Стану тебе женой (СИ)

Глава 3

Радмир

— Радик, ну давай зайдём в ещё одно место. Ну, пожалуйста… Пожалуйста, — Оля невинно хлопает ресницами и тянет меня за руку в сторону очередного магазина.

Я только подумываю открыть рот, как малышка прикладывает к моим губам палец, со словами:

— Беременным отказывать нельзя! Даже не думай, — качает головой, — ну ты же любишь меня, правда?

— Хитрая лиса, — улыбаюсь. — Ладно. Идём.

И пока Оля расхаживает по магазину с детской одеждой, я откровенно зеваю. Не выспался, а всё потому, что вчера звездец как набрался от злости. Я так и не встретился с Наташей, хотя был близок к этому.

— Как тебе костюмчик? Смотри. Нравится? А эти пинеточки. Рад, глянь. Они такие миленькие. Ну, правда, же миленькие? — щипает меня за руку и с возмущением продолжает: — ты вообще меня не слушаешь. И ничего не смотришь! Ау… Ты со мной?

— Оль, поехали, я отвезу тебя домой. Мне нужно смотаться в одно место по делам.

— Но я не хочу домой, — обиженно надувает губы как ребёнок. — Я думала, что мой любимый братик погуляет сегодня со мной. Ведь он обещал.

— Что-то я не очень похож на подружку, — ухмыляюсь, а затем вижу, какой грустной становится моя малышка, и ради неё переступаю через себя, — вот этот костюмчик хорош. Берём!

Мои мучения заканчиваются через полчаса. И я держусь из последних сил только из-за любви к младшей сестрёнке. Она осталась без матери с самого рождения. Отец как мог, воспитывал сестру, но больше времени с ней проводил именно я. У нас с Олей разница почти десять лет и так сложилось, что пока отец пропадал на работе, я оставался в доме за старшего. Я её кормил, купал и даже памперсы менял, ну и не только.

***

Утро воскресенья. Я всё ещё нежусь в тёплой кровати, как внезапно на меня запрыгивает дочка и начинает трясти за плечо со словами:

— Мама, вставай!

— Лизок, дай поспать, — отворачиваюсь в сторону, но детские ручонки такие ловкие, а ещё эти маленькие пальчики достаточно больно щипают. — Вот же ж липучка, рубль-штучка.

Я смеюсь, закидываю малышку на себя и начинаю щекотать. А Лизка скачет на мне, как на батуте и я запоздало соображаю, что эти наши с ней развлечения уже могут принести вред будущему малышу.

— Всё, куколка, мама встаёт. И ты вставай.

Вместе заправляем кровать, а затем идём в ванную комнату и вместе чистим зубы.

За завтраком Лиза рассказывает мне про Новый год и Деда Мороза. А затем с восторгом описывает куклу, которую увидела у какой-то подружки из садика. В итоге мне не остаётся ничего другого, как позвать мою маленькую копию на шопинг.

Мы едем в самый большой торговый центр в нашем районе и там отрываемся по полной. Я в кои-то веки балую себя косметикой. А потом ещё покупаю чёрный лифчик с кружевом. И плевать, что скоро он не понадобится, потому что кормящие мамы носят другое бельё. Я сейчас хочу быть красивой. Хочу смотреть на себя по утрам в зеркале и фоткать подрастающий животик.

— Мамочка, а пошли в пиццерию? Ты мне давно обещала. Помнишь? — Лизка останавливается напротив меня, задирает голову и с такой жалостью заглядывает в глаза, что я просто не выдерживаю.

И ради дочери я терплю пиццерию. Почему терплю? Да потому что меня воротит от запаха. Я с жадностью пью воду с лимоном и стараюсь дышать ртом. Слабо, но помогает.

— Мам! Смотри. Смотри сюда! — восклицает малышка, дёргая меня за рукав пуховика.

Я вызываю нам с малышкой такси через приложение на телефоне и потому сосредоточенно смотрю в совсем другую сторону.

— Мамочка! Смотри. Это наш Радик, — говорит дочка и я на месте застываю как вкопанная.

Отрываю взгляд от телефона, а мышка указует рукой на один магазин с детской одеждой и в этот момент я ощущаю, как земля уходит у меня из-под ног.

Я быстро-быстро моргаю и щипаю саму себя за руку.

Не сплю! А значит… ОН?

Правда, ОН?

Качаю головой, прогоняя морок. Да тщетно всё. Не проходит. Радмир всё так же стоит возле детского магазина, куда показала моя Лиза.

Я скольжу взглядом по его стану и тут же на меня накатывают слёзы. А в горле застревает противный ком, а потому дышать ещё невыносимей.

