походит скорее на учительницу французского из благородного дома девятнадцатого века, чем на привычных девушек. Не понимаю, зачем прятать хорошую фигуру под слоями ткани? Чистая светлая кожа, а мне видны одни лицо и шея.

— Аллеи в парке хорошо освещены, — Анна опирается ладонями на подоконник и подаётся вперёд. Кажется, что метель за стеклом манит её, завораживает вихрями пушистых снежинок и не даёт отвести глаз: — В такую погоду я присматриваю за той лавочкой. Вот и сегодня, когда выглянула в окно, заметила на ней сугроб куда выше, чем на её соседках.

— С меня вечер в кофейне, — приглашаю я. — Надеюсь, моя спасительница оставит номер телефона?

— О, нет. Я не имела в виду ничего такого, — Анна оборачивается и садится на краешек подоконника. — Не надо, я уверена, что вы сделали бы то же самое для другого человека.

Вот значит как? Не сказал бы, что она увлекла меня, но отказы я так просто не принимаю. Её длинные пальцы стянуты тканью перчаток и кольца под ними не видно. Проверяю смарт — такси приедет минут через десять. Чёрт, мало времени. Надо как-то разговорить Анну, раскрыть, словно шкатулку с секретом.

Перебираю в памяти её слова и фразы, ищу, за что бы зацепиться:

— А что особенного в той лавочке? Ну, вы ещё сказали, что присматриваете за ней.

Ага, попадание. Она сбита с толку, не ожидала вопроса. Похоже, сболтнула лишнего и теперь жалеет.

— Да так, просто...

— И все же? — не отступаю я.

— Ерунда, кое-что с ней связано, — Анна смущается и смотрит в пол.

Второе попадание! Девушка на крючке и я мысленно потираю руки. Она принимает игру, хотя и не понимает этого. Мне от неё ничего не нужно, но если решил пригласить, то так и будет!

— Вы несправедливы, — я осторожно веду рыбку.

— Почему?!

— Я вам столько о себе рассказал, открылся, а вы не хотите ответить честностью на честность!

Её лицо наполняют отсветы внутренней борьбы. Да, такой приём как взывание к чувству справедливого обмена срабатывает только с хорошими людьми. Похоже, Анна из их числа.

— Не знаю, мы почти не знакомы...

Я просто смотрю на неё. Без давления. Молча. Наконец она сдаётся:

— Помните, в начале зимы стояли жуткие морозы?

Я киваю.

Теперь главное — слушать.

— Я гуляла по парку. Нет, я бежала и... Мне было очень плохо. Очень, — повторила она ломающимся голосом и так сжала подоконник, что я испугался: не перегнул ли палку своими расспросами? Анна перевела дыхание и продолжила: — Глубокая ночь, а я несусь, не разбирая дороги. И рядом никого кто бы остановил. Я упала на лавочку и долго плакала, не замечая ни холода, ни снега. Разыгралась настоящая пурга, но мне было все равно. Наверное, я уснула. Метель укрыла меня и забрала с собой.

Она смотрит искоса, словно опасается: не станут ли над ней смеяться?

— Поэтому когда я заметила на том же месте слишком большой сугроб, то не могла не проверить, — она робко улыбается. — А там и вправду оказался кто-то живой.

На улице сигналят.

— Это за вами, — она спрыгивает с подоконника и торопится к выходу. — Идёмте, я открою дверь. А мне ещё работать...

Мы проходим библиотеку, просторный холл, из которого наверх ведёт широкая лестница, и прощаемся у двери. Таксист ждёт, но я всё равно задерживаюсь и обшариваю стену взглядом: "Избирательный участок 13/26...", плакат: "Приглашаем на внеочередные довыборы депутатов 22 февраля..."

Хм, а я думал, что у нас по осени голосуют. Опять отстал от жизни.

Да где же это? Ага, нашёл! "Детская библиотека... Часы работы...". Отлично! В субботу и воскресенье они открыты!

* * *

На следующее утро, ближе к полудню, я спрыгиваю с подножки автобуса и спешу по знакомой дорожке.

Чудесная погода, даром вчера мело как на Северном полюсе. Солнце, снег по колено, но видно, что центральную аллею утром почистил трактор и теперь по ней гуляет вся округа. Не протолкнуться. На прогалинах меж деревьев подрастают снеговики, а малышня катается с импровизированных горок из снежных отвалов. На окраине парка водят хоровод вокруг костра из веток, так и не убранных после летней опиловки.

Одинокой громадой высится дворец культуры советских времён. Наверняка его залы помнят награждения стахановцев и отчётные концерты Первомая. Хм, сегодня тоже оживлённо. Странно.

Подхожу ближе и вижу причину столпотворения. Вчера не заметил, но над входом висит приглашение из разноцветных букв: "Добро пожаловать на День сказки". Дела...

Ладно бы пришла пара семей, но сюда, похоже, и начальные классы притащили. А я рассчитывал пообщаться наедине. Мой план отличался простотой и изяществом: убедиться, что Она здесь, сбегать за цветами, пригласить на свидание. Хорошо, придётся импровизировать!

Пробираюсь внутрь, стараюсь остаться незамеченным. Вокруг дурдом и "В гостях у сказки". Стайки ребятишек носятся меж тематических островков: в библиотеке открылся филиал "тридевятого царства", в холле вырос Киев-град, на площадке меж этажей — полянка Бабы-Яги... Декорации простенькие: картон, цветная бумага, ленты, самодельные костюмы ведущих, но малышне нравится. Отгадывают загадки, что-то рисуют, участвуют в конкурсах, получая жетончики... Визг, споры, смех...

Высматриваю Анну. Она наверняка среди ведущих, но разве угадаешь под этим гримом...

— Добрый день, — слышу за спиной.

Оборачиваюсь.

Черт, попался! Она стоит в нескольких шагах от меня, опирается на крепостную стену. Новое кремовое платье ниже колен, такое же старомодное, как и прошлой ночью — лёгкий прямой силуэт, но так подчёркивает талию и изящные плечи! Опять странные перчатки, прикрытые рукавами... Ладно, признаю, к образу они подходят. Сложная причёска и слегка настороженный взгляд. Господи, зачем я утром варил двойной кофе?! У меня сейчас сердце пробьёт рёбра, и детский праздник превратится в...

— Никуда не уходите! — прошу её скороговоркой и убегаю.

Через пятнадцать минут с букетом в руках снова ныряю в детсадовский беспредел.

Анна вместе с Бабой Ягой и Бармалеем что-то рассказывает детишкам лет шести, которые стоят вокруг с распахнутыми как солнце глазками. Я не вмешиваюсь и жду.

Она улыбается, чуть прикусив нижнюю губу, но не подходит, только поглядывает вновь и вновь до тех пор, пока очередная группка сорванцов не убегает на следующий конкурс.

— Спасибо, — Анна улыбается и принимает цветы. На мгновение её лицо утопает в букете. — Они прекрасны!

Девушка берет меня за руку, и я чувствую атласную гладкость перчатки. Будто невзначай тянусь поцеловать в щёчку, но Анна тут же отстраняется. Я замечаю в глубине её глаз проблески страха и облегчения, словно девушка успела предотвратить что-то непоправимое.

Ладно, не спешим, так не спешим.

