Стандартная ширина колеи

Что до агентов недвижимости из лондонского Уэст-Энда, то в двух вещах можете не сомневаться. Первое - цены всегда будут выше по сравнению с теми, которые были в прошлый раз. Второе - среди того, что продается или сдается в аренду, всегда найдется хотя бы один дом на Синклер-роуд.

Синклер-роуд идет за «Олимпией»* {* Большой выставочный зал в западной части Лондона.} к вершине Эддисон-гарденз в Шепердз-буш. Это длинная прямая дорога, по сторонам которой стоят большие викторианские дома с террасами, разделенные на квартиры. Ничего необычного в этом нет, возможно, подумаете вы, но на самом деле Синклер-роуд весьма необычна.

Как-то поздним ветреным вечером, ближе к концу минувшего года, я рассматривал объявления в витрине агентства недвижимости близ Шепердз-буш-грин и заметил пару местечек на Синклер-роуд. Я зашел в офис с намерением просмотреть список квартир и как можно быстрее выбраться на улицу - лично против агентов недвижимости я ничего не имею, но лучше бы они все-таки не требовали вашу душу в обмен на список квартир.

Оба агента, мужчина и женщина, были заняты, а другого видимого источника информации не наблюдалось. Мужчина, хорошо: сложенный, темнокожий, тридцати с небольшим лет, разговаривал по телефону и вертел на указательном пальце связку ключей, хвастливо расписывая кому-то на другом конце провода достоинства квартиры-студии на Хаммерсмит-гроув. Женщина, тонкая, как трубочист, и вытянутая, как сигарета, выглядела на десять лет старше его тридцати с чем-то. Она отбивалась от странноватых вопросов, которые ей задавал посетитель. Проигнорировав предложение женщины сесть, вопрошатель стоял, опираясь руками о край стола, за которым сидела женщина. Больше всего ему хотелось знать, делятся ли продаваемые ими дома вертикально или горизонтально. Он и так и этак пытался сформулировать свой вопрос, но женщина, казалось, была не в силах его понять.

- Мы продаем квартиры и дома, - говорила она. - Некоторые дома разделены на квартиры.

- Горизонтально или вертикально? - спрашивал он и при этом рубил рукой воздух. - Так или так?

От напряжения на лбу у женщины выступили глубокие морщины, точно мужчина высек их движениями своей руки.

- Простите, - наконец сказала она, - но кажется, я не могу помочь вам.

Ее коллега продолжал разглагольствовать и крутить ключи, желая, по-видимому, затянуть разговор. Я, однако, не сомневался, что звонивший уже повесил трубку.

Особенно меня заинтересовало то, что, когда я вошел в офис, первые слова, которые услышал от этого ненормального клиента, были «Синклер-роуд».

Неожиданно безумец нахмурился и резко отвернулся от стола, за которым сидела женщина. Я впервые увидел его лицо; глаза его излучали тревогу. Он отворил дверь и вышел. Я заметил, в каком направлении он двинулся, затем повернулся, чтобы выразить женщине сочувствие, но она еще не отошла от напряжения, поэтому я быстро попросил список квартир. Она достала его из ящика и протянула мне, не говоря ни слова. Я вышел из офиса и направился по Гоулдхок-роуд. Небо над мостом между Хаммерсмит и Сити становилось глубоко-розовым. Через полчаса все станет однообразным оранжево-пурпурным, что в Лондоне сходит за ночь. Безумец повернул и вошел в «Весбар». Я остановился снаружи и стал смотреть в окно, как молодые, модные и красивые расступаются, чтобы дать чужаку возможность подойти к стойке, где он проворчал что-то барменам, пока те не уступили и не дали ему то, что мне показалось стаканом воды из-под крана.

Я вошел и спросил два пива, указав на ряд охлажденных бутылок.

- Хотите пива? - спросил я у него. Он сверкнул глазами.

- Я был в агентстве недвижимости, - пояснил я. - Меня заинтересовало это вертикально-горизонтальное деление. Выпейте пива и расскажите мне.

Он отвернулся.

- Мне кажется, я знаю, о чем вы говорите, - солгал я. Он повернулся в мою сторону.

