Споткнуться, упасть, подняться

1 |

— Приятно вас видеть. Всем привет. Доброе утро. Давайте… начнем. Ладно? Не возражаете? Для начала я вас попрошу кое-что сделать. Хорошо? Просто посмотрите на свои руки. Все готовы?

Они не были готовы. Они еще даже не расселись на стульях, которые Амира так старательно расставила кружком. Одна женщина стояла и пыталась повернуть стул чуть под другим углом. Некий джентльмен очень громко рассказывал про футбольный матч сидящей рядом с ним в инвалидном кресле даме. Та скептически посматривала на него, но ничего не говорила. Еще один господин топтался у кофемашины, пытаясь одной рукой удержать чашку с блюдцем, а другой грузно опираясь на трость. Несколько человек безуспешно старались приладить к одежде бейджи с именами. Амира решила продолжить в надежде, что все понемногу угомонятся.

— Хорошо. Те, кто готов. Начнем с небольшого упражнения. Если можете, положите спокойно руки на колени. Ладонями вверх. Близко одна к другой. Так? Давайте уже все займем свои места. Через минуту мы сможем задать вопросы. Я просто… Я надеялась, что это упражнение поможет нам сосредоточиться. Итак. Руки. Да. Положите руки на колени, ладонями вверх. Вот так. Сопровождающие тоже. Правильно. Не могли бы вы все… Да. Не могли бы вы все сесть по местам?

Анна наблюдала за тем, как Амира пытается привлечь внимание собравшихся. Она представилась, написав свое имя петлистыми буквами на белой доске, стоящей у нее за спиной, и на бейдже. Голос у нее был мягкий. Она подождала, пока все положат руки, как она просит, с улыбкой оглядывая круг, каждого по очереди. В комнате стало тихо. Анну отвлек шум из коридора: разговор проходивших мимо людей, каталка со скрипучим колесом. Гул оживленной улицы за окном. Роберт поерзал на стуле и с ворчанием уронил руки на колени.

— Чудесно, — сказала Амира. — Спасибо. Так. Посмотрите на свои руки. — Она была молода. Сидела с очень ровной спиной, чуть наклонившись вперед. Волосы были убраны с лица и заплетены во французскую косу. — Взгляните на их форму. Посмотрите, как именно они лежат на коленях. Пальцы выпрямлены или согнуты? Одна рука похожа на другую? Очень похожа?

Комната была большой, но загроможденной бог знает чем. Вдоль стен теснилась всякая всячина: беговые дорожки и велотренажеры, офисные мольберты, белые доски на колесиках, тележки для еды — и потому возникало впечатление неуюта. Но высокие окна в конце помещения выходили на парковую аллею и расположенную за ней реку, и как только люди расселись по местам, благодаря падающему из окон свету воцарилась атмосфера спокойствия.

В кругу сидело около дюжины человек, мужчины и женщины, по большей части старше Роберта. Трудно было различить, кто пациент, а кто опекун; те, кто не хотел говорить, видимо, были пациентами. «Пациент» — неподходящее слово, предположила Анна. А вот «опекун» — почти точное.

— Посмотрите, из каких частей состоит кисть, — продолжала Амира. — Взгляните. Запястье, ладонь, пальцы, суставы, костяшки, ногти. Видите?

На улице завыла сирена. Роберт повернулся, чтобы взглянуть в окно, и Анна стала рассматривать его. Голова у него чуть тряслась — к этому она уже привыкла. Словно шее тяжело было удерживать вес черепа. На лице у него застыло такое выражение, как будто он съел что-то противное на вкус.

Пока Амира проводила первое упражнение, Лиз приглядывала за каждым участником группы. Коллеги предварительно обсуждали план занятий, но Амира впервые претворяла свои наработки в жизнь. Уже сейчас казалось, что говорится слишком много слов.

— Да что же! Напрасная рука! Видите, видите, напрасная рука, видите?

Полин подняла безжизненную правую руку левой и потрясла ее. Во время подготовки к занятиям Лиз предупреждала Амиру, что Полин будет несдержанна.

— Да-да, я вижу. Послушайте… Полин? У многих из нас, присутствующих здесь, плохо работает рука, а то и обе. К этому мы еще подойдем. Знаю, это сложно. Должно быть…

— Напрасная! Не хочу, не хочу смотреть на нее. Понимаете?

— Это вполне естественно. Я должна сразу сказать, что не собираюсь заставлять вас делать то, чего вы не хотите. То, что вам не нравится.

Полин, высокая худая женщина, снова встала, чтобы передвинуть свой стул. Она никак не могла найти удобное положение. Кожа у нее была сильно сморщена, как подозревала Лиз, от чрезмерного курения, или от привычки загорать, или от того и другого. Ей было почти шестьдесят; два года назад она пережила инсульт. Ее сопровождала сестра, Кэрол, дама помоложе, с неизменно усталым видом. Кэрол что-то прошептала Полин, и та кивнула.

— Дальше, дальше. Продолжайте, — сказала она, поведя здоровой рукой в знак позволения.

— Спасибо, Полин. — Амира помолчала, дожидаясь, пока в комнате снова воцарится тишина. — Итак. Все меня слышат? Я просто… я просто хочу, чтобы мы все взглянули на свои руки. Рассмотрите кожу. Складки кожи. Мозоли, волдыри, царапины и шрамы. Наши руки могут рассказать много историй, правда?

На руках Амиры не было ни царапин, ни шрамов, заметила Анна. Они были безупречны. Цель этого упражнения — расслабиться, предположила она. Помочь людям сбросить напряжение. Сама Анна не ощущала ни спокойствия, ни расслабленности. Только нетерпение, досаду и смертельную усталость. Полин снова встала, чтобы поправить стул, и Кэрол усадила ее на место.

Амира заговорила о визуализации и о дыхании. Дышите ровно. Вдох. Выдох.

— Да, вот так! Прекрасно. Все верно.

Мужчина с именем Рэймонд на бейдже поднял вверх руки, что-то показывая остальным. Его жена Барбара поцокала языком и велела ему угомониться.

— Что там? Вы чем-то хотите поделиться с нами, Рэймонд?

— Да, славно. Славно. Точно.

Рэймонд снова поднял руки. Через обе ладони тянулись бледно-розовые шрамы, сильно выделяющиеся на коже. По кругу прошел одобрительный ропот.

— Надо же, Рэймонд, вот так шрамы. Это… Они свежие? Они напоминают о каком-то случае? Вы не хотите поделиться с нами, что с вами произошло?

— Да, да. Славно. Три, три. Тричество, точно, да. Пш-ш-ш! Бац! Пш-ш-ш! Вот так!

— Вы обожглись, Рэймонд?

— М-м-м, ну вот, три, три, тричество. Пш-ш-ш! Вот так!

Он поднял руки и схватился за какую-то воображаемую перекладину. Глаза у него внезапно расширились, и все тело затряслось. Сидящий рядом с Анной Роберт от удивления вздрогнул.

— Тричество, да!

— Электричество, — объяснила Барбара. — Мой муж, видите ли, был электриком. На работе произошел несчастный случай. На стройке. Это уже давно было. Но он до сих пор любит рассказывать об этом. Такие вот дела.

— Ужас, Рэймонд, — с сочувствием произнесла Амира. — Представляю, какой это был серьезный удар, когда вас ударило током.

Она не сразу поняла, что сказала. Комнату сотряс громкий и бурный смех. Пациенты выкрикивали ее слова или пытались выкрикивать, и Рэймонд повторял свою пантомиму — как будто бы хватался за оголенный провод. Некоторое время Амира просто смотрела на подопечных. Нужно было позволить этому возбуждению сойти на нет естественным путем. Дама в кресле, Мэри, молчала, но проявляла к происходящему живой интерес и чему-то кивала. Мужчина с бородой, Роберт, сложил руки на груди, зажав в кулаке бейдж с именем. Бенедикт равнодушно наблюдал за окружающими. Рэймонд извинился перед женой и, улыбаясь своим мыслям, закачал головой. Полин тяжело вздыхала и смотрела в окно. На улице пошел дождь, и в комнате чуть потемнело.

— Хорошо. Спасибо, Рэймонд. Надеюсь, на наших встречах мы будем делиться друг с другом событиями из своей жизни. Я с нетерпением жду ваших рассказов. Спасибо. Итак. Продолжим. Мы смотрим на руки. Я знаю, что у некоторых из нас одна рука не действует совсем или же действует, но очень плохо. Поэтому сделайте то, что можете. Посмотрите на форму рук, когда они лежат у вас на коленях. Вы увидите, что в состоянии покоя пальцы сами собой сгибаются. Видите? Представьте, как удобно сейчас можно было бы взять что-нибудь в руку. Попытайтесь представить вес этого предмета.

Амира направилась к стеллажу около двери и взяла оттуда коробку. Лиз заметила, что большинство участников группы не успевают сориентироваться и перестроиться. Их еще даже нельзя было назвать группой. Лиз присутствовала здесь, только чтобы наблюдать и при необходимости предложить практическую помощь, и ей не хотелось мешать Амире. Но это стоит обговорить при обсуждении результатов после занятия.

Амира обошла круг, кладя каждому в руку пенопластовый шарик из коробки. Пока она просит просто подержать его, объяснила она. Пусть полежит в ладони. Подойдя к Полин, Амира присела около нее и ласково сказала ей что-то. Полин отвернулась от окна и посмотрела на нее. Даже притом, что половина лица у пациентки не двигалась, Лиз разглядела на нем презрение. В основном в глазах. Сестра вложила в правую руку Полин красный шарик, загнув ей большой палец, чтобы кусок пенопласта не выпал. Полин с усилием, кряхтя, отодвинула руку.

— Пока не думайте об этом шарике, — сказала Амира, вернувшись на место. — Пусть просто полежит у вас в руке. Почувствуйте, как он прикасается к коже. Ощутите его поверхность, форму. Ну как? Помните: когда мы думаем о том, что необходимо думать, мы учимся размышлять. Мозг выстраивает новые пути, новые связи.

Сейчас она стояла перед своим стулом, наклонившись вперед и как бы открывшись перед группой. Амира очень четко произносит слова, заметила Лиз. Это хорошо. Возможно, помогает опыт театральной школы. Встав таким образом, она может смотреть в глаза каждому в комнате.

— Теперь я попрошу сопровождающих осторожно покатать шарик у вас в ладони, прикасаясь к каждому пальцу.

Сопровождающие. Это было новым словом для Анны. Обычно таких, как она, называли опекунами, иногда спутниками. Выражение «сопровождающий» было, пожалуй, более нейтральным. Оно подходило тем, кто выглядели как сиделки, а не как члены семьи. Например, молодой человек, прикативший сюда коляску с Мэри и теперь сидящий около нее, или молодая женщина, что пришла вместе с одетым в костюм мужчиной с отрешенным взглядом.

— Теперь понаблюдайте, как распрямляются пальцы, когда шарик прижимает их к коленям. Почувствуйте это. Ощутите, как растягиваются сухожилия в каждом пальце, и на обратной стороне ладони, и выше на…

— Не могу! Нет, нет! — Полин уронила свой шарик на пол и громко запричитала.

— О, да, точно; славно, славно, — произнес Рэймонд.

Амира шагнула вперед, в центр круга, и замерла. Потом подняла шарик Полин и подержала его в руке. Сказала что-то насчет того, что не всем это кажется легкой задачей и что не нужно никуда спешить. Роберт беспокойно ерзал на стуле. Он крепко стискивал шарик и колотил рукой по ноге. Анна наблюдала за ним.

— Смотрите. Не все из вас смогут выполнить это упражнение сегодня. Это не страшно. Все хорошо. Это лишь начало того путешествия, куда мы с вами отправились. А сейчас расслабьтесь. Вдох. Выдох. Вдох. Выдох.

Анна почувствовала в Роберте какую-то перемену. Дрожание головы ослабло. Дыхание чуть участилось. Он встал, и Анна поняла, что он намеревается резко вскочить, но на деле на это ушло некоторое время.

— Черт! Да, да. Конечно. Точно! Конечно.

— Роберт, вы… — Амира взглянула на него. — Вы хотите сделать перерыв?

— О да, точно! Славно, славно, — произнес Рэймонд.

Его жена положила ладонь на руку мужа, пытаясь его успокоить. Она смотрела на Анну. Они все смотрели на нее. Видимо, хотели, чтобы она остановила Роберта? Заставила его сесть? Он уже был на пути к двери. Анна глянула ему вслед. Взяла свою сумку, пальто, пальто Роберта и извинилась перед Амирой. Та, улыбаясь, встала и попробовала прикоснуться к ее руке.

— Все в порядке, не волнуйтесь. Я понимаю, как вам трудно. Надеюсь, мы увидим вас обоих на следующей неделе? Возможно, нам следует обсудить, как помочь Роберту? — Она приблизила лицо к лицу Анны и говорила тихо, словно поверяла ей секрет.

Анна кивнула, сказала «ладно» и последовала за мужем. Он ждал у двери. Не мог открыть ее. Она переложила все вещи на одну руку и открыла для него дверь. Он не взглянул на нее. Двинулся по коридору, что-то бормоча. Закрывая дверь, Анна увидела, что все сидящие в кругу уставились на нее, положив руки на колени, и в падающем из высоких окон свете разглядела выражения всех этих лиц. Невозможно представить, чтобы они с Робертом вернулись сюда.

2 |

На следующей неделе первым прибыл Бенедикт. Он выглядел так, словно специально явился пораньше. Задыхаясь, он толкнул дверь и слегка запнулся. Лиз подхватила его под локоть.

— Рано? Ничего?