Она ставит цветы в вазу и тянет за собой. Оказывается, под лестницей простаивает логово великана. Хо-ро-шо-о-о...

Надеваю бумажную маску, плащ из каракулевой шубы и прячусь за ширмой, разрисованной под скалу. Моя задача — выскакивать из логова и "съедать" детишек, которые не справятся с загадками сфинкса.

Однако ребятня пошла не промах. Я-то думал, что никто и не помнит старые сказки, одни "лунтики" да "злые птички" на уме, но с такой малышней великан от голода помрёт. Всего-то и "съел" троих за день. Зато визг стоял — убегали аж на второй этаж. Не знаю кому веселее: им или мне?

* * *

— Я смотрю, вы любите детей, — то ли спрашивает, то ли утверждает Анна.

Мы сидим в небольшой кофейне, что притаилась в подвале старой гостиницы, чудом уцелевшей со времён "серебряного века".

— Не знаю, своих пока нет, — отвечаю ей невинным взглядом и прошу: — Может, перейдём на "ты"?

Она кивает и молчит. Чего стесняется? Не понимаю. Сидит напротив, точит ложечкой шарик мороженого и смотрит, чуть склонив голову на плечо. Такой милый взгляд. Черт, да она флиртует! Но почему мне кажется, что под маской очаровательной женщины идёт мучительная борьба между желанием понравиться и боязнью переступить некую черту?!

— А ты любишь детей? — развиваю тему, пусть и не в ту сторону, куда рассчитывал. Эх, не Казанова я, ещё учиться и учиться.

— Конечно, — кивает она и оживляется. — Очень!

— Потому и работаешь в детской библиотеке?

— Н-нет, я там всего пару месяцев.

— А раньше, чем занималась? — мне надоедает вытягивать из неё ответы; обычно девушки любят потрещать о себе перед благодарным слушателем, но Анна — это что-то с чем-то!

— Копирайтер в агентстве. Почти два года. Знаешь: рекламные тексты, SEO, изредка общение с клиентами. В общем, что поручат то и делай! — она загорается, словно вспоминает нечто приятное, но тут же грустнеет: — Жаль только, что пришлось уйти.

— Ясно, экономический кризис — такая штука. Не расстраивайся.

— Дело не в этом. Просто не смогла работать вместе с одним человеком.

— Начальник приставал?

— Нет, я не хочу об этом вспоминать, — она сжимается, точно защищается от кого-то: — Что было, то было. Посидела немного дома, а потом тётя предложила устроиться директором библиотеки, сказала: "Кончай депрессовать, иди на общество поработай!"

— Ого, вот это карьерный рост! Сразу директором?!

Я наконец-то вижу улыбку Ани, хочется удержать её подольше.

— Что ты, — она смеётся, — одно название! Директор над самим собой. Консультанты в парфюмерных магазинах больше зарабатывают. Меня взяли лишь потому, что другие в такие места не идут.

— Как не идут, а те ведущие с праздника?

— Они не из библиотеки. У нас на втором этаже "Центр развития ребёнка", помимо бюджета их наш депутат спонсирует. Но знаешь, мне работа нравится. Именно то, что сейчас нужно. Большую часть дня тихо, спокойно, никто не трогает...

— Всё равно удивительно. Такая красавица и в библиотеке.

— Не выдумывай, Андрей. Скажешь тоже.

Я вижу, как она краснеет и опускает взгляд.

— Это не я сказал. Дети спорили: какую из диснеевских принцесс ты изображала на празднике.

— Да ладно?!

— Зачем мне врать? Пока великан сидел в пещере под лестницей, он много чего слышал.

— Хватит, ты меня смущаешь! — на мгновение наши ладони встречаются над белой скатертью. Жаль, но я чувствую лишь прикосновение шелка.

— Может, выйдешь из образа? — пытаюсь удержать её руку, но она ускользает, как атласная лента.

— Я не могу...

— О, я не знал что всё так серьёзно, — пытаюсь шутить, но наталкиваюсь на сердитый взгляд: — Или ты не хочешь меня испугать?

— Не знаю, что ты вообразил, но вот, — она сдёрнула перчатки, и я увидел тонкие ладошки, светлые, как мрамор античных статуй: — Убедился?!

Я ещё раз стараюсь перехватить их, но она быстрее.

— Ладно, — отступаю и поднимаю руки, — пока будем считать это твоей фишкой.

Она кивает, словно рыцарь на турнире, который принимает капитуляцию соперника.

— Или фетишем, — добавляю я глубокомысленно.

Она смеётся и кидает в меня комканой салфеткой. Класс! Наконец-то мы на одной волне! Заказываю кофе, и следующий час мы болтаем обо всем на свете.

— Может в клуб? — я привлекаю Аню к себе, ощущая пальцами мягкую шерсть длинного пальто. — Хочу танцевать с тобой.

Она очаровательна в теплом свете фонарей и звёздочках кружащего снега. Ладонь спускается по изгибу спины, но Аня ускользает из объятий:

— Можно, но... потом. Сегодня итак был замечательный день.

— О-о, хорошо, я поймаю такси.

— Нет, Андрей, — она смеётся и шутливо грозит пальчиком, — Проводи меня до остановки.

Мы выбираемся из переулков "старого центра" и выходим на проспект. Всё уже сказано, и остаётся лишь идти, держась за руки. Наконец она спрашивает:

— Андрей, ты же понимаешь, что между нами возможна лишь дружба?

Ха, а вот это уж мне решать! Но отвечаю как примерный мальчик:

— Да, пока не почувствую, что ты хочешь большего.

Думаю, она уловила двусмысленность в моих словах, но настаивать не стала.

На остановке полно народа, так что мы останавливаемся чуть дальше, под деревьями. Я разворачиваю её к себе лицом:

— Когда мы увидимся в следующий раз?

— Завтра. Загляни утром ко мне на работу и прихвати паспорт.

— Ого!

— Не бойся, жениться не придётся! — хитрый взгляд обещает неожиданный поворот. — Есть идея, но сначала я кое-что проверю и кое с кем поговорю.

— Сколько тайн вокруг тебя, — я наклоняюсь к Ане. Мало ли что она там говорила, но без поцелуя не уйдёт!

Нечто неземное проносится в глубине её глаз. Я слышу шорох и задираю голову. Лавина снега, сошедшая с ветвей, превращает меня в чёртового снеговика! Да чтоб тебя!

Я выплёвываю белую кашицу, протираю глаза, а в это время что-то тает под шарфом и проваливается за воротник.

Люди на остановке хохочут, а Аня машет за окном маршрутки.

Вот... гадство!

* * *

Это, конечно, весело, но я здоровый мужик, а не монах.

Ворочаюсь в постели: то проваливаюсь в сон, то просыпаюсь и не могу выкинуть её из головы. Чёрт! Легко быть галантным с девушкой, которая приветлива к тебе, но то на людях. А наедине сам себя не обманешь.

Проклятье, что с ней не так?! Ладно, первое свидание. Я не ждал, что Аня залезет ко мне под одеяло, пусть и не отказался бы. Но почему она избегает прикосновений, объятий, да тех же поцелуев?! Дьявол её побери, мы взрослые люди, в этом нет ничего такого! За целый день я даже не смог прикоснуться к её коже...

Гнев накатывает и опаляет. Если она думает, что я грёбаный трубадур, так дудки — целибат не по мне. Подумаешь! Да, миленькая, но и получше видал.

