Глава 14

Луиза


— Мамочка, но вы же не расстанетесь с папой, правда? — спрашивает Хлоя, и, хотя я уже раз десять за сегодняшний вечер повторила ей, что даже в мыслях такого не держала, она смотрит на меня большими глазами, как напуганный лисенок.

— Солнышко, что мне сделать, чтобы ты успокоилась?

— Поцелуй папу.

Я чуть не поперхнулась воздухом, особенно учитывая, что папа в этот момент зашел в комнату. Он оставался на мужской разговор с Дареном (подозреваю, что по тому же поводу, что и у меня с Хлоей), и вот сейчас заглянул к нам.

— Мне велено тебя поцеловать, — приблизившись, еле слышно говорю Винсенту и касаюсь губами его губ.

Легко, но в меня словно ударяет сотней тысяч искр, от которых по телу течет огонь. Так было всегда, и когда его рука ложится мне на талию, мне становится слишком тесно и слишком жарко в платье. Чтобы этого не показать (в первую очередь себе, и только потом — ему), я с улыбкой разворачиваюсь к дочке.

Она тоже улыбается, пока еще недоверчиво.

— Вы правда не расстанетесь? Правда-правда? — она заглядывает мне в глаза, и я невольно нахожу руку Винсента и сжимаю.

— С чего ты вообще такое взяла?

— Тетя Лавиния и дядя Майкл расстались.

Я чуть не поперхиваюсь второй раз за вечер, а Винсент чуть сильнее сжимает мою руку и ведет меня к кровати, где под одеялом устроилась Хлоя.

— Майкл Эрден был недостоин твоей тети, — произносит он.

— А ты достоин мамы?

Только дети могут спросить это так: без задней мысли.

— Разумеется, достоин, — отвечаю я. — Что за вопрос, Хлоя?

— Правда? Я рада!

Моя девочка улыбается, когда Винсент наклоняется, чтобы ее поцеловать, а следом ее целую я. Мы поправляем ей одеяло: я с одной стороны, он с другой.

— Спи, малыш, — произносит муж.

— Хорошо, папочка.

Хлоя уже и так полусонная. Все, что ее волновало — это не расстанемся ли мы, и теперь, когда вопрос решен, после всех волнений и тревог она почти сразу проваливается в сон. Поворачивается на другой бок и сладко сопит, и Винсенту даже не приходится прибегать к узорам армалов. Мы с ним договорились, что он поможет ей заснуть, но…

— Наша дочь очень сильная, — говорю я.

— Вся в тебя. — Винсент внимательно на меня смотрит. — Спасибо за то, что не стала ничего говорить при ней.

— Не стала говорить — что?

Вместо ответа муж увлекает меня в сторону дальних дверей: наши с Винсентом спальни соединены гостиной. В последнее время в Мортенхэйме мы опять спали вместе, но в Ларне не взяли с собой няню, поэтому я делила комнату с Хлоей. Мы оставляем двери чуточку приоткрытыми, чтобы видеть спящую дочь, и муж набрасывает полог безмолвия.

— Что ты хочешь от меня уйти, — говорит он.


Винсент


Луиза молчит, а я не знаю, как продолжать разговор. В кои-то веки — не знаю. Просто не представляю, как заговорить о том, о чем должен. Когда я пришел в себя — там, в коридоре, после бесконечных снов, в которых Луизы больше рядом со мной не было, первым делом бросился к ней. Мне казалось, что я умру, если она меня оттолкнет, но она не оттолкнула. Я держал ее на руках, и она смотрела мне в глаза. А после, когда на лестнице раздались крики и голоса, зовущие нас, приняла мою руку, чтобы подняться.

Все произошло настолько быстро, что мы почти не успели опомниться — и хорошо. Потому что когда мы окончательно пришли в себя, к нам уже подбежали Жером и Дарен, который сообщил, что с Хлоей все в порядке. Правда, уложить ее мы не могли долго, она отказывалась оставаться даже с братом на время, пока мы спустимся со всеми в столовую. Только когда Луиза сказала, что «маме с папой очень нужно поговорить», согласилась.

Она вообще прирожденный дипломат, моя Луиза.

— Хлоя боялась, что мы расстанемся, — произношу я и сразу же добавляю: — И Дарен тоже.

Я все-таки говорю, но совсем не то, что хотел сказать на самом деле.

— Мы… перекинулись с ним парой слов. Перед тем как он ушел к себе.

Луиза пожимает плечами.

— Нет ничего удивительного в том, что у наших детей одинаковые страхи.

— Есть что-то удивительное в том, что с нами всегда происходит то, чего мы больше всего боимся.

— Не всегда. Мы в любой момент можем это остановить и все прекратить. Пока мы управляем своими страхами, они не имеют возможности управлять нами.

— Иногда мне кажется, — с усмешкой говорю я, — что в парламенте стоит сидеть тебе, а не мне.

