Совершенство

Глава 10. Игра не будет честной

"You terrify me 'cos you're a man, you're not a boy

You got some power and I can't treat you like a toy

You're the road less traveled by a little girl

You disregard the mess while I try to control the world".

Fair Game — Sia

(Перевод: Ты ужасаешь меня, потому что ты мужчина, а не мальчик. У тебя есть сила, и я не могу обращаться с тобой, как с игрушкой. Ты бездорожье, по которому идёт маленькая девочка. Ты не обращаешь внимания на хаос, пока я пытаюсь совладать с миром).

Нестеров, видимо, отлично знает, как решать загадку про волка, козу и капусту, потому что оказаться в одной лодке с Сахаровым мне так и не суждено.

С тех пор, как все необходимые коробки пакеты и чехлы перенесены с яхты на берег, а капитан, пообещав вернуться за нами через три дня, отбыл восвояси, мужчины увлеченно занялись работой по обустройству места нашего отдыха.

Дубинина сначала суетилась вокруг, пытаясь помочь. Но ее энтузиазм значительно поубавился, когда она чуть было не отдавила себе ногу одним из ящиков. После этого, заверив в том, что она уже и так очень помогла, Марк отправил Лерку отдыхать вместе со мной.

Теперь мы вдвоем сидим на рассохшемся поваленном дереве, прислонившись спиной к нагретым солнечными лучами камням. Между нами пластиковая коробочка с крупной клубникой и, вытянув босые ноги, мы наслаждаемся сладкими ягодами и открывшимся перед нами зрелищем.

«Можно вечно смотреть на огонь, воду и на то, как другие работают», — с наслаждением выдает чертенок, любующийся за компанию с нами.

И он, безусловно, прав.

Глазеть на то, как Нестеров и Сахаров, подобно первобытным людям, трудятся, обустраивая быт, довольно интересно. На берегу имеется лишь закопченное кострище из составленных один к одному крупных камней, да поваленный ствол дерева, на котором мы и расположились. Все остальное, необходимое для комфорта, предстоит воссоздать из ничего. Точнее, из того, что мы предусмотрительно привезли с собой.

Поскольку я вижу подобное впервые, процесс заинтересовывает и, не забывая лакомиться сочными розово-красными ягодами, я завороженно наблюдаю за установкой каркасов и натяжением тентов и строп.

«Ну-ну, скажи еще, что это вовсе не потому, что оба они от жары сняли футболки», — хмыкает чертенок, наблюдающий за представлением вместе со мной, обмахиваясь огромным веером, разрисованным журавликами на азиатский манер.

Ну, это, пожалуй, тоже.

Сахаров без футболки оказывается худым, но жилистым. Его молочно-белая кожа будто бы светится на солнце, почти на глазах краснея от загара. Ник то и дело ерошит волосы, хмурится, поглядывая в инструкцию по сборке палатки и стирает со лба выступившие капельки пота, а мускулы красиво бугрятся на его руках, когда он с силой натягивает стропы или поднимает тяжелые ящики.

Нестеров, в противовес другу, широкоплеч и мускулист, но это я еще в лодке успела заметить. Однако и от дополнительной демонстрации не отказываюсь. Телосложение Марка крепкое и спортивное. Широкий торс красиво контрастирует с узкими бедрами, а закатанные до колена джинсы подчеркивают выпуклые мышцы икр. И кожа у него ровного бронзового оттенка, как на античных статуях.

Оба, будто бы специально, то и дело дефилируют передо мной, заставляя сравнивать их друг с другом. Я и без того знаю, что они оба хороши. Вот только первый — несвободен, а второй — опасен.

Через час на берегу возвышаются две темно-зеленые кемпинговые палатки купольного типа. Обе люксовые, из качественного и прочного материала, это понятно с первого взгляда. У обеих просторные тамбуры, сетки на окошках для вентиляции и плотный съемный пол с самонадувающимися туристическими ковриками. Всё прекрасно. Кроме одного.

— Палатки только две? — спрашиваю я, мысленно и без того осознавая этот безрадостный факт, как данность и судорожно пытаясь придумать выход из сложившейся ситуации.

