Эрика О’Рурк — Стражница
Переведено специально для группы
˜"*°†Мир фэнтез膕°*"˜
http://vk.com/club43447162
Оригинальное название: Die Wächterin
Автор: Эрика О’Рурк / Erica O'Rourke
Серия: Избранная Трилогия #2 / Torn Trilogy #2
Перевод: Taube770, lena68169
Редактор: lena68169
Глава 1
Правду переоценивают. Многое переоценивают: Ореон, рождественские декорации в витринах стэйт стрит, классическую рок-музыку, свадьбы. Все хотят, чтобы правду считали прекрасным, блестящим подарком, который дарует свободу. Так вот — это ложь.
Правда пугающая и болезненная, и возможно кого-то она и освобождает, но также может привести к одиночеству. Говорят, что правда причиняет боль, и это правда — она ранит, но также, что её можно пережить.
Ложь напротив смертельна, и я вру себе, когда говорю, что вернула прежнюю жизнь, и кошмар, который начался в моей жизни в последнем учебном году, постепенно забывается. И что я снова могу стать девушкой, кокой была всегда. Обычой Мо Фитцжеральд.
Как я уже сказала: правду переоценивают, но ложь смертельна.
— Я не верю тебе, — сказала Лена Сантос, облокотившись на ряд шкафчиков, пока я рылась в своём в поисках книги из библиотеки. — Нет, мне жаль. Но это невозможно.
Я отодвинула бумаги, резинки для волос и подготовительное пособие SAT в сторону, в поисках пыльной книги и засунула ее в мою и без того полную сумку:
- Нашла. Я и вправду воздохну с облегчением, когда наконец выступлю с этим докладом.
— Не пытайся сменить тему. Я отказываюсь верить в то, что ты пропустишь балл Сади Хавкинса.
— У меня никого нет, с кем я могла бы туда пойти.
- И что? У меня тоже, но я все равно пойду. Ты вообще кого-нибудь спрашивала?
Мы шагали по лестнице вверх и не особо спешили добраться до библиотеки. В других школах есть кресла для отдыха и вежливые работники. В Св. Бригитте только деревянные стулья и сестра Агата с её толстыми чёрными очками и привычкой постоянно призывать к тишине. Наш доклад о французской монархии в семнадцатом столетии тоже не давал повода спешить.
— И кого я по-твоему могу спросить? — Я пожала плечами и поправила сумку с книгами.
Лена задумчиво, с преувеличенным жестом, постучала себя по подбородку:
— О, даже не знаю… Колина?
— Поверь мне, Колин Донелли не из тех, кто пойдёт на балл в старшей школе.
— Но он это сделает, если ты попросишь. Разве вы так сказать … не вместе?
— Мы ещё думаем над этим.
Я смотрела себе под ноги, пока мы поворачивали за угол. У меня было много пищи для размышления, как например вопрос, почему Колин вдруг сбросил обороты — а именно очень, очень сильно. Наши отношения были похожи на час пик. Совсем немножко продвигались вперёд, а затем быстро и резко сдавали на тормоза. Колин утверждал, что у него есть на это причины, но у меня постепенно кончалось терпение.
— И кстати говоря: ты можешь себе представить, чтобы моя мама… Ай! — Я врезалась в кого-то и упала на пол, в то время как мои книги, папки и карандаши разлетелись по полу.
— Мне жаль, — сказал мужчина, на которого я налетела — пожилой джентльмен, производивший, в своём чёрном шерстяном пальто и немного старомодном полосатом костюме, впечатление состоятельного дедушки. Он тяжело опирался на трость с ручкой из слоновой кости.
— C тобой тоже ничего не случилось?
В его голосе слышался лёгкий акцент, но я не могла определить какой именно. Его головной убор — черная меховая шапка, на подобие тех, что обычно носят зимой — упал неподалёку на пол.
— Это моя вина, — сказала я, поднимаясь и протянула ему шапку.
— Нет, нет. Позволь мне помочь тебе. — Он наклонился, поднял мою сумку и доброжелательно улыбнулся. — Услуга за услугу, не так ли?
То, что я сбила его, не показалось мне услугой, но я взяла сумку из коричнево-оливковой ткани и улыбнулась в ответ. Как ни странно, при нём не было наклейки, которую бюро выдаёт всем посетителям. При том, что охранники очень пристально следят за тем, чтобы люди регистрировались…
Должно быть Лена тоже заметила, что что-то не так, потому что любезно спросила:
— Вы кого-то ищете? Показать вам дорогу?
— Нет, спасибо. — Он одел свою шапку. Направляясь к лестнице и весело размахивая тростью туда-сюда, он крикнул через плечо:
— Я нашел, кого искал.
Я вцепилась крепче в ремешок сумки, и стояла неподвижно, пока он не скрылся из виду.
— Библиотека, — сказала Лена и подтолкнула меня.
В то время, как сестра Агата убирала книги на полки и хмурилась из-за нашего шёпота, мы устроились за компьютером и делали вид, что проверяем в PowerPoint ещё раз нашу презентацию для доклада.
— А что с другим типом? Тем, которого я видела осенью? — спросила Лена, когда сестра Агата, покачиваясь, покинула стеллажи. — Попроси его пойти с тобой на танцы.
— Его нет.
Сказав это вслух, мне показалось, будто во мне захлопнулась дверь. Нет и хорошо, напоминала я себе.
Но, наверное, это прозвучало слишком резко, потому что Лена не стала допытываться дальше, а уставилась в записи нашего доклада по истории, изучая их куда более тщательно, чем это было необходимо.
Я почувствовала себя виноватой. Лена была умной и очень милой и наверно единственным человеком в школе Св. Бригитты, которая не обращалась со мной как с прокажённой. После убийства моей лучшей подруги все обходили меня стороной, будто траур заразная штука. Я не хотела, чтобы Лена тоже начала меня избегать.
— Мы могли бы предпринять что-нибудь вместе после балла. Например можешь переночевать у меня, если у тебя ещё нет никаких планов, — сказала я.
Она оттаяла.
— Звучит отлично. Ты уверена, что не хочешь пойти на него?
Я покачала головой, и она вздохнула.
— Хорошо. Тогда я переночую после бала у тебя. Скажи-ка, а ты вообще отослала заявку в нью-йоркский университет?
Я сглотнула и постаралась сказать не слишком упрямо:
— Э-э… ещё нет.
