Сосед сверху, сосед снизу

2. Настя. Разбитая вдребезги

Вой рвется из груди снова и снова, пытаясь разодрать меня на части. Мне хочется думать, что люди так не воют. Волчицы – да. Голодная, одинокая волчица…

Так я хотя бы могу себя утешить, потому что в зеркало мне сейчас смотреть страшно. Я отражусь в нем красная, с всклокоченными, сбитыми в колтун волосами, которые я пыталась выдергать. Так. Кому они сейчас нужны, волосы эти? Женская краса, мать её! Остригу нахрен.Теперь-то не перед кем трепетать и уважать его мнение.

Боже, но больно-то как, почему-у-у-у!!!

И почему Назаров такая неверная мразь?

– Настен, – Алинка барабанит, – я принесла тебе платки и виски.

В этом вся она – сопли можно утереть, но запить их гораздо лучше. Обеззаразить сердечные раны, так сказать.

Сколько над этим издевался Дэн? Каждый раз жирно подчеркивая, что уж, мол, на такую-то дурную девку, да еще и с проблемами с алкоголем, точно никто не западет.

Дверь ванной комнаты я открываю рывком, пытаясь сделать вид, что нет, это не я тут выла как гребаная баньши, и не я даже убежала от Алинки, не в силах признаться ей, в чем дело.

– Ну, что, Назаров все-таки спалился со своим кобелизмом? – сухо интересуется подружка, когда я залпом сначала заглатываю свой виски из стакана, а уж потом зарываюсь лицом в полотенце.

А вот это удар под дых.

– Ты… Ты знала? – тихонько икаю я, высовывая нос из носового платка. – Знала и не сказала?

Да, мы не общались последние полгода, но все-таки, мы же не вдрызг разругались тогда… И если она видела его с кем-нибудь… С этой его Людочкой, например…

Неужели она разозлилась на меня настолько, что умалчивала такое?

– Нет, но до меня доходили слухи. – Алинка разочарованно морщит нос. – Я приглядывалась, но компрометирующего ничего не заметила. Настен, знай я точно, ты бы не смотрела ему в рот столько времени. И не позволяла закапывать себя в могилу.

– Я не позволяла, – всхлипываю я чуть тише, но это не потому, что я успокаиваюсь. Это потому что под придирчивым взглядом Алинки мне хочется втянуть голову в плечи.

А она же оглядывает меня с головы до ног и тихонько вздыхает.

– Скажи мне, что это за юбка?

– Нормальная юбка, – ощетиниваюсь я уже на привычную для меня тему, – обычная.

– Ну, да, как раз для бабки, которой на днях исполнилось восемьдесят восемь, – милостиво кивает мне Алинка, но поняв, что я точно не настроена разговаривать про шмотки, вздыхает и тянется ко мне с объятиями, – с кем хоть? Ты успела разглядеть?

Успела.

И разглядеть, и послушать – в те полчаса, что металась по нижнему этажу нашей квартиры и кидала в спортивную сумку все свои вещи, которые только попадались мне на глаза. В итоге – заглядывать в ту сумку я сейчас побоялась бы, потому что нечаянно выстрелившей оттуда расческой можно выбить кому-то глаз.

Я все успела!

– Она с работы, – тихо выдыхаю я, стараясь не вспоминать вызывающее декольте нашей драгоценной бухгалтерши.

А как же «Ну, что ты переживаешь, милая, разве ты не знаешь, что я куда больше ценю в женщинах скромность? И ревность тебе не к лицу, давай прекратим этот глупый разговор». Что стоят все эти громкие заявления?

Увы, спросить уже не у кого.

Дэн – этой кличкой из нашего с ним детства он не гордился, требуя называть его по полному имени, – спустился вниз, когда я уже трясущимися руками вставляла ключ в замочную скважину. Вышел за вином – я успела услышать, как его красотка просит его взять сразу бутылку и не забыть бокалы «как в прошлый раз».

– Ты сегодня рано…

– Как в прошлый раз?

Мы проговорили это почти разом, и уставились друг на друга.

Дэн смотрел на меня с каким-то усталым спокойным видом, будто ничего страшного и не происходит. Будто любовницы – это совершенно нормально для расписавшейся пары, живущей вместе пять лет. Для мужа и жены нормально, да!

Ну, да, измена настолько часто встречается, что стала обыденной вещью – так он как-то сказал.

Вот только от обыденной вещи нет такого ощущения, будто тебе между лопаток с размаху пристроили топор.

Нет, я понимаю Людмилу. Кто бы её понимал, если б не я – та самая, что с пятого класса школы была влюблена именно в Дэна. Чуть в обморок не упала, когда он пригласил меня на его выпускной бал, а после проводил домой. А с годами он не испортился, только приобрёл лоск, поднабрав мужественности и уверенности в себе. И как я гордилась, что он женился именно на мне. Вот он, да. Этот обаятельный мужчина, с известнейшим кулинарным видео-блогом. У него столько поклонниц, а он любит меня. Меня! Я из кожи была готова выпрыгнуть, лишь бы соответствовать.

