Спустя 1,5 года
— Ты очень красивая, мамочка, — обняв меня сзади, куда только смогли дотянуться детские ручонки, Лиза прижимается всем телом, заглядывая в зеркало, перед которым сейчас стоим с ней вдвоём. — А можно и мне накрасить губы красной помадой, как у тебя? Я тоже хочу быть красивой.
— Ты и так красивая, принцесса, без грамма косметики, — Лиза обиженно надувает губы, — ну ладно-ладно. Иди сюда. Накрашу.
Окрылённая, дочка, выпячивая губы “уточкой”, подставляет их под неострый конус помады. Я аккуратно наношу косметику и позже показываю результаты своей работы.
— Очень красиво, — рассматривает себя в зеркале. — А можно мне ещё и твои духи? Ну, пожалуйста…
Я только улыбаюсь на эту просьбу. Моя маленькая модница уже вовсю пытается подражать. Даже была несколько раз поймана с поличным, когда, надев мои туфли на шпильках, пыталась танцевать перед телевизором и когда стащила лак для ногтей, которым умудрилась накрасить не только ногти, но и почти все пальцы, а ещё испортить столешницу письменного стола.
— Вот бы Радик меня сейчас увидел, — вдруг говорит Лиза, заставляя меня напрячься и вытянуть как струна. — Я же красивая, как и ты, мамочка?
Киваю в ответ, стараясь не акцентировать внимание на первом предложении. После нашего с Радмиром расставания прошло достаточно времени, чтобы я перестала вспоминать о нём каждый день, а по ночам пачкать слезами наволочки на подушке. И когда мне кажется, что я уже забыла, что уже отболело, Лиза вот так просто рушит мою фальшивую уверенность вдребезги.
Стоит только услышать его имя, как по телу прокатывает горячая волна, затем меня непременно бросает в дрожь и напоследок сжимает грудную клетку невидимыми щупальцами. Оказалось, всё гораздо сложнее, чем я была к этому готова. Возможно, полтора года — слишком мало, чтобы всё поросло пустырём, но сколько ещё должно пройти времени? Ответа я не знаю.
— Ну всё, если ты готова, то нужно выходить, а то мамочка опоздает.
Лизка, подхватив с пуфика свою сумку, точнее сказать, мою ещё каких-то пару недель назад (дочка отжала), движется к входной двери. Выключаю в коридоре свет и вместе с Лизой выхожу на площадку. В лифте ещё раз даю напутствия дочери, как себя вести в гостях у тёти Тани. Сегодня у меня корпоратив в одном из самых крутых ресторанов столицы. Одна из сотрудниц отмечает девичник. И меня всегда удивляло, что с возможностями её будущего мужа, она может совсем не работать, но работает в моей кофейне и ни кем-нибудь, а официанткой.
Такси уже как раз подъехало, когда мы с дочерью оказываемся на улице. По дороге, пока едем к нашей любимой тёте Тане, а с некоторых пор "телепузику" — так её ласково называет муж из-за симпатичного живота на шестом месяце беременности, Лиза с кем-то переписывается на телефоне и загадочно улыбается. Я только краешком глаза заглядываю к ней в смартфон и хмурюсь, потому что малышка делится со своим другом, что её мама сегодня идёт в ресторан и даже сообщает название ресторана. Ох… Конечно же, потом я проведу с ней профилактическую беседу на эту тему или, вообще, промониторю её телефон до мегабайта, но сейчас лишь делаю вид, что ничего не замечаю.
— Ты такая загадочная сегодня, — хитро сощурившись, подруга окидывает меня с ног до головы заинтересованным взглядом, когда мы с Лизой переступаем порог её квартиры. — Точно идёшь на девичник?
— Таня, — улыбаясь, — если бы это был не девичник, ты бы точно узнала про это первой.
— Ну да. Кстати, на выходных шашлыки на даче. Только попробуй слиться.
Улыбка меркнет на моём лице, стоит только представить эти самые шашлыки. В последний раз, когда мы собирались на даче, то произошло недоразумение, о котором мне даже вспоминать неприятно.
— Тань, — вздыхаю, — у меня много работы на выходных. Привезут новую мебель в кофейню, так что…
— Ты приедешь. Наташ, ну чего ты боишься?
— Да ничего. У меня правда были другие планы. Времени катастрофически не хватает. Жаль, что в сутках только двадцать четыре часа.
— А в твоём плотном графике есть хоть пару часов в неделю на личную жизнь или ты решила угробить её, посвятив работе?