Вскакиваю и перебираю в смарте контакты старых подружек из тех, что ещё свободны и не откажутся от встречи. Чёрт! Бросаю телефон и подхожу к окну. Все они — нормальные девчонки, в том и проблема. Придётся возобновлять отношения, а вот именно "отношений" с ними уже не хочется. Влюбляюсь что ли?

Гляжу на часы. Да, уже не засну. Иду в ванную комнату и смотрюсь в зеркало. Может со мной что-то не так? Не качок, не спортсмен, но рост есть, волосы есть, а живот пока не отвис до колен. Я просто мечта всех женщин! Войди Аня сейчас, она бы ух-х-х!

Стоп, что это я? Не фантазировать надо, а найти подходящую девчонку, раз уж этой не люб.

Набираю ведро холодной воды. Делаю несколько глубоких вдохов и словно попадаю в ледяной поток. Сердце захолонуло, но потом становится хорошо, а мысли приобретают стройность и нужное направление. Теперь я знаю что делать и вертеть собой не позволю!

После душа варю пельмени, кофе. Делаю бутерброды. Всего от души, чтобы сил хватило до завтра. Ещё слишком рано по меркам выходного дня, так что скидываю Женьке сообщение: "Как дела, что на вечер намечается?" Проснётся — ответит.

Ох мы и куролесили когда-то. Дружили с детства, единственные со всего села пробились в Университет: я на "экономический", а он выбрал "фармацевтику", да так и остался по научной части. К неполным тридцати годам стал зваться "уважаемый Евгений Петрович" и без труда вырастил вокруг себя знатный цветник: от абитуриенток до аспиранток. После того как я впрягся в ипотеку и съехался с Леной пришлось остепениться, но — время разговляться!

Чем бы заняться до вечера? Пощёлкал каналы телевизора, поговорил с мамой через "скайп", благо в наш посёлок дотянули оптоволокно. Повалялся с книжкой на диване.

Все не то. Аня, Аня... Перед глазами стоят её улыбка и полуопущенные ресницы, а руки помнят изгиб спины под изящным платьем. И ещё аромат духов, когда я почти сорвал поцелуй... Такой пьянящий запах морозного утра в сосновом лесу. Надо же было вьюге стряхнуть на меня снег в этот момент!

Чёрт, да что со мной?! Обещал заглянуть к симпатичной и умной женщине, а сам валяюсь на кровати и не знаю чем заняться! Натягиваю одежду и бегу на улицу. Надеюсь, ещё не поздно.

* * *

У входа в библиотеку стоит тентованый грузовичок с двуглавым орлом и надписью: "Избирательная комиссия". Аня заглядывает в кузов, о чем-то говорит с водителем и беспомощно оглядывается по сторонам. Замечает меня и машет с облегчением:

— Привет, Андрей! Я боялась, что ты не придёшь.

— Привет! Вижу, предстоит новая работа? Вчера великан, — заглядываю в кузов, — а сегодня грузчик?

Она склоняет голову, будто от смущения, но я-то замечаю плутоватые искорки в её глазах.

— Ага. Понимаешь, у нас выборы через месяц. Участок для голосования откроют в библиотеке, вот и учусь на ходу. Привезли инвентарь, а у меня в комиссии одни пожилые женщины и тех недобор.

Подавляю вздох. Валялся бы дома, смотрел бы фильмы...

Стулья и избирательные кабинки — ерунда, быстро выгружаю, складываю в подсобке, а вот с парой "сканеров" для обработки бюллетеней приходится непросто. Аня называет их "электронными урнами", но по весу они тянут на свинцовые могильники для ядерных отходов.

Пока таскаю инвентарь, замечаю на конторке приоткрытую сумочку. В глубине виднеется бумажник. Рядом никого, так что я безнаказанно проверяю отделение для фотографий. Сама виновата, довела!

Хм, всего одна карточка: Аня на каком-то пляже, в соблазнительном купальнике, а за её ногой прячется девочка: года три-четыре, знакомые черты лица...

Вот оно как.

Чуть вытягиваю снимок и замечаю срез: кто-то держит Аню за правую руку, но ножницы оставили от незнакомца лишь несколько пальцев. Слышу шаги в холле, споро маскирую следы преступления и хватаю коробку. Последняя, наконец-то!

Аня поит нас чаем. Жаль, что на ней привычная "защита". Перчатки и платье, конечно, новые и идут ей как розе лепестки. Нет, она определённо ретро-фетишист.

Я замечаю, что шофёр косо на меня поглядывает. Ха, да он тоже к ней неровно дышит. Ничего тебе не светит, парень!

Водитель уходит к машине, а я жду в холле дворца культуры, пока Аня закрывает библиотеку.

Она подходит и берет меня под руку. Ого, у нас прогресс! Наклоняюсь, почти ловлю губами мочку уха, но в последний момент она подставляет ладошку в колючей варежке и задерживает на моей щеке, а потом вгоняет в ступор неожиданным вопросом:

— Андрей, ты паспорт взял?

— Что? — у меня в голове лишь одна мысль: завести ей руки за спину, так чтобы уж точно не вырвалась, и зацеловать до смерти.

— Я же вчера просила!

— Да взял, взял.

— Идём, — она спешит к выходу. — Я знаю, как решить твою проблему с увольнением.

По пути в Управу ей удаётся меня удивить. Хм, может и сработать. На время, но для мести хватит.

Мы ходим по кабинетам, я заполняю анкеты, беседую с руководством, участвую в фиктивном "собрании граждан", а через час выхожу на улицу с нужными бумагами и удостоверением.

А она не так проста. Теперь я не сомневаюсь, что Аня когда-то работала в серьёзном бизнесе. Есть и ум, и напор, и способность убеждать людей.

— Погуляем? — предлагаю я, но она качает головой.

— Не могу, я же председатель участковой избирательной комиссии. У меня сейчас совещание, а потом обучение.

— Я подожду. А вечером пойдём в кино или... хочешь на каток?!

— Не могу, Андрей, извини.

— У тебя кто-то есть?

— Нет конечно! Просто... нельзя. И вообще, ты обещал, что мы только друзья.

Ничего я не обещал. Это ты сказала, а я промолчал.

— Друзья так друзья, — буркнул я и, не оборачиваясь, пошёл к остановке, пиная смёрзшиеся комья грязного снега.

В автобусе свободно, так что я плюхаюсь на дальнее сиденье и занимаю его целиком. Обойдусь без попутчиков.

В кармане тренькает смартфон — ого, три пропущенных сообщения от Женьки. У него без изменений и, как всегда, воскресным вечером он затевает вечеринку. Я ещё успею заскочить домой, проглотить две таблетки аспирина и переодеться.

Забавная штука — новомодные "энергетики". Приходишь к другу уставшим, портишь гостям веселье кислым видом, но постепенно втягиваешься, начинаешь шутить как стендап-комик, собираешь игривые взгляды загорелых милашек, а дальше всё сливается в мареве танца и алых губ со вкусом лайма.

Не помню, как уходил. Кажется, остальные собираются в клуб, но мы едем домой.

Она горяча, но до утра её не оставлю.

Несколько часов спустя заказываю такси и отправляю девчонку в душ, не обращая внимания на разочарованную гримаску и попытку изобразить Венеру с распущенными волосами, которая гордо, но с намёком удаляется навстречу мыльной пене.