— Иногда тебе не кажется, — насмешливо отвечает Луиза. — Винсент, ты так и будешь ходить вокруг да около, или все-таки скажешь, что собирался?

Что я не готов ее отпустить? И никогда не буду готов?

Как мне об этом сказать? Особенно после всего, что случилось. Но с чего-то начинать надо.

— Луиза, — произношу я, все-таки шагая к жене, — я так боялся тебя потерять, что окончательно обезумел. Когда-то мне казалось, что этот страх — страх, что ты снова уйдешь, что снова захочешь окунуться в ту жизнь, которой жила до меня, остался в прошлом. Увы, он оказался гораздо сильнее, и стал еще сильнее после нашей ссоры. Когда ты начала от меня отдаляться, я понял, что ты близка к этому, как никогда. Что ты остаешься рядом только из-за наших детей…

— Что?!

— Разве это не так? В последнее время…

— Знаешь, Винсент, — сказала она, складывая руки на груди. — В последнее время у тебя, похоже, отшибло мозги. Тебе в голову не приходило, что до тебя у меня жизни не было? Что вся моя жизнь, все эти годы без тебя, в Лигенбурге, вся эта блистательная жизнь на сцене были всего лишь… подменой? Что я не могла тебя забыть? Что я ни на минуту тебя не забываю, даже когда ты уезжаешь в свой парламент? Я все время думаю о тебе. Только о тебе и о том, что я для тебя — слишком свободная. Слишком непохожая на твою мать и сестер, на женщин, к которым ты привык. Да, именно так и я думаю, что тебе нужна была женщина, которая просто будет рядом и будет думать так же, как думаешь ты. И это полная чушь!

Последнее она чуть ли не выкрикивает мне в лицо.

— Так же, как полная чушь то, что ты мне только что сказал! Остаться с тобой из-за детей!

Она распаляется настолько, что на светлой коже проступают красные пятна, а я перехватываю ее за талию и притягиваю ее к себе.

— Луиза…

— Пусти!

— Нет. Не пущу, — говорю я. — Ни сегодня, ни когда-либо еще я больше никуда тебя не пущу. И не отпущу. Прости меня.

Слова вырываются так легко, как никогда раньше. Раньше мне всегда сложно было просить прощения, и еще сложнее признавать, что я могу ошибаться. Хотя бы насчет Эльгера. Да, он причинил моей сестре немало зла, но он же ее и спас. Спас от своего отца-чудовища, вернул им с Анри долг жизни. И после… в том числе и сегодня, он сказал правильно: это и его семья тоже. Отныне мы все семья.

— Прости меня, — повторяю я. — За мою упертость и черствость. За невнимательность. За то, что временами не могу совладать со своим темпераментом. И уж тем более не могу совладать с твоим.

У Луизы расширяются глаза.

— Мне всегда не хватает твоих насмешек. Не хватает наших пикировок. Не хватает тебя. Почти год, когда мы были в ссоре, когда я думал, что снова тебя потерял, я не мог найти в себе сил, чтобы решиться на этот разговор. На такой разговор, который должен был состояться уже давно. То, что ты говорила — это не чушь. Это твой страх. И мой самый сильный страх — потерять тебя. Моя Луиза…

Кажется, я за всю жизнь столько не говорил о своих чувствах, поэтому сейчас не знаю, что еще добавить. Просто не представляю. Наверное, тут и нечего добавлять, поэтому я сейчас просто смотрю в глаза жены, которые неожиданно начинают блестеть.

— Винсент Биго, ты… ты просто…

Она ударяет меня кулаком в грудь.

— Я даже не знаю, как тебя назвать, чтобы не испортить репутацию герцогини!

Вместо ответа я притягиваю ее к себе.

— Я люблю тебя, — говорю я. — Всегда любил и всегда буду любить. Но чтобы не испортить репутацию герцога, вынужден настаивать на том, чтобы ты называла меня по имени.

Не дожидаясь ответа, притягиваю ее к себе и целую. Так, как не целовал уже очень давно, и, пожалуй, оно того стоило. Меня всегда сводила с ума ее близость, а сейчас сводит вдвойне — я словно заново узнаю свою жену, раскрываю все грани ее чувственности. А чувственности в ней столько, что охватившее меня пламя такое же, как бесконечно слепящее пламя ее волос.

Запускаю в них пальцы и слышу в ответ тихий, грудной стон, и мой самоконтроль окончательно летит ко всем демонам.

— Винсент… — еле слышно шепчет Луиза. — Там Хлоя…

— А здесь полог безмолвия, — говорю я и тихонько толкаю дверь, отрезая гостиную от спальни дочери.

И снова впиваюсь яростным поцелуем в чувственный рот жены, чтобы без остатка раствориться в охватившем нас чувстве. Чувстве, которое сильнее любого страха. И которое срывается с губ Луизы гортанным:

— Люблю…

Загрузка...