— Ну? — надо мной нависает крепкое мужское тело неопределенного возраста и внешности, потому что лампа висит прямо у него за головой и слепяще светит мне в глаза. Кажется, что это не человек — а просто черная болванка, оживленная злой магией. — Как тебя зовут?
Я зачем-то мотаю головой и трусливо отползаю в угол.
Здесь сыро и прохладно, и есть только одно маленькое окошко за широкими прутьями решетки, но оно так высоко, что даже если бы я мог ползать по совершенно гладким стенам, то не добрался бы до него и за неделю.
— Эй, ты чего? — Мужчина делает шаг навстречу, присаживается на корточки. — Все в порядке, парень, я тебя не обижу. Я просто хочу узнать твое имя.
Мои глаза уже привыкли к темноте, поэтому я отлично вижу белоснежные манжеты рубашки, в которые вдеты красивые запонки. Почему-то уверен, что одной такой штуки мне бы хватило, чтобы всю жизнь больше никогда не голодать. На другом его запястье — массивные серебряные часы на кожаном ремешке. Я не разбираюсь в моделях, но кое-какие выводы сделать могу — ремешок выглядит дорого, без заломов и торчащих ниток, хотя идеально новым тоже не кажется, в корпусе часов поблескивает с десяток белых камешков — вряд ли это простые стекляшки. И туфли — у него идеально чистые, блестящие туфли с модными длинными носами.
От него хорошо пахнет парфюмом.
У этого мужика есть деньги. Много денег.
Когда живешь на улице большую часть своей жизни и от того, как, кому и когда ты не в том месте перейдешь дорогу, зависит, без преувеличения, твоя жизнь, быстро учишься понимать, с кем имеешь дело.
А все богатые мужики, которым я попадался на глаза, делятся на две категории — одни на меня плюют, другие пиздят. Просто так, потому что они могут безнаказанно это сделать.
— Я не собираюсь делать тебе больно. Вот, видишь? — Он еще раз зачем-то демонстрирует свои пустые ладони, как будто что-то мешает ему избить меня кулаками и ногами.
Поэтому на всякий случай выставляю вперед крепко сжатые кулаки.
Мне не раз говорили, что я не получал бы столько тумаков, если бы не пытался отбиваться, но это всегда было сильнее меня. В тот день, когда я перестану сопротивляться, наверное, от меня совсем ничего не останется.
— Все-все, я понял, — посмеивается мужик, оглядывается по сторонам в поисках стула, а потом просто садится на пол, скрестив ноги по-турецки. В костюме это не очень удобно, так что он еще какое-то время возится с брючинами, снимает пиджак и расстёгивает несколько верхних пуговиц на рубашке. Пытается придать себе неформальный вид, но теперь я уже почти точно уверен, что меня будут бить — чуваки в дорогих костюмах всегда сначала снимают пиджак, часы и обручальное кольцо, прежде чем почесать об подзаборника кулаки. — Меня зовут Александр. А тебя?
Я поджимаю губы и делаю глубокий вдох.
На этот раз все по-другому: обычно меня бьют на улице, не особо стесняясь делать это даже на людях. Редко кто тратит время, чтобы отвезти в подворотню. Однажды, парочка — парень и девушка — вышли из кафе, парень бросил в мусорку почти целый бургер и я с дуру полез за ним до того, как они ушли. Боялся, что успеет сделать кто-то другой. Парень это сразу заметил, погнался за мной, когда я дал деру. Обычно я быстро бегаю, особенно по знакомой местности, но в тот раз я почти два дня ничего не ел, от голода у меня кружилась голова и подкашивались ноги, так что тот урод быстро меня поймал. И начал бить — просто пинал ногами посреди улицы, на глазах проходящих мим людей. А его девушка, которая мне сначала показалась милой как ангел, достала телефон и снимала его геройство. Еще и подзадоривала предложениями куда, чем и как сильно меня нужно «въебать».
Пока я мысленно настраиваюсь на получение «нового опыта» в тумаках, Александр достает кармана пачку сигарет и протягивает мне. Все беспризорники курят, некоторые бухают то, что удается раздобыть на дне выброшенных бутылок, я — не исключение. В нашем «прекрасном» мире это, часто, единственный способ забыться и ненадолго забить на боль от голода в животе. Но я уже дал себе обещание ничего не принимать из рук этого типа. Поэтому, собравшись с силами, отворачиваю голову. Александр не настаивает.