Хватит, хватит. Я давно не студент, плюс в моё время пятикурсницы не отличались таким разносторонним опытом...

Голова раскалывается, но винить некого. Я встаю и прижимаю лоб к окну. Холодное стекло бодрит, становится легче. Укрывая грязь, подтаявшую за день, валит снег, переливается и блестит в янтарном нимбе далёкого фонаря.

Чёрт! Почему Аня так себя ведёт?! Мы же нравимся друг другу. Она не признаётся и не подпускает, но искорки в глубине её глаз, улыбка, голос, непроизвольные жесты...

Во двор выруливает такси, буксует и скользит, пробиваясь через снежные заносы.

Мы одеваемся, и я провожаю девушку к машине. Она тянется с поцелуем, но внезапный порыв ветра срывает с неё вязаный беретик и я, словно глупый пёс, минут пять гоняюсь за ним по сугробам. Девчонка все же чмокнула меня на прощанье, а я ещё долго стою один в темноте. Ладони в карманах пальто, а лицо царапают колючие снежинки.

Хватит, пора спать, завтра трудный день. На полочке в ванной нахожу красный листочек с номером телефона и именем, заключённым в сердечко. Комкаю и выбрасываю в мусор.

С той стороны зеркала меня укоряют красные глаза. Да-а, хоть тёмные очки надевай, иначе засмеют. Спасаюсь остатками "эмоксипина" и прячусь под одеялом, но разве уснёшь, когда нервы звенят от эмоций: эйфория и гнев, влечение и сожаление, благодарность и угрюмая мстительность.

Наконец решаюсь и плетусь к ведру для мусора, достаю бумажку с номером и переношу в контакты смартфона. На всякий случай.

* * *

Пятьдесят девять, шестьдесят!

Итак, я опаздываю на одну минуту. Как и планировал. В голове засел свихнувшийся барабанщик, взвинченный недосыпом и убийственной дозой кофе. Я иду вразнос, словно перетянутый болт: нажми разок и резьба слетит. Стоп! Нельзя выпускать агрессию. Про себя клейми их любыми словами, мечтай о том, как засмеёшься последним, но говорить ты должен вежливо и... чёрт, профессионально!

Шагаю к проходной, не тороплюсь. Обычно, если не злоупотреблять, то никому нет дела до времени моего прихода: опоздал на пять минут, задержался после работы на два часа или вышел в субботу исправить с клиентом раздел бизнес-плана, который требовали "ещё вчера". Случается всякое, и баланс рабочего времени я перекрываю с гаком. В пользу фирмы.

Посмотрим, как меня встретят сегодня. В конце концов, от этого зависит то, что я сделаю с нашим филиалом. После всех лет работы, десятков успешных проектов и бессонных ночей меня сначала кидают с повышением, а теперь сокращают без выходного пособия. И всё потому, что мой "коллега" умело лижет задницу новому шефу, которая спит с генеральным директором, который пережидает экономический спад, вместо того чтобы рискнуть и оттяпать долю рынка у конкурентов. Как я и советовал в антикризисном плане!

Рассчитай вы меня по-честному, я бы обиделся, но не сказал и слова. Такова жизнь. Но вы захотели войны... Сегодня вам от меня не избавиться. В запасе месяц, а за это время я просверлю компании такую дыру ниже ватерлинии, что когда обнаружите — заделать не успеете!

Прохожу через турникет, и из будки охраны ко мне бросается мобильный трибунал: директриса по кадрам в извечной маске душевного сочувствия, София Петровна, перекошенная гримасой ликования и Фёдор в качестве свидетеля. Они нападают первыми и тем самым дают мне право на оборону.

В глубине души я ухмыляюсь, но делаю недоуменное выражение лица и удивляюсь:

— А я как раз хотел попасть к вам на приём.

— Андрей, — атакует кадровичка, — вы опоздали на полторы минуты. Это зафиксировано системой электронного пропуска и нашими свидетелями, — она указывает на Софию Петровну и Федьку. — Распишитесь, пожалуйста, в протоколе.

Стандартная практика. Начнут с мелочного контроля, а затем подключат тяжёлую артиллерию: подставы со сроками сдачи отчётности, служебные расследования, психологическое давление. Но мы ещё посмотрим.

— Конечно, — я с уважением склоняю голову, — только пройдёмте из холла в ваш кабинет.

Когда поднимаемся наверх я ловлю сочувствующие взгляды одних коллег и торжествующие ухмылки других. Что поделать, со всеми не подружишься.

Ставлю подпись и возвращаю протокол, а вместе с ним несколько документов и удостоверение, полученное вчера с помощью Ани. Директриса по кадрам принимает бумаги.

До чего приятно наблюдать, как торжествующее выражение на её лице сменяется недоумением, а затем растерянностью.

— Что у него там? — София Петровна заглядывает кадровичке через плечо. Она едва скрывает раздражение от неожиданной задержки.

— Не понимаю, Андрей, как вам это удалось... — голос директрисы по кадрам дрожит от волнения. Она откладывает документы и поворачивается к моей начальнице: — София Петровна, мы не можем сократить его.

— Что?!

— Здесь написано, что собрание граждан выдвинуло Андрея на должность члена участковой избирательной комиссии с правом решающего голоса. У нас же внеочередные выборы депутатов через месяц.

— Ну и что?

— По закону, гражданина, которого привлекли к временному исполнению государственных обязанностей, нельзя уволить с основного места работы. Абсолютный иммунитет до конца выборов.

Софию Петровну чуть удар не хватил. Да, смеюсь про себя, получила?! Это тебе не ноги перед генеральным директором раздвигать.

— Но, но... — бормочет она, — мы же обязаны сократить в отделе хоть кого-то. Распоряжение Центра...

Я собираю бумаги, сохраняю профессиональный, чуть заискивающий вид и выдаю фразу, которую репетировал всю дорогу:

— София Петровна, прошу прощения, если моя работа в чем-то не соответствовала высоким стандартам нашей компании. Я осознал свои ошибки. Уверяю вас, что в это тяжёлое для нас время я удвою усилия и докажу, что не зря работаю под вашим началом. Можете всецело на меня рассчитывать.

— Да, да... Конечно, — бормочет она в прострации. — Можете идти, Андрей. Возвращайтесь к работе.

— Спасибо, София Петровна, — я склоняю голову, мой голос так и сочится преданностью: — Уверяю вас — вы не пожалеете о своём решении.

Я иду к себе, кипя от ярости и негодования. Заставила меня унижаться. Она заплатит. Все они заплатят!

Фёдора уволили после обеда.

* * *

Откидываюсь в кресле и смакую очередную чашку кофе.

Завтра я приведу свой план в действие, а пока наслаждаюсь моментом. Вкус победы опьяняет лучше коньяка. Чего только стоят взгляды коллег и соперников! Особенно последних. Утром они меня хоронили, а теперь побаиваются и не понимают, как именно я переиграл начальство.

Потягиваюсь, будто сытый лев, и снимаю трубку телефона. Своей удачей я обязан Ане и здесь не обойтись одним "спасибо". Добрый вечер... Да, хочу заказать доставку цветов... Не знаю, вы можете помочь с выбором?.. Конечно для девушки!.. Нет, это слишком страстно... Скомпонуйте букет так, чтобы он напоминал о чувствах, но не давил... Да, подойдёт... Лучше корзину... Нет, карточки не надо... Имени тоже не будет... Адрес доставки... Спасибо.