Лерка беспечно отвечает, выкидывая хвостик от съеденной клубники в траву за камнями:

— Так удобнее. К тому же, поверь мне на слово, ночевать в палатке одной то еще удовольствие.

Ей-то, конечно, удобнее. Она-то планирует ночевать в одной палатке с Сахаровым, и вряд ли пожелает уступить мне собственное место.

Тревожная психика тут же любезно напоминает мне о мистической гибели группы Дятлова и прочих жутких историях, о существовании которых в собственном сознании я и не подозревала.

«Да уж, Милашечка, о таких вещах следовало думать на берегу, а не тогда, когда ты оказалась на необитаемом острове с перспективой провести три ночи бок о бок с Нестеровым», — кривится чертенок, у которого эта новость ожидаемо не вызывает восторга.

Но Марк, который тоже услышал последнюю Лерину реплику, отвечает за меня:

— Лягу в тамбуре, — произносит он, а потом добавляет, сверкнув белозубой улыбкой: — Я не меньше твоего переживаю, милая. Вдруг ты первая решишь ко мне приставать.

Лера и Нестеров смеются над удачной шуткой, Ник тоже улыбается, а мне что-то не до смеха. С другой стороны, одной тоже было бы страшно. Дурацкий замкнутый круг. Кривлюсь:

— Не стоит выдавать желаемое за действительное. Скорее начнется шторм, чем я решусь на подобное.

Перед тем, как ехать, специально проверила прогноз погоды — солнце будет печь всю неделю, а дождь обещают лишь на следующей.

Нестеров демонстративно поднимает глаза к безоблачному небу и усмехается, придерживая тент между палатками, чтобы Сахаров мог его закрепить.

— Кто знает, — усмехается, Марк, но, кажется, и сам не верит в то, что подобное возможно.

Когда под натянутым тентом образуется тень, мы с Леркой перебираемся туда, захватив с собой коробочку с остатками ягод. Усаживаемся на предусмотрительно расстеленных туристических ковриках.

— Может мне приготовить что-нибудь на ужин? — интересуется Дубинина. — Только надо развести огонь.

— Разведем, Леруся, — успокаивает ее Никита и, роясь в одной из сумок-холодильников, звякает составленными в ней бутылками со спиртным. — Но сначала я бы выпил холодного пива. Марк, ты как?

Нестеров кивает, усаживаясь на коврик рядом со мной. В ожидании, пока Ник подаст ему пиво, он тянется за клубникой через меня и я ощущаю жар от его кожи, пахнущей лосьоном и бергамотом, и чем-то ещё, не поддающимся определению, но в то же время невыразимо притягательным. Затаив дыхание наблюдаю, как он откусывает от ягоды половину и слизывает с губ сладковатый сок.

Отвлекаюсь, когда Сахаров спрашивает:

— Может шампанского, девочки?

— Я бы выпила, — поднимает руку Лера. — Особенно, если оно тоже из холодильника.

Раздумываю над тем, стоит ли пить на такой жаре, но вытащив из сумки-холодильника бутылку с пивом для Марка, Ник достает еще одну — темно-зеленую, которая тут же запотевает от резкого перепада температуры. Тяжелые капли конденсата заманчиво скользят по высокому горлышку, и я капитулирую. Киваю, подтверждая, что от шампанского тоже не откажусь.

— Я взяла с собой бокалы, чтобы не пить из пластиковые стаканчиков, — хвастается Лера и встает, чтобы отправиться за ними в тамбур одной из палаток.

Марк доедает клубнику и ловко открывает пивную бутылку, ударив краешком металлической крышки по углу темно-синего туристического ящика, стоящего позади. С нескрываемым наслаждением отпивает несколько больших глотков. Засмотревшись на то, как при глотании скользит вверх-вниз его кадык, поддеваю, не скрывая легкого ехидства:

— Запивать клубнику пивом — это вообще законно?

Нестеров задумывается на миг, видимо, пытаясь решить, стоит ли ему реагировать на колкость ответной шпилькой, а потом переводит на меня взгляд:

— Вполне. Особенно светлым. Иногда вещи, кажущиеся абсолютно несочетаемыми на первый взгляд, в действительности отлично дополняют друг друга.

