Спасти красноармейца Райнова

Глава 23

Знаете, искать свою дивизию в темноте, зная только примерные координаты, а мне сообщили лишь название деревни где стоит её искать, я всю карту облазил с лупой, пока не нашёл это крохотное название. На берегу реки кстати. Дивизия похоже держит оборону, встав на берегу реки. Водное препятствие является линией фронта на этом участке. Я сначала речку нашёл, изгибы реки, и потом деревню поначалу не опознал, пролетел мимо, но потом вернулся и отлетев, совершил посадку на лугу. Причём я сперва сделал заход, чуть брюхом травы не коснувшись, но этого хватило мне вызвать голема, что осмотрел поле, пока я круги над ним крутил. Не походит, а левее, сканер показал подходящее место, где я и сел. Даже не трясло особо. Едва успел убрать самолёт, и направился к накатанной дороге, там два остова сгоревших грузовиков видно, ночным зрением голема рассмотрел, как увидел, что в мою сторону патруль бежит. На шум посадки самолёта видимо. Там командир был, вроде лейтенант, и десяток бойцов. Я не прятался, подсвечивая тропу фонариком выходил к дороге, так что те скорректировали курс бега, и направились ко мне.

- Стой! Патруль охраны тыла, - стараясь вернуть дыхание, немного полный лейтенант, не ошибся со званием, быстро протараторил это.

- Стою и жду, - подтвердил я.

Подойдя, бойцы нас уже окружили, семеро с сержантом по моим следам на поле побежали.

- Кто такой?

- Старший лейтенант Никитин, назначен в Триста Двадцать Четвёртую стрелковую дивизию, командиром минометной роты. Завтра заканчивается срок прибытия, пришлось поторопиться чтобы не опоздать.

- Самолёт слышали? - изучая мои документы, направление, спросил тот.

Свой фонарик я погасил, убрав в хранилище, лейтенант свой использовал, осветив заодно мне лицо и задержавшись на наградах на груди. Кстати, Боевик теперь тоже копия.

- Не только слышал, но прилетел на нём. Не имей сто рублей, а имей сто друзей. Мой приятель, лётчик, на трофейном связном «мессере» привёз. Опаздывал.

- Что за лётчик? Звание? Фамилия? Часть?

- Лейтенант, не гони. Ты думаешь я тебе скажу? Использование техники незаконным было, ему ещё бензин списывать. Узнают, это же трибунал. Так что забудь, улетел самолёт и улетел. А сейчас сообщи в какой стороне штаб моей дивизии, мне ещё оформиться надо.

- Никуда вы не пойдёте. Вы задержаны как подозрительное лицо, - выпятив губу, сообщил старший патруля, убирая мои документы в свою планшетку.

Отреагировал я сразу. Два голема сработали, аккуратно их вырубив. Дальше я собрал трофеи, документы свои вернул, оставил пять обнажённых тел на месте, другие, те что поле изучали, ничего не видели. Большую часть груза големы несли, в хранилище пока три кило накачалось, топлива тоже мало потратил, десять кило всего освободилось, вот и так и побежал по дороге в сторону штаба дивизии. Где он находиться я разобрался. А нет, ошибся. Не в деревне, а в трёх километрах от неё, и в пяти от передовой, тут на опушке и в глубине леса землянки, там он и находился. Хорошо зарылись. Трофеи я сложил в кустарнике, замаскировав дёрном. Так что пройдя проверку у часового, тот разводящего вызвал, а уже он в штабную землянку, к дежурному командиру. Им капитан был, помощник начальника штаба дивизии по разведке. Изучая документы, тот вскочил, когда в землянку спустился полковник. А нет, ошибся, полковой комиссар это был. Морщась, тот держался за щёку.

- Что, зубы, товарищ комиссар? - участливо спросил капитан.

- Зубы, - подтвердил тот, и изучая меня спросил у капитана. - Это кто?

- К Афанасьеву в полк, командиром миномётной роты. Старший лейтенант Никитин. Герой Советского Союза.

- Не тот Никитин, что генерала в сорок первом взял?

- Тот, товарищ комиссар, - подтвердил я.

