— Наташ, я больше не могу, — откинувшись на спинку стула, Таня поглаживает себя рукой по округлившемуся животу.
— Было невкусно?
— Ты что? Очень вкусно, — скашивает взгляд в сторону ещё тёплых паровых котлет и молодого картофеля, оставшихся на тарелке. — Просто много. Ну правда.
Понимающе киваю, вспоминая, как когда-то подруга точно так же пыталась меня откормить, будто поросёнка. И только стоит подумать о беременности, как грудную клетку сжимает тисками. Я не специально возвращаюсь к прошлому, я забыть его хочу, но не получается. Прошло достаточно времени, но на подкорке отложилось всё до мельчайших деталей. Эта боль хроническая и её ничем заглушить.
Убрав со стола посуду, разворачиваюсь к Тане спиной, чтобы она не видела моих слёз, льющихся из глаз против воли.
Наверное, я слишком всхлипываю, потому что вскоре руки подруги ложатся на мои плечи.
— Натали, что случилось? Расскажи мне, — спокойным голосом просит Таня.
— Всё хорошо.
— Поэтому ты плачешь, потому что у тебя всё хорошо, — звучит без укора, но моё сердце всё равно сжимается до боли.
Смахнув со щеки застывшую слезу, поворачиваюсь к подруге лицом. Обнимаю её за плечи, стараясь не прикасаться к животу.
— Тань, я Радмира видела. Дважды, — вылетает из меня как пушечный выстрел, отчего Татьяна сразу напрягается.
— Он обидел тебя?
Я не знаю, что ответить, потому что сама ничего не понимаю. Если сказать “обидел”, то это сильно приуменьшить. Он не просто обидел, он в нокдаун меня отправил при первой встрече. А потом, когда пришёл в кофейню, ещё больнее сделал, решив утолить свою похоть, будто я девочка по вызову. Это было мерзко и противно, как приступ рвоты.
— Тише-тише, — успокаивает, поглаживая рукой по спине, — всё в прошлом. Всё забыто.
— Ты не понимаешь, Тань. Ничего не забыто. Я стараюсь, правда. Но это выше меня.
— А может вам заново всё начать, с чистого листа, так сказать?
— Нет. Исключено!
— Тогда я тебя действительно не понимаю, подруга. Мучаешься, страдаешь, но любишь же его, да?
— Если бы только знала, как я хочу не любить. Как забыть хочу, будто кошмарный сон. Проснуться в один день и ничего не помнить, чтобы вот так, — щёлкаю пальцами, — по щелчку пальцев.
Таня лишь вздыхает. Ей нечего мне сказать в ответ, да я ничего и не жду. Все слова будут неправильными, а советы ненужными. Каждый учится на своих ошибках, а не на чужих. Моей самой большой ошибкой было — даже не влюбиться, а безоговорочно поверить человеку, который каждый день ходит по лезвию ножа, играет со смертью, словно у него несколько жизней. Может, и так. Но у меня одна жизнь, и у моей Лизы, и у младшей дочки… тоже была одна.
Меня отпускает далеко не сразу. И даже когда с подругой пьём чай, я не перестаю ковыряться в тайниках воспоминаний, доставая оттуда ящик Пандоры.
— Нат, а это кто такой? — голос подруги цепкой хваткой выдёргивает меня на поверхность из пучины боли. — Кто этот мужчина на фотографии? Что-то раньше я у тебя её не видела.
Сосредотачиваюсь на чёрно-белом снимке, на котором изображён парень в военной форме. Странно, и как в школьном фотоальбоме оказалась эта фотография? Я бы о ней и не вспомнила, если бы Татьяна не попросила посмотреть мой домашний архив фотоснимков, чтобы разрядить обстановку.
— Это отец мой.
— Да? — удивляется Татьяна. — А ну, повернись в профиль. Ну похожа же. Похожа.
Едва улыбаюсь подрагивающими уголками рта. Похожа, наверное.
