Стану тебе женой (СИ)

Глава 12

— Куколка, я уеду на несколько дней. Ты пока поживёшь с папой и бабушкой. Хорошо?

— А куда ты едешь, мамочка? — спрашивает дочка, отправляя в рот ломтик картофеля фри.

Перевожу взгляд на сидящего рядом Радмира. В отличие от меня, он выглядит спокойным как удав, у меня же сердце разрывается напополам. Я впервые в жизни куда-то уезжаю без дочки и поэтому чувствую себя паршиво.

— Лиз, мы с твоей мамой поженились и у нас сейчас медовый месяц. Прости, заяц, мы втроём ещё съездим на море. Я тебе обещаю, — вместо меня отвечает Радмир.

— Мам, а почему я не могу поехать с вами? — крошка расстроена, да я и сама уже ничему не рада.

Беру дочку за руку, целую её каждый пальчик. Моя любимая малышка, как же трудно делить себя напополам между дочерью и любимым мужчиной. Они не конкуренты друг другу, нет. Но иногда их параллельные прямые пересекаются, и тогда я оказываюсь в тупике. Я не хочу выбирать.

— Лиз, я…

Слова застревают в горле, и мой взгляд переключается на Радмира. Я ничего не говорю, но он всё понимает по глазам, поэтому моментально принимает решение за нас всех.

— Одну минуту, — улыбается муж и просит мой телефон, чтобы позвонить Островскому.

— Это бесполезно, — говорю шёпотом. — Он не отпустит её.

— Я попробую.

Радмир встаёт из-за стола и уходит. Оставшись с дочкой вдвоём, продолжаем есть бургеры и картошку фри. В кафе, куда мы пришли, сейчас почти пусто и я с лёгкостью нахожу взглядом Радмира. Наблюдаю за любимым через призму стекла. Хоть я и не слышу разговора, то сердцем чувствую, что ничего хорошего не получится. Вова в жизни не разрешит вывезти дочку заграницу, да он скорее руку себе отгрызёт, чем подпишет какие-либо документы.

***

Взявшись за руки, гуляем с мужем по пляжу. Широкая улыбка не сползает с моих губ, а голова так и вертится по сторонам, потому что здесь очень красиво — настолько, что захватывает дух. И мне даже кажется всё это сном, красивой сказкой, в которую попала случайно.

— Рад, я всё время хотела спросить, почему ты со мной? Что во мне такого особенного? Я постоянно задаюсь этим вопросом, но никак не могу понять.

— Я влюбился в тебя. Больше нет других причин.

— А за что ты меня полюбил?

Он вдруг останавливается, берёт меня за обе руки, держит крепко, смотрит в глаза. А в глазах тех плещется океан нежности и чего-то ещё, такого знакомого, до боли родного. Я и сама смотрю на мужа с обожанием и если он меня сейчас спросит, то я с лёгкостью смогу ответить, за что его полюбила.

Я полюбила его за то, что он, ворвавшись в мою жизнь, перевернул всё вверх дном; не спросив разрешения, забрался ко мне в самое сердце, растопив глыбы льда. Я полюбила его за силу и мощь, за решительность и настойчивость. За то, что он однажды стал для меня стеной, укрытием, отгородив от целого мира. Я ничего не боюсь, когда рядом он и это, пожалуй, дороже всех денег, всех миллионов.

— Разве любят за что-то, Наташ? Любят вопреки.

— Даже так, — ухмыляюсь от неожиданного ответа. — Тогда вопреки чему ты меня полюбил?

— Вопреки всему. Ты была замужем, когда я тебя встретил впервые и на меня совсем не смотрела. А я сразу знал, что будешь моей. Я как тебя впервые увидал, у меня сердце будто наружу выпрыгнуло.

Его признания взрываются в моём сердце красочным конфетти. И я тянусь губами к небритой щеке, но Рад перехватывает инициативу и мы сливаемся в крышесносном поцелуе.

***

В номере по-прежнему тихо. И хоть Лиза крепко спала, когда мы с Радом ненадолго уходили, я всё равно первым делом заглядываю в спальню. Распластавшись на спине и раскинув в стороны руки, моя маленькая звёздочка сладко спит. Меня сразу же отпускает напряжение, а на губах появляется улыбка.

Тихо прикрыв за собой дверь, возвращаюсь к Радмиру, но застаю его не в номере, а на балконе. Он курит и, зажав между плечом и ухом телефон, с кем-то активно ведёт беседу.

— Опять работа? — спрашиваю я, когда муж возвращается в номер.

