С перепугу в моем судорожно сжавшемся горле спирает дыхание.
Несколько секунд я не могу издать даже жалкого полузадушенного писка. А тем временем оцепеневшее от страха тело с неумолимо нарастающей скоростью несется вниз по горному склону — сначала медленно, а потом всё быстрее и быстрее. Причем не по прямой линии, а почему-то по диагонали.
Мимо пару раз проносятся другие лыжники, огибая меня с профессиональной ловкостью и олимпийским спокойствием. Я изо всех сил пытаюсь затормозить в вертикальном положении, но у меня ничего не получается… только заносит еще больше в левую сторону — к обочине с нетронутыми пышными сугробами. Лыжи совершенно не слушаются!
В конце концов, совсем уж отчаявшись, я панически плюхаюсь на корточки и торможу сама себя руками. Тело резко совершает опасно крутой поворот по левой дуге…
А затем в меня врезается торпедой чье-то длинное, неприятно жесткое тело. Аж дыхание выбивает из легких.
— А-а-а!.. мпфф… — с тихим визгом я лечу в сугроб, и мой жалобный вскрик почти сразу тонет в холодном снегу, перекрывшем мне рот солидной порцией.
Я судорожно кашляю и отплевываюсь. Сквозь грохот собственного сердцебиения слышу, как кто-то рядом матерится, на чем свет стоит — громко и возмущенно… но отреагировать на чужие эмоции пока не получается. Потому что толчок я получила хоть и по касательной, но такой сильный, что головой аж по самые плечи впечаталась в снежную массу на обочине.
Выдав очередное длинное непечатное ругательство, хриплый голос рядом зло спрашивает:
— Эй, девушка! Вы там как, в порядке? Черт, черт… Ну что за…
Я чувствую рывок за свой капюшон. Тот, кто меня сбил, вытягивает из сугроба за шиворот мое неповоротливое тело и сердито добавляет:
— Вы меня, конечно, извините, но в этой ситуации виновным я себя не признаю!
— Сергей Евгеньевич! — вмешивается третий голос, задыхающийся и какой-то паникующий. — Позвольте я сам с девушкой переговорю. Вы же знаете… правила…
— Она сама наперерез мне рванула! — огрызается первый голос. — Плевать я хотел на правила и…
— Нет-нет, не беспокойтесь, — торопливо бормочу я и смахиваю наконец со своей лыжной маски налипший снег. — Это действительно моя вина! Не удержалась на месте. Только учусь кататься на лыжах. Извините, пожалуйста!
Лица обступивших меня незнакомцев расслабляются, особенно у того, кто на меня наехал. И я вдруг понимаю, что узнаю их обоих. Это те самые типы, что сидели по соседству со мной в ресторане во время обеда.
— А что за правила? — интересуюсь по инерции, смущенно разглядывая их.
Спутник худощавого долговязого Сергея Евгеньевича — коренасто-плотный, но очень ухоженный бородач, — быстро отвечает вопросом на вопрос:
— А вы разве не в курсе?
— Нет.
Лошадиная физиономия Сергея Евгеньевича заметно светлеет. Он даже взирать на меня начинает прямо-таки с отеческой благосклонностью и с покровительственным участием похлопывает по спине.
— Оно и к лучшему. Впрочем… вас как зовут, девушка?
— Вероника.
— Вот что, Вероника… держите мою визитку, — он небрежно сует мне в карман куртки плотный темный прямоугольник. — Если почувствуете себя плохо, дайте знать.
— Хорошо…
Веер снежных брызг окатывает нас троих внезапным градом по самые колени — из-за того, что рядом резко и круто тормозит еще какой-то лыжник в красном спортивном комбинезоне.
— Пап, что стряслось? Опять проблемы? — он задирает свою лыжную маску наверх, и я неприятно вздрагиваю.
Ох, нет! Только не это… откуда здесь взялся этот сволочной Колька?..
Его смазливую насмешливую рожу с капризно изогнутыми губами баловня судьбы я узнаю где угодно. Ведь именно он превратил всю мою студенческую жизнь в настоящий ад.
И его стараниями ко мне прилепилось унизительное прозвище «фригидная Снедурочка»!
Я торопливо натягиваю на голову капюшон, отчаянно надеясь, что Колька не успел меня разглядеть. Судя по тому, как равнодушно он держится, шансы сохранить инкогнито достаточно высокие…
— Разобрались уже, не забивай себе голову, — ворчит Сергей Евгеньевич и небрежно мне салютует. — Будьте впредь аккуратней и берегите себя. Хорошего дня.
Он лихо срывается с места, и следом за ним сразу же уезжает и его бородатый спутник. А вот Колька, к моей огромной досаде, задерживается и с фамильярной наглостью скидывает мой капюшон. И отодвинуться не спешит, придерживая меня за воротник, словно пленницу.
— Можешь не прятаться от меня, Снедурка, — ухмыляется он мне прямо в лицо. — Я тебя еще в ресторане узнал. Когда ты там чизкейк лопала.
— Пусти! — холодно цежу я сквозь зубы.
— А что, если нет? — пухлые губы ненавистного мажора раздвигаются еще шире, обнажая идеально выбеленные стоматологом зубы, а затем он склоняется ближе, почти касаясь носом моего носа. — Мою покладистость ты должна еще заслужить, девочка…
Ш-шух!
Мы с Колькой инстинктивно оборачиваемся на резкую остановку высокой атлетической фигуры в черно-белом горнолыжном костюме возле нас. Спокойной непринужденностью, с которой он это делает, можно только залюбоваться.
Морозов! Уф-ф… какое облегчение…
— Руки от нее убрал, — тяжелым низким голосом приказывает он угрожающе. — Живо.