Ради него я на многое была готова. Кроме, разве что, прощения измены.

– С мамой меня подменил отец, – кривлю я губы через лютейшую боль, бушующую за ребрами.

Я уезжала к приболевшей маме. Должна была вернуться завтра. Вернулась раньше – и получила классику из анекдотов «Муж возвращается из командировки». Только наоборот.

– Куда это ты собралась? – озадачился Дэн, заметив мою сумку в руках.

– Ты хочешь мне сказать, что вы там с Людмилой Михайловной, конечно, бюджет новой рекламной компании обсуждали? – саркастично откликаюсь я. – И я все неправильно поняла, да?

Именно эту секунду Людочка и выбирает, чтоб спуститься. Вот как она есть – абсолютно голая, при виде меня стушевавшаяся лишь на секунду. Признаться честно, триумфа на её лице проступило в три раза больше, чем неловкости. Даже хихикает, пряча свои голые сиськи за спиной Дэна и опуская подбородок ему на плечо.

Стерва…

Хотела бы я вцепиться в её физиономию когтями, да боюсь, было бы как в мюзикле Чикаго – «я пришла в себя, а вокруг меня – трупы!»

– Всего хорошего, – через силу тогда выдавила я и, вцепившись в ручку сумки покрепче, вылетела пробкой из этой чертовой квартиры.

Остановиться себе позволила только в метро. Когда от слез, застилающих глаза, совсем перестала видеть.

Шесть гребаных лет. Шесть! Смыты в канализацию!

Господи, да что он в ней нашел-то? Сиськи? Ноги? Губищи эти накачанные?

Алинка не отвечает на мои бессвязные вопросы. Просто гладит меня по волосам, прижимая голову к своему плечу.

Когда в моем организме заканчивается вся вода, пригодная для переработки в слезы, Алинка утаскивает меня на кухню, тыкает мне повелительным жестом в свой велюровый угловой диван, а сама отправляется к своим шкафчикам, колдовать над чайными чашками.

– Держи, – моя старая боевая подруга сует мне в ладони кружку с ярко-красным настоем своего любимого каркаде, – пей. А то у тебя точно уже обезвоживание.

– С-спасибо, – чай терпкий, чуть с кислинкой, я жутко тосковала по этому вкусу, который всегда сопровождал меня во время посиделок с Алинкой. Она вообще не переносила никаких чаев кроме этого, утверждая, что он, мол, и бодрит, и жутко полезный, и вкус у него не то что у всей этой китайской ерунды…

Из прихожей притаскивается Мандарин – Алинкин кот стервознейшего характера. Хозяйка, заметив его, ныряет в холодильник, чтобы найти там какую-нибудь котячью вкусняшку.

Что, кстати, сложно, полки в холодильнике пустые. Абсолютно.

Для вегетарианки Алинки, которая постоянно держит в холодильнике кучу овощей и зелени, – это несколько странно.

И кухня, кстати, подозрительно выдраена. Нет, Алинка чистюля, у неё в принципе всегда и везде порядок, но чтобы вот так – до блеска на каждой полочке… Нет, она точно драила перед кем-то.

– Ты куда-то уезжаешь? – я шмыгаю в единственную найденную на столе салфетку и с интересом гляжу на подругу.

– Переезжаю, – подружка неловко улыбается, прижимая подбородок к плечу, – мы с Акуром все-таки решили попробовать пожить вместе. А квартиру хочу сдать через агентство, чтобы меньше мороки было.

– Здорово, – честно улыбаюсь я. Хоть какой-то повод для радости. Мне нравился Акур – приятный черноглазый японец, приехавший тренировать мою подруженцию, сменивший страну проживания, только увидев Алинкино выступление с посвящением ему. Он был эксцентричный, очень своеобразный, но очень положительный мужчина. А уж когда он отказался уезжать обратно в Японию, когда Алинкина карьера фигуристки все-таки закончилась – его положительность в моих глазах достигла заоблачных высот.

Значит, все-таки он её дожал. По крайней мере – она решила все-таки с ним пожить. Преодолел Алинкино критичное недоверие к мужскому полу – герой, самый что ни на есть настоящий.

– Давай пока не обо мне, Настен, – Алинка падает на диван рядом со мной и сочувственно притягивает меня к себе, – ты как? И что будешь делать?

Вопрос на самом деле не в бровь, а в глаз. Меньше всего я хочу сейчас возвращаться “домой” – в квартиру, ипотеку за которую мы оплачивали вместе с Дэном. Но денег в наличии не так много, увы, вот только-только оплатили ипотечный и кредитный взносы…

С одним только пунктом в плане нет никаких сомнений.

– Буду разводиться, – я произношу это, глядя куда-то в сторону.

Развод. ЗАГС. Суд. Дележка ипотечной квартиры…

Господи, я ведь была уверена – это ни за что не будет про нас. У нас-то все по-настоящему. Я столько его ждала. И пыталась быть для него хорошей, правильной, какой он хотел. Не справилась.

