– Черный, ну ты помнишь, да?
Кирик топал рядом, слоняра мразотный, но близко не подлезал. Это лишний раз напомнило о том, что уроки он все же усваивал. Не все время дурак дураком.
Черный, не обращая внимания на мечущегося рядом придурка, аккуратно разминал плечи. Готовился.
Сегодня – не к тому, к чему привык.
Вообще не к тому.
– Черный???
Кирик, видно не поняв, слышат его или нет, шагнул ближе.
Черный поднял взгляд, и Кирик тут же отпрянул, тряся жирными щеками.
– Ну… Я просто лишний раз хотел…
– Завали.
Черный встал, помахал вперед-назад руками, подошел к зеркалу, уперся кулаками с двух сторон в стену.
Рассматривал себя пристально, внимательно. Словно искал что-то.
Что, Черный? М?
Смешно…
Так прилипло имя дурацкое, которым он назывался, когда страницу в соцсети заводил. В тринадцать лет. Черный Зверь.
Ага.
Зверь ушло, Черный осталось.
Странно. Должно быть наоборот…
Вот он тогда был дурак малолетний. Столько всякого дерьма успел натворить… Может, если б не Веснушка, то и жизнь по-другому сложилась бы…
Но чего теперь? Веснушка далеко и не помнит про него. А жизнь… Вот она. Такая, какая есть.
И все же…
– Черный, ты чего?
Не вовремя урод! Не вовремя!
Черный поймал трусливый взгляд Кирика в зеркале, оскалился. Саданул обеими руками по стене. Не сильно. Открытыми ладонями, не костяшками. Только дурак перед боем будет кулаки травмировать.
А Черный уже не дурак. Вроде. Вон, как сегодня умно поступил. Поступит. Да. Поступит.
– Съебался.
– Через полчаса…
– Съебался нахуй.
Кирик умотал. И, кажется, воздух перед этим испортил, гнида.
Со второго раза послушал… Теряешь форму, Черный… Да оно и так заметно. Не зря же уже списали со счетов. Сам себя списал.
Но, в принципе, слава чемпиона ему никогда не грела ни одно место. Похрен было. Просто надо куда-то злость выпускать, ярость, бешенство. Три основных состояния его многие годы. С тринадцати сраных лет.
И до недавнего времени.
Как только начало подотпускать, так его со счетов и скинули.
Оно и правильно. Нахера боец, который не на полную выкладывается?
Здесь не сборная, мать ее. Здесь бои. И не до первой крови.
А ведь были все шансы… Были.
Олимпийский вид спорта. Дзюдо. Школа олимпийского резерва в перспективе. Отец гордился. Радовался так.
Хоть в чем-то сын лучший. И Черный радовался. И старался.
Отец начал в секцию с пяти лет водить. Все силы, все деньги вкладывал. Мать хотела, чтоб Веня ходил на шахматы. И он даже ходил. Но недолго. Отца уволили с работы, остался только один способ заработка – такси. И вопрос о том, где будет заниматься ребенок… Ну, его не стояло.
Потом соревнования. Первые победы. Первые пояса. Еще детские.
Родители выкладывались по-полной. А ты их отблагодарил, да, Веня?
Только мама тебя так называла.
И еще… Веснушка.
Черный, устав пялиться на свою напряженную рожу, прикрыл глаза.
И – бац! Как всегда! Как всегда, сука! Все эти семь гребанных лет!
Перед глазами она. Веснушка. Его девочка. Тонкая, с огромными глазами, светленькая, косичка такая пушистая…
Ничего не изменилось.
Долбанный ты психопат, Черный!
Девчонка и помнить о тебе уже не помнит!
Уехала, вычеркнула из жизни.
А ты еще и сам напоследок постарался, хорошего такого пинка дал для разгона.
Чтоб летела и не оборачивалась.
А сам все эти годы…
И вообще, кто помнит о своей первой влюбленности?
Только маньяки всякие, зацикленные…
Ну че, Веник, ты – зацикленный маньяк.
