— Нам нужно поговорить, — Юлия нервно комкает в руках платок. — Наедине. И не здесь.
Сегодня пятый день после турнира, и я наконец разрешил Киру подняться на ноги. Импровизированная палата, устроенная в гостевых покоях, больше напоминает оранжерею: ступить некуда из-за ящиков с землей. Чтобы я мог лечить его раны, Кир за эти дни прорастил десятки, если не сотни цветов и трав и даже парочку небольших деревьев.
Первые двое суток были сущим адом. Едва я пришел в себя, тут же занялся восстановлением поврежденного легкого пациента и останавливался только тогда, когда сам оказывался на грани обморока. Не знаю, как пережил первую ночь — но с погодой повезло, утро выдалось солнечное, так что выжить удалось не только мне, но и Киру. Хотя шутка ли, открытый пневмоторакс, да еще при полном отсутствии стерильности… Однако организм Высшего изрядно меня удивил. Стоило только справиться с голубой аурой магического поражения — и он проявил незаурядные способности к регенерации. Существенно выше средних, еще не сверхъестественные, но близко к тому. Потому, возможно, хотя аристократы заваливают девиц из низших пачками, ни в хрониках, ни в светских сплетнях мне не встречалось никаких упоминаний о потомстве от таких союзов; а какая простолюдинка упустила бы шанс обзавестись ребенком со способностями к магии, если бы это было возможно? Еще один фактор, делающий Танаид мертвенно, безнадежно стабильным обществом.
Только на третьи сутки, когда состояние Кира стабилизировалось, догадался спросить Юлию, что там с исходом поединка. Оказалось, юный Нагель сумел-таки подняться на ноги, и судья объявил его победителем. Он выжил и уже здоров — наложенный Киром отек был, конечно же, временным. Бой никак не выглядел договорным, и у рода Нагель нет претензий к роду Рентх. Не знаю, видел ли кто-то, кроме меня, пулю, выпущенную Киру в спину явно снаружи купола; но кто это видел, тот будет молчать — как, собственно, и я сам. Несправедливо, конечно, но создавать себе проблемы на ровном месте — оно мне надо?
Юлия не отходила от сына и заботилась заодно и обо мне. Без ее напоминаний я, наверно, забывал бы есть и спать — так увлекся сложным случаем. Барон заходил всего пару раз, спасибо хоть без этой стервы Симоны. Вчера он даже притащил какого-то старика, представив целителем; тот, по счастью, в лечение вмешиваться не стал, постоял в дверях, закатив глаза, состроил сложную мину и ушел восвояси. По меркам Танаида это, пожалуй, уже делало барона отцом года. А вот Юлия ведет себя так же, как любая мать больного ребенка в моем мире… и, похоже, сейчас я сталкиваюсь с типичной для этой ситуации проблемой.
— Идем же в мою комнату, — настаивает Юлия. — Мне нужно кое-что тебе сказать. Это важно.
Она взволнована, пышная грудь высоко вздымается под плотной тканью платья.
— К сожалению, сейчас это неудобно, — отвечаю насколько могу вежливо. — У нас с Киром по расписанию сеанс. Потом мне нужно будет отдохнуть. Пациента пока не стоит оставлять без присмотра, легкое не восстановилось до конца, возможен приступ. Но если заживление продолжится благополучно, уже завтра мы сможем прогуляться в парке…
— Дело не терпит отлагательства, — говорит Юлия и берет меня за руку. — Я должна сказать тебе это прямо сейчас.
Вежливо, но твердо отнимаю руку. С такими ситуациями сталкивался почти любой мужчина-врач. Мне на внешность грех жаловаться, я не сладкий красавчик, но нормальные у меня и лицо, и сложение. Однако подобное случается даже с теми из нас, кто чуть симпатичнее обезьяны. Женщины иногда без памяти влюбляются в тех, кто лечит их или особенно их детей — причем чем тяжелее болезнь, тем глубже и ярче чувство. Юлия, конечно, человек хороший и дама интересная, только вот не в моем вкусе. Да и не с руки мне сейчас мутить с замужней, мне бы Кира поставить на ноги и побеседовать, наконец, с ректором насчет преподавания в Академии…
— Ну, идем же, — торопит Юлия. — Известие срочное, хотя, боюсь, уже слишком поздно…
Может, она все же не порывом страсти нежной охвачена? Похоже, стоит ее выслушать, сеанс с Киром может и подождать. Вообще-то худшее уже позади, ничего парню не сделается за полчаса. Следую за Юлией в ее покои. Это такая же спальня, как у меня — кровать под балдахином, кованый сундук для вещей, столик на изогнутой ножке и пара кресел. Так здесь выглядит роскошь, доступная лишь Высшим.
