Снегурочка для босса

Глава 31. Живая грелка

Потрясенное внимание Морозова можно ощутить буквально физически.

Оно разлито в воздухе, как густой тягучий аромат, от которого кружится голова. Покалывает кожу невидимыми щекочущими разрядами, как от статического электричества…

— Как ты себе это представляешь? — спрашивает он меня с какими-то незнакомыми сложными интонациями. — У нас нет ни одеял, ни кровати, чтобы сохранить совместное тепло…

— Не вижу проблемы, — не поднимая глаз, я сосредоточенно наблюдаю, как мои штаны тяжелой грудой оседают на пол, и приступаю к расстегиванию нательной кофты. — Если ты тоже разденешься, то тогда мы сможем залезть в твой костюм. Он гораздо больше, чем мой. И к тому же великоват тебе после больничного, сам говорил. Так что вместо того, чтобы глазеть на меня, ты бы лучше последовал примеру… и облегчил нам обоим задачу выжить максимально здоровыми.

После короткого молчания Морозов наконец отвечает:

— Ты права. Туплю от усталости, — и гораздо более серьезным тоном добавляет: — Спасибо, Ника. Твоя помощь для меня бесценна.

Бесценна…

Интересно, почему, когда он так говорит, у меня сразу учащается сердцебиение, а в подтексте фразы слышится совсем не слово «помощь», а…

… ты, Ника… только ты бесценна для меня…

Я продолжаю раздеваться с ощущением, что совершенно выпала из времени и пространства.

Вся целиком и полностью, помимо своей воли, обращаюсь в слух, ловя медленный шорох и тяжёлое дыхание рядом, в полутьме и мерцании свечей. Это Морозов заторможенно и как-то по-медвежьи неуклюже выползает из своего костюма. А может, уже принялся и за нательное бельё…

При мысли о том, что сейчас он окажется со мной в одной комнате в чём мать родила, мои щёки густо вспыхивают жаром. Да ещё к тому же смущение подкидывает новую дилемму — надо мне снимать своё бельё или не надо?..

Так и переминаюсь на месте, растерянно теребя кончик своей полурасплевшейся косички.

— Трусы и лифчик можно оставить, — безошибочно расшифровывает моё состояние Морозов. В его голосе я слышу усталую тёплую улыбку.

— Ты подсматривал! — ахаю я, вскидывая на него смятенный взгляд, и осекаюсь.

Полуобнаженная фигура выпрямившегося Морозова занимает чуть ли не половину нашего маленького предбанника. Как и тогда, в сауне, от зрелища его мужественно-атлетического силуэта и живой игры тугих мышц на широких плечах у меня слабеют колени. И единственное, что не дает поддаться желанию самозабвенно залюбоваться мужской красотой босса… это его нездоровое состояние.

Большое сильное тело всё так же бьет дрожь озноба, судорожно и рвано. Но несмотря на это, он всё равно находит в себе силы снова обезоруживающе и дразняще пошутить:

— Ну да… взглянул пару раз. Просто не смог удержаться. Ты такая красивая, Ника…

Жгучий приступ отчаянной нежности к нему захватывает меня врасплох.

Ругая себя на чем свет стоит за медлительность, я вплотную прдхожу к нему и подхватываю штаны и куртку, чтобы помочь обнажившемуся Морозову влезть в них обратно. К счастью, он уже даже не пытается изображать из себя супергероя и охотно принимает помощь. Переносит часть своего веса на меня, приобняв за плечи, и мне даже приходится расставить ноги пошире, чтобы удержать навалившуюся тяжесть.

Ткань горнолыжного костюма кажется слегка влажной от оттаявшего снега. Но внутри она вполне сухая и скользит по коже, как по маслу. Когда мои голые ноги оказываются внутри, плотно прижатые к таким же голым бёдрам Морозова, я нервно усмехаюсь:

— Ощущаю себя сарделькой в бочке. Нам вдвоем здесь тесновато…

Жестковатые волоски на его ногах щекотно трутся о мою кожу. Ужасно хочется почесаться, но сквозь толстую ткань это проблематично. И тогда, недолго думая, я переношу вес на одну ступню и трусь щиколоткой другой ноги о его колено.

Он аж вздрагивает.

— Неожиданно…

— Ты там колючий, — смущённо объясняю я, а про себя думаю, как же хорошо, что он не снял трусы-боксеры. Иначе ситуация стала бы совсем неловкой! Особенно учитывая наше положение лицом к лицу.

— А я думал, что ты скажешь «холодный».

Ноги у Морозова по сравнению с моими и в самом деле ледяные. Но именно этого я и ожидала, поэтому ощущения не слишком меня напрягают.

— Это ненадолго, — уверяю я и подтягиваю к нему поближе широкий рукав куртки. — Давай надевай поскорее! И не забудь застегнуть на моей спине.

Через пять минут этой возни мы с Морозовым превращаемся в живое подобие сиамских близнецов. С одним телом и двумя головами, торчащими из горнолыжного костюма. Наверное, со стороны на редкость дикое зрелище… ну да ладно, сейчас гораздо важнее согреть его своим естественным теплом.

