Снегурочка для босса

Глава 41. Ты мое лекарство

На звук дверного звонка никто не реагирует. Но я отчётливо слышу отдалённые звуки бешено терзаемой электрогитары. Выждав для приличия одну минуту, решительно дёргаю ручку.

Парадная дверь не заперта. Наверное, перед уходом клавишник Мрак специально позаботился об этом.

Несмотря на то, что снаружи особняк казался полностью погружённым во тьму, в широком холле я с облегчением вижу слабую подсветку. Световая каёмка электрических огоньков вмонтирована прямо в пол, наподобие орнамента по периметру комнаты. Просто она настолько мягкая и бледная, что дает освещение только на расстоянии метра от себя. И только благодаря ей знакомую лестницу я нахожу достаточно быстро.

По дороге вниз щёлкаю выключателем на стене. Всё пространство сразу озаряется ярким светом, позволив мне беспрепятственно приблизиться к заветной двери музыкальной студии.

Звуки гитары становятся гораздо громче, но в какой-то момент они сменяются на какой-то тревожный-агрессивный грохот. Как будто кто-то решил как следует постучать молотком по стенам. И в конце концов череда этих жутких ударов заканчивается последним, особенно громким.

И зависает звенящая тишина…

Затем всё начинается сначала — с пронзительных и удивительно виртуозных аккордов электрогитары. Правда, её мелодия меня скорее пугает. Уж слишком она тяжёлая и мрачная. Наверное, какой-то отрывок по теме хард-рока.

Я глубоко вздыхаю, набираясь смелости.

Поднимаю руку, чтобы постучать в дверь… и вдруг вижу, что она приоткрыта. А на полу поблескивает цепочка мокрых следов, ведя в сторону сауны и душевой.

Похоже, мне повезло. После ухода ребят «Морозного клана» их босс решил немного освежиться и выбрался наружу из своей берлоги. А снова запереться забыл. Вот это удача!

Ныряю в щель дверного проема и резко останавливаюсь на пороге.

Ударная волна тяжелой музыки обрушивается на мои уши, словно цунами, но дело вовсе не в этом…

Просто вокруг небольшого возвышения круглой студийной сцены валяются ошметки, подозрительно похожие на куски разбитой электрогитары. А сам Морозов стоит на сцене спиной ко мне, яростно терзая струны точно такой же.

И на нем из всей одежды одни лишь тугие синие джинсы.

На широких плечах поблёскивают капельки воды, стекая струйками по мужественным очертаниям крепкого торса. И в миг этого крышесносного взаимодействия с миром музыки его фигура кажется настолько энергичной и завораживающе красивой, что у меня мгновенно пересыхает в горле.

Каждое агрессивное движение, под которым душераздирающе стонет электрогитара, заставляет все обнаженные мышцы Морозова непрестанно играть и двигаться, придавая ему гипнотическое очарование.

Боже мой…

Он сейчас выглядит прямо как бог. Самый настоящий бог рок-музыки, сошедший в зрительный зал к простым смертным, вроде меня!

И глядя на него — вот такого, нереального и безумно красивого… я поверить не могу, что у меня есть шанс быть с ним. По-серьезному, а не в качестве временной подружки.

— Матвей… — выдыхаю я, но за музыкой мой дрожащий голос не слышно.

Так и продолжаю стоять на месте, жадно впитывая открывшуюся картину. Не могу заставить тебя даже пошевелиться, покорившись энергии его творческой харизмы. Это сумасшествие, чистое и дикое сумасшествие…

Гипноз обрывается внезапно.

Обрывается вместе с музыкой, когда Морозов перехватывает и эту свою обреченную электрогитару за ручку. И начинает бить ею прямо по полу. Зло, размеренно, агрессивно. Словно дровосек, который решил порубить дрова во дворе.

Я аж подпрыгиваю от неожиданности и моментально прихожу в себя.

— Матвей! — окликаю его гораздо громче прежнего. — Что ты делаешь..?

Моё восклицание застаёт его в тот самый миг, когда несчастный музыкальный инструмент аналогично первому разлетается на куски.

Красивая мощная спина Морозова каменеет. А затем он медленно выпрямляется и, тяжело дыша, поворачивается ко мне лицом. Побледневшим, осунувшимся и таким родным…

Сердце сжимается от сочувствия к нему, и Морозов мгновенно это просекает. Наверное, по моим глазам.

— Если ты пришла из жалости к больному, Ника, — ровно произносит он, — то я в этом не нуждаюсь. Не надо заставлять себя общаться со мной, если ты этого не хочешь.

— Нет, Матвей, ты ошибся, — я качаю головой и слабо улыбаюсь. — Вообще-то мы с тобой оба… ошиблись.

Моя улыбка действует на Морозова так, будто его по голове дубиной ахнули. И он впивается в мое лицо интенсивным ищущим взглядом, от которого мне становится неловко. И жарко. Слишком жарко…

Блин, кажется, я покраснела, как распоследняя школьница!

