Воспоминания о Джейсоне Тубертоне взволновали меня. Сразу стали мучить вопросы.
Сколько сейчас мне лет? Как давно я была такой ранимой и беззащитной? Неужели та Лорианна и я – это один человек? Та наивная лерина и вот это недоразумение в бинтах и с трубками? Она – с таким горячим сердцем, и я – с истерзанной душой и пустотой внутри?
С того дня, как атер Кирстан Стефанович произнес имя «Джейсон», я постепенно вспомнила себя – маленькую тангрийскую лерину, родителей, слуг, дом, Джейсона Тубертона, его семью и город-крепость Зардан, в округе которого мы жили.
Воспоминания, от которых было и тепло, и больно одновременно, словно кусочки сломанной мозаики, постепенно складывались в рисунок детства и юности.
Но дальше шестнадцати лет воспоминания упорно не шли. Они повторялись, пока, наконец, я их не запомнила. Я пыталась снова и снова продвинуться хоть чуть-чуть дальше, но бесполезно.
Дни в госпитале проходили одинаково: инъекции, безвкусная еда, разговоры с сестрой Таисией или атером Кирстаном Стефановичем. Последнего я пока не вспомнила как близкого друга, что бы он там ни говорил о наших отношениях ранее. Поэтому обращалась к нему на «вы» и исключительно через «атер».
Иногда приходил главный целитель госпиталя – господин Йович, который осматривал меня, кривил тонкие бледные губы, впивался в меня неприятным взглядом и спрашивал одно и то же:
– Что-нибудь вспомнила?
– Нет, – отвечала я, и он уходил, жутко недовольный.
Подсознательно главный целитель вызывал чувство страха. Он не сделал мне ничего плохого, но я чувствовала, что этот мужчина ненавидит меня, а в его холодных глазах навсегда застыла неприязнь.
Сестра Таисия нашептала, что господин Йович пока верит в то, что я ничего не вспомнила, потому что у меня серьезные травмы головы, она же пока не стала сообщать в отчетах, что я начала вспоминать.
Однажды я снова чуть не умерла.
Я проснулась от нехватки дыхания. Что-то мягкое плотно приложили к лицу. Привязанная к кровати, я не могла сопротивляться, воздуха не хватало. Перед тем как я потеряла сознание, в мыслях мелькнуло, что третья попытка убийства сложится, по всей видимости, удачно.
Когда я пришла в себя, увидела незнакомых мужчин в белых халатах, которые суетились вокруг меня.
Заметила бледное потерянное лицо атера Кирстана, взволнованное – сестры Таисии, злое и перекошенное – главного целителя и гордое – представительного пожилого незнакомца.
Когда я открыла глаза, все резко замолчали и уставились на меня.
– Очнулась! – с облегчением выдохнул атер Кирстан.
– Слава Пресветлой Богине! – тихо воскликнула сестра Таисия, приложив на эмоциях ладошки к щекам.
Незнакомец подошел ближе.
– Ну и напугали вы нас, лера Тубертон, – холодно произнес он хорошо поставленным голосом. – Вас собирались убить в третий раз. Мой племянник вовремя зашел в палату и поймал преступника с поличным.
Я не отрывала взгляда от породистого лица мужчины, догадавшись, кто передо мной. Дядя атера Стефановича.
Военный министр Марилии.
Я узнала бы его и по голосу, который слышала, когда он отчитывал капитана Бейкалича в тюремной камере. Это воспоминание совсем недавно появилось, удивив меня.
– Несмотря на ваше тяжелое состояние, вынужден задать несколько вопросов, лера Тубертон, – продолжил военный министр. – Всех прошу оставить нас, – обратился он к остальным присутствующим.
– Уважаемый атер Турнович, лера Тубертон только что чуть не умерла! – стал возражать атер Кирстан, еле сдерживая гнев.
Но дядя не стал его слушать.
– Именно поэтому я и собираюсь ее допросить, уважаемый атер Стефанович, – насмешливо отозвался военный министр.
– Но, дядя… – опять попытался возразить атер Кирстан.
– Вон! – в бешенстве рыкнул министр. – Все вон!