Который за все эти годы в каких только кроватях не повалялся.
А все равно она. Веснушка. Одна и осталась в голове.
Она, наверно, красивая стала.
Иногда, после очередного боя, Черный допускал слабость. Перед сном представлял, какая она сейчас.
Какого цвета у нее волосы… Наверняка, русые. Длинные…
Какой формы стали губы… Они и тогда пухлые были, а теперь?
Он рос, и в его мыслях она тоже росла.
И сейчас он видел ее своей ровесницей, двадцатилетней красоткой, наверняка нежной и романтичной. Такая… Девушка-мечта. К которой так же страшно прикоснуться, как тогда было страшно тринадцатилетнему пацану за руку подержать.
Веник сразу подумал, что она невозможно другая.
Прям, вот как в первый раз увидел, так и подумал.
Он перевелся в восьмой из другого района. Пришел первого сентября на линейку.
Готовый ко всему. Готовый дать отпор.
Она стояла, немного в стороне от других девчонок класса, держала в руках скромный букет. Задумчиво смотрела на первоклашек.
А потом, словно почувствовав, что ее рассматривают, резко подняла взгляд. На него.
И Веник будто солнечный удар словил, или, что гораздо, гораздо хуже, пропустил боковой от Васьки Сомина, своего вечного партнера по спаррингам.
В глазах темно стало, в голове – звон.
Потом прошло, конечно, но вот это первое свое ощущение, когда Веснушка посмотрела на него своими чистыми карими глазами… Оно навсегда осталось. Навсегда.
Оно потом помогало, в колонии.
Как расстались – не помнилось. Зато как встретились…
Веника девчонки особо не интересовали никогда. Спорт отнимал силы, заменял все.
И потому этот первый солнечный удар был абсолютно неожиданным. И смертельным. Как хроническая болезнь на всю жизнь. Которая убьет в итоге.
После этого все остальное, не связанное с Веснушкой, помнилось урывками. И воспринималось чем-то далеким. И глупым.
Школа, новые учителя, одноклассники… Все меркло, стоило ей появиться.
Веснушка скромно улыбалась, когда ловила его взгляд. Ее тонкие пальчики, сжимавшие ручку… Задумчивые глаза… Волосы пушистые… Худенькие плечи…
С ума сойти. Мозг просто отключался.
Кто-то пытался его проверять, парни из класса. Но мало, очень мало.
Прошла информация, что он – чемпион. Начали уважительно смотреть, приглашать на какие-то послешкольные тусовки.
Сходил один раз, надеясь, что там будет она. Ее не было. Больше не ходил.
Спорт, школа, Веснушка.
Вернее, не так.
Веснушка, спорт, школа.
Да.
Жадное сканирование пространства вокруг девчонки. Вдруг кто-то еще на нее смотрит? Вдруг?
Но нет. Все, кто настраивался даже просто подразнить тихую отличницу, как-то очень быстро поняли, что не. Не стоит. Даже разбираться не пришлось. Взгляда оказалось достаточно.
Как они с Веснушкой подружились, как начали сначала разговаривать, сидеть за одной партой, потом переписываться в соцсетях… Веник и не помнил. Это было настолько естественным, настолько правильным продолжением происходящего, что сам момент и не ощутился.
Кажется, она подошла первая. Улыбнулась.
Наверняка она. Потому что сам Веник точно помер бы от ужаса и неуверенности в себе, если б решился. А вдруг, откажет? А вдруг посмотрит холодно? Как на… Чужого?
Но Веснушка не смотрела холодно.
И счастье накрыло такое, что даже спортивные достижения, а он тогда взял Россию по своей возрастной, казались чем-то тупым и мелким.
И Веник думал, что бесконечным все будет.
Но бесконечным не получилось.
Все получилось, как обычно в его жизни. Резко и тупо.
Сначала ее мамаша.
Тварь, выгонявшая ее из дома, когда трахаться приспичивало. Мать нашла себе новую любовь. Заграничную. И про дочь вообще забыла нафиг.