Мне нечего сказать в ответ, точнее, не хочется говорить. Если сейчас начнётся философия, то в ресторан я опоздаю, а это не есть хорошо.
— Давай потом поговорим, я опаздываю? — прошу ласковым голосом.
Вроде бы согласившись, Татьяна обнимает меня на прощание, но всё-таки не удерживается и шепчет на ухо, что я настоящая засранка и вообще, беременным отказывать категорически нельзя. И если я продинамлю шашлыки на даче у Макарова, то Таня вызовет опергруппу ко мне на работу и меня всё-таки доставят по месту назначения.
— Всё давай, чмоки. Завтра поговорим, — подмигнув, поворачиваюсь к Лизе, чтобы обнять, и наконец-то выхожу из квартиры.
— Чтоб тебя не сглазили. Чтоб с тебя не слазили. Чтоб было, во что одеться и перед кем раздеться, — отсалютовав фужером, посылаю лучики тепла виновнице торжества, — за тебя, крошка!
Пока сладкие пузырьки лопаются во рту, спину жжёт между лопаток чьим-то тяжёлым, пронзительным взглядом. Оглянувшись, сканирую соседние столики: за одним сидит влюблённая пара, о чём-то мило беседуя, им уж точно не до меня; немного правее примечаю шумную компанию, наподобие нашего девичника, но там тоже все участники сосредоточены исключительно на своём узком кругу… Решив, что показалось, возвращаюсь к девчонкам, а они уже толкают очередной тост и за нашим столом опять раздаётся громкое “Дзинь”.
— Девчонки, а идёмте танцевать, — предлагает одна из подруг Маши, нашей невесты.
И пока я машу руками, мол, пас, две подруги отодвигают меня от стола вместе со стулом, заставляя всерьёз задуматься над их сверхчеловеческими способностями.
На импровизированном танцполе тесно. Лениво переминаясь с ноги на ногу, изображаю танец. Звучит живая музыка, мои любимые саксофон и гитара, которые я с удовольствием послушала бы сидя на стуле, но сейчас вынуждена не отбиваться от компании, чтобы не испортить настроение Маше — она так светится сегодня, что я немного ей завидую.
При каждом движении платье всё время стремится вверх и я малость комплексую из-за разреза выше колен на хороших десять сантиметров. Наверное, всё же стоило надеть брюки, а не обтягивающее платье, которое сидит на мне точно вторая кожа.
Из-за выпитого накануне и танцев становится душно. Кивнув девчонкам, что хочу ненадолго выйти на свежий воздух, направляюсь к столику, где подхватываю свою сумочку, висящую на спинке стула. Пока иду по залу ресторана, меня не покидают стойкие ощущения, что кто-то следит за мной. Оборачиваюсь, но ничего подозрительного не замечаю. Возможно, всему виной напиток с пузырьками, который буквально недавно приятно холодил горло. Я расслабилась, и теперь мне чудится бог знает что.
Оказавшись на улице, немного прихожу в себя. Прохладный воздух успокаивает. Достав из сумочки мобильный, проверяю журнал звонков. Ни одного пропущенного, значит, у Лизы всё хорошо и чтобы в этом окончательно убедиться, пишу дочери сообщение на Вайбер. Ответ приходит практически сразу. У принцессы действительно всё нормально, лёжа в кровати, смотрят мультики с Катюшей, дочкой Татьяны.
Успокоившись, достаю из сумочки пачку сигарет и зажигалку, но, как назло, на зажигалке заклинивает колесо. Боковым зрением ловлю мужской силуэт, он приближается с каждой секундой, вызывая во мне странные чувства. Не говоря ни слова, незнакомец подносит зажигалку к моей сигарете, и вспыхивающий огонёк мелькает тотчас.
— Спасибо, — поблагодарив мужчину, осмеливаюсь поднять взгляд на его лице, освещённое тусклым светом уличного фонаря.
Противный ком застревает в горле, а по спине липкой струйкой стекает холодный пот. Даже при плохом освещении, даже спустя полтора года я легко узнаю знакомые до боли черты лица. Оттого и сердце ухает вниз, а на подкорке, как карусель, кружат яркие воспоминания.
— Привет, Наташа — говорит он, продолжая находится в непосредственной близости от меня.
— Здравствуй, Радмир, — отвечаю на удивление ровным тоном.
