Стань моей куклой

Глава 14

Из тридцати человек нашей группы не пожелали идти на вечеринку лишь я и Марк. Естественно такой шанс выпадает раз в жизни для бедняка — оказаться в элитном обществе, заиметь связи, а может и найти человека по сердцу близкого. Если девочкам подарили платья и туфельки, то парням — брюки, белые короткие рубахи и тоже туфли. Хотя должно быть жарко в темных и длинных вещах, но красота требовала жертв со стороны мужчин.

Марк темноволосый и кудрявый, не сказать, что красавец, но милый. Молчаливый и очень стеснительный. Меня всегда стеснялся и боялся разговаривать. Ощущение, что шарахался, прятался, едва видел в коридоре. Вчера вечером я вытащила Маркушу из комнаты за локоть и потащила смотреть телевизор в холле и ужинать. Тот по началу скромно кушал, а я болтала, старалась его морально встряхнуть. Пощипала его за колено, чтобы перестал киснуть, а в процессе просмотра фильма про зомби, догадалась сказать громко «бууууу» ему на ухо. Он громко ругнулся и обозвал «дурой». И это стеснительный Марк, который взглянуть на меня боялся? Потом, конечно, извинялся, но лед тронулся. Я взбаламутила трясину, в которой он барахтался. Предложила руку помощи, Марк настороженно, но принял. Попытался вылезти.

Проснулась на следующее утро, когда луч солнца, пробравшийся сквозь штору, настырно начал жечь руку. Почесав запястье от зуда, поднялась с постели, а в комнате — пусто. Может Мэри проснулась раньше и ушла, боясь разбудить? Но кровать застелена, а подруга не слишком аккуратная, не всегда заправляла. Да и шагов ночью я не слышала.

Одела джинсовые шорты, шлепки, и голубой топик — максимально открыто и главное не жарко. Взяв из тумбочки принадлежности для посещения душа и зубную щетку с пастойЮ пошла по коридору. Тишина… я понимаю после качественного отдыха нужен еще отдых, но студентов совсем нет. В душевых вода не лилась, напротив раковин и зеркал девочки, как обычно не прихорашивались. Вымерли? Вечеринка видно удалась, и студенты помирают с похмелья.

После водных процедур хотела забежать к Саше и Вике в комнату, узнать, как прошла вечеринка, но в коридоре столкнулась с Марком. Глаза у соседа красные, не выспавшиеся. Веки опухли. Парень спиной оперся о стену возле своей комнаты.

— Маркуш, тебе не кажется, что народ вымер?

— Не кажется. Меня ночью прогнали из кровати, пока Степка с твоей Сашкой заняли нашу комнату… — недовольно повернулся к двери и громко озвучил Марк. Видно хотел устыдить тех, кто там находились.

— Оооо, — вырвался нечленораздельный звук, когда мысль сформировалась в голове. — Наша бегунья с твоим Степкой?

Даже не верилось. Мы полтора года гадали, кто из них первый сделает шаг навстречу. Все знали об их взаимной симпатии друг к другу. И они, и все сто человек, подготавливающихся к поступлению. Но два упертых персонажа отказывались признаваться.

Со смехом я резко сменила курс и без стука ворвалась в комнату Марка, которую парень делил со Степой. Двое под тонкой простынкой на кровати закопошились, натянули ткань сверху на голову. Прячась от любопытных.

— Бесстыдники! Не дают нормальным людям спать! Я смотрю вечеринка удалась?

— Блин, Роман, — донесся тонкий голос подруги из-под простыни, а потом вылезло помятое лицо Саши, а потом и полуголый Степан, протирающий ладонью лицо. — Уйди! Сгинь, нечистая сила! — помахала пальцами, стирая мой облик вон из комнаты.

Я милостиво покинула пару влюбленных.

Решила зайти в комнату по соседству, где проживали официально Саша и Вика. Меня не отпускала мысль о местоположении Мэри. Постучавшись и переглянувшись с Марком, не услышали приглашения, но осторожно заглянули в комнату. А там странный «хнык». Плач?

