Соль под кожей. Том первый

Глава двадцатая: Данте

Глава двадцатая: Данте

Прошлое

— И что это такое? — Я разглядываю перемотанное пленкой плечо Валерии, на котором красуется свеженькая татуировка в виде гейши с окровавленным мечом.

— Татуировка, — слегка агрессивно отвечает она, видимо понимая, что я не одобрю эти художества.

— Я понимаю, что не кусок говна. Откуда она? Мне казалось, я ясно дал понять, что не одобряю такие вещи.

— Это мое тело, я сама заработала, и сама решила.

Разговор о татуировке возник пару недель назад. Мы просто пересеклись в офисе, я позвал ее на обеденный перекус и Валерия, между делом, спросила, что я об этом думаю. Я сказал, как есть — мне это просто не нравится. Я не считаю людей с татуировками урками, моральными уродами и, тем более, первым завалю рот тому, кто назовет девушку с рисунком на коже — шлюхой. Но с точки зрения эстетики, я не нахожу в этом ничего красивого. Тем более, когда это не какая-то фиговина пониже спины, которую никто не видит и вообще толком не разглядеть, а целое полотно как в картинной галерее.

Тогда я не придал этому разговору значения, а сейчас понимаю, что следовало бы.

— То есть я плачу тебя для того, чтобы ты делал с собой вот это.

Я нарочно отстраняюсь, давая понять, что мне явно не по душе этот фокус. Мягко говоря, но хочется использовать обсценную лексику.

— Ты платишь мне за работу, которую я выполняю хорошо. — Валерия осторожно натягивает толстовку обратно на плечо, застегивает молнию и осматривает почти опустевший спортзал. — Извини, у меня еще полчаса тренировки. Я посмотрю документы. Письмо будет готово в понедельник к семи утра. Мне принести лично, или…

— Или, — обрываю я, поворачиваюсь и ухожу из спортзала, куда заезжал, чтобы передать ей корреспонденцию от моих иностранных партнеров.

Это довольно важные письма, и как показала практика — даже малейшие неточности перевода могут иметь неприятные последствия. В этом плане Валерия доказала, что работает как профессионал и теперь руководит этой частью работы. Я даже дал ей пару помощниц, и создал что-то вроде маленького отдела, чтобы посмотреть, как она справится с руководством. За месяц — ни одного крупного прокола, не считая мелких организационных моментов, которые бывают у всех и всегда на этапе притирки. Учитывая то, что Валерия никогда и никем не руководила, и вообще работа на меня первая в ее трудовой книжке — справляется она отлично. За что и получает соответствующую плату и даже первую премию в прошлом месяце.

Я как-то поинтересовался, на что она собирается потратить эти довольно солидные деньги, но в ответ услышал: «Буду копить на мечту». Если бы я знал, что ее мечта — нарисовать на себе полуголую самурайку — я бы крепко задумался над альтернативными способами ее поощрения.

С другой стороны — чего вдруг меня это так цепануло? Мы с Валерией просто…

Я сажусь в машину, задвигаю на окраину мыслей желание закурить.

Если в самом начале нашего «знакомства» я понимал, кто мы друг другу и для чего нас свела судьба, то теперь мне крайне тяжело обозначить наше взаимодействие даже десятком слов. Мы стали редко видеться — даже в офисе пересекаемся раз в несколько дней. А на этой неделе вообще ни разу не сталкивались лицом к лицу. С другой стороны — ведем активную сугубо деловую переписку. И я настолько привык к этому, что даже сегодня, когда впервые за долго время столкнулись лицом к лицу, почувствовал легкий дискомфорт, потому что пришлось сказать Валерии «Привет» вместо привычного «Доброе утро, Валерия Дмитриевна».

Она изменилась — вот в чем дело.

Стала заметно более стройной, хотя ей еще очень далеко до тела классической «sportу girl». Но сейчас, когда с лица сошла детская пухлость, обозначились скулы и в глазах, вместо привычной мокроты, появился злой блеск, я чувствую, что очень скоро в этой Валерии не останется ничего от прежней «русалки». И это понимание нагоняет на меня непонятную меланхолию.

Я мог запросто не приезжать сегодня к ней — всю похожу корреспонденцию ей давно сбрасывают на ее личную корпоративную почту. Но я вдруг понял, что соскучился по нашим разговорам по душам за чаем и безглютеновыми, прости господи, десертами, и решил, что пятничный вечер — хороший повод оживить старую традицию. Даже заказал столик в шоколаднице, опасаясь, в это время там может быть занять каждый угол. Приехал — и вместо Валерии увидел… какую-то другую девушку. Похожую на нее, но другую.