Озорная искорка, на мгновение мелькнувшая в зелени его прищуренных от солнца глаз, говорит о том, что сказанное имеет подтекст. Некий двойной смысл, касающийся меня и его. И Марк усугубляет ситуацию, предложив:

— Хочешь?

Он протягивает мне бутылку, чтобы я могла убедиться в его правоте, а я почему-то смущаюсь, представив, что коснусь губами стеклянного горлышка, которого только что касался губами он. Японцы называют это «косвенным поцелуем». К лицу внезапно приливает жар, и я качаю головой, оказываясь от перспективы целовать Нестерова, даже таким образом.

Ситуацию спасают вернувшаяся с бокалами Лерка и Сахаров, шумно открывший шампанское, с шипением стекающее белой пеной на горячий сухой песок.

— Давайте выпьем за начало приятного отдыха, — торжественно провозглашает Дубинина, подставляя бокалы к пенящемуся горлышку, пока золотистое содержимое бутылки заполняет прозрачный хрусталь. — За то, чтобы мы успели загореть, отдохнуть и набраться сил для новых свершений!

С загадочной полуулыбкой беру протянутый бокал за тонкую ножку. Касаюсь краешком полного фужера Лерки. Мужчины присоединяются к тосту с глуховатым звоном пивных бутылок.

Марк усмехается негромко, а потом легко и неожиданно возвращает мне недавнюю колкость:

— Я бы не налегал на шампанское, милая, чтобы это не закончилось как в прошлый раз.

Еле удерживаюсь от того, чтобы не подавиться шипучим напитком от подобной наглости. И вообще от того, что Нестеров смеет упоминать о том вечере. Смеет так дерзко выводить меня из равновесия одной фразой, оставшейся загадкой для всех присутствующих, кроме нас двоих. Так, словно между нами есть некая, крайне интригующая и пикантная тайна.

Мысленно чертыхаюсь и от этого на левом плече снова возникает мой невидимый собеседник в солнечных очках-клабмастерах и плавках Версаче, принтованых узором Барокко.

«Так она же действительно есть, Милашечка, — злорадно хихикает он, разводя руками. — И еще какая пикантная. Но ты была права, ему ни капли не стыдно».

— Не надейся, — отвечаю я Нестерову с елейной улыбкой, хотя внутри все бурлит от гнева настолько, что хочется загнуть что-нибудь неподобающе-нецензурное.

И все же, незаданный вопрос о том, чем же закончился этот таинственный «прошлый раз», повисает в воздухе. Делаю пару больших глотков шампанского, пытаясь привести потревоженные чувства в подобие нормы.

«Так здорово, когда кто-то для разнообразия смущает тебя, Милашечка, — умиляется чертенок. — И то, что этим кем-то раз за разом становится именно Маркуша, наводит меня на определенные выводы».

— Пойду прогуляюсь вдоль берега, — заявляю я, и пока никто из присутствующих не навязался составить компанию, резко встаю и надеваю шляпку.

Успеваю заметить, что уголки губ Нестерова дрогнули в подобии улыбки. Он знает, что вывел меня из себя, сделал это умышленно и, кажется, вполне доволен собой. И это злит меня еще больше.

Едва отойдя от лагеря, срываюсь и шиплю на чертенка:

— Держи свои выводы при себе, понял?

«А чего ты так кипятишься-то? — недоумевает он. — Между прочим, я предупреждал, что тебе не стоит ехать, так что теперь — пожинай плоды собственного безрассудства и самонадеянности».

— Значит, твои предупреждения оказались недостаточно убедительны, — отпиваю из бокала, предусмотрительно взятого с собой. — Понятия не имею, чего Нестеров добивается, но в любом случае не собираюсь ему уступать.

«Разберись для начала с тем, чего хочешь ты сама, дорогуша, — советует чертенок, до того потешно шевеля носом-рыльцем, что я не могу на него обижаться. — И, если тебе хочется заполучить Сахарова — так действуй, а не отвлекайся на Нестерова. Что с тобой происходит? Я тебя не узнаю?»