Какое-то время он просто молча курит. Я даже почти не ощущаю на себе его взгляд, только изредка чувствую, что дым он выпускает в мою сторону.
— Больно было? — наконец, он снова нарушает пропитанную табаком тишину.
Сначала не понимаю, о чем это он, а потом вижу направленные в сторону моей правой ладони палец. Я мысленно вскрикиваю, но внешне держусь более сдержано. Когда-то парочка типов выжгла на мне окурками «клеймо» короны. Прямо на тыльной стороне ладони. Она уже зажила, но сейчас мне почему-то трудно вспомнить, когда именно это было — несколько месяцев назад или прошлой осенью.
— Ладно, не хочешь говорить — дело твое. — Мужик встает, бросает окурок на пол и небрежно разминает его носком своей дорогой лакированной туфли. Если бы у меня была такая обувь, я бы, наверное, пылинки с нее сдувал и лужи обходил десятой дорогой. — Поговорим, когда успокоишься, Король…
— Король, эй! Король! Ты что, спишь?!
Я открываю глаза.
Рефлекторно и осматриваюсь, за долю секунды прихожу в себя.
Вспоминаю, что в своем клубе на Дворцовой.
Вместе с Диной, моей личной помощницей.
Примерно полчаса назад я встречался с одним важным типом, который приложил реально немало усилий, чтобы забить мне стрелку, как они это называют в своем бандитском мире. Оказалось, эта широко известная в криминальных структурах фигура очень сильно хочет, чтобы его дом с видом на море построили именно мои гениальные руки. Не буквально, само собой.
Я послал его на хуй.
Он пообещал обязательно нагадить мне при случае.
Я послал его на хуй еще раз.
Дина позвала охрану и пошла лично провести их до выхода. Вероятно, чтобы что-то сказать ему на прощанье, как она это частенько любит делать. Типа, ну, я сложный парень с тяжелой судьбой, у меня есть некоторые принципы и мне нужно дать время подумать. Она всем это пиздит. Прикол в том, что я никогда не меняю решение, но все почему-то ведутся на эту хуйню.
— Где, бля, мой кофе? — шарю взглядом по столу, но там только полная пепельница окурков, половина из которых с отпечатками от ярко-розовой помады.
— Не хочешь ответить? — Дина хватает телефон и сует его мне под нос.
Я молча беру его и, даже не глянув, скидываю. Она раздраженно выпучивает глаза, потом громко вздыхает и садится на диван напротив.
— Ты в курсе, что люди, которые столько курят, обычно сдыхают от рака легких? — комментирую ее хер знает какую по счету сигарету за сегодняшний вечер.
— Я скорее сдохну от инфаркта, до которого меня доведет твое упрямство, — фыркает она.
— У тебя нервы как у лошади.
Наш «милый разговор» перебивает официантка с подносом, на котором стоит мой кофе и какой-то разноцветный коктейль, украшенный такой же пестрой поебенью. Кофе я выпиваю мгновенно и тут же прошу принести еще один.
— Блин, почему у нас до сих пор нет в прайсе таких графинов с кофе?
— Потому что это — ночной клуб, а не бистро. — Дина тянет из декоративной конструкции причудливо разрезанную дольку лимона и отправляет ее в рот вместе с кожурой. Потом брезгливо складывает на стол остатки декора.
— Это, бля, мой клуб, я хочу графин с кофе.
— Хорошо, что из нас двоих имеет значение только мое «хочу».
— И мой банковский счет.
Дина закатывает глаза.
Она уже пять лет работает моей личной помощницей. Хотя, сейчас это уже скорее «должность вежливости», потому что в последнее время даже мне самому тяжело назвать все те вещи, которые она делает. Но именно она убедила меня не продавать этот клуб — творение моего архитектурного угара — попросила дать ей некоторый «кредит доверия» и полгода времени. Сейчас, спустя год, «Midnight Soul» вошел тройку лучших ночных клубов страны. Формально он, конечно, принадлежит мне, но рулит всем Дина. А я, если честно, даже не в курсе, как тут все устроено.