— Здравствуйте, не волнуйтесь, Бенедикт, вы не рано. Входите-входите. Сможете найти бейдж со своим именем?

— Да. Нет. — Он вздохнул. Взял из разложенных на столе около двери значков нужный и постучал пальцем по первой букве.

Амира наклонилась, чтобы взглянуть.

— Извините, тут ошибка? Я неправильно написала «Бенедикт»? Я списывала все имена из направлений, видимо, кто-то перепутал буквы?

— Нет. Да. Я Венедикт. Почти так. Хорошо. Да. Вот. — Он пытался нарисовать пальцем в воздухе буквы.

Теперь Лиз его поняла.

— Ах, вот как пишется ваше имя, — сказала она. — Извините, это, наверно, я ошиблась.

— Давайте я сделаю новый бейдж, — предложила Анна. — У меня есть запасные. Можете написать?

Венедикт уставился на нее поверх очков; да, я умею писать, словно говорил он.

— Это, ничего. Бенедикт, Венедикт, ладно. Почти одно. Правила. Мелочь. Извините. Мой речь. Я.

— А, понимаю. Все ясно. Венедикт. Ничего-ничего, не надо извиняться, правда.

— Мой. Да. Мой британский. Зэ. Говорить по-британски.

— Ваш английский?

— Да, да, мой английский. Был хороший. В идеале. Теперь. Всё.

— Очень сочувствую вам, Венедикт.

После инсульта у Венедикта появился акцент. Чтобы установить это, понадобилось несколько занятий, и только после того, как он показал Лиз видео, она действительно поняла, что произошло. На записи Венедикт выступал с докладом об узлах сети на конференции по информационным технологиям. Она поняла не все, хотя говорил он безупречно четко. У него были характерный выговор жителя Северного Лондона и чистый голос, волнение выдавала только манера все время снимать очки, чтобы заглянуть в заметки, и снова надевать их.

— Родители Венедикта привезли его сюда из Польши в раннем детстве, — объяснила Лиз Амире. — До инсульта у него акцента не было. Вы пытаетесь бороться с тем, как ваш голос звучит сейчас, да? Можно так сказать?

— Да. Тяжело. Тяжело. Звук как. Как. Иностранец, да? Нет-нет-нет. Не так.

— Вы не иностранец. Я понимаю. — Амира снова улыбнулась.

Он приложил к груди бейдж с правильно написанным именем и взглянул на нее. Амира взяла значок и приколола его к рубашке.

— Вот.

— Да. Спасибо. Спасибо. Хорошо.

Амира сомневалась, что все придут на следующее занятие. Первая встреча не увенчалась успехом. Она обсуждала это с Лиз. Не стоило так быстро приступать к упражнениям. Лиз предложила сегодня определить цели группы и установить некоторые правила. Она посоветовала рассадить всех вокруг стола, чтобы передавать друг другу учебные материалы. Амира хотела попросить их подняться и подвигаться, но Лиз считала, что еще рано вводить активные действия. Сначала надо, чтобы пациенты привыкли друг к другу. Стали доверять другим членам группы. Женщины раздвинули три складных стола и расставили вокруг них стулья. Комната стала напоминать конференц-зал. Амира хотела предложить что-то еще, но тут прибыл Венедикт, и времени менять планы не осталось.

Вскоре после этого приехала Мэри, социальный работник спиной вперед завез ее в комнату и развернул. Мэри была в твидовом брючном костюме, на шее висели крупные деревянные бусы, и она держала руку около лица, отчего Амира подумала, что женщина предпочла бы покурить снаружи. Мэри взяла со стола свой бейдж, молодой человек подкатил ее на место и удалился в угол, где уставился в свой телефон.

Потом участники группы стали прибывать один за другим, и Амира заметила, как они передают друг другу бейджи с именами. Значит, они уже узнают своих товарищей по несчастью. Шон. Полин. Кэрол. Рэймонд. Роберт. Роберт ни с кем не разговаривал и бейдж не надел. Но он пришел. Амира поздоровалась с его женой, Анной, которая быстро кивнула, не встречаясь с ней глазами.

За окном росли платаны с проплешинами на коре. Листва с них стала опадать, и в комнату проникало еще больше света. День выдался ясный. В парке играли двое маленьких детей, жители окрестных домов выгуливали вдоль реки собак. По дороге медленно двигались машины. Анна смотрела в окно, пока все ходили вокруг стола и рассаживались. На это ушло много времени. Разговоры внезапно прерывались, и пациенты то и дело решали пересесть. Даже Роберт ерзал на стуле рядом с ней. Он пока отказывался надевать свой бейдж. Она вообще не знала, почему он согласился приехать. Возможно, из чистого любопытства, как там жизнь за пределами дома.

Амира позвонила ей на неделе. Сказала, что решила справиться «на всякий случай». Анна объяснила, что Роберт не привык к подобному общению и очень многим недоволен. Амира это понимала. Анна задавала вопросы о целях организации этой группы, полномочиях Амиры, финансировании, ожидаемых результатах. Готовность собеседницы отвечать на них приятно ее удивила.

Не знаю, как Роберт, сказала она Бриджит, но я испытываю некоторое облегчение, находясь среди других людей, которые тоже не в состоянии… ну, понимаешь… не всегда могут найти слова.

Они все так же действуют на нервы, как и Роберт? — спросила Бриджит. Анне это показалось несправедливым. Неправильная формулировка. Больше подошло бы «трудные в общении». «Утомительные для окружающих». Досада Роберта на невозможность говорить неизменно выливалась в досаду на жену за неспособность его понять. Он злился, потом раскаивался, затем становился плаксивым. Он теперь много плакал. У нее не всегда было время обращать на это внимание.

Мне так не показалось, парировала она.

Подожди еще, засмеялась Бриджит. Это ты не спеши с выводами, хотелось хмыкнуть в ответ Анне. Все обстоит не так. Совсем не так. Но Бриджит уже сменила тему.

Амира заговорила. Анна отвернулась от окна, придвинула свой стул чуть ближе к Роберту и стала слушать.

Некоторое время все успокаивались. Амира оглядела сидящих за столом и подождала. Она поприветствовала присутствующих и завела речь о целях групповых встреч.

— Мы не обсудили это на прошлой неделе, — призналась она. — Думаю, мы все немного отвлеклись. Итак, первое, что надо сказать: мы собираемся здесь не ради сеансов восстановления речи. Я не логопед. Этим вы занимались с Лиз. И разумеется, эта работа будет продолжаться в различных формах. Мы встречаемся здесь, чтобы подумать о коммуникативных стратегиях. Кроме обмена репликами есть масса способов общения. Наверняка многие из них мы все уже используем. — Она взяла стопку ламинированных карточек. — А в основном мы здесь ради разнообразия. Просто чтобы у вас был повод время от времени сбегать из дома.

— О! Это точно, — громко произнес Рэймонд. — Верно, славно. Точно.

Амира кивнула в знак благодарности. Важно было засвидетельствовать свою признательность, но не задерживаться на этом этапе. Рэймонд кивнул в ответ и повернулся к жене, очень довольный собой.

— Итак. Я бы хотела, чтобы при каждой встрече, просто для тонуса, мы все представлялись и рассказывали друг другу, как мы себя чувствуем и как прошла неделя. — Она подняла первую карточку, показывая ряд смайликов разных цветов. — Видите? Вы можете использовать картинки. Счастливое личико, грустное, злое. — Она указала на последний смайлик в ряду: голубая физиономия с поднятыми бровями и неровным раскрытым ртом. — Что это означает, как вы думаете?

— Не хочу!

— Вы так считаете, Полин? Хорошо, если вам так кажется, готова с вами согласиться: тут выражено нежелание что-то делать. Уверена, что это чувство нам всем известно. Едем дальше. Ладно, я начну. Меня зовут Амира, и сегодня мое настроение передает вот такое озабоченное лицо. — Она подняла другую карточку с несколькими картинками, изображающими людей, занятых разными делами. — Моя неделя прошла так: вот этот человек, сидящий за компьютером, погрузившись с головой в работу, — это я. Теперь. Можно я передам слово вам, Полин?

Полин взяла блестящие карточки и встала, чтобы передвинуть стул. Потом села и принялась рассматривать картинки, вертя их в руках.

— Да. Полин. Рада.

— Довольна? Мне показалось, вы сказали, что у вас настроение «не хочу»?

— Нет. Нет! Рада.

— Ладно, отлично. А как прошла неделя? Покажите нам на картинке. Вы встречались с родными? Смотрели телевизор? Что это — ходили в парк?

Полин посмотрела на карточку, потом на Амиру. Затем выбрала другую картинку и подняла ее, указывая на лицо, изображающее нежелание.

— Не хочу!

— Да, точно, славно!

— Вы не хотите нам говорить? Это ничего, Полин, ничего. Ладно. Тогда давайте передадим карточки Мэри.

— Мэри?

У инвалидной коляски были маленькие колесики, как у тележки для покупок. Анне всегда казалось, что у таких кресел пара больших колес, чтобы пациент мог перемещаться самостоятельно. Она видела, как люди в специальных перчатках без пальцев управляют ими. Но возможно, это подходило только молодым. Чтобы приводить в движение кресло, в котором сидишь, требуется сила. Если же коляску толкает кто-то другой, вероятно, не совсем точно будет сказать, что Мэри пользуется креслом. Она лишь сидит в нем, перебирая ламинированные карточки.

— А вот вы правы, — сказала она. — Мэри. Да. Мэри. Рада. Вот.

Голос у нее был бодрый, но слегка нечеткий. Она одну за другой подняла две карточки — с довольным смайликом и с изображением человека, сидящего перед телевизором.

— Здравствуйте, Мэри. Добро пожаловать на занятие. Значит, вы сегодня счастливы, а на этой неделе смотрели телевизор?

— Да. Да.

— Вам нравятся какие-то конкретные передачи?

— Они все грохочут, видите ли, и жадник понукает на крайнем фурлонге, хм.

В комнате повисла тишина. Роберт повернулся к Анне с огорошенным взглядом, который, как она уже знала, говорил о сосредоточенности. Амира кивала.

— Фурлонг, — повторила она. — Это слово ведь используется на скачках? Вам нравится смотреть скачки, Мэри?

— Да, конные скачки, да. Грохочут, и жадник понукает.

— Отлично. Спасибо, Мэри.

Один за другим сидящие в круге брали карточки и рассказывали о себе. Венедикт показал всем свой бейдж и сумел объяснить, что его имя начинается с буквы «В». Роберт назвал свое имя, неопределенно указал на какой-то смайлик и, больше ничего не сказав, передал карточки Анне.

Лиз посматривала на часы. Представление участников шло хорошо, но она видела, что внимание пациентов рассеивается. Амире нужно вернуть его. Жена Роберта передала карточки Шону, который сегодня был дерганым как никогда. Ее занятия с Шоном не дали особых результатов, но благодаря его неуемной энергии Лиз всегда ждала их с интересом. Он очень старался, и его убедили, что его речевые способности улучшаются. Шон взял у жены Роберта карточки, но Амира перебила его.

— Я думаю, мы все можем принять участие в представлении, правда? — сказала она.

Анна выглядела испуганной. Лиз помнила, что так женщина реагировала каждый раз, когда во время индивидуальных занятий с Робертом логопед предлагала поработать над коммуникативными стратегиями втроем.

— Простите, Анна, вы не против? Я бы хотела, чтобы все поучаствовали. Думаю…

— Да, ладно. Привет. Я Анна Райт. — Она с ужасом посмотрела на блестящие карточки. — Извините, я не знаю.

— Какое у вас сегодня настроение, Анна? Ну приблизительно?

Заминка. Лиз почувствовала, как в комнате нарастает напряжение. Больше никто не отвлекался. Анна явно мучилась. Амира попыталась подтолкнуть ее к ответу.

— Ну, можно сказать, что все в порядке?

Анна подняла голову, широко распахнув глаза. Роберт громко вздохнул и сложил руки на груди.

— Извините. Все совсем просто, да? Так. И так. — Анна подняла карточки, быстро указала на смайлики и передала стопку Шону.

Когда он схватил карточки и все внимание переключилось на него, Лиз заметила, как Анна откинулась на спинку стула и, покраснев до ушей, уставилась в пол.

— Шон, добро пожаловать в группу. У вас хорошее настроение, это прекрасно. Расскажите, пожалуйста, что доставило вам удовольствие на этой неделе?

Тыкая пальцем в улыбающееся личико, Шон смотрел на Амиру. Он был не старым, около сорока пяти, но седым и отличался нездоровой худобой. Лиз так и не удалось выяснить, чем он зарабатывал на жизнь до инсульта. Она подозревала какую-то незаконную деятельность. В его бумажнике лежали фотографии детей, как он объяснил, десятилетней давности. На лице у него были оспины. Пока Шон осмыслял, о чем просила его Амира, губы у него безмолвно шевелились.

— Могу. Я, нах, могу. Пардон, я, ладно, пошло оно.

Он крутил карточки так и этак, делая отметающий жест, означающий: нет, не то, здесь нет того, что я ищу.

— Можете описать это на словах, Шон?

— Могу, могу, сейчас, я, что это такое, мне, ебт, пардон, вот пипец.

Он сыпал матерщиной ненамеренно и непроизвольно и каждый раз при этом тряс головой. Амира сказала ему, что не нужно все время извиняться, но привычка была сильнее него. Сидя на стуле, он работал руками, как бегун, и отдувался.

— Бегом! Беглецом! — закричала Полин.

— Да, да, — сказал Шон, указывая на нее, чтобы сказать: вот! Она поняла. Именно этим я и занимался. — Бегал. В этом… вон там.

