Вся последующая неделя была заполнена занятиями по разным предметам. Особенно Маше пришлись по душе уроки математики и французского языка. Для неё самой это оказалось несколько неожиданным. Ведь раньше в школе она их терпеть не могла и старалась прогулять. Так и перебивалась с двойки на тройку, ничего не понимая в изучаемом материале.
А здесь она заворожено слушала и Павла Ивановича, и мадемуазель Рикар, задавала вопросы и не могла дождаться следующего занятия. И результат не заставил себя ждать. Маша уже понимала по-французски отдельные фразы и даже выучила наизусть целое стихотворение, благо, что мадемуазель Рикар проводила с ней много времени и всё время говорила по-французски. А к математике у девушки вдруг обнаружились недюжинные способности, так что пробелы в её знаниях быстро заполнялись благодаря усилиям Павла Ивановича Турчинова, который был талантливейшим педагогом. Вот успехами в танцах Маша не могла бы похвастать.
- Ну не моё это - и всё! - не раз говорила она нежной, грациозной Насте, которая скользила по паркету танцевального класса, словно невесомое пёрышко.
- Ты, сестрица, старайся, и всё обязательно получится! - неизменно увещевала её Настя. - Раньше ведь ты хорошо танцевала!
«Когда это - раньше? - с досадой думала Маша. - Не помню такого. Я совсем потерялась во времени!» Но, стиснув зубы, продолжала выделывать разные па, пытаясь не отстать от сестры.
К музыке и рисованию Маша относилась терпимо, но без особого интереса. У неё обнаружился неплохой голос, но ей было скучно разучивать слащавые романсы, которые надлежало исполнять барышням. Настенька же пела прекрасно, вдохновенно и трепетно. И нисколько не слащаво, а очень глубоко и проникновенно. «Как ей только удаётся исполнять эти карамельные романсы так, что всерьёз выступают слёзы?» - удивлялась Маша, с восхищением глядя на сестру. И всегда соглашалась петь с ней вторым голосом.
Каждый день после обеда она отправлялась в свою комнату, якобы, «отдыхать» по совету доктора. А сама, улучив момент, когда её никто не видел, убегала на конюшню заниматься верховой ездой. Нет, она как послушная девочка попросила у бабушки разрешения кататься верхом. Но та строго-настрого запретила ей садиться на лошадь, «пока она окончательно не восстановит свои силы после болезни».
- А вдруг у тебя закружится голова, и ты не усидишь в седле? - княгиня ужаснулась мысли, высказанной ею же самой.
- Ну почему я обязательно должна упасть? А, бабушка? - стала канючить Маша.
- Нет, нет и ещё раз нет! - отрезала бабушка.
«Прямо как у нас! - усмехнулась Маша. - Ничего не меняется!»
- Нам хватило трагедии с твоими родителями, - продолжила княгиня. - Ещё одной я не переживу!
- А что произошло? - не на шутку испугалась Маша.
Отец погиб, неужели и с мамой что-то случилась? От ужаса у Маши вспотели ладони. Но потом она взяла себя в руки и сообразила, что речь, очевидно, идёт о каких-то других людях. О Настенькиных родителях. Ну да, о далёких предках Маши. И нечего паниковать.
- Хорошо, дитя, что ты ничего не помнишь, - грустно промолвила княгиня. - Я расскажу тебе эту печальную историю потом, когда ты будешь здорова.
«Но я и так здорова! И не болела вовсе!» - хотелось крикнуть Маше, но она сдержалась, решив обо всём расспросить Настю.
Видя, что бабушка совсем расстроилась и отвернулась к окну, Маша потихоньку выскользнула из комнаты. Она решила больше не докучать княгине своими просьбами, а просто пойти на конюшню. А Андрейке сказать, что княгиня разрешила. Такой вот маленький обман. Всё равно же никто не узнает! О том, что здесь по каждому поводу «порють», она как-то забыла.
Андрейка, получив от Маши горячие заверения в том, что княгиня согласилась на их занятия верховой ездой, с удовольствием принялся обучать княжну этому непростому делу. И за неделю она научилась довольно уверенно держаться в седле и ездить шагом по загону под присмотром парня. Но ей хотелось большего, гораздо большего!
- Ну что мы всё топчемся на месте! - не раз говорила она Андрейке. - Я хочу выехать на простор!
- Никак не можно, барышня! - важно отвечал тот. - Рановато ещё будет!
Хотя кобылка, которую Андрейка выбрал для обучения Маши, была очень смирной, он чувствовал большую ответственность за княжну и не мог выпустить её из загона после нескольких занятий. Девушке же ничего не оставалось, как повиноваться. Пока ей всё сходило с рук, и она решила, что и дальше удача будет на её стороне.
В один из поздних вечеров, перед сном, они с Настей, как обычно, шептались в комнате сестры. Признание никак не шло с языка Маши. «А поверит ли мне Настенька? - сомневалась она. - Скорее всего решит, что я не в себе после болезни. Да и кто мог бы поверить в то, что я из другого века! Они все почему-то думают, что я принадлежу их семье. Ну да! Я же - Привалова! Хотя нет. Я - из другого поколения Приваловых… Но как будто бы член их семьи…» Окончательно запутавшись, Маша потёрла лоб.
- Ты хочешь меня о чём-то спросить, сестрица? - поинтересовалась чуткая Настя.
- Да… Я вот что хотела узнать, - задумчиво проговорила Маша. - Что за трагедия произошла с твоими родителями? О чём не хочет говорить со мной бабушка?