— Ты хотя бы знаешь, сколько бабок у этого мужика? — Дина пьет коктейль маленькими глотками, держа бокал за «чашу», а не за ножку, как это нужно по этикету. Ничего такого, девяносто процентов современных телок так делают, но не выколоть же мне собственные глаза, которые подмечают такие детали? — А какие у него связи?
Я с тоской вытряхиваю на язык последние капли кофе из чашки, а потом бросаю взгляд на тыльную сторону ладони. Клеймо в виде короны стало белёсым, растянулось со временем, но, но, бляха, иногда болит как будто свежее. У меня есть деньги, чтобы сделать его максимально «невидимым», но когда-то давно я принципиально решил этого не делать. Оставил себе как напоминание на всякий случай, если вдруг начну съезжать с катушек и превращаться в такого же мудака как и те, кто со мной это сделали.
— Я не работаю с бандитами, Дина. Вопрос закрыт.
— Ну да, а с Эйвой ты просто спелся!
— Не сравнивай, пожалуйста, строительство розового домика для Барби — с виллой для мудака, который будет принимать там своих «пацанчиков».
— Я бы выбрала второе!
Даже не сомневаюсь. Мы с Диной настолько по-разному смотрим на некоторые вещи, что даже удивительно, как нам до сих пор удается работать в тандеме. Тем не менее, если бы на одной чаше весов были вообще все мои сотрудники, а на другой — Дина, и нужно было бы выбирать — я бы выбрал ее. Она это прекрасно знает, поэтому и борзеет, иногда конкретно испытывая мое терпение. Но в основном мне достаточно один раз рыкнуть, чтобы Дина вспомнила, кто она и где ее место. В хорошем и правильном смысле этого слова.
— Я никакого отношения к этому дерьму иметь не буду, Дина. Я просил тебе не подсовывать мне такие предложения, считай, что это твое последнее китайское предупреждение. В следующий раз за мое потраченное в пизду время ты заплатишь из своего кармана.
— Ты хорошо мне платишь.
— Не заставляй меня думать, что ты не умеешь распоряжаться деньгами и поучить тебя экономии одним старым, но работающим способом.
А вот сейчас я уже не шучу. Всегда есть предел моего терпения, только у кого-то до него есть шаг, у кого-то — пять, а у кого-то, как у Дины — марафонский спринт. Но огребают все одинаково независимо от статусов и регалий, и моя помощница прекрасно это знает, поэтому вовремя закрывает рот и продолжает медленно потягивать коктейль, на этот раз листая что-то в телефоне.
А вот и хуевый сигнал — она нарочно не форсирует тему с участком на Преображенской. За что я ценю и уважаю Дину больше всего — так это за ее умение всегда быть на шаг впереди даже самых тупых моих заморочек. Я не успеваю сказать, что хочу тот или иной объект, а она уже знает, с кем нужно поговорить и что нужно предложить, чтобы я получил в свои лапы новую игрушку. И, конечно, моментально бежит рассказать, какая она вся из себя молодец. Уверен, что у ее раздутой тяги обязательно заслужить похвалу есть глубокая психологическая проблема, но какая в хер разница, если мы оба получаем от этого профит?
— Кто перехватил участок, Дина?
Она делает еще один глоток, медленно слизывает остатки коктейля с губ и, глядя прямо мне в глаза, произносит одну единственную фамилию:
— Шубинский.
— Сука! — Я зло пинаю стоящий между нами стол и тот отлетает на добрых несколько метров вперед. — Блядь!
Дина даже не пытается встать со своего места — уже привыкла, что иногда мне на пару секунд сносит крышу. Несколько месяцев работы с психологом не дали вообще ни хера, кроме вывода, что мои вспышки агрессии — это всегда реакция на стресс. Как сказала та умная тётенька в огромных очках: «Влад, вы перестанете злиться, когда почувствуете себя в безопасности». Ага, значит, блядь, я даже в гроб лягу, матеря и проклиная всех на свете.
— Влад, я сделала все, что смогла, — говорит Дина.
— Ты сказала, что решила вопрос. — Не то, чтобы у меня есть претензии к ее исполнительности или, тем более, честности, но какого хера?! — Это третий участок. Шубинский уводит у меня из-под носа третий участок.
— Ну, учитывая ваши с ним тёрки, ничего удивительного. — Дина встает, медленно и грациозно, как будто позирует перед телекамерами, подтягивает стол на место, потом снова усаживается, но на этот раз выкладывает на него свои длинные, упакованные в колготки-сеточкой ноги. — Он всегда будет пытаться тебя обойти, для Шубинского это дело принципа.