Как хорошо... Но пора работать. Вспоминаю второй за день разговор с начальницей. София Петровна, конечно, уверила, что произошла чудовищная ошибка, и мы продолжим результативное сотрудничество. Ага, как же. Я сидел, кивал, вставлял подходящие фразы из словарика "эффективного" менеджера и демонстрировал преданность в каждом жесте. А неистовый барабанщик в моей голове хохотал, представляя, как она будет смотреться в тюремной робе.

Надеешься, я верю твоим словам?! Ха! Люди, которые пробились наверх за счёт "волосатой руки" или длинных ножек, не прощают обид подобных той, что ты проглотила сегодня утром. Привыкли к уважению, раболепию и опущенным глазам... Вы злокозненны, но, по счастью, предсказуемы в своём высокомерии.

Думаешь, я не понимаю, что Фёдор согласился на увольнение лишь потому, что ты обещала восстановить его через месяц, когда мой "иммунитет" закончится? Ха-ха. Я же все предвидел, София Петровна. Перед тобой три проблемы: ты не в силах уволить меня, тебе некем заменить меня, а значит — я нужен тебе. Работы — пропасть, а сама ты ни на что не годна. Забыла даже то, что знала, пока расслаблялась, скидывая проекты на подчинённых.

Я, конечно, притворюсь раболепным сотрудником, а через месяц уйду, но лишь для запуска финальной стадии моего плана!

Бреду по улице к остановке и потихоньку остываю.

Снег, подтаявший за день, прихватывает морозцем. Под ногами похрустывает ноздреватый ледок. Чёрт, всё так сразу навалилось. Не жизнь, а сплошная чёрная полоса: бывшая любимая переметнулась к богатому "папику", планы на семью и детей развеялись, как зола на ветру, карьерный рост накрылся, а экономический кризис резко снизил количество подходящих вакансий по соотношению "должность — доход". Плюс ипотека. Эх, не стоило продавать машину и влезать в ярмо. Махнул бы сейчас куда подальше из этого депрессивного региона...

Может заглянуть к Ане? Опять получить от ворот поворот?

Не замечаю, как ноги сами заводят в автобус, и я снова еду к своей мучительнице.

Знакомый парк, по аллее спешат люди, видимо после смены на заводе, что виднеется через дорогу и проступает на фоне угольного неба цепочками огней, уносящихся ввысь по вертикалям градирен и дымовых труб.

Подхожу к библиотеке и скрываюсь в темноте. Чёрная колонна узловатого дуба служит мне опорой. В комнате горит яркий свет, а уличный мрак превращает окно в трёхмерный экран. Словно в кинозале я тайно наблюдаю за ничего не подозревающей героиней.

На удивление, внутри многолюдно. Аня рассаживает каких-то женщин, что-то объясняет и рассказывает. Видимо, я успел к самому началу. На столе виднеется корзина с цветами, и взгляд девушки непрестанно цепляется за них, как рыбка за крючок.

Время от времени Аня, словно невзначай, задерживается у окна и смотрит в ночь.

Уверен, меня она не видит, но все равно становится не по себе. Мороз крепчает, пробирает сквозь модное пальто и обжигает щеки, будто подгоняет: "Либо заходи, либо уходи!"

Взлетаю по ступенькам и останавливаюсь в холле. Мой силуэт рисует смутный контур на матовом стекле двери.

— Не думала, что увижу тебя, Андрей, — Аня приглашает внутрь и указывает на стул. — Раз решился, то заходи уж, послушай. В конце концов, ты мой подчинённый.

— Разве?

— Андрей, ты член участковой избирательной комиссии, а я — председатель.

Удерживаю руку в тончайшей перчатке и спрашиваю, не привлекая внимания других людей:

— Я тебя чем-то обидел?

— Нет. Мы ведь... просто друзья, — она замечает, что окружающие посматривают на нас, и добавляет: — Всё так и должно быть. Не обращай внимания, Андрей, я сама виновата.

Хм, ладно: сяду, послушаю.

С изумлением узнаю, что мне предстоит изрядно потрудиться, а не только заявиться в день голосования и скучать до вечера.

На время инструктажа Аня превращается в строгую и требовательную начальницу. Необходимо еженедельно дежурить в библиотеке: выдавать открепительные удостоверения, проверять списки избирателей и отвечать на вопросы особо активных граждан. Ладно, полдня по выходным — не развалюсь. Как единственному мужчине придётся обойти ближайшие дома и раскидать по ящикам приглашения на участок. Не проблема, студентом я подрабатывал доставкой газет и листовок. В день выборов таскаю на себе урну к тем, кто заказал голосование на дому. Хорошо, что ещё? Всё? О, подготовка участка тоже на мне? Расставить "КОИБы", столы, кабинки для голосования, залезть на стену у входа и повесить флаги...

Чёрт! И за всё это заплатят жалкие пару тысяч рублей?!

Ладно, мой интерес в другом. Плюс, смогу включить в резюме строчку о гражданской и социальной ответственности. В "топовых" компаниях на это обращают внимание. Так и представляю, как выдаю фразу: "Я участвовал в организации избирательной кампании, так как больше не мог спокойно глядеть на происходящее в стране. Это маленький вклад, но зато я уверен, что на моем участке фальсификаций не было!"

Впрочем, ведь так оно и есть, правда?

Люди расходятся, а я поджидаю Аню на улице. Наконец она сбегает по ступенькам. На ней простая куртка с отороченным мехом капюшоном. Мы не торопясь идём к большой дороге.

— У тебя всё хорошо на работе? — спрашивает она.

— Да, отлично. Даже не знаю, как тебя благодарить.

Она улыбается и молчит. Не понимаю, то ли она разочарована тем, что я больше не пытаюсь сблизиться с ней, то ли испытывает облегчение... Я провожаю её до остановки и возвращаюсь домой.

* * *

Камерный театр потому так и называется, что помещается в небольшом дореволюционном особнячке, невесть как уцелевшем в центре постоянно растущего города. Скромный зал, маленькая сцена, тесный холл, где мы с Аней ухитряемся пробиться к высокому окну и отвоевать небольшой островок интимного пространства в водовороте зрителей, которые спешат либо в буфет, либо перекурить на улице, пританцовывая от холода в беспечно накинутых куртках.

Мы не любовники, но и не друзья. Почти две недели я балансирую между этими крайностями, не в силах ни уйти, ни взять её. Мы гуляем, ходим в кино, болтаем обо всём и я вижу, что она постепенно тает, но пока не решается переступить некую черту.

Не уверен, что смогу дождаться... Мой друг, Женька, вчера смеялся надо мной: "Вы или поженитесь, нарожаете кучу детишек и умрёте в один день, или всё закончится как у Тарантино. Бросай её. Я не хочу собирать тебе деньги на адвоката".

Мы стоим рядом, разглядываем ледяные цветы, что вытравил на стёклах мороз, и я словно невзначай обнимаю Аню за талию.

— А ты становишься мягче, Андрей, — она придвигается ближе, вряд ли отдавая себе в этом отчёт. — Раньше был взвинчен и словно перекачан гневом. Надеюсь, передумал мстить начальству?