— Вы бегаете по улице. Есть место, где вам особенно нравится бегать, Шон?

— Нет, я, ебт, бегаю, сечешь? Пардон. Каждый. Все места.

— Вы бегаете повсюду?

— Да. Да.

— Отлично. Нужно будет добавить к карточкам изображение бегуна. Спасибо, Шон.

Шон, улыбаясь, кивнул и передал карточки соседу. Раздался грохот отодвигаемого стула, Роберт резко, как мог, встал и нетвердой походкой направился к двери.

— Что-нибудь случилось, Роберт? — тихо спросила Амира.

— Да, да, еще бы, конечно. Конечно, — ответил он, не глядя на нее.

Анна положила на колени сумку и потянулась к пальто. Полин голосом, который показался Лиз не лишенным сарказма, крикнула: «Пока», а Рэймонд сказал: «Славно, славно». Но когда Роберт дошел до двери, Анна снова поставила на пол сумку и откинулась на спинку стула. Она слегка повела рукой и повернула голову к Амире, как бы говоря: вообще-то нет, я остаюсь. Продолжайте.

Амира улыбнулась и прикрыла рот ладонью. Когда дверь за Робертом закрывалась, он обернулся в комнату, и на лице у него отразилась дикая растерянность. Анна кивнула.

— Хорошо. Спасибо, Шон. А рядом с вами сидит Питер? Да? Здравствуйте, Питер.

Питер кивнул, наклоняясь вперед и обводя всех в кругу взглядом. Поправил галстук, снова кивнул и заговорил:

— Да. Да, вместе с вами, мы пришли с вами, повсюду, мы были повсюду и вода была в тебе и с тобой, и вода он сказал тебе, оттуда, вода ты сказал и отсюда туда, ты долго скользил на ней и был весь под водой и отсюда дотуда мы все снова и так вот оно, и вот так.

— А как вы себя чувствуете на этой неделе, Питер? Можете указать на одну из картинок?

Он пустым взглядом смотрел на Амиру, словно она ничего еще не сказала. Через окошко в двери Лиз видела, как Роберт бродит взад-вперед по коридору, поглядывая в комнату, когда проходит мимо. Амира улыбнулась и сделала еще одну попытку.

— Может быть, расскажете, что вам больше всего понравилось на этой неделе, Питер? Чем вам нравится заниматься?

— Чем вам нравится заниматься? Чем вам нравится заниматься. Заниматься. Конечно мы мечтали мыть ноги во влаге отсюда досюда юбилей юлой на юге и ты что возжелал возлечь на воду и вот желаем тебе пожалуй пожилой пожеланий чтоб после певучая песня пелась подобно перепелке пилота и показала снова и снова и снова здорово что сказано было и мне и тебе и ему и потом же ты снова увидишь, понимаешь?

— Спасибо, Питер. Хорошо. Спасибо.

— Спасибо тебе и теперь тебе и спасибо тебе и я правда надеюсь надеюсь весь мир для тебя и в воде ты идешь куда и вода там вся для тебя сегодня всегда.

— Спасибо, Питер. Я тоже надеюсь. Очень мило с вашей стороны.

— И спасибо вам и вам и вам.

3 |

Анна села на свой стул у окна. У нее уже появился свой стул. Как у всех. Это было пятое еженедельное собрание группы, и хотя все уже изучили имена друг друга, но все еще надевали бейджи. Она прицепила свой на кофту, поглядывая на бодрые загогулины почерка Амиры. Бейдж Роберта лежал на столе, перед его пустым стулом. Он скоро придет.

У дверей Питер раздавал всем бейджи, приветствуя каждого своим жизнерадостным словесным ералашем. Оказалось, такое нарушение речи называется беглая афазия. Слово «беглый» казалось неуместным при том, что ни малейшего смысла произнесенные фразы не несут. Возможно, это от слова «бежать»? Амира начала раздавать участникам группы поручения: Питер встречает у двери, Венедикт варит кофе, Полин приезжает пораньше, чтобы расставить стулья. Полин очень щепетильно относилась к своим обязанностям. Для Роберта задания пока не нашлось.

— Здрасьте вам и вам и вам смотрите в воду накрывает нас всех здесь и вот мы здесь и ящик тщится становиться нам тут где он есть и так.

— Шон, слушай. Тикни шонский ящик, брось нах, пардон, так, ладно.

— Здрасьте вам и вам.

— Гребаный батон, ладно. Привет, вот так. Пардон.

Когда они сошли с автобуса, Роберт сел на скамью. Он скривился, показывая, что слегка запыхался, и жестом велел ей идти. Предложение показалось абсурдным. Анна вспомнила, как в возрасте шести лет Сара за завтраком объявила, что отныне будет ходить в школу одна. Честное слово, я хорошо знаю дорогу, заверила она мать. А ты сможешь уходить на работу пораньше. Но ведь муж — не ребенок. Он, кивая, смотрел на нее. Конечно, конечно. Убеждал ее повернуться и уйти. И она ушла. И даже не оглянулась. Оставила его на скамье, понимая, что ему трудно будет обратиться за помощью или спросить дорогу, если он потеряется. Однако зная, что в конце концов он справится. Она не оборачивалась.

Роберт и раньше так поступал. Пытался доказать свою самостоятельность. Пытался доказать свою независимость. Он больше не позволял помогать ему раздеваться перед сном и одеваться по утрам. Сам клал ломтики хлеба в тостер. А на прошлой неделе, когда Бриджит заехала в гости, он удивил их обеих, приковыляв в комнату с подносом, на котором стояли чашки чая и тарелка с печеньем. Чуть не уронил его, и Анне пришлось взять поднос у него из рук, но он так и стоял рядом, кивая двум подругам, пока Бриджит не спросила: господи, Роберт, ты хочешь получить похвальную грамоту или что?

Трудно было сказать, что думает Роберт о собраниях группы. По крайней мере, он перестал уходить раньше времени. Его попросила об этом Сара, когда в последний раз навещала родителей, и Роберт, казалось, пришел в раздражение. Мало дела, объяснил он ей. Много «привет-привет». Что, зачем? Игры. Глупые игры. Трудно, вот, слушать, что говорят. Сара засмеялась и обмолвилась о какой-то корове, которая то ли мычала, то ли молчала, потом повисла долгая пауза, и наконец Роберт рассмеялся вместе с ней.

Позже дочь спросила Анну, почему у отца до сих пор не восстановилась речь. Я думала, он уже выздоравливает. Ожидала увидеть улучшения. Это было поздно вечером, после того как Роберта уложили спать. Анна загружала посудомойку и мыла плиту, а Сара сидела за кухонным столом с телефоном, допивая бутылку вина. В каком смысле улучшения? — спросила Анна. В смысле языка, речи; я думала, он уже пошел на поправку, ответила Сара. Это не то же самое, что сломанная нога, Сара, снова пришлось объяснять Анне. Не просто рана, которая должна затянуться. Разве она не читала статей, которые Анна ей присылала? Но я думала, эта группа… сказала Сара. Занятия. Терапия. Анна взглянула на нее. Спросила, можно ли уже помыть бокал. Напомнила, где контейнер для стекла, и пошла спать.

Сара нашла новую работу и рассталась с бойфрендом по имени Туз. Анна сомневалась, что это его настоящее имя. Фрэнк получил повышение, хотя и объяснил, что в его компании горизонтальная иерархия и повышением это больше не называется. Но зарплата выросла, а работает он теперь дольше, заметила Анна. Что это, если не повышение? И сын и дочь были сейчас очень заняты.

Роберт уже должен был прийти. Анна выглянула на улицу. Небо затягивали тучи, машины на дороге стояли в пробке. Парк с оголившимися деревьями был пуст. Если он попытается попросить о помощи, то застрянет. Она постаралась не думать о том, как муж сердится, когда не может донести свою мысль.

Коллеги Роберта по Институту все уехали на летний сезон в Блафф-Пойнт, и это не давало ему покоя. Бриджит отмахивалась от ее жалоб. Он думает, что должен был поехать с ними, да? Ему мало досталось? Прежде чем все отбыли, он ездил к руководству. Анна сопровождала Роберта и ждала в холле, пока Брайан водил его по учреждению. Отсутствовал он недолго. Когда они уходили, группа молодых людей загружала вещмешки в стоящий у входа микроавтобус. Никто из них не заговорил с Робертом. Никто его не узнал. Люка среди них не было.

Люк еще раз приезжал навестить Роберта в конце лета, перед тем как отбыть на инструктаж. Он интересовался устройством нового спутникового геодезического оборудования и надеялся, что Роберт сможет помочь ему разобраться. Но когда разговор уже вроде бы был закончен, он признался, что пришел не только ради этого. По поводу расследования, сказал он. Я хотел извиниться. Анна смешалась. Она не понимала, о чем речь. Очевидно же, что на дознании Люк солгал и сделал это, чтобы защитить Роберта. За что теперь извиняться? Тут было что-то еще, чего она не могла уразуметь. Она заметила, как мужчины с неясным для нее выражением смотрят друг на друга.

Пошел дождь, и машины замигали фарами, свет отражался на серебристом асфальте. Пешеходы побежали, прикрывая головы сумками и газетами. Анна услышала, как за спиной Роберт называет Питеру свое имя. Обернувшись, она увидела, что он держит в руках стаканчик с кофе из киоска. Он кивнул ей и направился к столу.

— Привет. Я Роберт. Это, я, здесь. Не хочу. Еще бы, еще бы. И, что. Эта неделя. Здесь. Компьютер. Роберт, компьютер.

— На этой неделе вы работали за компьютером, Роберт?

— Да, да, вот, еще бы, конечно. Работа.

— А все-таки вы выбрали лицо с выражением «не хочу»?

— Да, да. Еще бы.

— Вы не хотите находиться здесь или представляться?

Роберт взглянул на Анну и сложил руки на груди. Как выразительно у него это стало получаться, подметила она.

— Роберт?

— Вот. Не хочу. Вот.

— Не хотите быть здесь?

— Еще бы, конечно.

— Ладно. Я услышала вас, Роберт. Но вы ведь… Вы здесь… И приходите каждую неделю.

— Да, да.

— Так. Мне просто интересно, зачем вы приходите, если не хотите?

Роберт громко фыркнул, раздув щеки и вскинув руки. Амира решила, что это значит: не могу объяснить. Вы слишком много с меня спрашиваете. Требуете невозможного.

— Нет, мы вообще-то рады вас видеть. Мне просто любопытно.

— Жена, — буркнул он, бросив взгляд на Анну.

— Что вы говорите?

— Жена, идем, сюда. Еще бы. Черт, еще бы, мне, идем сюда, и, кроме. Уговорит мне. Еще бы. Уговорит мне. Тащит мне. Конечно. Только, только.

— Вы приходите только потому, что Анна вас заставляет?

— Да! Черт. Еще бы. Конечно.

— Думаю, это несправедливо, Роберт. Полагаю, она надеется, что вам это будет полезно? Думает, что вам обоим это будет полезно.

— Да! Только. Только печенье.

Некоторые засмеялись над этим, и смех разрядил обстановку. Видимо, все решили, что это шутка. Но Амира всматривалась в лицо Роберта и не видела в нем ни намека на юмор.

После представления она объяснила, что хочет изучить способы общения, которые они использовали в жизни. До инсульта и в настоящее время.

— Мэри, мне сказали, что вы всегда интересовались лошадьми. Это так?

Амира показала несколько открыток с изображениями разных лошадей: конь, щиплющий траву в поле; тяжеловоз, запряженный в телегу; конь, преодолевающий препятствие на арене. Мэри, сощурив глаза, смотрела на фотографии. Наконец она отрицательно покачала головой.

— Лошади, Мэри!

— О да, так и есть.

— Вы раньше ездили верхом, Мэри? — спросила Амира, передавая открытки другим участникам.

— Мой маршрут — мягкий мираж, — твердо произнесла Мэри.

— Вы ездили верхом? Вот так.

— Маячила медленная мелодия, между тем мы мыли, мылили и так далее.

— Но вы имели какое-то отношение к лошадям, работали с ними?

Мэри кивнула, указывая на Амиру, и медленно по кругу обвела рукой комнату. Она имела в виду: целиком и полностью.

— Если ленивый не лавирует под луной, — сказала она.

— Может нам кто-нибудь помочь? Давайте посмотрим на снимки? Полин, что изображено на том, что вы держите в руке?

— Прыжок! Мэри! Это, это полоса препятствий, да?

Мэри посмотрела на фотографию, которую показывала ей Полин, и снова покачала головой. Полин начала еще что-то говорить, но Мэри подняла палец, чтобы остановить ее, и посмотрела по сторонам, ожидая других предположений. Порой Амире казалось, что Мэри воспринимает эти встречи как некое рабочее совещание.

— Мэри, можете нам что-нибудь показать? Что вы делали с лошадьми?

Амира встала с места и присела в позе жокея. Она спросила Мэри, ездила ли та верхом, вот так, и Мэри ответила ей суровым взглядом. Лиз поняла, что пациентке не нравится эта пантомима. Из беглого разговора с дочерью Мэри она вынесла впечатление, что женщина и до инсульта шутить не любила. Когда перед сегодняшним занятием Амира предложила задействовать мимику и движения, Лиз сразу насторожила эта затея.

— Какие еще действия совершают люди, работающие с лошадьми? Кто-нибудь может ответить?

— Да, ладно, вот так, видишь. Дерьмо, дерьмо, вот так, видишь? — Шон обеими руками показывал, как копают.

Рэймонд указал на него, соглашаясь.

— Вы имеете в виду чистку конюшни, Шон?

— Да, точно, конюшни. Чистка. Вот так, видишь? Мэри?