– Ну вот только не начинай сейчас себя гнобить, – метко угадывая направление моих мыслей, припечатывает Алинка, – Дэн твой мудак. И точка. Больше никаких причин нет. Я это тебе говорила еще пять лет назад, когда ты из-за него ушла из танцев.

– Это было мое решение, – тихо возражаю я, – я хотела сосредоточиться на учебе.

– Ну конечно, – Алинка закатывает глаза, – на той учебе, которая самой тебе нафиг не упала. А с работой потом – к нему же и пошла? Блог ему вела, с комментаторами его общалась. А он тебе платил какое-то копье, по принципу “ну, мы же семья и деньги у нас общие”, да?

– Во многих семьях так делают, – мне снова хочется закуклиться. Про деньги я Алинке не говорила. Но она каким-то образом сама догадалась.

– В некоторых семьях жен за волосы таскают, с них тоже будешь пример брать? – ехидством Алинка может дать фору сто и одной ехидне. – Ты ведь уволишься?

Я просто представила, как завтра прихожу в студию, снова сажусь за рабочий стол, слышу насмешливое хихиканье гримерши Дэна, самой Людочки и всех тех, до кого уже дошли сплетни…

Меня затошнило.

Да, я уволюсь. Бесспорно.

– Ну и слава богу, – Алинка деловито всплескивает руками, – ты столько времени пахала на этого урода. Бумажки ему оформляла, блог вела, сценарии его роликам писала, шуточки ему придумывала. Все разгребала, пока он почивал на лаврах и делал вид, что он в вашей семье самый талантливый.

– Одна проблема, – я чуть покачиваю головой, – по диплому я не работала ни дня, да и не уверена, что кому-то нужен тот диплом знатока истории искусств. А в трудовой у меня числится банальный секретарь-делопроизводитель. Найти новое место будет не так-то просто…

– Между прочим, я знаю одну группу, которой очень не помешает хороший хореограф, – как бы между делом роняет Алинка, – и они готовы хорошо платить.

– Ты с ума сошла, – я залпом допиваю чай из чашки и отставляю её в сторону, – я пять лет не танцую вообще. Какой из меня хореограф?

– Охеренный, – емко отрезает Алинка, – и охеренно закомплексованный. Слушай, а можно я хоть сейчас пошлю Акура дать Дэнчику по морде? Оно, конечно, понятно, что это мой мужик, но за подругу навалять – я, так и быть, его тебе одолжу для этой цели.

– Не надо, – слабо улыбаюсь я, радуясь, что мы съехали с зыбкой танцевальной темы, – Алин, а ты почем квартиру хотела сдать?

Подружка смотрит на меня испытующе, кажется, уже поняв, с каким предложением я хочу к ней подкатить.

Нет, конечно, говорят, что друзей и денежные дела нужно разводить в стороны, но с Алинкой мы съели куда больше, чем пуд соли.

Да и идти мне сейчас некуда. Жить в нашей с Дэном квартире, пока нас не разведут? Может, еще и на “брачном ложе” спать? На том самом, на котором он Людочку так старательно наяривал!

– Ну, можем и договориться, – хмыкает Алинка задумчиво, и я понимаю, что мне таки есть где кинуть кости, – ты уверена? Точно к Дэнчику обратно не убежишь?

– Ты издеваешься, да? – хмуро интересуюсь я.

Конечно, да, она издевается.

А потом вытягивает из кармана джинс ключи и подталкивает ко мне.

– Живи, киса, только счета по коммуналке оплачивай, – фыркает она, – и Мандарин остается на тебе, я пока боюсь его перевозить. А вдруг передумаю? Чего коту стресс устраивать? Только вискасом его кормить не вздумай. Он у меня на холистиках сидит.

– Берешь аренду за квартиру кошачьим кормом? – я фыркаю, но потом поддаюсь скребущейся под дверью совести. – Алин, я так не могу, давай лучше ты нормальную цену назначишь. Я ведь не нищеброд, и…

– Вот когда я решу остаться у Акура насовсем – мы с тобой и поговорим за цену, – вздыхает моя чрезмерно щедрая подружка, – а пока… Я говорила – я боюсь. Если мне приспичит возвращаться, лучше будет, если это будет все-таки не в сданную квартиру. С тобой-то мы разберемся если что.

Ну, если так…

Совесть моя по-прежнему поскребывается, но уже не так настырно.

В конце концов, я знаю Алинку, навязать ей что-то, противоречащее ее капризу, нереально.

– Только учти, – Алинка щелкает по ручке своей чашки длинным ноготком, – неделю назад и сверху, и снизу сняли квартиры. Понятия не имею, кто там, гастролеры какие-то. Но они очень шумят по вечерам. По-очереди. То снизу, то сверху. Баб водят. За неделю ни разу не повторились. Так что, честно скажем – тихими соседями я похвастать не могу.

– Я переживу, – я устало пожимаю плечами.

Главное чтоб соседями не были Людочка и мой дорогой пока еще не бывший муж!