— Что? — Она выглядела по-настоящему испуганной. — Я знаю, что твоё интервью было катастрофой, но они наверняка отнесутся к этому с пониманием.
«Катастрофа» это ещё мягко сказано. Я ушла на середине вопроса. По важной причине, но не такой, которую можно было бы объяснить представительнице колледжа, на которую я пыталась произвести хорошее впечатление. Это испортило мой шанс на досрочное поступление, а, возможно меня и вообще не примут в нью-йоркский университет.
— Ты же не передумала? Ты всё ещё хочешь туда, так? В конце концов, вы же с девятого класса только и говорили о NYU, ты и… — Она замолчала. — Ты и Верити. Теперь понимаю!
При всём её желании — она не понимала, и не было никакой возможности объяснить ей. Верити и я всегда планировали вместе поступить в Колледж в Нью Йорке, чтобы оставить позади подозрительную историю моей семьи и претворство, что в ней всё идеально. Но Верити умерла, а я осталась.
Несмотря на слухи я не специально саботировала это интервью, чтобы самой себе подставить подножку. Я ушла, потому что месть за смерть Верити была для меня важнее, независимо от того, насколько сильно я хотела в университет моей мечты. Я отомстила, а теперь должна снова создать нормальную жизнь.
Сейчас я вряд ли была в состоянии, даже представить себе эту нормальную жизнь. Я знала, как она должна выглядеть: Верти и я, как мы рассматривали витрины в шикарных бутиках Уикер-парка, как ей нравилось смотреть на студентов колледжа, пока мы ели суши, как погружались в путеводитель Нью Йорка и планировали наш грандиозный побег.
Но этот мир исчез в тот день, когда умерла Верити. На его место пришёл мир, наполненный древней магией, опасно-красивый и полный тайн, вместе с подходящим к нему парнем. Мы спасли его мир, и с тех пор я его больше не видела. Каждый день я напоминала себе, как мало я по нему скучаю.
После всего, что я увидела и сделала, я не была уверена в том, как мне вернуться к нормальной жизни. Я даже не была уверена, что вообще хочу этого.
Но одно ясно как день: нормальной жизни здесь, в Чикаго, в тени моей семьи, у меня не будет. Я должна поехать в Нью-Йорк, туда, где люди каждый день открывают себя заново. Это мы и планировали сделать с Верети всё время, и ради нас двоих я должна претворить этот план в жизнь.
Я потёрла виски и попыталась, отогнать головную боль, которая намечалась уже всё утро.
— Я полностью провалила интервью, а вот Джилл МакАллистер была на высоте. Если они сравнивали нас во время досрочной процедуры приёма, то я ни в коем случае не получу место. Если подожду до обычного приёма — то, возможно, у меня ещё есть шанс. — Кроме того, тогда я смогла бы продемонстрировать им, что оправилась от смерти Верити. Когда обладаешь силой духа, которая помогает преодолеть неблагоприятные ситуации, это как раз то, что нравится видеть в кандидатках сотрудникам приемной комиссии. Мне казалось, что таким образом я извлекаю выгоду из моего траура, но я научилась идти дальше, даже когда мир вокруг распадается на куски и довольствоваться тем, что есть.
Через стеклянные двери библиотеки, я увидела, как кто-то, идя по коридору, слегка зашатался, и чтобы восстановить равновесие прислонился к стене. Лена последовала за моим взглядом.
— Боже мой, — сказала она понизив голос. — Раз уж мы разговариваем о том, что нам не хватает Верити… Эта девочка, Чика, быстро катиться вниз. Как думаешь, она пьяна?
— Констанция?
Я покачала головой. Констанция Грей с детским лицом — сестра моей лучшей подруги. Да, она мучилась, но я не могла представить, чтобы она наполнила бутылку из-под воды водкой, только для того, чтоб осилить урок по биологии. — Возможно её тошнит.
Констанция споткнулась, и её голова вяло повисла. Ёе карамельного цвета волосы, на несколько оттенков темнее чем у Верити, качнулись как занавес на ее спине. Мою кожу покалывало, будто я в носках шлёпала по грубому ковру.
— Прикроешь меня, на случай если сестра Агата вернётся? — спросила я и встала. Лена кивнула со смесью сострадания и горечи на лице.
— Она не примет твою помощь, — крикнула она.
Двери библиотеки захлопнулись позади меня. Констанция и я стояли одни в опустевшем коридоре.
- С тобой всё в порядке?
Её голова дернулась вверх, и мое сердце сжалось. Она была так похожа на Верити. Глаза немного ярче, больше веснушек, более округлые черты лица, но такой же нос, те же скулы, такие же слегка волнистые волосы. На секунду я задумалась, кого она видит каждое утро в зеркале: себя? Или Верити?
Она отвернулась с мрачным выражением лица:
— Со мной все хорошо. Убирайся.
Её голос звучал напряженно, как будто ей было тяжело выдавливать из себя слова, она пошатнулась и ударилась о шкафчики. Лена права — она не хочет принимать мою помощь. Но я всё равно должна попробовать.
— Тебе плохо?
— Я же сказала, убирайся! — Она повернулась, чтобы сердито посмотреть на меня, и под её взглядом я отступила на шаг. Её зрачки были настолько расширены, что почти не было видно голубого кольца радужки.
— С тобой ведь что-то не так.
Однако от неё не пахло алкоголем. Покалывание усиливалось; оно поднималось от моих ладоней. Я потёрла их друг о друга.
— Констанция, что ты приняла? Если тебя найдёт учитель…
— Нет! Мне … не хорошо. Чешется, — сказала она и прозвучала как плаксивый ребёнок. — Кожа как будто натянулась.
— Кто-то тебе что-то дал. Что это было? — Я огляделась и отвела её в туалетную комнату.
— Ничего!
Внутри она прижалась щекой к кафельной стене, стонала и беспокойно тянула за рукава своего тёмно-синего свитера. Ее ногти царапали кожу, оставляя тонкие красные раны.
— Сильно натянулась.
Я взяла её за руки, но она завизжала и вырвалась. Я должна уговорить её успокоиться. Скоро её кто-нибудь услышит, и нас поймают. Тогда больше не будет играть никакой роли, насколько ей все сочувствуют — то обстоятельство, которое она использовала с самого первого дня школы, чтобы не делать домашнего задания, неуважительно относиться к учителям, пропускать молитвенную службу и каждый день приходить поздно. Но если её на втором уроке застанут в туалете в наркотическом опьянении, то ещё до конца недели она будет ходить в школу, здание которой оснащено металлическими детекторами и в которой имеется видимое присутствие полиции.