Не изменился. Тёмно-русые волосы всё так же аккуратно подстрижены под “андеркат”. Те же широкие брови. Глаза большие. Тёмные, как горький шоколад. Всё тот же сломанный нос с ярко выраженной горбинкой на переносице. Тонкие поджатые губы. Только теперь он с короткой бородой, а раньше предпочитал лёгкую небритость.

Он не видит меня. Смотрит в сторону другую. Смеётся. И в этот момент мой мир разлетается ко всем чертям.

Ошарашенно смотрю на него.

А губы шепчут: “Не верю”.

Не верю, что это стоит он. Что живой. Что здесь и сейчас я могу коснуться его рукой.

И пока я прихожу в себя моя малышка срывается с места, и бежит вперёд.

— Лиза, стой, — кричу вслед, но уже поздно.

Собираю себя по кускам. И откуда только силы берутся в этот момент? Делаю глубокий вдох, настраиваясь на встречу.

Сейчас как подойду. Как расскажу ему всё, что о нём думаю…

Да только рассказывать нечего, точнее, некому. Я так была поражена этой встрече, что не заметила рядом с ним девушку. Совсем юную. Лет восемнадцать. Девчонка ещё. Красивая. И смотрит на него влюблёнными глазами. За руку держит его.

А ещё она беременная. Живот уже лезет на нос, его даже не скрыть под одеждой.

Сердце пропускает череду мощных ударов. В голове стучит набатом. И я сейчас не знаю, что со мной будет, но Лиза убежала к нему, а значит, я не могу оставаться на месте.

На подкашивающихся ногах подхожу к ним. Дёргаю малышку за руку, а на него совсем не смотрю. Кажется, если сейчас он в глаза мои заглянет, то я прям тут упаду, посреди торгового центра.

— Лиза, идём, — вырывается из моей груди с хрипом.

Я чувствую на себе пристальный взгляд.

Всё хорошо.

Я сильная. Я выдержу.

Сейчас должна на него посмотреть.

Мгновение. Секунда. Один взгляд. Глаза в глаза.

Он на меня смотрит, а рукой обнимает другую, ту, что скоро станет мамой его малыша. И если бы не эта беременная малолетка, я бы сейчас вцепилась ему в лицо и расцарапала его до крови!

И это я только с виду такая сильная, а внутри сейчас бушует ураган. Он сметает на своём пути абсолютно всё!

Напускаю на себя невозмутимый вид. Плевать, что он обо мне сейчас подумает. Отныне я не думаю о нём вообще!

— Лиза, идём, — настойчиво повторяю.

— Мамочка, но это же Рад. Разве ты не видишь? — упрямо твердит моя малышка.

Он всё ещё смотрит на меня, и я вижу, как его губы шепчут моё имя.

Он тоже в шоке!

— Извините, мы обознались, — произношу, фальшиво улыбаясь.

Хватаю дочку за руку и всё-таки увожу прочь.

— Пойдём, куколка. Это не Рад. Наш Радмир не ходил бы по торговым центрам с чужими тётями, а был бы сейчас рядом и ждал появления твоего братика или сестрички, — специально говорю громко, чтобы этот козёл всё слышал!

***

Всё это происходит будто не со мной. И это не я иду по торговому центру, крепко держа за руку маленькую дочку. “Настоящая я” рыдала бы в три ручья. И наверное, выла от боли.

А я не рыдаю. Не вою. Внутри пустота. Словно меня до дна выпили. И лишь сердце бьётся быстрее, больно ударяясь о грудную клетку.

Лиза что-то спрашивает, словно никуда не хочет уходить и просит вернуться, но я даже половины не слышу, потому что в этот момент в голове стучит набатом одна и та же мысль: все слова, что он говорил мне в прошлом, были сладкой ложью. Нагло врал! Глядя прямо в глаза. А я поверила, наверное, потому что очень хотела поверить…

На улице уже поджидает такси. Я открываю дверцу, помогаю дочке залезть в салон и только устраиваюсь сама, как цепляюсь взглядом за главный вход в торговый центр. Радмир выскочил за мной на улицу, бросив свою девушку. Совсем дебил?

— Поехали! — командую водителю такси и в этот момент мы с Радом встречаемся взглядами.

Он ошарашенно смотрит на меня и когда переходит на бег, машина просто трогается с места.

Я задыхаюсь непролитыми слезами. Больно! Чертовски больно… Вот так как сейчас: сидеть на месте ровно и не позволять своим эмоциям выйти наружу. А мне орать хочется, бить, ломать, крушить всё вокруг!

Называю адрес подруги и до конца поездки держусь как могу. Тихо шмыгаю носом, кусаю губы, руки сжимаются в кулаки.

Но меня всё равно накрывает в квартире у Тани. Мы с Лизой только успеваем переступить порог. В спешке снимаю обувь и прямо в пуховике иду в ванную комнату. Закрываюсь изнутри на замок, включаю в кране воду и даю волю слезам.

Господи… Меня всю трясёт. И я уже тихо поскуливаю, скатываясь по стене вниз.