Если бы я еще знала ответ на этот вопрос. Само присутствие Марка рядом вызывает замешательство и смятение. Заставляет заливаться краской, ускоряет сердцебиение, сбивает с толку. В голове, словно разноцветные бабочки, запертые в трехлитровой банке, мечутся противоречивые мысли. Все еще боюсь его. Все еще интуитивно хочу избегать.

— Я сама себя не узнаю рядом с ним, — признаюсь, чувствуя, как приятно мелкий песок щекочет босые ноги во время ходьбы, а ветер развевает полы легкого платья, позволяя ткани ласкать кожу. — И мне это не нравится. Я привыкла сама вгонять всех в краску и смятение, а не наоборот и сейчас чувствую себя не в своей тарелке.

После признания собственной растерянности становится немного легче. Сажусь прямо на песок. В метре от меня волны одна за одной с пеной накатывают на берег и с шелестом отступают обратно, оставляя на темной от воды суше осколки ракушек и обрывки изумрудных водорослей. Так же отступает и моя злость, оставляя за собой замешательство и беспокойство, успевшие закрасться в душу и никак не желающие оттуда уходить.

«Понимаешь ведь, что Нестеров не тот, с кем тебе стоит меряться силой? Не тот, кому стоит бросать вызов? К нему ведь применимы всякие модные словечки вроде «абьюзер», «газлайтер» и «манипулятор»? — осторожно спрашивает чертенок.

Он пустым взглядом смотрит на морскую гладь вместе со мной. И я рада, что он рядом. Что помогает разложить собственные мысли по полочкам, предостерегает и дает свои несуразные и очевидные советы.

Отвечаю тихо:

— Понимаю.

А чертенок, тем временем, продолжает, с непривычной для него серьезностью:

«Помимо того, что Нестеров старше, он сильнее, опытнее и умнее тебя, Милашечка. Он видит тебя насквозь и просчитывает все твои ходы наперед. Он — взрослый мужчина, а не мальчик, которых ты привыкла менять, как перчатки. Он, в свою очередь, меняет как перчатки, таких, как ты».

Вытягиваю ноги вперед, позволяя морской воде касаться кончиков пальцев. Солнце все еще висит высоко над горизонтом и слепит глаза, но чем ближе к вечеру, тем прохладнее становится вокруг.

— Звучит устрашающе, — фыркаю, закатывая глаза. — Но я и без того не собираюсь играть в его игры. Ты прав, сконцентрируюсь на Никите, используя эти три дня для того, чтобы его очаровать…

«Ты не поняла, дорогуша, — со вздохом обрывает мои размышления собеседник и предостерегает: — Такого, как он, ни приручить, ни приструнить не получится. Если Нестеров захочет, тебе придется не просто играть в его игры, но и делать это исключительно по его правилам».

Допиваю шампанское и ставлю бокал рядом, но поверхность слишком неровная, чтобы он удержался в вертикальном положении, поэтому он заваливается на бок. Глубоко вдыхаю пахнущий солью и водорослями горячий воздух.

— Вообще-то я и пытаться не собиралась. Но ты меня недооцениваешь. Знаешь ведь, что, я никогда не играю по правилам.

Он лишь вздыхает в ответ, качает украшенной изогнутыми рожками головой и снисходительно цыкает.

Выпитое шампанское и шелест морских волн успокаивают. Разговоры из лагеря не доносятся сюда и вокруг царят тишина и умиротворение, лишь в траве у скал монотонно стрекочут кузнечики, да шелестит молодая листва. От палаток в небо поднимается белый дымок костра, кажется, там готовят что-то на ужин.

Какое-то время я еще сижу на песке, всматриваясь в морской простор и расплывающуюся вдали полосу горизонта. Задумчиво разглядываю скалистые острова архипелага. Нужно вернуть себе прежнюю невозмутимость и беспринципность, цинизм и дерзость. Снова стать собой. А я, если ставлю перед собой цели — добиваюсь их, во что бы то ни стало.