Констанция ненавидела меня. Она ясно дала понять это в день похорон Верити, и кто мог упрекнуть ее в этом? Верити и я пошли вместе покушать мороженное. Я выжила. Верити — нет. То, чего Констанция не знала, и чего я не могла рассказать ей — это то, что в убийстве её сестры речь шла не о незапланированном насильственном преступлении. Это было целенаправленное нападение.
Возможно между нами всё было бы по-другому, если бы Констанция знала об этом. Возможно она позволила бы мне заботиться о ней. Но я как-то сомневалась в этом, особенно когда ее локоть угодил мне прямо в лицо, и я с криком отшатнулась.
— Какого черта ты делаешь, Констанция? Прекрати!
У меня текла кровь из носа, я прижала к нему руку, пытаясь остановить её. Покалывание распространилось от ладоней верх и дошло до груди, оно было неприятным, но не болезненным. Я оглянулась вокруг, стараясь подавить страх и чувство, что не справлюсь с этой ситуацией. В очередной раз.
— Как давно? — спросила я.
Констанция ударялась головой о плитки и продолжала царапать себе руки, в то время как её крики сменились мучительными стонами.
Я схватил её за запястья и оттащила от стены. Кровь капала на мою блузку.
— Когда это началось?
— В эти выходные, — выдохнула она, и на ее шее проступили вены. — Мне ужасно больно. Что со мной не так?
— Я не знаю, милая. Держись.
Шрам на моей руке, розовый и блестящий, болезненно пульсировал, а Констанция начала хныкать. Вокруг нас воздух был заряжен и искажался, а распространяющийся запах озона обжигал нос. На моих глазах волосы Констанции поднялись в воздух, спутываясь в узлы.
— Мо?
— Я с тобой. Всё будет хорошо.
Я соврала. Это было последнее, что я сказала, перед тем как младшая сестра моей лучшей подруги стала в туалетной комнате на втором этаже суперновой и увлекла меня за собой.
Глава 2
Я не знаю, как долго мы пробыли в отключке. Наверное, не долго, потому что, когда я очнулась, вошла Лена и её выражение было больше похоже на лёгкое беспокойство, чем на откровенную панику.
— Все в… чёрт.
Констанция лежала возле раковин, бледная как свет луны, не считая темно-красных струй крови, тёкших из носа. Я присела возле неё на колени, держа ладонь на расстоянии нескольких сантиметров от её открытого рта.
— Она дышит.
Лена посмотрела на меня, как будто не могла поверить своим глазам.
— У тебя кровь! Что случилось?
Я переложила голову Констанции с чёрно-белой плитки себе на колени.
— Произошёл несчастный случай.
— Её кулак случайно заехал тебе по лицу? — Лена вырвала горсть бумажных полотенец из раздаточного автомата и залила их холодной водой. — Держи.
— Спасибо. Она сделала это не специально. Она… больна.
Можно ли заболеть из-за магии? За мгновение до того, как мы потеряли сознание, я почувствовала её: поразительно-мощную, грубую магию, которая протекла через нас обоих. Сейчас она исчезла, но то, что она вообще появилась в этой комнате свидетельствовало о том, что Констанция Дуга.
Вот тебе и нормальная жизнь.
— Послушай, Мо. Я знаю, что ты переживаешь, но может настало время серьёзно с ней поговорить, понимаешь? С девчонкой что-то не так.
Она протянула мне ещё одну стопку влажных полотенец.
Я убрала волосы Констанции с лица и вытерла кровь. Лёгкое дуновение ветра пролетело по комнате и исчезло.
— Она не просыпается. Разве она не должна была уже прийти в себя?
— Откуда, к чёрту, я могу это знать? Давай позовём школьную медсестру.
— Медсестра тут не поможет.
Нам нужен Люк. Я обещала помочь ему, если ему понадобится моя помощь, но не совсем была готова с моей стороны просить у него о помощи. Это не хорошая идея, становиться должницей Люка ДеФаундре. Я дотронулась до запястья, пытаясь почувствовать слабую, потустороннюю цепь, связывающую нас. Последний раз я чувствовала её месяц назад, на кладбище, где похоронена Верити.
— Мне нужно больше времени.
Лена посмотрела на свои часы.
— У тебя восемь минут до звонка. Что если она сильно ранена?
— Я знаю кое кого, кто сможет нам помочь.
Лена присела на корточки, тщательно подбирая юбку под себя.
— Мо, во что бы малышка не впуталась, это что-то очень плохое. Не позволяй ей втянуть и тебя. Пусть кто-то другой позаботится об этом.
Констанцию на полу охватила судорога. Воздух гудел, в то время как мой шрам ярко выделялся светлым цветом на фоне крови, покрывавшей мою руку. В последний раз кровь принадлежала Верити, и она умерла. Я не позволю случиться этому ещё раз.
— Обещай, что не пойдёшь за медсестрой, — сказала я.
— Скажи, что ты шутишь.
— Я позабочусь о ней. Ты же знаешь, что я не позволю, чтобы с ней что-то случилось; она сестра Верити, ради б-га! Но я не могу позволить кому-нибудь увидеть её в таком состоянии.
— Мо, через пять минут, половина десятого класса будет здесь.
— Вернись в библиотеку. Скажи сестре Агате, что я не важно себя чувствую.
Это даже не было ложью. Моя головная боль переросла в мигрень, а желудок свело судорогой от тошноты. Покалывание на коже говорило о том, что магия собирается вокруг. Воздух стал давящим и заряженным, как во время грозы. Я испугалась за всех нас.
— Я серьёзно. Я позабочусь о Констанции. Но тебе нужно идти.
— Я тебя не понимаю.
— Я знаю. Лена, пожалуйста.
Она прикусила губу, от обиды и нерешительности её лицо потемнело. Лена была довольно миловидной, из-за чего люди часто недооценивали её. Они видели большие карие глаза на лице в форме сердечка, и им сразу же хотелось защитить её. Во всяком случае, поначалу. Как только у них была возможность понаблюдать за ней в действии — когда она становилась агрессивной и дикой на футбольном поле или грубоватой и своевольной где бы то ни было — они меняли своё мнение. Но сейчас, она выглядела просто обиженной, будто я каким-то образом предала её.
— Позже, — сказала она запинаясь. — Ты объяснишь мне всё позже, не так ли?
