Соитие

Давид Баевский Путешествие в Сторону

Всю свою жизнь Аг мечтал о путешествии, которое стало бы для него началом новой жизни, так что, когда ему предоставилась возможность переселиться в будущее, он ухватился за неё обеими руками. Не было планеты в солнечной системе, где бы он не побывал, и все они лишь напоминали Землю в разные периоды её существования, и Аг стремился совершить настоящее путешествие — путешествие в другую галактику, где он надеялся увидеть иные миры иных времен.

Последние несколько лет его стало невыносимо раздражать человеческое общество, в котором он находил всю больше и больше лицемерия и глупости. Он верил, что где-то во Вселенной должны были возникнуть цивилизации, основанные на совершенно иных, чем на Земле, отношениях между мыслящими существами.

В тот год Ассоциация исследования Галактик набирала добровольцев для испытаний устройств, летающих с безумной скоростью, и требовались люди, которые были бы готовы пожертвовать жизнью на Земле во имя новой жизни, ожидающей их в другой галактике.

Слухи о жизни в других мирах, которые доходили до людей через телепатические волны, посылаемые теми, кого уже отправили в дальние путешествия, подтверждали неописуемую сказочность иных жизней. Конечно, было невозможно объективно проверить суть телепатических ощущений, испытываемых некоторыми людьми, но именно эти люди и образовали секту, стремящуюся зажить новой, иной жизнью вне солнечной системы. Аг был членом этой секты, и она представляла из себя главный источник людей, питающий Ассоциацию исследования Галактик.

Аг чувствовал себя одиноким и был разочарован в себе, как в человеке безо всяких интересов, кроме интереса к иной жизни. Ему приходилось ежедневно отдавать обществу определенное количество часов, и он с трудом выносил это бремя. Он хотел быть наедине со своими мыслями, которые казались ему достаточно интересными, чтобы заносить их в память Главного компьютера, хранящего мысли, соображения, идеи всех членов общества, которые хотели ими поделиться. Этот компьютер обрабатывал получаемую информацию и регулярно выдавал обзор правительству, а оно использовало его для зондирования направлений мышления в обществе.

Молодая женщина, что была выбрана в спутницы Ага, не была красавицей. Аг, почитатель женской красоты, подумал сначала, что если они будут только вдвоем и сравнивать её будет не с кем, то для него станет безразличным, красива она или нет. Но потом он решил, что память о красоте земных женщин останется с ним навсегда, и он не сможет забыть, что его спутница далеко не красавица.

Ею звали Лю, и по её горящим глазам казалось, что она всегда была навеселе.

В такого рода путешествия людей отправляли парами, чтобы они могли, продолжать человеческий род в ином мире.

Одним из важнейших условий эксперимента было то, что путешественникам не говорилось о конечном назначении. Объяснялось это необходимостью их непредвзятой реакции, которая была гарантией точности эксперимента, суть которого тоже держалась в тайне.

Другим условием участия в полете была бездетность, чтобы в будущем не могло возникнуть конфликтов с собственными потомками.

Куда бы ни отправлялся Аг, в гости к приятелям, что жили поблизости, или на другую планету, он всегда представлял себе, как он будет возвращаться домой.

Готовность и умение живо представить себе конец того, что ещё только начиналось, окрашивало любое событие в грустные тона быстротечности, и хотя в процессе происходящего Аг отвлекался и уже не помнил своих предвосхищений конца, но когда все-таки наступало время возвращения домой, он вновь вспоминал свои ощущения, испытанные в начале, и сравнивал их с теми, что он испытывал теперь, наяву, и всякий раз он поражался точности предвосхищения своих чувств.

Скажем, пригласили его на многолюдную вечеринку, и он, приодетый и полный предвкушения веселья, уже видел себя, возвращающегося, усталого, чуть разочарованного в своих надеждах, потом радостно забирающегося в постель и сладко засыпающего, и вот, идя домой с вечеринки, он узнавал свои чувства, которые он так точно предугадывал, и в этом было какое-то урезание, ущемление прелести непредвиденности, предвосхищение самого грустного — конца — в то время, когда лишь разворачивается самое прекрасное — начало.

Но отправляясь в путешествие в другую галактику, Аг не мог поймать себя на столь привычном чувстве — он был не в состоянии представить себя возвращающимся домой, он не мог представить себе конец своего путешествия.

Раз исключалось возвращение домой — всю становилось абсолютно непредвидимым, и вместе с этой неопределенностью приходило оживление, которое заменило грусть от легко предсказуемого конца.

У спутницы Ага, Лю, не случайно был постоянно возбужденный взгляд — он остался у неё даже после того, как она уже пять лет не принимала наркотиков.

Лю чувствовала себя обновленной и страшилась тех мгновений, когда что-то внутри толкало её к прежнему желанию отдохнуть от этого мира. Потому она так страшилась впасть в депрессию по какому бы то ни было поводу и сторонилась всего, что, по её мнению, могло её в депрессию повергнуть. Лю сторонилась сильных чувств, которые, как она знала, не длятся долго и после которых наступает спад, подобный тому, что наступает, когда заканчивается действие наркотика. И спада чувств она боялась больше всего. Поэтому, если она испытывала сильное влечение к мужчине, Лю прерывала начинающееся сближение, предпочитая отношения с безразличным ей мужчиной, в которого, она чувствовала, никогда не сможет влюбиться. Но Лю понимала, что пока она на Земле, у неё нет гарантии от того, что в какой-то день она не выдержит и снова возьмется за наркотики. Вот почему побег в другую галактику представлялся для Лю кардинальным решением проблемы — там не будет наркотиков, там не будет ничего, что бы напоминало Землю. Даже если бы она не выдержала, и смогла бы взять с собой в полют какое-то количество наркотиков, то они бы всю равно когда-то кончились и она бы стала от них свободна.

В период подготовки к полету Аг и Лю должны были совокупиться, чтобы проверить свою совместимость. Факт, что на это не надо было решаться, а что это было предусмотрено программой полёта и происходило под наблюдением врачей, сделало совокупление раскованным. Аг и Лю оказались вполне пригодны для последующей совместной жизни вне Земли.

В течение полета Аг и Лю находились в состоянии анабиоза. Аг очнулся, через два часа после прилёта ракеты. Он открыл глаза и увидел Лю, которая стояла рядом. Видимо, она сама только что проснулась. Лю потягивалась у иллюминатора, и линии её бёдер и талии, пробудили Ага быстрее, чем автоматическая программа, руководящая пробуждением.

— С добрым утром, — сказал Аг.

— Привет, — сказала Лю, даже не посмотрев в его сторону, и направилась к двери кабины, которая автоматически открылась. Ей было не до Ага, который был лишь неприятным напоминанием о Земле, тогда как перед ней открывался новый мир, новая жизнь. Аг поднялся и последовал за ней. Было ощущение, будто они вздремнули часок-другой, а не проспали целую вечность. Впрочем, так и должно было быть по плану, наука действительно сделала большой скачок, ведь совсем недавно от анабиоза отходили по нескольку дней.

Они выглянули наружу, ландшафт был похож на земной — то же голубое небо, те же зеленые деревья и та же черная земля. Даже виднелась дорога, уходящая в деревья. Пение птиц было тоже знакомым.

— У Бога не так уж много фантазии, слишком дословно он повторяется усмехнулась Лю.

— Не забегай вперед, — отозвался Аг.

Вдруг до них донеслось далекое ржание лошади, и через минуту они увидели фаэтон, запряженный парой лошадей, приближающийся к ним по дороге.

Лошадьми управлял кучер, одетый в балахон, скрывавший его голову. Фаэтон остановился неподалеку от ракеты, и Аг вместе с Лю сошли вниз навстречу инопланетянам.

Окружающая среда не вызывала никаких опасений у Ага и Лю, ибо измерительные системы космического корабля не позволили бы открыться дверям ракеты и указали бы на необходимость облачения в специальные костюмы.

Из фаэтона вышло двое человеческих существ. Не возникало сомнений, что это были человекообразные самка и самец. Они были одеты в странные одежды, полностью открывающие бёдра, а головы и всю остальное тело были закрыты балахонами.

Аг и Лю переглянулись, оба покраснели.

Самец и самка, не издавая ни звука, приблизились и, вытащив из недр своих одежд тряпки, бросили их на Ага и Лю. Тряпки обвились вокруг их голов и как бы прикрепились к шеям, превратившись в балахоны, подобные тем, что были на инопланетянах. На удивление, в балахонах было не душно, и сквозь них всю было прекрасно видно. Аг и Лю, тем не менее, хотели было их сорвать с себя, но самец и самка схватили их за руки, явно показывая, что делать этого не следует.

Затем инопланетяне отошли чуть в сторону, и стали мочиться прямо перед собой.

Кучер сидел на фаэтоне, и его балахон был обращен на место действия, лошади трясли головами, пощипывали траву, и были точной копией земных.

— Вот это да, — воскликнул Аг, не удержавшись.

Лю нервно хихикнула.

Аг и Лю отпрянули в сторону. Обоим пришла в голову мысль, а не спрятаться ли в ракете, но приборы не подавали никаких сигналов об опасности, да и любопытство разбирало их.

Лобок самца был гладко выбрит, а лобок самки был покрыт густыми и длинными волосами, которые были уложены по сторонам, открывая щель больших губ.

Губы были ярко красного цвета, будто накрашены чем-то вроде лоснящейся помады.

Аг и Лю стояли ошарашенные, стараясь представить, как выглядят лица и каков возраст этих существ. Балахоны одежд скрывали очертания их тел, но участки ляжек, видные в вырезы, были крепкие и с гладкой кожей.

Пока Аг и Лю делали эти мгновенные наблюдения, существа, закончив свою жидкое дело и, по-прежнему, не произнося ни звука, подошли к ним вплотную.

Самка со знанием дела расстегнула ширинку Ага, а самец — ширинку Лю. Из чисто научного любопытства Аг и Лю решили не сопротивляться, радуясь, что существа хотя бы не проявляют гомосексуальных наклонностей. Аг и Лю попытались в это время снять балахоны с голов инопланетян, но те грозно замычали. У самца обнаружился выросший обрезанный член, в котором Лю не увидела ничего необычного.

Аг почувствовал, что и его член успешно проснулся после полёта. Самка легла на землю, раскинув ноги и раскрыв пальцами рот губ. Всё знакомо, с радостным облегчением подумал Аг, опустился на неё и погрузился во влажную глубину.

Лю и Аг испытывали некоторое смущение друг перед другом, но балахоны, как маски, позволяли им скрывать его, да и смущение с каждым мгновеньем уменьшалось. Кто знает, сколько столетий полета они не занимались любовью.

Они опять попытались стянуть с головы ненавистные балахоны, но партнеры не позволили, с завидной силой отведя их руки от балахонов и направив руки на объятья.

Запах исходящий из бёдер самки, был тот же, что у женщин Земли. Аг кончил быстро, но самка продолжала лежать, по-видимому, ожидая продолжения. Аг поднялся и увидел, что кучер стоял рядом и уже наготове. Самка поманила его, и кучер перенял эстафету.

Аг заметил у себя в паху и на члене какие-то красные пятна, он дотронулся до одного — нет это была не кровь, а нечто вроде краски — той, что укрывала большие губы самки. Аг вскоре услышал звуки, которые она издавала, они напоминали звуки, которые к этому времени стала издавать Лю. Выполнив свой долг, кучер поднялся и отошёл к фаэтону. Тут самка и самец впервые заговорили и, тем самым, сразу превратились в женщину и мужчину.

— Теперь, когда мы познакомились, мы можем говорить с вами — произнесла женщина на чистейшем языке землян.

— Приветствуем вас, люди варварского прошлого, — сказал мужчина со здоровой иронией в голосе.

— Вы исключительно гостеприимны, — сказал Аг.

— Спасибо за горячую встречу, — добавила Лю, хихикнув.

— Не переоценивайте наше гостеприимство, — ответил мужчина, — оно лишь на уровне вежливости. Вам необходимо поскорей понять наши обычаи, иначе ваша жизнь будет в опасности.

— Опасности? — переспросила Лю.

— Да, наш народ имеет жесткие моральные принципы и резко реагирует на любую попытку их попирания.

— Как вас зовут? — спросил Аг.

— Зовите меня Муж, — сказал мужчина.

— А меня зовите Жена, — сказала женщина.

Аг и Лю представились, на что Жена ответила:

— А это было совсем необязательно — мы ещё не достаточно близко знакомы, чтобы знать ваши имена.

— Но вы же нам назвались, — удивилась Лю.

— Это наши условные имена, истинные имена Вам пока знать рано, объяснила Жена.

— Нам пора показать вас народу, собирайтесь ехать с нами, — сказал Муж.

— Хорошо, только нам нужно зайти в ракету, — согласилась Лю.

Муж кивнул головой, и кивок был заметен и понятен несмотря на балахон.

Аг и Лю залезли в кабину.

— Как тебе это понравилось? — спросил Аг, срывая с лица балахон.

— Весьма, — бросила Лю, тоже освобождаясь от балахона.

На вид, материал, из которого он был сделан, ничем не отличался от обыкновенной ткани, что использовалась когда-то на Земле.

Аг и Лю продезинфицировались на всякий случай составом, предохраняющим от микроорганизмов чужой среды.

Когда путешественники вышли из ракеты, они увидели Жену и Мужа в состоянии совокупления, Аг и Лю отступили было обратно в кабину, но Жена, крикнула им: — Не уходите, я сейчас кончу, и мы поедем.

— Какая непринужденность, — шепнула Лю с иронией, в которой слышалась зависть.

— Интересная цивилизация, — откликнулся Аг, испытывая чувство ревности, что его скромные труды не произвели на Жену сколько-нибудь длительного впечатления.

Между тем, Муж и Жена отстонали свои оргазмы и поднялись. Но лица их так и не были видны.

— А зачем вы носите эти балахоны на голове? — спросила Лю.

— Мы вам потом объясним, а пока одевайте-ка свои штаны, сказала жена, показывая на балахоны.

— Это штаны? — переспросили удивленно земляне.

— Да, по-вашему, это штаны, и не задавайте вопросов, мы сами расскажем всё, что следует.

Лю и Аг натянули балахоны-штаны и последовали за Мужем и Женой к фаэтону.

Муж и Жена сидели напротив Ага и Лю, которые смотрели в окно и старались представить, что же ждет их впереди. В окне виднелись деревья, похожие на пальмы. Дорога была немощеная, но ровная. В фаэтоне, обитом внутри шелковистой тканью, были широкие сиденья, на которых можно было и лежать.

Вдали у дороги появилось строение, к которому они, по-видимому, направлялись. Муж и жена молчали, он держал свою руку у неё между широко раздвинутых ног. А она держала в своей руке его полуживой член.

Заметив, что взгляд путешественников, то и дело притягивается к её бёдрам, Жена сказала:

— Когда женщины садятся, они всегда широко разводят ноги, потому что в нашем обществе считается неприличным скрывать свои половые органы и сидеть, сжимая колени.

Лю, которая познала немало мужчин в своей жизни, и которая с каждым последующим мучилась всю более растущим чувством вины и презрением к себе, ощущала незнакомую доселе свободу после перенесенного оргазма, с новым странным любовником, чьего лица она даже не видела.

Аг, который презирал женщин Земли из-за необходимости играть с ними в игры соблазнения, был заинтригован теплым чувством к бесцеремонной женщине, лицо которой он пытался себе представить красивым, но с другой стороны, он дивился своему безразличию к тому, красиво её лицо или нет, пока оно скрыто балахоном.

По мере приближения к строению, которое представляло из себя особняк, появлялись люди в балахонах, с открытыми бёдрами. Виднелись и одноэтажные дома, напоминающие старинные дома на Земле — у Ага и Лю создавалось впечатление, что они смотрят трехмерное видео из исторического архива. Они обменялись этим впечатлением вслух, но их спутники сделали им знак, чтобы они не разговаривали.

Фаэтон въехал на площадь, запруженную людьми, у всех на головах были балахоны. В центре площади стоял помост, на который Муж и Жена возвели Ага и Лю и поднялись сами. У всех людей были обнажены половые органы.