Веснушка никому не рассказывала, стеснялась идти даже к своему дядьке-менту, хотя любила его, уважала. Только с Веником делилась. И он, слушая, кулаки сжимал бессильно. Потому что тут ничего не мог сделать. Ничего.
Потом Веснушка потеряла телефон. Испугалась, что мать будет ругать, плакала у него на плече. А он, обнимая дрожащими руками, кайфуя от этого и стыдясь, обещал, что все решит. Потому что хотя бы тут может помочь.
Ну и решил. Идиот.
Не нашел ничего умнее, чем спереть для нее новый. Попался. Напряг родителей, класснуху, тренера.
Веснушка таки получила пиздюлей от матери за потерянный телефон, а Веник чуть не заимел почетное место – учетную запись в отделе по делам несовершеннолетних. Тогда на его спортивной карьере смело можно было ставить крест.
А карьера-то перла.
Тренер нашел спонсоров, готовых вкладываться в него, все шло хорошо. Родители, естественно, напряглись по поводу неслучившейся кражи, тем более, что Веник никому не рассказал о причинах. Даже Веснушке. Отец вбивал мозги через жопу.
Но все было бессмысленно.
У Веснушки свалила на пмж в Германию мать, даже толком не поговорив с дочерью. Просто тупо спихнув ее своему брату. Тот, наверно, знатно ошалел. Как и сама Веснушка.
И ее боль, ее обиду Веник переживал так, как не переживал свои поражения в боях. Обнимал ее, сидя в подъезде, возле своей квартиры, утешал. И исходил лютой злобой.
Ему дико хотелось добраться до мамаши и объяснить ей, что так нельзя поступать с такой светлой нежностью, как Веснушка. Со своей дочерью. Нельзя, мать твою, просто тупо забивать на живого человека, который тебя любит, и сваливать прочь!
Нельзя!
Но тут опять была ситуация, когда он ничего не мог сделать. Только поддержать. Только предложить остаться у него. Переночевать. Родители должны были уйти на работу, отец в такси на ночь, мать в ночную смену на завод.
Место было.
И ему бы… Очень хотелось. Просто, чтоб рядом была, просто знать, что она не плачет, не переживает. Отвлекать, развлекать ее.
Но Веник ничего не смог. Опять. Опять!
Принесло ее серьезного до охерения дядю с нереальных размеров битой. И Веник, которого мать тупо загнала домой ремнем, после серьезного разговора с дядей Веснушки, почувствовал себя ничтожным, мелким и глупым. Неспособным защитить девчонку. Которую он уже несколько месяцев мысленно называл и считал своей.
Какая она твоя, тупой ты Веник? Ты – маленький говнюк, с тобой никто даже не считается! Она – тоже бесправная. Захотят – в детдом отправят! Захотят – к матери отвезут! И никто ничего не сделает!
Веник осатанел и начал искать способы решения вопроса.
И нашел.
Конечно, нашел!
Они с Веснушкой просто сбегут.
Вот и все.
Страна большая. Затеряются, и никто, ни одна собака их не найдет!
Шикарный план.
Осталось только реализовать.
Найти бабки на первое время.
Ну и Веснушку уговорить.
Надо ли говорить, что нихера не вышло? Первая же попытка Веника заработать бабки вылилась в дикий треш. И чуть было не убила его самого, и, самое главное, его Веснушку.
И вот тут не понять: это он такой тупой и невезучий? Или просто случайность?
Хотя, неважно.
Важен результат.
Сам Веник загремел с сотрясом в больницу, пропустив очередные важные соревнования. Из-за них его не взяли в школу олимпийского резерва.
А Веснушку…
Веснушку все же отправили в Германию. К матери.
И это был полный, окончательный пиздец.
Потому что Веник сорвался. От своей беспомощности, от того, что нихера, вот вообще нихера не решает!!!
Он начал уговаривать Веснушку свалить прямо сейчас. Вот сразу. Бабки? Да найдутся бабки! У родителей возьмет! Еще возьмет!
Не важно!