— А ты его совсем не помнишь?
— Я его даже не знаю. Ни разу не видела в жизни. Мама хранила эту фотографию в блокноте, который ко мне попал после её смерти.
— Ты не хочешь про это говорить, да?
— Ну почему же? — пожимаю плечами. — Я могу про это говорить. Детская психика очень щадящая, знаешь? Плохого я мало что помню. С мамой у меня много хороших воспоминаний.
— А как ты оказалась в детском доме? Помнится, мы с тобой на эту тему никогда не говорили раньше.
— Так получилось… К сожалению. Мама заболела “раком”, с работы её уволили. И не помню точно сколько, но какое-то время мы жили очень бедно. Иногда даже нечего было есть. Меня соседи подкармливали, а бывало, я собирала во дворах пустые стеклянные бутылки и сдавала их в пункты приёмы. Даже на хлеб хватало, представляешь?
— Сколько тогда тебе было лет?
— Лет семь, кажется. Но в школу я тогда не ходила. За мамой больной пыталась ухаживать. Она уже была лежачей…
— Бедная моя, — поднявшись со стула, Татьяна походит ко мне со спины и обнимает за плечи, оказывая поддержку, — а родственники где были?
— Да не было никого, Тань, — глотаю ироничный смешок, — мама детдомовская, как и я. Это судьба.
Таня обнимает сильнее.
— Отца не пробовала найти?
— Нет. У меня ничего нет. Только вот эта фотография, — киваю на пожелтевшей снимок.
— Погоди, — забрав со стола фотографию, Таня вертит её в руках, рассматривая со всех сторон, — здесь на обратной стороне написано год и город есть, а вот эти циферки… Смотри, это номер воинской части.
— И что? Я даже фамилии его не знаю. Кого искать? Какой запрос писать в архив?
— А твоя девичья фамилия — это фамилия матери, да?
— Наверное, да. Мама не была замужем, насколько я знаю.
— Так, я, конечно, ничего ещё не обещаю, но думаю, есть человек, который может помочь найти твоего отца.
— Сомневаюсь.
— А ты не сомневайся! Надо попробовать.
— Тебя Макаров сразу пошлёт. Это гиблое дело, только зря время потратите.
— А кто сказал, что я поручу это дело мужу, хм? — вздёргивает бровью. — Я Игорюшу попрошу. Ради тебя он точно не откажет.
— Ну уж нет! Дай сюда снимок и не смей ни о чём его просить.
— Угу, уже разбежалась, — прячет фотографию в свою сумочку, — Нат, как сказал Конфуций, лучше жалеть о том, что сделал, чем жалеть о том, чего не сделал. Мы попытаемся найти твоего отца и точка!
С самого утра я вся на иголках. Проверила все сумки и документы, но ощущение, что что-то забыла, всё равно не покидает ни на секунду. Возможно, это просто паника. Я впервые в жизни расстанусь с дочкой на такой долгий срок. Двадцать один день — это много? Конечно же, нет. Но для меня — целая вечность.
И когда я уже готова разорвать на мелкие кусочки путёвку в лагерь, потому что схожу с ума уже сейчас, Лиза берёт меня за руку и отводит к дивану. Гладит мои волосы своей маленькой ладошкой, улыбается. В её глазах столько радости сияет, что меня колет острой иглой в самое сердце. Она действительно хочет в этот детский лагерь, потому что там: “а” — весело, “б” — интересно, “в” — много новых друзей, “г” — оздоровление на свежем воздухе… Можно перечислить весь алфавит на самом деле, только легче мне от этого не становится.
— Мамочка, всё хорошо будет. Ты зря волнуешься. Я же у тебя совсем большая, помнишь?
— Большая, принцесса, — улыбаюсь, — но волноваться я всё равно не перестану. Вдруг тебе там не понравится, а меня не будет рядом?
— А я тебе позвоню, если мне что-то не понравится. Но этого не будет, — обняв меня за плечи, тянется к щеке, чтобы звонко чмокнуть, — потому что все мои друзья уже были в лагере и все сказали, что там классно.