— Дела, — усмехается, но заметив моё недовольство сразу же становится серьёзным. — Что не так, Наташа?

— Тебе даже в отпуск уехать нельзя.

— Ну почему же? Сейчас я здесь, а не работе.

— Да, здесь, но постоянно висишь на телефоне.

Рад подходит ближе, притянув меня за руку, обнимает и усаживает к себе на колени. Смотрит снизу вверх, улыбаясь, заглядывает в глаза и в этот момент я впервые чувствую знакомую щекотку в животе.

На мгновение замираю, прислушиваясь к новым ощущениям. Кладу руку на живот в том месте, где ощутила шевеление ребёнка.

— Что? — волнуется Рад, не понимая происходящего. — Живот болит?

— Нет, — качаю головой, — ребёнок шевелится.

— Уже?

Я улыбаюсь и молча беру мужа за руку.

— Вот здесь. Чувствуешь?

Мгновение. И в чёрных глазах загорается радостный блеск.

— Да, — отвечает Рад, гладя ладонью мой живот. — Моя доченька.

— Вдруг сын, а ты его только что девочкой назвал?

— Дочка! Сердцем чувствую.

Ещё какое-то время мы сидим в прежней позе, а затем просыпается Лиза. Заходит в комнату, сонно трёт глаза.

— Иди к нам, принцесса, — махнув рукой, подзываю дочку.

— Выспалась? — спрашивает муж, когда Лиза устраивается рядом с нами на кровати.

— Да. А когда мы будем кушать?

— Проголодалась? — в ответ дочка кивает. — Тогда пойдём переоденемся и будем сразу ужинать. Да, Радмир? Пригласишь нас на ужин?

— Конечно, собирайтесь, девчонки.

***

Лиза с опаской поглядывает на моллюсков и мидии, которые с удовольствием ест Рад.

— Как такое можно есть? Фу-у-у, — сморщив нос, дочка оборачивает пасту с тунцом вокруг зубчиков вилки и отправляет в рот. — Эти макароны тоже фигня, мам. Закажем картошку фри?

— Лиз, я сомневаюсь, что на Мальдивах есть картошка фри.

— Я видел, в меню есть пельмени. Может, их закажем? — говорит Рад, а я смотрю на него с удивлением, мол, откуда здесь взялась европейская кухня. — Шеф-повар славянин, так что в меню много чего нашего есть. Я долго выбирал отель, не смотри так на меня, Наташа.

— Ты всё спланировал, да?

— Конечно, — улыбаясь, берёт меня за руку, перекрещивая наши пальцы в замок, — всё для моих девочек.

В итоге заказываем пельмени и, пока их готовят, мы с Лизой топаем к детской площадке, что рядом с рестораном. Дочка, увидев качели, просит её покатать и я с радостью выполняю просьбу.

Солнце клонится к горизонту, лаская землю своими последними золотистыми лучиками на сегодня. Я поправляю на голове шляпу и застёгиваю на сарафане пуговицу, которая ненароком расстегнулась. Спину прожигает взгляд. Оборачиваюсь. Радмир, развалившись в плетёном кресле, одетый в шорты и майку, повёрнут в нашу с Лизой сторону. И хоть на его глазах сейчас чёрные “Авиаторы”, я сердцем чувствую, смотрит на меня.

Возвращаемся в ресторан, устраиваемся за нашим столиком. К этому времени на нём появилась тарелка с горячими пельмени, а потому на ближайшие пять минут Лиза занята вкусным ужином. Я же пью зелёный чай, наслаждаясь всем, что происходит сейчас. А происходит точно сказка, как и обещал Радмир. Я от родного дома, где сейчас в самом разгаре зима, за несколько тысяч километров, почти на другом конце земного шара. Невозможно описать словами всю красоту, что царит вокруг. Это тропический рай, о котором я и мечтать не могла. А ещё рядом со мной самые близкие люди, что может быть лучше этого?

Я, кстати, до сих пор не знаю, как Радмир смог всё это провернуть. До последнего была уверена, что Вова не отпустит дочку со мной за границу. Но Лиза сейчас здесь, со мной, и я не устану благодарить Рада за эти драгоценные моменты счастья, что он нам с дочерью подарил.

Утром Рад вывозит нас на экскурсию на необитаемый остров. Рад берёт с собой маску и ласты, чтобы осмотреть подводный мир, украшенный коралловыми рифами, а мы с Лизой наряжаемся в купальники и запасаемся солнцезащитным кремом, чтобы не сгореть под лучами тропического солнца.