- А вам-то что? - спросил он, беря пиво.

- Просто интересно.

И он рассказал. Обычное деление улицы - один дом, состоящий из первого этажа, второго, а может, и третьего, соседствующий с другим домом, - не отражает действительного соположения этих пространств. Между одним вторым этажом и другим больше однородности, нежели между любым пространством второго этажа и первым этажом под ним или третьим этажом выше.

- Понятно, - сказал я, пожалев о том, что зря потратился на пиво.

- А она, - пробормотал он, снова отворачиваясь, - недостаточно высока.

- Вы это о ком?

- Да об этой женщине, агенте. Не очень высокая.

- А вы-то откуда знаете? Она ведь сидела.

- Я знаю.

Он продолжал коситься в сторону, наблюдая за людьми вокруг, точно от любого из них можно было ждать нападения.

- Как вас зовут? - спросил я.

- Марко.

- Недостаточно высока для чего, Марко? - спросил я.

- Да просто она шла к югу отсюда.

- О чем это вы?

- Отсюда две минуты пешком.

Я подумал о том, чтобы купить ему еще пива, из жалости, и тем самым облегчить свой карман. Но мне не хотелось оставлять его здесь. Он попал не в то место. Уже скоро после открытия «Весбар» стал ежедневно заполняться с раннего вечера людьми, которых обычно не увидишь в Шепердз-буш. Молодые, стильные, безостановочно курящие: треугольные сумки, узкие пиджаки, прически, какие делают модникам в Хокстоне* {* Район в восточной части Лондона.}.

Откуда они взялись? Тут они не живут; никогда не увидишь, чтобы они несли покупки или входили в какие-либо дома. Где тот кастинг, который они прошли? Они не из тех любящих повеселиться девушек и юношей, которые трясутся от холода возле «Уокэбаут»* {* Сеть австралийских пабов в Лондоне, где танцуют и продают крепкие напитки.}, на западе Грина, и не из той толпы показушных любителей выпить, что оккупировала с севера «Слаг-энд-Летис», как только там открылись. Да и вряд ли от них можно ожидать, что они потащатся в дорогущий «Буш-бар-энд-Грилл», чтобы там поесть, быстренько пропустив перед этим пару стаканчиков. Они тут надолго. (Раньше все было иначе. Во время ланча заведение было почти пустым. Здесь любили собираться продюсеры Би-би-си. Я рассказывал им за минеральной водой о своем фильме, а они все приговаривали: «М-м-м, да. Очень занятно», но никогда не перезванивали.)

- Хочешь посмотреть на нее? - спросил Марко, глядя на меня сквозь грязные пряди волос.

- На что? - спросил я, поглаживая свой бритый череп.

- На старую линию, которой больше не пользуются. То, о чем я все это время говорил, черт возьми.

Я вынужден был признаться, что почти ничего не понял из того, что он сказал, а теперь и тем более, но вышел вместе с ним, потому что мне в общем-то понравилось неуместное выражение эмоций, да и опасным он не казался. Мы свернули с Гоулдхок-роуд на Ричфорд-стрит.

На Ричфорд-стрит чего только нет. Дантисты, психологи, иностранные издатели и частные предприниматели трутся спинами с проститутками, психами, убийцами и всевозможными жертвами будущих жестоких преступлений. Я знал там кое-кого, в основном это были люди из первой группы. Интересно, куда Марко меня повел. У меня не было с собой камеры, которая обычно защищает меня в скользких ситуациях.

Мы дошли до конца Ричфорд-стрит и продолжали идти. У Трассли-роуд Марко остановился.

- Вон там, - сказал он.

Слева от нас виадук уводил линию Хаммерсмит-Сити к югу, к Хаммерсмиту. Пространство под виадуком было оккупировано автомастерскими, специализирующимися, на разных марках автомобилей. Марко указывал на остатки еще одного железнодорожного виадука на той стороне улицы.

- Там.

- И что?

- Это она, линия, которой не пользуются. О ней я и говорил.

Я посмотрел на него.