— Нет. Перекипел, конечно, но от плана не отступлюсь. Сейчас я методично и без лишних эмоций собираю компромат на боссов.

— О, как Джеймс Бонд вскрываешь по ночам сейфы и соблазняешь помощниц генерального директора?

— Нет, конечно нет, — усмехаюсь я, поражаясь её наивности. — Только в плохих фильмах протагонист забирает из остывающих рук злодея папку: "Как я брал откаты и обманывал государство с возвратом НДС".

Она смеётся:

— Именно так, а до этого герой должен победить двадцать автоматчиков и переплыть ров с крокодилами!

— Само собой, только в реальном мире эти сложности ни к чему. Любое экономическое преступление оставляет множество следов, которые раскиданы по файлам и документам, хранящимся в разных отделах. Главное — это понимать, на что смотреть и где искать.

По отдельности они ничего не значат, но когда ты кладёшь рядом договор, служебную записку с анализом альтернатив, отчёты о движении средств по счетам, дюжину приложений и дополнительных соглашений, то понимаешь, что здание офиса новый генеральный директор арендовал по цене вдвое выше среднегородской. То же с закупками импортного оборудования, привлечением внешнего финансирования или полулегальной "мотивацией" чиновников.

Я уж не говорю про махинации с налогообложением. Мне даже не нужны оригиналы документов. Они так и останутся в десятках папок, раскиданных по отделам закупок и продаж, бухгалтерии и финансов, маркетинга и юридического сопровождения. Хватит ксерокопий и распечаток из 1С.

— Кто же верит копиям?

— Есть люди, которые может и не поверят, но задумаются. Часть документов я тайно отправлю в службу безопасности центрального офиса. Эти ребята ничем не обязаны региональному начальству, а регламент обязывает их проверять все обращения. Я лишь раскрою схему, а уж они сведут воедино оригиналы и устроят локальный Армагеддон в нашем филиале. Кое-что интересное я перешлю в госструктуры федерального уровня... и в этом случае моим шефам светят нары, а компании — глобальные проблемы.

— И ты соберёшь компромат, минуя системы разграничения доступа и прочие хитрые штучки?!

— Я уже набрал больше половины. Все эти схемы контроля решают лишь две задачи: успокоить нервы директората, создав ложное чувство безопасности, и раздуть IT-бюджет. Умный человек, который находится внутри компании, который занимает должность вроде моей, всегда сможет вытащить наружу то, что ему требуется. К тому же кризис серьёзно ударил по персоналу: многих сократили, а оставшиеся сотрудники зашиваются из-за повышенной нагрузки и новых обязанностей. В такой мутной водичке никто не удивляется моей персоне, когда я появляюсь то там, то тут...

— Ты страшный человек, — говорит она и в её глазах мелькает уважение, смешанное с... разочарованием?

— Я лишь восстанавливаю справедливость.

Аня отворачивается и словно отдаляется.

— Не одобряешь?

— Какая разница, Андрей? Ты же все равно поступишь по-своему.

— Да.

— Только не повреди невинным.

— Да они все...

Аня берет меня под руку и тянет в зал, словно намекает, что тема закрыта, и она не станет меня переубеждать. А я улыбаюсь, поражённый внезапной догадкой.

* * *

Субботнее утро, улицы безлюдны, но я, как ранняя пташка, спешу на встречу с риелтором. Впрочем, если это расколет загадку своеобразного поведения Ани, то никаких проблем!

Пару дней назад всё стало на свои места. Уверен, существует логичное объяснение её странным манерам — чувство вины, нежелание причинить вред, подвергнуть кого-то реальной или, разумеется, воображаемой опасности.

Вряд ли можно по-другому истолковать открытую симпатию, задавленную желанием держать меня на расстоянии, как эмоционально, так и... хм, физически.

Я не копаюсь в прошлом своих подружек. Сразу после знакомства я обнаружил, что страничка Ани в соцсетях закрыта от посторонних и сказал: "Окэй, я уважаю её право на личную жизнь". Но сейчас, чёрт, меня слишком влечёт к ней и раз нельзя получить сведения из открытых источников, то остаётся прибегнуть к разведке на местности.

Нахожу анкету на "Хедхантер". Просмотр только для работодателей. Не проблема, Володька из отдела кадров заходит через аккаунт филиала и распечатывает пару страниц: места работы, образование, ссылки на портфолио.

Интересно, судя по резюме, она до сих пор числится в крупном рекламном агентстве. Справа подпись мелким шрифтом, похоже, информация обновлялась полгода назад. Странно, почему Аня не поменяла старую должность на "директора библиотеки"? Не собирается возобновлять карьеру?

Так, что ещё? Ключевые навыки, возраст... ага, домашний телефон. Отлично! По номеру не сложно узнать адрес.

Хм, проблема: квартира Ани уже месяц как числится в базе агентства недвижимости, а сама она живёт где-то ещё. Впрочем — не беда: звонок риелтору и вот я спешу на встречу под маской уставшего от жизни бизнесмена, который присматривает гнёздышко для очередной содержанки.

Модная высотка, третий этаж. Пожилая женщина-риелтор профессионально, но без нажима презентует квартиру, намекает на порядочных соседей "моего" круга и безупречный сервис управляющей компании.

Ладно, ладно. Где бывший собственник?

Выписалась месяц назад.

Что с детьми? А то судись потом из-за того, что отнял единственное жилье несовершеннолетнего.

Ага, девочка зарегистрирована по месту жительства родителей владелицы... Странно, а почему не с Аней?

Так, что бы ещё спросить? Муж хозяйки не начнёт качать права?

В разводе, хорошо... Ну, в смысле хорошо, что имущество официально разделено.

— Окэй, — говорю я, — неплохой вариант, но надо подумать. Площадь маловата.

— Конечно, — риелтор собирает документы и следующим вопросом загоняет меня в ловушку: — У нас в этом же доме экспонируется похожая квартира, но метраж больше на пятнадцать квадратов.

Вот, зараза! Пристала, как запах чеснока. Ладно, раз начал игру — доводи до конца. Полчаса ничего не решат.

— Конечно, — я небрежно киваю и пропускаю женщину вперёд: — Показывайте!

На пороге второй квартиры нас встречает хозяйка с пекинесом в руках: рослая загорелая женщина лет пятидесяти с вытянутым, как баклажан, лицом и короткой, словно иглы кактуса, стрижкой. Судя по звукам, доносящимся из гостиной, в телеэфире разгорается очередная битва экстрасенсов.

Осмотр не затягиваю: владелица стремится поскорее продать квартиру, беспрестанно поминает внука, его неприятности с долгами, а мне становится невыносимо стыдно дарить ей ложную надежду.

Уже на остановке поклонница "экстрасенсов" все же настигает меня.

— Молодой человек, — она хватает за руку, не давая сесть в уходящую маршрутку. — Молодой человек, если что, я продам дешевле! Без агентства, как раз тысяч сто сэкономим на комиссионных!

— Э-э, я...

— Вас, наверное, и в другую квартиру водили, в соседнем подъезде? Не вздумайте, плохое место! — её взгляд полон решимости и я, словно хищник, чувствую приближение добычи. Информация сама плывёт в мои когти.

— Нуу, мне показали кое-что.

