Стихи

Несут свои дары тропою канители

Верблюды и волхвы в барханах карамели,

Завета и звезды блистательный союз.

Се дерево сосна — как заменитель ели.

— Не бойся ничего. — А я и не боюсь.

Я пристально слежу, как птица у скамейки

По темечку январь, по зернышку клюет.

И в правилах игры составленной партейки

Имею я резон на три своих копейки:

Была бы кость цела, а мясо нарастет.

Сумерки — это Гомер,

Первая смена.

Сумерки, например,

Остров, другая Елена.

Или чужие за стенкой шаги,

В смысле — таланты.

Сумерки — это круги

В сумерках Данте.

Это волна на волну,

Чистой воды мелодрама.

Сумерки гасят луну

В куполе храма.

И, наконец, человек у колонн

Где-то под кожей

Чует, что, в сущности, он —

Сумерки тоже.

До недели страстной две бесстрастных недели.

Дело пахнет весной, где большая вода.

И не видно грачей, но они прилетели.

Потому что грачи прилетают всегда.

Я сегодня один. Ветер хлопает дверью,

Ветер чем то стучит на манер калаша.

У моей у природы взъерошены перья,

Уцепилась за ветку, по птичьи, душа.

Уцепилась за ветку душа-невеличка,

И, по правде сказать, я сегодня ничей.

Возвращаться с небес неплохая привычка.

Я смотрю на часы: на часах — время Че.

На огни, как дозорный, смотрю за рекою,

На безлюдный бульвар, на подснежник-пакет.

Я пытаюсь понять, что за время такое,

Понимая прекрасно, что времени нет.

Однажды я устал от пьянства.

Потом просох от пьяных слез.

Труху словесную в пространство

Мело метелками берез.

Я понял там интуитивно,

Устав, как водится, вконец,

Что жизнь настолько же противна,

Насколько портится жилец.

И с тем, гуляя подле храма,

Следил полеты птичьих стай.

Когда со мной гуляла дама,

Лежал на даме горностай.

Когда гуляли мы с Катуллом,

Я брал перо на караул.

И мнилось мне, что все уснуло,

Что я внутри всего уснул.

Я вижу сон и вижу, что не сплю.

Моя жена, которую люблю,

Которой нет и не было когда-то,

Жена моя изрядно конопата

И это цигель, цигель ай-лю-лю.

Забавный сон — он делает мне честь.

Жена, откуда взятая невесть,

Не может на меня налюбоваться.

Как будто ей наутро просыпаться —

Жене моей, которая не есть.

Моей жене, в моём просторном сне,

Где лишний раз не скрипнет половица,

Живётся замечательно вполне.

Но что ей снится? Господи, что снится

Моей несуществующей жене?

Наверно, тёща. К ней на пироги

Ещё ходить, пожалуй, что придётся.

Жена моя, цитируя Айги,

Над вымыслом хохочет и трясётся.

Счастливая, и думать не моги.

На небе выберу звезду.

Смотреть под ноги скулы сводит.

Я целый год чего-то жду,

А ничего не происходит.

Ни петь, ни плакать, ни кричать,

Ни Боже мой, ни в хлам напиться.

На всё наложена печать.

И ожиданье длится, длится…

И треплет время в бахрому,

Как ветер флаги, там, снаружи.

Где я не нужен никому,

Где мне никто, увы, не нужен.

Однажды вечером ты встретила меня,

И, Бог свидетель, мир не содрогнулся.

Спасибо за компанию, но всё же

Я снова здесь и вновь люблю жасмин.

И белый стих, как белой плоти запах,

Меня тревожит, может, не напрасно.

И самое — нелепица пророчеств —

Люби и ты какой-нибудь цветок.

Однажды вечером пустующий мотель

Покинут двое…

Сверху видно не дальше детства.

Снег почти покрывает страхи.

Фотографии лицедейство —

У меня девятнадцать твоих фотографий.

Куртуазных твоих тростинок

В обертонах трепетной лани.

Если это желаний снимок,

У меня девятнадцать таких желаний.

Девятнадцать фигур у меня для речи

И пунктир классической коды:

Снег, летящий который вечер

На озимые всходы.

И был последний лета день.

Печаль, как тень от козырька,

Мою небритую мордень

Облагородила слегка.

Глаза и мысль, с кровинкой гжель,

Плели верёвочку с плющом.

— Я не люблю тебя уже…

— Не любишь ты меня ещё…

Ещё врубил какой-то псих

Шансон на весь улус-берке.

И был последний лета штрих

Кофейным зёрнышком в руке.

Ты была такая голая,

Что пришлось и мне раздеться.

Я летел над Халхин-Голом.

Ты летела по соседству.

Потому, что мы — пилоты,

Было счастье нам без малого.

Было в нашем деле что-то,

Что-то было в нём Шагалово.

И была ещё страница,

Где всплыла одна история…

Всё, конечно, повторится.

Повторится всё, не более.

Это Нечто цепляет за Что-то.

Ничего непонятно — и пусть.

Это осени первая нота,

Это первая осени грусть.

Это птичий исход под сурдинку,

Одинокой до жути трубы.

Это рвутся дождём паутинки,

Это ниточки рвутся судьбы.

И деревьям в стыдливой расцветке

Облетать, оголяя вину.

Это ты ко мне тянешься веткой,

Это я к тебе ветви тяну.

Снега холсты пастозного,

Волжская магистраль.

Тенью Ивана Грозного

Астрахань брал февраль.

И далеко до Нижнего,

И до воды — земля:

Ты возлюбила ближнего

Ближе, увы, меня.

Впрочем, от века лирикам

Снится у той сосны,

Пальма одна из финика

Во глубине Апсны.

Что хорошо, наверное,

Вспомнить в конце зимы.

Вспомнить, что мы не первые,

Что не вторые мы.