— Ах, Лиза… Звони мне. Каждый день звони, хорошо?
— Обязательно, мамочка.
Время уже поджимает и сколько бы мы тут с дочкой ни просидели на диване, момент отъезда никто не отменял. И я стараюсь не показывать Лизе свой страх. Она такая умница у меня, в её словах больше уверенности и спокойствия, чем у меня самой.
— Ну всё, поехали, куколка.
Из дома выходим почти без опозданий, а затем, когда едем по трассе, Лиза просит прибавить звук в акустических колонках и всю дорогу подпевает под последние хиты лета.
Будто отрывая от себя большую часть сердца, провожаю Лизу в отряд. Воспитатель, которая нас встретила, кажется очень милой. Она располагает к себе дружелюбной улыбкой и приятным тембром голосом. С виду ей лет под пятьдесят, в хорошей физической форме. Лиза сразу находит с ней общий язык, отчего меня ненадолго отпускает, пока не наступает момент прощаться.
Не позволив себе даже проронить слезу, обнимаю дочку.
— Будь умницей, принцесса. Ни с кем не дерись, слушайся воспитателя и вожатого… В случай чего я всё равно обо всём узнаю, — даю последние напутствия.
— Я люблю тебя, мамочка. Всё будет хорошо. Приедешь ко мне через неделю и всё увидишь сама.
— Конечно, приеду, — одинокая слезинка всё-таки скатывается по щеке, но я незаметно вытираю её указательным пальцем.
Лиза уходит в отряд, а я ещё долго смотрю ей вслед, пока оранжевая футболка не скрывается в деревянном домике.
Возвратившись в машину, сижу за рулём. Зажатая между пальцами сигарета немного вибрирует. Затягиваюсь дымом, ощущая в груди огромную дыру.
И как я буду без Лизы? Как смогу прожить эти три недели, длиною в целую вечность?
Собравшись с духом, приказываю себе отбросить все сомнения и наконец-то запустить двигатель, а затем — выжать сцепление, включить первую передачу, добавить немного “газа” и тронуться вперёд. Я проделывала это уже бог знает сколько раз, но сейчас чувствую себя будто в учебной машине, как обезьяна с гранатой.
По дороге выкуриваю ещё парочку сигарет, от которых уже начинает тошнить. Надо бросать эту гадость, да. Мой фитнес-тренер постоянно ругает за никотин и я согласна с ним абсолютно. А потому твёрдо намереваюсь завязать с этой пагубной привычкой, но каждый раз моей силы воли хватает только на один день.
Слежу за дорогой, но каким-то чудом умудряюсь наехать на яму, после которой машину уводит вправо, а скорость снижается сама по себе. Я не паникую, нет. Но руки и ноги всё равно трясутся, потому что я за городом, потому что ни черта не соображаю в автомобилях. В автошколе учат как только управлять ими, так что за обслуживанием я всегда обращаюсь в сервисный центр.
Настроение молниеносным полётом близится к самому дну. Колесо пробито, диск погнут. Хороший я водитель, ничего не скажешь!
Топнув ногой от злости, плетусь к багажнику. Смотрю на запасное колесо и домкрат. В теории, в принципе, знаю, как работают эти две штуки. Вроде бы ничего сложного, на первый взгляд. Но когда подхожу к пробитому колесу, то моя уверенность разлетается в щепки. А как болты эти открутить, да и чем? Нужен какой-то ключ, наверное.
Снова возвращаюсь к багажнику, а там… Господи, ну почему я родилась женщиной? В голове не укладывается, как пользоваться всеми этими инструментами. Они, вроде бы, у меня есть… Но фактически нафиг не нужны.
Пока я нервно мечусь от багажника к пробитому колесу, какой-то неравнодушный автомобилист решается помочь бедной женщине. Машина аккуратно съезжает на обочину, и я тактично отворачиваюсь, чтобы моя довольная улыбка до ушей не была поймана случайным “суперменом”.