Закрывая дверь, Юлия нервно озирается. Глупо, ведь именно такое поведение вызывает подозрение. Судорожно вздыхает, складывает пальцы в замок, подходит ко мне совсем близко… Отстраняюсь и усаживаюсь в кресло. Ей ничего не остается, кроме как сесть напротив меня.
— Я не знаю, кто ты и откуда, и почему скрываешь свое имя, — Юлия говорит шепотом, и мне приходится податься к ней через столик, чтобы слышать. — Ты спас жизнь моему сыну, и мне довольно этого. Но другие… могут оказаться не столь нелюбопытны. Если у тебя есть серьезные причины скрывать, кто ты такой, тебе лучше покинуть Академию как можно скорее. Прямо сейчас.
— Как — сейчас? Лечение Кира еще не закончено…
— Ты говорил, его жизнь вне опасности, он восстановится. А тебе не следует медлить.
Подбираюсь, смотрю женщине прямо в глаза:
— Ты что-то знаешь, Юлия? Говори прямо. Мы ведь с тобой союзники.
Она сплетает и расплетает пальцы и наконец решается:
— Третьего дня ты уснул возле постели Кира, и я на несколько минут отошла. Когда возвращалась, столкнулась в дверях с прихвостнем моего мужа, Арне. Тогда я не поняла, что у него в руках, он постарался спрятать это. Но теперь, когда я вспоминаю — это была прядь волос. Темных, так что, наверно, твоих.
— Это что-то доказывает? — пожимаю плечами. — Может, у него ко мне чувства… Волосы мои положит в медальон и станет носить у сердца… в благодарность за исцеление глаза, не подумай чего дурного.
Юлия иронии определенно не выкупает:
— Какие чувства, какая благодарность? Ты как первый месяц среди Высших, Мих… Но это еще не все. Сегодня я слышала обрывок разговора. Стены тут хлипкие, а эти недоумки привыкли орать, пока жили в каменном замке… моем, между прочим, замке. Я не все поняла, но… тот якобы лекарь, которого нашел мой супруг, он не лекарь вовсе. И приходил не к Киру, а к тебе. Читал твою ауру. Александр специально искал его, чтобы он на тебя посмотрел. Я не сразу поняла, но… Мих, похоже, это родовидец.
— «Родовидец»? Это что еще значит?
Странно сработал автопереводчик, оба корня понятные, однако слова такого в русском языке определенно нет.
— Да откуда же ты, раз не знаешь таких простых вещей! — Юлия позабыла о необходимости шептать. — Родовидцы умеют по ауре или по волосам определять, какой человек крови, из какого он рода. Обычно их вызывают мужья, когда есть сомнения в отцовстве отпрыска. Это редкий дар, родовидцев мало, и берут они за услуги дорого, но Александр не поскупился… решил, наверно, что раз тебе есть что скрывать, то это того стоит. Узнав твою тайну, можно что-то с тебя получить.
Вот оно как… Не то чтобы я считал барона другом или просто порядочным человеком. Но все-таки в последние дни я был занят тем, что спасал жизнь его единственному сыну. Не ожидал, что в это время он ищет, чем бы меня шантажировать.
Юлия снова перешла на шепот:
— Если ты из вассалов или даже из семьи Сета… видишь, я не проклинаю его имя, не проклинаю… тебе лучше бы скрыться прямо сейчас.
— Да не связан я с вашим Сетом, никак!
Есть ли мне чего опасаться? Ну установит этот родовидец, что ни к одному роду Танаида я отношения не имею. И что? Разве от этого я перестану быть уникальным целителем? Да тут у четверти аристократов есть незалеченные травмы от магии — я не удержался и глянул несколько раз через Тень на толпу — так что мои услуги будут на вес золота, и работой я обеспечен на десять жизней вперед. Что с того, что я не один из них? Они сами себе враги, что ли, чтобы из-за этого отказываться от исцеления? И куда мне идти, скажите на милость? Опять становиться нищим бродягой, которого норовит нагреть каждый встречный и поперечный? Теперь, когда появилась наконец возможность заняться настоящим делом — преподаванием в Академии? С врачебной практикой это можно сочетать, расти сразу в двух направлениях. Мало ли тут таких студентов, как Кир? Их развитием никто не занимается, они считают себя жалкими неудачниками по сравнению с боевыми магами — это в мире, где давно уже нет войн… Говорил мне Чжун Ни, что я должен исправить Танаид; откуда начинать, если не с Академии, где воспитывают его будущих правителей? И что, от всего этого отказываться из-за недоумка барона с его подозрениями?