- Ясно. Есть что доложить?

- Есть. Когда к штабу дивизии шёл, был остановлен странными людьми. Одеты в советскую форму, вооружены, утверждали, что они патруль. Вели себя нагло, требовательно и развязно. Хотели меня задержать. Раздал им люлей, собрал трофеи и вот до штаба дивизии дошёл.

- Раздал люлей, - покачал комиссар головой. - Подожди, а что за трофеи?

- Меня так учили, всё что есть на противнике взятым тобой, принадлежит тебе. Воинские трофеи, как с меча взятые.

- Конкретно, что снял?

- Ну-у, тела обнажённые остались лежать.

Капитан поперхнулся, а комиссар снова вздохнул, и уточнил:

- Как выглядел патруль?

- Лейтенант, не представился, полный такой. О, с синяком на лбу. Пять бойцов с ним было, ещё семеро убежало в сторону, откуда я пришёл. Вот лейтенанта и пять бойцов, аккуратно оглушил, без травм, остальные далеко, мне не мешали.

- Буров, - опознал лейтенанта капитан. - Всё не научиться дверь сортира открывать, лбом ловит.

- Ясно, - комиссар с силой потёр лицо, как будто проснутся хотел и спросил. - Где трофеи?

- Мои, законно добытые, честно снятые трофеи, со слезами радости выстраданные, тут рядом, в кустарнике, дёрном прикрыл. Моё.

- Скажи, лейтенант, а тебе уголовные законы не знакомы?

- Знакомы. К вам прибыл прямиком из Пермского ИТЛ. Полгода отсидел, десять лет дали. За попытку убийства командира дивизии. Две пули в грудь всадил. Выжил, гад такой.

- Заинтересовал. Рассказывай.

Капитан нам всем троим чая принёс и тоже сел, внимательно слушая, пару раз ответив на телефонные звонки. По разговору понял, тот разведгруппу с той стороны ждёт.

- Да что там рассказывать? Был разжалован в лейтенанты, из старших. Судом Брянского фронта. Там так получилось, я не конфликтный, но если достают, и полковнику в рожу дам. В общем, меня в Москву, там получил назначение в танковую бригаду, Четвёртую, в мотострелковый батальон, командиром пулеметной роты. Командовал ею полковник Катуков. Та ещё гни*а. Это моё личное мнение. Как прибыл, тот сходу спросил, не таксист ли? Я ответил, что нет, пулемётчик. Тот сказал: «- у меня танк без командира, все в разгоне, танк застрял в болоте, его экипаж вытаскивает. Бегом к нему, и поддержи атаку пехоты». Делать нечего, приказ есть приказ, меня ещё и командиром танкового взвода оформили. Получил у старшины что надо, и бегом к танку. Пять километров отмахал. Его экипаж уже сам вытащил, после ремонта был. В общем, двинули к деревне. Добрались, я на разведку сбегал, встретил двух лыжников из полка НКВД, заблудились, договорились на совместные действия. Помощь в деревне уже не нужна была, бригада танками выбила немцев. Да те бой не приняли, сами ушли. А я слышу гаубицы работают, и поле ровное, метель началась. Думаю, рвану к гаубицам, снег скроет. Так лыжники впереди, смотрели чтобы мы в овраг не свалились. Именно лыжники наблюдали, как три немецких грузовика остановились, там ещё вроде бронетранспортёр был. Из машин посыплись советские бойцы и командиры. Немцы с ними попрощались, а те двинули в сторону наших. Понятно, что диверсанты. Только я не мог разорваться, мне гаубицы бить надо. Жаль рация у танка не работала, сообщил бы о них. Дальше атаковал орудия, двадцать штук. Гонял артиллеристов, бронебойными снарядами в казённики был. Осколочными. В общем, орудия все уничтожил, только на переправку, а тут немцы сдались. Ну приняли, двух танкистов отправил разоружить, лыжники пропали куда-то, и повёл их в тыл, почти двести солдат и пять офицеров. Так до штаба и довёл. Уже стемнело, а смотрю Катуков с полковником разговор ведёт, и по описанию один в один из тех, что немцы высадили. И остальные рядом, у костров греются. Ну я подошёл и выстрелил ему дважды в грудь, крича что это диверсанты. Меня так учили, командира сразу надо из строя выбивать. Скрутили меня, доставили и в Москву, где и был суд. Быстро всё решили. Меня даже не допрашивали, в рапорте всё и так было, оказалось полковник настоящий, он с остатками штаба дивизии вышел и вынес знамя дивизии. Катуков его лично знал, ещё до войны. Понятно поверили ему. И Катукову, что стоял на своём, полковник свой, а этого лейтенанта я впервые вижу, только сегодня в часть прибыл. Мне десять лет дали, в Пермь сослали. А в Перми меня освободили в апреле этого года. Тот полковник, которому Катуков отличное алиби сделал, после госпиталя генерала получил, корпус под командование, и сдал оборону в том районе, немцы почти на двести километров продвинулись, и повторно взяли Калинин. Недавно только их выбили, ценой больших потерь. Меня освободили, всё вернули. Причём эта гни*а Катуков старался реабилитироваться. Вон, старшего за гаубицы и пленных дал, орден. И направление в его бригаду. Я направление порвал, и меня к вам. Вот такие дела.