Со стороны Хаммерсмит-гроув послышались шаги. Мы оба обернулись и увидели приближавшуюся к нам молодую женщину среднего роста. Она перешла на другую сторону дороги, чтобы обойти нас, и направилась к железнодорожному мосту.

- Совсем невысокая, а? - спросил я, когда она повернула за угол.

- Дюймов шесть будет.

Если бы я тогда знал, почему его интересуют высокие женщины, то воздержался бы от замечания.

В последующие несколько дней я был занят собственным проектом, своим фильмом о Синклер-роуд. Я надеялся, что он попадет на один из новых цифровых каналов Би-би-си, которые скоро должны были появиться в эфире. Никто его не увидит, но не в этом дело. Мне заплатят, что-то появится в прессе, и я смогу получить заказ на следующий фильм. Таков был план, не бог весть какой умный, но все-таки план, который у меня возник после продолжавшихся несколько лет попыток наладить контакты с Би-би-си и бесчисленными маленькими компаниями по производству фильмов. Я столько потратил времени на разговоры и встречи, что этого хватило бы на всю жизнь, и все без толку.

Замысел фильма заключался в том, что все в Лондоне живут на Синклер-роуд либо когда-то будут там жить. Мне казалось, что это неплохая находка - сделать небольшой фильм об улице, несколько особенной. Оборот жителей там и правда необычайно высок. Я все время встречаюсь с людьми, которые живут там или, как они сами говорили мне, жили там в прошлом. Ученый, которого я встретил на вечеринке около года назад, его знакомый архитектор, тоже живший там; музыкант, с которым я познакомился через друзей-писателей; парень, которого я подвозил домой после игры в футбол. Дошло до того, что всякий раз, когда я спрашивал у человека, где он живет, то ждал, что мне непременно ответят: «На Синклер-роуд».

Дома я отредактировал несколько кусков своего фильма, одновременно уделяя внимание бутылке водки. Я прокрутил панорамный вид квартир, расположенных на верхних этажах домов на Синклер-роуд, и меня поразило, как это похоже на небольшой фрагмент с поездом, который я снял накануне на линии Хаммерсмит-Сити около Латимер-роуд. Прокручивая оба фрагмента назад и вперед на различных скоростях, я вспомнил, что Марко говорил об улицах, на которых полно домов, разделенных скорее горизонтально, чем вертикально. Кончилось тем, что его теория повлияла на то, как я отредактировал фильм, и кадры с Синклер-роуд стали перемежаться с кадрами поезда.

Усталый и полупьяный, прежде чем рухнуть, я решил полчаса посидеть в сети. Я проверил рассказ Марко о линии, которой не пользуются, и обнаружил, что он говорил правду. Когда-то была линия, тянувшаяся от станции Эддисон-роуд (теперь Кенсингтон Олимпия) до Хаммерсмит и далее до Ричмонда. Она шла к северу вдоль линии Уэст-Лондон, параллельно Синклер-роуд до Эддисон-гарденз, затем сворачивая влево.

Обычно по утрам я дожидался почту, прежде чем выйти из дома, а в это время ждал ее особенно, поскольку поместил объявление в газете «Сцена» о найме актрисы или модели.

«Возможно, придется обнажаться, - особо оговорил я, - без аванса», так что резюме не шли потоком. Однако на следующий день еще и почта не пришла, а я уже отправился с камерой на Синклер-роуд.

Маршрут бывшей линии найти было легко. Поскольку он шел в углублении ниже уровня улицы, были заметны горбы там, где разные дороги перекрыли линию. На западной стороне Шепердз-буш-роуд был даже парапет, с которого можно было увидеть гаражи, где когда-то была станция, обслуживавшая Шепердз-буш. На восточной стороне дороги спустя пятнадцать лет или около того после закрытия линии в 1916 году был выстроен впечатляющий жилой квартал, «Грампиан»* {* Жилой комплекс для сотрудников телекомпании «Грампиан». Т. е. Грин-парк, в Лондоне.}, в стиле «арт-деко». Мне пришло в голову, что я сотни раз переходил через этот бывший мост и всякий раз задумывался - зачем он здесь? Если посмотреть на запад, то надеешься увидеть чуть более величественный вид, нежели ряд гаражей и несколько старых машин. Этот пейзаж всегда мне казался неудачно решенным.