Возле окна на кровати, сидела наше чудо — Вика и гладила по плечу лежащее тело, скрытое простыней. Что-то тихо шептала той.

Дверь с громким хлопком захлопнулась за Марком, тогда же нас заметили. Из-под простыни вылезла Мэри, на секунду наши взгляды, как опасные рапиры, скрестились и… отступили. Под глазами Мэри уродливыми разводами растеклась тушь. Слезы закапали по щекам. Она вновь скрылась за простыней, прячась от окружающих, и зарыдала в голос.

— Что случилось? — после моего вопроса всхлипы стали громче.

Аккуратно встав с кровати, Вика взяла с тумбочки белую карточку. На цыпочках, стараясь не создавать лишних звуков подошла к нам с Марком и показала. Мэри неожиданно сбросила одеяло, и присела на кровати. Закричала паническим голосом, наполненным первобытным животным ужасом:

— Не показывай!

Но поздно. Фото у меня в руке. На кровати на спине лежала обнаженная Мэри. Мелкие черные кудряшки обрамляли белую подушку, глаза прикрыты, поза расслабленная, ноги раздвинуты, можно рассмотреть каждый волос на теле, цвет сосков и форму груди. На бледном теле, с ярко выраженными торчащими ребрами, снизу вверх красным маркером было написано «Кукла». Внизу всей фотографии синей шариковой ручкой выведено: «Лучшая кукла бала».

— Фотографии наклеены по всем университету, начиная с отеля, в котором отмечали, потом на столбах и деревьях, — тихо добавила Вика.

А Мэри сорвалась с кровати, поправила измятое вишневое платье, яростно вырвала фотографию из рук и начала ее рвать. На десятки мелких клочков, которые швырнула на пол. А я продолжала стоять с поднятыми кверху ладонями, прежде державшими фотографию.

— Мэри? — позвала подругу. Почувствовала неприятную горечь слез, сглотнула, но те не опускались вниз, так и стояли на уровне гортани от осознания, что я частично вина ее страданий. Ведь интуиции вчера кричала об опасности, я чувствовала подвох, поэтому не пошла.

— Отвали! Не строй из себя праведницу. Не хватало твоих нравоучений! — Мэри обратно рванула к кровати и завернулась обратно в простыню, как защитный кокон от унижений и проблем.

Мы не стали нервировать Мэри сильнее, вышли с Марком за дверь, где встретили проснувшихся и веселых Сашу и Степана. Заметив наши лица и застывшие позы, они прекратили радоваться.

— А что происх…

— Вы были с Мэри? Что произошло на вечере? — перебила вопрос.

Влюбленная пара не знала, как ответить, пожали не знающе плечами, но рассоединились, перестали обниматься.

— Мы побыли на вечере примерно час. Выпили, покушали, потанцевали, а потом по-тихому сбежали. Скучно стало слушать снобов. — вдруг Саша мечтательно заулыбалась. — Пошли в парк. Там такой красивый сад во дворе. Розовая дикая вишня, а от нее лепестки на газоне. Красота! Потом вернулись ночью сюда. А с девочками я больше не виделась.

События прошлого вечера оставались по-прежнему загадкой.

Сегодня в воскресенье занятий по расписанию нет, поэтому я ходила по коридору возле комнаты Мэри и раздумывала над причиной, почему подруга не захотела прийти к нам в комнату, предпочла спрятаться у Вики и Саши. Почему? Я ей настолько противна? Со мной нельзя поделиться проблемами?

Метр налево метр направо. Назад — вперед, цокая маленьким каблуком на шлепках по коридору. Едва заходила в комнату, Мэри начинала плакать, орать не своим голосом. Истерить на всю комнату, хвататься за волосы и, как умалишенная, раскачиваться в кровати, а Вика ее обнимала, гладила по голове и пыталась сдержать за плечи. Я в тот же момент выходила и вновь топтала пол в коридоре.