И хоть на трассе достаточно шумно из-за проезжающих мимо машин, приближающиеся шаги мужчины всё равно слышно. А ещё я ловлю боковым зрением чёрные джинсы и тёмные кроссовки. Сердце почему-то ускоряет свой ритм. Я только успеваю подумать об этом, как древесный запах мужского одеколона окутывает своим ароматом, вызывая во мне дежавю.
Ну нет…
Или же, да?
— Привет, какие-то проблемы? — спрашивает “супермен”, останавливаясь напротив пробитого колеса в моей машине.
Выпрямляю спину, вытягиваясь, как струна. Руки на груди скрещиваю, а в сторону “супермена” даже смотреть не хочу.
Это ж надо было встретить бывшего мужа за городом, на трассе?! И среди сотни встречных машин первым остановился именно он!
От злого рока судьбы хочется истерически засмеяться. Но вместо этого во мне просыпается какая-то херня и я пытаюсь корчить из себя сильную, независимую женщину, хоть далеко и не феминистка.
— Никаких проблем, — строго отрезаю.
— Ага, да. Поэтому ты стоишь на трассе с пробитым колесом, — ухмыляется Радмир, наглый весь такой, даже поза, в которой он сейчас застыл, выглядит так, будто он — царь всей земли и снизошёл с небес к своим подданным лишь позлорадствовать.
— Свежим воздухом дышу. В городе такого нет, ну ты понимаешь.
— Угу, — снова ухмыляется, скашивая взгляд в мою сторону, от которого хочется убежать и спрятаться в ближайшей лесополосе. — Запаска есть?
— Для тебя “нет”.
— Наташ, — разворачивается ко мне лицом и теперь смотрит прямо мне в глаза, — я помочь хочу. Давай без заскоков, ладно?
Его хамоватый тон меня цепляет. От злости сжимаю пальцы в кулаки, да так сильно, что длинные ногти впиваются в ладони. И пока я соображаю, как по-быстрому отбрить Радмира, он уходит к багажнику и через минуту возвращается с тем барахлом, на которое я буквально недавно смотрела сама, но не знала, что с ним делать.
Радмир устраивается возле пробитого колеса. Домкрат подставляет под машину и дальше происходит то, что я видела не один раз — Вова тоже при мне менял запасное колесо, но сейчас всё иначе. Я просто залипаю на жилистых руках, на то, как длинные пальцы крепко держат баллонный ключ. А потом мой взгляд скользит от макушки и до самой поясницы, где из-под джинсов виднеется широкая резинка чёрных боксёров. Сглатываю слюну.
А чёрт с ним… Пусть меняет запаску. Хоть какая-то польза от этой неожиданной встречи.
— Вот и всё, — поднявшись с корточек, Рад смотрит на меня проницательным взглядом, слегка прищуриваясь.
Киваю ему в ответ и, пока бывший относит в багажник пробитое колесо с погнутым диском и домкрат, не понимаю, куда спрятать дрожащие руки. Волнуюсь в его присутствии очень. И хоть я знаю, что эта встреча ненадолго, мне всё равно не терпится поскорее попрощаться с Радмиром.
— Я могу ехать?
— Можешь, — опускает глаза на свои грязные руки, — у тебя нет влажных салфеток?
"Конечно же, есть"
Но по факту в бардачке нахожу пустую пачку. Хорошо, что на заднем сиденье есть бутылка с водой, почти полная.
— Салфетки закончились, может, просто помоешь руки водой? Мыла, к сожалению, у меня нет.
Рад соглашается, едва заметно улыбаясь.
И зачем я ввязалась во всё это? Он же теперь стоит рядом, непростительно близко. Я даже могу посчитать родинки на его лице.