Старая линия проходила под линией Хаммерсмит-Сити южнее станции Гоулдхок-роуд, а затем выпрямлялась и взбиралась на собственный виадук, кусок которого Марко и показал мне на Трассли-роуд.

Я пошел к Синклер-роуд через Грин, потом срезал путь возле бензозаправки и тут заметил фигуру, поднимавшуюся по откосу. Вскоре она исчезла на парковке возле одного из высоких домов. Забавно. Иногда кажется, что человека узнаешь на улице, хотя и не уверен в этом, даже если видишь его прямо перед собой, и при этом не знаешь, признаться или нет. Окликнешь, а это не он, тогда выглядишь глупо, так же глупо, как если бы не узнал того, кого знаешь, а еще есть такие, кого узнаешь моментально, на сто процентов, даже со спины, пусть они и растворяются на парковке.

Вместо того чтобы окликнуть Марко, я последовал за ним. Прежде у меня не было причины заходить на эту или другую ближайшую стоянку. Я живу в двухкомнатной квартире, которая стоит больше, чем я могу себе позволить, над супермаркетом «24 часа» на северной стороне Грин, и свою «Мазду» паркую на улице.

Наверху склона был навес. Я подождал, пока Марко дойдет до другого конца, повернет налево и снова окажется при свете дня. Я прошел мимо пары джипов и новейшего «Ягуара». Роскошные машины для дома с муниципальными квартирами. За навесом была открытая площадка для стоянки. На дальнем ее конце низкая стена и забор из железной сетки отделяли припаркованные машины (среди них - два «ровера-мини») от двадцатифутового углубления до задней стороны жилого дома в стиле «деко», до «Грампиан». Я понял, что углубление представляет собой русло линии, которой больше не пользуются. Марко стоял впереди, рядом с забором. Насколько я мог разобраться в ситуации, он пытался заглядывать в квартиры. Каждые несколько секунд он опускал свой взор до уровня, где когда-то, сто лет назад, прошел бы поезд. В этот момент я начал подозревать, что его интерес к старой линии совсем не тот, что у краеведа. Не успев сообразить, что делаю, я приставил камеру к глазу и стал снимать его. Кто бы он ни был - местный сумасшедший или сторонний наблюдатель, - в фильме он будет смотреться хорошо, и неважно, согласился он в нем участвовать или нет. Если бы он захотел, мы могли бы отснять еще кое-что на Синклер-роуд; если нет, то пусть он останется длинноволосым зрителем в грязном пальто, расплывчатая фигура на пыльном пейзаже. Полный контраст с обнаженной женщиной, если только мне удастся ее найти.

Марко увидел меня. Я опустил камеру, но его, похоже, не очень-то волновало, что я делаю. Я подошел к нему.

- Я работаю над фильмом о Синклер-роуд, - сказал я ему, - Поскольку ты рассказал мне о старой линии, я понял, что и она должна попасть в него. Она ведь здесь шла?

- Ты их тоже слышишь? Я удивленно поднял брови.

- Поезда.

- А что, один из них только что прошел? Я пропустил его? Я рассмеялся как бы про себя, пожалуй, даже искренне.

- Из моей квартиры хорошо видно, - сказал он.

- А где это?

- А где ты думаешь?

Мы вместе направились к Синклер-роуд. Подойдя к ее восточной стороне, ближе к Эддисон-гарденз и мосту через железную дорогу, мы поднялись на верхний этаж, где у него была квартира-студия, пропахшая ладаном и сыростью.

- Хорошая квартира, - сказал я.

- Дерьмовая дыра, - пробормотал он.

Я задумался. Мои посещения агентов недвижимости преследовали две цели. Я хотел собрать свидетельства того, что на Синклер-роуд высокий оборот, как я уже говорил, но я также искал дешевую квартиру, которую можно было бы снять, для использования в фильме. Так может, я уже нашел ее, и за аренду платить не надо. Комната квартиры-студии была в общем-то не загромождена: небольшой виниловый диван, переносной телевизор и свободно стоящая книжная полка, полная книг по магии и биографий Алистера Кроули. Я посмотрел в окно. И правда, только с этого угла видно, если смотреть на улицу, какие большие это дома и сколько, должно быть, народу живет там одновременно. То, что случайному прохожему казалось трехэтажными домами, на самом деле состояло из пяти этажей, если считать самый нижний этаж и мансарду, которые, кажется, были во всех этих строениях.