Не говоря ни слова, Радмир отходит немного в сторону и теперь стоит немного левее и если я поверну голову, то смогу увидеть его профиль. Конечно, посмотреть хочется, но я держусь, стараясь не проявлять интереса, только сердце, как ненормальное, галопом скачет по всей грудной клетке.
Он не изменился. Причёска по-прежнему кажется знакомой, а ещё в воздухе витают нотки того самого одеколона, от запаха которого я просто дурела.
Светлая рубашка с небрежно закатанными до локтей рукавами сидит на нём безупречно. Чёрные брюки модного покроя подчёркивают стройные длинные ноги.
Я шумно выпускаю изо рта белёсое кольцо дыма, продолжая делать вид, что меня нисколько не напрягает такое молчаливое соседство.
— Курить вредно, — бросает он по между прочим, в мою сторону не смотрит.
— Могу сказать то же самое.
— Хорошо выглядишь.
— Ты тоже.
Замолкаем. Просто курим и смотрим на звёздное небо. Выбросив сигарету в мусорный бак, молча направляюсь в ресторан, как прилетает в спину:
— Как дела, Наташа?
— У меня всё супер.
— Рад за тебя.
Натянуто улыбаюсь, хоть он и не видит сейчас. Не слышит учащённого сердцебиение. Не знает, как трясутся поджилки. Для него у меня всё прекрасно, так было, есть и будет.
Только оказавшись внутри ресторана в компании девчонок, я немного прихожу в себя. Чтобы отвлечься от поедающих изнутри мыслей, опустошаю фужер с игристым напитком и сразу тянусь за вторым.
Ощущение, что спину жжёт между лопатками, никуда не пропало. Теперь оно выражено ярче и я наконец-то понимаю, кто владелец этого взгляда, пронизывающего меня насквозь.
Через полчаса понимаю, что больше не в силах терпеть жар. Щёки пылают румянцем, а лоб покрывается испариной. Нужно срочно что-то с этим делать, пока макияж не поплыл окончательно.
— Отлучусь в дамскую комнату, — говорю Маше на ухо перед тем, как покинуть столик.
Подхватываю сумочку и, стараясь держать спину ровно, рассекаю зал ресторана размеренной походкой. Каблучки стучат в унисон бахающему в груди сердцу. По сторонам не смотрю, но так получается, чтобы свернуть в коридор, мне нужно пройтись по всему залу.
Боковым зрением ловлю молодую пару, сидящую за столиком в углу. Вроде ничего такого особенного: ухоженная блондинка обаятельно улыбается своему спутнику, а он трогает её руку, касается каждого пальца и ведёт вверх, к запястью.
Ничего такого, правда.
Она: красивая, молодая, волосы длинные, прямые. Выглядит дорого. Возможно, дочка какого-то чиновника или же бизнесмена, ну на крайний случай элитная эскортница.
Мне-то какое дело до того, с кем ужинает мой бывший?
Когда равняюсь с их столиком, только одному богу известно, чего стоит мне это мнимое равнодушие. Даже не смотрю в их сторону, не скашиваю взгляд. У меня всё супер, да. И дрожь по телу — это лишь усталость из-за того, что я много работаю. Не зря Таня зазывает меня на дачу каждые выходные: шашлыки, свежий воздух и релакс.
Облегчённо вздыхаю только за дверью уборной. Подставив ладони под тугие струи, черпаю воду и плескаю себе в лицо. Приближающиеся шаги заставляют вздрогнуть. Напрягаюсь, прислушиваюсь к звукам. И чего это я так остро реагирую на очередную посетительницу женского туалета? Впрочем, через несколько секунд из головы выветриваются все вопросы, потому что запах мужского одеколона врывается в уборную вместе с распахнутой дверью.
Не желая быть застигнутой врасплох с потёкшим макияжем, да ещё каким-то мужиком, перепутавшим “W” и “C”, резко сворачиваю в проход, где за закрытыми дверями прячутся отдельные кабинки с унитазами. Но в последний момент, перед тем как потянуть на себя дверную ручку, на моём предплечье сжимаются пальцы.
Вынужденная остановиться, замираю, трудно дыша. Сердце гулко грохочет в груди, а внутри закручивается пружина.
Секунды считаю.
Один. Два. Три.
Бам!
Вся моя выдержка летим к чертям, потому что он всё ещё не убрал руку, потому что вломился в женский туалет, где трогает меня, не имея на это никакого права!
— Руку убери, — цежу через зубы и для устрашения добавляю: — иначе я буду кричать.