Приходится поливать из бутылки и терпеливо ждать, пока с рук Радмира сойдёт вся грязь. Мысленно себя успокаиваю: этот момент нужно просто перетерпеть, в конце концов, бывший муж сделал доброе дело и помочь помыть ему руки — не такая уж и великая плата с моей стороны.
Ох, и наивная я же…
Стоит только направиться к машине, как в спину летит приглушённое покашливание. Вынужденно оборачиваюсь и приподнимаю бровь в немом вопросе. Я что-то забыла?
— Ты даже "спасибо" не сказала, Наташа.
— Да? — виновато пожимаю плечами. — Прости. Спасибо! Вот сейчас говорю.
Он проводит рукой по своему заросшему щетиной подбородку и я, как зачарованная, слежу за каждым движением пальцев, глотая слюну, не знаю в какой раз. Это всему виной грядущая овуляция! У меня сейчас примерно середина цикла и только поэтому внутри бушуют гормоны, а не потому, что Радмир действует на меня как-то возбуждающе.
— Ты на работу не спешишь? Может, кофе вместе выпьем? — предлагает Рад.
— Я… В общем, — ищу правдоподобный предлог отказаться, но так, чтобы не обидеть. Мне пофиг на чувства бывшего мужа, но выставлять себя неблагодарной скотиной — не очень-то и хочется.
— Наташ, да брось ты. Это не займёт много времени и, я не собираюсь тебя к чему-либо склонять. Я просто хочу выпить вместе с тобой кофе, возможно поболтать о какой-то ерунде.
— Будем говорить о погоде за чашкой эспрессо?
— Да хоть о курсе валют, если ты захочешь.
— Ну… Если так, то я не против, — Радмир заметно оживляется, — только кофе и ничего больше.
— Конечно.
Широкая улыбка расползается на губах бывшего со скоростью света. И я сама не замечаю, как он садится в мою машину на пассажирское сиденье спереди, а затем ждёт, когда я устроюсь за рулём.
Мне неловко в его присутствии. Я будто разом забыла все правила дорожного движения и теперь тупо пялюсь по зеркалам, оттягивая время.
— Левый поворотник, — подсказывает Рад.
— Да. Точно.
Выдыхаю.
Мысленно считаю до десяти, приказывая себе, наконец-то, собраться. Всё нормально. Это не помеха справа, как называют в прикольных роликах на "Ютубе" мужа, который садится в машину в роли пассажира, когда за рулём жена. Рад же не будет меня гнобить и подкалывать, что я делаю всё неправильно и кто вообще выдал мне водительские права.
Машина наконец-то трогается с места, вливается в общий поток на трассе и я немного расслабляюсь. За те десять минут, что мы едем в направлении города, я героически молчу. Правила дорожного движения не нарушаю, машиной управляю уверенно, и даже скорость на спидометре не опускается ниже девяноста километров в час — мой автоинструктор точно гордился бы мною!
— Это кафе подойдёт? — киваю на придорожное заведение.
— Вполне.
Перестраиваюсь в правый ряд и съезжаю на обочину. Рад скашивает взгляд в мою сторону, наблюдая, как я выкручиваю руль, пока паркуюсь задним ходом на специально отведённом месте вблизи дорожного кафе. И мне кайфово сейчас от того, что он молчит. Значит, я всё делаю правильно и вообще, жизнь без него существует и она очень даже прекрасна.
— Хорошо водишь, — бросает он как бы комплимент перед тем, как открыть дверцу и выйти из машины.
Сухо благодарю обычным "спасибо". Вот ещё… Комплименты делает! Больно нужны они мне после всего. Я просто согласилась с ним выпить кофе. Возможно, об этом я ещё пожалею, но так не хочется очередных разочарований. У меня в голове до сих пор оживают картинки, как бывший муж трогает за руку блондинку, как улыбается ей.
"Прошло полтора года. Теперь не пара, а по одному", — повторяю себе снова и снова.
Я жива. Я не сломалась. У меня всё прекрасно! И так будет всегда, но без него и это сто процентов.
