Солдатский дневник

От автора

Владимир Иванович Стеженский.

Берлин, сентябрь 1945.

Свои дневниковые записи я начал вести еще задолго до войны. Время тогда было сложное и тревожное. Каждый год происходили громкие политические процессы, жертвами которых становились известные партийные и политические деятели. Будучи школьником старших классов, я занимался в историческом кружке у профессора Московского университета М. Зоркого. Мы изучали историю партии, но не по краткому курсу, а по стенографическим отчетам съездов, пленумов и другим материалам, которые тогда можно было получить в любой городской библиотеке. Я читал острые критические выступления, направленные в адрес Сталина и начинал понимать, почему многие бывшие соратники Ленина превращались во «врагов народа» и агентов империализма.

Надо сказать, что в нашей семье отношение к Сталину всегда было негативным, особенно после того, как жертвами сталинских репрессий стали два моих близких родственника. Один двоюродный брат был заместителем маршала Тухачевского по научно-технической части, и когда маршала «разоблачили», моего брата отправили в длительное тюремное заключение. Второй двоюродный брат, Юрка, был еще школьником, когда случилась беда. Он поехал в Гагры на каникулы, где жил и работал наш дядя (тот был мебельщиком-краснодеревщиком, оформлял интерьер на даче Сталина на Черной речке). Когда работы подошли к концу, дядю арестовали, и вместе с ним арестовали моего Юрку как «пособника врага народа». В 17 лет его отправили в сибирские лагеря.

Когда началась война, я был студентом известного московского института ИФЛИ. Осенью тридцать девятого я был призван с первого курса на действительную военную службу, но, уже через год освобожден от воинской обязанности по причине сильной близорукости. Призыв в армию мне не грозил, но когда немцы стали все ближе подходить к Москве, вопрос о службе в армии я для себя уже решил. Осенью сорок первого записался на курсы военных переводчиков при Военном институте иностранных языков. По окончании их в звании лейтенанта я попал на фронт, в апреле сорок второго года. Служил в разведотделе штаба 383-й стрелковой дивизии, которая в боях за освобождение Крыма стала называться «Феодосийской», а за взятие Берлина — «Бранденбургской».

Служил я в должности военного переводчика разведотдела, временами исполняя обязанности помощника начальника и даже начальника этого отдела. Поэтому о том, что происходило на фронте, знал не только из сообщений Совинформбюро, но и из фронтовых и армейских оперативных сводок, разведдонесений, трофейных документов, от пленных немцев, которых мне приводили. Многое нашло тогда отражение и в дневниковых записях, которые я отправлял домой, в Москву, пользуясь надежной оказией.

Впервые я перечитал записи весной сорок шестого года, когда приехал в свой первый послевоенный отпуск. Перечитал и пришел в ужас. Даже некоторых записей, попади они в чужие руки, было бы достаточно, чтобы отправить меня в места отдаленные на долгие годы. Там было много горькой правды и ни одного упоминания в позитивном контексте нашего «великого вождя». В то время это было немыслимо. Я немедленно вырезал и уничтожил многие строчки, абзацы и даже страницы. Теперь, старательно роясь в памяти, я пытаюсь восстановить утраченное с помощью сохранившихся писем и отдельных заметок.

Главное в этих записях — не конкретные исторические факты и события, они давно всем известны, а моя личная реакция на них, реакция двадцатилетнего паренька, попавшего на фронт и пытавшегося объяснить себе то, что не поддавалось тогда объяснению, а также попытка понять происходившее моих фронтовых друзей и товарищей, реакция пленных немцев, которых мне приходилось не только официально допрашивать, а часто разговаривать с ними по-человечески, по-товарищески. Мне довелось прочитать немало трофейных дневников и писем, в которых нередко можно было найти похожие мысли, наблюдения, пожелания и прогнозы.