Я колебалась, не желая давать обещания, которое не смогу выполнить.
— Я дам тебе знать, как у неё дела.
Констанция снова задёргалась, её глаза закатились, тело ударялось о пол.
Лена покачала головой и попятилась из туалетной комнаты.
— Констанция, милая. Всё будет хорошо.
Еще одно ложное обещание. Двери кабинок яростно застучали, как будто в комнате бушевал торнадо. Она начала задыхаться, пытаясь вдохнуть достаточно воздуха, в то время, как давление в комнате умножилось. Почему магия атакует её… атакует нас?
Я не хотела снова встречаться с Люком. Я сделала то, что он и его люди, Дуги, требовали от меня, остановила пророчество, которое уничтожило бы их всех. Я даже согласилась помочь, если они снова будут нуждаться во мне. Что-то в его выразительной улыбке, сулило вещи, к которым я возможно ещё не была готова, хотя скучала по ним, убедило меня дать согласие. Но я едва оправилась от того испытания. Теперь мои дни были заполнены школой и работой, а также я пыталась выяснить, как жить обычной жизнью без моей лучшей подруги. Позвав Люка назад, я всё разрушу. Он перевернёт всё вверх дном, приведёт Колина в бешенство и затянет меня обратно в мир, где я была ещё большим изгоем, чем в св. Бригид.
Но сестра Верити была в опасности и Люк единственный, кто может нам помочь.
Обхватив одной рукой дрожащее тело Констанции, я снова прикоснулась к запястью. Линия, которой мы были связаны друг с другом, была невероятно горячей, похоже, реагировала на магию в комнате. Я закрыла глаза, пытаясь представить себе серебряную цепочку, ведущую к сети из магических нитей. Я знала, что они существуют, хотя их не было видно невооружённым взглядом. Я представила, как мои пальцы хватаются за неё и тянут, как звонят в колокол в колокольне, созывая на вечернее б-гослужение.
— Пожалуйста, — прошептала я в дико движущийся, заряженный воздух вокруг. — Давай же, Люк. Ты обещал.
Констанция выгнулась от боли. Воздух вокруг нас снова начал гудеть. Я наклонилась, пытаясь защитить её от растущей магии, а Констанция царапала себе ногтями кожу и нечаянно ударила меня по руке. Мои легкие сжались. Мы не переживём ещё одну волну. Вдалеке, я услышала прозвеневший звонок и гул двууста девочек-подростков, высыпавших в коридор.
А затем, намного ближе, звук, будто лопается мир. Я приготовилась к тому, что последует за этим.
— Мышонок, — невозмутимо сказал Люк, растягивая слова, и как обычно всё та же заноза в заднице. — В следующий раз, может просто позвонишь по телефону, мм?
Глава 3
Я сгорбилась, в то время, как тёмно-зелёные глаза Люка быстро оглядывали комнату. Кто-то дёрнул за дверную ручку, и он махнул рукой, как если бы отпугнул муху. Дверь захлопнулась. С той стороны прозвучали возмущённые голоса. Он подошел к Констанции и, нахмурившись, проверил её зрачки и пульс.
Пока он осматривал Констанцию, я наблюдала за ним — это всегда было легко. Рёв магии возрастал, а удары в дверь становились всё громче. Он слегка дотронулся до моего подбородка и убрал руку.
— Нам сейчас лучше уйти. — внезапно сказал он.
— Разве дверь не задержит их? — спросила я, проводя пальцами по тому месту, до которого он только что дотронулся, пытаясь сосредоточиться. Он всегда оказывал на меня такое влияние, и это определённо не относится к тем вещам, по которым я скучала.
— Их она задержит, но не магию. Держись крепче. — сказал он, переплетя пальцы одной руки с моими, а другой приобняв Констанцию.
Промелькнуло это ужасное, знакомо-тошнотворное чувство, когда заходишь в промежуточный мир и всё чернеет и становится бездонным.
Мы вышли из него в хижине. Два стула и один кривой стол были придвинуты к стенам, которые по большей части состояли из дыр, вместо досок, а кровать, выглядевшая очень древней, стояла под окном, стекло которого треснуло. Я споткнулась о плетённый ковёр.
— На кровать. — прорычал Люк, кивнув головой в соответствующем направлении.
Констанция всё ещё билась в судорогах, но нам удалось уложить её на постель, в то время как воздух снова начал заряжаться.
— Выйди, — сказал Люк. — У меня всё под контролем.
— Она сестра Верити. Я не оставлю её одну.
Он дотронулся до её плеча и пробормотал что-то невнятное. Я уже и забыла, как это звучит, когда он использует магию. Её причудливо-красивое эхо нахлынуло на меня. Констансия, казалось немного успокоилась. Я хотела подойти к ней, но Люк загородил дорогу.
— Иногда это происходит так. Ты не можешь помочь.
— Что с ней?
Он провел рукой по волосам, и иссиня-чёрные локоны сразу же легли на место.
— Её силы пробуждаются. Ты ничего не можешь здесь сделать, Мышонок. Выйди.
Когда магия стала сильнее, комната начала медленно кружиться и меня затошнило.
— Я уже переживала нечто подобное, — сказала я, держась за спинку стула. Я старалась, чтобы мой голос звучал уверенно. — Я не уйду. — Но расстояние до другой стороны комнаты казалось таким большим.
Люк ещё раз посмотрел на Констанцию, а затем протянул руку, чтобы поддержать меня.
— Я не могу приглядывать за вами обеими, — сказал он и наклонился так близко к лицу, что я испугалась, что он меня поцелует. Эта мысль привела в ужас, хотя я не знала почему. У нас сейчас были проблемы куда большие, чем наши несуществующие отношения.
— Если хочешь помочь ей — выйди. Немедленно.
Поэтому я вышла через дверь на улицу и оказалась на полузаросшей поляне. С одной стороны, среди колючей травы, проходила немощёная дорожка, которую почти не было видно. Мой свитер — тот самый тёмно-синий свитер с V-образным вырезом, который носят все девочки в Св. Бригиде с октября по апрель — был удушливо-жарким. Я сняла его и мои волосы затрещали от статическиого заряда. Или из-за магии. Сложно было точно сказать.