— Ошибся, да, — повторяет он со странными интонациями. — Именно об этом мы с тобой говорили в больнице. Но не договорили. И я очень ценю то, что ты нашла в себе силы продолжить нашу беседу, несмотря на обстоятельства. Ника… я хотел кое-что спросить. Точнее, пообещать тебе…

Морозов обрывает себя коротким тяжелым вздохом, заметно тяготясь тем, что собирается сказать. Делает несколько шагов к краю сцены и, мрачно пнув по дороге кусок последней электрогитары, спускается ко мне.

— Так спросить или пообещать? — с каждым его шагом я всё больше нервничаю и чувствую, как стройная цепочка мыслей превращается горячий взволнованный кисель. — Что именно?

Он останавливается в метре от меня и стоит там, сунув большие пальцы рук в карманы своих сногсшибательно сексуальных джинсов. Его обнаженный торс всё еще покрыт сверкающими каплями воды… и я ловлю себя на постоянном сползании взгляда к его широким плечам и сильным рукам с мужественными очертаниями отлично развитых бицепсов.

— В ту ночь, когда я заставил тебя… быть со мной, — напряженно цедит Морозов сквозь зубы, — мы не предохранялись. И если вдруг ты обнаружишь, что беременна, то мы должны обсудить этот вопрос вместе.

— Матвей, нет, — мягко возражаю я. — Ни о чем таком и речи быть не может.

Он мрачнеет еще сильней и, похоже, снова неверно понимает мои слова.

— Ника, ну прости меня. Понимаю, как тебе тяжело, но…

— Потому что ты меня не заставлял! — повышаю я голос. — Между нами вообще толком ничего не было, понял? Ну, то есть… было немножко… — спотыкаюсь я и скомканно-смущенно подытоживаю: — …но не то, чтобы полноценно!

Пристальный взгляд Морозова приобретает сходство с лазером. Он даже моргать перестает совсем, смотрит и смотрит, будто не веря мне. Потом медленно сообщает:

— Я помню твой голос, Ника. Ты просила перестать, но я тебя не слушал. А когда мы с тобой встретились в больнице, ты смотрела на меня, как на предателя. И боялась.

— Никого я не боялась, просто нервничала! — с жаром возражаю я. — А смотрела на тебя так совсем из-за другого момента! Довольно обидного сразу после нашего интимного сближения, между прочим…

— Какого момента? — сдвигает брови Морозов, все еще сверля меня пронзительно-изучающим взглядом.

Но я-то вижу, как его лицо с каждой секундой всё больше светлеет! Как будто пасмурные тучи рассеиваются на бледно-зимнем небосклоне.

— Это насчет Павлины, — неохотно поясняю ему. — В ту ночь ты нас перепутал и упоминал ваши отношения в прошлом. А потом перед тем, как вырубиться, ты сказал, что поседел из-за меня. То есть… в смысле, из-за нее. Это правда?

Морозов вдруг с шумом выдыхает и трясет головой, как пёс, избавляющийся от досаждаюшего ему репея.

— Подожди, Ника. Я отвечу тебе, обещаю, но… подожди. Мне надо, как бы это сказал Макс… — усмехается он сам над собой, — …перезагрузиться.

— Хорошо, — кротко соглашаюсь я, глядя на него преданно ожидающими глазами.

Он в два шага вдруг оказывается рядом, будто его примагнитило. И требовательно обхватывает мои плечи большими горячими ладонями. Синие глаза так и горят, аж прожигают насквозь.

— Так… мне жизненно необходимо еще раз это услышать, поэтому повтори, Ника. Повтори для меня, радость моя! Ты… была со мной добровольно? Точно?

— Точно!

— И не жалеешь? — допытывается он.

— Вообще-то жалею, — признаюсь я и при виде опасного выражения его лица быстро добавляю: — Жалею, что у нас было всё только на уровне обжиманий. Очень приятных, конечно, но…

— Но?

Он притягивает меня ближе, и мое настроение внезапно приобретает какой-то особенный, непривычно игривый оттенок. Как это бывает у некоторых людей, которые долго балансировали на тонкой грани сильного стресса.

Поэтому я с облегченной шутливостью отвечаю:

— Но… если уж будить в девушке женщину, Матвей, то делать это надо качественно, на все сто процентов. А не так… э-э… поверхностно, как ты!

Мой первый и единственный опыт женской провокации срабатывает просто на ура. Глазом моргнуть не успеваю, как оказываюсь в объятиях Морозова. И тело сразу начинает просто плавиться и пылать от блаженства этого сладкого плена.

— Я запомню, — низким, вибрирующим голосом обещает золотой голос «Морозного клана» мне на ухо. — И разбужу тебя, как следует, моя Снегурочка. Очень… очень скоро…

— Не уверена, — примирительно говорю я и с робостью касаюсь его осунувшегося небритого лица. — Ты всё ещё бледноват. Может, тебе лекарства какие-то надо принять?..

Морозов слегка отстраняется назад, чтобы заглянуть мне в глаза. Медленно обводит пальцем мягкую линию моей щеки и губ…

А потом серьезно, без улыбки сообщает:

— Ты — мое лекарство. Я лучше тебя приму. Прямо сейчас.

​​