Услышав, как рвут бумагу, я обернулся и посмотрел на Марко. Он открывал письма, открывая верхнюю или нижнюю часть конверта.

- Вы всегда так открываете письма? - спросил я.

- Разумеется, - ответил он.

- Почему «разумеется»?

Он снова рассмеялся как бы про себя и показал мне конверт формата А5.

- Откройте один из таких в затемненной комнате, тогда поймете, - сказал он.

Я по-прежнему непонимающе смотрел на него. Тогда он задвинул портьеры обоих окон, погрузив комнату в полумрак, и кинул мне конверт.

- Открывайте, - сказал он. - Вскрывайте там, где заклеено. Я понял, что он имеет в виду, и тем не менее открыл конверт согласно его указаниям. Как я и ожидал, там, где склеенные части распались на длинные тягучие волокна, появился слабый фосфоресцирующий свет. Я видел его и раньше, но не понимал его природу.

- Так, значит, это вам не нравится? - спросил я. - То, что он фосфоресцирует?

- А что тут может нравиться? Что они задумывают против меня все более и более странные вещи? А ведь я не дурак, и вы это знаете.

- Да-да, знаю, - сказал я. Раздвинув портьеры, я посмотрел на железнодорожную линию. - Значит, это и есть линия Уэст - Лондон? - спросил я.

- Да.

- А линия, которой больше не пользуются, шла рядом с ней?

- Да, на этой стороне. Так как же мне спать по ночам? Она постоянно шумит. Постоянно. Поезда никогда не останавливаются. Никогда.

Марко прижал ко лбу подушечку ладони, словно методист, обучающий актеров, как нужно изображать головную боль.

- Понятно, - сказал я. - А можно спросить - это что такое?

Я указал на небольшую кучу земли на полу близ окна и на непонятные знаки на стене, сделанные мелом.

- Это мое дело, - мрачно произнес он.

- Не хотите - не говорите.

Идя домой, я думал о земле. Я смутно вспомнил, что читал что-то о магии и предсказаниях. Африканские колдуны гадают о будущем по разбросанной земле. Содержимое книжных полок Марко свидетельствовало о том, что у него далеко не праздный интерес к оккультным наукам. Интересно, как далеко они его увлекли.

Я представил себе квартиру и подумал, что надо бы разрезать этот жалкий ковер, чтобы обнажить доски, лежащие под ним. Все, что мне было нужно, это правильное лицо и еще чтобы оно находилось в этой квартире и смотрело из нее на Синклер-роуд.

Придя домой, я нашел это лицо.

На коврике для вытирания ног лежала небольшая груда корреспонденции. Я забрал ее в квартиру. Потом я сделал нечто такое, чего никогда прежде не делал. Сам не знаю, почему я это сделал - может, просто вспомнил о Марко, а может, так, без всякой причины, взял да и решил досадить бедняге, однако я выбрал самый большой конверт и вскрыл его так, как он это делал, разорвав и верхнюю часть, и нижнюю. Слишком поздно я понял, что конверт содержал ответ на мое объявление в «Сцену»: письмо, краткая биография и черно-белое фото восемь на десять.

Я тотчас извлек то, что осталось от фотографии. Корреспондентка обратила внимание на мое предупреждение насчет наготы, да и снялась в чем мать родила. Руки и ноги у нее были темные, что заставило меня подумать, уж не азиатка она или арабка. Грудь и живот светились от соседнего открытого окна. Возможно, это окно в квартире Марко. Между грудями и пупком был проведен ряд горизонтальных линий, которые, как мне показалось, были сделаны хной. Ее левая рука лежала на грудине, чуть ниже горла, что показалось мне до странности уязвимым жестом для женщины, которая добровольно позирует обнаженной.

