Совершенство

Глава 32. Будь здоров

«Just take an angel by the wings

Beg her now for anything Beg her now for one more day Take an angel by the wings Time to tell her anything Ask her for the strength to stay» Angel by the Wings — Sia

(Перевод: Возьми ангела за крылья, проси у него что угодно, выпроси у него ещё один день. Возьми ангела за крылья, пора рассказать ему обо всём подряд, попросить его о силе и стойкости).

На часах пять утра. Свет от телефонного экрана слепит глаза в темноте, но спать больше не хочется, потому что в сознание уже успели просочиться невеселые мысли о моем незавидном положении и о Нестерове, которому вчера так и не решилась позвонить.

Не хочу чувствовать себя побежденной и слабой. Признаваться, как мне без него паршиво, обращаться за помощью, навязываться, тогда, когда Марку, судя по всему, и без меня неплохо живется.

В то время как моя электронная почта переполнена отказами в ответ на отправленные резюме. Многие вообще не отвечают. Некоторые обосновывают нежелание видеть меня своим работником отсутствием необходимых навыков, а кто-то, как и администратор магазина не так давно, частно ссылаются на мою скандальную известность.

Единственный вариант — идти работать в общепит или уборщицей. И, даже понимая, что деньги не пахнут, а любая работа важна и нужна, никак не могу переломить собственную гордость.

Как никогда прежде, жалею об отсутствии образования, хоть какого-нибудь, даже средне-специального. Просматриваю варианты учебных заведений, в которые осенью будет набор. Вяло размышляю над тем, чем вообще хотела бы заниматься, но внутри царит апатия и заниматься не хочется вообще ничем.

Даю себе еще пару дней на поиски работы, решив, что, если ничего подходящего так и не подвернется, пойду в общепит. В конце концов от криков «свободная касса» и приготовления картошки фри еще никто не умирал. Но это не точно.

Мак, пробравшийся ночью на диван, теперь занял его большую часть и храпит, развалившись на спине. Подергивает задней лапой, словно куда-то бежит. Жар от пса, как от масляного радиатора, но, если его спихнуть, придется вести гулять, а выходить на улицу так рано не хочется.

Поэтому, не беспокоя клыкастого монстра, окончательно доевшего вчера мою туфлю со сломанным каблуком, просматриваю соцсети, едва удерживаясь от желания снова перейти в профиль Ани и травить себе душу фотографией Нестерова. Мой указательный палец не желает слушаться и уже зависает над ником «Azori», когда внезапно телефон разражается мелодией звонка, а Мак, чей чуткий слух реагирует на резкий звук, подскакивает и сонно озирается по сторонам, пытаясь найти причину беспокойства.

— Спи еще, певец-философ, — успокаивающе чещу его за ухом, в надежде, что пес снова уснет, но он уже молотит по дивану хвостом, радуясь новому дню, и растягивает огромную пасть в широком зевке. Отвечаю Антону, который догадался позвонить так рано: — Доброе утро.

— Привет, цыпленок, я, наверное, тебя разбудил? — виновато догадывается брат.

— Как ни странно, нет, Тош, — тоже зеваю и потягиваясь сажусь на диване. — Как твои дела?

Судя по шуму, он где-то в общественном месте, но не получается понять, где именно. В голову приходит мысль о том, чтобы попросить у Антона помощи в поисках работы, ведь у него же могут быть какие-нибудь знакомые, которые согласятся взять меня на должность секретаря или помощника. Но я тут же отказываюсь от этой идеи, потому что в таком случае придется рассказывать Тоше слишком многое. Про Нестерова и остров, про мое желание вернуть долг и про переезд в «полтинник». Кажется, я пока не готова посвящать брата в свои секреты.

— В порядке, — жизнерадостно отзывается Антон. — Я в аэропорту. Сегодня возвращаюсь домой. Соскучился уже и по тебе, и по Владивостоку, и по Женьке.