Глаза Насти наполнились слезами. Это было заметно даже в полумраке комнаты.
- Почему - с моими родителями? - дрогнувшим голосом спросила Настя. - Они были и твоими родителями тоже…
Маша не стала разубеждать сестру. Только взяла её похолодевшую ладошку в свои руки.
- Расскажи, Настенька, - тихо попросила она.
- Это случилось пять лет назад, - начала свой печальный рассказ Настя. - Наши родители любили ездить на Кавказ. Иногда и нас брали с собой. Они были такие молодые, весёлые и обожали друг друга. Мама часто устраивала нам детские праздники. Она была большой выдумщицей, и все знакомые, даже взрослые люди, с нетерпением ждали этих праздников. Ты помнишь, Маша? Ты же должна это помнить!
Настя подняла на сестру глаза, полные слёз. Маша, не решаясь сейчас спорить, кивнула в знак согласия.
- Ну так вот… - всхлипнув, продолжала Настя. - И в тот раз они отправились на Кавказ. Только вдвоём. Дело было в сентябре. А мы оставались под присмотром гувернанток и бабушки…
Настя замолчала, как будто бы всем своим существом протестуя против трагического завершения рассказа. Маша не решалась нарушить тишину.
- Они поехали кататься. На мосту лошади вдруг понесли, карета перевернулась и сорвалась в пропасть, - вдруг скороговоркой произнесла Настя совершенно осипшим голосом.
Маша молча до боли сжала её руку.
- И остались мы с тобой на попечении бабушки, - шёпотом завершила свой рассказ старшая сестра.
«Бедная! - подумала Маша. - Как ей до сих пор тяжело вспоминать!»
- Прости, что заставила тебя опять пройти через это, - виновато проговорила она.
- Ничего, - ответила Настя, вытирая слёзы. - Я и не забывала.
- Так вот почему бабушка была так против моих уроков верховой езды! - задумчиво произнесла Маша.
- А ты хочешь заниматься верховой ездой? - Настя с любопытством взглянула на сестру.
- Уже…
- Что - уже? - не поняла старшая сестра.
- Уже занимаюсь! - с вызовом проговорила Маша. - С Андрейкой.
- И ты пошла против воли бабушки? - ужаснулась Настя.
- Ну да? А что здесь такого? Ты же велела нам с мадемуазель Рикар не рассказывать об утреннем происшествии… - Маша лукаво посмотрела на сестру.
- Велела… Но здесь другое. Иначе бы Андрейке с Егорычем не сносить головы…
- А мне очень захотелось покататься на лошади, - упрямо произнесла Маша.
- Но тут бабушка, возможно, права, - мягко проговорила Настя. - Ты ещё не совсем здорова. А что будет с Андрейкой, если бабушка обо всём узнает? Об этом ты не подумала?
- Да, кстати, об этом… - Маша почувствовала, что закипает праведным гневом. - Что же вы, такие высокородные князья, порете людей на конюшне за всякую провинность?
Она в упор посмотрела на сестру.
- Я, право, тебя не понимаю… - стушевалась Настя. - Они же крепостные крестьяне! И наказывают их только за дело.
- За дело, говоришь… - Маша перешла в наступление. - А тебе не приходило в голову, что они - такие же люди, ничуть не хуже нас с тобой? Они - не ваши вещи, а живые люди! Это хоть ты понимаешь?
Настя ещё не видела Машу такой жёсткой и разгорячённой. И никто никогда с ней ТАК не разговаривал.
- Я как-то не думала об этом… - в смятении пролепетала она. - Возможно, ты и права…
- А ты подумай на досуге. Ведь у тебя его много, - почти грубо проговорила Маша. - Наверное, боитесь, что все крестьяне разбегутся, и некому будет вас обслуживать? А самим пошевелить ручками слабо?
Настя смотрела на младшую сестру широко раскрытыми глазами.
- За что ты на меня так сердишься, Машенька? - жалобно спросила она. - Нашим крестьянам совсем неплохо живётся. Мы о них заботимся.
- Верится с трудом, - ворчливо ответила Маша. - И что значит «неплохо живётся»? Неплохо живётся вам в вашем доме. А, кстати, зачем вам такой огромный дом? Вы ведь всё равно не пользуетесь большинством комнат.
«Нам с мамой вполне хватает двух», - чуть не сказала Маша, но вовремя спохватилась.
- А ты разве не одна из нас? - робко поинтересовалась Настя. - Почему ты себя отделяешь от нас?
Тут Маша поняла, что она чересчур увлеклась вопросами классового неравенства, которые, конечно же, изучаются у них в школе, но которые совершенно чужды пониманию Настеньки. Вон она, бедная, как напряглась! И не может сообразить, в чём тут её вина. Она же с рождения привыкла к подобному образу жизни и не мыслит себе другого. Ей бы жениха достойного и вовремя, вот это - задача из задач!
- Ладно, моя рафинированная сестрица, не бери в голову! - она обняла Настю.
- Что ты сейчас сказала, Маша? Повтори, пожалуйста! - проговорила Настя, наморщив лоб. - Иногда я тебя не понимаю…
Маша хмыкнула. Ну что за романтические недотёпы! Живут в своём мире, и ни до чего другого им нет дела! А отними у них всех этих Егорычей, Андреек и Матрён, и будут они беспомощны, как дети.
- Я сказала, сестрица, что ты - замечательная барышня! А теперь давай спать.
И, чмокнув Настю, Маша убежала в свою комнату, оставив сестру в полном недоумении.