Контакт непростительно близкий. Интимный даже. Кожа к коже. Потому что он прижимается к моим ягодицам вплотную, впечатывая в свои бёдра. Спиной чувствую, как тяжело вздымается его грудная клетка, а тёплое дыхание колышет волосы на моём затылке. Отчего меня пронзает импульсами, коротит как неисправную электросхему.
— Так кричи, Наташа, — его спокойный голос вибрирует у меня над ухом.
Один крутой манёвр и я оказываюсь повёрнутой к бывшему лицом. Кольцо сильных рук сжимается на моей талии, да так сильно, что не выбраться.
Рад совсем наглеет, и теперь прижимается небритой щекой к моей скуле, трётся о неё не спеша.
— Люблю, когда ты кричишь, — губами тянется к моей шее, но я выставляю перед собой обе руки, упираясь ладонями в грудь.
— Ты совсем охренел?
— Да ладно тебе, Наташа. Это же я. Что изменится в твоей жизни, если сейчас я нагну тебя разок?
Звонкая пощёчина, вроде бы, должна его поставить на место. Отрезвить! Но на самом деле чёрные глаза наполняются какой-то дикостью, отчего мне становится страшно.
Тиски на моей талии ослабевают, а затем и вовсе исчезают. Потирая ударенную щеку ладонью, Радмир испепеляет меня взглядом, от которого подгибаются колени.
— Это уже третья, — вопросительно выгибаю бровь, не понимая, о чём он говорит. — Пощёчина третья за два года, что мы знакомы. Тебе нравится бить меня? Заводит?
Качаю головой.
При чём здесь “мне нравится”?
Так складываются обстоятельства.
Первый раз он тогда сам напросился, когда решил, что может так легко подойти ко мне и поцеловать. Второй раз — было моей реакцией на чушь, которую он сморозил про Игоря, а ещё сказал, что у меня “вата” в башке вместо мозгов. Последний раз — тоже абсолютно заслуженно с его стороны. Я не девка там какая-то с трассы, меня нельзя разок “нагнуть” в женском туалете, потому что так захотел он!
— Тебе голову нужно лечить, Радмир. Ты пришёл в ресторан с девушкой, но врываешься в женский туалет и пытаешься заняться сексом с бывшей женой. По-твоему, это адекватно? — напираю на него, потому что уже не боюсь. Что он может мне сделать в общественном месте?
— Так ты поэтому такая злая, да, Наташа? Бесишься, что увидела меня с другой тёлкой?
— Мне плевать на тебя. И на тёлку твою тоже. Ты свободный человек и можешь встречаться с кем угодно, — дыхание сбилось, и я сама уже замечаю, с каким трудом даются слова. — И вообще, выйди вон и закрой дверь с той стороны. Писсуары для мальчиков в соседней уборной.
Он злится, но продолжает смотреть на меня пристально. Я не знаю, что ещё должна сделать или сказать, чтобы наконец-то ушёл. Видеть его не могу и не хочу, потому что воронка в моей груди становится ещё больше, если рядом он! А я пытаюсь его забыть, вычеркнуть из памяти, стереть из тайников воспоминаний абсолютно всё. Я так хотела полтора года назад и сейчас хочу не меньше.
— Уходи. Дверь там, — указываю рукой на дверь.
Ухмыльнувшись, мерит меня взглядом. Руки в карманы брюк засовывает и не стесняясь, скользит глазами по изгибам моего тело. И я кожей чувствую, что скажет сейчас что-то плохое, отвратительное, чтобы ударить меня побольнее, чтобы в нокдаун отправить мощнейший.
— Знаешь, чем мы с тобой отличаемся, Наташа?
— Не хочу знать. Не говори.
— А я скажу. У меня просто похоть к тебе, просто стоит. А ты до сих пор по мне сохнешь. Никак разлюбить не можешь, хоть и пытаешься корчить из себя сильную, независимую. А знаешь почему? Да потому что я в этот ресторан пришёл не один, а ты после меня так ни разу и не встречалась с другим мужиком. Всё меня никак не забудешь. А я забыл тебя, Наташа. Давно. И если бы не эта случайная встреча, ты бы меня вряд ли увидела возле себя.
Выплеснув желчь, Радмир наконец-то уходит. А я стою на месте, будто мне на голову ведро дерьма вылили. За что он так со мной, а? Откуда в нём столько гнили? Мы же любили друг друга когда-то, ждали общего ребёнка, но не сложилось, не повезло.