— Та квартира не счастливая! Возьмёшь — тоже страдать будешь!

— Да ладно, знаете, мне пора, — блефую я.

Она вцепляется в меня второй рукой и шепчет, обдавая запахом лука и жареной картошки:

— Я правду говорю. Думаете, почему хозяйка на показ не явилась? Ей это место как нож в сердце. Была семья, было счастье, а потом и муж загулял, и работы хорошей лишилась и ребёнок чуть не погиб!

— Это жизнь, кому легко-то?

Я осторожно веду наживку, и женщина глотает её, как оголодавшая щука:

— Зря смеётесь, — она качает головой и переминается с ноги на ногу. — Анна и сама чуть не пропала. После развода-то, когда бывший муж выпер её с хорошей работы, девушка уж как горевала! Благо, у неё родственники "в силе": устроили куда-то на тихое место, но что там... А месяца два назад Анна даже исчезала неизвестно где! Хорошо ещё, что её родители забрали внучку из детского садика, успокаивали всю ночь, а на утро Она и явилась. Я тогда собачку выгуливала и всё видела.

— Мало ли, женщина молодая, дело нехитрое.

— Нет, что вы, что вы. Аня с кем попало не шастала. Да и вид у неё в то утро был — жуть: бледная, куртка распахнута, снег в волосах, словно всю ночь сквозь метель брела. А уж какие морозы в тот день трещали! Родители Анны тогда на улице стояли, милицию ждали. И внучка с ними, не бросишь же одну в квартире. И вот когда девочка маму увидела, бросилась к ней, обняла, чмокнула в щеку и... Всё!

— Что всё?!

— Упал ребёнок, будто замертво. Анна аж затряслась. Ревёт и никого к себе не подпускает. Скорая приехала. Хорошо, что малышка через три дня очнулась. Вроде как не помнит ничего. С тех пор, вестимо, живёт с бабушкой. Анна тоже куда-то съехала; одна теперь. И квартиру, понятное дело, продаёт. Не счастливая она.

— Дела... — непроизвольно стягиваю вязаную шапку и ерошу волосы.

Всё понятно: тётка пересмотрела мистики, вот и мерещится ей чёрте что.

Тоже мне: "квартира не счастливая". Но рациональное зерно выделить не сложно: развод, чрезмерно впечатлительный ребёнок и вот Анна начинает во всем винить себя, не подпускает людей, избегает прикосновений, кроме как через одежду.

Эх, угораздило же запасть на такую женщину.

* * *

— А ты, Андрей, куда на масленицу пойдёшь? Или дома просидишь? — Инна Михайловна, одна из юристов нашего филиала, или попросту Инка, а иногда Ин, как я звал её лет семь назад, когда мы оба играли в команде КВН университета, взяла поднос и стала в очередь рядом со мной.

Обеденный перерыв близился к концу, но коллег в столовой ещё хватало, несмотря на субботу за окном.

— Работаю, Ин, общественная нагрузка, все дела. Я же рассказывал: в воскресенье голосование, выборы депутатов. Не пойдёшь что ли?

— Никогда не ходила. А жаль. В смысле — жаль что работаешь, приходил бы к нам по старой памяти, — она глядит с хитрецой, словно лиса, нацелившаяся на мышку-полёвку. — Машину обмываем. Гостей — вал, познакомлю с хорошей девушкой...

— Машину? — я перевожу тему и путаю следы, а то слишком много друзей пытается свести меня с кем-то: — В кредит брали?

— А что поделать?! Муж упёрся: "Все друганы на "внедорожниках", а я до сих пор в маршрутках толкаюсь", — она грустнеет и пожимает плечами. — Хорошо, что меня не сократили, а то не знала бы как деньги возвращать. Теперь главное, чтобы в компании без потрясений, а там и через кризис прорвёмся.

Мда, дела... И как же с тобой быть? Не выйдет без потрясений. После выборов моему иммунитету конец. Выкинут на улицу, вернут Федьку-лизуна. А через месяц всю их команду и накроет. Сначала внутреннее расследование по утянутым мной документам, затем госорганы подтянутся. Конец Филиалу.

Я ковыряю остывающий омлет и всё больше мрачнею. Сговорились они что ли?!

Вчера Семён из IT-департамента хвастал в баре новым оборудованием для колл-центра, оплаченным ещё до кризиса. Понятно, чему рад. Ему теперь работы с настройкой и сопровождением невпроворот. На улицу не выкинут. Всё про сына больного вспоминал, жаловался, что лекарства дорожают, жену сократили, но его зарплаты должно хватить.

Девчонки, уволенные из отдела закупок, шепнули на ушко что пересидят кризис в том же колл-центре, а там, глядишь, производство наладится. Тогда и переведутся обратно.

У Володи из отдела кадров с коллекторами проблема: сестра-наркоманка вляпалась в треклятое микрокредитование, а расплачиваются родственники.

Роман, начальник смены, цепляется за своё место из последних сил, так как...

Стоп! Нельзя давать слабину. Но что делать, если вокруг столько ни в чем не повинных людей? Господи, ну почему я со всеми пытаюсь дружить, сидел бы сейчас один и ни о ком не беспокоился!

Может, плюнуть на месть? Доказательства я собрал, фактически — победил. Ни начальница, ни генеральный директор даже не подозревают, что в моей власти отправить их куда подальше: лес валить в Сибири или спецовки отстрачивать.

Но ведь изначально я задумывал для них публичное унижение!

Проклятье! Но тогда — подставлю людей, которые ни в чем не виноваты.

Надо просто уходить. Искать работу. Или к отцу в бизнес податься. Вместе расширим сеть мясных прилавков, а то в одиночку он уже не тянет. Потому и цепляется к моей карьере. Эх, мелко, зато сам себе начальник.

Чёрт, но нельзя же уходить, не хлопнув дверью!

Так, надо успокоиться. Подумаю об этом завтра.

* * *

Вечернее небо затянуто облаками, сквозь которые не пробиться ни луне, ни звёздам. Темно. Лишь гирлянда ажурных фонарей рисует дорогу сквозь заснеженный парк.

Я опаздываю. Завтра выборы и генеральная репетиция в самом разгаре. Аня награждает меня убийственным взглядом и кивает на стул в дальнем углу. Она профессиональна, строга и уверена в себе, как любой хороший начальник.

Ещё раз проходим по обязанностям каждого из членов комиссии. Штудируем памятку по взаимодействию с наблюдателями. Вспоминаем правила работы со списками избирателей, выдачи бюллетеней и подсчёта голосов.

Скучно. Всё вызубрил ещё пару недель назад.

Аня закрывает собрание, и люди тянутся к выходу, смешно толкаются в дверях, торопятся к семьям и вечерним сериалам. Она выходит последней, и я подкрадываюсь как тень, скользящая к гаснущей свече. Обхватываю сзади за талию и даже сквозь пальто чувствую, как прижимается её тело, отвечая на ласку. Но, как всегда, Аня тут же делает неуловимый шаг в сторону, и мы просто идём по заснеженной тропинке.

— Ты сегодня задумчив, — она первой разрушает неловкую тишину и мягко толкает в бок плечом.

— Да, тяжёлый день. Казалось, что принял решение, но сейчас сомневаюсь.

— И как поступишь?

— Неважно. Ерунда. Не хочу говорить об этом.