— О да, точно! Славно.

Мэри одарила взглядом Рэймонда и Шона и покачала головой.

— Мой просто стал потом уверен, — резко произнесла она.

— Значит, вы не работали в конюшне, — сказала Амира. — Расскажите, пожалуйста, чем вы занимались. Может быть, эти снимки вам помогут?

Мэри перебрала открытки. Шон и Рэймонд все еще говорили об уборке конюшен. Мэри выбрала фотографию мужчины в костюме, выводящего под уздцы лошадь из конюшен. На лошади сидел жокей и, наклонившись вперед, хлопал животное по шее.

— Дрожь качнула рожь, — объяснила Мэри.

— Значит, вы работали именно со скаковыми лошадьми?

Мэри покачала головой.

— С деньгами позже, позже круг к финальному фурлонгу, гоп!

— Вы были берейтором?

Мэри медленно кивнула, и взгляд у нее при этом был задумчивым. Лиз заметила, что Шона эта новость очень взбудоражила; он стал спрашивать Мэри, как звали лошадей, которых она тренировала, и становились ли когда-нибудь ее подопечные победителями. Мэри откинулась на спинку стула и оглядывала комнату. Ей нравилось внимание.

— Рафинад, — сказала она. — Он нагревал колпачки снова и снова, знаете ли.

— Неудивительно, что вам нравится смотреть скачки по телевизору.

— О да! — согласился Рэймонд. — Да, точно. Славно, славно!

— Снова, снова, приходит шум, — сказал Питер. — И потом мы были все среди и все на нас и так мы были, были.

Внезапно все оживленно заговорили. Амира представила, как запишет это в блокнот, и улыбнулась. «Все оживленно заговорили». Полин встала и начала передвигать стул, а ее сестра очень просила не делать этого. Венедикт поковылял к кофеварке. Роберт повернулся к Рэймонду и завел речь о красном самолете. Рэймонд соглашался, но Барбара перегнулась через него и попросила Роберта объяснить. Шон пытался побеседовать с Мэри о скачках. Амира наблюдала за пациентами. «Все оживленно заговорили». Она вернулась к своему стулу и стала ждать, когда все угомонятся.

— Итак. Пойдем дальше. Спасибо, Мэри. Интересно было узнать о вашей работе. А я хочу сказать, что кое у кого из вас тоже есть чем поделиться с нами. Мы ведь все любим рассказывать, правда? Что вы делали сегодня. Что видели по дороге в магазин. Куда ездили в отпуск. Мы постоянно что-нибудь рассказываем, да?

— О да. Прекрасно. Прекрасно.

— Не хочу! Нет, нет. Не слова слова!

— Конечно, Полин. Разумеется. Рассказывать — одна из проблем для человека с афазией. Конечно.

— Мутно гребаные слова, пардон, как сломаны, ебт, пардон пардон.

— Ничего, Шон. Вы имеете полное право раздражаться. Но мы с вами начали говорить о разных способах общения, так? И каждый из вас старается изобрести свои. У нас не всегда есть слова. Но мы можем передавать свою мысль приблизительно. Использовать жесты. Петь у нас не получится. Что, если попробовать рисовать или писать? А почему бы не прибегнуть к движениям, к танцу?

— Нет, ебт, пардон; что теперь?

— Не смейтесь, Шон. Уверена, что мы уговорим вас танцевать.

— Да, так танцевать танцевать. Давайте.

— Танцор! Шон! Танцор! За деньги?

Шон повернулся к Полин, наклонил голову и вдруг запел песню про танцовщика. Голос у него был неожиданно ровный и чистый, и слова лились легко. Когда он пропел первую строку, глаза его загорелись от удивления.

— Ух ты! Славно, Шон, славно! Точно!

Он выполнял всеобщее пожелание, он пел, но вдруг внезапно остановился, словно только сейчас заметил, чем занимается.

— Пипец, пардон, про что вы все теперь, — сказал он, и голос его увял, а комната взорвалась смехом и аплодисментами.

4 |

Готовясь к очередному занятию, Лиз рассуждала, не будет ли жестоко пригласить танцоров. Их молодость и здоровый вид сами по себе способны нанести оскорбление. Однако в данных обстоятельствах они могли бы выступить в качестве медиков, использующих вместо препаратов танец и движение, и Лиз понимала, что их навыки и опыт стали бы весьма полезны для группы. Она помогла написать заявку на спонсирование. И все же, когда молодые люди вошли, практически вплыли в комнату, по сравнению с ними даже Амира показалась скованной и неуклюжей. Двигались они легко и упруго, и в языке тела наблюдалась кошачья вкрадчивость. Только один из них принял предложение выпить кофе. Двое других принесли с собой пакетики с травяным чаем. Голоса у них были мягкие, тела сильные, и Лиз предвидела, что скоро кто-нибудь из присутствующих потеряет голову.

На подготовительной стадии много обсуждали возможные риски. Когда речь идет о людях с ограниченной подвижностью, которые опираются на трости и ходунки и чьи ноги в любой момент могут их подвести, упоминание о танцах вызывает беспокойство. Но Амира настаивала, что при использовании комбинированных способов общения, чтобы развить в человеке способность рассказывать о чем-то, необходимо включать в учебный процесс как можно больше движений. Пациенты не привыкли пользоваться своим телом, говорила она. Мне бы хотелось расширить их представления о возможном. Все это звучало убедительно, но кураторам занятий все-таки пришлось давать письменную оценку риска для каждого члена группы и обосновывать целесообразность активных движений.

Само собой, в этот раз группа успокаивалась дольше обычного. Амира сдвинула столы к стенам, расставила только стулья и убедилась в том, что танцоры равномерно распределились между пациентами. Те не обращались к гостям, но постоянно поглядывали на них.

Амира напомнила всем, что сегодня они договаривались немного подвигаться, и попросила всех доброжелательно отнестись к новым практикам. Она представила танцоров — Гевин, Рейчел и Шармейн — и передала по кругу ламинированные карточки. Рэймонд представлялся первым. Сегодня он пришел один и говорил тише, чем обычно.

— Я Рэймонд. Привет. Да. Рад. Славно, славно. И. И это, здесь, вот, славно.

Он указал на счастливое лицо и на картинку с изображением пляжа, песчаного замка и резвящихся в волнах детей.

— Вы были на пляже, Рэймонд?

— О да. Верно. Славно. Славно. Пляж. Да.

— В такую погоду?

— Ха! Ха! Нет, нет. Вот так, видите, так… — Он поднял руку и сделал в воздухе дугу, имея в виду что-то вроде: уехал, улетел, далеко.

— Вы ездили за границу? На выходные? Где вы были?

— Точно, да, славно. Славно.

— Куда вы ездили, Рэймонд?

— А, вот. Д, Д, Д. — При каждом звуке он дергал головой, пытаясь вытряхнуть слово.

Амира старалась помочь.

— Доминикана? Вы ездили в Доминикану? Ах, наверняка там было здорово.

— Ха! Ха! Нет, нет, нет. Вот так, видишь. Д, Д. — Он тыкал пальцем в пол, подыскивая слово.

— Внизу? Где-то на юге? Страна или город на «Д». Кто-нибудь догадался? — Амира осмотрела группу, приглашая помочь ей.

— Дания!

— Джайпур!

— Джа, Джа, славно. Вот так, понимаете.

— Джерси? — предположила Кэрол.

Рэймонд повернулся и с восторгом указал на нее.

— Да! Точно. Славно. Джерси. Точно.

— Вы ездили на остров Джерси? Ну, вряд ли погода подходила для купания. В такое-то время года.

Анна попыталась представить, как повезет Роберта в отпуск. Эти фантазии изнуряли. Она понимала, почему Барбара доводила Рэймонда до двери и оставляла его. Ей самой требовался отпуск. Анна взглянула на Роберта, который, наклоняясь вперед, ожидал своей очереди говорить. Теперь он охотно принимал участие в групповых занятиях. Прикреплял к пиджаку бейдж и здоровался с присутствующими. Это должно ее радовать, сказала Анне Бриджит. Сосредоточься на хорошем. Наверно, она была права. Неделя выдалась сложной. Мысли Роберта были заняты экспедицией коллег на Блафф-Пойнт, и особенно тем, кто будет работать на станции К. Он нашел на сайте Института архив записей с веб-камер. Изображение было зернистым, в кадре ничего не происходило, но Роберта записи заворожили. Хотя «заворожили» — слово неподходящее. Он не мог от них оторваться, но увиденное раздражало. Он злился. Плакал больше обычного. Ему прислали копию институтского отчета о смерти Томаса, и он медленно перечитывал его снова и снова. Иногда тыкал пальцем в какое-нибудь слово. «Рация», или «протокол», или «метеоусловия». Фрэнк тоже прочитал отчет и с энтузиазмом сообщил Анне, что оснований для привлечения отца к ответственности не найдено. Она ответила, что и сама умеет читать. Ладно, извини, но, мама… он не виноват в том, что там произошло, — он это понимает? Анна в ответ заметила, что в отчете говорится всего лишь о недостатке доказательств чьей-то вины. Мама, черт возьми, что ты хочешь этим сказать?

Она ничего не хотела сказать.

Фрэнк приехал домой на выходные, и Анна попросила его посидеть с отцом, пока она съездит на встречу Общества друзей. Она уже несколько месяцев не посещала собраний. Вопреки ее опасениям, о Роберте никто не спрашивал. Все здоровались и оставляли ее в покое. Тишина в комнате дарила облегчение. Тишина без всяких ожиданий. Она села, все сели, стулья заскрипели, заскребли ножками по полу. Что-то происходило, и одновременно ничего не происходило, и Анна решила ходить сюда почаще.

Роберт слушал, как остальные представлялись. Потом взял ламинированные карточки и рассказал группе, что настроение у него хорошее и на этой неделе он работал за компьютером. Передал карточки Анне, и она произнесла то, чего от нее ожидали.

Для начала они занялись так называемым рукоделием. Трое пациентов образовали пары с танцорами, а остальные наблюдали. Партнеры в каждом тандеме сели друг напротив друга, почти соприкасаясь руками. Амира сказала, что они должны повторять движения, словно в зеркале, не отрывая один от другого хотя бы кончики пальцев. Она быстро показала, как это делать, с одной из танцовщиц. Женщины поднимали, опускали и разводили в стороны руки: расставляем пальцы, сводим пальцы, сжимаем кулак, касаемся одним пальцем, едва касаемся. Движения были медленными, но плавными, и трудно было понять, кто ведет, а кто ведомый.

Лиз встала и подошла чуть ближе. Раздалась тихая музыка, и они начали.

Мэри много говорила. Ее рука не всегда слушалась хозяйку. Она совершала дрожащие движения, которые ее партнер, Гевин, осторожно повторял. Соприкасаться кончиками пальцев было сложно. Они подняли над головами пару неуклюжих рук и медленно опустили их на колени. Гевин смотрел на женщину. Задание требовало неотрывно смотреть друг другу в глаза. Когда Мэри попыталась отвернуться, Гевин вывернулся и удержал ее взгляд. С лица его не сходила ласковая улыбка. Глядя на то, как молодому человеку приходится наклоняться и извиваться, чтобы не потерять глаза Мэри, легко было забыть, что упражнение предполагает движения руками. Я здесь, словно безмолвно говорил он. Останься со мной, Мэри. Я держу тебя.

— Бледное блюдце упало? — спросила Мэри. — Бледное блюдце упало? Безусловно, упало.

Гевин улыбался и ловил ее взгляд. Правая рука Мэри, как всегда, безжизненно лежала на колене, но левая порхала в воздухе.

— Облака плотно переплетаются в полете, — сказала она.

Ее движения были все еще медленными и прерывистыми, но Гевин подхватывал это стаккато и втягивал его в плавный поток. Когда их движения приобрели определенный ритм, Мэри расслабилась и перестала отводить глаза.

— Весна веет вещим ветром, — бормотала она.

Музыка звучала в комнате совсем тихо, не заглушая обрывки разговоров и шум дороги под окном. Лиз заметила сосредоточенность на лице Роберта. Он повторял движения за своей партнершей, Шармейн, и даже опускал плечи каждый раз, когда их руки меняли направление. Он хотел все сделать правильно.

— Неприкасаемы мы были, и вот теперь, — уверенно произнесла Мэри.

Через несколько минут они остановились, и танцоры поменяли партнеров. Лиз намеренно поставила Питера во второй заход, чтобы он смог сначала посмотреть на первую группу и понять, что делать, но ему все равно было трудно. Женщина, которая за ним ухаживала, села рядом и постаралась объяснить подопечному суть упражнения; он кивнул, ничуть не поняв ее. Питер выбрал Рейчел, и когда она подняла правую руку, повернув к нему ладонь, он тоже поднял правую руку. Она поменяла руку, и он сделал то же самое, она терпеливо попыталась коснуться его руки, и он потянулся в другую сторону.

Полин, сидевшая в паре с Гевином, отвлекалась, наблюдая за непонятливостью Питера, и все время наклонялась к нему, чтобы привлечь его внимание.

— Пит! Пити! Питер, не так! Нет, нет! Эту руку, Пит, эту руку, смотри, смотри, смотри. Эту руку. Он неправильно, он неправильно. Он делает. Пит! Пит!

Амира подошла к ней и постаралась успокоить, но женщина никак не могла угомониться. Она встала и передвинула стул, Гевин передвинул свой, но Полин продолжала поворачиваться, чтобы посмотреть, что делает Питер.

Каждый раз, когда Рейчел пыталась дотронуться до руки Питера, он просто повторял ее движения другой рукой. Рейчел подстроилась и стала расширять диапазон своих движений.