— Юлия, я благодарен за твою доброту, — ласково улыбаюсь женщине. — И ценю твое доверие. Понимаю, тебе непросто было решиться рассказать это все. Но, поверь, бежать мне незачем, ведь ничего дурного я не сделал…
Задвижка отлетает, и дверь распахивается — ее явно открыли пинком. Входит Александр, за ним — Кей и Арне.
— А вот тут ты ошибаешься, — барон обращается ко мне. — Встать! И не смей сидеть в нашем присутствии, низший…
Показал бы ему средний палец, но не факт, что уроженец Танаида считает этот жест правильно. Барон уже повернулся к супруге:
— Ты совершенно права, госпожа моя, стены тут — дрянь, слышно каждое слово. Арне, друг мой, примени-ка свое фамильное… Мы же не хотим, чтоб посторонние вмешивались в наши семейные дела.
В комнате становится мертвенно тихо — Арне набрасывает «Тишину в библиотеке», которую применял столько раз, пока я восстанавливал его глаз. Я уже в Тени, тянусь к горлу барона… но ублюдок, очевидно, готов к этому, потому что навстречу мне движется его волна жара, отбрасывает, удушает, опаляет, выбрасывает из Тени… однако не оглушает в этот раз. Кей простирает надо мной руку, шепчет заклинание, которого я сходу не узнаю. Уши обжигает мерзким визгом, но мне не до этого, я снова пытаюсь войти в Тень… и не могу. Не потому, что обессилен — Тени словно бы нет и не было никогда.
— «Крик Вишни» отлично сочетается с волной жара, — с дружелюбной улыбкой поясняет Кей. — Побудь с нами, милый целитель, только без этих своих выкрутасов. И на подобающем низшему месте.
Кей хватает меня за плечо. Пытаюсь двинуть ему в челюсть, но руки и ноги словно связаны невидимыми веревками. Да, связывание — простое заклинание, оно применялось еще на учебных боях, а без Тени я ничего не могу ему противопоставить. Кей вытаскивает меня из кресла, швыряет на пол и поясняет, не переставая лыбиться:
— Если низший в присутствии Высшего не встает, значит, будет валяться у его ног.
— С чего вы взяли, что я — низший⁈ Вы отлично знаете, что у меня есть магия! Арне, разве я не исцелил твой глаз?
— Да-а, с глазом удачно получилось, — меланхолично тянет Арне. — Однако при чем тут магия? Ты не Высший по крови, и то, что ты делаешь, на нашу магию не похоже. Это какое-то странное отклонение. Такое бывает иногда у низших, как шестой палец на руке, например.
— Но ты вроде клялся мне в дружбе и благодарности, слово Высшего давал!
— Видишь ли, какое дело, Мих, — Арне иронически приподнимает бровь. — Слово Высшего может быть принесено только Высшему, не знаю уж, почему ты не понимаешь таких элементарных вещей…
— Хватит болтать! — рявкает барон. — Ты обманул нас, низший. Притворился одним из нас, пользовался моим гостеприимством. Я ничего для тебя не жалел. Расплатой за ложь должна быть смерть, но…
— Этот человек спас жизнь твоего сына! — подает голос Юлия.
Она сидит в кресле неестественно прямо, руки впились в подлокотники, огромные глаза горят на бледном лице.
— Так я его об этом не просил, — пожимает плечами барон. — Теперь Миху предстоит расплатиться за все, что он от меня получил обманом. Будет работать, пока не выплатит долг.
— Какой еще долг? Скорее уж ты мне должен, Александр! — извиваюсь, пытаясь сбросить невидимые магические путы. — Обе операции, которые я провел, бесценны! Но я ничего за них не запросил, поскольку в самом деле временно жил за твой счет. Когда я стану брать плату за свои услуги, ты поймешь, как много получил даром!