- Да, дела, - сказал комиссар. - Но хорошо, что разобрались.

- Комиссар, погляди в мои глаза, ты там видишь радость от реабилитации? Смотри сам, у меня на зоне три любовницы было, пусть еврейки, но страстные и красивые. Я работал мастером мебельного цеха, научился мебель делать, мне двойные пайки шли. Я вон ряху какую наел. Я когда узнал что меня с зоны пинком, очень захотел найти того, кто это всё сделал и пожать, крепко пожать ему шею. Со всей благодарностью. Так что нет, я не особо рад всё вернуть и оказаться на передовой. Я почему тебе это всё рассказываю. А чтобы ты знал. Я педант, работаю как надо, не трус, воевать буду от и до, делово, потому что характер такой. Но говорить со мной о Родине, что её территории освободить надо, не стоит. Выбили из меня любое желание помогать. Я сюда за трофеями прибыл, что добуду, то моё. Война закончиться, хочу дом на берегу моря купить, катер, мотоцикл и жить заслуженным отдыхом. Я за него честно буду воевать. Чины и награды приятный бонус, но не более. Я честно признаюсь, на миномётчика не учился, училище пулемётное, всего шесть дней командовал миномётной ротой в конце сентября в Брянске, пока меня не сняли. Там один капитан подсидел, теплое место занял, нагретое мной. Сказал, что неправильно веду огонь и командую ротой. Не возражал, я чисто пулемётчик. Вот только когда я корректировал, мои мины накрыли в лесу, до них два километра было, и они разбегались, двенадцать диверсантов в нашей форме. Бойцы истребительного батальона всех нашли, они были поражены осколками. Потом комиссия там работала и признала, что такое точное накрытие невозможно, но оно есть, там деревья побиты минами. Наверху взрывались, о ветки детонируя. А новый командир роты, в следующий раз, когда батальон прикрывал, накрыл своих, с убитыми и ранеными. Что с ним не знаю, но такая замена командиру истребительного батальона сильно не понравилось. Говорят, орал на комфронта. Так что опыт управления миномётным подразделением у меня есть, но не большой. К вам направили из-за дикой нехватки командиров-миномётчиков. Как видите, я честен, не люблю юлить или скрывать. Сразу в лоб говорю, и правду. Или бью. Тоже с размахом. От всей души.

- Ты не один такой уникальный, - усмехнулся комиссар, и тут же вскочил, оказалось в тени стоял ещё один командир, вот тот ему и сказал. - Товарищ комдив, вот, новый командир у нас…

- Я всё слышал, - выходя в свет керосиновой ламы, кивнул тот, не френч имел, на рубаху куртку накинул, кожаную. - Оформляйте на роту. Знаю таких. Они без приказа не отступают. Сам такой.

Ну оформят меня утром, когда штабные работники будут на месте, просто пока озвучил комдив своё решение. Он остался в землянке, ему чай принесли, а комиссар велел капитану сходить со мной до схрона, где я трофеи с патруля оставил, принять по описи. Мы даже покинуть землянку не успели, как в неё с дикими глазами сержант заскочил.