— А о чем хочешь?

— О нас.

Она отстраняется, но я удерживаю её за руку в белой варежке и перехватываю вторую ладонь, разворачивая лицом к себе.

— Я всё знаю.

— Нет.

Аня вырывается, но я крепко сжимаю её, не позволяя сделать и шага.

— Я знаю, что ты рассталась с мужем. Я знаю, что твоя дочка едва перенесла ваш развод. Но пора двигаться дальше! Хватит прятаться от меня, скрывая тело под ворохом одежды, а чувства за эфемерной дружбой!

— Ты многое раскопал, — голос её горек как миндаль, — Выяснил, хотя так и не догадался...

— Так объясни! К чему эти игры?!

— Нет. Ты не поймёшь.

— Почему?!

— Неважно, Андрей. Мы всё ещё можем быть друзьями, не ломай наши отношения, пожалуйста!

— Не могу. Я влюбился, Аня, и хочу не дружбы.

Она упирается мне в грудь, отталкивает, но я лишь перехватываю её за плечи и встряхиваю, словно куклу:

— Хватит игр! Я не скрываю чувств и вижу, что ты тоже любишь! Твои взгляды, мимолётные прикосновения, слова, движения, улыбки... Мы либо поговорим здесь и сейчас, откроемся друг другу без остатка и всякой лжи, либо...

— Либо что?! — она вскидывает голову и свет исчезает из её глаз, словно подёрнутых ночной вьюгой, постепенно свивавшейся вокруг.

— Либо я решу за тебя и отведу ко мне домой.

— Отпусти, — она толкает, но я лишь отступаю на пару шагов, увлекая Аню за собой.

— Отпущу, если скажешь, что не любишь.

Она несколько мгновений смотрит в мои глаза. По её щекам бегут первые слезы. Я наклоняюсь и почти ловлю губами, но чья-то рука сжимает плечо и буквально отрывает от Ани.

Огромный мужик, здоровый как "КАМАЗ" и такой же квадратный, угрюмо пялится из-под насупленных бровей. Чуть дальше, с пивными банками в руках, стоят несколько мордоворотов и с усмешками посматривают в нашу сторону.

— Девушка не хочет, — прогудел здоровяк. — До тебя что, не доходит?

— Не твоё дело, — я вырываюсь, но тот лишь крепче сжимает лапу.

— Если вижу, то моё, — он поворачивается к Ане и мотает головой, указывая на дорогу к остановке: — Идите, девушка. Я его подержу, а потом отпущу.

Аня смотрит так, будто не осознает реальности происходящего, но потом кивает и просит скороговоркой:

— Только ничего не делайте с ним, пожалуйста! Это всё из-за меня!

Она убегает, растворяется в слепящей метели как ещё один снежный вихрь.

Качок выпускает плечо, я разворачиваюсь, готовый к драке, но он лишь отмахивается и уходит, что-то бормоча под нос.

Проклятье!

* * *

День выборов сливается в расплывчатое пятно, превращаясь в водоворот из сотен лиц, фамилий и бюллетеней для голосования. И в центре всего — Аня, в строгом брючном костюме, она спокойно и уверенно играет роль председателя комиссии. Мы изредка встречаемся глазами, как два преступника на очной ставке, которые хотят договориться с помощью одного лишь взгляда.

"Прости, что убежала вчера, оставив наедине с теми "здоровяками", — просит она, опуская ресницы, а затем вздёргивает голову, источая уверенность в своей правоте: — Но знаешь, ты не оставил мне выбора!"

"Поговорим, как всё закончится", — обещаю я изгибом губ, и Аня отворачивается, словно не хочет гадать о том, что скрыто в моих глазах: то ли предупреждение, то ли угроза.

За окном мерцают звезды, и последний избиратель переступает порог. Подсчёт результатов, тяжёлые мешки с бюллетенями, которые мне приходится сначала грузить в машину, а через полчаса спускать в хранилище окружной комиссии; небольшой фуршет, и, слава богу, коллеги расходятся, а мы остаёмся наедине.

Я запираю двери.

В библиотеке темно, но в холле горит лампа. Её свет проникает сквозь дымчатые створки и превращает комнату в таинственный замок, сотканный из контрастов и теней. Они скрывают женщину, которая смотрит в ночь сквозь узкую щёлку меж тяжёлых штор.

Я не касаюсь её, но стою так близко, что между нами не втиснуть и листа бумаги. Слышу, как учащается дыхание Ани. Она разворачивается, уходит в сторону, но я перехватываю её запястья и как бабочку распинаю на стене весом своего тела. Аня отводит глаза, но, одновременно, её талия выгибается, ещё сильнее прижимается ко мне.

Мои ладони скользят по рукам, стягивают перчатки. Преград больше нет, и наши пальцы сплетаются в тот краткий миг, что мы смотрим в глаза друг друга, а затем я впиваюсь в неё поцелуем.

Горячая... Нет!

Кожа Ани жжёт, но не как чистое пламя, а будто сухой лёд. Кажется, что морозные иглы вонзаются в ладони, а губы целуют снежную бурю. Ужас, переходящий в безумие почти сминает меня, но ледяная волна смывает все чувства и уносит в место без времени, где царит вечная стужа, а вьюга свивается в клубок вокруг пульсирующего комочка света, осколка души, который придаёт форму первозданному хаосу.

Кто-то отталкивает меня.

Я понимаю что лечу, сбиваю стулья и падаю на пол. Трясущимися руками хватаюсь за книжный шкаф, подтягивая себя вверх, пока не встаю на ноги.

Аня, прикрывая рот, стоит у стены, и глядит на меня со смесью страха и надежды.

Головоломка собрана. Каким же я был дураком... Что-то произошло с ней в начале зимы, что-то, чего Аня не просила... и всё это время она пыталась остаться человеком. Пыталась остаться с людьми. Пыталась играть в обычную жизнь и не навредить окружающим, пусть и ценой насилия над своими чувствами.

Но можно ли остаться человеком, если нельзя любить?

В памяти воскресает наша первая встреча, слова: "Метель укрыла меня и забрала с собой". С тех пор прикосновение к её коже способно убить, способно приоткрыть истинный облик.

Воплощённая вьюга.

Снежная...

Недоступная.

Она плачет. Я делаю шаг вперёд, и словно кто-то выключает мой разум.

Холодный рассвет сочится сквозь шторы.

Где я? Лежу в кресле, укрытый курткой.

Чёрт! Воспоминания накатывают как лавина, и я вскакиваю, оглядываюсь по сторонам. Её нет, но на столе белеют тонкие перчатки, а на кресле пальто и смешная шапочка.

Выбегаю на улицу и попадаю в царство снежного безмолвия. Лишь одиноко темнеет цепочка следов, что ведёт от библиотеки к окраине парка. Там призывно мерцает рыжая точка.

Чудовищная догадка настигает меня на полпути, но я все равно бегу вперёд, проваливаюсь в сугробы и стряхиваю каскады снега с запорошённых ветвей.

Жаркий костёр с неумолкающим треском пожирает старые ветви. Пламя опаляет, не даёт войти в круг оттаявшей земли, и я стою там, где обрываются её следы.

Я поднимаю лицо к небу. Последние снежинки тают на моих щеках, а ветер несёт первое дуновение пробудившейся весны.