Муж вышел вперед и, делая руками знаки, напоминающие язык глухонемых, стал излагать что-то народу. Жена пользуясь тем, что её лица не видно, шептала Агу и Лю перевод:

— Мужья и Жёны! Чрезвычайные обстоятельства заставляют нас собраться здесь.

К нам прибыли двое прежних землян, принесших с собой отвергнутые нами порочные идеи и обычаи. У нас есть выбор — либо уничтожить их, либо обратить их в нашу веру.

Аг и Лю почувствовали страх, несмотря на то, что они в карманах своих одежд имели лазерные пистолеты, но всю равно, было невозможно полностью избавиться от страха насильственной смерти.

Люди на площади, казалось, не обращали никакого внимания на слова Мужа — часть из них совокуплялась, а часть слонялась от одной совокупляющейся пары к другой.

Жена прикоснулась к руке Мужа, стараясь обратить на себя внимание и когда он повернул к ней голову, она сделала ему несколько знаков. Муж продолжал изъясняться с народом. А жена продолжала шептать:

— Хорошо, нужно сначала попытаться изменить их нашей жизнью. Оставим смерть на крайний случай.

Можно было подумать, что это решение было обусловлено голосованием народа, но Аг и Лю не заметили никакой попытки участия в вынесении решения.

Они с облегчением вздохнули, и Аг решил поприветствовать иножителей на языке Земли, полагая, что все вокруг говорят на нём так же хорошо, как Муж и Жена:

— Жители далекой от нас галактики! Мы явились к вам с миром и хотим поделиться нашими знаниями, изучить вашу жизнь и жить в ней.

Народ насторожился, движения совокуплений приостановились. Муж, старался оттащить Ага от края помоста, к которому люди стали подходить вплотную.

Аг сказал Лю:

— Давай-ка стащим намордники, — и они разом обнажили лица. Народ мгновенно прекратил всякое движение и замер, и через мгновенье все вытянули руки с растопыренными пальцами и грозно завыли.

— Мы явились к вам с миром! — крикнула Лю, но Муж и Жена не дали ей договорить, стащили обоих с помоста и стали подталкивать к фаэтону, напяливая балахоны им на головы. Они забрались в фаэтон, и кучер погнал лошадей сквозь возбужденную толпу. Впрочем, как только Аг и Лю исчезли в фаэтоне, возбуждение толпы стало исчезать, и все вернулись к своим делам, совокуплению и какой-то суете, смысл которой был не понятен путешественникам.

Фаэтон подъехал к особняку. Это было двухэтажное здание, с двумя флигелями, подобное тем, что строили на Земле несколько сот лет до рождения Ага и Лю.

У входа стояли мужчина и женщина в балахонах, по учтивости поз напоминающие слуг. Учтивость была в обычае этой планеты и, кроме знакомого полупоклона, заключалась, по-видимому, и в том, что у мужчины цвела эрекция, а женщина пальцем массировала себе клитор. При приближении всех к входным дверям, служанка встала на четвереньки, перегородив вход, и сзади к ней пристроился слуга. Все остановились перед ними и ждали, пока слуг не постиг оргазм, и они не освободили проход. Это явно было нечто вроде приветствия, подобного земным улыбкам и фразам «как поживаете» и «приятно познакомиться».

Аг и Лю взглянули друг на друга с желанием и захотели, восстановить свою земную близость. Они, возбужденные зрелищем, потянулись друг к другу и совершили подобное тому, что минуту назад свершили перед ними слуги, которые, кстати, уже стояли рядом с Мужем и Женой и произносили какие-то утробные звуки, напоминавшие чревовещание.

Наконец, хозяева переступили порог особняка, и за ними вошли Лю и Аг.

— Я скоро не выдержу и сорву с Муженька балахон, — шепнула Лю на ухо Агу, с раздражением смотря на серую материю балахона идущего впереди Мужа.

Они вошли в комнату, похожую на гостиную в домах на Земле, и тут Муж плотно закрыл за собою двери, за которыми остались слуги. Он снял свой балахон, и Жена последовала за ним. Они оказались красивыми людьми средних лет, с исключительно белой и нежной кожей лица, которая покраснела, словно от стыда, когда они её оголили. Но по мере разговора краска исчезла, и они стали походить на обыкновенных красивых людей, только их лезущие в глаза гениталии вселяли постоянное беспокойство в наших путешественников.

Лицо мужчины укрывала густая темная борода, а волосы на голове были сплетены в косу, уложенную вокруг головы. У женщины точно также, косой вокруг головы были уложены волосы.

— В силу чрезвычайных обстоятельств, мы теперь все можем открыть наши лица, — сказала Жена. Аг и Лю не заставили себя упрашивать, но когда они сняли балахоны, они обратили внимание на выражение разочарования, которое появилось на лицах Мужа и Жены, старавшихся безуспешно скрыть его.

Просторную комнату наполняли большие диваны, а посередине её было сделано отверстие с желобами, сходящимися к нему. Кроме того, были и другие отверстия в деревянном полу, над которыми стояли стулья, несколько странной формы, потому что на сиденье была сделана большая дыра, как на стульчаке. Помимо двери, в которую они вошли, в комнате были ещё две маленькие двери и большая прозрачная дверь, за которой виднелся сад.

На стене висел портрет совокупляющихся мужчины и женщины, в особых балахонах, сшитых так, что они плотно облегали лица, как перчатка — руку.

Поэтому, несмотря на ткань, черты лица были прекрасно различимы, за исключением зрачков, и этим они походили на античные скульптуры.

Жена и Муж жадно рассматривали лица гостей, а те — лица их хозяев. По земным стандартам выражение на лицах без сомнения называлось бы вожделением.

— Я проголодалась, — сказала Лю, — есть ли у вас что-либо съестное?

Муж и Жена явно смутились и переглянулись с выражением, вот, мол, всё испортила.

— И я не прочь поесть, — сказал Аг.

Тут Жена даже скривилась, и вожделение на её лице сменилось брезгливостью.

Она указала рукой Агу на одну из маленьких дверей, а Лю — на другую.

Те направились к дверям, за которыми оказалось по крохотной комнатке со столиком и стулом. В стене напротив двери был проём, из которого выдвинулся поднос с какой-то едой и графин с белой жидкостью, которая на вкус оказалась молоком. Еда состояла из рубленых овощей и фруктов и, вкус у еды был точно таким, как лет четыреста назад на Земле, когда там питались естественными продуктами. В музее истории Земной Цивилизации, куда водят всех людей, Аг и Лю пробовали еду разных периодов истории человечества и теперь узнали её.

Они быстро поели и вернулись в комнату, застав Мужа и Жену мочащимися в желоб посередине комнаты, и моча стекала в отверстие в центре гостиной. У Ага и Лю тошнота подступила к горлу, и они еле сдержались, чтоб не исторгнуть только что съеденное. Муж и Жена сели на диван, указывая на место рядом с собой.

— Спасибо за еду, — поблагодарили Аг и Лю.

— У нас не принято благодарить за еду. Еда — это греховная необходимость, — отозвалась Жена. — Пора нам поговорить о главном, о нас и о вас.

Они устроились на одном из диванов, который легко вместил всех четверых.

Жена сидела, как всегда широко раздвинув ноги.

— Как называется эта Галактика и ваша планета? — спросила Лю.

— Мы знаем наперёд все ваши вопросы, и, чтобы не говорить слишком много, дайте нам сразу на них ответить. Вы находитесь на Земле. Вы вернулись на Землю через пятьсот лет после того, как вылетели.

— Откуда вы это знаете?! Нам сказали, что нас посылают в другую галактику! — в крайнем удивлении вскричал Аг.

— Они всегда это говорят, и как нам это не знать. Сюда уже посылали людей из прошлого, но, надеюсь, вас не постигнет их судьба. Все, кто якобы направлялся в другие галактики, направлялись на Землю в разные периоды будущего, чтобы контролировать все изменения в развитии человеческого общества из вашего настоящего с помощью вас, людей того времени. Целью этого было внедрить порядки и нравы того периода, из которого засылали людей. Правители думали, что это обеспечит в будущем гарантию власти для их потомков. Однако они не учли, что будущее знает о прошлом всё.

«Проклятье, — подумал Аг, — опять всё повторится, раз мы на Земле, никак мне не вырваться из этого порочного круга. Теперь ясно, почему всю так напоминает Землю.»

Аг спросил:

— А какой сейчас год?

Лю, пораженная тем, что ей не удалось избавиться от Земли, вместе с тем успела усомниться в последней фразе Мужа: всё ли знает будущее о прошлом?

— Сегодня 3003-ий, если считать от вашего рождества Христова, — сказал Муж, — но у нас иное времяисчисление. Никого теперь не интересует количество лет, исполнившихся человеку. Ведётся счет количеству испытанных оргазмов. Это и есть возраст человека, мне, например 50,307 оргазмов, что по Вашему приблизительно 45 лет.

— А как же ведется счет оргазмам? — спросила Лю.

— Каждый подсчитывает сам, потому что это в его интересах. Многие женщины, правда завышают свой возраст, пользуясь своей способностью испытывать множественные оргазмы, потому что, чем больше счёт, тем более уважаем человек, ибо он больше общался с Богом.

— С Богом? — переспросил Аг.

— Да, оргазм — это единственная форма общения с Богом, доступная для каждого человека.

— А как же с женщинами, — живо поинтересовалась Лю, — что если она фригидна?

— В нашем обществе нет фригидных женщин, — ответила Жена. — Фригидность женщин происходила в древности от ущемления обществом их половых инстинктов. У нас очень много заик, потому что запрещена речь, но у нас нет фригидных. Кроме того, если женщине в какой-то момент трудно достичь оргазма или хочется ещё одного, обязанность любого мужчины, которого она призовёт, прийти ей на помощь. Потому-то мы и совокупляемся в общественных местах, чтобы, в случае необходимости, всегда было бы достаточно мужчин вокруг, из которых женщина могла бы выбрать себе помощника. Отказать в удовлетворении мужчины или женщины — тяжкий грех в нашем обществе.

Муж добавил:

— В основе нашего общества лежит идея обязательного сексуального удовлетворения всех мужчин и женщин, ибо сексуальная неудовлетворенность людей в прошлом служила одной из главных причин войн не только между Мужьями и Женами, но и между народами. Раньше говорили, что человек человеку — волк, или человек человеку — брат, мы же говорим, что человек человеку — любовник.

— Но у нас такое впечатление, что не будь этих балахонов на голове, время ваше своим научно-техническим уровнем напоминает давнее прошлое, лет пятьсот до нашего отъезда, — сказал Аг.

— Нам удалось выжить лишь потому, что мы смогли вернуться к простому бытию, — продолжал Муж, — и это стало возможным, благодаря изменению морали и цели нашего общества. Было время, когда жизнь на Земле оказалась на грани разрушения, и люди спасались, улетая на другие планеты, но там они умирали от болезней, им непонятных и неизлечимых.

— Мы осознали, — подхватила Жена, — что развитие науки и техники не делает людей более счастливыми. Напротив, развитие науки ставит человечество перед растущей угрозой самоуничтожения. Природа обезображивается отходами производства, и это грозит человечеству уничтожением изнутри. Когда мы не озабочены прогрессом, продвижением вперед, развитием науки и техники, мы можем жить, уповая на сегодня. Бог ведет нас в нужном направлении, и нам следует только подчиняться времени. Новизна, которую дают наука иллюзорна, поскольку относительна по сравнению со вчерашним состоянием науки, и только наслаждение абсолютно. Пример для нас — это животный мир, представляющий из себя высоко организованные общества, в которых за основу положен не, так называемый, прогресс, а сохранение установленных привычек, нравов, обычаев.

Посмотрите на организацию муравейника и пчелиного улья, на стада слонов и стаи волков — сколько в них мудрости, которая сохраняется тысячелетиями.

Поэтому мы решили пренебречь научным и техническим развитием, мы решили сделать акцент на духовное развитие, на то, что является главным во всякой религии. Мы позволяем теоретические построения в науке, но пресекаем любое практическое приложение открытий. Теоретические науки необходимы для определенного типа людей, склонных к размышлению. А люди действия, с высоким уровнем энергии, нейтрализуются активной половой жизнью.

Игра ума благодетельна до тех пор, пока идеи не начинают воплощаться. Любая теория — это провокация практики, чтобы практика ещё раз доказала свою несостоятельность.

Мы можем играть в науку, научно размышлять, но применять её смертельно опасно. Мы помним формулу E=mc², но мы не будем делать атомную бомбу. Вся наша агрессивность снимается беспрепятственными совокуплениями. Нас волнует не тайна тела, и не тайна души, а тайна их неразрывного единства.

— В чем же вы видите смысл жизни при таком, скажем, непрактическом к ней подходе? — спросил Аг.

Жена с готовностью ответила:

— Смысл жизни в том, чтобы не задумываться о ней, а чтобы бездумно, и счастливо проводить уходящее время.

— А как же вы решились пренебречь развитием медицины? — не уступал Аг.

— Развитие медицины вовсе не спасает от болезней, — отвечал Муж, — мы убедились, что как только наука находила лекарство от одной болезни, так сразу появлялась новая, и она убивала людей, пока не находилось лекарство против неё. Заметьте, что патриархи были долгожителями не из-за медицины, а из-за силы своего духа.

Лю решила внести свою лепту в разговор:

— Любое государственное устройство, каким бы оно ни было совершенным по идее, в реальности будет разочаровывающе далеким от теоретического варианта.

Идея государства, как и всякая идея, исходит от Бога, но осуществляется людьми, а люди не совершенны, посему им не под силу воплотить с точностью идеи.

Потому-то теории столь привлекательны, что они прекрасны, но лишь до тех пор, пока, люди не берутся за их воплощение. Политики играют на привлекательности идей, и политическая демагогия — это есть обещание неискаженного воплощения идей.

Так что мне понятны ваши попытки пресечь практическое применение теорий и с помощью этого избавиться от технического прогресса. Но ведь пресечение практического применения теории уже само и является практическим применением теории.

Тут эстафету разговора перенял Муж:

— Верно, но из всех практических применений теорий это самое безопасное, потому что оно саморегулируемо — оно прекратится само собой сразу, как прекратятся причины его существования, то есть, когда применение теорий на практике больше не будет пытаться осуществиться.

Это станет яснее, после того, как вы узнаете моральные основы нашего общества.

А они таковы: голова и особенно лицо являются объектом стыда, где рот и язык — первооснова стыда. Чтобы скрыть лицо, люди носят на головах балахоны.

Открыть кому-нибудь лицо есть знак доверия и близости. Совокупление же почитается как необходимое наслаждение для единения с Богом. Осуществление единения подтверждается зачатием. Но оно не обязательно для единения с Богом. Оно лишь как чудо, которое, появляясь время от времени, укрепляет веру, но которое вовсе не обязательно для веры. Гениталии являются орудиями тела для осуществления этого единения. Прятать половые органы для нас так же неприлично, как для вас — открывать. Если половые органы божественны, то посвящение своей жизни их поиску и совокуплению уподобляется в терминах древности монастырской жизни, проводимой в молитвах божеству, и, таким образом, жизнь твоя становится религиозной и праведной. Если творение добра должно быть целью жизни, и если наслаждение — это добро, то тогда вызывание оргазмов у женщины или у мужчины становится достойной целью жизни.

— Но почему все-таки вы прячете лицо? — спросила Лю.

Муж терпеливо продолжил:

— Лицо — это отражение души. Каждая черта лица — рассказывает о душе, и посему мы скрываем лицо от чужих людей. Через органы чувств, сосредоточенные на лице: нос, глаза, рот, уши — мы соприкасаемся с миром, который формирует нас.

Лицо наше — это результат войны и мира между природой и нашей индивидуальностью. Лицо несет в себе все сведения о нашей душе, о нашем характере, о наших привычках, и потому мы должны скрывать его, ибо раскрывать свою душу всем подряд — это грех. Душа — это святыня, которая остаётся жить после смерти нашего тела, и почитание её обусловлено желанием сохранить её тайну. Мы все прекрасно знаем физиогномику, и поэтому очевидность характера на лице, нагота души, пугает и влечет нас, как нагота тела пугает и влечет вас. Наше общество предпочитает сохранять невежество чужих людей о душах друг друга. Это ещё одна причина, по которой мы скрываем лицо.