Одногруппники шептались о случившемся. Поглядывали на дверь подруги, должно быть весь университет стал свидетелем позора. Обсуждали грязные сплетни. Я дерзко поглядывала в ответ на любопытствующих с намеком: «вас бы на эту фотографию». Может тогда бы поняли, какого это ощущать?

Я чувствовала вину и злилась на себя за невнимательность, за глупость. Ведь был подвох, но не остановила. Я должна была, должна была… не знаю, что сделать… взять девочек и привязать к кровати, настоять как-то. Жаль свой опыт не передашь чужому.

Сейчас глядя на закрытую дверь, где плакала Мэри, огороженная от остальных, понимала, как могла однажды попасть и я. Вспомнился лжешейх, как стояла перед дверью в ловушке мужских рук, желая сбежать от богачей тем вечером на выпускном. И если бы не лжешейх… это же он меня получается спас. Прогнал того пьяного с его предложением о тройничке и дверь открыл. Позволил сбежать. А если бы не отпустил, я бы вероятнее всего поучаствовала в любовных утехах и с тремя парнями, и так по нарастающей.

Хоть он и лжец, но спас от такого же состояния, в котором пребывала Мэри.

С раннего утра и до обеда Мэри то истерила, то впадала в состояние транса, лежала с лицом покойницы и смотрела в потолок. Угнетенное состояние подруги начинало пугать, слишком долго.

Саше разрешили войти с подносом еды, а мне — нет. Только при мне подруга начинала психовать. Я — больная мозоль. Шрам, который навсегда останется в памяти.

Как же я проклинала того парня-качка, который нравился Мэри и догадался пригласить меня на свидание. Я уверенна, что подруга винила меня, поэтому не пускала сейчас к себе. Думаю, именно с того момента Мэри поломалась, надломилась, как хрупкая ветка. Начала изводить себя диетами и, наверное, на вечере хотела доказать сама себе, какая красивая, стройная и, к несчастью, попалась моральному уроду, который поиздевался. Воспользовался и опозорил на весь университет.

Вскоре Саша вышла с пустым подносом, закрыла плотно дверь и горько вздохнула:

— Всё время плачет.

Я тоже привалилась к стене спиной и обе не знали, как правильнее поступить. Саша монотонно серебристым подносом стучала по коленям и создавала глухой, раздражающий стук.

Я должна что-то сделать. Двигаться, идти. Успокоить Мэри не могу, потому что я — косвенная причина бед и от моего вида ей только хуже.

— Пойдем к врачу? — предложила Саше, которая прекратила стучать подносом. Вопросительно изогнула бровь. — К психиатру или психологу в больничное отделение. Мэри, конечно, меня возненавидит еще сильнее, но боюсь это последняя стадия. А если она что-то сделает с собой? А вдруг в окно выпрыгнет?

Мы проходили врачей на этой недели, но Мэри не рассказала о результатах диагностики.

Действительно, во время путешествия до здания больницы повсюду видели белые карточки-фотографии, приколотые к стволам деревьев или к коричневым урнам в форме вазы. Какой моральный урод мог сотворить подобное? Кто за этим стоял?

Впопыхах вбежали в больницу, постучали по двери с табличкой «психиатр», но в ответ тишина. Возможно сегодня выходной день у врача, но, а нам что делать?

Соседняя дверь оказалась с табличкой «сексолог». Не знаю зачем постучала, надеялась и там закрыто. Но после первого же стука дверь открылась и появился молодой врач. Высокий, в белом халате. Артур, если память, не изменяла.

— Дамы? — удивленно оглядел меня и Сашу, затем плотно прикрыл дверь за спиной, словно что-то прятал внутри помещения.

Мне по сути все равно, что там или кто? Может опять удовлетворял студентку…

Без приветствий и без любезностей я перешла к сути вопроса.

Руки по бокам:

— Подскажите, где найти психолога или психиатра? Срочно! У нас проблемы! — повысила голос, но врач скучающе оглядел меня, потом стройные длинные ноги Саши. Они поинтереснее, чем кричащая я.