То, как он вспоминает о собственной жене лишь в третью очередь, задевает даже меня. С другой стороны, то, что он вообще вспомнил про нее на фоне армии своих профурсеток — само по себе достижение. Но я не делаю на этом акцент. Спрашиваю о другом:

— Ваши дела там закончились? Нестеров тоже возвращается с тобой?

— Нестеров, — недовольно тянет гласные Тоша, потому что любое упоминание о Марке, кажется, до сих пор вызывает в нем раздражение. — Он должен был вернуться из Москвы то ли вчера, то ли сегодня, не знаю точно. Все проблемы с поставщиками решены, а если нам удастся заполучить тендер, на который он надеется, слияние «Архитека» со «Строй-Инвестом» произойдет на крайне выгодных для нас условиях. При конвертации акций мы получим хороший процент.

Недоумеваю, запуская пальцы в волосы и разделяя спутавшиеся за ночь светлые локоны:

— Нам? Значит этот тендер для «Архитека»? Но ведь это хорошо, разве нет? И чем ты возмущен?

— Тем, что Нестеров не тот человек, который станет делать что-нибудь просто так, не имея собственной выгоды, — ворчит Антон и, судя по булькающему звуку, тянет из трубочки кофе.

Пожимаю плечами:

— При слиянии новая организация получит прибыль от этого тендера. Нестеровский «Строй-Инвест» примет необходимую технику, которая числится на балансе «Архитека». Компания Марка станет сильнее и больше. Вот и выгода.

— Что между вами было? — резко спрашивает мой собеседник и, даже перестает булькать своим кофе, рассчитывая на честный ответ.

Может, я бы и ответила ему что-нибудь, но вот это «было», явно указывающее на прошедшее время, донельзя расстраивает. Было. «Было» — значит «прошло». А мне так хочется все вернуть. Поэтому раздраженно отзываюсь:

— Ничего, о чем бы мне сейчас хотелось рассказывать.

— Тогда с чего он заботится о тебе? — брат повышает голос, но я повышаю тоже:

— Каким образом?

Антон заминается на мгновение, а потом перечисляет:

— Нестеров не передает в полицию результаты аудиторской проверки и обеспечивает выгодную конвертацию акций «Архитека» при слиянии!

— Так это он, скорее о тебе заботится, нежели обо мне, — хмыкаю я. — «Архитек» — твоя организация, а не моя.

— Пусть так. Но Марк выдернул меня с переговоров, заставив звонить тебе до тех пор, пока не удостоверюсь, что с тобой всё в порядке!

Признался всё-таки, надо же. И даже в кои-то веки Марка по имени назвал, что уже прогресс. Но, если Антон думает, что этот аргумент заставит меня все рассказать, он ошибается:

— А вот об этом задумайся, Тош. Почему Нестеров заставляет тебя делать то, что ты и без того должен был сделать, как мой брат? Почему он напоминает тебе о том, чтобы мне позвонить?

— Я просто был очень занят, цыпленок, извини, — капитулирует он, а голос становится тише.

Сама же я радуюсь тому, что удачно избежала выяснения причин, по которым Марк в ту ночь за меня переживал. Ибо все они вряд ли понравились бы брату. Это тот случай, когда меньше знаешь — крепче спишь.

— Понимаю. Ладно, Тош, мне пора. Вернешься, тогда и поговорим.

— Куда это тебе пора в шестом часу? И вообще, почему ты не спала в такое время? — удивляется он.

Усмехаюсь, глядя на то, как Мак уже деловито обнюхивает дверной коврик, планируя место для будущей лужи:

— С собакой гулять.

— Откуда у тебя взялась собака?

— Потом расскажу, — обещаю я и, пожелав брату счастливого пути, отключаюсь.

Надеваю шорты, футболку, кроссовки, и, накинув на запястье широкую петлю собачьего поводка, выбегаю на утопающую в сером рассвете улицу.

Во дворе «полтинника» тихо, но много прямоугольников окон уже светятся желтым, выдавая проснувшихся жильцов. Ночью шел дождь и от травы, в которую Мак тянет меня за собой, кроссовки тут же становятся мокрыми. В глубоких лужах отражаются серые облака. Где-то визгливо пищит потревоженная автомобильная сигнализация.