Помните Библию: «…вожделенно, потому что дают знание»? Лицо вожделенно, потому что даёт знание о другом человеке, о его душе.

Муж ласково потрепал Лю по щеке и продолжал:

— Наше общение с миром происходит через отверстия тела. Ничто живое не может быть без отверстий. Всю живое должно исторгать и поглощать. Отверстия в мир, созданные в теле, существуют, чтобы тело не было замкнутой системой, а чтобы оно изменялось. А мораль создана для того, чтобы изменение не принимало форму саморазрушения. Защитная функция человеческой морали — предотвратить чрезмерное проникновение мира, который разрушает любую полость, если она ему беспрепятственно открыта. К старости происходит обратный процесс, мы всё больше и больше закрываемся от проникновения мира, и после определенного предела закрытости приходит смерть.

Жена легла на колени Ага, чем несколько отвлекала его от разговора.

Причем, со времени их первого знакомства с Мужем и Женой, ширинки Ага и Лю были раскрыты, а когда они попытались закрыть застежку, то их спутники наказали им этого не делать. Когда же они пришли в дом, им первым делом выдали одежду, подобную той, которую носили Муж и Жена. А между тем Муж продолжал:

— Если лицо — это отражение души, которую человеку слепому, в прямом или переносном смысле, не увидеть, то гениталии наши являются всеобщим и постоянным напоминанием о наличии души, поскольку оргазм даёт ощутить нам астрал души, поднимая нас на мгновенье на божественный уровень. Оргазм это позывной Бога, на который мы откликаемся всем нашим существом. Оргазм священен потому, что в этот момент мы теряем контроль над собой, становясь свободными, поскольку принадлежим в это мгновенье Богу. И лицо наше в момент оргазма принимает самое естественное выражение, лучше всего отражающее нашу душу. Оргазм лишает нас всякого выбора, свершаясь вне нашего контроля, то есть, приводит нас в такое состояние, когда, мы не знаем себя, а только Бога. Мы только тогда и счастливы, когда забываем себя, и человек поистине свободен только во мгновенье оргазма.

Аг и Лю понимающе переглянулись, а Муж положил руку между ног Лю, — согласно нашей морали, чистое это то, что исторгает, а грязное то, что поглощает, посему все органы чувств — глаза, нос, рот, уши, поглощающие знание, непристойны. Вы можете спросить: «А как же женские гениталии и анус, которые могут поглощать семя?» — Что ж, мы не можем руководствоваться в реальной жизни абсолютными понятиями. Поглощающая функция женских гениталий с лихвой компенсируется их исторгающими функциями, лубрикацией, менструацией, родами, а анус — испражнениями. Сам оргазм является исторгающей функцией поскольку, помимо извержения семени и исторжения соков, он, завершившись, вызывает у женщины, с помощью пресыщения, желание отторжения от мужчины. Это ещё одна причина, почему наше общество направляет свои усилия на обязательное достижение женщиной оргазма.

— Но как же вы можете вступать в половой контакт, так сказать, с первого взгляда, — спросила Лю, — ведь вы не животные.

Муж улыбнулся и так ответил на вопрос Лю:

— Одним из отличий человека от животного, которое горделиво выставляли ваши моралисты, является мнимая необходимость предварительного общения мужчины и женщины, прежде чем вступить в половой контакт. И впрямь, тошнотворные разговоры, суета манер и нелепость приличий заслоняли или преграждали подступы к совокуплению. Однако, приглядываясь к жизни животных и изучая её, легко обнаружить, что у них предостаточно предварительных обнюхиваний, свадебных ритуалов, песнопений, завываний, стыдливого неразмножения в неволе и пожизненной лебединой верности. Так что в самом деле здесь разницы между людьми и животными не было. Различие образуется только тогда, когда человек в состоянии совокупиться с первого взгляда, абсолютно без слов, а лишь с междометьями наслаждения. Ведь любовь с первого взгляда — это ничто иное, как желание совокупиться с первого взгляда.

Но это желание всячески искажали в вашем обществе.

Удовлетворение похоти без промедления — вот направление, по которому мы шли, желая отмежеваться от животного. Человек достиг возможности абстрагироваться от личности партнера и концентрироваться при знакомстве только на половых органах. Только человеку оказалось под силу вычленить их как самоцель. Половые органы и есть то божественное, что люди веками пытались отыскать то в глазах, то в сердце.

— Пусть так, но разве вам не хочется узнать человека поближе, прежде чем вступать в половой контакт? Нельзя же относиться к женщине только как к орудию наслаждения, — не уступала Лю, и этот вопрос она обратила к Жене.

Жена ответила, но так, как Лю вправе была бы ожидать от Мужа. Видимо, мнения женщин и мужчин в этом новом обществе совершенно совпадали, по крайней мере в этом вопросе.

— Сопротивление вашего общества отношению к женщине как к объекту, а точнее, как к обладательнице чуда между ног, происходило оттого, что именно при таком отношении совокупление наиболее остро и разнообразно. Призыв вашей морали относиться к женщинам поначалу, как к бесполому существу, притормаживал желание, стремился сделать из женщины не желанную самку, а из мужчины — не желанного самца, а нейтрального друга. Оттягивание желания под благовидными предлогами ущемляло желание, что было обществу и надобно. А ущемлённое желание вызывает разочарование, которое бывает двух сортов, разочарование в возможности исполнения мечты и разочарование в самой мечте, стоит лишь её достигнуть. Объясняется это тем, что стремление к мечте-цели через преодоление трудностей изменяет мироощущение человека, так что при достижении цели, она оказывается не соответствующей тому состоянию, в котором оказался человек, и возникает разочарование, а за ним — новый поиск новой цели. Истинное наслаждение от достижения цели может быть только тогда, когда она достигается без тягостной борьбы, а как можно скорее — случайностью или чудом. Тогда она впору твоему только что возникшему желанию.

— Ну, а почему все-таки не поговорить с человеком сначала? — не унималась Лю, как будто и не услыша всей этой философической тирады.

— А о чем можно говорить, — продолжала Жена, — с незнакомыми женщиной или мужчиной? Ведь тот разговор, который прошлые приличия обязывали вести в начале знакомства, унизителен своеё пустотой. Для нас считается безнравственным разговаривать с незнакомыми, потому как в таком общении слова бездуховны. Как хорошо нужно знать партнера по совокуплению и как надо ему доверять и ценить его, чтобы разговор приносил радость и облегчение, тепло и понимание. Нет, разговор — это дело святое. Иное дело страсть, где слова излишни. Именно она уместна и необходима тотчас, как почувствуешь, что мужчина или женщина влечет тебя. В страсти всегда живет спасительный оргазм, который возникает в чудесной инстинктивности слаженных движений.

Его вспышка освещает потемки чужой души, разгоняя напряженность, страхи, сомнения. Умиротворенные испытанной радостью и благодарные друг другу за неё, любовники могут начать разговор. К тому же поведение в постели лучше всего раскрывает характер человека, поэтому раньше женщины старались оттянуть совокупление, с одной стороны, чтобы не разочаровать, а с другой стороны, чтобы не разочароваться.

— Но ведь женщина часто не может с такой легкостью испытать оргазм, как мужчина, — продолжала допытываться Лю.

— Да, так было с нами в прошлом, — согласилась Жена. — Корень всех проблем между мужчинами и женщинами был в том, что большинство женщин возбуждалось медленно, а не с первого взгляда, как мужчина. Мужчин бесило несоответствие постоянной готовности влагалища и лишь периодической готовности остального женского тела для совокупления. Многие женщины делали из этого выгоду, продавая готовность тела с помощью безразличия души.

Другие женщины негодовали на мужчин за то, что те недостаточно терпеливы, чтобы вывести женщину на финишную кривую.

Лю хихикнула, а Жена продолжала, поощрительно улыбнувшись ей:

— Отношение мужчины к женщине складывалось на основе того, что женщина обладает телом, которое он хочет. Чтобы получить его, мужчине нужно было либо унижаться домоганием, что называлось ухаживанием, либо платить. Какое же отношение могло возникать к тому, что ты хочешь, но что тебе не дают сразу.

Голодная собака, которой показывают мясо, но которым её лишь дразнят, может вцепиться в горло дразнящему. Другой путь — это голодную собаку не дразнить, а дрессировать. Разница же между человеком и собакой та, что дрессированная собака становится послушной, а дрессированный человек становился скоплением скрытых мстительных чувств за своё унижение дрессировкой. И люди взрывались безмотивными убийствами, изнасилованиями, садизмом.

Напрашивался выход — уничтожить несоответствие женских половых органов и женщины, то есть сделать женщину всегда готовой к совокуплению, как её половые органы.

Наши предшественники сумели с помощью направленной мутации создать женщин, которые испытывают наслаждение всегда, если прикасаются к их половым органам, и подавно, когда член вводится во влагалище. Таким образом, мы разрушили преграду безразличия или отвращения, которая отделяла женщину от радости совокупления, если её брали силой, если мужчина ей не нравился или если ей просто не хотелось. То есть, теперь она приравнялась по характеру возбуждения к мужчине, который всегда получает удовольствие при совокуплении.

В результате рождения нового типа женщин, процесс соблазнения генетически аннулирован. Женщина теперь моментально реагирует на мужчину, как и мужчина на женщину, и они сразу направляются навстречу друг другу, а не устраивают погоню самца за самкой.

— А ведь действительно, — подхватила столь животрепещущую тему Лю, вся романтика соблазнения возведена у нас в канон любви, чтобы обеспечить женщине достаточно времени для возбуждения и чтобы, следовательно, она получила наслаждение от совокупления. Романтика ухаживания у нас существует для того, чтобы возбудить женщину, отягощенную и приторможенную приличиями и общественными нормами. Если же оргазм гарантирован женщине при каждом совокуплении, то…

И тут продолжил Аг:

— …она будет сразу к нему стремиться, срезая углы ухаживаний во имя округлости объятий…

— …и как всегда, — добавила Лю, — мужской жаждущий взгляд будет округлять женские тела до совершенства.

Жена улыбнулась, одобрительно лизнула Лю в грудь и продолжала:

— В прошлом всякий раз, когда женщина совокуплялась без наслаждения, она занималась проституцией — неважно, что она, не получала за это деньги, но она получала взамен что-то иное, например, спокойную жизнь с мужем или благоволение любовника — что бы то ни было, если оно не наслаждение, то оно есть плата. Но так как многие женщины часто не испытывали наслаждения при совокуплении, то ли из-за непробужденного желания, то ли из-за неприязни к партнеру, то всякая женщина в какой-то период являлась проституткой. То есть, женщина по сути своей не только не была чужда проституции, но обязательно являлась проституткой в какие-то периоды своей жизни, ибо (это звучит теперь невероятно!) женщина, далеко не всегда была в состоянии получать удовольствие, не говоря уже о достижении оргазма, во время совокупления.

Было время, когда девственность считалась обязательной при замужестве девушки. Если перевести это на язык фактов, то нравами и законами утверждался акт проституции, который являлся не только обязательным, но и почётным, а именно, девушка продавала свою тело, свою девственность, за замужество, которое гарантировало жизнь, поощряемую обществом. Единственная ситуация, в которой девушка перестала бы быть проституткой это, если бы она отдала свою девственность по влечению, а не по закону. То же происходит с любой женщиной, которая прежде, чем отдаться мужчине, руководствуется не исключительно желанием, а возможной выгодой последующих отношений с точки ли зрения замужества, удобства, приемлемости. Каждый раз, когда женщина отдаются без желания — она становится проституткой. Каждый раз, когда женщина не отдаются по желанию, а придавливает его из-за его невыгодности, она тоже становится проституткой, посчитавшей, что плата мала.

Только следуя своим желаниям, женщина может считать себя честной. Прошлое общество так отчаянно боролось с проституцией за деньги только потому, что она являлась самой наглядной, рафинированной формой проституции и уличала общество в фальшивости его идеалов. Проститутки за тотальную абстракцию денег предоставляли клиенту тотальную реальность оргазма. Всякий раз, ебя проститутку, клиент прежде всего ёб общество.

Мы добились в нашем обществе того, что женщина следует своим желаниям, которые мы ещё и развили до достаточных размеров, чтобы женщины не были излишне разборчивыми.

Разница между мужчинами и женщинами была также и в том, что мужчины по сути своей — эстеты, ибо их сильнее всего влечет в женщине красота, и в этом они идеалисты. Женщины, наоборот, искали в мужчине множественности качеств, от потенции до денег, и женщины легко уговаривали себя, что мужчина красивый, если он обладал властью или деньгами.

Стереотипы женщин и мужчин создавались противоположными действительности, потому что мужчины проецировали свою эстетическое видение на женщин и почитали их как существ высших, не обремененных земными расчётами. А женщины проецировали свою жажду гарантированного оргазма и денег на мужчин, наделяя их рационализмом и желанием поскорее забраться в них и кончить.

Теперь, когда женщинам обеспечен оргазм от каждого совокупления, проституция и изнасилования в старом понимании исчезли сами собой.

Усталость после одного, двух оргазмов физически не позволяет женщинам быть проститутками с множеством клиентов. С другой стороны, неминуемый оргазм и мгновенное возбуждение нейтрализуют начальное безразличие, которое может образоваться от усталости. Поэтому женщина, насытившаяся совокуплениями, покидает общественные места, чтобы отдохнуть и понабраться желания, иначе ей придется уступать всякому, кто её захочет. То же самое относится и к мужчинам.

Да ведь и у вас, в прошлом, женщины и мужчины старались быть на людях и посещать общественные развлечения, если они хотели завести знакомства, то есть желали половых связей. Удовлетворённые люди уединяются. Предельный пример уединения — это сон отдыха после совокуплений.

Лю слушала всё это с острым вниманием и стала взволнованно размышлять вслух:

— Почему женщина в нашем обществе сопротивляется мужчине? Потому что у неё либо нет желания совокупляться с данным мужчиной, либо желание это есть, но оно такое слабое, что легко подавляется разумом, который может приводить различные аргументы против совокупления: от опасности забеременеть или заражения венерической болезнью до бесперспективности связи с данным мужчиной. Если же женщина при первом прикосновении мужчины испытает сильнейшее желание, то она не только не будет оказывать никакого сопротивления, но будет сама стремиться к совокуплению. Следовательно, всякое насилие автоматически отпадает, стоит женщине почувствовать острую похоть. Причем внешность мужчин перестаёт играть какую-либо роль, поскольку их лица и тела женщина не видит, так как они скрыты вашими балахонами. А тот факт, что все мужчины у вас красивы, и вовсе упрощает дело.

— Да, — мечтательно протянул Аг, — получается, что вы аннулировали мужской эгоизм в половой жизни. С одной стороны, вы обязываете мужчин заботиться об удовлетворении женщины, а с другой стороны, вы изменили женщину так, что мужской эгоизм становится безопасным. Ведь экстремальное проявление мужского эгоизма — это изнасилование, и за него следует суровое наказание в нашем обществе. По сути дела мужчина наказывается за то, что он принес женщине не наслаждение, а прямо противоположные чувства. Святотатство изнасилования состоит в том, что совокупление, которым Бог положил наслаждаться, приносит женщине боль и ужас. Таким образом, устанавливая жестокие наказания за изнасилование, общество наше демонстрирует, что стоит на страже права женщины на наслаждение при совокуплении.

— Однако право это не принимается нашим обществом во внимание, добавила Лю, — если женщина соглашается на совокупление по доброй воле тут общество позволяет мужчине быть эгоистом, оставляя женщину разбираться с ним самой.

Аг добавил лукаво:

— Если бы мужчина, беря женщину силой, доводил её до оргазма, изнасилование превратилось бы в соблазнение. И тем самым его забота о наслаждении женщины награждалась бы переименованием его поступка из преступного в законный.