То, что она сделала эту дрянь прекрасно зная мою реакцию — еще один факт в копилку.

Лори все еще нуждается во мне, но с каждым днем моя важность в ее жизни становится все меньше.

Я набираю Алину и говорю, что заказал стол, и могу прислать за ней такси. Она тут же соглашается и щебечет, что как раз сегодня они с подружками говорили, как было бы классно попробовать их хваленый сезонный десерт с пьяной вишней. Даже не отпускает едкие комментарии о поводу того, почему я опять настолько занять, что присылаю за ней такси, вместо того, чтобы заехать самому. Я бы давно купил ей собственный автомобиль, но ее прошлое «пьяное» прошлое еще слишком свежо. Минимум полгода полной завязки — столько я отмерил для первой стадии наших отношений и до того, как буду морально готов двигаться к более серьезным вещам.

— Что-то еще будете? — широко улыбается милая официантка, когда я прошу принести круасан с пьяной вишней, большой латте на кокосовом молоке и американо для себя. — У нас есть круасаны-сендвичи — с ветчиной, индейкой, «цезарь», лосось и…

— «Цезарь», — соглашаюсь я, хотя абсолютно не голоден. Просто не хочу, чтобы эта старательная малышка уходила от моего стала ни с чем.

— А двойной сыр не хотите?

— Хочу. Я подпираю щеку кулаком, любуясь ее очаровательными ямочками. — Хочу все, что вы можете запихать в этот рогалик, и если после этого он останется съедобным — отлично.

— Вам понравится, — слегка краснеет она, и убегает на кухню.

Я легко мог бы взять у нее номер телефона — девочка буквально выпрашивала это. Я хорошо умею различать просто интерес, вежливость, профессионально кокетство работниц сферы обслуживания и флирт. Малышка определенно балансировала на грани вежливости и флирта.

Когда-то меня дико радовало, что девушки начали обращать на меня внимание. Я поднялся, встал на ноги, купил свою первую, подержанную, но хорошую тачку, в карманах появилось бабло и менял девушек как перчатки. Потом работы стало больше, денег — тоже, но одновременно с этим увеличилось и количество проблем. Заводить короткие романы стало не интересно, и где-то тогда же я познакомился с Алиной. Первые полгода наших отношений я вообще вспоминаю как какое-то американское кино — все было идеально. Так, блять, идеально, что мы начали заёбывать друг друга на ровном месте. В итоге, ссоры стали чаще, примирения — жарче, интервалы между тем и этим — длиннее. Я даже не помню, как изменил ей первый раз. Просто однажды проснулся без трусов в койке девки, чье имя даже не мог вспомнить. Меня несколько недель так сильно мучила совесть, что я под любым предлогом избегал встреч с Алиной. Боялся, что она сразу все поймет. Или, что было более вероятно, я сам все выложу. Понемногу меня отпустило, и несколько месяцев у нас все было гладко — мы вместе встретили наше первое Рождество и Новый год, даже отправились заграницу на зимние каникулы. А потом случилась новая ссора, после которой я завалился в первый же ночной клуб, совершенно осознанно снял там телку и трахал ее несколько дней кряду. И меня больше не мучила совесть.

— Привет! — Алина возникает прямо у меня перед носом, улыбаясь и распространяя вокруг себя аромат корицы. — О чем задумался? У тебя был очень ворчливый вид. Все хорошо?

Я целую ее в щеку, краем глаза замечая, что милая официантка, как раз обслуживающая соседний столик, обиженно поджимает губы.

— Голова болит, у тебя никакой таблетки нет?

Мама Алины — школьная медсестра, так что у моей девушки солидные знания в области того, чем лечить кашель, сопли и понос. И еще у нее с собой всегда гора пилюль в косметичке, даже если она носит их в микро-сумочке.

Алина тут же прикладывает ладонь к моему лбу, хмурится.

— У тебя, по-моему, температура. — И лезет в сумку, в которой роется с упорством золотоискателя. — Вот.

— Ты серьезно? — Я смотрю на лежащий перед моим носом электронный градусник.

— Абсолютно. — У Алины такое выражение лица, как будто следующим, что она достанет из своей «волшебной сумки», будет шапочка медсестры и печать, бланк рецепта и печать. — Это тридцать секунд, в чем проблема?