Я оглядываюсь в поисках удобной лежанки, куда можно устроиться, и с досадой понимаю промашку. Надо было влезать в костюм, лёжа в заранее выбранном месте, а мы зачем-то сделали это в стоячем положении. И теперь придётся как-то передвигаться вместе.

Морозов кивает на свой прежний угол.

— Здесь есть туристический коврик…

Он делает неловкий шаг назад, явно забыв, вместе с ним в штанах нахожусь и я. Так что в итоге движение получается чересчур стремительным.

— Ой! — тихо взвизгиваю я, наваливаясь на Морозова всем телом.

Равновесие теряется моментально. У меня словно пол из-под ног выбили.

Наверное, будь Морозов в обычной физической форме, то устоял бы на ногах и удержал нас обоих. Но прямо сейчас сила явно не на его стороне.

От моей тяжести он опасно балансирует на пятках и в следующее мгновение заваливается назад… но в самый последний момент успевает извернуться и принять удар на своё правое плечо, смягчив его об коврик-пенку. Только поэтому падаем мы безболезненно, как неваляшки. Я сверху, он снизу.

— Не ушиблась? — выдыхает он мне на ухо.

— Вроде нет… — я слегка шевелюсь, устраиваясь поудобнее, и перемещаюсь немного набок, чтобы не давить на него своим весом. — А ты?

Под курткой девать руки совершенно некуда, поэтому я нерешительно обнимаю Морозова за крепкий торс. И сразу же чувствую, как его окаменевшие мышцы под влажновато-холодной от озноба кожей непроизвольно сокращаются из-за прикосновения теплых ладоней.

К моему удивлению, он почти твёрдой рукой возвращает моё тело в обратную позицию. Прямо на себя.

— Не уползай. Так гораздо… лучше. Только постарайся не ерзать и лежать спокойно.

Я утыкаюсь лицом в его шею, не зная, куда девать взгляд от невыносимого стеснения.

— Ладно… — бормочу еле слышно. — Просто это всё для меня так непривычно, знаешь… и смущает…

Он тихо хмыкает, и движением его широкой грудной клетки меня качает плавно, как на плоту.

— Не надо смущаться, ничего же не происходит. Мы просто греемся. Я вообще вырубаюсь уже. Нам обоим лучше подремать. Хочешь… спою тебе новую песню? Сочинял, пока шли через расщелину. Не колыбельная, но думаю, что сойдёт.

— Давай! — с облегчением соглашаюсь я, радуясь невинному поводу отвлечься.

— Тогда закрой свои глазки и слушай…

Пару мгновений он перебирает пальцами мои волосы. Приятно, аж до мурашек. Потом шумно вздыхает и тихим низким голосом начинает во мраке нашей одинокой холодной землянки, затерянной где-то посреди гор, петь свою новую песню.

— Мне приснилось, что холод — горячий, Что и лед в этом сне — из огня.

На двоих с нею сон… Это значит,

Зимний мрак больше не для меня.

Мрак исчез, я лишь только заметил, Как рычит тень зверей: «Нас не тронь!»

Лед и пламя за это в ответе… Та, что ждал — холодна,

Как огонь.

Холодна, как огонь в клетке снежной… Льдинка тёплая, таять пора.

Пламя есть в тебе, чистая, нежная… Будь со мной, милый лёд,

До утра.

Если сон наш она не забудет, Как мороз забывает весна,

Я пойму, кем она теперь будет… Позову вещим словом —

….

Напев его потрясающе певучего бархатного голоса, как всегда, погружает меня в состояние сказочного гипноза, когда хочется только слушать и блаженствовать.

Да я и блаженствую, расслабившись, словно большая домашняя кошка. Разве можно было когда либо даже просто мечтать о подобном?! Я… слушаю песню своего обожаемого певца…

…лежа на его груди! В его объятиях..! Боже…

И в одних с ним штанах на двоих.

М-да. Такое вот странное исполнение мечты для недофанатки вроде меня.

То, что Морозов уснул, я осознаю только когда строчки последнего куплета становятся к концу совсем невнятными. Уснул. Так и не допев свое вещее слово.

Несколько минут я просто лежу и слушаю его глубокое дыхание.

Чувствую, как его ноги рядом с моими становятся теплее. Да и озноб у него уже не такой сильный, и это очень хороший знак. Такими темпами скоро должен пойти совсем на убыль. Хорошо бы, конечно, горячего чая ему, но у нас тут ничего такого нет. Надо потом поискать.

С этими мыслями я уютно прижимаюсь щекой к потеплевшей коже Морозова и уплываю в сладкую дрёму…

А просыпаюсь от его поцелуев. И от ощущения жёстко растущего давления между ног.

— Матвей! Что ты делаешь? — вскрикиваю я, толком ещё не проснувшись, и пытаюсь отстраниться. Но куртка меня никуда не пускает.

Он ничего не отвечает. И такое ощущение, что вообще меня не слышит. Целует и целует всё, до чего может дотянуться — волосы, шею, лицо… и наконец добирается до губ.

— Матве… м-м… — я беспомощно умолкаю, когда новый поцелуй затыкает мне рот. Такой умелый, головокружительный, горячий…

Слишком горячий.

Наверное, градусов под сорок.