Атер Кирстан отшатнулся, сжал губы в злую тонкую линию. Он внимательно и обеспокоенно посмотрел на меня, я ответила беспомощным испуганным взглядом. Атер решительно сделал шаг по направлению к дяде, но тот уже в бешенстве заорал:
– Пошел вон! Иначе отстраню тебя от этого дела!
Атер Кирстан вышел, в бессилии сжав кулаки. Остальные давно уже исчезли по первому приказу военного министра.
– Итак, дорогая лера Тубертон, не собираюсь сильно утомлять вас, – начал министр ровным спокойным голосом, как будто это не он только что орал на присутствующих людей. – Вас сегодня чуть не убили. Думаю, попыток больше не будет, потому что мы нашли и заказчика, и исполнителя преступления. – Он замолчал и выразительно выгнул бровь.
Я внимательно слушала.
– Итак, что вы вспомнили? – резко спросил марилиец. – Можете не врать, что ничего. Менталисты не могут залезть к вам в голову, но я чувствую ложь. Поэтому повторяю вопрос: что вы вспомнили? Будете лгать, завтра отдам приказ о вашей казни.
– Думаете, я цепляюсь за жизнь? – прошептала я. – Это вы не даете уйти за грань.
– Даже так? – усмехнулся военный министр Марилии. – А если прикажу вместе с вами казнить сестру Таисию, как пособницу военной преступницы?
Я слегка опешила и растерялась, потом разозлилась и прошептала:
– Сестра работает в Межземельном ордене Трилистника и не подпадает под вашу власть!
Министр ответил презрительным взглядом.
– Вы абсолютно правы, уважаемая лера, – с издевкой произнес он. – Как сестра ордена она не подпадает под власть императора Марилии, но как подданная Марилии подпадает. Знаю, что она вас прикрывает, лжет в отчетах о том, что вы якобы ничего не вспомнили. Впрочем, как и мой племянник, – неожиданно добавил министр ледяным тоном. – Его семья тоже может пострадать.
Я почувствовала панику, но потом вдруг поняла, что мне нечего бояться ни за себя, ни за атера Кирстана с сестрой Таисией, потому что пока я вспомнила прошлое только до своих шестнадцати лет.
– Я все расскажу, – прошептала. – Только позже.
– Почему позже? – с недоумением во взгляде уставился на меня аристократ.
– Потому что сейчас засну, – с трудом выговаривая слова, пробормотала и закрыла глаза, проваливаясь в глубокий тревожный сон.
– Лера Тубертон, не смейте засыпать! – гневный возглас военного министра Марилии уже не мог остановить меня.
Первое воспоминание обо мне совсем маленькой опять же было связано с Джейсоном Тубертоном. Видимо, до потери памяти мой мир вертелся вокруг этого человека.
Стал он все же моим мужем и полюбил меня так, как я его? Судя по тому, что я стала лерой Тубертон, мы поженились…
Когда мы впервые увидели друг друга, мне было четыре года, Джейсону – шесть лет.
Морозным зимним вечером граф Тубертон с женой и двумя маленькими сыновьями приехал с визитом, чтобы познакомиться с соседями.
Граф Тубертон унаследовал от дяди, маркиза Стоунтона, поместье рядом с нашим, вступил в наследство и решил жить в поместье. Со старым умершим хозяином поместья мы практически не поддерживали отношений – маркиз был необщительным и сварливым стариком, а с новыми хозяевами были не прочь подружиться.
Я вспомнила, как все сидели в гостиной поместья Стенфилдов, – в отличие от семьи графа Тубертон, не одно поколение Стенфилдов родилось и прожило в нашем поместье.
В камине, уютно потрескивая, горели дрова, родители и граф с графиней Тубертон пили кофе со сладостями и тихо беседовали. Я сидела рядом с мамой в красивом сиреневом платье, с бантами в тонких косичках.
Мама… очень красивая. Самая замечательная из всех мам… В детстве я называла ее «мамочка».
Мама напоминала мне фею. Со светлыми волосами и удивительно добрыми голубыми глазами, довольно пышная в теле, особенно рядом с худой лерой Тубертон, очень приятная внешне, с чудесным мягким голосом.
Мама с улыбкой отвечала графине Тубертон на многочисленные вопросы, а я смотрела на них и не хотела признавать, что графиня тоже была красивой женщиной. В первую нашу встречу я даже открыла рот от удивления, рассматривая ее.