Главное, что они будут вместе! Вдвоем!
Как он уговаривал! Как просил! Какие приводил доводы! Ему казалось, что он прав. Что он логичен. Что она согласится. Надо только надавить чуть-чуть.
Ну, чуть-чуть…
И он надавил.
Но Веснушка удивила.
Ударила несколько раз по лицу, заехала острым локотком в живот.
– Дурак!
Пронеслась вихрем к двери, вылетела в подъезд.
– Сама такая!
Веник со всей дури засандалил по деревянному полотну ногой, полюбовался на дыру… А потом рванул следом.
Злой, возмущенный, что его не слушают, не хотят понять.
Что его (ЕГО!) девчонка просто променяла его (ЕГО!) на эту тварь, без зазрения совести бросившую ее одну!
Почему Веснушка против? Почему? Он сможет защитить! Он уже сильнее стал! Умнее! Он уже все риски просчитал! Почему она отказывается???
Веник догнал ее на улице, развернул к себе.
– Слушай… Лен… Ну чего ты? Ну это же лучше… Пойми, так ведь лучше будет!!!
Веник, кажется, даже плакал в тот момент.
И Веснушка плакала.
Но упрямо качала головой.
И тогда он ее оттолкнул.
Не сильно, но окончательно. Посмотрел в глаза, полные слез, скривился.
– Пошла нахер, дура. Видеть тебя не хочу, овца.
Веснушка только рот раскрыла. А потом уткнулась лицом в ладошки и зарыдала.
Веник развернулся и пошел. Медленно. И, пока шел, все ждал, что одумается. Что догонит, обнимет. Скажет, что согласна. С ним.
Но рыдания прекратились, и, когда Веник, не выдержав, обернулся все же сам, Веснушки во дворе не было.
Он поднялся на свой этаж, зашел в комнату… И свалился с температурой. На неделю.
Родители вызывали скорую, потому что там шкалило сорок.
Когда через неделю Веник пришел в себя…
Веснушка уже уехала.
Улетела.
К матери, в Германию.
И все.
Это было все.
Это словно… Ну вот было в твоей жизни солнце. Было что-то настолько яркое, настолько чистое, чего не случается больше. Никогда.
Эта чистота и тебя делала чище. Эта яркость и тебя освещала так, что никакого другого света не требовалось.
А потом это пропало. Забрали. Увезли.
И все стало темно. Все стало обычно. И вроде хорошо все. А никак. Ну вот просто никак.
Веник сначала, пока приходил в себя, ощущал внутри пустоту. Словно не человек, а глиняный кувшин.
Даже думать толком не мог. Учиться не мог. Заниматься спортом не мог.
Родители волновались, родители предпринимали все меры, какие могли. Но…
Все всегда случается одновременно.
Сначала отец подал на развод. Неожиданно. Встретил, оказывается, пока таксистом работал, бабу… Обычная история.
Мать этого не вынесла. Заболела сильно. Веник положил большой болт на учебу, на спорт. Ему было чем заняться.
Мать выкарабкалась, а Веник попал в колонию.
Ввязался по глупости туда, куда не стоило, попал под раздачу. И никто его не спас. Никто не помог.
Классная руководительница, Вера Валентиновна, которая вступалась за него все время, бегала с характеристиками, ушла в декрет. Он ей просто даже и не сообщал о том, что происходит в жизни. Зачем человека беспокоить?
Его тренер, после того, как Веник отказался выступать, ехать на соревнования, потому что надо было за матерью ухаживать, она как раз после операции не вставала, тоже вычеркнул его из списков потенциальных чемпионов.
У отца была уже другая семья, и там планировалось прибавление.
И все.
Как оказалось, больше никому до Веника дела не было.
Никому.
За вооруженный грабеж, а именно так классифицировали полуприколисткий подкат с ножиком к пьяному мужику компанией подростков на улице, Веник получил три года колонии.
И вот там навыки, приобретенные в спорте, очень даже пригодились.
Именно там он перестал быть Веником. И стал Черным.