— И вот мы здесь и все и каждый и руки в воду опустили и мы все ниже, видишь, видишь, все ниже дальше все мы входим в море и вот с оглядкой и бултых и в воду вот вокруг пузырики вверху внизу вода в воде пока мы машем смотри, смотри, смотри.

Они подняли руки над головами, опустили к полу, развели в стороны. Когда Рейчел потянулась рукой влево, она, кажется, вышла за пределы поля зрения Питера справа. Его рука замерла на краю этого слепого пятна, словно дальше для него просто ничего не существовало, и подождала, пока рука Рейчел вернется. И все это время Питер довольно улыбался и поддерживал разговор.

— И вот мне мнится мудрый мир возвертится волнами вокруг для вас и для вас и для вас и вот он волнует всех и мы примерещимся миру мелодией волн и воды минуя мглу и молнии смотришь, видишь, понимаешь?

Сопротивление и беспокойство пациентов стало ослабевать, и танцоры начали постепенно синхронизировать движения, каждая пара отражала действия соседней. Робкие угловатые движения слились в неуклюжий танец. Наблюдатели замерли от удивления. Когда музыка прекратилась, поначалу никто не хотел опускать рук и отрывать взгляд от партнера.

— Долбаный корень, гребать-колотить, — произнес Шон.

5 |

После первого занятия с танцорами Полин больше не приходила. Амира ездила навестить ее, но уговорить вернуться не смогла. Полин была сердита, раздражена и быстро закончила разговор. Ее сестра вышла проводить Амиру до машины, и та попросила передать Полин, что ее всегда ждут в группе. Она просто хочет вернуться к полноценным урокам с логопедом, объяснила Кэрол. Хочет восстанавливать речь, а не разглядывать картинки и не махать руками.

Амира ожидала неудач, но эта оказалась болезненной. Ей представлялось, что группа делает успехи, и Полин в том числе. Лиз посоветовала коллеге не принимать это на свой счет, но трудно было забыть, каким небрежным тоном Кэрол отвергла ее помощь. Особенно ранило слово «полноценные». Она хочет продолжать полноценные уроки с логопедом. Как будто Амира не проработала методику. Можно подумать, я тут в игрушки играю, сказала она Лиз. Это прозвучало знаешь как: позовите менеджера. Понимаешь, что я имею в виду?

Лиз явно не понимала.

Но все остальные пациенты продолжали посещать собрания и привыкли к присутствию танцоров. Все с облегчением поняли, что никто не будет заставлять их танцевать по-настоящему. Нужно было с самого начала избегать этого слова.

Похоже было, что ее подопечные даже начали получать удовольствие от собраний группы. Быстрее занимали места в начале каждого занятия, не затягивали с представлениями. Рад, да, ходил в магазин, да, точно, следующий.

Руководила обычно Рейчел. Она организовывала разминку: просила поиграть пальцами, потрясти руками, потянуться к потолку, покачать туловище из стороны в сторону. Вставать она не предлагала, остерегалась. Вводя те или иные движения, девушка не просто говорила, что делать, а ходила по комнате и показывала всем, что имеет в виду. Выпрямите руки, растопырьте пальцы, покрутите плечами вперед-назад. Рейчел нашла способ спрашивать разрешения с помощью прикосновений; всегда была готова убрать руки, если почувствует сопротивление, но твердо была уверена, что любое сопротивление сойдет на нет. Амира подозревала, что некоторые из присутствующих не привыкли к прикосновениям такого рода. Они больше привыкли, что их ведут и направляют. Во избежание неприятностей.

Гевин тесно работал с Мэри, помогая ей понять, как много движений она может сделать, даже сидя в своем кресле, а Шармейн держалась поближе к Питеру. Он много говорил, но устные инструкции ему часто не помогали. Прежде чем повторить какие-то действия, ему нужно было почувствовать, как его тело совершает их. Но как только он понимал, чего от него ждут, то двигался лучше всех в группе, плавно и изящно.

Сегодня Амира собиралась предложить своим подопечным рассказать что-нибудь с помощью жестов. Поведать свою историю. Придется тщательно подбирать слова, заботясь о том, как они будут восприняты. Но ей казалось, что члены группы готовы к такому заданию. Она включила кофеварку и разложила на столе у двери бейджи.

Ходил Роберт уже гораздо лучше. Он еще опирался на палку, но снова, как всегда делал раньше, шел впереди Анны. Прежде ее эта манера бесила, но сейчас было большим утешением видеть, что муж возвращается к старой привычке. Она спешила следом за ним по коридору. Когда она его догнала, он уже взял из рук Питера бейдж с именем и направился к своему месту. Венедикт варил кофе. Амира подошла к Анне и сообщила, что вообще-то сегодня они попробуют немного другой вид деятельности. Сопровождающим предлагается прийти к концу занятия. Она не возражает? Это может создать чуть иную атмосферу, привнести новую энергию.

Анна взглянула на Роберта. Он что-то говорил Рэймонду, и тот с энтузиазмом соглашался. Танцовщица передала ему кофе. Он и не заметил, что Анны нет рядом. Увидев, как муж похлопал Рэймонда по руке и что-то сказал ему, после чего оба рассмеялись, она ответила Амире: да, конечно, я не против. Пыталась попрощаться с Робертом, но не могла поймать его взгляд.

Снова проявился Люк, хотел поговорить с Доком по видеосвязи со станции К. Им установили спутниковый интернет, и он собирался показать Роберту оборудование. Анна сомневалась, что мужу понравится эта затея. Но Сара приехала на выходные и помогла организовать связь. В конце концов, что тут сложного? Кликнула на ссылку в почте — и на экране появился Люк, стоящий около красной хижины на станции К. Позади него — горы, хребты и голубое небо. Анна и Сара на мгновение притихли. Они видели много фотографий Роберта из экспедиций, но этот вид казался намного более близким и неожиданно более реальным. Прежде чем Роберт успел открыть рот, Сара перегнулась через него и попросила Люка показать им окрестности. Молодой человек поднял телефон и медленно очертил им в воздухе широкий круг. Они увидели хижину, складские амбары, туалетный блок, длинный щебнистый склон хребта Гэррида, снежную дымку над вершиной ледника Эверарда вдалеке. Анна узнала все это по картам, фотографиям и многочасовым разговорам. Люк начал рассказывать Роберту об установке оборудования для спутниковой связи. Сообщил ему, что по вечерам они с ребятами теперь смотрят видео с котиками в «Фейсбуке», и по реакции Сары было ясно, что он шутит. Дразнит Роберта. Роберт кивнул, произнес «ха» и поинтересовался состоянием взлетной лыжни. Картинка и звук иногда зависали и тормозили. Когда закончили, Роберт ничего не сказал. Сара записала адрес электронной почты Люка, на случай если возникнет необходимость связаться.

Анна вышла из здания медцентра. Деревья качались на ветру, последние листья отрывались от ветвей и плавно опускались на влажную землю. Машины на проезжей части теснились одна за другой и медленно двигались вперед, окна мутнели от мороси. Она открыла зонт и перешла дорогу в сторону парка. Куда идти, она не знала. Уже забыла, что можно делать в свободное время.

Например, сесть в кафе и посмотреть почту. С тех пор как ее вычеркнули из списка лиц, оформляющих заявки на финансирование, работа уже не была такой срочной, но письма все же нужно было читать. Завлабораторией заверила, что профессиональные качества Анны всегда будут высоко цениться. Как только ваша ситуация изменится и вы сможете вернуться в строй, мы снова поручим вам ведущую роль, пообещала она. Это никак не отразится на вашем положении. В такое трудное время нечестно нагружать вас рабочими задачами. Как преподавателю ей дали годичный отпуск. Сейчас она занималась связями с общественностью и некоторое время отвечала на запросы о доступе к информации.

Далеко уходить нельзя — вдруг нужно будет быстро вернуться, если Амира сообщит о неприятностях. А пока можно позвонить Саре или Фрэнку и узнать, как у них дела. Ей много кому нужно позвонить. А можно ничего этого не делать.

Анна оглянулась на ряд высоких окон на втором этаже и пошла по парку. Дошла до берега реки, свернула направо и зашагала по тропинке, подальше от города, чтобы ее никто не мог найти.

— Шон, я попрошу вас просто упасть спиной назад, а я вас поймаю. Хорошо?

— Что это за, нах, еще. Пардон. Кто сейчас?

— Падайте, ладно? Наклоняйтесь назад. Наклоняйтесь, наклоняйтесь, наклоняйтесь. Падайте. Вот так. Понятно? Я вас поймала.

— О господи. Гребаный батон. Пардон. Пипец. Пардон. Эй, Роберт. Роберт. Ты, ты. Здоровяк. Ты. Давай теперь ты, ебт. Пардон.

— О да, славно! Точно, славно.

— Шон! Шон, давайте попробуем еще раз. Роберт будет следующим. Так. Выпрямите спину. Не оглядывайтесь. Наклоняйтесь, наклоняйтесь. Падайте. Вот так. Еще раз.

— Можно не надо. Ну ладно. Ладно.

— Всего-то. Наклоняйтесь, падайте. Хорошо?

Они снова говорили об историях из жизни. Амира старалась приучить их к тому, чтобы эта идея стала основной на их занятиях, повторяя, что с каждым наверняка происходили любопытные случаи и другим будет интересно услышать о них, и разве это не увлекательно — придумать разные способы поведать о них миру?

— Роберт?

Лиз заметила, что он отвлекся: смотрел в окно, наблюдал за тем, как качаются деревья, за движением транспорта по дороге. Услышав свое имя, он повернулся и слегка выпрямил спину.

— Да, да.

— Роберт, расскажите нам что-нибудь о себе. Чем вы занимались перед тем, как вас настиг инсульт?

— Да, вот еще бы. Да.

— За время наших встреч мы уже кое-что узнали о вас, но не могли бы вы рассказать чуть больше? Кем вы работали?

Роберт кивал и закрывал глаза, чтобы сосредоточиться, осмысляя вопрос.

— Роберт, — сказал он, приложив руку к груди: это я, я говорю о себе, я Роберт. — Роберт. Аббат. Провод, провод. — Он развернул на коленях воображаемую карту, стал водить пальцем по несуществующим линиям и указывать на далекие расстояния, а потом показал, как надевает на спину рюкзак. — Экс, экспо, экспо. — Он постучал по груди, чтобы извлечь оттуда слово. — Проводник.

— Точно. Славно, славно.

Лиз пожалела, что Анне не удалось этого увидеть. Ей казалось, жену бы обрадовало, как после длительного сопротивления Роберт оказался в центре внимания и рассказывал о себе.

— Вы работали проводником, Роберт? Давайте все послушаем Роберта.

— Да. Поддержка. Помощь. Хм. Ник. Помощник. — Он с досадой потряс кулаком. — Тех, тех. Поддержка. Для экспорта. Нет. Проводник для. Для эксперта. Нет, нет. Черт.

— Думаю, я понимаю, какое слово вы имеете в виду, Роберт. Проводник в экс…

— Снова гладить волны и святить воду в венах?

— Нет… не совсем. Думаю, Роберт хочет сказать вовсе не это, Питер, но спасибо за попытку.

— И благодарность вам и вам всем вам.

— В экспедициях?

— Да, да, конечно-еще-бы-вот-конечно. Эксперт. Экспорт. Проводник.

— В экспедициях, отлично, Рейчел, спасибо. Итак, вы проводник. Осуществляете техническую поддержку экспедиций? В нашей стране?

Амира превосходно знала, где работал Роберт. Лиз посвятила ее в подробности, включая служебное расследование и щепетильность этого дела.

Роберт покачал головой и указал в пол. Что означало: на юге.

— Ант, ант, ант. — От усердия он надул щеки. Потом потер руки и задрожал, как будто замерз.

— Антарктида? — мягко спросила Амира.

Роберт кивнул и указал на нее, вернее, на слово, которое она только что произнесла, словно оно все еще висело в воздухе между ними.

— Ант, арк.

— Вы были проводником в Антарктиде?

— Да, да, да.

— Как интересно. Кто-нибудь из вас бывал в Антарктиде?

— О, точно! Славно!

— У кого-нибудь есть вопросы к Роберту о работе на Южном полюсе? О том, как там выжить, например. Вы много времени там провели, Роберт?

— Да, да, еще бы. Да. Один, два, три, четыре. Мясца, мясца. Черт! Мясца.

— Месяца? Четыре месяца?

— Да, да, еще бы. Конечно.

— Четыре месяца подряд? Это было однажды или много раз?

— Да, да. Много. Много. — Он показал временные интервалы, сделав в воздухе зарубки.

— Много раз? Каждый год?

— Да, да. Конечно.

— О, славно!

— Так у кого есть вопросы к Роберту про Антарктиду? Шон?

— Это… это холодно же, пипец, пардон, холодно же?

— Черт! Да. Да. Одно.

Рейчел подошла к Роберту и попросила его встать. Потом попросила показать ей, как он чувствовал себя, когда мерз в Антарктиде. Роберт кивнул. Он продемонстрировал, как надевает пальто, перчатки и балаклаву.

— Надеть это. Тепло. Пальто. Брюки, пальто. Руки, пальто. Черт! Нет. Р-р, р-р. Руки, руки.

— Перчатки?

— Да, да!

— То есть вы носили теплую одежду, много слоев.

— Да, еще бы. Конечно.

Рейчел повторила его движения, как будто она одевается, и при этом ее тело словно увеличилось от дополнительных слоев одежды.

— А на улице было холодно?

Роберт надул щеки и дунул, наклонившись вперед против воображаемого ветра.

— Одно. Одно. Это. Вот. Это. — Он дунул сильнее и покачался.

