В ушах всë еще немного звенит от слишком быстрого перехода грохочущих гитарных басов к безмятежной тишине. Это придает появлению Морозова удивительно волнующий, даже драматический оттенок… и мое сердце отзывается на всë это тихим, невероятно приятным трепетом.
Неужели я действительно влюбилась в него..? По-настоящему..?
Никакое другое объяснение не могу подобрать этому физическому томлению и приступу острой и немножко даже отчаянной нежности. Такое мне вообще несвойственно. Никогда не испытывала к противоположному полу и пяти жалких процентов от нынешней бури чувств! И это приводит в полное замешательство.
Пока я взволнованно размышляю об этом, Морозов поднимает руку и зовет меня к себе коротким движением пальца. От кого-то другого такой жест мог бы восприниматься слегка унизительным… но только не от него. Таинственное шестое чувство не допускает этого, потому что ясно считывает сквозящую в движении напряженную сосредоточенность на мне. И в ней нет ни капли неуважения.
Я поднимаюсь с места, как загипнотизированная. Чувствую себя беспомощным лунатиком, чьи ноги действуют по воле манящего ночного светила. И барабанщик Жека с понимающей улыбочкой отступает в сторону, давая наконец-то выбраться из ловушки своей ударной установки.
Морозов кивком приглашает меня выйти в коридор и сразу же останавливается.
— Не думал, что ты решишься составить компанию парням в таком домашнем виде, — нейтрально роняет он, пристально рассматривая верхние пуговки моей скромной клетчатой пижамы. — Ты не производишь впечатление настолько общительной девушки…
Инстинктивно поднимаю к свободному, но вполне в рамках приличий вырезу руку. Кажется, как встала утром, застегнула пуговицы только до уровня чуть ниже ключиц.
— Я и не собиралась даже, — оправдываюсь зачем-то. — Хотела всего лишь быстро в сауну заскочить.
— Зачем?
— Так ведь вчера тебе явно что-то подмешали… Надо взять тот сок для проверки состава! Наверняка есть какие-то лаборатории, где это можно сделать…
— Не надо. Я уже поставил задачу начальнику охраны.
Он немного медлит, как будто хочет что-то добавить или спросить, но так ничего больше и не произносит.
— Мне надо еще кое-что рассказать… — вспоминаю я.
— Что именно?
Тяжелые музыкальные басы возобновившейся репетиции из студии наполняют коридор. И ясно, что любые попытки что-то нормально объяснить в подобном грохоте просто бессмысленны.
Морозов что-то говорит, но я ничего не могу разобрать.
— А..?
Тогда он молча берет меня за руку и ведет вверх по лестнице. Когда мы оказываемся подальше от студии, он вдруг, словно невзначай, на ходу интересуется:
— Как тебе сегодняшняя импровизация парней?
— Очень понравилась, — не раздумывая, отвечаю ему искренне и со смешком признаюсь: — Хотя они застали меня врасплох, честно говоря…
— А что ты думаешь насчет смысловой нагрузки их песни?
— Думаю… мм… — я запинаюсь, взбудораженно гадая, стоит ли придавать особое значение вопросу босса или нет. — Думаю, что женской аудитории она бы очень понравилась!
Морозов коротко хмыкает. А когда мы наконец оказываемся на первом этаже, он окидывает быстрым взглядом фойе… и вдруг настойчиво утягивает меня за руку в смежное помещение.
Яркий свет ошеломляет, и долю секунды я слепо моргаю, пока зрение привыкает к резкой перемене.
Судя по прозрачным стенам из прочного стеклоподобного материала и массе разнообразной зелени с экзотическими цветами повсюду, это оранжерея. И прямо-таки в глаза бросается изобилие ароматных цитрусовых, вроде лимона, мандарина и лайма, так что пахнет здесь просто великолепно. Свежо и бодряще.
Принюхиваясь к чудесному запаху, я позволяю подвести себя к нише с красивой узорчатой решеткой для вьющихся цветов и усадить на удобную садовую скамейку с изогнутой спинкой. В здоровенной кадке справа от нее красуется высокий лавр с узкими темно-зелеными листьями, а сверху покачиваются благоухающие бутоны плетистых роз.
— Думаю, ты должна знать, Ника, — тянет Морозов, сунув руки в карманы темно-синих джинсов, и начинает прогуливаться туда-сюда передо мной. — Ночью первого января кое-что произошло…
Он делает паузу, и, заглядевшись на его мужественную фигуру, я машинально переспрашиваю:
— Да?
Сегодня Морозов облачился в очередной симпатичный свитер в черно-белую расцветку. Только на этот раз не с оленями, а с лаконичными ромбами. И ему очень идет такой стиль. Как я заметила, он вообще избегает деловых костюмов и носит только то, в чем ему удобно. И этот спокойный образ безразличного к условностям человека очень мне в нем импонирует.
— Это касается нас с тобой, — он рассеянно срывает с ветки один из распустившихся розовых бутонов и рассматривает лепестки с таким видом, будто ничего важнее этого цветка сейчас просто нет.
— Хорошо, я слушаю, — привычно-прилежным жестом складываю руки на коленях, заставляя себя прекратить пялиться на волнующе атлетическую фигуру босса.
И вдруг отчетливо ощущаю на уровне инстинктов, что Морозов волнуется. Из-за моей реакции, что ли?