Я высыпал на пол то, что оставалось в конверте. Голова женщины, которую я столь бесцеремонно оторвал от тела, была повернута кокну, на лице - далекий, задумчивый взгляд. На другом клочке, который я невольно оторвал от фотографии, были ноги модели. Вокруг лодыжек были все те же рисунки, сделанные хной, в виде точечных линий. Только собрав все три куска, я смог сполна оценить ее высокую статную фигуру.

Я взглянул на письмо и краткую биографию. Ее звали Вита Рей. Наверное, сценический псевдоним. По ее словам, она хотела работать, потому что стремилась попасть в кино. Позирование для фото говорило о том, что она легко держится перед камерой. Она сообщила номер своего мобильного телефона и адрес в Пэддингтоне, похоже временный.

Я знал, что лучше бы мне выждать еще несколько дней, пока придут другие биографии, но мне было скверно оттого, что я нехорошо обошелся с фотографией Виты Рей, к тому же она подходила для «Синклер-роуд», и я набрал номер ее телефона.

Наша первая встреча состоялась на самой Синклер-роуд. Вита Рей приехала в такси. Когда она выходила из машины и расплачивалась с шофером, я впервые увидел, какая она высокая. По меньшей мере на два дюйма выше моих пяти футов семи дюймов. Мы прошли всю Синклер-роуд, пока я объяснял ей, о чем фильм. Когда мы дошли до конца улицы, я взглянул на чердачное окно дома номер 148. Занавеска шевельнулась или мне показалось? Трудно сказать наверняка, особенно когда солнце отражается от стекла.

Мне Вита показалась немного нервной, но готова была начать немедленно. Я заставил ее идти в мою сторону, а сам смотрел в окна, мимо которых она проходила.

- Я хочу, чтобы вам было интересно узнать, кто здесь живет и чем занимается, - объяснил я.

Она вела себя естественно. На камеру не обращала внимания, двигалась изящно. Я уже начал было, хотя и преждевременно, поздравлять себя по поводу того, что выбрал ее. Я попросил ее расстегнуть пальто. Когда она это сделала, я увидел еще один замысловатый рисунок, сделанный хной вокруг шеи в виде ожерелья уже после того, как она сфотографировалась. Может, он и раньше там был, и я порвал фотографию именно в этом месте, подумал я.

Дойдя до конца улицы, мы наткнулись на Марко, который шел со стороны «Олимпии», так что либо мне показалось насчет занавески в его квартире, либо он действительно увидел нас и сразу вышел, сделал крюк и вернулся. Я познакомил их друг с другом. Марко тайком посматривал на Биту, когда та отворачивалась, и его взгляд казался мне недобрым и расчетливым. Только потом я понял, насколько расчетливым.

- Значит, и вы снимаетесь в этом фильме? - спросил он у нее, почему-то пытаясь задеть нас обоих одновременно. - Я тоже в нем занят. ›

Биту не очень-то вдохновила перспектива сниматься с ним вместе.

- Нам надо идти, - сказал я, беря ее за руку. - Увидимся. Я проводил Виту до «Олимпии» и посадил в черное такси.

Когда машина тронулась, она оглянулась и посмотрела на меня через заднее стекло. Я неловко помахал ей рукой. Больше я ее живой не видел.

Через пару дней я назначил встречу в квартире у Марко. Если бы мне только удалось выставить Марко из его квартиры на полчаса, заставить его сбегать по какому-нибудь надуманному поручению, тогда мы с Витой могли бы кое-что отснять. Много времени мне не требовалось, а инстинкт мне подсказывал, что и она работает быстро.

Мне нужно было попасть туда первым, чтобы она не оставалась наедине с Марко. Однако, как это всегда бывает, один продюсер с Би-би-си позвонил мне утром того дня, когда мы должны были снимать. То была женщина, с которой мы чуть-чуть не договорили в прошлом. Только что появилась возможность кое-что сделать, говорила она, и грех упускать шанс. Что-то можно сделать для Би-би-си-2. Не мог бы я зайти и обсудить несколько идей? Она предложила удобное для нее время. Я спросил, нельзя ли встретиться пораньше или вообще перенести встречу на другой день?