На сопке у школы мелькает знакомая красная шапка местного онаниста в сером плаще, который бродит там, в тщетной надежде рассмотреть что-то в окнах дома напротив. При мысли о том, что ради этой странной цели он встает в такую рань, мне даже становится его жаль, но не сильно.

К счастью, кошки в этот раз предусмотрительно предпочитают не высовываться и мы с псом, нагулявшись, спокойно возвращаемся домой и завтракаем. Усевшись на подоконнике, ем бутерброд с успевшим заветриться сыром. Запиваю растворимым кофе, слушая, как Мак похрустывает гранулами собачьего корма, грохоча им в блестящей жестяной миске.

За окном занимается серый рассвет. Начинается новый день. Еще один день, на который у меня нет никаких планов. Раньше хоть Лерке можно было написать, а сейчас, когда она снова вышла на работу — понятия не имею, чем заняться. Скроллить ленту соцсетей вскоре надоедает.

Обуваюсь и, взяв Мака с собой, снова выхожу на улицу. Бесцельно бреду вместе с заинтересованно обнюхивающим каждый столб псом по дороге, спускаясь с сопки.

— Меня с тобой даже в автобус не пустят, — выговариваю монстру я, а он, словно понимая, что я обращаюсь к нему, скалит клыкастую пасть. — Ты ведь понимаешь, что я говорю, да?

И он слишком уж многозначительно играет бровями, морщит лоб и улыбается с высунутым кончиком языка. А я, тем временем, продолжаю:

— Тебе нужен намордник, потому что у тебя на животе номерное клеймо, по которому можно найти хозяина. Ведь сейчас я твоя хозяйка и отвечаю за тебя.

Вообще, нести ответственность за кого-то, кроме себя, кажется мне непривычным и странным. Не неприятным, нет. Это словно придает ценность в собственных глазах. Заставляет чувствовать себя живой и нужной. И непостижимым образом делает свободнее.

Вместе мы, не торопясь, спускаемся на площадь Баляева, проходим мимо остановки, где уже собралась толпа ожидающих автобуса людей, поднимаемся по высокому виадуку через широкую автомобильную развязку.

Здесь, как всегда, шумно. Машины гудят, сигналят и шуршат шинами по влажному от дождя асфальту, обливают водой из луж незадачливых прохожих, желающих перебежать дорогу под мостом.

Магазины еще не открылись, зато маленький рыночек уже начал свою работу. Покупателей немного, но продавцы натирают до блеска стекла витрин, расставляют товар на прилавках, перекрикиваются между собой. Здесь смешивается уйма запахов, но каждый из них ярко-различим: рыба, сладости, выпечка, бакалея, фрукты.

Перепрыгнув через ручеек, перетекающий из одной лужи в другую, подхожу к овощному ларьку. Останавливаюсь, любуясь блестящими боками яблок, выстроенными в ровные ряды, горками спелой черешни, разноцветьем овощей и ароматными пучками зелени с поблескивающими каплями воды на листьях.

— Чего желаешь, красивая? — поигрывает темными бровями мужчина-продавец какой-то восточной национальности. — Будешь первым покупателем, скидку сделаю.

Вообще-то меня так и манит глянцевая и яркая черешня, но для нее сейчас не сезон и цена мне пока не по карману. А вот яблоко, пожалуй, не слишком ударит по бюджету.

— А помыть фрукты у вас можно?

— Нужно, — усмехается продавец, и я кладу на весы большое и красивое яблоко Фуджи.

Выходит совсем недорого и я добавляю к нему душистый желто-розовый персик, едва умещающийся в ладони. Довольная покупками, достаю из сумочки кросс-боди карту и расплачиваюсь. А забрав у мужчины пакетик с мытыми фруктами, ухожу.

— Ты такое не будешь, — сообщаю псу, но он недоверчиво принюхивается к моим покупкам, а поняв, что и правда такое не ест, воротит темно-серый нос.