Остров просто чудо какое-то! Он небольшой, но очень живописный. Повсюду кокосовые пальмы и мангровые деревья с вечнозелёными листьями, а ещё множество орхидей, которых раньше я видела только в цветочных магазинах.

Накупавшись в океане, выходим с Лизой на пляж с белоснежным песком и устраиваемся на расстеленном покрывале. Немного позже к нам присоединяется Радмир и втроём мы отправляемся на исследование острова. Делаем красивые фотографии, рассматриваем дикую фауну и совсем не замечаем, как наступает время возвращаться на наш остров, где мы остановились в отеле.

Уставшая, но такая счастливая, заваливаюсь на кровать, когда оказываемся в номере. И пока Радмир принимает душ, а Лиза смотрит мультики на планшете, решаюсь позвонить по "Вайберу" лучшей подруге. Всё-таки нехорошо мы с ней попрощались, когда виделись в последний раз. Возможно, я была слишком резкой в своих высказываниях, но и Таня перешла черту. В общем, мы обе хороши, да. Но мириться я иду первой!

Беру в руки телефон, запускаю "Вайбер", но в глаза бросаются пропущенные звонки от Инны Анатольевны, а ещё есть сообщения. Открываю их с замиранием сердца.

На мгновение забываю дышать. В груди сжимается сердце, а горло сдавливает удавкой.

Чёртово дежавю! Я будто в прошлое вернулась, на несколько месяцев назад, когда точно так же прочитала в сообщении, что Радмир умер…

“Вовы больше нет. Похороны в среду. Возвращайтесь”.

***

Я практически не спала прошедшей ночью, с трудом перенесла двенадцатичасовой перелёт, а потому вырубаюсь в тёплом салоне автомобиля, когда после аэропорта мы с мужем и дочерью едем домой.

— Наташа, просыпайся, — ласковый голос пробивается через толщу сонного царства, в который я так с лёгкостью погрузилась.

Открываю глаза, рукой тру веки оглядываясь. На улице уже давно стемнело, но свет уличных фонарей позволяет разглядеть знакомую местность. Загородный коттедж Радмира, точнее, наш дом.

Малышка ещё спит. Прижавшись ко мне сбоку, Лиза тихо сопит своим курносым носиком.

— Принцесса, приехали, — глажу ладонью пухлую щёчку и дочка просыпается.

В доме тепло и вкусно пахнет, наверное, к нашему приезду готовились заранее. Я знаю, что у Радмира работает какая-то женщина, домработница. Скорее всего, это она накрыла в столовой стол и разожгла в гостиной камин.

Муж помогает снять шубу, а затем переключается на Лизу и снимает с неё шапочку с пуховиком. А я сейчас будто в прострации, действуя на одних инстинктах. В голове до сих пор не укладывается, что Вовы больше нет! Прошлой ночью я плакала… много. Одиннадцать лет, что мы прожили с Вовой, будучи одной семьёй, не стереть из памяти. Я вспоминала всё и от этих воспоминаний в груди болезненно сжималось сердце, разрываясь на куски.

За ужином я угрюмо молчу, ковыряя вилкой еду и размазывая её по тарелке. Лиза щебечет без умолку, делясь с Радмиром своими впечатлениями от отдыха на Мальдивах. А я не слышу, что она говорит! У меня будто уши заложило, я словно нырнула под воду и никак не могу оттуда вынырнуть.

— Милая, всё хорошо? Может спать пойдёшь? — Рад касается меня рукой.

— Да. Наверное… Пойду спать, — отвечаю охрипшим голосом, хотя я не простужена. — Лиз, идём спать.

— Мам, можно я ещё немножко мультики посмотрю и чай попью? Я там на кухне видела вкусные рогалики с вареньем.

Устало смотрю на дочь, а сердце кровью обливается. Она такая ещё кроха у меня. Шесть лет будет в мае. Ей ещё расти и расти, но уже без отца! И от осознания этих мыслей у меня внутри всё переворачивается… опять.

— Наташ, иди. Мы с Лизой справимся сами. Да, заяц? — Лиза поддакивает Радмиру, и я поднимаюсь со стула.

Оказавшись в комнате, скидываю с себя джинсы со свитером и в одном нижнем белье забираюсь под одеяло. И только стоит голове коснуться подушки, как на глаза накатывают слёзы. Так и засыпаю на мокрой подушке. А утром просыпаюсь с рассветом.