Рад открывает передо мной дверь, пропуская внутрь кафе. Беглым взглядом пробегаюсь по залу, который почти что пустой. Вот тот столик у окна, пожалуй, ничего.
Устроившись на мягком диване, складываю пальцы в замок, пряча руки под столом на коленях. Понятия не имею, как себя вести. На самом деле я пошутила насчёт курса валют. Этим я точно не интересуюсь, да и о погоде говорить как-то скучно. Поэтому жду первой, когда Радмир выберет подходящую тему для разговора, пока бариста готовит две чашки кофе.
— Что ты делала за городом, Наташа?
— Я думала, мы будем говорить о погоде, — кривовато улыбнувшись, ловлю на себе взгляд прищуренных карих глаз. — Нет, не будем?
— А ты хочешь? — звучит как-то двусмысленно, но я всё равно пожимаю плечами, мол, плевать мне, о чём говорить, да хоть о последнем тонометре, который я купила на прошлой неделе.
Решаю увести разговор в другое русло. Всё-таки я не готова к этой скользкой стезе. Пусть прошлое остаётся в прошлом и на этом жирная точка!
— Я Лизу в детский лагерь отвозила.
— Ого! — искренне удивляется Радмир. — И как ты только на такое решилась?
— Сама в шоке. Даже не спрашивай.
Разговор действительно уходит в другое русло. Радмир вспоминает своё детство. Оказывается, он шесть раз был в лагере, почти каждый год после третьего класса. Истории о той жизни меня забавляют. Я с улыбкой на лице слушаю, как небольшая компания мальчишек обмазывала зубной пастой ребят в отряде, а наутро все проказники были наказаны и отправлены в столовую на дежурство.
Официант наконец-то приносит кофе и мороженое в стеклянной креманке. Два шарика пломбира украшены дольками персика и целой малиной, сверху щедро посыпаны шоколадом.
— Мороженое? Кто-то говорил, что зовёт меня на чашечку кофе, а тут… — хмурюсь, но недолго, потому что мороженое выглядит аппетитно и в такую жару — то, что нужно.
— Ничего такого. Ты не подумай, — подмигивает Рад, подвигая ко мне креманку, — это всего лишь мороженое, Наташ. Не свидание.
Угу. Всего лишь: кофе, мороженое и не свидание. Я так и поняла.
На вкус мороженое действительно восхитительное, а возможно всё дело в том, что я его не ела, уже не помню сколько лет. Едва не мурлычу от удовольствия, как кошка, объевшаяся сметаны.
Рад следит за каждым моим движением. И мне трудно назвать то, что происходит сейчас.
— Попробуй. Очень вкусно, — зачерпнув ложкой мороженое, предлагаю Радмиру, но он только улыбается и качает головой.
— Ладно. Только одну ложку.
Его рука нежно обхватывает мою кисть и тянет на себя. С замиранием сердца наблюдаю, как его губы касаются пломбира, как кончик язык дотрагивается до ложки.
— Ты испачкался, — улыбаюсь и, схватив со стола бумажную салфетку, протягиваю Радмиру, а он снова проделывает этот фокус, что и несколько секунд назад: обхватывает мою кисть и тянет к своему лицу, чтобы я собственноручно вытерла след от мороженого.
Момент становится неловким. И это уже точно переходит рамки "не свидания".
Отдёрнув руку, смотрю на экран мобильника. В кафе мы уже целых полчаса, а я и не заметила.
— Извини, мне пора, — тянусь к сумочке, чтобы достать кошелёк, но Радмир меня опережает и сам рассчитывается за наш заказ. — Ты же говорил, это не свидание, значит, нечестно, если я не оплачу хотя бы половину заказа.
— Наташ, я к такому не привык. В моём присутствии ты за себя никогда платить не будешь, — ещё одна двусмысленная фраза бьёт меня будто электрическим током.
Может, зря всё это? Ну, в смысле, кофе и мороженое. Куда было проще, когда он жил где-то там, за пределами моей досягаемости.