Вместе заходим в маленький зоомагазинчик, где умиляющиеся продавщицы помогают примерять Маку намордник. Пес сидит смирно, помахивая хвостом от такого внимания к своей персоне. Снимаю его на видео и выкладываю в соцсети.

— С обновкой, монстр, — поздравляю я, хотя он, кажется, не слишком доволен приобретением и мотает головой из стороны в сторону.

Бредем с ним в сторону площади Луговой, мимо трамвайных путей. Какое-то время разговариваю с псом, но потом мне это надоедает. Он хороший слушатель, но не очень хорошая замена чертенку, если его вообще можно заменить.

Скучаю по его язвительным репликам, дурацким шуточкам, непрошеным советам и вечным шоу с переодеваниями. Всё время думаю о том, что он сказал бы о той или иной ситуации и какой бы совет дал. Он ведь предупреждал: я пожалею, что избавилась от него, и я предсказуемо жалею.

Останавливаюсь на надземном пешеходном переходе, задумчиво разглядывая плотный поток машин внизу, напоминающий разноцветную бурлящую речку. Мак садится у моих ног, высунув из пасти розовый язык и тоже с интересом наблюдает за спешащими куда-то людьми.

— Мы с тобой словно лишние здесь, — задумчиво обращаюсь я к псу, но он, как обычно, не отвечает. — Не вписываемся в общий круговорот.

Но впервые я ловлю себя на том, что не чувствую неприязни и к этой машинно-человеческой круговерти. Впервые хочу стать ее частью. Стать той, кого кто-то где-то ждет.

Откусываю от сочного яблока и, опершись спиной о кованые перила, смотрю вдаль, в сторону площади Луговой, окруженной многоэтажками. На качающие ярко-зелеными ветвями деревья в парке Минного городка, преобразившемся из объекта военного назначения, в место для отдыха и прогулок, оставшись частичкой природы в густо-застроенном районе.

Владивосток живет своей жизнью, постоянно меняясь, подстраиваясь под время и желания своих жителей, но при этом, все равно остается собой — «Тихоокеанскими воротами России», «рыбной столицей», «городом нашенским», «дальневосточной Ниццей» и, как упоминал Марк, «вторым Сан-Франциско». Он гармонично трансформируется, умудряясь не растерять главных качеств, и всегда будет славиться величественным Тихим океаном, невероятно-красивыми заливами и закатами, мостами, кораблями и морепродуктами.

Мне в своем решении измениться, следовало взять у Владивостока пример, чтобы, в желании стать хорошей, не растерять то, что было главным во мне: уверенность и силу, предприимчивость и умение подстраиваться под обстоятельства, смелость и решительность, умение добиваться поставленных целей. А я, кажется, утратила эти качества в погоне за недостижимым высокоморальным идеалом.

Сладкое яблоко немного поднимает настроение. Спустившись по ступенькам перехода, выкидываю в урну огрызок, и мы с Маком шагаем дальше вдоль трамвайных путей. Поскольку собеседник из пса такой себе, во время прогулки я молчу и копаюсь в себе, пытаясь найти направление для дальнейшего пути и воскресить в себе те свойства характера, которые кажутся безвозвратно утраченными. Сейчас ситуация видится мне яснее и четче. Нужно было всего-то научиться нести ответственность и учитывать чужие интересы, а не перечеркивать всю себя прежнюю.

Погрузившись в самокопание, сама не замечаю, как дохожу почти до центра, опомнившись лишь на повороте к «Ла Траттории» во второй половине дня, когда мутно-белое солнце уже зависло над заливом. Все это время я не чувствовала ни голода, ни жажды, а просто бесцельно шагала вперед в людском потоке. Мак, для которого подобная прогулка тоже в новинку, чинно шествует рядом, не отвлекая.

— Кажется, пора возвращаться, — сообщаю я псу, но он лишь вертит мордой, с любопытством ловя незнакомые запахи.

Разворачиваюсь и прохожу пару остановок в обратном направлении, но, поняв, что устала, вхожу в попутный автобус. Встаю у входа, чтобы не тащиться с псом в самый конец. Мак садится у поручня, за который я держусь, но на таком видном месте его присутствие не остается без внимания.