Радмир ещё крепко спит, устроившись на животе и согнув одну ногу в колене. Одеяло сползло до поясницы, я аккуратно поправлю его и с нежностью смотрю на любимого мужчину. Он такой хороший. Жаль, что мы с ним встретились так поздно. Ухмыляюсь собственным мыслям. Я старше его и встреться мы раньше, ничего бы у нас не вышло от слова "совсем".

Приняв душ и надев банный халат, спускаюсь на первый этаж. Завариваю зелёный чай и с опаской поглядываю на телефон. Сегодня среда. Похороны…

Берусь за голову руками.

Что делать, Господи?

Я так и не сказала Лизе, что умер папа. И, если честно признаться, я не знаю, как это сделать. Как, глядя в глаза любимой малышки, сообщить, что папа больше никогда её не обнимет и не поцелует? Сложно? Нет, невозможно.

Рад застаёт меня на кухне, когда я умываюсь слезами.

— Детка, ну ты что опять плачешь? — укоризненно качает головой, подходит ближе и, опустившись передо мной на корточки, обнимает за ноги. — Наташ, себя не жалеешь, но о ребёнке хоть подумай. Каково ему сейчас?

— Я думаю о ребёнке, поэтому и плачу! Я не знаю, как дальше будет Лиза без папы. Не знаю, как ей обо всём рассказать.

— Вообще-то, я имел в виду нашего с тобой ребёнка. Ты всю беременность плачешь. Прекращай!

Размазываю по щекам дорожки слёз. Отталкиваю от себя мужа и, поднявшись со стула, подхожу к окну. Рад поднимается следом за мной и, остановившись за моей спиной, обнимает за плечи. Носом скользит по изгибу моей шеи и если раньше мне всегда нравились эти ласки, то в данный момент они некстати. Раздражают!

— Ну ты чего обиделась на меня? Наташ, не молчи, пожалуйста.

Рад просит поговорить с ним, а я не могу! Это Вова знал, если меня кроют психи, то лучше не трогать и оставить в покое. В тишине я сама быстро успокаиваюсь. Но Радмир этого не знает, потому что это не он жил со мной под одной крышей одиннадцать лет.

— На-та-ша, — тянет моё имя по слогам, руками пытается забраться под халат. — Не веди себя так. Не игнорируй меня. Мне это не нравится.

Резко разворачиваюсь, смотрю в глаза любимого мужчины и от обиды поджимаю губы. Ему не нравится, что я молчу, что я плачу! А ничего, что у меня умер бывший муж, с которым мы прожили одиннадцать лет? Ничего, что он отец моей дочери?

— Я плачу, Радмир, потому что мне больно. И говорить с тобой не хочу именно сейчас, потому что мне больно. Ты можешь меня оставить в покое? Можешь дать спокойно выплакаться? Можешь меня пока не трогать?

— От чего тебе больно, Наташа? Кого ты оплакиваешь? Человека, который тебе нос сломал? Который тебя ни во что не ставил? А может, ты его до сих пор любишь?

— Какой же ты эгоистичный дурак! — выдаю на эмоциях, а Радмир тоже заводится с пол-оборота.

Хватает меня за плечи. Встряхивает, но не больно. Больно от слов, что говорит потом:

— Успокойся, Наташа. Возьми себя в руки и перестань плакать. Островский не стоит твоих слёз, а ребёнку ты можешь навредить своей истерикой.

— Да как ты не понимаешь? Вовы больше нет! Я не могу оставаться спокойной! Я дочери не могу сказать, что её папа умер… — слова застревают в горле, потому что мой взгляд натыкается на Лизу.

В пижаме с босыми ногами и растрёпанными волосами, дочка стоит в дверном проёме и смотрит на нас с Радмиром. В её глазах застыл испуг, а на щеках блестят слёзы.

Как долго она здесь? Я не знаю, как и не знаю то, что творится сейчас у неё в маленьком сердце.

— Мама, это правда? Мой папа умер? — спрашивает Лиза, а я вместо ответа всхлипываю и тут же зажимаю рот рукой.

— Да, заяц. Твоего папы больше нет. Несчастный случай на работе. Мне очень жаль, малыш.

Дочка срывается с места и быстро бежит в сторону лестницы. Я буквально на одну секунду бросаю гневный взгляд на Радмира и мчусь вслед за Лизой.

Кроха закрывается в спальне на втором этаже. Я стучу в дверь, но она не открывает. А я слышу, как малышка рыдает навзрыд и схожу с ума, ненавидя себя и Рада за то, что мы не смогли уберечь Лизу от своих взрослых разговоров. Она не должна была узнать о смерти папы именно таким способом.