Напряжение магии, казалось, поутихло, когда я немного отошла от хижины и глубоко вдохнула влажный воздух. Единственными звуками было жужжание насекомых и, где-то вдалеке, случайный всплеск воды. Хижина тихо лежала передо мной, и вдруг я ощутила такой страх, что у меня снова потемнело в глазах. Что, если Констанция умрёт? Как мне тогда объяснить Греям, что их единственного, остававшегося в живых ребёнка, больше нет, и это лишь нескольких месяцев спустя, после того, как убили старшую?
Колени подкосились, и я, спотыкаясь, подошла к огромному пеню, крепко держа в руках свитер. Несмотря на колющую боль в висках, я пыталась трезво рассуждать о том, что увидела.
Силы Констанции пробуждались. По критериям Дуг это происходит слишком рано. Магия передаётся по наследству, но у Дуг силы пробуждаются обычно только к шестнадцати или семнадцати годам. У Верити они проявились в одиннадцатом классе, что она, однако, скрыла от меня. Была ли Констанция в опасности из-за того, что её силы проснулись раньше?
Дуги не используют напрямую грубую магию; они черпают свои силы из «Силовых Линий», потоков магической энергии, связанных с одним из четырёх элементов. Эти Линии проходят вдоль и поперёк по всему миру, от ядра земли до стратосферы. Они ослабляют разрушительную, грубую магию и делают возможным её использование для Дуг. На нормальных людей, так называемых «Плоских», они не имеют никакого эффекта.
Они могли пройти через одну такую, даже ничего не заметив, и так большинство Плоских занимаются своими повседневными делами и не догадываются, что в непосредственной близости таится полный почти безграничной силы мир.
И потом есть ещё я. Никто точно не знает, как силы Верити перешли ко мне, или какие это будет иметь последствия в долговременной перспективе. Для Дуг во мне было всё аномальным — я Плоская, которая справилась с грубой магией, но не может колдовать. Месяц назад я вошла в самое сердце магии, захватила пальцами Силовые Линии и изменила их.
Я ничего не оставила себе, кроме маленького осколка, чтобы убить женщину, которая приказала убить мою лучшую подругу. Тетю Констанции и Верити. Я не жалела об этом. Я поклялась отомстить за смерть подруги, и убив Эванджелину, я выполнила свою клятву. Но если Констанция умрёт, потому что Эванджелины больше здесь нет, чтобы помочь — это будет моя вина.
С трясущимися коленками я опустилась на пень, смотря в сторону ветхой хижины.
Крошечное здание с ветхой верандой и обвалившейся крышей казалось совершенно реальным. Я видела собственными глазами, как Дуги могут зачаровывать здание так, чтобы оно выглядело отталкивающим и неприветливом, заставляя Плоских держаться подальше. Но здесь не было никого, кто мог бы нарушить спокойствие этого места или хотя бы обратить внимание на захудалый маленький домик. Он действительно был в настолько плачевном состоянии, как и выглядел на первый взгляд.
Он абсолютно не подходил Люку. Люку с его идеальной, не принуждённо-элегантной одеждой, изящество которой сразу же выдавало, что она, должно быть, стоила целое состояние. Люку с его восхитительным, роскошным городским домом во французском квартале Нового Орлеана, который был оснащён предметами искусства со всего мира, и очень хорошим, очень крепким Бурбоном. Люку, который бесил меня и заставлял желать его, обычно в течение одной и той же минуты. Люку, желающего девушку, за которую он принимал меня, а не девушку, которой я действительно была.
Я прижала колени к груди и наблюдала за окнами, чьи клетчатые шторы колыхались и переплетались друг с другом. Люк же не думал, что я вечно просижу здесь снаружи. Учителя отметят мои пропущенные уроки и позвонят маме, мама побежит к дяде, и тогда всё закончится.
Потому что хоть я и научилась за последние месяцы врать родственникам и хранить в секрете тайны, которые были больше и опаснее чем всё, что они умалчивали от меня… В конце концов они же и научили меня этому. Но если я просто исчезну, мой дядя позвонит человеку, которому я не могу врать. Человеку, который знает меня настолько хорошо, будто у него есть карта моей души. Колину, который сразу же поймёт, что кто бы меня там ни похитил, связан больше с магией, чем с мафией.
И он будет в бешенстве.
Я попыталась придумать, что ему рассказать: магия обрушилась на сестру Верити, поэтому я позвонила Люку, а не тебе, и он утащил меня в какое-то жаркое место. Я посмотрела наверх, кинула взгляд на замшелые деревья и вдохнула влажный, гнилостный запах воздуха. Жарко и болотисто. Должно быть мы где-то в Лоузиане. На родине Люка, хотя он больше вписывается в гламурный Новый Орлеан, чем в Байу.
Зелёные ставни, краска которых отслаивалась, ударились о стены. Грохот разорвал воздух, и я уже думала, что хижина вот-вот рухнет, но в тишине, которая последовала за грохотом, из-за угла домика завернула пара. Оба шли по лужайке. Пламя обрамляло их путь, будто красный ковёр на церемонии награждения и безобидно затихало, как только они проходили дальше. Видимо, они были важными людьми и хотели, чтобы это было заметно всем.
На женщине было одето простого пошива платье из красивого, бардового льна и просвечивающая шаль. Кончики её пальцев легко покоились на руке мужчины, который вёл её по заросшему участку. Несмотря на давящую жару, они казались бодрыми и свежими. Мужчина снял шляпу, когда они подошли ко мне, а я встала и попыталась пригладить блузку. Мою грязную, запачканную в крови и слегка опалённую блузку. Испорченный свитер я деликатно бросила за пень.
— Должно быть ты Сосуд, — сказал мужчина, растягивая слова. Его кожа была цвета тёмного, блестящего ореха пекана, а черты лица ярко выраженными и аристократичными. — Не так ли?
Я была гораздо больше, чем просто сосудом. Было бы здорово, если бы хоть кто-то из Дуг это заметил. Я даже не пыталась сдержать резкие нотки в голосе:
— Я Мо Фитцжеральд.
— Сосуд, — повторил он с немного насмешливым выражением, но в выжидательном, слегка вызывающем тоне. У меня сложилось впечатление, что таким образом проверялось большее, чем просто моя личность.
Женщина — изящная и похожая на пташку, тёмные волосы уложены высоко в сложный узел — потянула его за руку.
— Доминик, — укоризненно сказала она, — конечно же, это она. Кого ещё Люк привёл бы сюда?
Доминик. Имя вызвало забытое воспоминание, и я вернулась, следуя за ним к событиям, которые пыталась забыть. Точно, Доминик цепляется за старые обычаи, не так ли? И он наверняка уже заплатил за это большую цену, торжествующе и насмешливо сказала тогда Эванджелина.