— Не могла кого поприличнее завести? Пуделя какого чтоль? — доверительно намекает бабулька напротив. — Такие собачища вообще-то людей жруть.

Не так давно сама думала так же, поэтому и причин для спора не вижу. Но все же не остаюсь в долгу и намекаю в ответ:

— Только тех, что мне не нравятся. И их пуделей на закуску.

Бабулька размышляет над моими словами, пытаясь вычленить из них долю шутки и понять, насколько велика доля правды. А мы с Маком спокойно доезжаем до Баляева. На остановке покупаю бутылку минералки и за несколько глотков выпиваю почти половину.

Мак, поскуливая, просит поделиться. Приходится снять с него намордник и полить остаток воды над асфальтом тонкой струйкой, давая псу напиться. Нам предстоит путь на вершину сопки, чтобы добраться домой, но ноги так устали от долгой прогулки, что я присаживаюсь на скамейку остановки, чтобы немного отдохнуть перед последним отрезком пути.

Вспоминаю о персике и, достав его из пакета, с удовольствием вгрызаюсь в нежную мякоть фрукта, позволяя сладкому соку стекать по губам и подбородку. Представляю, как приятно будет залезть в ванну с прохладной водой и поесть что-нибудь посущественнее фруктов. Записываю видео для подписчиков о своей сегодняшней прогулке, о собственных философских рассуждениях и о вкусных фруктах в овощном киоске Баляевского рынка. Выкладываю в соцсеть.

По натруженным мышцам растекается слабость. За день размышлений так и не пришла к какому-нибудь выводу, кроме того, что ответственность и эмпатия должны стать для меня новым лозунгом. Но как вернуть прежнюю уверенность в себе и решительность? Как сделать так, чтобы в мою жизнь вернулась стабильность?

«Сможешь забрать меня из аэропорта, цыпленок?» — интересуется Антон в коротком сообщении.

Когда-нибудь мне придется рассказать ему, что я продала свой красивый БМВ, или он сам узнает из соцсетей, но не сегодня. Сейчас я слишком устала и слишком растеряна. Печатаю:

«Извини, Тош, занята. Не успею».

И, глядя на экран телефона не замечаю очередную кошку, взявшуюся не пойми откуда. Мак срывается с места настолько стремительно, что меня буквально сметает со скамейки и дергает вперед. Даже в глазах темнеет.

Увлеченный охотничьим азартом, пес мчится, не видя ничего, кроме мелькающего перед ним кошачьего хвоста, воинственно задранного вверх. А через мгновение я вдруг осознаю, что осталась оторопело стоять на остановке, держа в руках поводок с разорвавшимся от резкого рывка собачьим ошейником.

«Ответственность» — первое, о чем вспоминаю в этот момент. Ведь именно я отвечаю сейчас за дурного пса, который уносится прочь в оживленном районе. В сознании тут же возникают яркие картинки того, как Мака собьет машина. А если он покусает кого-нибудь? А если… некогда думать и представлять.

Стартую следом за удаляющимся псом, пока он совсем не исчез из вида, в надежде его поймать. Но стафф летит настолько быстро, что всё, на что я могу рассчитывать, это на то, что он вдруг утомится и решит остановиться отдохнуть. А в отличие от меня, Мак, кажется, совсем не устал, или у него вдруг открылось второе дыхание.

Он бежит к виадуку, но кошка неожиданно уходит вправо и убегает прямо под мост. Туда, где ни на секунду не прекращается скоростной поток автомобилей. За ней, не отставая ни на шаг несется Мак, а следом — я. Со всех сторон сигналят и матерятся водители машин, визжат тормоза, но гораздо громче я слышу собственное сбившееся от бега дыхание и бешеный стук сердца, каждый удар которого, словно барабанный бой гулко бьет в висках.