Стройная, с великолепной осанкой, идеальной прической из светло-каштановых волос и прекрасными каре-золотистыми глазами. В платье из нежно-золотого атласа, с белыми накрахмаленными ажурными кружевами. У мамы не было таких красивых платьев и таких кружев, мне стало обидно за нее.
– Лерина Лорианна, закройте рот, пожалуйста, – тихо проронила гувернантка, лира Грин.
Смущенная, я захлопнула рот. Украдкой посмотрела вокруг и с досадой увидела, что оба мальчишки, сыновья красивой графини, сидят напротив, смотрят и ухмыляются.
Они явно заметили мой восторг и открытый рот, и я показала им язык. Они рассмеялись в голос, заговорщицки переглядываясь. Я передернула худенькими плечиками и гневно сверкнула на них глазами. На двух братьев, сыновей графа и графини Тубертон: Джейсона и Кристофа.
Джейсону было шесть лет, Кристофу уже девять. Кристоф казался очень взрослым, и я не обращала на него внимания, а с Джейсоном мы с любопытством переглядывались.
У младшего из братьев были необычные ореховые глаза с длинными темными ресницами, совсем как у графини Тубертон, красивые вьющиеся каштановые волосы, тоже как у графини, и вообще он был ее маленькой копией. Какое-то время я его внимательно разглядывала и вдруг поняла, что мое детское сердце начало взволнованно биться, как птичка в клетке.
Джейсон тоже с интересом меня рассматривал, хотя выражение лица оставалось насмешливым и высокомерным.
– Лорианна, покажи Джейсону и Кристофу свою детскую игровую комнату, – с улыбкой произнесла мама.
Однако я не стала слушаться, осталась сидеть на месте, исподтишка наблюдая за братьями. Насмешливый взгляд Джейсона удерживал меня.
Мамины брови удивленно приподнялись.
На самом деле я хотела поиграть с маленькими гостями и показать свою игровую комнату, но ноги стали ватными. Я боялась встать, упасть и снова вызвать смех братьев.
– Ты мелкая, некрасивая, вредная и плохо воспитанная девчонка. Но дружить с тобой я, так и быть, буду – все равно в этом захолустье больше не с кем, а мне скучно! – громко произнес Джейсон Тубертон, я же вспыхнула от возмущения.
– Джейсон! – одновременно воскликнули его родители.
– Что за манеры! – граф Тубертон, высокий темноволосый мужчина с резкими чертами лица и карими глазами, недовольно нахмурился.
Кристоф приглушенно рассмеялся, довольный представлением, которое устроил младший брат.
Оскорбленная до глубины души словами мальчишки, я вскочила и схватила со стола, рядом с которым сидела, первое, что попалось под руку. И швырнула в голову Джейсона.
Мальчик отшатнулся, схватился за голову и застонал от боли.
Я рассекла ему бровь. Потекла кровь, смешиваясь с остатками кофе, поскольку ударила я его кофейной чашкой из маминого любимого розового сервиза. Мама только что выпила из этой чашки кофе.
Взрослые повскакивали с мест, закричали, а Джейсон, держась за разбитую голову, хмуро произнес:
– Злая безмозглая дура! Радуйся, что ты девчонка! Я не бью дур!
Он тогда так и не заплакал, хотя ему явно было больно. Это я хорошо запомнила.
Вокруг начался хаос. Родители окружили нас. Графиня Тубертон осматривала голову Джейсона, моя мама что-то возмущенно выговаривала мне, наши отцы приносили друг другу извинения, а мы стояли и испепеляли друг друга взглядами, пока меня не увели из гостиной.
Я тогда очень испугалась. И своего гнева, и за самого мальчика. Такое поведение было нетипично для меня. Обычно я не выходила из себя и никогда еще никого не била. Но этот мальчик просто взбесил меня – я хотела с ним подружиться, а он грубо обидел меня, хотя никто и никогда меня не обижал.
Меня тогда наказали. Увели из гостиной, заперли в комнате и неделю не разрешали кататься на любимом пони. Но родители не могли долго сердиться, что бы я ни натворила, и скоро заточение закончилось.