— Мы с тобой знакомы не так давно, — медленно произносит он, пристально глядя мне в глаза. А затем медленно, но уверенно заправляет свой цветок в кончик моей косички на плече. — Только встретились впервые вовсе не на новогодней вечеринке… верно?
Несмотря на то, что именно такие слова я и ожидала услышать с того момента, как Морозов упомянул мою же фразу о других «зверях», меня всë равно потряхивает. Я взволнованно сглатываю, мгновенно позабыв о неожиданном украшении в своих волосах.
Он вспомнил!
— Верно, — подтверждаю неловко. — Но напоминать тебе об этом мне показалось тогда неуместным… да и вообще… всë это неважно. Мы ведь просто немного поболтали на улице, вот и всë…
— Ты забыла кое-что упомянуть, — прерывает меня Морозов, чуть сощурившись. — Я пригласил тебя в тот вечер на свидание. И не сдержал своего слова.
— Ничего страшного, ерунда, — теперь уже гораздо спокойнее я пожимаю плечами, отчего Морозов вдруг еле заметно мрачнеет. — Это же случилось не по твоей вине. Так сложились обстоятельства. Так значит… у тебя получилось всë вспомнить первого января? После того, как ты предложил взаимовыгодную сделку?
Он отрицательно качает головой.
— Нет. Я вспомнил всë, когда подвез тебя после новогодней вечеринки в общежитие. Ночью, прямо на улице.
— А! — озаряет меня. — Когда ты не справился с управлением и ударился головой! Ну надо же, — я удивленно улыбаюсь и шучу с некоторой неловкостью: — Вот оно какое, оказывается, универсальное средство от проблем с памятью…
— Да нет, еще раньше, — усмехается в ответ Морозов. — Когда один из твоих озабоченных хейтеров начал выкрикивать из окна тупые шутки про Снедурочку. Именно поэтому я и въехал в сугроб.
Вспомнив этот отвратительный момент, я морщусь и отвожу взгляд в сторону.
— Ясно. Запоминающаяся фраза сработала на ура. Теперь, когда мы это выяснили, давай сменим тему, хорошо? Мне тоже надо кое-что рассказать…
— Подожди, мы не договорили, — Морозов снова удивляет меня, неожиданно присев передо мной на корточки, и заглядывает в лицо. — Давай устроим то свидание, как и собирались.
Я сжимаю на коленях руки, скрывая дрожь.
— Чтобы показать всем лишнее доказательство, что мы встречаемся?
— Нет, чтобы… скажем так, закрыть наш общий незавершенный гештальт.
— Наш гештальт..?
— Ладно. Мой гештальт, — тяжелеет голос Морозова, и он сгребает мои нервно переплетенные пальцы своими ладонями. — Так как насчет настоящего свидания?
Сердце в груди пускается в какой-то дикий пляс.
— Я… — чтобы внятно ответить, мне приходится прочистить горло смущенным покашливанием. И почему-то соглашаться на его предложение вот так сходу, прямо сейчас кажется слишком легкомысленной затеей. — Я подумаю об этом… можно?
— Можно, — на секунду Морозов ободряюще сжимает мои дрогнувшие пальцы, а затем сразу же выпускает их на свободу и встает. — Так… а, теперь твоя очередь. О чем ты хотела мне рассказать?
Честное слово, эта его способность так спокойно и быстро переключаться вызывает настоящую зависть. Не каждому дано быть обладателем таланта эмоциональной гибкости, которую он неплохо отточил за свою карьеру. И проявление которой я как раз наблюдала после его выступления на недавней новогодней вечеринке.
А вот мне, в отличие от него, приходится изо всех сил напрячь голову, чтобы вспомнить, о чем идет речь!
— Хотела рассказать… — я порывисто вскакиваю со скамейки, надеясь выйти из под влияния морозовской харизмы и прояснить затуманенный разум. — Ах да… Павлина… Я хотела рассказать о Павлине! Когда она уходила, я случайно услышала её разговор по телефону. Совсем недавно, когда вышла на террасу… э-э… подышать свежим воздухом. В-общем, она шла к воротам, жаловалась какому-то дяде Герману на его средство, которое на тебя не подействовало. И, кажется, собирается повторить свою задумку с чем-то посильнее!
— Герману..? — хмурится Морозов. Похоже, из всей моей пламенной речи только личность неизвестного дяди бывшей девушки его и заинтересовала. — Ты уверена, что расслышала именно это это имя?
— Уверена.
— Так… а теперь расскажи еще раз, но поподробнее. И максимально близко к оригиналу.
Я послушно повторяю всë, что в состоянии вспомнить — вплоть до интонаций и пауз в той шокирующе обыденной беседе. Морозов слушает меня, не перебивая, только смотрит. Но зато как смотрит!
Как на маленькое чудо…
А когда я заканчиваю с подробным пересказом всех односторонних реплик его вредительницы-бывшей, он задумчиво качает головой.
— Я давно уже знаю, что Пава была для меня своего рода слепым пятном… правда, не думал, что всë настолько плохо. Но вообще-то я этому сейчас даже рад.
— Рад?
— Да. Потому что теперь я точно уверен в том, кто ты.
— Кто я? — непонимающе повторяю его странные слова. — А при чем здесь я?
— При том, что ты, похоже… — он с загадочной полуулыбкой смотрит в мое вытянувшееся лицо и мягко, даже как-то интимно добавляет: — …мой персональный ангел-хранитель.