Мыслей в голове нет. Только та, что мне необходимо догнать пса во что бы то ни стало. Словно он — единственное, что у меня осталось. Словно это снова соревнование, в котором «не догоню», значит «проиграю». Я так много уже проиграла, что почти сдалась. Но сейчас не намерена. И бегу за Маком, стараясь не угодить под автомобильные колеса.

— Стой, Мак! — запыхавшись, кричу я, но он очень убедительно притворяется глухим.

Из-за пасмурной погоды туманные сумерки опускаются на площадь слишком рано, а под мостом и без того полумрак. Водители резко тормозят, заметив нас в последний момент в тусклом желто-белом свете фар.

Стафф, кажется, всё же упустил кошку, потому что, остановившись на секунду, вертит мордой в ее поисках. Ослепленный фарами, разворачивается. Мчится на меня, широко расставившую в стороны руки в надежде его поймать. Проносится мимо и эстафета продолжается, несмотря на то что кошка уже где-то финишировала, и мы с псом остались единственными участниками гонки.

Снова друг за другом перебегаем в обратную сторону несколько автомобильных полос под мостом, чудом не угодив под колеса. Ближе к жилым домам оба замедляемся, выбившись из сил.

Какая-то женщина, что только что вывела на прогулку двух пушистых померанских шпицев, заметив несущегося на нее стаффа с раскрытой клыкастой пастью и сверкающими в сумерках глазами, торопливо подхватывает своих питомцев на руки и убегает обратно в подъезд.

Мак удивленно останавливается и озирается по сторонам, не находя больше для себя ничего интересного, чтобы продолжать бежать. Смотрит на мое приближение, удивленно наморщив лоб, словно только что заметил.

— Дурак дурной! — выдыхаю я охрипшим голосом и обхватываю его за шею, не позволяя снова сбежать.

Поводок выпал из рук где-то по пути. Остался лишь намордник, от которого почти нет толку. Какое-то время иду, склонясь над псом, чтобы продолжить его держать. Мак и сам еле волочит ноги, и я почти тащу его за собой. Это настолько неудобно, что вскоре опускаюсь на бордюр возле виадука, а стафф ложится рядом. Оказывается, он в кровь стер подушечки пальцев на лапах и идти ему больно. И вместо того, чтобы обматерить безмозглого пса, теперь хочется жалеть.

Нужно хотя бы отдышаться. Прийти в себя. Мне бы радоваться, что мы оба живы и никто не пострадал, но вместо этого внутри все сковывает от непрошенного отчаяния. Сердце всё еще бешено колотится в груди, в горле неприятно царапает, а мышцы такие слабые, что, кажется, еле держатся, чтобы я не растеклась по бордюру, словно бесформенное желе.

— Почему у меня ничего не получается? — задаю я псу риторический вопрос, чувствуя, как слезы катятся по щекам. Всхлипываю, а слова больше похожи на рыдания: — Я правда стараюсь, но только всё порчу. Я ведь готова на любые жертвы, чтобы все исправить. Но чем больше пытаюсь найти себя, тем больше нахожу проблем. Что я делаю неправильно? Где ошиблась? Не могу так больше! Сдаюсь.

Утыкаюсь лицом в покрытую колючей шерстью собачью шею и плачу, не переживая о том, что подумают обо мне случайные прохожие. Усталость и эта глупая гонка выжали из меня все силы. Даже как добраться домой не представляю. Может попробовать позвонить брату и все рассказать? Или вызвать такси?

Но вместо этого, продолжаю реветь, используя собачью шкуру в качестве импровизированного носового платка. И делаю это до тех пор, пока меня не отвлекает знакомое чихание чертенка на собственном плече.

— Будь здоров, — не переставая всхлипывать, произношу я, в расстроенных чувствах не сразу соображаю, что плечо правое.

А когда тот, кто сидит на нем, снова чихает, вокруг кружатся маленькие белые перышки, из-за которых я с трудом могу его рассмотреть.

_______________________________________

Дорогие читатели, пока мы уверенно движемся к ХЭ (думаю, осталось меньше десяти глав, но это не точно) мне очень интересно узнать ваше мнение, каким вы видите счастье для наших героев? Жду ваши комменты❤