Рейчел закачалась рядом с ним, имитируя сопротивление вихрю.

— Сильный ветер?

— Да!

— И от ветра еще холоднее? Ясно. И что вы делаете, чтобы не замерзнуть?

— Ха! Вот, вот, вот. Да. Да. Вот. — Он проковылял по комнате, двигая согнутыми в локтях руками.

— Что это?

— Да! Да. Давай, давай. Черт.

— Вы все время двигались?

— Да!

— Вам приходилось все время двигаться, чтобы не замерзнуть?

— Да, еще бы, да, конечно.

— Ясно. И возвращались — куда? На базу? Во времянку? Как можно скорее?

— Да, да.

— Роберт! А есть, гребаный батон, пардон, что ты говоришь, ебт, как ты знаешь птички, птички.

— О, точно! Прекрасно!

— Гребаные, пардон, птички, пиджаки, вот.

Шон стал раскачиваться на сиденье, морщась в попытках вспомнить слово.

— Вы спрашиваете про пингвинов, Шон?

— Точно, ебт, да, пардон, пинг, пинг.

— Пингвины.

— Пингвины. Да, плять. Пардон.

— Вы видели пингвинов, Роберт?

— А, да. Нет. Ант, ант. Да. Я, нет. — Он очертил в воздухе круг, указав сначала наверх, а потом куда-то вниз.

— В Антарктиде ведь живут пингвины, правда?

— Черт! Да. Да! Но я, нет. Нет.

— Их нет там, где вы работали?

— Да, да, конечно. — Он снова обрисовал круг и указал куда-то внутрь него.

— А, это карта? Антарктиды? И вы работали где-то южнее?

— Верно!

— И пингвинов там не было?

— Нет, нет. Еще бы. Нет.

— Слишком холодно для гребаных птиц, пардон. Да?

— Роберт, у вас дома есть карты Антарктиды?

— Еще бы, да.

— Может, принесете в следующий раз, чтобы показать нам? И еще какие-нибудь фотографии. Мы хотим побольше узнать о работе на Южном полюсе.

Роберт пожал плечами и кивнул. Амира поблагодарила его, но он поводил рукой перед лицом.

— Нет. Нет. Но, но. Трудно. Сейчас. Слова, сейчас. — Он надул щеки и выпустил изо рта воздух.

— Трудно говорить, Роберт. Я знаю. Не получается выразить свою мысль словами?

— О да, верно!

— Еще как, ебт.

Роберт медленно потер лицо. Он повернулся, чтобы сесть, и потерял равновесие. Стал клониться на сторону, и уже казалось, вот-вот упадет, как тут к нему подскочила Рейчел, подхватила его и усадила на стул. Никто не проронил ни слова. Ветер гулял в голых ветвях деревьев за окном, и их тени ползали по полу.

6 |

— Нет, сейчас мы пройдемся по числам, хорошо?

— Номер семь?

— Нет, восемь. Под номером семь был Блетчли-парк. Шифровальная школа. Все помнят Блетчли-парк?

— О да, славно. Верно, точно.

— Итак, номер восемь: как звали жену Шекспира?

На этой неделе Амира арендовала помещение на более долгое время и начала с викторины. Танцоров она попросила прийти попозже, после перерыва. Ей казалось, что пациентам пойдет на пользу смена ритма. Занятия по движению шли хорошо, но требовали большого напряжения. Она опасалась, что подопечные будут противиться танцевальной терапии, но на деле все получилось совсем иначе. Люди искали свои способы двигаться. Чудес не происходило, но иногда упражнения будили эмоции. Приблизительно на такое воздействие Амира и рассчитывала, но все равно испытывала смешанные чувства. Будоража этих несчастных, возможно впустую, она ощущала себя манипулятором. Из головы не выходили слова, сказанные сестрой Полин: она хочет вернуться к полноценным урокам с логопедом.

Викторина, однако, была принята благосклонно. Вопросы вызывали шум и суматоху, и Амира сомневалась, что подает их правильно. Но главной целью занятия была работа в парах, и она удалась.

— Итак, жена Шекспира. — Амира оглядела комнату.

Шон пытался произнести имя. Мэри уверенно улыбалась, а Рэймонд жестом побуждал ее говорить вслух.

— Кто ответит? Мэри?

— Энни кот и фея котофей, — произнесла Мэри, откладывая ручку и аккуратно соединяя ладони.

— Попробуйте еще раз, Мэри. Думаю, у вас почти получилось дать правильный ответ.

Мэри терпеливо взглянула на нее, словно ждала, когда ее поймут.

— Нет-нет-нет! — внезапно выпалил Шон. Он хотел сказать свое слово.

— Шон? Шон и Венедикт, у вас есть что сказать?

— Много, много, много, ебт, пардон. — Каждый раз, когда у него, несмотря на все усилия, вырывалось ругательство, Шон слегка тряс головой.

Венедикт смотрел на него.

— Думаю, Шон есть хороший ответчик, — сказал он.

— О, это верно, славно, — поощрительно произнес Рэймонд.

— Ма. Миссус. Миссус!

— Что вы говорите?

— Миссис Шейку-пир!

— Миссис Шекспир, верно, славно! Славно!

Сара приехала домой на неделю и попросила разрешения съездить с Робертом на занятие. Выходя из дома, они замешкались и опоздали на автобус. Роберт кипел от ярости. Автобус ушел раньше, но когда Сара упомянула об этом, он не обратил на ее слова внимания. Она все равно оказалась виноватой. Пришлось полчаса дожидаться следующего автобуса, в такой холод. Он никогда не умел ждать.

Анна смотрела, как они сидят бок о бок на остановке, втянув головы в плечи, как угрюмые подростки. Это напомнило ей, как Сара всегда ненавидела ездить в школьном автобусе, как злилась на Анну за то, в первую очередь, что они переехали в новый дом в глухомани, за то, что у них не было машины, как обижалась, что отец вообще никогда не появляется дома. В те годы в ней бурлило много ярости. Она выражала ее в основном молчанием и хлопаньем дверьми и в знак протеста красила волосы в черный цвет.

Сара заговорила первая. Она спросила Роберта, как ему нравятся групповые занятия и что они делают сейчас. Он театрально вздохнул, выразительно глядя на часы и как бы отвечая, что они опаздывают.

— Хорошо, папа, я поняла. Расскажи мне о группе.

Он надул щеки и покрутил руками, как делал, когда имел в виду: не знаю, трудно объяснить, что ты хочешь от меня услышать? Она спросила, приятные ли у него одногруппники, и Роберт пожал плечами.

— Нормально, — произнес он. — Нормально.

Фрэнк тоже спрашивал об этом, когда звонил в последний раз. Есть ли польза от посещений группы? Ты заметила, чтобы у отца улучшалась речь? Похоже, он намекал, что это какие-то подозрительные занятия. Кому-то выгодно морочить больным людям головы. Анна сомневалась, что некто решил организовать встречи инвалидов из какой-то корысти.

Улучшений речи нет, ответила она Фрэнку, и он произнес: «Вот о чем я и говорю» — тем гневным тоном, каким всегда намекал, что оказался прав.

У Сары были те же вопросы. Она давно не приезжала домой. На работе завал, и вырваться трудно. Но она призналась, что ей тяжело видеть Роберта таким: нерешительным и запинающимся, постоянно повторяющим всего несколько фраз. Смотреть, как лицо отца искажается от ярости, когда он не может донести свою мысль. Как он все время нетерпеливо отворачивается от собеседника. Анна возразила, что не замечала ничего такого, и Сара ответила: конечно, она и не надеялась, что мать заметит.

— Я слышала, вас там заставляют танцевать, папа?

Роберт резко мотнул головой.

— Нет, нет, нет. Не танец. Нет. Движение. Движение.

Анна знала, что для него это важное различие.

— Значит, движение? И как это происходит?

Снова пожатие плечами, а потом пришел автобус.

Когда доехали до медцентра, Анна позволила дочери проводить отца наверх. Она смотрела, как парочка идет по коридору к лифту, Роберт тяжело опирается на трость и пытается шагать впереди. Анна повернулась и отправилась на свою обычную прогулку вдоль реки. Ее беспокоила недавняя обмолвка Сары. Они говорили о Люке, о дознании, и Сара обронила: когда она поинтересовалась у Люка, почему тот не рассказал сотрудникам Института всю правду, он только спросил, чье мнение, на ее взгляд, для них весомее. Анна хотела уточнить, что молодой человек имел в виду. Вроде как он на что-то намекал, но она не могла понять, на что именно. Это же очевидно, мама!

Сколько она себя помнила, ей постоянно говорили, что все очевидно. И никогда она не догадывалась, о чем речь.

— Начисляю вам один балл, Шонн. Это не совсем точный ответ, но вы все равно молодец. Всем остальным — два балла, если вы догадались об Энн Хатауэй. Думаю, вы это имели в виду, Мэри?

— Кото-фея, котофей.

— Можете прочитать то, что вы написали, Мэри?

— Энн. Энн Хат. А. Вей.

— Отлично! Вы молодец. Так. А вот и Роберт. Привет, Роберт.

Молодая женщина вместе с ним, вероятно, его дочь. Амира увидела сходство с Анной, но дочь выглядела более уверенной в себе. Не боялась смотреть в глаза. Амира подошла, чтобы поприветствовать их обоих, и объяснила Роберту, что они заканчивают викторину. Вы можете сесть вон там, рядом с Питером, сказала она и представилась.

— Очень приятно, а я Сара, дочь Роберта. Я, наверно… я вернусь за ним — когда, к двенадцати часам? — Говоря, она смотрела мимо Амиры на Роберта, не решаясь оставлять его здесь.

— Вообще-то почему бы вам тоже не остаться? — не успев подумать, произнесла Амира. В поведении Сары было что-то такое, отчего казалось, что ей будет полезно посмотреть на отца в этих обстоятельствах.

— А это удобно? Я вам не помешаю? Ну, то есть разве посторонним можно присутствовать?

— Сопровождающие обычно приходят позже, но я с удовольствием сделаю для вас исключение.

— Ну, тогда ладно. Я только…

— Если хотите, садитесь вон там у окна, рядом с Лиз.

— Хорошо. Не беспокойтесь. — Сара направилась в угол комнаты и сняла один из составленных друг на друга стульев.

Амира заметила, что, проходя мимо отца, дочь пыталась встретиться с ним взглядом, но Роберт внимательно смотрел на Питера, силясь разобрать, что тот хочет сказать. Амира вернулась в середину круга и снова завладела всеобщим вниманием, продолжив викторину.

— Ах, этот вопрос совсем легкий для вас, Роберт, раз уж вы здесь. Это номер девять. Номер девять. Кто первым достиг Южного полюса?

— Ха! Черт! Еще бы, еще бы.

— Конечно, Роберт, да. Я так и думала, что вы знаете ответ. Питер, вы поднимаете руку? У вас есть ответ?

— Мы шли и шли под спудом там где мир нас одолевал и долгий день долгий жестокий день вы видите он пришел он пришел и ветер долго выл и ночь прошла для вас и для меня и так оно шло и шло до конца времен для вас и для меня, понимаете?

— Что ж, спасибо, Питер. У кого-нибудь есть другой ответ?

— Спасибо вам и вам и вам, понимаете.

— Скотт! Бравый Скотт! — выкрикнул Шон, хлопнув рукой по столу.

— Нет, я вижу, Роберт качает головой. Это явно не был бедный капитан Скотт, правда? У вас есть ответ?

— Да, конечно. Ест. Есть.

— Вы уже записали его? Мэри, прочитайте, пожалуйста, что написал Роберт.

— А-мунд-сен побит и холодом скрутим.

— Амундсен, превосходно. Он был норвежцем, да, Роберт?

— Да, да, конечно.

— И, насколько я понимаю, был подготовлен намного лучше, чем Скотт.

— Ха. Черт. Черт. Да.

— А вы когда-нибудь добирались туда?

— Хм. Так, так.

— К Южному полюсу, я имею в виду.

— Ха! Нет. Нет. Долго, далеко.

Он очертил в воздухе круг, указал на его край и на себя, а потом в центр.

— Это очень далеко от того места, где вы работали?

— Ха! Черт, да, да, еще бы, конечно.

— Это пять, ебт, пардон. Пятьсот миль, да?

— О, правильно! Славно.

— Да, да, ну, еще бы. Больше, больше.

Шон снова запел, на этот раз о готовности отправиться в долгий путь. Когда он хорошо знал песню, слова лились четко и ясно, и ему это доставляло огромное удовольствие. И я бы прошел пять сотен миль, пел он.

— Спасибо, Шон. Это чудесно.

— Можете рассказать нам немного о своей жизни до инсульта, Венедикт?

Венедикт пожал плечами и уставился в пол. Он стоял в середине круга, лицом к Амире. Ему не сразу удалось выйти вперед, но сделал он это с охотой. Сейчас он к этому готов, подумала Лиз. Своей тростью он с силой стукнул по полу. Рука дрожала от напряжения, требующегося, чтобы стоять прямо. Это была крепкая рука.

— Лиз сказала, что вы работали программистом. Это было здесь, в Кембридже? Чем именно вы занимались?

Еще одно пожатие плечами, на этот раз с другим смыслом: я бы мог вам ответить, но это неважно. Я мог бы вам ответить, но вы не поймете. Сложно облечь это в слова.

— Сейчас вы можете пользоваться компьютером, Венедикт? Он остается частью вашей жизни?

Венедикт сморщился. Снова пожал плечами, опять по-другому: голова медленно опустилась, плечи сгорбились. Это означало: и да и нет. Сложный вопрос. Трудно объяснить.