Я уставилась на него и мне стало стыдно от осознания того, как нагло я вела себя только что с одним из самых могущественных людей в мире Дуг. С таким же успехом президент США мог бы присутствовать на заседании школьного совета. Приход Доминика ДеФаудре мог означать только одно: что-то пошло совсем не так, как должно было.
— Вы отец Люка? Он позвал своего отца?
Наши проблемы ещё намного больше, чем я полагала.
Глава 4
У меня не было почти никакого опыта в том, что касалось отцов. По крайней мере, никакого хорошего опыта. Отец Люка был членом Квартора — совета, управляющего обществом Дуг, а также патриархом Дома, отвечающего за тех Дуг, которые используют огненные, Силовые Линии. А я была магическим образом навечно связана с его сыном.
— Я Мо, — cказала я, заставляя себя произнести это слово. — Я — Сосуд.
— Рад это слышать, — сказал он, кидая взгляд на хижину. — Я Доминик ДеФаудре. Давно хотел познакомиться с тобой, Маура Фитцжеральд. Не ожидал, что встретимся так.
Поднялся горячий, завывающий ветер, разметал волосы, хлестая ими по лицу. Мох, свисающий с деревьев, закрутился, раскачиваясь туда-сюда.
— Констанция! — Я повернулась к дому.
Даже на таком расстоянии, магия горела на коже, но я заставляла себя не обращать на это внимание.
— Доминик, — сказала женщина.
Мать Люка? У Люка есть мать? Он никогда не упоминал о ней прежде. Она убрала пальцы с его руки и деликатно подтолкнула.
— Давай, иди. Это пойдёт на пользу вам обоим.
На пользу? На пользу отцу и сыну пошла бы совместная игра в гольф на поле. Спасение Констанции от атаки грубой магии в моих глазах не подходило под это описание. Даже выражение лица Доминика было больше похоже на гримасу, чем на улыбку, но он поклонился нам.
— Дамы.
На всё более усиливающемся ветру, он зашагал к лачуге, придерживая одной рукой шляпу. Если у меня и были какие-то сомнения в том, что он действительно отец Люка, то в этот момент они рассеялись окончательно. Мужчина бодро шёл навстречу катастрофе, как будто не существовало другого такого места, где он хотел бы находится в этот момент, как будто каждый день боролся с грубой магией, сразу как выпет кофе с молоком, но ещё до того, как решит кроссворд. Не удивительно, что Люк всегда оставался таким спокойным, когда появлялись проблемы.
— Я уверена с твоей подругой всё будет хорошо. Некоторым из нас переход даётся труднее, чем другим, — сказала мать Люка, когда мужчина зашёл в дом.
Её голос был мягким, но его хорошо было слышно, несмотря на шум.
— Я Маргарет, — добавила она. — Я давно надеялась встретить тебя, хотя конечно было бы лучше, если бы это случилось не при таких условиях. Давай присядем?
Стульев не было, но она подняла руку, раскрыла ладонь и заросшая сорняками, пыльная трава превратилась в нечто, напоминавшее поле стадиона Ригли-фильд. Магия пугала меня, но даже я должна признать, что временами она очень даже полезна.
— После тебя, — сказала она.
Мои ноги дрожали, и я с благодарностью опустилась в пышную траву. Маргарет последовала моему примеру, изящным движением поправив юбку.
— Ты выглядишь не очень здоровой.
Я снова потянула за блузку, чувствуя себя неряшливой.
— Это из-за магии, в школе… она зацепила меня.
Она коротко закрыла глаза тусклого, зеленого цвета, которые были и вполовину не такие яркие, как у её сына.
— Нет. Причина в другом.
— Я в порядке, — сказала я.
Мне всё утро было плохо, но если начту сейчас жаловаться, то почувствую себе тряпкой. Маргарет укоризненно улыбнулась, будто услышала ложь в интонации моего голоса.
— Сейчас намного важнее помочь Констанции. У неё больше никого нет.
— У неё есть ты.
— Я не её сестра.
Она, должна знать, что Эванджелина мертва, и так как Верити тоже погибла, нет никого, кто смог бы ввести её в мир Дуг. Я бесполезна. Несмотря на поток и магию, которая протекла по моим венам, словно кровь, у меня нет собственных сил. Я знала больше о квантовой физике, чем о магии.
— Люк часто говорил о ней. — Она сочувственно положила руку на мой рукав. — Трудно представить, что её на самом деле больше нет, не так ли?
Что-то в её мягком вопросе заставило меня ответить честно.
— Я скучаю по ней. Все ещё. Всё время.
— Ещё бы. Такая потеря и к тому же так неожиданно… Для траура невозможно составить расписание, Мо.
Слова были неожиданно утешительными.
— Большинство людей смотрят на это по-другому.
— Большинство людей не испытывали такого рода печаль. — Тень пробежала по её лицу. — Надеюсь, мой сын не один из тех, кто сказал тебе этот вздор. Он должен знать лучше.
— Я думаю, Люк понимает. Он тоже скучает по ней. — Я вспомнила, каким он был опечаленным, когда сказал, что Верити умерла, с каким ласковым жестом положил букет дельфиниумов на её могилу. В каком-то смысле, эта потеря объединяла нас.
— Да. — Она чопорно вытерла краешек глаза. — Он показывает своё горе не так, как большинство. Он настолько сдерживает свои эмоции, что я не уверена, знает ли он, какой это причиняет ему вред.
Я вырвала травинку, удивлённая дрожью в её голосе. Казалось странным, что она была так подавлена разговором о Верити, хотя они никогда не встречались. Через поляну пронёсся крик Констанции и несколько черепиц оторвались от крыши и приземлились поблизости. Маргарет сжала мою руку, когда я собиралась встать.
— Люк позвал отца не просто так. Я бы не советовала всегда полагаться на этих двоих, — добавила она с лукавой улыбкой, напоминавшей мне Люка, — но уверяю, она не могла бы оказаться в более надёжных руках.
Я наблюдала за хижиной, которая казалась качается от всплесков энергии.
— Они же помогут ей? Люк действительно настолько хорош, как говорит?
— Лучше, — сказала Маргарет, так уверенно, что я поверила. — На самом деле, даже лучше, чем он думает. Но я бы не хотела, чтобы он возгордился, поэтому лучше не упоминать об этом. Ты ведь понимаешь.