— Я просил таблетку от головы, а не направление в стационар. — Молча кладу градусник на ее край стола, и снова обращаю внимание, что официантка, стараясь не делать это слишком открыто, за нами наблюдает.

Интересно, что она подумала? Что я маменькин сынок? Немощный подкаблучник? Отношусь к тому типу мужчин, которые без разрешения второй половины даже чихнуть не могут?

Я все-таки ловлю взгляд миловидной девчонки, и она тут же густо краснеет, застигнутая с поличным. Румянец делает ее лицо таким кукольным, что это тут же напрочь убивает мой интерес — не люблю такой тип внешности, потому что мысли о том, чтобы заняться с ней сексом, как будто попахивают педофилией.

— Ну и как она тебе?! — между мной и моими мыслями возникает злое лицо Алины.

— Что? Кто?

— Не прикидывайся дураком, Дим! Что там у нее? — Алина разворачивается на стуле, приковывает взгляд к бедной официантке, вся вина которой лишь в том, что она попала в поле моего зрения. — Поняло на маленьких, да? Ты бы паспорт ее для начала проверил прежде чем клеить!

Алина орет так громко, что в маленьком помещении шоколадницы ее звук напоминает вой сирены. Даже мне, привычному к таким высоким звукам, хочется заткнуть уши. Но, что гораздо хуже — мы тут же становимся гвоздем вечерней программы сразу для нескольких десятков человек. Я пытаюсь успокоить Алину, но она вскакивает со стула, идет к официантке и за локоть буквально силой тянет ее к нашему столу. А потом, так же прикладывая усилия, усаживает девчонку на свое место за столом. У бедняжки такое лицо, будто ей сейчас будут зачитывать приговор.

— Так лучше?! — ехидно и на повышенных тонах интересуется Алина, упираясь ладонями в костлявые плечи своей жертвы. — Такой вид тебя больше вдохновляет?

— Прошу прощения за мою… подругу, — я намеренно называю Алину именно этим словом, потому что она стопроцентно на него триггерит. — У нее был тяжелый день.

— Подругу?!

На секунду мне кажется, что Алину разорвет от возмущения, но она вдруг столбенеет и механически, как луноход, пятится назад. Я тем временем жестами даю понять парочку сотрудников, которые явно выдвинулись выручать коллегу, что все под контролем.

— Значит, подруга… — бормочет Алина, отступая все дальше. — И трахал ты меня по-дружески. Снова.

— Тебе нужно успокоится. — Я максимально холоден и сдержан, потому что терпеть не могу подобные выходки. Она может сколько угодно позорить себя, но никто, блять, не будет ставить меня в неудобное положение. А тем более набивать себе цену дешёвым представлением. — Я перезвоню.

— После того, как раздвинешь ей ноги? — едко интересуется Алина. — Или, может, прямо в процессе? Кажется, ты однажды даже видео мне прислал. Кстати, поварешка, держись подальше от этого типа, если у него в руках телефон. Он вас, дур набитых, коллекционирует и складывает в папочку с названием «Ебля».

Девчонка расклеивается окончательно и начинает шмыгать носом. Я не придумываю ничего лучше, чем набросить ей на плечи свое пальто, и за локоть волоку на улицу сопротивляющуюся Алину. Она поднимает такой крик, что в добавок к устроенному минуту назад шоу, на нас теперь пялится вся улица. Приходится взять ее за плечи и сжать так сильно, чтобы она заскулила от боли. Опыт наших прошлых отношений показывает, что это единственный способ привести ее в чувство.

— Мне больно! — орет она и тут же отступает, как только я ослабеваю хватку. — ты больной урод! У меня синяки останутся!!

— Жаль, что не языке, чтобы ты хоть пару дней никого не оскорбляла.

— Шутов, ты, блять, совсем меня за идиотку держишь?! Ты ее чуть не глазами там раздевал! И думаешь я не знаю, что она по первому щелчку для тебя из трусов выпрыгнет?!

— Всегда поражался твоему богатому воображению. — Хотя отчасти Алина права — я и сам уверен, что даже после всего случившегося мне не составит труда затащить ту матрешку в постель.

— А зачем ты меня позвал, Дим? — Алину уже несет, она паясничает, изображая удивление. — Чтобы не расслаблялась? Типа, не забывала, какой ты всратый подарок и еще больше старалась?! Так у меня уже ничего нет, родной! Я уже все тебе отдала!