— Ну да, блядь, как же не щелкнуть меня по носу, старый гандон.
А ведь было время, когда я даже пару раз мысленно назвал его отцом.
Было время, когда я в рот ему заглядывал, хотел во всем быть на него похожим и считал примером человечности и порядочности. Можно смело сказать, что жизнь еще никогда так сильно меня не наёбывала.
Я откидываю голову на спинку дивана и на минуты прикрываю глаза.
Мы с Шубинским уже лет шесть воюем, но с тех пор, как я лихо рванул вперед, он решил взяться за меня по-серьёзному. Предыдущий проект увел буквально из-под носа, этот — точно так же. У меня нет причин думать, что Дина отнеслась к своей работе спустя рукава. Кроме того, у нее куча связей, благодаря которым она часто узнает инфу о том, где и что продается под застройку до того, как эта информация попадет в общий доступ. Значит, Шубинский тоже подключил свои каналы и начал играть против меня по-крупному.
— Если хочешь знать мое мнение… — начинает Дина, но я грубо ее перебиваю.
— Нет, не хочу. Я плачу тебе за работу, а не нравоучения.
— Даже если не хочешь знать мое мнение, я все равно скажу. — Даже не сомневался, что она не послушается. — Если ты хочешь нормально работать — реши проблему с Шубинским.
Она понятия не имеет, из чего родилась наша вражда. Как, наверное, не знает и никто другой, кроме нас с Шубинским, если только старый гандон сам об этом не растрепал. Но что-то мне подсказывает, что он тоже предпочитает не распространяться на тему того, как его «гениальное творение» однажды взбунтовалось и отказалось плясать под хозяйскую дудку.
Дина наверняка думает, что нашу с ним «проблему» можно решит бабками и формальными извинениями. Вряд ли в ее красивую головку с идеально гладкими волосами приходит мысль, что без кровопускания тут не обойтись.
— Дай ему то, что он хочет, Король, и спокойно работай.
— Тот чувак из кадастровой конторы — у тебя с ним до сих пор все в шоколаде?
— У меня со всеми все в шоколаде, — не без нотки хвастовства, говорит она.
— Я хочу знать, где еще собирается строиться Шубинский.
— Когда я говорила, что тебе нужно решить с ним вопрос, то имела в виду другое.
— Дина, просто, блядь, сделай, что я прошу, хорошо? Ты работаешь на меня, я тебе плачу, я хочу, чтобы ты выполняла ту работу, которую я говорю выполнить. Самодеятельностью можешь заниматься в свободное от работы время, с кем угодно и когда угодно.
Дина поджимает губы, встает, распрямляет платье, которое сидит на ней как вторая кожа, подчеркивая абсолютно все достоинства ее роскошного тела. Но она для меня как сестра, и ее торчащие соски рождают в моей голове только одну мысль — накинуть что-то сверху, чтобы никакая тварь не обидела. Впрочем, ей уже целых двадцать восемь лет, она даже замужем успела побывать дважды, второй раз — у меня на глазах. Кто я такой, чтобы учить ее жизни?
— Совсем забыла… — Она останавливается уже около плотной занавески, которая закрывает вход в эта маленькую частную комнатку. — Кузнецова вернулась. Подумала, будет лучше, если ты узнаешь об этом от меня.
Окурки в пепельнице вдруг становятся ужасно притягательными, как мои любимые копеечные фруктовые леденцы.
— Правда, я слышала, только на похороны матери.
Неудивительно. Когда три годна назад умер отец Оли — она ограничилась каким-то постом в соцсети, когда в прошлом году на машине разбилась ее бухая сестра (прихватив на тот свет ни в чем не виноватую семью из трех человек), Оля вообще проигнорировала эту «трагедию». Но мать всегда была для нее особенным человеком. Хотя, честно говоря, я был уверен, что Оля не вернется даже, чтобы провести ее в последний путь.
— Есть еще какие-то распоряжения? — елейным тоном интересуется Дина, и мы оба прекрасно знаем, какие именно распоряжения и на чей счет она имеет в виду.
— Нет. Больше никаких распоряжений. Найди мне зацепку на Шубинского, остальное не интересует.
Хоть это и ебучее вранье.