Я не смогла сдержать смех, он просто вырвался, она засмеялась со мной, но уже через секунду снова стала серьёзной, и не могла посмотреть мне в глаза.
— Его ожидают великие дела, а он и наполовину этого не понимает. Судьба не ошибается, знаешь ли. Она не призывает того, кто не достоин.
— Судьба?
Не удивительно, что Люк всегда говорит о ней, раз Маргарет в неё верит.
— Когда я так говорю, звучит очень напыщенно, не так ли? Боюсь, когда ты замужем за патриархом — это неизбежно. Всё всегда такое торжественное и величественное. Думаю, когда подойдёт очередь Люка, он будет другим, но это будет также зависеть…
— От чего?
Прежде чем она успела ответить, на маленькие кусочки разлетелось окно, взрыв был таким громким, что мы вздрогнули. Маргарет склонила голову набок, прислушиваясь, но не стала оглядываться. Вместо этого она уставилась в точку чуть выше моего плеча.
— Вы… не видите?
О, Б-же. Как я могу быть такой грубой? К матери Люка? Я должна была заметить, что она следует за звуком моего голоса, а не за движениями, а также то, как Доминик вёл её через поляну.
Она слегка пожала плечами.
— Как я уже говорила, некоторым людям переход даётся труднее, чем другим.
— Простите. Люк никогда не рассказывал об этом.
Он никогда не говорил мне о своей семье.
— Когда бы он успел?
Да, действительно, но мои внутренности свело судорогой от смущения. Как я только могла проглядеть? И почему никогда не спрашивала Люка о его семье? Он много знал о моей. Почему проявил такую сдержанность? Я сомневалась, что причиной молчания могла быть его небрежность.
— Не жалей меня слишком сильно. У меня есть другие способности. — Она замолчала. — Стало тише. Ты чувствуешь это?
Воздух, казалось, постепенно разрядился, ветер сменился в приятный бриз. Звуки треска и сотрясения, исходившие от хижины, мало по малу ослабели.
Я вскочила на ноги:
— Могу я войти внутрь?
Маргарет закрыла глаза.
— Теперь там должно быть безопасно. Можно взять тебя за руку?
Меня охватил стыд. Я была готова ринуться вперёд, оставив маму Люка сидеть на земле посреди Байу. Какое же хорошее первое впечатление я оставила о себе! Я помогла ей встать, и она взяла меня под руку.
Когда мы приблизились к хижине, я оглянулась и увидела, как исчез зелёный травяной покров. Отличный трюк. Маргарет наверняка была бы знаменитостью у соседей в моём районе.
Люк открыл дверь, одной рукой упираясь в верхнюю часть дверной рамы, и я чуть не споткнулась на неровной поверхности. Я совсем забыла, насколько он красив, его мускулистое тело и лицо, будто вырезанное из янтаря. Магия лишь усиливала этот эффект. Линия на моём запястье начала сильно пульсировать, и я бездумно шагнула прямо к нему. Он ухмыльнулся, немного устало, чем обычно, но также заносчиво.
— Маман, — сказал он, не отводя от меня взгляда, в его глазах сверкали азарт, вызов и горячность. — Спасибо за заботу о Мышонке. Что ты думаешь о моей девушке?
Прежде, чем я смогла напомнить ему, что вовсе не его девушка, Маргарет, не колеблясь, вышла вперёд и легонько ударила Люка кулаком по плечу.
— Думаю, тебе надо проверить голову, если считаешь, что представил её надлежащем образом.
Он рассмеялся и обнял ее, затем снова повернулся ко мне:
— Мышонок, это моя маман, Маргарет ДеФаудре. Маман, это Маура Фитцжеральд, но все называют её Мо.
— Но не ты, — заметила она.
— Я особенный.
Она снова нежно стукнула его.
— В любом случае ты очень самонадеян, сын.
— Констанция, — сказала я. — Я хочу увидеть её.
— Конечно, хочешь.
Энергичным движением, он проводил меня в хижину, пройдя мимо отца, к шаткой койке.
Констанция лежала на кровати, белая как полотно, влажные от пота волосы прилипли к лицу. Но её дыхание было ровным и кровотечение остановилось.
— Она в порядке?
— Как рыба в воде, — сказал Люк. — Или птица в воздухе. По крайней мере полагаю, что это воздух.
Меня накрыло волной облегчения, а пальцы Люка легонько, словно крылья бабочки, провели по моей руке.
— Прошу, давайте выйдем. — Не дожидаясь ответа, Доминик переступил порог открытой двери, его шаги сотрясли всю хижину.
Я, нахмурившись, оглянулась на Констанцию, но Маргарет коснулся моей руки.
— Я посижу с ней.
— Спасибо Вам, — сказала я, и Люк пододвинул стул поближе к кровати, а затем проводил к нему Маргарет. Она опустилась на стул с такой грацией, на которую я не была бы способна даже спустя столетие и взяла Констанцию за руку.
Я пригладила волосы Констанции и поправила тонкое одеяло. Люк неподвижно стоял у разбитого окна.
— Терпение никогда не было сильной чертой твоего отца, — сказала Маргарет.
Какое-то время он ещё стоял неподвижно. Потом обернулся, протягивая руку.
Готова Мышонок?»
Я колебалась, затем вложила пальцы в его руку и последовала за ним на крыльцо.
Рядом с тем местом, где ждали мы с Маргарет, Доминик углубился в разговор с двумя другими людьми — пожилой женщиной, опирающаяся на трость и стареющим хиппи с залысинами. Никто из них не выглядел радостным. В нескольких шагах позади группы, находились три отдельно вырезанные в воздухе двери, каждая обведена определённого цвета пламенем. Пространство внутри было бесконечно чёрным. От него исходил ледяной воздух и ложился на колючую траву.
— Кто они?
— Кварторы, — сказал он поморщившись.
— Это плохо, не так ли? — Я не могла представить себе, почему они могли заинтересоваться Констанцией.
— Уж точно не хорошо.
И до того, как я смогла спросить что-нибудь ещё, Люк потащил меня через поляну.
Глава 5
Когда мы подходили к Кваторам, Люк крепче сжал мою руку. Свободной рукой я убрала со лба мокрые от пота волосы. Доминик ждал, пока мы остановимся, а Люк опустил голову и пробормотал приветствие в адрес незнакомцев.