— Я смотрю вы всерьёз заинтересовались основами нашего общества, улыбнулся Муж. — мне хочется обменяться с вами мнениями об основе былого, то есть, вашего общества.

Разгороженное лабиринтами приличий и лишавшее людей возможности непосредственного общения, оно торжествовало над вашими попытками преодолеть одиночество. Добившись своего и сделав людей одинокими, общество лицемерно прикладывало корыстные усилия для сведения людей в пары, но не на основе естественной физиологии желаний, а на основе преднамеренной общественной деятельности с уклончиво оформленными и никогда не достижимыми идеалами. Это неимоверно усложняло, а часто делало просто невозможным удовлетворение желаний.

Например, люди, оставшиеся по различным причинам без партнёра, мечтали заменить утрату. Общество, с помощью установленных нравов, не позволяло сделать это эффективно и непосредственно, то есть предоставить партнера, лучше покинутого или покинувшего, и тем самым возместить утерянное наслаждение. По нашей конституции каждому мужчине гарантируется доступность женщин, а женщине — доступность мужчин, как в вашем обществе конституция гарантировала избирательные права. Одинокий человек принуждался обществом к посторонней деятельности. Скажем, человек решал направиться на курсы всю равно чего, убеждая себя, что ему или ей хочется учиться. Истинная же цель была — оказаться там, где есть возможность прийти в контакт со значительным количеством подобных себе людей потому, что там было вероятнее всего завести знакомства. Или вдруг, от одиночества люди начинали интересоваться искусством и блуждали по музеям с блудом в глазах, вперяя взгляд в непонятные картины, с надеждой, что вдруг кто-либо пристроится или объявится. Или люди становились одержимы добычей денег, за которые они мечтали приобрести себе любовных партнеров.

Открытое выражение чувств всячески попиралось вашими законами, построенными на логике. Но только следование чувствам приносит нам радость.

Да, чувства меняются, как меняется правда, определяемая каждым человеком с помощью его чувств. Законы же, устанавливаемые в человеческом обществе, не в состоянии следовать за изменениями чувств. Их всегда меняют с опозданием, и к моменту своего утверждения закон уже устаревает.

Законы — это орудие, которым пользуется общество для подавления проявлений человеческих эмоций. Иными словами, цель общества — подавить в людях чувства и заставить их действовать, руководствуясь исключительно логикой, в форме предписаний законов.

Общество можно изменять в зависимости от того, какие чувства подавлять в людях. В древности подавляли сексуальные чувства, наложив стыд на половые органы, а мы стали подавлять вкусовые чувства, наложив стыд на рот.

— Но раз и у вас общество основано на стыде, — заговорил Аг, — то уже не существенно, чего в этом обществе принято стыдиться. Ведь любое общество — это монстр, который не имеет собственного тела и являет свою существование только функционально. Функции эти отправляются людьми, которые хоть и чужды по натуре обществу, но тем не менее подвластны ему, так как люди связаны между собой круговой порукой подчинения законам. Большую часть времени люди изъясняются языком общества и выполняют его приказы, только при отправлении своих насущных желаний люди становятся самими собой, но и здесь общество следит, чтобы отправлялись они по определенным правилам и нормам, только когда желания не могут быть удовлетворены чрезмерно долго, человек с облегчением сбрасывает с себя узду общества и удовлетворяет их так, как мечтал бы удовлетворять их всегда. Однако силы после удовлетворения желаний ослабевают, и общество опять набрасывает свою узду, наказывая за мгновения вкушенной свободы её лишением. Общество внедряется в сознание человека так глубоко, что оно наказывает его также изнутри — угрызениями совести.

Если человек поднимает бунт против общества, у него нет иного пути, кроме как бороться с людьми или даже уничтожать их, поскольку, как мы знаем, у общества нет материального воплощения, а только функциональное. Например, сталкиваясь с бюрократом, ты встречаешься с человеком, воплотившим в себе бездушность государства. К счастью, власть общества над человеком никогда не бывает полной, и поэтому всегда можно апеллировать к загнанной в угол жажде свободы.

Так что я согласен с вами, что суть общества — это создание и поддержание одиночества с помощью неискренности.

Тут снова присоединилась к разговору Жена:

— И не забудьте, что в основе неискренности лежали моногамные отношения, на которые ваше общество также вынуждало человека. Эротические фантазии людей однозначно доказывали, что моногамия — это противоестественное состояние.

Не в силах исполнить свои эротические фантазии, люди, под давлением общества, занимались их притеснением. Воплощение фантазий было позволено только в обезображенной форме моногамии. Ведь моногамные отношения — это предельный минимум сексуальных отношений. Следующий шаг назад — это уже просто отсутствие сексуального партнера.

Вам, изолированным друг от друга обществом, насаждалось в сознание лишь узаконенное моногамное общение. А вы, чтобы романтически оправдать для себя связь только с одним человеком, называли партнера самым лучшим, самым красивым и прочими превосходными степенями, что, конечно, не имело никакого отношения к истине, но что должно было вам объяснять самим себе, почему вы не пытались искать кого-либо получше или просто иного.

Кстати, о возвышенных словах. Чем более многозначны слова, тем более они лицемерны, и тем более они желанны и любимы людьми. Потому-то люди так и обожают слова типа, «любовь», «свобода», «справедливость». Двусмысленность, являясь минимальным вариантом многозначности, была пределом приемлемости для общества. Стоило только вовсе избавиться от многозначности и сказать вместо «любовь» — «соитие», вместо «свобода» «преступление», вместо «справедливость» — «себялюбие», как общество ваше вставало на дыбы от негодования. Общество ведь и способно функционировать только из-за того, что ничего не определено однозначно. Однако без вмешательства общества человек определяет для себя всё однозначно согласно своему сиюминутному желанию, иначе он был бы не в состоянии действовать.

— Правильно, — сказал Муж. — отсюда также идет дискредитация обществом ценности красоты, которая якобы зависит от того, кто определяет красоту, а не от самой красоты. Красоту пытаются низвести до относительного, тогда как она — абсолютна. Конечно, в пределах этого абсолюта есть вариации, но это подобно тому, как между водой и камнем заметно прежде всего очевидное различие, как между красотой и уродством. Выделив камни, мы можем уже потом видеть среди них различные породы, но всё это будут камни, так и красота резко отличается от всего прочего, но и разновидности красоты бесконечны.

Муж замолчал и возникла пауза. Только журчащая вода в желобах нарушала тишину.

— Я хочу рассказать Вам подробнее о наших запретах, — снова заговорил Муж.

Процесс еды, да и вообще всё, что связано со ртом, считается неприличным, и потому люди едят поодиночке. В давние времена люди, для общения, вместе трапезничали, а у нас вместе совокупляются и оправляются. Только очень близкие по духу люди едят вместе. В каждом доме для еды существуют отдельные кабинки, в которые разносится еда. Вы с ними недавно ознакомились, не так ли?

Общение во время мочеиспускания — это поверхностное общение. Настоящий праздник близости происходит во время испражнений. Чтобы продлить этот праздник, многие обильно едят, а потом принимают слабительное.

— А почему на портретах балахоны такие облегающие, — спросила Лю, указывая на стену, где висели портреты, и решив тем самым сменить тему разговора, потому что тошнота снова стала подкатываться к её горлу.

— Это портреты близких нам людей, — с готовностью объяснил Муж, — и потому лица их нам хорошо знакомы, так что художник нарисовал балахоны облегающими. Если же люди мало знакомые хотят обменяться фотографиями, то они обмениваются фотографиями своих половых органов. На эти фотографии они любуются так же, как вы любовались фотографиями лица. Когда люди фотографируются, у вас они улыбались, а у нас раздвигают ноги. Вы обратили внимание, что женщины устраивают из лобковых волос прически, а мужчины их бреют, ибо только варвары позволяли им расти. Близкие же люди обмениваются фотографиями своих лиц, запечатленных во время оргазма.

Жена добавила:

— Старания людей выглядеть соблазнительно, проявляются в декольтировании балахонов и изготовлении их облегающими, так что нос, рот и губы ярко проступают сквозь материю. Вы ведь тоже знаете, что цель облегающей одежды это имитировать её отсутствие. Этим особенно занимаются проститутки, которые делают в балахоне слишком большие вырезы, чтобы были видны их уши, лоб и подбородок.

— Простите, — заметил Аг, — но вы же сказали, что проституции у вас нет, потому что женщины легко достигают оргазма и просто физически не в состоянии…

Да и вообще смысла для проституции у вас нет, когда вокруг изобилие доступных красавиц.

— Слово проституция, — ответил Муж, — я использую в нашем понимании.

Проституцией у нас называется согласие поглощать еду в присутствии чужого человека за вознаграждение. А вознаграждением является получение разрешения женщине на рождение лишнего ребенка. Некоторые люди обладают властью, которой они пользуются, чтобы отобедать вместе с женщиной и смотреть ей в рот. Так как мы боремся, чтобы население нашего общества не превышало пятисот тысяч, любая попытка перейти эту цифру считается преступлением.

Каждой женщине разрешается иметь двух детей. Но так как есть женщины, которые вообще не хотят иметь детей или только одного ребенка, то их доля отдаётся тем женщинам, которые хотят иметь больше двух детей. Некоторые из этих женщин пытаются обойти существующие законы распределения деторождения с помощью своей готовности преступить стыд. Вот что у нас считается проституцией.

— Ну, что же тогда у вас называется порнографией? — спросила Лю. — Если только вы её уже не искоренили, — добавила она с иронией.

— О, конечно, она существует, как и во всяком обществе, — с готовностью откликнулась Жена.

— Наша порнография — это фотографии лиц, на которых изображены гнев, наслаждение, удивление и другие сильные эмоции, а порнофильмы состоят из разговоров и поцелуев. Поцелуй в губы — это апофеоз близости. Совокупление в реальной жизни вовсе не обязательно ведет к открыванию лица. Если люди после совокупления обмениваются несколькими фразами и не чувствуют влечения и интереса друг к другу, то они расходятся так и не открыв лица.

Узрение лица помогает установить тесный духовный контакт, необходимый не только для любви, но и для дружбы. Так что мужчины, стремятся увидеть лицо друг друга, чтобы стать близкими друзьями, даже если они не гомосексуалисты.

То же, конечно, относится и к женщинам.

Одно из самых порицаемых извращений — это использование косметики на лице и особенно губной помады. Яркая губная помада воспринимается, как верх святотатства, которое делает грех более явственным, чем он существует в природе. Однако косметика приемлема на гениталиях, половые губы принято мазать специальным красным кремом, который делает их блестящими, якобы от постоянного желания.

Тут заинтересовался Аг:

— Раз у вас всё имеет своё особое существование, что же вы тогда называете изнасилованием, которое, я уверен, существует в какой-то форме.

Жена улыбнулась:

— Я знала, что Ага это заинтересует. Изнасилованием у нас называется поцелуй в губы против воли. Причем изнасилование осуществляется в такой же степени женщинами, как и мужчинами. Серьезным оскорблением является также сдергивание капюшона.

Без поцелуев, совокупление является естественным удовольствием. А поцелуй без совокупления считается наиболее извращенным и возбуждающим, посему консервативная мораль требует обязательного совокупления во время поцелуя, запрещая поцелуй, как таковой. Поскольку поцелуй длит возбуждение и не приводит к оргазму, то поэтому поцелуй — извращение.

В дверь постучались. Муж и Жена надели балахоны и дали знак Агу и Лю последовать их примеру. Они повиновались, и Жена щелкнула пальцами, давая знак, что можно войти. Вошли слуги в балахонах, неся перед собой поднос, на котором оказались бритва и расчески причудливых форм. Служанка подошла к Агу и произнесла, что она будет брить ему лобок, а слуга подошел к Лю и стал расчесывать ей лобок, умащая какими-то снадобьями. Слова, произнесенные служанкой, звучали утробно. Жена пояснила, что слуги разговаривают со своими хозяевами только с помощью чревовещания, не открывая рта, так как разговор ртом — это знак близости, не существующий между слугами и хозяевами.

Муж обнял Лю и объяснил, что после регулярного бритья её волосы станут расти быстрее, и можно будет сделать прическу, подобно той, которую гордо показывала Жена.

Служанка встала перед Агом, разведя ноги, и поводила член Ага по своему влагалищу, и когда он напрягся, она, держа член одной рукой за головку, стала ловко брить лобок, отклоняя член то в одну сторону, то в другую, чтобы добраться до труднодоступных участков. Когда процедура была закончена, служанка села на член Ага и кончила вместе с ним, в то время как слуга проник в Лю. Однако ей было никак не сосредоточиться на своих ощущениях, и она ещё не кончила, когда слуга вжал в неё свои бёдра и обжёг её нутро семенем. Муж дал знак слугам уйти и тут же углубился в Лю. Когда слуги вышли, Муж снял балахон с себя и с Лю, и она, увидев его красивое сосредоточенное в наслаждении лицо, почувствовала, что отдаётся на волю блаженства. Рядом легла Жена, и Муж переместился в неё, как только убедился, что Лю уже насытилась им.

Лю устроилась на диване, и рядом с ней сел Аг. Они вместе наблюдали за союзом Мужа и Жены.

— Знаешь, о чём я подумал? — шепнул Аг на ухо Лю, не отводя взгляда от действа, разворачивающегося перед ними.

— О чем? — откликнулась Лю.

— Здесь перед дантистом многие, наверно, испытывают такое же смущение, как у нас перед гинекологом или проктологом.

— А повара у них, как у нас — ассенизаторы, — сказала Лю и прыснула вместе с Агом, и в этот момент застонали в оргазме Муж и Жена. От этого совпадения Лю стало ещё смешнее, и Аг вместе с ней громко расхохотались.

Муж и Жена, как будто и не услышали их хохота, они даже не подняли на них взгляда и, расцепившись, продолжали жарко целоваться.

Через несколько минут они снова сидели вместе вчетвером и продолжали разговор.

— А как же вас зовут, должны же у вас быть свои имена, — спросил Аг.

— Мы называем друг друга Муж и Жена, — ответила Жена, — как вы назывались гражданином и гражданкой. Наши истинные имена не поверяются каждому встречному, ибо кроме полового интереса, чужим людям поначалу нет дела друг до друга. Только когда мы сближаемся и в конце концов открываем лицо, только после этого мы, если хотим, сообщаем партнёру свою имя.

— На чем же строится мораль вашего общества, — спросил Аг, — как всё это скреплено, что не разваливается? В чем незыблемость основ?

— Конечно, в Библии, — как нечто само собой разумеёщееся, ответил Муж.

— В Библии?! — хором воскликнули Аг и Лю.

— Да, всю зависит не от событий и фактов, а от их интерпретации, пояснил Муж. — любая система базируется на изначальных аксиомах, которые по своей сути не требуют доказательств. В человеческом обществе — это заповеди.

Однако если, кто-то подвергает их сомнению, то общество может рухнуть. Так, если большинство людей начнёт подвергать сомнению аксиому «не убий», то вся структура человеческого общества может неузнаваемо переродиться или даже разрушиться. Но если исходные аксиомы истолковать по-иному, то можно менять строение, которое на них зиждется. Дав иную интерпретацию основополагающих положений Библии, мы создали общество, цель которого наполнить жизнь людей наслаждением и покоем.

Cекс был разрушителен для вашего общества, а это лишь показывает, чего стоило такое общество, если счастье его членов угрожало его существованию.

Однако в любом обществе необходимо наличие запретов. Запрет создаёт напряжение, нужное для продолжения бытия. Он взводит пружину от механизма жизни. Общество неминуемо погибнет, если оно не строится на идее ограничения, запрета, а какого — это уже второстепенно.

— Но что же вы иначе интерпретировали в Библии? — не терпелось узнать Лю.

— Вот вам несколько примеров. Фраза «В начале было» слово объясняется нами, что самое святое есть слово, и, следовательно, та часть тела, откуда оно исходит — тоже свято и должно быть сокрыто.

Cо слова всё началось, им же всё и кончится. А поэтому, чтобы предотвратить или хотя бы задержать конец, надо ограничить использование слова. Заметьте также, что Бог никогда не показывал людям своего лица, указывая тем самым на святость лица.

