Стойте справа, проходите слева

Вера любила его уже давно, несколько лет. Она могла в точности сказать, сколько раз ехал он вниз, к ней, и сколько – вверх, от нее.

Она могла рассказать, какие у него застенчивые, беззащитные глаза в немодных очках с квадратными стеклами, неуклюжая походка и привычка прижимать дипломат к груди. Она знала, в чем этот человек ходит зимой и в чем – летом, знала, что он курит “Пегас”, – однажды сигареты выпали у него из кармана, и она успела прочитать название...

О, она знала про него многое!..

Он о ней – ничего. Он не знал даже, что вообще существует на свете такая вот Вера. Делал пересадку с “Комсомольской”-кольцевой на “Комсомольскую”-радиальную утром и наоборот – вечером, и ему не было никакого дела до немолодой женщины, сидящей в стеклянном стакане у подножия эскалатора.

Он всходил утром на свою гору, а вечером спускался с нее, живя годами по одной и той же медленно движущейся параболе бытия, а маленькая женщина, увеличиваясь, или еще уменьшаясь, следила за ним снизу встревоженным взглядом.

Она коротала свои стеклянные дни, глядя, как эскалатор жадно глотает собственные ступени, и думала о том, что когда-нибудь от этого многочасового неподвижного сидения сойдет с ума; состарится, но этого никто не заметит и не вспомнит, как она хороша была в молодости, потому что она вообще никогда не была хороша.

А из динамика прыскал задорный голос, приглашающий в солнечный Египет, и Вере представлялись томные, разомлевшие от жары верблюды, жгучее небо и теплая зеленая река... Потом другой голос приглашал желающих на работу в метрополитен и обещал золотые горы, в обмен на которые никогда не поехать к чудесным верблюдам. Потом предлагались солнцезащитные очки, косметика, красота, молодость, радость... Голоса сменяли друг друга, мужские и женские, и наперебой, с наигранной бодростью выкрикивали рецепты счастья.

Скоро появится он, тот, кому до Веры нет никакого дела. Она сонно глядит на часы, выпытывая у них время свидания, но они отбились от рук и нарочно, медленней, чем обычно, шевелят своим длинным секундным усом.

Вверх-вниз, вверх-вниз... Она засыпает, и спит в ней все: заколка-птица в спутанных тусклых волосах, пухлые капроновые колени, осыпавшаяся с ресниц и размазанная по щеке тушь, зимующая где-то в далеких краях душа. Будит ее резкий голос: “Стойте справа, проходите слева. Запрещается прислоняться к подвижным частям эскалатора!”

Остался час. Уже скоро. Скоро появится он, усталый, незнакомый, почти любимый. Вечером он казался ей более домашним, чем утром. С ним, утренним, ей было холодно, и она не знала, что сказать ему мысленно. Вечер давал ей право быть смелой. Быть той забытой заветной девочкой, легкой, доверчивой, нестареющей. Она могла улыбнуться ему, долго-долго и неотрывно смотреть на него, даже обернуться вслед: ну как отработал? Устал? И он отвечал ей. Что-то нежное и неразборчивое. Она точно не помнит что, но отвечал.

Ах, вот он. Стоит на проходе, мешая тем, кто хочет пройти. Стоит поперек ее жизни. Но нет, больше у нее нет сил выносить это. Хватит! Он – этот романтический ком в горле – больше не будет мешать ей дышать, мешать жить.

Вот он, уже совсем близко. Ну что же ты, Вера! Что же ты стоишь? Если ты не решишься сейчас – не решишься уже никогда. Ну давай же, давай! Что же ты?!

–Гражданин! – вздрогнула Вера от собственного голоса.

Господи, какое это беспомощное и глупое слово – гражданин. Теперь все пропало, не так надо было начать, не так.

– Гражданин, – сказала она еще строже и некрасиво поджала губы, – вы это что же?

– А что такое? – рассеянно улыбнулся он.

Какой долгожданный, какой несбыточный мужчина! И вот он – стоит перед ней. Вера не смела взглянуть на него. Грозно уставившись на рекламу какого-то дурацкого шампуня, название которого она никак не могла запомнить, Вера молчала. Какими словами отругать любимого?

– Вы где стоите? – наконец нашлась она.

Получилось визгливо и неубедительно.

Мужчина испуганно огляделся, зачем-то бережно прижав к груди свой дипломат.

– Не понял, простите... – виновато промямлил он.

– Стоять справа, проходить слева, стоять справа, проходить слева! – зло отчеканила Вера. – Мешаете проходить другим пассажирам, неужели неясно?

Пассажир ошарашенно глядел на нее и молчал.

– Идите, – приказала Вера, – но больше никогда... слышите, никогда... не смейте стоять слева!.. Никогда!

– Извините, – пробормотал он и быстро, не оглядываясь, засеменил прочь...

Мелькали руки, ноги, лица. Она отрешенно глядела на плывущих сверху людей. Вдруг кто-то постучал в ее забытье костяшками пальцев.

– Дочк, как мне попасть на “Первомайскую”, а? Битый час маюся в этих переходах, измучилася вконец!

Перед Верой стояла усатая бабка в цветастом платке, с двумя авоськами. Вера встала, одернула юбку, вышла из своего стеклянного убежища, улыбнулась и подробно объяснила старухе, как доехать до “Первомайской”.