— Мегера должна быть там! — Артур большим пальцем правой руки указал на соседнюю дверь, которая внезапно, словно по приказу или велению сексолога, послушно раскрылась. Первым вышел студент — молодой парень, следом женщина около тридцати в белом халате. Ее рыжие волосы собраны в пучок, одна длинная прядь спускалась по лицу. Женщина улыбнулась парню-студенту, а увидев нас — мгновенно посерьезнела. Оценила коридор и людей возле своего кабинета. На сексологе ее взгляд особенно остановился, как на мерзком таракане или грязи, от которой женщину физически передернуло.

— Кто-то стучался? — спросила психиатр, но ощущение, что надо ответить «нет». Ее все достали. Руки скрестила на груди, будто готовая к обороне.

— У нас проблемы! — сразу заявила я.

— Вижу! — кивнула женщина на Артура. — Рядом с ним и стоять-то заразно. Заразишься какой-нибудь венерической дрянью.

— Мегера завидует моей красоте! — сексолог взъерошил темный ежик волос, гордо поднял подбородок, демонстрируя свою красоту. Поправил ворот футболки под белым халатом, стряхнул с одежды невидимую грязь, но тут же глубоко болезненно выдохнул воздух, едва удар с локтя пришел ему в район пресса.

— Заткнись, «красавица»! — мышиный нос женщины скривился, как будто от плохого запаха. Психиатр поправила рыжую прядь возле лица. Нам с Сашей улыбнулась искренне, по крайней мере глаза заискрились весельем, и пригласила зайти в свой кабинет.

— Вот поэтому я и ушел от тебя. Не женщина, а мужик! Она занимается боксом! — неожиданно обратился Артур к нам с Сашей. Будто нам очень интересно слушать о его женщинах и любовных похождениях. — С ней страшно находиться рядом. Чуть что — бьет.

Мы скромно зашли в кабинет, а психиатр уже в кабинете громко сказала, чтобы услышал врач в коридоре:

— Это я ушла от тебя… — хлопнула демонстративно дверью, а потом дополнила, словно по секрету. — Он хуже женщины легкого поведения!

Меня не касались отношения между сексологом и психиатром, поэтому не стала заострять внимания на услышанном и увиденном. Перешла к проблеме, которая заставила сюда в страхе прибежать. Врач задавала вопросы, мы с Сашей предельно честно отвечали: описывали жизнь Мэри, начиная с умерших родителей, путешествие по алкашам-дядям и тетям, об анорексии, об окружающих людях, друзьях. Согласно данным психиатра, некая часть информации была намеренно скрыта Мэри — а именно проблемы по женским делам.

Психиатр согласилась пройти к Мэри и переговорить. Более получаса длилось общение, в течение которого мы с Сашей опять же стояли за дверью и изучали вернувшихся студентов. Никто больше не жаловался после вечеринки. Студенты, пребывая в веселом настроении, шептались, обсуждали подробности и увиденных настоящих звезд экрана или подиума.

Спустя некоторое время из комнаты вышла врач:

— Какая она слабенькая, — произнесла с равнодушием, холодно подводя итог диалога.

А мне хотелось ей врезать по лицу, ударить и стереть пренебрежение. Откуда ей знать, какого это? Как может утверждать о слабости, не побывав в шкуре другого человека. Только ее разрешение пообщаться с Мэри наедине меня заставило смолчать и прикрыть рот и не высказать все, что думала о женщине.