Захария с Богом объяснялся знаками и оставался нем — ибо произносить слова, обращаясь к Богу, грешно, потому же и нельзя произносить имени Господа напрасно.

В связи со словом самую важную роль приобретает рот. Рот, с помощью которого человек питается, важен прежде всего для поддержания его собственной жизни, тогда как гениталии важны для создания иных жизней. Своя собственная для человека важней, чем жизнь неведомых последующих поколений. То есть сегодняшняя жизнь важнее завтрашней. А это и есть один из постулатов вашего христианства, жить сегодняшним днём. Как святость и греховность присущи половым органам в вашем обществе, так святость и греховность присущи рту в нашем.

Или другой пример, яблоко — запретный плод, есть который было преступление.

Запретный плод был съеден, и поэтому рот стал грешен. Потому и поглощение становится греховным, как таковое. Грех вошел через рот, знание вошло через рот, и мы избавляемся от грешного знания с помощью испражнения, родов, извержения семени, менструации. Произносить слова неприлично, так как они исходят изо рта, но писать — вполне допустимо, потому что их пишет рука.

Когда ты испражняешься, мочишься, ты испытываешь чувство освобождения самое великое чувство. Подобное чувство ты испытываешь, при совокуплении, когда конвульсии исторгают из тебя семя. Женщина грешна потому, что она поглощает своими отверстиями семя, которое уподобляется греховной еде.

Однако, менструируя и рожая, она с лихвой искупает свою греховность.

Оральный секс с глотанием семени компенсируется тем, что для мужчины это благостное исторжение. А для женщины он становится приемлем, если заменяет завтрак или обед, или ужин. Это женский пост.

Некоторые люди, излишне озабоченные грехом и представляющие из себя религиозных фанатиков, практикуют рвоту, как высшую форму богочтивости.

Они исторгают из себя только что съеденное, таким образом, они морят себя голодом и умирают в знак протеста против своей исконной греховности.

— Ну, а как вы интерпретируете легенду об Адаме и Еве? — поинтересовалась Лю.

Тут авторитетно заговорила Жена:

— В Бытии сообщается, что Адам познал Еву, но это вовсе не значит, что он познал её впервые. Одна из наших сект утверждает, что Адам и Ева совокуплялись в раю, но были стерильны. Запретный плод снял их стерильность, и Ева забеременела.

Однако наиболее популярна легенда, что Адам и Ева в раю занимались оральным сексом и потому у них не было детей, а древо познания научило их сути влагалища — недаром Бог сделал плеву, чтобы туда не проникать и сотворил клитор, чтобы женщина могла испытывать наслаждение, будучи девственной. Но дьявол научил дефлорации. Потому когда у Евы прекратились менструации, Бог понял, что они согрешили и изгнал их из рая.

Есть у нас ещё одна интерпретация, Адам и Ева прекрасно совокуплялись в раю, не зная стыда. Бог и хотел предохранить их от стыда, давая им чистое наслаждение. Запретный плод содержал не знание совокупления, а лишь знание вины и стыда за наготу. Дьявол научил их стыду. Бог же не хотел терпеть рядом с собой душераздирающий стыд перед его великим Чудом и изгнал их стыдиться и виниться на Землю. Проклятием земным стали деторождение, труд и смерть.

Тон, которым Бог сказал «плодитесь, размножайтесь» был подначивающий, ироничный и предрекавший им страдания за ослушание.

Ни в одной из заповедей в Книге Исхода не говорится о необходимости сокрытия гениталий. Однако Адам и Ева, согрешив, скрывались от лица Господа, стыдясь увидеть его лицо и показать своё. Нагота может означать открытое лицо, а вовсе не бёдра. Потому-то Бог и предрешил, что «В поте лица своего будешь есть свой хлеб» — потому что одежды кожаные были сделаны не на бёдра, как ранее считалось, а на лицо.

Тут Аг вставил свой комментарий:

— Что и говорить, Ева была глупа, а Адам был у неё на поводу — нет чтоб попробовать сначала от древа жизни, плоды которого не были под запретом, и получить вечную жизнь, а уже потом пробовать от древа познания.

Все улыбнулись, и Муж дал следующее толкование:

— Нигде не звучит Божий приказ так повелительно и прямолинейно как «плодитесь и размножайтесь», что вовсе не является тавтологией, причина, по которой Бог использовал два синонима, в том, что Бог был озабочен, чтобы его поняли и послушались. Однако настаивая на размножении, он нигде не запрещает облик гениталий. Органы размножения должны быть очевидны, как и жажда размножения.

— Да, но ведь можно найти другие цитаты, которые полностью противоречат вашим идеям, как бы эти цитаты ни интерпретировать. Например, Бог вдохнул в лицо Адама дыхание жизни. В лицо, а не куда-либо ещё, — сказал Аг.

— В Библии существует множество противоречий, и всё дело в том, на чём ставить акцент, — возразил Муж. — Правильно, лицо и есть выражение жизни, в нём святая душа смешана с грехом. И нам нужно исторгать грех в оргазме, и очищать от греха тело, оттесняя грех в лицо.

— Всё это звучит, как бред, — сказал Аг иронически.

— Так оно и есть — бред веры. Ведь вера основывается вовсе не на фактах, а на такой их интерпретации, которая льстит твоим желаниям. Ничто написанное не является реальностью, ибо зависит от интерпретации. Единственная точка отсчета это оргазм — абсолютное объективное ощущение.

— Короче говоря, вы не видите в Библии указания на греховность совокупления. Так? — спросила Лю.

— Конечно, не видим, — ответила Жена. — Если Бог сотворил мужчину и женщину по своему подобию, то значит Бог двупол, и совокупление есть попытка уподобления Богу, приближения к нему. Попытка эта благородна и естественна, ибо подобие, по природе своей, стремится напомнить оригинал. Потому и нельзя противопоставлять мужчину женщине, а что следует делать, так это направлять их друг к другу для соединения. Чем дольше они находятся в состоянии совокупления, тем ближе они к Богу.

— Но не могут же быть в основе вашей морали библейские заповеди, там же сказано «не прелюбодействуй», а вы совокупляетесь с кем попало! — воскликнула Лю.

— Если вы вчитаетесь в заповедь, — парировала Жена, — то поймете, что мы не нарушаем её.

Нельзя же заповедь «не прелюбодействуй» отнести к мужу, совокупляющемуся с женой, а в нашем обществе все женаты друг на друге. Только моногамия создают почву для греха — возможность для прелюбодеяния. В Библии нигде не утверждается обязательность моногамии. Что же до Адама и Евы, то они были верны друг другу вынужденно, так как никого, кроме них, на Земле поначалу не было.

С другой стороны, если бы в библейских заповедях говорилось только «не желай жены ближнего своего», то тогда это носило бы смысл чисто сексуальный, что просто дублировало бы «не прелюбодействуй». Но в тексте слово «жена» стоит в ряду прочего, чего не следует желать — там и дом, и раб, и вол, и осёл, и в конце обобщается, не желай ничего, что у ближнего твоего. Смысл этой заповеди — не завидуй никому, и жена там упомянута, как одна из вещёй, которой обладает ближний. Из этого следует, что если некая женщина никому не принадлежит, то обладание её вовсе не возбраняется. Кроме того, все являются нашими женами, включая любую жену любого ближнего.

— Значит, брак, в нашем понятии, у вас не существует. Как же вы дошли до такого? — усмехнулся Аг. — Ведь брак — это основа общества.

— Правильно, мы возненавидели прошлое общество и решили изменить его. Но, чтобы изменить общество, надо прежде всего изменить половые отношения, а вовсе не экономические или политические.

— Да, но это не естественно, — возразил Аг.

— Всё, что существует — естественно. Преодолевая естественное, мы лишь выходим на его новый уровень, — парировал Муж и продолжал. — Моногамная семья — это попытка создать натуральное хозяйство, где есть все типы человеческих отношений: секс, дружба и кровное родство. Но измены или хотя бы помыслы о них — эта та соль, без которой не обходится ни одно натуральное хозяйство брака. Ваш брак — это манифестация пресыщения, для продолжения которого страх одиночества и мнимое благополучие детей используются как законное и убедительное оправдание. Моногамное супружество — это быт между оргазмами, промежутки между которыми становятся всю больше и больше.

Самые прекрасные и жаркие отношения — это отношения между новыми любовниками. Но отношения эти сразу осложняются и ухудшаются, лишь только они выходят за пределы секса. Если любовники удовлетворяют друг друга сексуально, то они счастливы, и только вторгающиеся заботы и обязанности будней нарушают их счастье. Залог счастливых отношений — оставаться только любовниками. Это значит снимать сливки с одних взаимоотношений и переходить к другим.

В ваше время такое понимание представлялось опасным упрощением взаимоотношений, но в действительности это являлось для вас не простым, а самым сложным, ибо надо быть в состоянии находить новых и новых любовниц, для чего были нужны деньги, время и сильное желание. Но в большинстве своем люди уставали биться с преградами, возведенными обществом, и останавливались на ком бы то ни было. В отместку они получали бездну забот, обязанностей и соглашательств.

В прошлом влюбленные хотели принести друг другу максимальную жертву во имя любви, чтобы доказать её реальное существование, они жертвовали друг другу своей свободой, решая вступить в брак, и тем самым убивали любовь, которая живет лишь среди свободных людей.

У Лю вырвался вздох, видимо навеянный воспоминаниями, а Муж между тем продолжал свою речь:

— Только взаимное наслаждение объединяет людей. Но когда оно ослабевает или вовсе прекращается и сменяется неприятными ощущениями, люди желают разойтись, а при невозможности это сделать, они начинают тайно желать друг другу смерти, таким образом, чтобы избежать человеконенавистнических мыслей, мы решили ослабить связи, устанавливаемые прежними привычками и законами, чтобы людям можно было бы вовремя разлучиться и легко найти достойную замену.

Тут заговорил Аг, вспоминая своё прошлое:

— Долгие хорошие отношения, как, например, в женитьбе, действительно сложно поддерживать, поскольку для того, чтобы не ослабевало влечение у супругов, надо постоянно изменяться и приспосабливаться, а в противном случае, люди надоедают и раздражают друг друга, становятся ненавистной обузой друг для друга. Короткие же отношения всегда дают возможность в начале преподнести себя женщине, как нечто новое, а когда новизна общения исчерпывается, вместо того, чтобы начинать изменяться и приспосабливаться, ты вступаешь в новые отношения, легко становясь опять привлекательно новым для новой женщины.

Ведь действительно, подавляющее большинство супругов несчастны или, в лучшем случае, унизительно безразличны друг к другу. Не это ли лучшее доказательство несостоятельности института брака, Но наше общество находится на таком этапе развития, который эквивалентен техническому этапу, когда был изобретен паровоз, ну, и что ж, что эффективность парового двигателя ничтожна — ведь в то время ничего лучшего не было изобретено.

Муж выдержал паузу и, убедившись, что Аг закончил свою мысль, продолжал:

— В прошлом обществе мужчина и женщина были вынуждены устанавливать и поддерживать отношения, поскольку отношения необходимы для того, чтобы партнер всегда был рядом и был готов для очередного совокупления. В идеале, после оргазма партнеры не нужны друг другу. И только знание того, что желание объявится снова, заставляло их браться за ум и оставаться вместе, поджидая возвращения желания. Чтобы сделать это ожидание удобным и приятным, люди подбирали партнеров по подобию интересов, и тогда совместное ожидание желания становилось интересным времяпрепровождением.

Не подлежит сомнению, что максимальная гармония между мужчиной и женщиной происходит в момент их совокупления. В таком случае, если поистине стремиться к гармонии, все силы должны быть направлены на то, чтобы, во-первых, продлевать совокупление, а во-вторых, учащать. Несомненно также, что максимальное безразличие или отвращение, существующее между мужчиной и женщиной, возникает при их длительном совместном проживании.

Следовательно, упразднение длительного совместного проживания избавило мужчин и женщин от взаимного отвращения.

— Да, — задетый за живое, сказал Аг, — люди, предчувствуя вечность, наступающую после смерти, приучаются к терминам навсегда и навечно, но в этой жизни ничто не длится вечно, и потому она полна разочарований от несбывшихся иллюзий. Строить свою жизнь на основе вечности любви, которая будет длиться всю жизнь с некоей идеальной избранницей, равносильно жизни, которая основана на намерении существовать вечно. Мы, смея мечтать о неизменности чувств, постоянно посягаем на вечность, которая нам не принадлежит.

Аг на мгновенье задумался и продолжал:

— Это правда, что чувства конечны, как и сама жизнь. Но невозможно поддерживать отношения с женщиной в убеждении, что они обречены. Так и жизнь возможна только в иллюзии вечности. И хотя неизбежное разрушение этой иллюзии трагично или, по меньшей мере, болезненно, нам остаются наслаждаться тем периодом, в течение которого иллюзия ещё жива, а потом уже принимать последствия её смерти. И этому есть единственная альтернатива — не наслаждаться комедией иллюзии, а постоянно пребывать в трагедии правды.

Муж усмехнулся и сказал:

— Вы забываете, что и комедия, и трагедия, о которых вы говорите, существуют только при так называемой любви, которая имела место в прошлом, то есть любви одной женщины к одному мужчине и наоборот. Такая любовь, естественно, не может длиться всю жизнь, и существовала она лишь как демонстрация несовершенства отношений между полами.

Оживить любовь и сравнять её по продолжительности с жизнью можно только за счет увеличения числа партнеров и, следовательно, уменьшения привязанности друг к другу. Эти условия прекрасно воплощаются в нашем обществе.

Аг вспомнил, как гладко у него происходило переключение любовной энергии с одной женщины на другую, если между ними не возникало одиночества, как происходило смягчающее наложение во времени конца одних отношений на начало других. Никаких переживаний о разлуке с предыдущей женщиной не появлялось, если поступление новых женщин того же или лучшего качества не прекращалось.

Тоска о разлуке приходила только в одиночестве. Но когда он находил достойную замену, тоска исчезала бесследно. И выпроваживая очередную любовницу, он чувствовал, что самое большое счастье — это быть одному, зная, что ты не одинок, то есть зная, что ты всегда можешь одиночество прервать, как только этого пожелаешь.

Лю думала о своем, впервые осмеливаясь признаться себе в правомерности своих мыслей. Она думала о круговой поруке обоюдного оргазма. Мужчина и женщина, испытавшие его, становятся подобны соучастникам преступления, что обагрены кровью жертвы. Только жертвой в данном случае становятся запреты, табу. Поэтому любовников связывает наслаждение, как преступление, ибо, по человеческим законам, наслаждение и является преступлением, если оно не санкционировано обществом.

Святая святых для каждого человека — личная, то есть половая жизнь жизнь, где человек вытребовал себе свободу от общества и где общество отступило и якобы согласилось не вмешиваться в эту область. Так вот в эту святую личную жизнь общество влезает так же бесцеремонно, как и во всё остальное. Более того, человек, который с первого взгляда, казалось бы, оберегает личную жизнь от общества, на самом деле ищет его вторжения и даже не чувствует её полноценной, пока общество не наложит на его личную жизнь свою лапу в виде женитьбы, которая является лицензией общества на половую жизнь.

На своем опыте и опыте своих подруг, Лю знала, что большинство длительных любовников и любовниц не будут чувствовать покоя на душе, пока они добровольно не подвергнутся агрессии общества под видом женитьбы. Женитьба есть не что иное, как акт мазохизма, ущемляющий свободу каждого из партнеров во имя легализации половой жизни. Общество засылает своих провокаторов, террористов и шантажистов даже в отношения любовников. Оно делает это с помощью насаждения стыда, вины, неудовлетворенности, образующихся из-за самоволия в совокуплении любовников, на которое они решились без разрешения общества.

Только на мгновенье оргазма они становятся самими собой. Недаром он сравнивается со смертью, которая также, но устрашающе радикально, освобождает человека от общества.