— Это хорошо, что твои услуги дорого стоят… — барон усаживается в кресло, откуда выкинули меня. — Веская причина сохранить покамест твою жалкую жизнь, низший. Арне, заткни рот забывшей свое место твари. Пришло время решать куда более важные вопросы.
Арне кривит тонкие губы и бросает то же заклятье, что в нашу первую встречу. Теперь я не могу не только двигаться, но и говорить.
— Не тревожься об этом низшем, госпожа моя, — барон обращается к Юлии. — У тебя есть более веские причины для тревоги. Я слышал, как ты признавалась в верности Сету и плела заговор против одиннадцати. Как нежный и заботливый супруг я просто обязан уберечь тебя от позорного суда и предложить достойный выход.
— Мечтаешь, чтобы я наложила на себя руки? — презрительно цедит Юлия. — Закатай губу, господин мой. Никакой суд твоих показаний против меня не примет. Ты слишком заинтересован в том, чтобы освободиться от меня, и все это знают. И что эти двое — твои нахлебники и по твоему приказу скажут и сделают все, что угодно, тоже ни для кого не секрет.
— Боюсь, госпожа моя, ты не понимаешь всей серьезности своего положения…
— И в чем же оно? В том, что Нагель отдаст за тебя свою двоюродную племянницу, если ты избавишься от старой жены? Вот только что Нагели получат взамен? Не строй оскорбленное лицо, эта шлюха Симона без веской причины никогда не польстилась бы на твои не особо выдающиеся мужские достоинства. Не льсти себе, три минуты страсти нежной, на которые ты способен, того не стоят. Так какую же услугу ты оказал Нагелям? Неужто отдал единственного сына и наследника на растерзание графскому внуку?
Барон налился багровой краской и сжал кулаки:
— Кир не годится в наследники! Он слаб, потому что ты передала ему свой бесполезный дар!
— А дочь, к которой перешла твоя волна жара, погибла, и это твоя вина!
— Нет, это твоя вина, твоя и ничья больше! — барон уже орал и брызгал слюной. — Она погибла из-за тебя! Это ты настроила Эву против отца. Я ведь оказал тебе милость, когда согласился взять тебя в жены! Спас от истребления твой род, опороченный связью с Сетом — да будет проклято его имя! И что получил взамен за свою доброту?
— Мои замок, земли и казну?
— Да что ты так носишься с этим имуществом? Есть ведь вещи и поважнее! Любовь, например. От тебя я ее не видел! Только презрение, холодность и дети, один из которых никуда не годится, а вторая меня ненавидела! Так, что осмелилась восстать против меня! Эва первая атаковала на той охоте — я-де не смею так обращаться с ее матерью! Что мне оставалось делать?
Барон резко замолкает — понимает, что наговорил лишнего. Повисает мертвая тишина.
— Подтвердите, Эва ведь тогда напала первая… — барон обращается к своим прихлебателям внезапно ослабевшим голосом.
— По крайней мере, она определенно собиралась напасть… — блеет Кей, разом утратив всю свою веселость.
— Девица оскорбляла родителя и угрожала ему, что равнозначно нападению, — веско говорит Арне.
— Вот, равнозначно… — барон, похоже, пытается убедить скорее себя, чем супругу. — Я просто защищался!
— Больной ублюдок, — роняет Юлия. — Какой же ты жалкий, подлый больной ублюдок…
— Оскорблениями ты ничего не добьешься, — уже почти спокойно отвечает барон. — Эвы больше нет, а Кир бесполезен. И это полностью твоя вина. Будет честно и справедливо, если ты избавишь меня от себя. Мне нужно жениться на юной женщине, которая способна родить достойных наследников.
— Обойдешься! — вскидывается Юлия. — И ничего-то ты мне не сделаешь! Убьешь меня своим фамильным заклятьем или любым другим, или прихлебателей своих заставишь — дознание это мигом установит. На мне только обычный щит от физических атак, но если попробуете снять его силой, останутся следы. Что бы там тебе ни наобещал граф Нагель, такого откровенного преступления в стенах Академии никто не потерпит.
— А если обставить все так, будто ее убил вот он? — встревает Кей и кивает на меня.
— Идиот! — обрывает его Арне. — После такого обвинения его придется повесить, а повешенный не сможет зарабатывать для нас деньги!