- О, это один из тех, кто в ложном патруле был, - сообщил я. - Я говорил, семеро в сторону ушли, он там старшим был.

- Как Буров? - спросил комдив.

- Контужен, говорит заплетясь и в глазах двоиться, товарищ генерал, - насторожено поглядывая на меня, сразу ответил сержант. - Его в медсанбат понесли. Форма и оружие пропали. Документы.

После этого на нас махнули рукой, со мной капитан был, тот сержант из патруля и два бойца комендантского взвода. Показал холмик, маскировку откинули, и сержант всё принял. А капитан лично вернул меня в землянку. А я перед уходом попросил у комиссара помощи по его линии. Тот пообещал подождать, всё равно сна ни в одном глазу. Вот так мы вернулись. Капитан снова за телефон, комдив не уходил, у входа курил, вот и пояснил комиссару:

- Тут дело деликатное. Вначале войны я попал в Пятнадцатый стрелковый полк, в пулемётную роту, сержантом был, командиром расчёта. По девкам ходок местным. Бегал в самоволки. Вот одна дивчина и сообщила о скорой войне, от брата услышала. Даже точное время. Я рапорт наверх подал, но ничего не делали. Я взял и своей властью всю роту вывел, за территорию. Тут снаряды и начали рваться, казарму разносить. До границы меньше шести километров было. Дальше в составе дивизии воевал, попал в окружении в Беловежской пуще. Наша дивизия соединилась с танкистами Тринадцатого механизированного корпуса, танкисты пробились, а нас отсекли, пришлось снова в лес отступить. Потери большие. Комдив отдал приказ уходить и прорываться малыми группами. Я свой расчёт взял, и девушку одну, военфельдшера Минаеву.

- Ларису? - оживился комдив у входа.

- Да, её. Вы её знаете?

- Старший лейтенант медицинской службы Минаева, состоит в штате медсанбата.

- Хорошо. В принципе пролог для понимая я описал, теперь само дело. Наша группа уходила не как все, в сторону Минска, а в сторону границы. Я решил, что нас там не ждут. И был прав. Там на опушке леса встретил трёх бойцов, двое несли третьего на шинели. Это бойцы нашего полка, даже нашего батальона. Когда рвались снаряды на крыше казармы, потолок завалился, многие так погибли. Красноармейцу Райнову балка попала по голове. Физически ничего нет, но он на тот момент восьмые сутки без сознания был, кома называется. Рядом хутор, бурелом вокруг, не зная о нём, не найдёшь, посоветовал бойцам отнести раненого туда, и укрыться. Даже дорогу показал, иначе заблудились бы. Ночь стояла. Хозяева хутора старики, их приняли. Я же вернулся к своей группе, сказал, что на разведке был и повёл из леса дальше. Там ползком, ещё мины снимал. Всё дело в Райнове. Я подал рапорт о нём, про кому указал. А что родным сообщили? Погиб или пропал без вести? Это не мой боец, другая рота, стрелок, но моим решением он был укрыт на хуторе. Бойцы с нами тогда не пошли. Я хочу написать письмо родным его. Он из Ярославля, там много Райновых. Он даже женат и имеет сына. Написать, как и что было. Чтобы хотя бы надежда была на его возращение после войны. Может он уже очнулся, партизанит, или до передовой дошёл и где к нашим вышел. Но я не знаю, что и как писать, это вы лекари душ, и прошу помочь.

- Да, задача непростая, - согласился комиссар. - Тут письмо от твоего имени и о тебя должно быть, а не официальное от Политуправления нашей дивизии. Просто всё что нам описал, так в письме и напиши. Как напишешь, мне принесёшь, почитаю, может что поменять потребуется. Я потом сам отправлю его, адрес знаешь?

- Да, запомнил.

Мы ещё немного пообщались, дальше дежурный, капитан Кринин, сам сопроводил меня в землянку комендантского взвода, на свободном месте устроил, утром поднимут, так что вскоре я уже спал. Скинул с себя всё, и дрых без задних ног. Вроде неплохо всё прошло.