Там же познакомился с Кириком, толстым тупым увальнем, прилипшим к жесткому, нервному и молча бьющему сразу по роже парню намертво.
Именно там Веник сделал себе первую татуху, на плече: море, дельфинов и восходящее солнце. Они с Веснушкой хотели к морю уехать…
Именно там Черного и приметил Ворон. Редкий говнюк, конечно, но сумевший разглядеть в диком, огрызающемся волчонке будущего чемпиона боев без правил.
Короче говоря, когда Черный вышел из колонии, не досрочно, потому что постоянно влетал на карцер, и хорошим поведением нихера не пахло… Ему было чем заняться.
Мать, вышедшая на пенсию по инвалидности, требовала ухода, квартира требовала ремонта. Да и сам он, молодой парень, тоже хотел взять от этой гребанной, так обманувшей его жизни, все. До самого донышка.
Он не стал чемпионом России, не поехал на мир, на Олимпиаду.
Но бабки зашибал приличные, постоянно тренировался, совершенствуя свои умения. Хотя бы эти, раз других не было.
И отрывался. Брал от жизни все.
И нет. По ночам ему Веснушка не снилась. Совсем. Вообще.
Сегодня у него был бой. Первый договорной. До этого Черный на такое не соглашался, посылая Ворона нахер.
Но сегодня…
Бабки были слишком хорошие. А под Молота не грех и лечь. Мужик старше его на пять лет и опытней на целую жизнь. Все, собственно, могло и без договора случиться. Просто потому, что Черный бы не выстоял против него.
Но Ворон, зная способность Черного звереть и забывать про боль, лишний раз перестраховался. И придурка Кирика, видно, настропалил.
Ну, с этим толстым дегенератом Черный потом планировал поговорить, плотно.
А пока…
Потер плечо, щелкнул дельфина по носу на удачу.
Все будет хорошо. Да?
Пробегав первый раунд, Черный понял, что, в принципе, можно было и не договариваться в самом деле. Молот вел бой грамотно, не в полную силу, это чувствовалось. У них тут шоу, надо, чтоб зрители завелись.
Черный тоже не особо выкладывался, планировал в третьем раунде начать.
Сел, отдуваясь, позволил Кирику обтереть себе лицо.
– Черный, ты не борщи, загонял его уже, у него дыхалка ни к черту, – бормотал Кирик, – ты же помнишь, Черный? Помнишь?
– Нахуй пошел.
Черный поморщился, глянул на задницу ринг-герлз, припоминая, трахал он ее, или нет… Потом поверх резинок, по лицам зрителей.
Уцепился взглядом за хорошенькую блондинку. Она сидела в третьем ряду. И смотрела на него. Не отрываясь.
Узнавание ударило под дых с такой силой, куда там Молоту!
Веснушка! Она!
Или…
Черный, у тебя наконец-то поехала крыша? Да?
Похоже на то…
Черный смотрел, не отрываясь, в темные глаза, с ринга кажущиеся огромными, черными… Бледная кожа.
Где твои веснушки, Веснушка?
Это ты? Да? Ты меня узнала?
Короткие светлые волосы… Где твои косы?
Веснушка?
Она смотрела, смотрела, смотрела…
Он не мог понять отсюда выражения ее глаз.
И оторваться не мог. Физически.
Гонга не слышал. Что ему орал в ухо Кирик – не слышал.
Когда подлетевший Ворон силой развернул его за подбородок к себе, Черный чуть было не въебал ему. Еле затормозил, непонимающе и яростно упираясь в него бешеными глазами.
А потом… Вернулся взглядом обратно.
Это была она. Веснушка. Его Веснушка.
Здесь.
Черный усмехнулся, встал, развернулся к зрителям. К ней.
По-прежнему не слыша, что орут ему Ворон и Кирик, что скандируют трибуны. Только она. Бледное пятно лица в третьем ряду.
Веснушка. Ты пришла на меня посмотреть?
Он повернулся к двигающемуся на него Молоту, повел плечами.
Смотри, Веснушка.
Это для тебя.