Она делает вид, что пытается вывернуть карманы своей короткой шубки, но потом просто беспомощно опускает руки. Несколько минут мы стоим друг напротив друга и не решаемся нарушить спасительную тишину. Постепенно, на проспекте не остается желающий мерзнуть в ожидании продолжения спектакля.

— Я правда все тебе отдала, Дим, — в голосе Алины сквозит искреннее удивление. — Все, понимаешь? Я до тебя всех мужиков просто на болте вертела, а потом появился ты и я стала… такой тряпкой. Знаешь, как меня подружки за глаза теперь называют?

— Твои подруги — суки. Что бы они не говорили о тебе — ровно то же они говорят друг о друге. Вообще не интересно.

— Алина-пастила, — как будто не слышит она, и гнет свое. — Потому что я стала бесхребетной благодаря тебе. Не дай бог лишний раз повысить голос — Диме не понравится. Ни в коем случае даже шампанского не выпить — Дима очень против. Вечером — «Спокойной ночи, малыши» и в девять ноль-ноль отбой.

Никогда не просил ее ни о чем подобном, потому что в глубине души мне было в общем насрать на то, как она проводит время без меня. Странный симбиоз — Алина мне определенно небезразлична, но с кем и как она проводит время, мне, в целом, вообще по хуй. Расстроился бы я, если бы увидел ее отсасывающую другому мужику? Вероятно. Разбило бы это мне сердце? Скорее всего, нет.

— Я из-за тебя теперь всем пизжу, что стать чайлдфри — мое осознанное решение, — она издает странный булькающий звук, как будто только что бросила камень в колодец своей души. — Мне тридцатник через несколько лет, Дим. Посмотри, что ты со мной сделал?

— Давай ты не будешь драматизировать, ладно?

— Давай ты не будешь драматизировать, Алина, — в унисон со мной, говорит она. — Ты постоянно это говоришь, Шутов. Самое время пополнять словарный запас. Как ты там говоришь? Банальность хуже простоты?

Она выразительно оттопыривает в мою сторону сразу оба средних пальца и, на запутывающихся ногах, бредет вверх по улице. Я борюсь с искушением пойти следом и проконтролировать, чтобы Алина без приключений попала домой. Но потом понимаю, что в ее планы вряд ли входит такое окончание вечера. И в конце концов — ей действительно уже прилично лет, мы с ней почти ровесники, но у меня никогда не было личной няньки и телохранителя, потому что я держал в уме, что единственный, кому есть до меня дело — это я сам.

Я возвращаюсь в кафе, где на меня тут же снова таращатся все посетители. Замираю посредине зала, отвешиваю театральный поклон и извиняюсь, что представление было слишком коротким. Оставляю на столе втрое большую сумму в качестве компенсации за моральный ущерб и снова удаляюсь.

— Молодой человек! Молодой человек! — догоняет меня в спину тоненький девичий голос.

Даже не оглядываясь знаю, что это матрешка. Прибежала клянчить номер телефона? Скажет какую-то банальность, типа, сожаления о том, что стала причиной размолвки?

— Ваше… пп…пппальто, — заикаясь, говорит она, протягивая его на вытянутой руке, как будто боится подойти еще хоть на шаг.

Без идиотского румянца она снова выглядит довольно очаровательной. Особенно с растрепанной светлой челкой, которая немного заостряет ее черты лица.

— И еще… Вот. — Она вытягивает вторую руку, и я вижу на раскрытой ладони маленькую розовую таблетку. — Это от головы.

Я подступаю ближе, старясь не думать о том, как приятно чешет мое мужское эго ее медленно расширяющиеся зрачки и прерывистое дыхание. И как она переминается с ноги на ногу, когда притрагиваюсь к ее запястью и как бы невзначай поглаживаю большим пальцем место, где пульсирует артерия. В одном Алина была права — этой писюхе, должно быть, нет еще и двадцати.

— Как тебя зовут? — Я сам проталкиваю ее руки в рукава, неторопливо застегиваю каждую пуговицу пальто. Не люблю, когда у скачущей на мне девушки сопли из носа.

— Лллера, — еще больше заикается она. — Вал… Валерия Иванова.

Валерия.

Валерия, ёбаный ты на хуй.

— Спасибо за заботу, Валерия. — Я забираю таблетку и взамен кладу в ее ладонь еще несколько скомканных купюр. — Купи себе мороженку.

Отступаю и сваливаю на хер.