— Наташа, у тебя всё хорошо? — спрашивает Татьяна, продолжая находиться по ту сторону двери.

А я хочу ей ответить, да только сил в себе не нахожу. По мне настоящим катком проехались и сейчас я всего лишь двухмерное изображение.

— Наташка, — я не знаю каким образом, но Таня оказывается рядом. Видимо, у неё есть запасной ключ от уборной, но я плохо соображаю в этот момент. — Давай. Вставай, моя девочка. Ещё и на полу сидишь. Во дурёха!

Она не ругается, нет. Заботится. Помогает подняться на ноги, а затем убирает с моего лица прилипшие волосы и руками стирает слёзы.

— Что случилось, Натали?

В ответ качаю головой, а затем зарываюсь лицом на плече подруги, ощущая, как меня накрывает удушливой волной боли.

— Подожди, милая, я сейчас. В дверь стучат. Я пойду открою, хорошо? — я киваю, и Татьяна выходит из ванной комнаты, оставляя меня одну.

Сидя на бортике ванной, скидываю с себя пуховик и только успеваю пройтись ладонью по мокрой щеке, как из коридора доносится взвинченный голос подруги: “Стоять”. Я даже не успеваю подумать, но внутри уже всё переворачивается. Мне хватает несколько секунд, чтобы сделать вдох-выдох, как в дверном проёме появляется он.

Это какое-то издевательство над моей нервной системой. Я теряю дар речи. А он смотрит на меня, тяжело дыша, и вдруг делает шаг вперёд.

— Ещё один шаг и ты правда станешь покойником, — эхом разносится по комнате и я ошарашенно хлопаю ресницами, увидев подругу за спиной Радмира.

Рад пытается обернуться, но Таня умеет убеждать в обратном:

— Да. Именно пистолет сейчас упирается тебе в затылок. И он заряженный. Если мне что-то не понравится, то я выстрелю в тебя не раздумывая.

Я резко подскакиваю на ноги:

— Таня! Да убери ты пистолет. Господи… Не надо. Что ты творишь?

— Ты уверена, Наташа? Иначе я не смогу его выгнать.

— Не надо его выгонять. Он сам уйдёт.

Рад смотрит на меня пристально, выгибая бровь. В его глазах нет испуга. Там вообще ничего нет, как кажется мне.

— Я хочу поговорить, — произносит Радмир и меня будто током прошибает от звуков его голоса. Он оборачивается и закрывает дверь прямо перед носом Татьяны.

Мы остаёмся наедине и я только чудом держусь, чтобы не свалиться в обморок.

Смотрим друг на друга. Молчим. Он будто изучает меня заново и то, что он видит, ему не нравится.

— Ты очень похудела, Наташа, — первое, что говорит он. — Ты болеешь?

— Я абсолютно здоровая, — произношу через зубы. — А тебе не стоило за мной следить. Девушка на сносях. Не обижай! Ей нельзя волноваться.

— Ты сейчас про Олю? — кривая ухмылка расползается на его губах. — Это была моя сестра. Родная!

Его признания неожиданно выбивают почву у меня из-под ног. А может всему виной дурацкий токсикоз, ведь я действительно мало ем, похудела и в последнее время у меня кружится голова от нехватки сил.

Но я не падаю. Только успеваю качнуться, как сильные руки подхватывают меня за талию и в этот момент по моей спине пробегает табун колючих мурашек.

— Убери от меня свои руки, — он нехотя отпускает, и я отхожу назад. — Говори, что хотел и уходи.

— Почему ты вернулась к мужу?

Я не верю своим ушам, но он правда задаёт этот дурацкий вопрос!

— Я не возвращалась к мужу.

— Ты живёшь с ним в одной квартире.

— Что за бред ты несёшь? И вообще, знаешь что? Вали ты на хрен отсюда. Понял?

— В смысле? Ты сейчас серьёзно, Наташа?

— Серьёзно.

— Мы не виделись два месяца. У меня к тебе много вопросов, думаю, ты тоже хочешь что-то спросить. Нет?

Он ждёт от меня ответа. Пристально смотрит в глаза. И я же вижу, как он сдерживает себя, как пытается побороть эту ломку. А меня и саму ломает, потому что сознанием я хочу ненавидеть, но тело помнит другое…

Руки, плечи, шея — всё тянется к нему. И сердце тянется, как последний предатель!

— Ты умер, Радмир. Я тебя похоронила после той аварии. Я носила чёрный платок сорок дней. Я читала псалтырь. Я ставила тебе свечку за упокой! — слёзы градом катятся по щекам, и я уже перехожу на крик: — а ты всё это время был живой! Я оплакивала тебя, а ты был живым…

Меня накрывает истерикой. А сильные руки оплетают мои плечи, сжимают, чтобы не выбралась.