- Эта возможность появилась только что, - повторила она, из чего я заключил, что все может так же быстро и кончиться.

- Хорошо, буду, - сказал я. - Но до трех мне нужно уйти. Надо бы мне было сказать «нет», но тогда я этого не знал.

Теперь-то я это точно знаю, а вот тогда не знал, хотя можно было бы и поспорить, что я часто делаю, а вот тогда не сделал.

Без десяти три я продолжал ходить взад-вперед по вестибюлю Уайт-сити, когда наконец появилась Аманда, быстро направлявшаяся к проходной. Меня подмывало сказать ей, что я должен идти, но подобные встречи засасывают тебя, лишая возможности сопротивляться. Я вошел в здание, мы поднялись наверх и обсудили несколько идей. Она сказала, что даст мне потом знать, но я знал, что она этого не сделает. Или сделает, но через полтора месяца.

Было четыре часа, когда я добрался до Синклер-роуд. Сколько я ни нажимал на звонок Марко и сколько ни колотил в дверь, никто не отзывался.

- Ты сам отдал ее мне, - шепотом скажет потом Марко, когда я приду к нему.

Тело Виты было найдено у гаражей на западной стороне Шепердз-буш-роуд. Она лежала поперек колеи линии, которой больше не пользовались, на асфальте, накрывшем давно не существующую дорогу. Ее ноги, отрезанные чуть выше лодыжек, обнаружили ближе к гаражам. Голова откатилась на несколько дюймов в сторону жилого дома, которому принадлежали гаражи. Было быстро установлено, что, судя по количеству крови, пролитой на месте, Вита, несмотря на обезглавливание и двойную ампутацию, имевшие место средь бела дня, на глазах местных жителей и прохожих, в то время была еще жива.

Марко, всего в крови, взяли возле «Весбара». Он не отрицал того, что отвел Биту к гаражам и присутствовал в момент ее смерти, которую он приписал не своим собственным усилиям и ножовке с кровавыми отпечатками его пальцев, найденной на крыше одного из гаражей, а поезду, который выскочил из туннеля под Шепердз-буш-роуд и так и не смог остановиться.

По мнению суда, Марко не был безумен, он просто из кожи вон лез, чтобы произвести подобное впечатление. Я считал иначе, вплотную пообщавшись с властями. Я не только верил в опасность того, что могу вызвать против себя обвинения, я был бы им рад. Вышло же так, что с меня сняли все подозрения и предоставили свободу судить самого себя. Это было незадолго до того, как стали поступать предложения. На этот раз встречи проходили неформально. Я мог выбирать свои собственные проекты. Устанавливать свой бюджет. Реклама гарантировалась.

Я отверг предложения, несмотря на тот факт, что теперь у меня было еще меньше работы, чем раньше. Домовладелец дал мне понять, что я должен съехать с квартиры.

Всякий раз, когда мне казалось, что я уже довольно пожертвовал и теперь могу вернуться к нормальной жизни, я навещал Марко.

- Ты сам отдал ее мне, - прошептал он.

- Она же высокая, - сказал я. - А почему она должна быть высокой?

- Стандартная ширина колеи - четыре фута восемь с половиной дюймов.

Я посмотрел на него. Его взгляд утратил живость.

- Мне негде жить, - сказал я ему.

- Переезжай в мою квартиру, - ответил он. - Ты ведь всегда хотел жить на Синклер-роуд.

Не так уж сильно я этого и хотел, скорее, я всегда верил в то, что раньше или позже это произойдет. Не много прошло времени после того, как я туда перебрался, и тоже стал слышать шум поездов. Они появлялись посреди ночи, когда на линии Уэст - Лондон прекращалось движение.

Я измерил свою голову в замызганной ванной Марко. Примерно девять дюймов от макушки до адамова яблока. От подошвы до лодыжки четыре дюйма. Девять плюс четыре будет тринадцать. Если отнять тринадцать дюймов от пяти футов и девяти с половиной дюймов - рост Виты, озвученный в суде, - то остается четыре фута восемь с половиной дюймов. Стандартная ширина колеи.

Я лишь немного ниже ростом, так что мне надо еще подрасти.