А Муж между тем продолжал:

— Любовь к одному партнеру была вынужденной и являлась результатом несовершенства общества, которое было не в состоянии предоставить каждому или каждой постоянно имеющийся в наличии выбор вожделенных мужчин или женщин. Моногамия установилась только потому, что правители общества сделали полигамию невозможной или преступной, а вовсе не потому, что она естественное состояние человека. При свободном выборе восторжествовала бы полигамия, но его людям не предоставили. Только с помощью моногамии удаётся узурпировать народ и заставить его работать. Сейчас, в нашем обществе у нас нет нужды в работе и в добывании себе пропитания, мы живем в изобилии, пока существует Земля.

С точки зрения психологической, моногамия эквивалентна мастурбации, так как однообразие и привычность тела постоянного партнера, которое становится родным, как твоя собственная рука, перестают возбуждать тебя. Интерес к моногамному партнеру продолжает возникать либо в результате накапливающегося внутреннего сексуального напряжения, которое не зависит от партнера, а лишь от срока воздержания, либо тебя возбуждают фантазии о других телах. А под рукой находится моногамное тело, в которое ты изливаешь свои фантазии вместе с избытком семени. Что же такое моногамия в нашем сегодняшнем понимании, один партнер на всю жизнь, или на год, или на день?

Нет, моногамия — это когда совокупляешься с одной женщиной в данный момент.

Вот когда совокупляешься одновременно более, чем с одной, тогда только и наступает полигамия.

Но возвратимся к нашим запретам. Наложение табу на рот ограничивает разнообразие отношений между людьми, а это самое верное средство для остановки технического прогресса, которой мы добивались. Все беды происходят не от чего иного, как от способности человека разговаривать, а вернее болтать, обещать и не выполнять, вводить в заблуждение. Раньше даже путь к совокуплению был прегражден бесконечными разговорами.

Балахоны и греховность рта уничтожают публичные речи и никчёмные разговоры. Эзотеричность мышления — основа мирной жизни. Когда же мысль, справедливая для данного человека, передаётся другому, который подцепил её из-за удобства или из-за отсутствия собственных мыслей и хочет сделать её своей, тогда-то и возникают конфликты между людьми. Безусловно, что не будет никогда такого положения, когда между людьми не будет возникать трений. И мы решаем это буквально — чтобы не было трений, женщины должны быть всегда хорошо смазаны желанием и совокупление снимет напряжения, которые, не произойди оно вовремя, могли бы превратиться во вражду или войну между людьми. Достижение нашего общества состоит в том, что мы можем снять напряжения до того, как они становятся опасными.

— Расскажите, как образовалось ваше общество, с чего всё началось? — спросила Лю.

— Прежде всего мы должны были создать условия, при которых Земля не могла бы быть уничтожена войной, развязанной каким-либо агрессивным правителем.

Наши патриархи должны были гарантировать уничтожение всякого правителя, по натуре достаточно агрессивного, чтобы развязать войну.

Тут под влиянием неожиданного порыва, Муж вдруг опустился на колени перед Лю, развёл ей ноги и полизал ей клитор. Жена, не сводя глаз с мгновенно размякшей Лю, поманила Ага и вставила его воспрявший член в себя. Муж развернулся так, что Жена смогла взять его член в рот, и через несколько прекрасных минут они дружно кончили.

— Так на чем мы остановились? — спросил Муж, принимая прежнюю позу, на которой он прервал беседу. Все постепенно приходили в себя.

— Мы говорили о способе предотвращения войн, который вы используете, напомнил Аг, промокая междуножье Жены своим балахоном и представляя, что когда придется его надеть, то оставшийся запах будет навевать ему дивные воспоминания.

— В давние времена, — продолжил Муж, — главы войск вступали в единоборство. Таким образом, часто избегалось кровопролитие у самого войска. В этом крылось понимание, что военачальники могут предотвратить кровопролитие с помощью собственной смерти. Впоследствии правители поподлели, послабели и не оказывались впереди войска на поле боя, а прятались в замках, дворцах, бункерах. Они перестали рисковать собственной жизнью. Наступил долгий период в человеческой истории, когда правители перестали вступать в единоборство, они не сражались на мечах, но они сражались своими народами, оберегая собственную жизнь для наслаждения трофеями и триумфом победы или для комфортабельного побега в случае поражения.

— Но это не вполне справедливо для общества ядерного времени. Ядерное оружие не пожалело бы никого и побег устраивать было бы некуда, — вставила Лю.

— Вот именно, из-за, так сказать, всепроникновенности ядерного оружия, правители стали осмотрительнее, потому что уже не удалось бы, подставить свой народ под удар и откупиться его кровью, как это происходило прежде. То есть, любой правитель начал понимать, что, начав ядерную войну, он совершит самоубийство. Потому-то войны в ядерный век велись не ядерным оружием, а огнестрельным и химическим, оружием, от которого правитель мог по-прежнему укрыться — укрыться своим народом.

Вот здесь мы и подходим к сути. Если правителя поставить лично перед лицом смерти, как в давние времена, каждый раз, когда он принимает решение о войне, то тогда и разрешение конфликта будет не военным, а мирным, потому что правитель ужаснется собственной смерти и решит вести переговоры.

— Позвольте, но ведь в давние времена угроза смерти не останавливала воинственных и храбрых глав государств, которые выезжали на коне впереди своего войска и, не колеблясь, начинали бой, не щадя своей жизни, возразил Аг.

— Не щадя своей жизни и жизни своего народа, — уточнил Муж. — Цель мирного бытия — не позволить правителю посылать на смерть свой народ, а вставать перед смертельной опасностью только самому. Тогда в случае объявления войны умрёт только правитель. Ведь война начинается правителем, который отдаёт приказ убивать.

Народ не начинает войны сам — не будучи предварительно вооруженным, народ способен лишь на бунт. В целом, народ любой страны — это быдло, в котором правители насаждают либо любовь, либо ненависть по отношению к другим народам. Гарантия постоянного успеха в этом — исконное невежество народа, предпочитающего развлечения и зрелища всяким знаниям. Было это всегда, есть и теперь.

Конечно, если лишить народ того, что он привык считать необходимым, он начинает бунтовать. Разница между народами разных стран была не в сути, а лишь в пороге их терпимости к помыканию ими правителями.

Так как сам по себе народ, если держать его сытым, лишен стремлений к войне, то, чтобы избежать её, нужно было уничтожать всякого правителя, вооружающего свой народ и натравливающего его на войну.

— А как это осуществилось практически? — заинтересовалась Лю, стараясь не отвлекаться на поцелуй в грудь, которым её вдруг наградила Жена.

— Да, это было невозможно осуществлять систематически долгое время после вашего отлета из прошлого. История знает лишь огромное количество корыстных и спорадических попыток уничтожения правителей во все времена. Люди всегда чувствовали, что зло исходит не от народа, а от его вождей, но ничего не происходило, да и не могло произойти, кроме отдельных вспышек ненависти, приводящей к покушениям и убийствам правителей. Фантазия зовет дальше и рисует картины безмятежной жизни на нашей планете при условии своевременного убийства Александра Великого, Нерона, Чингис Хана, Ивана Грозного, Наполеона, Гитлера, Ленина, Сталина и прочих. Какой иной была бы жизнь на Земле!

— Да, но убьешь одного, а к нему на смену пришел бы другой такой же, удерживая скептицизм, сказал Аг, понимая, что настоящее, в котором он находится, знает больше о прошлом, чем он.

— Ведь дело было не в том, чтобы убить того или иного воинственного правителя, а в том, чтобы последовательно убивать всех, пришедших им на смену, кто был бы готов вести войну. Речь шла о систематическом обезглавливании воинственных правителей во имя сохранения мира.

— Легко сказать, убивать глав правительств. Да ещё делать это систематически.

Как преодолевалась охрана, да ещё в чужом государстве? — присоединилась к разговору Лю.

— Вы правы, поначалу это было исключительно трудно. И потому люди шли по простому пути, создавая оружие массового уничтожения, такого массового, которое захватывает и правителей. Бесспорно, что убить лидера было сложнее, чем уязвимый в своем числе народ, которым он себя окружал. Поэтому люди предпочитали имитировать уничтожением народа уничтожение зла. Но потом наука дошла до такой степени развития, когда стало возможно создавать оружие не массового, а индивидуального уничтожения, способное настичь намеченного человека в любом месте, за любыми толстыми стенами.

— Когда оружие индивидуального уничтожения было создано и стало возможным уничтожить любого намеченного лидера, должны были неизбежно встать этические проблемы, кто принимал решение об убийстве того или иного лидера?

Что являлось критерием в действиях лидера для вынесения ему смертного приговора, и, наконец, кто выполнял приговор? — спросила Лю, доказывая тем самым, что, несмотря на поцелуи Жены и свою ответную нежность, она следит за ходом разговора.

Муж улыбнулся и продолжал:

— Прежде всего хочу вам напомнить, что если человечество справилось с разработкой этических критериев, которые позволяли убивать миллионы невинных людей, и более того, считать это героизмом, то не составило особого труда найти этические нормы, которые позволили убить лишь десятки злодеев.

Человеческая природа не оказалась настолько порочной, чтобы смиряться только с уничтожением миллионов, но протестовать против уничтожения тех немногих, кто отдавал приказы об уничтожении этих миллионов.

Практически это было осуществлено принятием международной конвенции о том, что разрешение конфликтов военными средствами является самым тяжким преступлением. Это значило, что каждый правитель становился преступником, если он позволял изготовлять любое оружие. Единственное оружие, которое было разрешено — это пистолеты, использовавшиеся для борьбы с преступностью. Каждый человек на Земле был оповещён об этом главном законе человечества. С помощью изобретенных средств информации стало возможным передавать сообщения каждому жителю Земли. Наказанием за нарушение этого закона была смерть от оружия, которое данный правитель дал приказ изготовлять. Если правитель отдал бы приказ о войне, то это уже могло быть слишком поздно для её предотвращения. Задачей было не позволить вооружать народ.

Преступление простого человека может быть часто непредсказуемым и совершаться в состоянии аффекта, но войны между народами не происходили вдруг, им предшествовали, наращивание арсенала, военная пропаганда внутри страны, и многое другое, что являлось неопровержимым и очевидным доказательством воинственности правительства. Именно в это время, до развязывания войны, велось уничтожение глав правительств.

— А что же сделали с уже накопленным оружием? Как избавились от него? — поинтересовался Аг.

— Международная Организация Миролюбивого Терроризма прежде всего начала следить, чтобы не изготовлялось новое оружие. Сначала правители благородно отказывались от наказания правителей других стран. Они делали это из страха, что и они сами, в виде возмездия, окажутся объектом миролюбивого терроризма.

Правители стали пытаться тайно наращивать вооружение и оказались первыми, кого уничтожила организация. Пример оказался разительным, и новые правители стали осторожнее. Некоторые из них пытались продолжать военные разработки, но под большим секретом. Когда и этих настигла та же участь, совершился поворот в сознании правителей, и они стали вымещать свою воинственность, помогая миролюбивым террористам и предоставляя им информацию о правителях других стран, которые тайно изготовляли оружие, тем самым обрекая их на смерть. Договоры о разоружении стали единственным жизнеспособным для правителей политическим развитием. Избежание подписания этих договоров приравнивалось к преступлению вооружения. Старое ядерное оружие, засылалось в космос, и там оно самоуничтожалось.

— А кто же были палачи, — прервал его Аг, — которые приводили приговор в исполнение?

— Их-то и называли миролюбивыми террористами, — с радостью подхватил Муж, — это были палачи-герои. Люди, которых часто называли фанатиками. А точнее, это люди, которые были готовы отдать свою жизнь во имя цели, почитавшейся святой. Люди, наконец, пришли к пониманию, что если человек, рискуя жизнью, бросается в огонь и спасает ребенка, то это бесспорно считается героическим поступком. Если же человек, рискуя жизнью, спас целый народ от войны, убив злодея, стоявшего во главе народа, не будет ли он ещё большим героем?

— Но кто же совершал все эти геройские поступки? — спросил Аг.

— Группа террористов состояла из представителей крупнейших стран, причем убийство воинственного правителя совершалось террористом, выходцем из этой страны, чтобы у народа не возникало чувство досады, что их правитель, каким бы плохим он ни был, убит чужестранцем.

Разоблачение правителя, отдавшего приказ об изготовлении оружия, предавалось мировой гласности, и тем самым ему предоставлялась возможность совершить самоубийство, чтобы не заставлять террористов брать на себя грех намеренного убийства. Ибо убив, террорист сам становился вне закона как убийца, и он был обязан покончить с собой, поскольку любой, кто намеренно убил, не смеет продолжать жить. Тот, кто решался на убийство, тем самым решался и на самоубийство. Он знал, что его убьют, если он не убьют себя сам. Опасность миролюбивого терроризма была в том, что террорист мог увлечься и стать опасным для людей и выйти из-под контроля великой цели уберечь мир от войн. Поэтому каждому террористу позволялось убить только один раз, чтобы они не вошли во вкус.

Таким образом, чтобы не плодить другого убийцу, то есть того, кто должен будет умертвить его, а потом и себя, миролюбивый террорист разрывал порочный круг убийств с помощью самоубийства.

— Как же все террористы не перевелись? — спросил Аг.

— Никогда не переведутся люди, убежденные в необходимости сохранить мир, даже путем собственной смерти. К тому же тип правителей быстро изменился, когда несколько первых «вояк» было уничтожено, люди, рвавшиеся к власти, быстро поняли, что свою власть они должны использовать, так сказать, в мирных целях.

— Вот вы всё говорите о правителях, а разве генералы армии, полковники, майоры не отдавали команд об убийствах? Что сделалось с ними, их тоже уничтожили? — спросила Лю.

— Нет. Армия строилась на беспрекословном подчинении приказу, а значит в структуре субординации не было места для морали, потому и мораль подчиненных была вне обсуждения. Приказ не обсуждается, а выполняется это было основой армии во всех государствах. Мораль в армии была сосредоточена только в одном человеке — в главнокомандующем. Поэтому мы не имели права судить за убийства тех военных, кто выполнял приказ убить. Обвиняя тех, кто подчинялся, мы просто выносили приговор самой структуре армии, ибо целью армии было подавлять моральный протест против убийства, возникавший у солдат или офицеров, и поощрять их кровожадные инстинкты. Нельзя было рассчитывать на то, что армия могла прекратить убивать, если бы какие-то солдаты и офицеры убивать отказались. Их заменили бы теми, кто бы согласился убивать, так как солдаты и офицеры — это тот же народ, из которого порочные правители лепили кого угодно. Но не нужно забывать, что армия и вооружение были неразделимы, и уничтожив вооружение, мы уничтожили армию — аморальную структуру общества, делавшую из людей механизмы, выполнявшие человеконенавистнические приказы.

Таким образом, благодаря науке, человечество сначала избегло полного самоуничтожения, а потом наши патриархи свели человечество к счастливому минимуму.

Аг и Лю уже давно чувствовали усиливающееся желание помочиться. Они понимали, что им придётся это делать на виду друг у друга, Мужа и Жены.

Терпеть становилось всё труднее. И тут, как бы почувствовав это, сначала Жена, а потом Муж встали с дивана и пошли в середину комнаты, где были желоба.

Они жестом поманили Ага и Лю и заструились. Жена стояла, раздвинув ноги и разведя руками в стороны большие губы. Аг и Лю последовали их примеру. Лю подумала, что так удобно не садиться, а мочиться стоя, и что привычка женщин присаживаться основана на том, что общество подвергало женщину ещё одному неудобству — неудобству присаживания, чтобы она, стоя, лишний раз не прикасалась к своим половым органам, поскольку без прикосновения к ним, не удалось бы направить струю туда, куда нужно, и не залить себе ноги.

После того, как Аг и Лю вернулись к дивану, они почувствовали, что перейдена какая-то важная граница, после которой стыд становится чем-то абстрактным.

Но им было никак не обрести стыда по отношению к своему лицу. Им грозила самая опасная ситуация — оказаться вообще без стыда.

Легкий запах мочи в комнате быстро исчез, так как по желобам текла проточная вода.