Теряю счет времени, погруженная в собственные раздумья, когда замечаю приближающийся со стороны лагеря мужской силуэт и удивляюсь, узнав в нем Никиту. Сахаров улыбается.

— Твоя прогулка затянулась. Все в порядке?

— Конечно, — беспечно отзываюсь я. — Просто наслаждалась красивым видом.

Он садится на песок рядом. Сейчас на Никите белая майка, но рельеф мышц прекрасно заметно и сквозь нее.

— Ты — гораздо красивее, Лана, — произносит он негромко. — Расскажешь, что между тобой и Марком?

— Ничего такого, что я хотела бы обсуждать.

Понимаю, что Сахаров не в том положении, чтобы требовать от меня ответа и пользуюсь возможностью не рассказывать о том, что между мной и Марком… ничего. Пусть поревнует, ему полезно. Но Ник не собирается сдаваться:

— Он тебе нравится?

— Нет, — отвечаю честно и вздрагиваю от того, как рука Никиты, будто случайно, касаются моей.

Замираю на мгновение, чувствуя, как учащается сердцебиение. Его пальцы с нежностью скользят по моей, усыпанной песчинками ладони и внутри расцветает приятное удовлетворение от мысли о том, что Сахаров — мой.

— «Никогда я не был на Босфоре, ты меня не спрашивай о нем. Я в твоих глазах увидел море, полыхающее голубым огнем», — цитирует Есенина Ник и его любовь к поэзии кажется мне ужасно романтичной. — Ты словно приворожила меня, Лана. Я понимаю, что поступаю нечестно по отношению к Лере, но не могу совладать с собственными чувствами. Ни на секунду не могу перестать думать о тебе.

Его долгожданное признание льстит моему самолюбию и кружит голову. Не говорю ничего, но вместо ответа мои пальцы переплетаются с его. Кожа Ника влажная и прохладная, по ней перекатываются мелкие белые песчинки.

Повернувшись друг к другу, мы встречаемся взглядами. Мой силуэт отражается в его расширенных зрачках. Опустив глаза, будто смутившись, Ник смотрит на мои предусмотрительно приоткрытые губы и я закусываю нижнюю, понимая, что он готов поцеловать меня. Только не здесь, не сейчас, когда Лера и Марк совсем рядом. Шепотом, словно нас кто-то может услышать, Ник предлагает:

— Давай встретимся вечером, когда все уснут?

— Подумаю над твоим предложением, — кокетничаю я, заранее зная, что с удовольствием соглашусь. — Посмотрю на твое поведение.

— Сделаем вид, что просто засиделись допоздна, чтобы не вызвать ни у кого подозрений.

Досадно, что мнение Дубининой и Нестерова его всё же волнует. Видимо, наши отношения должны стать более близкими, чтобы он, наконец, определился и необходимость прятаться от других отпала.

— Идем, — говорю я, поднимая с песка оставленный пустой бокал. Нельзя, чтобы разговор слишком затянулся. — Нам пора.

На этом этапе ему должно быть меня мало, а времени, проведенного вместе — катастрофически недостаточно. И по разочарованному лицу Никиты я вижу, что манипуляция удалась. Но чувствую, что условная договоренность встретиться ночью греет душу нам обоим, словно маленькая искорка, тлеющая внутри. Но достаточно легкого дуновения ветерка, чтобы она разгорелась в настоящее пламя.

Сахаров первым сноровисто поднимается с песка и подает мне руку, чтобы помочь. В этом прелесть его типажа: он сделает так, как я скажу, подчинится, даже если ему что-то не нравится. Уступит. Сделает всё по-моему. Идеально.

Снова вкладывая пальцы в его ладонь, чувствую приятное покалывание на коже. А судя по тому, что он не сразу и с явным сожалением отпускает мою руку, сегодня меня ждет очень приятный вечер.

Ощущение собственного превосходства и маленькой, но победы, распирает меня изнутри, как гелий, в воздушном шарике. А то, что теперь у нас с Никитой есть тайна, недоступная Нестерову и Дубининой, заставляет испытывать странное счастье, граничащее со злорадством.