Ворвалась в комнату. Подруга немного ожила. По крайней мере при моем приближении теперь не кричала и не забивалась под покрывало, но глаза по-прежнему красные, опухшие от слез. Пальцы подруга заламывала и хрустела ими, что говорило о неуверенности, до тех пор, пока не начала монолог:

— Извини… — сказала Мэри тихо, глядя на ноги. — Тебя вчера искал один парень, я, к сожалению, рассказала твое имя, потому что он показался нормальным, впрочем, как и все богачи вчера. — она горестно вздохнула, и усмехнулась глупым мыслям. — Я познакомилась с парнем, не знаю, как его зовут. Рыжий, в веснушках, голос мелодичный, назвался принцем на вечер. От шампанского мне стало плохо, а его друг, который искал тебя — зовут Бонифаций, не знаю, имя это, фамилия или кличка, он меня отнес вместе с принцем в комнату наверху. Я не помню, что они делали со мной. Смутно помню голоса, фразы, прикосновения! — Мэри опять схватилась за волосы и взвыла, как раненная. Она и была ранена, внутри душа кровоточила, отравленная этими уродами. Подруга вновь заплакала, скрывая лицо ладонями. — Прости. Прости меня, не знаю, что со мной. Злюсь на себя, а срываюсь на тебе. Ты самая родная, я не хотела, чтобы ты видела меня такой.

Я не знала, как ответить на извинения, как не расстроить сильнее. Лишь кивнула холодно и вышла за дверь. Ни слова не сказала подруге.

А во мне злость рычала лютым зверем. Нервы пружиной скрутили тело — не вздохнуть, не моргнуть, только без движения стоять и смотреть в стену. Психиатр напоила Мэри снотворным, и ушла. И вот тогда я поняла, что предел настал — сейчас задохнусь, если не растянуть пружину нервов и не дать мне глотка воздуха.

Вместе с Сашей вышли из общежития срывать злополучные фотографии. С фонарных столбов, на урнах, на спинке лавки повсюду скотчем или кнопкой приклеены фотографии с участием Мэри — голая грудь, розовые соски, низ живота прикрыт белой простыней, на которой нарисована красная стрела, ведущая вниз к местечку между ног с намеком, где искать удовольствие. Омерзительно, тошно, гадко!

Мы срывали фотографии, рвали на десятки клочков и выбрасывали в урны. Потеряли счет времени пока дорога противных фотографий вела нас вперед. Остановились мы впервые возле фонтана со статуей красивой обнаженной женщины, поливающей из кувшина землю. Потом поднялись по каменным белым ступеням, где также приколоты гадкие фото и оказались перед входом в трехэтажное здание. Двери любезно открыты, будто приглашали путников. На стене — очередная фотография, которую я сорвала и выбросила на пол. Для пущей убедительности потопталась по ней, как эти богачи по Мэри.

— Какая смелость… — засмеялся неизвестный парень в темном углу. Лица не видно, только красный уголек от сигареты, отброшенный курящим, почти задел мой локоть. Затем мужчина вышел на свет фонаря и руки скрестил на черной футболке. Здоровяк! Под два метра ростом, с накаченными руками, либо под стероидами, либо не знаю под чем. Невозможно накачать такую мышечную массу здоровым путем, его кожа едва не лопалась от давления мышц.

— Прекратите вешать эту грязь! Немедленно! — проговорила хоть и тихо, но четко, чтобы поняли. — Это детский сад!

— Ах, детский сад… ну-ну… — здоровяк ладонью указал на дверь, приглашая в зал, откуда доносилась мелодичная музыка и голоса гостей. А выбора не было. Слева от нас с Сашей колонна, справа — здоровяк, а спуск по лестнице закрыт вдруг прибывшими богачами.

Держась близко друг к другу, чтобы чувствовать моральную поддержку, мы прошли в зал, похожий на обычный кафетерий, где студенты проводили досуг. Но рассматривать богачей не было времени, потому что здоровяк выставил плетенное кресло. Развернул передо мной и, погрузившись в него, взирал на народ, как командир, при этом пальцами в перстнях с глухим стуком барабанил по подлокотникам. А ощущение, что стучал по моей голове.

Студентов много, но они все навострились, зашептались, ожидая развязки.

Это тот здоровяк, что издевался над Марком. Оглядев нас с Сашей он сделал соответствующие выводы, и произнес:

— Либо ее фотки еще неделю будут украшать университет. Надо же знать героев университета в лицо! — криво улыбнулся мерзкой улыбкой свиньи, кулаком подпер мясистую щеку. Глазки маленькие, злобные и в них пылала чернота и грязь.