В дверь постучали. Муж и жена торопливо натянули балахоны, и Аг и Лю сделали то же самое без подсказок. Муж хлопнул в ладоши, и дверь открылась. В неё вошел слуга в балахоне с подносом в руках, уставленным маленькими керамическими чайниками. Он оставил поднос и молча ушел, плотно закрыв за собой дверь. На этот раз Муж и Жена не сдернули балахоны и остановили Ага и Лю, которые собрались было снова обнажить свои лица. Муж взял один чайник и вставил носик в дырку в своем балахоне на уровне рта. То же самое сделала и Жена. Аг с трудом отыскал дырку в своем балахоне. А Лю взяла чайник под балахон. Жена рассмеялась и сказала, что так делают дети, когда они только начинают обучаться носить балахоны. Но это считается дурным тоном, и она посоветовала Лю использовать дырку в балахоне.

Напиток оказался манговым соком, как объяснил Муж. Аг вспомнил название фрукта, который уже был редкостью на Земле в его время.

— Мы чувствуем, что мы уже достаточно близки, чтобы есть и пить вместе, не так ли? — сказал Муж, обращаясь к Агу и Лю.

Муж и Жена сняли балахоны. Аг и Лю радостно стянули их с себя тоже. Муж прошел в боковую комнату и вынес блюдо с разнообразной едой и тут началось пиршество. Муж и жена ели жадно, причмокивая, и помногу. Видно было, что они удовлетворяют долго подавлявшееся желание.

Вдруг Жена взяла с блюда морковь и ввела её себе во влагалище, что должно было считаться величайшим святотатством, так как морковь являлась греховной едой.

Муж снисходительно ухмыльнулся.

— Как вы, наверно, обратили внимание, — снова заговорил Муж, утолив первый голод, — у нас нет толстых людей. Все стройные даже в старости. Происходит это по нескольким причинам. Во-первых, так как есть неприлично, люди стараются ограничивать себя в еде. Во-вторых, если человек толстый, то его толщина указывает на его злоупотребление едой, то есть на греховный образ жизни.

— Это как у нас, — откликнулась Лю, — если женщина забрюхатела, значит она согрешила.

Аг рассмеялся, а Муж и Жена понимающе переглянулись. Жена дала откусить Мужу морковь, посетившую её влагалище, и Муж, похрустев куском греховной морковки, продолжал:

— Так как население наше не превышает пятисот тысяч, учет и управление становятся возможными без всяких компьютеров и механизмов, а вручную — в этом наша сила, мы не даем себе впасть в зависимость от техники. Люди живут простой жизнью, и так как количество населения строго контролируется, у нас не возникает необходимости новых построек — новые люди вселяются в жилища умерших, и получают их имущество. Пища — у нас в изобилии, она растет вокруг нас и кишит в реках и лесах. Остаётся только жажда наслаждения, удовлетворить которую и есть задача нашего общества.

При созревании каждой девушке дают выпить настой специальных трав, который её стерилизует до тех пор, пока она не захочет стать матерью.

Тогда ей даётся другой настой, и она становится способной забеременеть. Юные девушки отдаются на обучение к зрелым мужчинам, пока каждая не испытает 100 оргазмов. Юноши идут на обучение к зрелым женщинам на тот же срок. Задача — обучить дебютантов разнообразным способам достижения оргазма.

Редкие женщины и мужчины действительно любят детей и в состоянии быть хорошими родителями, не говоря уже о способности их воспитывать. Но зато существуют редкие женщины и мужчины — прирожденные родители, с родительским талантом, и они избираются воспитателями своих и чужих детей.

Остальные люди предпочитают удовольствия и беззаботную жизнь.

Дети в вашем обществе были, как правило, не результатом осознанного желания иметь их, а лишь побочным продуктом похоти. Так происходило всегда, когда противозачаточные средства не являлись эффективными и обязательными, как у нас. В нашем обществе дети навсегда остаются побочным продуктом, а в былые времена он очень скоро разрастался в основной продукт, подавлявший родителей с их страстями вместе взятыми. Другими словами, мы не позволяем детям разрушать жизнь взрослых.

Детей раньше заводили в основном по неведению. Неведению того, что они с собой несут. Для многих женщин дети являлись искуплением греха половой жизни. У нас женщины имеют детей по вполне естественным причинам, главная из которых, удовлетворение материнского инстинкта и вторая — желание испытать обновление организма, которое происходит после беременности и родов.

По сути дела, в прошлом не дети, а взрослые воспитывались детьми в духе бесполости. Взрослые подавляли свои инстинкты в присутствии детей, а также во имя детей. Взрослым запрещалось быть самими собой под благородным предлогом охранения нравственности детей. Невинность детей использовалась как законное оправдание для ущемления свободы взрослых. Таким образом, взрослые становились заложниками детей.

Дети для родителей являлись ярмом, тюрьмой, которую большинство воспринимало как должное. Однако злоба на заключение в этой тюрьме скапливалась, и родители срывали её на своих детях. Свою вину они перекладывали на их маленькие плечики. Калеча детей, они ранили будущее общество взрослых. А ведь плохие родители — это величайшие преступники, которые растят не только своё наказание, но и наказание для общества, которое не посмело запретить им быть воспитателями своих детей.

— А где же вы воспитываете ваших детей, где они живут, вместе со взрослыми? — спросила Лю.

Жена ответила на этот вопрос с воодушевлением:

— Дети содержатся в специальном городке, отгороженном от мира взрослых. Там живут только те взрослые, которые воспитывают детей. Ведь и у вас дети жили по сути дела в изоляции от мира взрослых — им не позволялось не только делать, но и даже знать, чем занимаются взрослые. Мы же развили эту тенденцию до логической завершенности и просто содержим детей отдельно от взрослых.

— А когда вы считаете, что ребенок становится взрослым? — спросил Аг.

— Мы предоставляем это решать природе, а не искусственно установленному законом возрасту, как это было в прошлом, — ответила Жена. — Взрослость определяется готовностью к половой жизни, а она, в свою очередь, определяется началом менструаций у девушек и появлением лобковых волос и семени у юношей. До достижения зрелости контакты между девочками и мальчиками резко ограничены. Как детей не заставляют носить тяжести, только потому что это им не под силу, точно так же их оберегают от тяжести половой жизни, какой бы приятной она ни была, потому что они могут погибнуть под непосильным для них грузом.

Дети ходят с открытым лицом до пяти лет и едят не скрываясь, а потом начинают носить балахончики. Единственные места, где разрешается разговор в обществе — это во время обучения, посему дети горят желанием учиться. Учёба состоит из обучения письму, счету, физиогномике и медицине. Физиогномика — также притягательна для мальчиков и девочек, как анатомия половых органов для ваших детей.

Дальнейшее обучение не поощряется. Знание, быть может, приносит силу, но сила не есть — счастье.

— А разве вы не обучаете искусству? — удивилась Лю.

— Искусство, — отвечал Муж, — имеет в нашем обществе лишь терапевтическую функцию, и мы не возлагаем на искусство никаких воспитательных задач, и тем более, не видим в нём спасительной роли, которую ему навязывали веками.

Искусство вместе с красотой обанкротились в своих притязаниях на спасение человечества от самоистребления. Слово было за искусством, потом дело стало за наукой.

Искусство на протяжении веков доказало, что оно не способно передать эмоциональный опыт от одного поколения к другому в такой мере, чтобы предотвратить человеческие трагедии. А наука нашла пути для передачи человеку эмоционального опыта без необходимости переживания человеком трагедий.

Например, каждый человек должен прочувствовать на себе, что такое концентрационный лагерь, чтобы лагеря перестали существовать. Искусство не в состоянии внушить человеку это чувство. Искусство действует слишком пассивно, ибо книгу откладывали, а телевизор выключали, когда возникавшие чувства начинали неприятно беспокоить. К тому же одержимость идеей, противоположной той, которую стараются внушить, делает человека невосприимчивым ко всему, что противоречит его маниакальной идее.

Посему возникает необходимость принудительно подвергать человека воздействию претерпеваемых идей, чтобы обезвредить в нём человеконенавистнические желания. Школьное обучение состоит из искусственного воздействия на эмоциональную систему учеников в такой степени, чтобы они в течение, скажем, пяти минут испытали ощущения узника лагеря смерти. Это становится надежной гарантией, что ученик возненавидит всё, связанное с издевательством над человеческой личностью. Это действует, как прививка от страшной болезни.

Обучение включает в себя перечень обязательных эмоций, прочувствование которых заменяет долгий и неэффективный процесс воспитания.

Этот метод начали использовать несколько сот лет назад для наказания преступников. Идея наказания строилась на том, что преступник должен пережить ужас и боль своей жертвы. Искусственное воздействие на его эмоциональную систему по своей продолжительности было пропорционально тяжести его преступления. Таким образом, начальник концлагеря должен был ощутить всё, что испытал узник, а вор должен испытать чувства возмущения и горечи, которые испытывали обворованные им люди.

Существовавшая до того система универсального наказания преступников лишением свободы на разные сроки не имела никаких эмоциональных связей с совершёнными преступлениями, а посему не являлась исправляющей, а лишь карающей. Неволя — это посредница, с помощью которой общество стремилось вызвать в преступнике чувства, отдаленно напоминающие отрицательные чувства жертвы. Неволя — это абстрактное мучение, не имеёщее ничего общего с конкретным мучением жертвы. Цель же наказания — не абстрактное мучение преступника, а помещёние его в шкуру его жертвы, и это — единственный способ заставить человека понять, как отзываются его поступки на других.

Принудительный эмоциональный опыт сделал реальностью моральное требование, не делай другому того, чего не желаешь себе. Когда преступность была резко сокращена, этот же метод стали использовать и для обучения.

Наши дети воспитываются в понимании, что надо заслужить попадание в мир взрослых с помощью приобретения необходимых знаний. Мир взрослых рисуется их воспитателями как мир счастья, свободы, причем его показывают конкретно, подводя к ограде, и указывая на ворота, за которыми и существует мир, не доступный для детей. Поэтому для каждого ребенка мир взрослых — это не только туманное предвосхищение, как это было в прошлом, но и конкретное место, оказаться в котором хочется каждому ребенку. И стимул для занятий становится поэтому значительно сильнее.

Одним из главных предметов обучения является медицина. Медицина наша основана на естественных началах. Мы, за редким исключением, используем лекарственные растения, и каждый обучен различать их и приготавливать из них лекарства. Люди редко умирают от болезней, и только старость приносит своевременную смерть.

Если рождается ребёнок-калека, мы его уничтожаем, как это бывало в древности.

У каждого человека имеется яд, который он должен принять, если его болезнь смертельна или если она длится долгое время. Яд этот действует особым способом — он ослабляет сердце, так что при оргазме сердце останавливается.

Умирающей женщине предоставляется на выбор мужчина, а умирающему мужчине — женщина, которые и должны довести больного до последнего оргазма.

У каждого члена общества есть долг — служить на поприще прекрасной смерти.

— Раз вы упомянули слово «прекрасное», — вступил Аг, — то не расскажете ли вы, что же в вашем обществе почитается за «прекрасное»?

— На это позволь ответить мне, — сказала Жена, — облизывая пальцы после отправленного рукой в рот последнего куска мяса. — Понятие красоты у нас иное и не приносит столько несчастий, как это происходило раньше. Так как лица наши скрываются, то люди тянутся друг к другу на основе конкретного желания, а не туманного неосознанного влечения. То есть, люди видят гениталии, а они прекрасны всегда. Предпочтение возникает на основе разнообразия внешности половых органов и на фоне их безусловной общей красоты. Среди нас существует начальное равенство, то есть у людей нет предвзятости отношения из-за различия лиц. Поначалу лица у всех сокрыты, а гениталии — у всех одинаково красивы, ибо гарантируют безотносительно прекрасный оргазм. Различия гениталий служат для первичного распознавания друг друга и для осуществления разнообразия, необходимого для поддержания сексуального интереса — основы жажды жизни. Вы, алчущие абсолютов, миновали один безусловный, который существует у нас между ног. И не замечали вы его потому, что в абсолют вкраплена относительность времени этот абсолют является нам в процессе желания, которое, увы, не длится непрерывно. И эта прерывистость желания отвлекала вас от его абсолютной сути, а некоторых даже разочаровывала в ней.

— Ну, а что если после сближения, снимешь балахон и увидишь перед собой урода? — хихикнула Лю.

— Резонные волнения для людей прошлого, — констатировала Жена и продолжала.

— Если раньше стремились повысить материальный уровень жизни, то теперь нам удалось повысить её эстетический уровень. У нас нет некрасивых людей. С помощью генетики мы обеспечиваем рождение только красивых. Раньше небольшая кучка красивых людей держала остальных в состоянии рабства.

Мужчины теряли голову, увидев красивую женщину. А женщины теряли так называемую скромность, увидев красавца. Красавица обладала властью большей, чем иные правители. Красота была избыточна в том смысле, что привлекала значительно больше людей, чем физически была в состоянии одарить собой, в результате чего возникали конфликты, ни одна красавица не могла удовлетворять то количество похоти, которую она возбуждала. Спрос на красоту всегда отставал от предложения.

В средние века красивые женщины считались воплощением дьявола, ибо красота — это обещание всякому, кто её видит, но которое выполняется только для немногих. Дьявол — это обещание, Бог — это его выполнение.

Кокетство, как форма обещания, являлось шантажом. Красавица знала Мужскую слабость перед ней, и она проверяла, как многим мужчина был готов поступиться ради того, чтоб обещание это было выполнено.

Генетика решила и эту проблему. Как в прошлом принимали витамины во время беременности, так теперь принимают генетические пилюли, чтобы ребенок родился не только здоровым, но и красивым. Причем мода на красоту меняется то в моде полные, то худые, то с раскосыми глазами, то с прямым разрезом и так далее. С помощью лекарств мы можем производить изменения в теле в течение месяцев и изменять свою внешность. Как вы изменяли прическу в зависимости от моды, так у нас каждый человек в состоянии менять свой тип красоты на другой с помощью генетических препаратов.

— А разве не скучно, когда все красивы? — спросила Лю.

— Чтобы не принимать красоту как само собой разумеющееся и не привыкать к ней, люди изучают историю по документальным трехмерным видео, где они видят обыкновенных людей прошлого, то есть, в основном уродливых.

— Через месяц-другой вы тоже себя не узнаете, и это я говорю не фигурально. Вы будете значительно красивее, чем сейчас, — сказал Муж, пытаясь формулировать свою мысль как можно деликатнее. — В еде, которую вы ели, уже была вложена первая доза генетических препаратов.

Аг и Лю переглянулись и рассмеялись.

— Ты хорошеешь с каждым мгновеньем, — сказал Аг и поцеловал Лю.

— А ты только с каждым часом, — ответила Лю, вернув ему поцелуй.

— Вы говорили, что вас всего пятьсот тысяч, — обратилась Лю к Мужу, — а где же остальные люди, миллиарды людей? Уж не хотите ли вы сказать, что на Земле, кроме пятисот тысяч, никого не осталось?

— Да, именно так, — ответил Муж. — Только малочисленное человеческое общество может быть счастливым. Существование огромного количества людей, как это было на Земле, неминуемо вело к войнам, вражде, несчастьям. Однако следует признаться, что только благодаря науке стало возможным науку остановить.

Быть может, Божья цель создания науки и состояла в том, чтобы довести её до такого уровня, когда мы сможем с её помощью оскопить большую часть человечества, воздерживаясь от его уничтожения.

Много лет назад, когда наши прародители организовали тайную секту с целью изменить направление развития человеческого общества, они создали вирус, который необратимо стерилизовал людей. Таким гуманным способом они решили не уничтожать большую часть человечества, а дать ему вымереть, лишив людей потомства.

Дети — это сдерживающее начало для свободы в любом обществе. Стали бы люди так яро заботиться о нравственности, если бы не было детей? Все моральные нормы созданы для того, чтобы вырастить детей подобными общественному идеалу человека, который резко противоположен личному идеалу человека, основанному на преступлении законов общества.