Венедикт часто отвечал, пожимая плечами. Лиз заметила это еще на индивидуальных занятиях. Она пыталась научить его другим способам коммуникации. Видимо, ему ошибочно казалось, что движения плеч могут выразить большой спектр смыслов. Не могли бы вы выразить свой ответ как-то иначе, Венедикт?

Рейчел тихонько подошла к нему и стала повторять его жесты. Поначалу Лиз даже показалось, что девушка его передразнивает. Но делала она это с деликатностью. Утрировала его движения, примеряла их на себя. Поднимала плечи, роняла голову. Выдвигала вперед губу, опускала ее. Венедикт остановился. Лиз видела, что он едва сдерживает желание оскорбить Рейчел.

— Ха, — произнес он наконец.

Рейчел развернулась к нему лицом, и он поднял голову, чтобы посмотреть ей в глаза. Амира не переставала задавать вопросы, потом Рейчел присоединилась к ней, и обе стали говорить по очереди, как будто пели дуэтом:

— Как вы жили до инсульта, Венедикт?

— Как вы жили до инсульта?

— Расскажите, что вы с вами случилось.

— Расскажите о ваших чувствах.

Другие танцоры встали около Венедикта лицом к группе и показывали движения: поднимали плечи, поворачивали ладони к потолку, опускали головы на грудь. Этот импровизированный танец стал приобретать ритм. Амира топала ногой при каждом движении плечами, тщательно поддерживая такт. Дочь Роберта вынула телефон и стала было записывать, но Лиз попросила ее не делать этого.

— Каковы ваши задачи на ближайшее время и на отдаленное будущее?

— Какая. Ваша жизнь до?

— Вы хотите, — сказал Роберт, — вы хотите, аббат? — Он наклонился к Венедикту и Рейчел, голос его звучал громко и четко. — Аббат, аббат, вы хотите снова рабо-тать?

Венедикт и танцоры дружно посмотрели на него и в очередной раз пожали плечами, и Роберт ответил тем же. Он выглядел очень довольным собой.

Питер поправил галстук и заговорил:

— Можешь войти со мной в воду, Венедикт, можешь войти по пояс и подождать пока волны поднимутся выше и все вокруг воспарит вверх и мы поднимемся и мы омоемся и вода вода вокруг и взмоет над твоими плечами?

Они пожали плечами, и засмеялись, и остановились.

— Можешь, ебт, пардон, можешь говорить медленнее?

— О да! Верно. Верно.

7 |

— Бу-бу-бу-бу. Бу-бу-бу-бу.

Слово, конечно, разломилось пополам еще до того, как вылетело в воздух. Буря. Буря. Ничего сложного. Совет молодой женщины не спешить не помогал. Препятствие вовсе не в недостатке времени.

— Бу-бу-бу-бу. — Он тер лицо и не бросал попыток. Повторите сообщение. Помехи. Повторите. — Бар. Бор. Бут. — Зараза!

— Буква? Буквы?

— Нет. Бу-ур. — Проблема в том, чтобы заставить губы принять правильную форму, даже если ты хорошо знаешь слово. А для этого способов не много.

— Хотите сказать «буря», Роберт?

— Да, вот, еще бы. Бу-бу-буря. — Точно, дамочка. Принято.

— Была буря?

— Да. Бу-буря. Еще бы. Нет буря, нет буря. Бум! Бум! Буря идет идет. Уф! Буря!

Пока он пытался говорить, молодая женщина стояла рядом с ним. Стулья были сдвинуты в конец комнаты, и все смотрели на него. Задавала вопросы Амира.

— Буря началась внезапно, Роберт?

Рейчел резко хлопнула в ладоши. Звук напоминал треск льдины. Роберт взглянул на нее. Сейчас он снова находился на станции К, на вершине ледника Пристли, и наблюдал, как буря быстро движется по направлению к ним. В тот миг, когда он понял, что удар будет сокрушительный. Собрался с силами. В тот миг, когда он понял, что ошибился, оставив двух других. Не ошибился. Ушиб. Обился. Ошибся.

— Да, да, конечно. Очень. Очень внезапно. Большая буря. Бум!

Рейчел взяла стул и с грохотом бухнулась на него. Мэри взвизгнула от удивления. Роберт поводил рукой перед лицом.

— Бум! Бум! Нет буря, вот буря идет, бум! Черт!

Он отшатнулся назад, отброшенный порывом ветра. Рейчел вытащила стол на середину комнаты и смотрела на него с ожиданием. Роберт не знал, чего она ждет. Он стоял на краю обрыва. Еще один порыв ветра — и его собьет с ног. Рация не работает. Он позволил Томасу выйти на лед.

— Скажите нам это еще раз, Роберт.

— Нет буря. Небо, небо. Бум!

Когда он произнес «Бум!», Рейчел вдруг опрокинула стол. В комнате повисла тишина, а потом поднялся гвалт.

— О, верно, славно, славно, верно!

— Нет-нет-нет, ебт, это то самое!

Роберт наблюдал за реакцией окружающих. У него было такое чувство, что он не знает названия.

— Ха! Черт! — Они хотят знать больше. Продолжить доклад. Повторить сообщение. — Да! Большая буря. Бум! Буря!

— Ясно, так, значит, эта буря пришла внезапно?

— Да, да, конечно.

— А перед тем — уже было холодно?

— Ха! Ха! Одно. Одно. Ант… ант… Одно.

Слова всегда где-то прятались. Приходилось тянуться к ним, словно они лежали в кладовке на верхней полке. Вне досягаемости. Или остались на улице, засыпанные снегом, и нужно было их откапывать. Когда он не мог достать до слов, то заполнял паузы жестикуляцией. В этом ему помогала женщина. Лиз. Покажите нам, Роберт. Любым способом.

Он потер руки и задрожал как будто от холода. Ткнул пальцем в пол, на юг, до самой Антарктиды.

— Но вы были в специальной одежде, защищающей от холода?

— Да, еще бы, да.

— Что вы носили, Роберт? Можете показать, как вы одевались перед выходом на улицу на базе?

В тот миг, когда он понял, что лишился. Ушибся. Неправильно сделал. Когда он понял, что должен все исправить, пока никто об этом не узнал. Не раскусил его.

Роберт пошел к своему стулу и сел. Закрыл глаза. Амира подумала было, что он отказывается от участия в занятии. Возникла тишина — остальные члены группы наблюдали, как она отреагирует. Иногда он выполнял задания с неохотой. Подозревал, что у них нет четкой цели. Амира представляла, что если бы Роберт мог добраться до таких слов в мозгу, то назвал бы эти встречи «нецелесообразными» и «нелогичными». Ее удивляло, что он продолжал приходить на собрания, хотя первые два раза ушел с середины. Она ждала. Мэри тихо что-то говорила.

Роберт открыл глаза, зевнул, потянулся и потер лицо. Глаза его блестели — такого Амира еще не замечала. Это было что-то вроде игривости или увлеченности игрой. Нечто совершенно незнакомое. Он встал, потягиваясь, и начал длинную пантомиму, показывая, как одевается, — встал на одну ногу, чтобы натянуть воображаемые брюки, и Венедикт вдруг поддержал его сильной рукой. В комнате все одобрительно защебетали. Рейчел начала осторожно повторять движения рассказчика: надевала мнимые фуфайки и кофты, застегивала на молнию куртку, натягивала толстые перчатки. Закончив, Роберт нетвердым шагом прошелся по комнате, отягощенный будто бы многослойной экипировкой, а не последствиями инсульта. Он потянулся к ручке двери, Рейчел вместе с ним, и когда они оба дернули ее и открыли, их качнуло назад порывом ледяного полярного ветра. Вместе они вышли из хижины, смело встречая его, и группа пошла с ними, представляя стального цвета небо, укутанный тучами горизонт, поворачивающиеся в дали бухты айсберги. Под ногами хрустел лед, ботинки скользили. Их трепал сильный ветер, вялые и неуклюжие руки в толстых перчатках пытались сладить с ремнями и застежками нагруженных припасами саней. Когда Рейчел устремилась навстречу надвигающейся буре, Роберт постучал ее по плечу. Она обернулась к нему с любопытством, мечась между ролью и действительностью.

— С-с-с-с. С-с-стой.

Девушка подождала, и он указал себе за спину.

— Дверь!

Она вернулась, плотно закрыла дверь, и они вдвоем, борясь с ветром, стали пробираться по направлению к отдаленному убежищу с кофемашиной и печеньем.

Разговоры о представлении кипели на медленном огне несколько недель. Амира сложила воедино кусочки истории, и танцоры повторяли одни и те же движения снова и снова. Не стоит ли попробовать еще раз? Может, пригласить сюда публику? Слово «публика» выскользнуло как ни в чем не бывало, будто она надеялась, что ее подопечные ничего не заметят. Но прозвучали и другие подозрительные слова, и они заметили. Публика. Сцена. Освещение. Репетиция. Я извиняюсь, но что, вашу мать, это значит — она, блин, наверно, шутит? О да, верно, верно. Но Амира сказала им, что они вместе прошли долгий путь и было бы здорово, правда же, поделиться своими достижениями? Для начала можно позвать просто близких, родных и друзей и пару-тройку других зрителей. Это будет небольшой спектакль.

Венедикт приносил на встречи ноутбук и собирал изображения для проектора. Картинки, карты, простые тексты. Медленно говорил об освещении и звуковых эффектах. Мэри дала понять, что тоже хочет участвовать. Когда она читала с листа, то говорила четко. Шон в конце концов согласился спеть. Питер пообещал, что будет стоять у дверей и смывать прибой со всего приплывающего к нашему берегу где мы становимся кто мы есть и здесь вы есть вы видите вы знаете и в том направлении вы идете вы понимаете, — и все согласились, что с этой работой он справится хорошо.

Амира попыталась вычленить несколько подробностей из истории каждого. В сценарий вошли скачки Мэри и несчастный случай на стройке Рэймонда. У Шона был сложный рассказ о конкурсе двойников Фрэнка Синатры; им так и не удалось понять, в чем там суть, но это давало ему возможность спеть. Однако основой стала история Роберта. Важен вклад каждого, заверила всех Амира. Но мы ведь любим воющий ветер и драматический антураж, правда?

Пациенты нервничали, меняли свое мнение, кричали. Люди стали отвлекаться. Но Амира назначила дату, и все оживленно распределяли роли и вместе рассылали приглашения. Подготовка продолжалась. Чтобы снизить накал страстей, Амира сформулировала цель предстоящего мероприятия как «поделиться своими успехами». Но легче от этого не становилось.

— И вы не знали, где были двое других?

— О! Верно!

— Роберт?

Это вопрос. Она снова задавала ему вопрос. О чем она спрашивала? Была буря и упорная борьба за то, чтобы спуститься со скалы. Молчание рации. Белый шум.

— Ушли. Ушли. Все бело, — сказал он. — Видно, видно. Видно ничего. Буря.

Этого было недостаточно. Он сказал мало. Он ничего не прояснил.

— Значит, вы вернулись в хижину, так?

Молодая женщина говорила тихо, и все в комнате тоже примолкли. Роберт кивнул. Вошел и с трудом закрыл дверь. Звук бури здесь был приглушен. Он стоял посередине круга, опустив голову и уперев руки в бока. Нужно было снять с себя влажную от снега одежду. Нужно было подойти к рации. От долгой борьбы с вьюгой он чувствовал себя разбитым и задыхался. Голова болела, и он знал, что это плохой признак.

— Вы, наверно, переутомились. Наверно, вы были рады, что вернулись в безопасное место.

— Да, да. Наверно, он был рад. Наверно.

— И тут вы попросили помощи по рации, так?

— Пере… пере… утомился, да.

— Покажете нам рацию? Как вы ею пользуетесь?

Рация находилась очень далеко. Его привлекут к ответственности. Он не должен был подниматься на вершину Пристли, оставив внизу двух неопытных парней. Он должен был сам справиться с этой ситуацией. Будут неприятности. Они скоро вернутся. Буря пройдет, и они со всем разберутся. Они вернутся. Не надо. Рация. Нужно выпутаться из передряги. Голова болит. Он знает, что это не к добру. Стеклянный холод прижимается к лицу.

Там была молодая женщина. Она обвила его рукой за талию. Там была рация. Не используй рацию. Разберись с этой ситуацией сам. Скажи, что рация сломана. Женщина повела его к стулу. Там был Люк, вышел из метели без Томаса. Каким взглядом он на него посмотрел. Оставайся на связи для отчетливой краткости. Ситуация подвержена.

Он на мгновение закрыл глаза, пытаясь вернуть равновесие. Он что-то должен сказать. Стул был очень близко. Когда он открыл глаза, то наклонялся над ним. Там была молодая женщина.

— Б-буря. И нет буря. Бум, тихо, тихо. — Он что-то должен сказать. Он огляделся. Там была молодая женщина. Он наклонялся. Она двинулась к нему. Он наклонялся, пока не начал падать, и потом упал.

8 |

Анна провела весь день в саду: возила на тачке и сыпала толстым слоем компост на овощные грядки и под фруктовые деревья. Она перемешивала кучу преющих листьев всю осень, и там завелось много червей, насекомых и различных микроорганизмов. Правильный, зрелый запах доставлял громадное удовольствие. Из-под земли пробивались ярко-зеленые узелки подснежников и крокусов. Пора было заканчивать и выходить из дома.

Сара находилась в гостиной с Робертом. По такому случаю она специально взяла выходной на работе. Посещение группы вместе с отцом произвело на нее громадное впечатление. Он целиком отдается процессу, только и сказала она. Это трудно было объяснить.