Это смешно. Просто смешно. Мы в детском саду? Что за тупые игры для умственно отсталых.

Я не смолчала, резко перебила самоуверенную речь бугая:

— Вроде взрослые люди, а занимаетесь глупостью! Девчонку сфотографировали и развесили повсюду! Неужели девушку прежде не видели обнаженной? Это настолько важное событие?

После моей пылкой яростной речи, я чувствовала только отбойный молот в груди. Словно испуганное сердце стремится проделать огромную дыру в ребрах и от страха выпасть из груди.

Потешный смех толпы меня сбил с толку лишь сильнее. Студенты сидели за столами, кто в плавках с перекинутым полотенцем через плечо, кто с коктейлем. Девушки, закинув ногу на ногу в одних купальниках, трубочками с клубникой помешивали жидкость в бокалах. Некоторые богачки, прикрыв губы ладонью, тонко хихикали над моим замечанием, а бугай в кресле в одних шортах не оценил чувства юмора.

Я сразу пожалела о сказанном, но уже поздно.

Внутренне я дрожала, а снаружи старалась казаться непробиваемой, стояло ровно, не позволяя увидеть свой страх. Никто не должен догадаться, что боюсь, иначе почуяв кровь, стервятники нападут на более слабого.

— А ты из разряда в каждой бочке затычка? — по крайней мере, настроение бугаю я подпортила. Пусть попьет своего же лекарства. Хлебнет общественных насмешек.

— Я из разряда людей разумных. Прекратите распространять эти фотки! И вообще, почему вы к нам прицепились?

Мужчина некоторое время разглядывал без былого смеха, думал о своем.

Двери резко хлопнули за спиной. Кто-то закрыл, препятствуя выходу из зала.

Тогда я услышала продолжение прерваной речи здоровяка:

— Либо ТВОИ фотки будут украшать наш университет! Но прежде склонись и поцелуй ногу своего Хозяина!

— Х..х..хозяина? — вырвался вопрос. Отшатнулась, будто плетью ударили страшные слова. Теперь фразы про хозяина и кукол не казались глупостью или игрой. Я… я же человек? Нет?

Я не могу выполнять приказы. У меня свои мысли и желания и в них не входит стремление угождать хозяину.

— Я буду твоим хозяином, — произносил мужчина тихим голосом, от которого холодом обдало. — Я буду приручать тебя. Ведь хочешь спасти подружечку? Либо возьму ее, либо тебя. Или ты только на словах смелая? Склонись, девочка… Или ты склонишься или твоя подружечка…

Возьму… Склонись…

Меня бросало то в холод от общественных смешков, то в жар от его черных, свинячьих глаз, от лба, покрытого жиром или потом.

— Давай! — мужчина выставил одну ногу в сандалии, как на днях в случае с Марком и пошевелил пальцами ноги. — Поцелуй стопу хозяина.

Все звуки смешались в один жуткий гул, а видео перед глазами остановилось на огромной ноге здоровяка. Кадр перед глазами завис в одном положении — на больших пальцах ноги.

— Склонись!

Мне стало тошно, в горле образовалась вонючая горечь, пока послушно склоняла голову и медленно, как марионетка, оседала на одно колено, потом на второе. Не имея права стоять, лишь вот так, как кукла. Не человек, а покорное создание.

А какой был выбор? Как правило, любят издеваться оравой над одним человеком. Если будут издеваться над двумя, уже не так больно каждой из них. Поэтому травля обычно происходит над одним человеком. Если я сейчас позволю над собой издеваться, над Мэри им будет уже не интересно, весь энтузиазм направят на меня.

— Целуй! — приказ.

Я руки поставила на пол, ощущая ладонями прохладу, ногтями в последний раз процарапала пол. А на глаза брызнули слезы от понимания, что должна была сделать. Очень сильно затрясло от нервов. Захотелось не поцеловать, а откусить ему ногу или взять что-то острое и вколоть в вонючие пальцы.