К лагерю мы подходим молча. Солнце стало желто-оранжевым, как яркий яичный желток, и зависло над горизонтом, почти окунувшись в море. Резко похолодало, но пока не настолько, чтобы замерзнуть, и отсутствие дневной жары больше радует, чем огорчает.

— Успела проголодаться, Лана? — добродушно поддевает Дубинина, хлопочущая у костра.

Хозяйственная Лерка уже успела нарезать овощи, а в котелке над огнем булькает что-то, распространяющее соблазнительный аромат рыбы и специй. Рядом на решетке подогревается до хруста круглая лепешка-лаваш.

Усмехаюсь:

— До того момента, как пришла сюда, я об этом не догадывалась.

Никита садится ближе к кострищу, пока Лера увлеченно помешивает содержимое котелка.

Еще только начинает смеркаться, а под куполом тента уже загорелась пара больших фонарей, работающих на солнечных батареях. Под одним из них я замечаю Нестерова, который снова что-то чертит на листе, приколотом к папке-планшетке. Переворачивает её то так, то эдак, потом стирает не угодившие чем-то линии и рисует новые.

— Это хорошо, — бормочет Дубинина, рукой разгоняя над котелком белый пар. — Скоро будем ужинать.

Кажется, все время пока меня не было, она продолжала пить оставшееся шампанское, потому что язык у нее слегка заплетается. Это к лучшему. Значит, и спать она отправится первой.

Солнце нырнуло в воду почти наполовину, раскрасив часть неба в розово-красные оттенки и скоро стемнеет. Сажусь у огня рядом с Лерой и Ником. Интересуюсь:

— Что на ужин?

— Овощи, уха и лепешки, — отвечает Дубинина и пробует ложкой варево. — Кажется, готово.

При этих словах Марк откладывает свои рисунки и тоже садится поближе. Помогает Лере разлить уху по тарелкам. Я напрягаюсь в его присутствии, но он больше не пытается меня поддеть.

День был длинным и, когда на остров опускается темнота, мы просто с удовольствием едим уху, хрустим свежими овощами и зеленью, отрываем куски от горячих, пахнущих свежим хлебом лепешек.

Тишину нарушает стук ложек о тарелки, мерный хруст, шум прибоя и трескотня вездесущих кузнечиков. В воздухе витает стойкое ощущение, наконец начавшегося лета, сухого и теплого.

У таких вечеров есть своя магия. Они полны спокойствия и умиротворения, отчего в душе селится стойкое ощущение, всё и всегда будет хорошо, и всё получится, что бы ты не задумал.

— Что-то я устала, — первой зевает Дубинина. — А завтра хочу встать пораньше, чтобы выйти в море на сапах, пока вода спокойная.

— Доброй ночи, — киваю я с улыбкой, стараясь, чтобы она вышла не слишком плотоядной.

Лера тоже желает мне приятных сновидений, не подозревая о том, что спать я не собираюсь. А потом просит Сахарова:

— Проводишь меня, Ник?

— Минутку, родная, — отзывается он и добавляет: — Сейчас, только пиво допью.

Она уходит, оставив посуду на импровизированном столе, а Ник с Марком еще какое-то время разговаривают. Потом со звоном соприкасаются полупустыми бутылками.

Нестеров вечером подозрительно молчалив и задумчив. Может считает, что я на него обиделась? Но что бы он ни думал, мне вообщем-то все-равно.

Ник залпом допивает всё, что осталось в его бутылке. Жмурится, словно пил не пиво, а горькое лекарство, и вытирает рот тыльной стороной ладони, исподтишка глядя на меня.

Ловлю его взгляд, давая обещание, что дождусь, и он медленно опускает светлые ресницы в знак согласия, прежде чем уйти вслед за Лерой.

________________________________________

Дорогие читатели, буду очень рада вашим комментариям, голосам-звездочкам и добавлениям в библиотеку. Мне очень интересно узнать ваше мнение о героях, сюжете, впечатлениях, которое на вас производит эта история. Именно обратная связь с читателями не дает лениться и стимулирует вдохновение, чтобы писать интереснее и быстрее ♥