Анна распределила остатки компоста по последней грядке, уложив вокруг кустиков конских бобов. Семена сидели в земле с ранней осени, и пока их рост приостановился. Они ждали своего часа. На фруктовых деревьях проклюнулись первые почки. Воздух был чистым, только с намеком на сырость, веющую от полей и канав позади сада. На полях уже проросла озимая пшеница.

Анна все еще не могла взять в толк, на какое мероприятие их пригласили. Спектакль, что ли? — спросила Бриджит, и она ответила: нет, не спектакль, в приглашении сказано, что пациенты будут делиться успехами. Роберт называет это генеральной репетицией. Сара говорит, что они работают с танцорами, но не танцуют. Бриджит одарила подругу взглядом, исполненным таинственного значения, и выразила сомнение в том, что Тим стал бы связываться с танцорами, если бы вернулся живым. Анна возразила, что Тим и Роберт вообще-то разные люди, так ведь? Бриджит на некоторое время примолкла.

Если Роберт и волновался насчет представления, то тщательно это скрывал. Когда Анна спросила его про настроение, он принял рассеянный вид и ответил, что все хорошо, конечно, еще бы, все хорошо. Такой ответ ничуть не проливал свет на его истинные чувства. Она поинтересовалась, чего ждать от этого представления, что он будет там делать. Муж поводил рукой перед лицом: не может объяснить. Теперь никогда нельзя было сказать наверняка, трудно ли ему подобрать слова или он просто не хочет их использовать.

Около медцентра они увидели Люка. Он чего-то ждал. Анна не понимала, зачем он здесь. Сара ускорила шаг и первая подошла к нему. Сказала что-то, чего Анна не расслышала, и Люк улыбнулся. Коснулась его руки. Молодой человек быстро кивнул и посмотрел через ее плечо на Анну и Роберта.

— Как дела, Док?

— Лу, лу. Люк.

Они обменялись рукопожатиями. Роберт долго не отпускал руку Люка.

— Люк. Вот, еще бы. Ха! Ладно.

— Значит, ты готов, Док? Сара говорит, ты усердно трудился. Что-то новое для тебя, да?

— Еще бы, еще бы. Ничего. Ерунда. Ладно, ладно. Вперед, теперь. Вперед. — И он направился к двери.

Действо должно было начаться только через час, но Роберту требовалось приготовиться. Сара предложила, чтобы внутрь его отвела Анна. Пойду за кофе, сообщила она. Люк может составить ей компанию, если хочет. А к началу спектакля они вернутся. Люк ответил, что он не против. Говоря это, он обращался к Анне, но смотрел на Сару. Парень был определенно не против. Анна хотела задать ему один вопрос, но Роберт уже вошел в здание и ждал лифта.

Когда переступили порог комнаты, Амира взглянула на Анну и сказала, что до начала еще долго. Анна предложила свою помощь в подготовке, Амира поблагодарила и отвернулась. Она окликнула кого-то, спрашивая об освещении. Роберт уже разговаривал с одной из юных танцовщиц, которая не собиралась танцевать. Она была во всем белом. Девушка смотрела на него внимательно и кивала. В углу комнаты устроились два других танцора, которые не собирались танцевать, тоже одетые в белое. Они разминались. Анна нашла стул в конце помещения и села.

Кто-то стоял на стуле у окна и заклеивал стекло черной бумагой. Листы то и дело отваливались и падали на пол, и человек громко бранился. Около проектора суетился мужчина, возился с проводами и смотрел на экран позади себя. Анна узнала его. Это был Венедикт. По синему экрану бежали буквы: «Диск не найден». Венедикт еще поколдовал с проводами и снова оглянулся.

Мэри сидела в каталке недалеко от Анны, громко читая текст с листа бумаги. Она была очень элегантно одета, волосы уложены. Подняв глаза на Анну, женщина улыбнулась.

— Кручу кружевной крючок что мы кричим, — сказала она.

Анна смотрела на нее, пытаясь понять смысл ее слов.

— Простите? — спросила она.

— Когда-то, — снова проговорила Мэри и твердо кивнула.

Анна улыбнулась.

— Мне не терпится увидеть представление, — сказала она собеседнице.

Раздался треск микрофона и громкий шквал белого шума. Венедикт обернулся от проектора и извинился, все остальные закрыли уши руками. Шум стих, и на экране появилось изображение. Это была фотография Роберта, стоящего около красной хижины на полярной станции К. Анна перевела взгляд на мужа. Она не понимала, зачем на экране его снимок. Роберт разговаривал с человеком по имени Рэймонд. Она узнала выражение его лица. Так же муж выглядел на конференциях или других институтских мероприятиях, когда беседовал с людьми, держащими в руках чашки кофе, в переполненных залах. Почти таких же, как эта комната, только больше и оживленнее. Так он выглядел, когда был полностью поглощен чем-то. Когда она была ему не нужна.

Вернулись Сара и Люк. Питер в это время уже стоял у двери и раздавал программки. Они принесли одну Анне, и Сара поинтересовалась, почему мать забилась в последний ряд. Программки объясняли, с какой целью проводились встречи группы и чего участники пытались достичь. Афазия затрагивает все аспекты речевой деятельности, но самой существенной потерей может быть невозможность составить связный рассказ. Вашему любимому человеку трудно поделиться тем, как прошел его день, или поведать внукам о главных событиях в его жизни. Мы изучаем способы рассказывать истории всеми возможными средствами. Большую часть последней страницы буклета занимали логотипы организаций-спонсоров, и среди них выделялся известный университет. Какой высокопарный стиль, подумала Анна. Начать с того, что «любимый человек» — это всего лишь предположение.

К началу спектакля в комнате собралось много народу. Стульев не хватало. Сара и Люк сидели рядом с Анной и разговаривали, но она не могла уловить ни слова. Амира привлекла внимание зрителей и произнесла речь, в основном повторив все то, что было написано в буклете. Она поблагодарила спонсоров и всех участников группы. Свет погас, микрофон затрещал. Венедикт извинился, пошевелил какой-то провод, и в полумраке Анна увидела, как Роберт выходит на середину сцены.

Все началось с темноты. Темная голая комната. Роберт склонился над столом. Сзади светил мягкий белый луч. Запищали сигналы. Длинные и короткие звуки, снова и снова. Свет вспыхнул ярче. Постепенно стало ясно, что Роберт отстукивает сообщение на аппарате Морзе, держа палец на ключе: бип-бип-бип, би-би-би, бип-бип-бип.

Он был в пальто с капюшоном и в перчатках. Не поднимая глаз, он сосредоточенно передавал условные знаки. Все замерли и смотрели на него. Ждали, что будет дальше. Позади него по экрану бежал ряд точек и тире. Одной рукой Роберт снял капюшон и посмотрел в зал.

— Меня. Зовут. Роберт. Я провод. Провод. Ник. Экспо.

Его товарищи по несчастью знали, какое слово он пытается выговорить. И произнесли в уме слово «экспедиция», желая, чтобы оно прозвучало, чертово заковыристое слово, вытолкни же его: экс, экспе, экспедиция. Проводник в экспедиции.

— Я проводник. Помощь. Кх. Кх! Я поддержка, аббат, далеко, путь!

В зале одобрительно засмеялись. О, верно, славно, найди другой способ. Обойди это слово. Венедикт нажал несколько клавиш на ноутбуке, и экран стал усиливать яркость, пока на нем не отразился силуэт Роберта. Док медленно встал, опираясь на трость, и вытянул вперед руку.

— Меня. Зовут. Роберт. Я проводник. Эксперт. У меня инсульт. У меня… у меня… а… афазия. Я тех. Проводник. Я работаю. Ант… Ант… Ант…

Больше никто не смеялся. Роберту никогда не удавалось произнести это слово, которое невозможно выговорить, чертово каверзное слово, — а он все-таки пытался. Венедикт вывел на экран карту мира, стал двигать ее от Европы вниз и, когда добрался до Южного полярного круга и рогатого белого пятна Антарктиды, увеличил. Роберт указал на карту:

— Здесь! Я работаю здесь. Холод. Большой холод.

Он обхватил себя руками, съежившись при воспоминании о полярном климате. Все почувствовали озноб вместе с ним. Бр-р-р, бр-р-р, верно, Роберт. Очень холодно. Зрители пытались не говорить вслух. Но хотели, чтобы он знал: они рядом. Продолжай, Роберт. Ты справишься.

— Я работаю. Я работаю много время. В Ант… Ант… — Он указал на карту. — Много лет. Молодой, старый. Много историй. Это. Это история. Однажды. Работал. Идет буря. — Он коснулся головы и изобразил на лице испуг, словно услышал, как что-то приближается.

— О да, правильно, Роберт, берегись!

— Бу-бу-бу. Бу-бу-бу.

— Большая буря. Идет. Быстро идет!

Одной рукой он взялся за край стола, поднял его и уронил на пол. Свет замигал, и послышался звук, напоминающий гул ветра. Раздались возгласы удивления. Для половины присутствующих это не стало сюрпризом, но от внезапного грохота они тоже вскрикнули. О да, славно, славно. Войди в высокую волну воды. Белый свет продолжал моргать, и вой бури нарастал. Роберт встал на колени позади стола, заслонившись от ветра. Он толкал его плечами, поворачивая в сторону. Это выглядело так, словно бы он прикладывает большие усилия. Давай, Роберт, давай. Ты сможешь. Вперед. Когда он развернул стол на сто восемьдесят градусов, звук ветра стих. Комната погрузилась в тишину. Слышно было дыхание Роберта. Тяжелое дыхание.

— Когда буря пришла. Когда буря пришла. Вдруг. Бум! Бум! Вот. Мои колени. Буря бах. Толкает. Толкает меня. На колени.

Амира стояла у двери, глядя на сцену. Она держала в руках сценарий и безмолвно проговаривала слова. Это вовсе не сценарий, сказала она подопечным ранее. Используйте те слова, которые сможете произнести. Здесь приводятся только подсказки. Роберт нашел свой способ донести мысль, обходной путь, длинный обходной путь. Когда буря. Когда буря пришла. Амира выглядела то ли удивленной, то ли встревоженной. Казалось, она не понимала, как все это получилось. Чертова неуправляемая орава. Шесть месяцев встреч в этой комнате, и им удалось такое. Быть этого не может.

Свет погас, и в темноте одна танцорка подошла и помогла Роберту сесть на стул. Стол унесли. И когда снова зажегся свет, зрители увидели Мэри — ее вывозил на середину сцены одетый в белое Гевин. На нее был направлен прожектор, и все в ожидании замолчали. Она медленно начала читать с листа, который держала в руках. Читая, Мэри произносила слова четко, и на нее уже не смотрели в растерянности, как часто бывало прежде. Она подняла руку, как бы говоря: подождите, вот послушайте.

— Когда-то. Мы рассказывали. Свои истории. Словами.

— Мэри! Славно, славно, верно, Мэри, скажи свое слово, пардон, но это так!

— Теперь мы говорим. Мы говорим… другими способами.

Раздались аплодисменты, ободряющие крики, но многие зрители стали просить своих соседей помолчать и послушать.

Выступали все по очереди. Мэри рассказала о скачках, о том, как ранним утром собирала тренеров на ипподроме «Даунс». Шон поведал о своей работе в пабах и спел без аккомпанемента. Рэймонд поднял руки и поделился ужасающими подробностями о несчастном случае, который его искалечил. Для иллюстрации на экран выводились фотографии. Снова грянули аплодисменты, прозвучали восторженные возгласы, и опять одна половина зала попросила другую успокоиться.

Роберт еще раз вышел в заключительной части, наклоняясь под вой бури. Звук усиливался, и он шатался на ветру. Рейчел стояла рядом, повторяя его движения. Он закрыл рукой глаза, словно прикрывая их от солнца, и стал всматриваться в горизонт. Потом достал из кармана рацию и поднес ее ко рту. Шум бури сменился шипением белого шума, изображающим радиопомехи.

— Это… Док. Прием! Прием! Черт. Ну же. Слышишь… меня? Слышишь… меня? Конец связи.

Он стал клониться назад и наклонялся, пока не упал. Рейчел вовремя успела подхватить Роберта и удержать. Пока тускнел свет, она медленно опускала его на пол.

Сначала было тихо, потом раздались отдельные хлопки, и наконец зал взорвался такими громкими аплодисментами и криками, что этот рев почти напоминал вой ветра или ломаный треск белого шума.

В конце концов аплодисменты перешли в оглушительные овации, что удивило Анну, поскольку народу в комнате было не так уж и много. Те, кто мог, встали и сопровождали хлопки восклицаниями. Сара попыталась что-то сказать и обвила рукой талию матери. Стоящий рядом с ней Люк приложил ладони ко рту и крикнул «браво». Гвалт поднялся невероятный.

Анне пришло в голову, что ей полагается испытывать восторг и удовлетворение. Но ей было невыносимо грустно. Печаль казалась до странности уместной. Как будто Анна получила на нее разрешение. Трудно было выразить это чувство словами.

Она всего лишь хотела, чтобы Роберт вернулся из Антарктиды живым. И он вернулся, но сильно изменившимся. Ваш любимый может стать другим человеком, но он по-прежнему будет рядом. Групповые занятия задуманы для того, чтобы вселять надежду. Мы работали вместе над этими историями несколько недель и теперь хотели бы поделиться ими с вами. У нас есть что вам рассказать.

Он вернулся.

В комнате вспыхнул яркий свет, и она увидела, что Роберт смотрит в ее направлении. Между ними сновали люди. Он моргал, словно плохо видел. Приложил руку к глазам козырьком. Анна помахала ему, чтобы привлечь внимание. И он помахал в ответ.