Поэтому, когда дети перестали рождаться, у людей пропал стимул для соблюдения нравственных законов. Стало некого стыдиться, а также и воспитывать, и последнее поколение бросилось в наслаждения. Ведь стыд в обществе существует только во имя детей, то есть во имя будущего. Ложь пропагандируется во имя детей: в обществе, где есть дети, человек всегда будет представляться не таким, каким он есть на самом деле. Человечий заговор стыда подобен тайне, которую все знают, но о которой не смеют говорить открыто.

Общество испокон веков занималось подавлением желаний в людях. Человек хватался за соломинку искусства, но оно не удовлетворяло желаний, а лишь провоцировало их, и чтобы удовлетворить желание, человеку приходилось рассчитывать только на себя самого.

Чтобы не передергивать и не изощряться в определениях, свобода это есть следование своим желаниям. Такое инстинктивное определение свободы даст любой простолюдин — делать, что хочу. Неудивительно, что свобода так притягательна для народа, который всегда клюёт на обещания её.

Но ни одно общество не желает принять это определение, потому что тогда общество будет вынуждено открыто признать, что оно основано на подавлении свободы, и образ любого общества становится отрицательным. Это в особенности заметно, когда в основе саморекламы любое общество выбирает своим лозунгом свободу. Поэтому лучшие умы, прирученные рутиной бытия, переиначивают определение свободы так, чтобы втиснуть его в прокрустово ложе общества. Когда же кто-либо замечает, что у свободы не хватает рук, ног, а также головы, умники заявляют либо «а это так и было», либо «а это так и должно быть».

Очевидно, что общество распадётся, если каждый его член будет следовать своим желаниям, и потому в структуре общества это право принадлежит лишь сильным мира сего. Сильные мира сего — это подавляющее меньшинство.

Чтобы ограничить свободу среди большинства, необходим стыд, который играет роль самоуправления для личности в целях стабилизации общества.

Обязательным следствием введения стыда становится наказание за то, что человек научается преодолевать стыд. Стыд — это невидимый хлыст общества, данный в руку каждому человеку, чтобы он сам истязал себя.

Истязание сводится к подавлению, вырыванию из своего сердца желаний, столь родных и естественных, но не угодных обществу.

Суть любого общества — ложь, ибо правда кроется в желаниях отдельных людей, а желания эти нужно не только подавлять, но ещё и скрывать.

Для стабильности общества свобода вовсе не нужна, но так как любое общество обещает свободу всем своим членам, то оно в основе своей всегда лживо. И чем больше общество, то есть чем больше у него членов, тем более оно лживо, потому что требуется более сильное подавление их суммарных желаний, чтобы общество могло устоять. Поскольку каждый член общества это потенциальный враг его, то чем больше врагов, тем сильнее должно быть общество, тем лживее оно должно становиться.

Если же сила его иссякает, то общество распадается на общины.

Есть два вида разрушения общества — с помощью войны или с помощью любви.

Первый осуществляет разрушение общества, уничтожая людей, второй обильно размножая людей. Если же исключить уничтожение и резко ограничить размножение противозачаточными средствами, то останется только наслаждение, которое превратит общество в общину. Общинная жизнь, жизнь без гордыни, без гипертрофированных притязаний, то есть жизнь с минимумом лжи, присущей обществу — это то, чего мы добились.

— Но ведь ваши балахоны и запрет на речь, разве это не ложь? — возразила Лю.

Вместо ответа Жена потянулась к Лю. Муж тоже оказался с ней рядом. Они дали ей ответ наслаждением, которое испытала Лю. Как говорится, ответ её удовлетворил.

Муж снова принялся за повествование:

— Расскажу вам забавный эпизод, происшедший лет через семьдесят после вашего отлёта из прошлого. В народе стало скапливаться недовольство формой власти, переставшей быть эффективной. Тогда было установлено маломасштабное разрушение авторитетов, которое, по мнению правителей, должно было действовать на народ освежающе. Суть этой меры была такова: государство жертвовало малой кровью во имя сохранения своей власти.

Главными чиновниками государства по разбиранию жалоб населения были назначены красивая женщина и красивый мужчина. Все жалобщики-мужчины направлялись на прием к женщине, а жалобщицы — к мужчине. Мужчины, приходящие на приём, отвлекались на красоту женщины, и та вела себя так, что жалобщик забывал о своих претензиях и, подбадриваемый ею, овладевал чиновницей прямо на столе, или на полу в её кабинете. У жалобщиков быстро иссякала злоба, и кроме того у них возникало ощущение, что они ебут государство, мстя ему за его неспособность заботиться об интересах людей.

Мужчина-чиновник обвораживал и соблазнял своих просительниц, и они добрели и размякали.

На каждом уровне иерархии государства завели чиновников, женщин и мужчин, которые снимали напряжение у соответствующих их положению жалобщиков и жалобщиц.

Гомосексуалисты и лесбиянки направлялись соответственно к чиновникам того же пола.

Всё это закончилось, когда несколько женщин-министров из оппозиционной партии пришли с жалобой к президенту государства и изнасиловали его до смерти. Таким образом власть перешла в другие руки.

Все рассмеялись. Муж и Жена предложили выйти в сад. День кончался, и скоро должны были наступить сумерки.

— Но вернемся к истории нашего нового общества, — переняла эстафету Жена. — Когда зачатия прекратились, люди бросились в безмерные удовольствия. Лишь небольшая группа добровольцев работала в научных лабораториях, тщетно пытаясь восстановить у людей способность размножаться. Вирус стерильности распространялся по воздуху и по воде, через пищу и прикосновения. Таким образом, заражение произошло повсеместное.

Праотцам и их тайным потомкам пришлось ожидать более ста лет, пока все, кроме них, не вымерли. Столетнее терпение — эта та плата, которую согласились платить гуманные изобретатели во имя того, чтобы не уничтожать лишних людей.

Когда человечество встревожилось, что вдруг перестали рождаться дети, в запасе оставалось лишь одно поколение — поколение уже родившихся детей, чтобы разрешить загадку. Но наши предки надежно схоронили ответ и удалились с детьми на тропический остров, подготавливая их к новой жизни и удаляясь от мира, чтобы никто не заметил их рождавшихся детей. Тропический климат предоставлял еду, что росла в обилии на деревьях, и землю, не требующую труда для возделывания.

Это был самый тяжелый период создания нового общества. Но через 50 лет половина населения Земли вымерла, и поднявшаяся паника, которую праотцы не предвидели, ускорила конец оставшегося населения. Тогда они сели в корабли и приплыли во Флориду. Там они основали своё государство. Первые годы ушли на остановку автоматически действовавших предприятий, которые изготовляли продукцию, не нужную для нового общества. Теперь города с небоскребами, которые заросли травой и деревьями, являются главной достопримечательностью нашего естественного музея истории Цивилизации.

Все заметили, что уже стемнело и вернулись в дом, чернеющий среди деревьев.

— Пора спать, — сказал Муж.

— Если вы включите свет, то можно ещё поговорить, — предложил Аг.

— У нас нет искусственного света.

— Как, даже свечи нет? — удивилась Лю.

— Да, когда заходит солнце, мы уединяемся, и каждый делает, что хочет.

многие люди снимают балахоны, потому что всю равно их лица не видно. Нам не нужен ночью свет больший, чем могут дать луна и звезды. Если кто тоскует по свету, то он поднимается с восходом солнца. Пойдемте, пока ещё есть остатки света, мы покажем вам комнаты, они выходят на запад.

Муж и Жена повели Ага и Лю в один из флигелей дома. Их поселили в соседние комнаты, у которых не было дверей. На полу лежало нечто, напоминающее матрацы. На середине каждой из комнат было что-то вроде фонтана, потому что слышалось журчание воды. Но было так темно, что ни Аг, ни Лю не поняли, как выглядят их комнаты.

Утомленные, они быстро уснули на подстилках.

Аг проснулся среди ночи от желания помочиться и подполз к середине комнаты, шаря рукой впереди себя. Он нащупал края чего-то, напоминающего маленький бассейн. Он встал на колени и помочился в направлении журчащей воды. Когда он снова лег, сна уже не было. Он стал размышлять о своей прошлой жизни, о лжи, которой он окутывал своё существование, что стало ему вдруг столь очевидным после событий прошедшего дня.

Вот какие мысли пришли ему в голову: ложь — это форма человеческой тяги к тому, чего нет. Её можно интерпретировать как тягу к потустороннему в этом мире, как земную жажду неземного. С другой стороны, такая жажда — это черная неблагодарность Богу за мир, в который он нас поселил. Нам дали чудо соития, а мы говорим, нет, это чудо недостаточно хорошее, мы хотим получше, и предупреждаем Бога, совсем забывшись: «Если не дашь, мы сами чудо выдумаем и заставим людей поверить в его реальное существование. И тогда люди устыдятся, а некоторые отвернутся от твоего чуда и будут упиваться ложью, которую мы сотворим».

Имя Бога держится заложником, и общество грозит обвинением в убийстве Бога каждому, кто осмелится хвалить Божье чудо. Посему в основе человеческого существования лежит ложь! Она имеет форму Сокрытия, Недоговорок и Подлога.

Вот они три кита, на которых плывет общество в океане крови.

Ребёнок рождается невинным, то есть не ведающим лжи и тотчас попадает в мир обмана вне зависимости от сомнительной полезности намерений, ради которых обманы совершаются. Ребёнку дают соску, вместо груди, или молочную смесь, вместо материнского молока, или отдают кормилице, вместо матери. Ведь природа распорядилась однозначно и честно, ребенок ждет только материнского молока от груди своей матери. Мы считаем, что ребёнок не заметил обмана, и что обман пошел ему на пользу, если ребёнок перестал плакать, или если он развивается нормально по удобным критериям, питаясь коровьим молоком, вместо материнского. Но без всякого сомнения, ребёнок в своих не ведомых нам глубинах замечает разницу, запоминает её, знакомится с ложью, обучается смиряться с подлогом, ибо ребенок хочет выжить, а этим и пользуются взрослые, предлагая ребёнку компромисс.

Следующей главной ложью является стыд. Ребёнка заставляют утаивать свои половые органы и вести себя так, будто их у него нет.

Его заставляют прятаться в специально отведенные места туалеты для удовлетворения своих естественных нужд и скрывать свои запахи. Здесь на подмогу призывается эстетика и причиной, по которой требуют скрывать гениталии и экскременты, объявляется их некрасивость. Стыд прививает ребенку чувство естественности лжи, которое остаются с ним на всю жизнь. Феномен мышления можно рассматривать как орудие для сокрытия истинных намерений.

Ибо если человеку было бы нечего скрывать от себе подобных, все его намерения реализовались бы напрямую. Что на уме, то и на языке.

Даже такое первобытное занятие, как охота, основана на обмане добычи, рыбу обманывают наживкой, насаженной на крючок, зверей обманывают капканом, мнимой безопасностью оказаться вблизи охотника.

То же происходит и с высшими достижениями интеллектуальной деятельности, как политика. Политика — это область человеческой деятельности не только целиком построенная на обмане, но в которой обман является этически оправданным и необходимым. Сокрытие истинных целей, даже если они очевидны, является неизбежным условием политической деятельности.

Дипломатический язык, как одно из орудий политики — это язык, смысловая основа которого состоит в деформировании истинных чувств. Политика и дипломатия, суть которых заключена в сокрытии своих истинных намерений это легальная отдушина для одержимых ложью, где они, с одобрения законов, могут вести себя аморально, ставя ложь в основу своего поведения.

Или например, вежливость — это дилетантская общечеловеческая политика, суть которой — сокрытие чувств, ранящих собеседников. Казалось бы — это ложь во имя благородной цели, но благородная цель оборачивается неизлечимым осложнением пожизненного фальшивого поведения.

Для всех очевидно, что мы не можем открыто поверить все свои мысли ни близким людям, ни, тем более, всему обществу — мы скрываем и переиначиваем их, а следовательно, лжём обыденно и постоянно. Неудивительно, что провести границу между скрываемыми мыслями и не скрываемыми можно именно там, где позволяет совесть. Совесть — это мерило приемлемого количества лжи. В то же время совесть обеспечивает минимально необходимое количество лжи, неизбежное для презервации стыда. Недаром слово «бессовестный» часто синоним слова «бесстыдный». Совесть, помимо прочих функций, гарантирует существование стыда и таким образом, является залогом лжи.

Cтыд проявляется в использовании двусмысленности, которая говорит о неспособности высказать правду из-за боязни, что она разрушит фундамент лжи, на котором построено общество. Или просто из-за боязни наказания за эту попытку.

Аг вспоминал заурядный день заурядного человека в своей прошлой жизни.

Заурядный день — это будний день. Заурядный человек — это грустный человек.

Он просыпается через силу, лжет себе что, пора вставать, он измывается над своим телом, окатывая его холодной водой. Мороз на улице заставляет его лгать телу одеждой, которая противна телу. Он уезжает далеко от дома, в крепость труда, он разлучается с женой и детьми во имя денег.

Летом он выходит юным утром на улицу, деревья приветствуют, а птицы окликают его. Воздух пахнет бессмертной жизнью. Он хочет углубиться в деревья, наблюдать суету птиц и зверей. Он любит лежать на земле, смотреть во все глаза на голубизну и радоваться жизни в себе и вокруг. Он думает, что людей хоронят лежащими на спине, а не на животе для того, чтобы мертвецы своим взглядом, проникающим сквозь землю над ними, и подавно сквозь крышку гроба, а уж само собой — сквозь закрытые веки, смотрели в небеса. Но почему-то он должен уезжать от деревьев и созерцания и помещать себя среди металла и чуждых людей, делать бессмысленные движения и действия, которые для его начальства имеют такой важный смысл, что ему за них платят деньги. Они ему нужны, чтобы кормить себя и семью, чтобы не умереть от холода. Голод и холод — вот что грозит его жизни, из-за страха перед ними он продают свою жизнь.

Напрашивается простой выход, уехать в тропическую страну — построить хижину на берегу океана и питаться плодами, с растущих вокруг дерев. Простота этой мечты делает её недостижимой. Привычка пустила глубокие корни и не даёт двинуться.

Поэтому он уныло садился в машину и ехал на работу.

Аг вспомнил, что по пути на работу был сигнал, у которого он ждал, чтобы зажглась стрелка для поворота налево. Он сидел в машине и ждал сигнала, прося, чтобы он, как можно дольше, не зажигался. На работе его встречала мечта о скором окончании дня, чтобы поскорее вернуться домой и не быть тревожимым, окликаемым, одергиваемым миром. Он лгал своему начальнику подчинением, он лгал своим подчиненным приказаниями. Он ел свой ленч и смотрел на часы, мечтая о неподвижности времени. Какое великое чувство свободы охватывало его, когда он выходил из дверей на свежий воздух после окончания рабочего дня.

Это его время!!! Это его жизнь.

Почему, почему мы должны быть прокляты трудом? Выходные дни были нам даны не для отдыха, а для издевательства над нами, чтобы понедельником напомнить нам о нашем рабстве. Он вспоминал угрюмый вид утреннего потока машин — стадо механизмов, которыми правили нужда и привычка. Как прекрасно утреннее небо, но жизнь требовала вперить глаза в землю. Неужели проступок Адама и Евы был настолько ужасен, чтобы, помимо смерти, наказать ещё и ненавистным трудом?

Аг услышал как за стенкой, двигается Лю, и вот он услышал, что она на пороге его комнаты:

— Аг, ты спишь?

— Нет.

— Мне вдруг стало так страшно и одиноко.

— Иди, ляг со мной.

Он почувствовал, как Лю приблизилась, и её горячее тело улеглось рядом. Он обнял её, и она прильнула к нему:

— Как всю это тебе нравится? — спросила она тревожно.

— Черт его знает. Приятно и странно, — ответил Аг.

— Да, странно и приятно, — сказала Лю.

Они обнялись и уснули под журчание воды в комнате.

За мгновенье до того, как погрузиться в сон, в сознание Ага пришла фраза:

«из ночи сделали отхожее время любви».

Они проснулись одновременно от шума, раздававшегося из окна, которое оказалось просто отверстием в стене без стекол и без рамы.

Под окном стояло несколько десятков людей в балахонах и чревовещало.