— Верно, — барон барабанит пальцами по подлокотнику. — Поэтому, госпожа моя, ты все сделаешь сама. И хватит уже демонстрировать характер, я сыт по горло этим за тридцать лет… Потому что расклад очень простой. Кир был серьезно ранен на поединке, его смерть не удивит никого. Мне он не особо нужен — хоть и сын, но бесполезный. С другой стороны, если не будет тебя, то и он не опасен — ты не настроишь его против меня, как Эву. Выбор у тебя очень простой. Либо ты сама избавляешь меня от себя, либо, когда выйдешь из этой комнаты, Кир будет уже мертв. Решение за тобой.
Пальцы Юлии впиваются в обивку кресла, раздирая ни в чем не повинную ткань. Как же мне хочется сейчас прокричать ей, чтобы она не смела верить этому подлому трусу! Тот, кто способен вот так запросто принести в жертву собственного ребенка, чтобы избавиться от неудобной жены, не имеет права зваться отцом, мужем, да что там, человеком просто! Нельзя вестись на этот шантаж! Даже если он поднимет руку на сына, это будет его и только его преступление!
Юлия переводит взгляд на меня. Насколько позволяют магические путы, мотаю головой, глазами и мимикой кричу ей «нет!». Если бы я мог войти в Тень, то вывернул бы барону наизнанку каждую кишку! И как-то повлиял бы на Юлию, заставил ее стать сильнее, решительнее, ну или упасть в обморок в конце концов — только не принимать такого решения.
Но ничего этого я не могу.
Юлия медленно склоняет голову.
— Будьте прокляты, — шепчет она. — Будьте все вы прокляты…
В этих словах нет протеста — только отчаяние.
— Выйдите. И это тело заберите, — приказывает барон своим прихлебателям. — Дальше уже дело семейное…
Арне снимает «тишину в библиотеке». Я надеюсь, что Юлия закричит, позовет на помощь — но она уже сломлена. Кей рассеяно хватает меня за плечо и вытаскивает за дверь. Без особого усилия — Высшие очень сильны физически. Жаль, о характерах многих из них того же сказать нельзя.
Повисает пауза. Арне рассеянно смотрит в окно, Кей нервно меряет шагами гостиную.
— Послушай, Александр же не будет доводить жену до самоубийства на самом деле, — обращается межевой рыцарь к приятелю. Меня они уже за человека не держат. В голосе Кея проскальзывает легкая дрожь. — Он просто запугивает ее, чтобы она… ну, не знаю, уехала куда-нибудь в глушь и не мешалась? Ведь правда?
Арне мрачно усмехается:
— Дурак ты, Кей. Ничего-то в жизни не понимаешь. Графские племянницы с приданым на дороге не валяются, за такой брак всякий наизнанку вывернется. А ты так и помрешь шутом, которого кормят из милости…
Из спальни доносится скрип передвигаемой мебели, потом шорох и приглушенный звук падения чего-то тяжелого. Эх, Юлия… А ведь из всех, кого я повстречал в Танаиде, она больше всех напоминала человека. Это и сделало ее такой уязвимой.
— Ну, вот я и вдовец, — объявляет барон, выходя из спальни. Особого торжества в его голосе не слышно. — Неприятно было, но дело сделано. Пусть вам, друзья, это послужит уроком: не женитесь на самолюбивых и вздорных женщинах, даже если брак представляется выгодным. Выйдет в итоге себе дороже. Что же, теперь, когда все дурное позади, пойду предлагать руку и сердце моей дорогой Симоне.
Барон делает паузу, словно бы ожидая поздравлений, но оба его прихвостня молчат и отводят глаза. Похоже, даже для них это все слегка чересчур.
— А вы пока займитесь делом, путь хоть какая-то польза будет от вас, — барон явно раздражен отсутствием поддержки. — Возьмите этого низшего и увезите в мой замок. Прямо сегодня. Не нравится мне, что граф Нагель интересовался им. Как бы не попытался прибрать к рукам моего должника. На своей территории оно поспокойнее будет. Заприте пока в подвале, да не забывайте «Крик Вишни» возобновлять, иначе эта тварь передушит вас и сбежит. И дайте слугам нагоняй, чтобы замок сиял, ни пылинки нигде, украшения там всякие — я ведь с молодой женой приеду. Если увидите, что эти твари ленятся, даю добро подгонять любыми способами. Только всех не перебейте, оставьте кого-то и работать. К нашему прибытию весь замок должен быть в наилучшем виде.