— Паскаль, Орла, — сказал Доминик, кивая мужчине и женщине. — Я хотел бы представить вам Мауру Фитцжеральд. Сосуд. Паскаль и Орла — старейшины земли и воздуха.
— Рада с вами познакомиться, — сказала я. Мои слова прозвучали больше как вопрос, чем утверждение.
Паскаль смерил меня взглядом и поправил оправу очков, пока молча шевелил губами. Орла коротко и неприветливо кивнула, прежде чем снова обратится к Доминику.
— Ты уверен?
— Конечно. Девочка принадлежит к твоему Дому. Проверь сама, если не веришь.
Орла бросила взгляд на хижину и поджала губы так, что её оранжево-красная помада разошлась по морщинкам вокруг рта.
— В этом нет необходимости.
— Хорошо. Нужно как-то разрулить ситуацию. Ты тоже идёшь с нами, — сказал Доминик и кивнул в мою сторону.
Люк, слегка нажав на руку, попытался задвинуть меня за свою спину, но я не дала.
— Пойти с вами? Куда? С какой стати? — Я посмотрела на мерцающие двери в Межпространство. — Я не могу оставить Констанцию одну.
— С девочкой всё в порядке, — пояснила Орла. — Маргарет присмотрит за ней.
— Мы должны вернуться в Новый Орлеан, — сказал Паскаль. — Нас ждёт работа.
— При всём уважении: единственное место, куда я должна вернуться, это Чикаго. Констанции необходим врач, а я должна быть сейчас на третьем уроке.
— Прости, но об этом не может быть и речи. С магией что-то не так, — сказал Доминик. — То, что силы Дуги проявляются таким образом, совсем не типично. Но это случается всё чаще, даже с детьми, которые намного моложе девочки, что лежит там на кровати.
— Её зовут Констанция Грей, — резко сказала я. — Она младшая сестра Верити.
— Нам хорошо известно кто она. — затараторила Орла.
— Дело в следующем: когда ты переформировала Линии, что-то изменилось. Магия стала сильнее, более дикой, как будто бунтует. Она подвергает людей опасности. — Доминик посмотрел на меня явно в смятении.
— И вы думаете, это моя вина?
— Поосторожнее, — пробормотал Люк. Всё это время он как-то странно молчал, а сейчас встал на их сторону? Я вырвала руку из его хватки.
— Вина — слишком громко сказано — уклонился Доминик. — Мы считаем, что ты можешь исправить все возможные повреждения.
— Я не знаю, что там не в порядке. Я восстановила Линии, как вы этого хотели. Так ведь говорилось в пророчестве, не так ли? Я должна была заново сформировать Линии, сдержать Разрушительный поток и спасти мир. Это я и сделала.
Был одно мгновение, когда я находилась в самом эпицентре потока и поняла всё, что происходит.
Я раскусила саму природу Магии и основы мира. Но как только Люк вытащил меня оттуда, это знание тут же испарилось как туман на утреннем солнце.
Тем не менее, одно осталось по-прежнему неизменным:
— Линии были в равновесии. Они были здоровыми. Всё должно было быть в порядке.
Заговорил Паскаль:
— Проблема кроется в самой Магии, а не в Линиях. Ты — единственный человек, о котором мы знаем, переживший столкновение с грубой Магией. Из этого следует, что ты также единственная, кто может починить её.
Логично, конечно. Но не было никаких гарантий, что я переживу это во второй раз.
— Мы все в опасности, — добавил Доминик. — Заклинания и действия Магии, становятся без предупреждения разрушительными. Магические силы пробуждаются у детей моложе Констанции. Знаешь, что случилось бы, если бы Люк не вытащил вас оттуда? Школа бы просто взорвалась, а потом бы появились Сумрачные. Тебе стоит узнать, что они становятся всё сильнее. Всякий раз, когда грубая Магия переливается через край, Сумрачные следуют за ней по пятам как собаки-ищейки.
Я не смогла сдержать дрожь. Сумрачные. Подлые убийцы, не пощадившие Верити. Кошмарные создания, невероятно быстрые и сильные, готовые растерзать каждого, кто встанет между ними и банкетом из грубой Магии. Воспоминание, будто вспышка снова возникла перед моим внутреннем взором: выгнутый, белый как кость, коготь, блестящий от крови, как он тянется ко мне.
— Это из-за тебя всё так происходит, — сказала Орла. — Теперь ты должна всё исправить. И мы тратим время, пока спорим.
Во мне проснулся страх, покрыв кожу потом. Я изо всех сил пыталась сдержать дрожь в голосе.
— Мне нужно в школу. И на работу. У меня… своя жизнь. Вы не можете требовать, чтобы я отказалась от неё.
Все три Квартора уставились на меня. Было очевидно, что именно этого они от меня и ждут. Я посмотрела на Люка в ожидании, что он скажет своему отцу, что так не пойдёт, что я не могу помочь, что они выбрали не ту девушку, и это уже не в первый раз. Но он не отрывал взгляда от пыльной травы под ногами.
— Нам нужна твоя поддержка, — сказал, наконец, Паскаль. — Без тебя мы, возможно, не сможем найти решения.
— Ваше решение звучит так, будто я должна сделать за вас всю самую грязную работу. И хотя мне очень жаль, что появились проблемы, но не я этому причина. Я привела Магию в порядок. Теперь я должна привести в порядок свою собственную жизнь.
Орла презрительно спросила:
— Неужели ты настолько любишь свою жизнь Плоской, что ставишь её превыше нужды всего нашего народа? Тогда забирай эту девочку с собой.
С высоко поднятой головой, она обратилась к другим:
— Она родом из Плоских и дочь предательницы, и мой Дом не хочет иметь с ней ничего общего.
— Давайте лучше не будем говорить того, чего не имеем ввиду всерьёз, — вмешался Доминик.
— Каждое моё слово серьёзней некуда, — сказала Орла. — Дом Рафаля не будет претендовать на эту девочку. Я не хочу иметь ничего общего с Плоской, не важно Сосуд она или нет. Мы найдём другое решение.
Она развернулась на каблуках и зашагала прочь, причём её палка глухо стучала по земле. Для пожилой женщины она была удивительно быстра. Доминик порывисто кивнул Паскалю, который испытующе осмотрел меня, прежде чем последовать за Орлой. Спустя мгновение прозвучал хлопок, похожий на звук выстрела, и оба исчезли в Межпространстве.
Доминик хмуро посмотрел на меня.
— Знаешь, она не права. Нет никакого другого решения. Паскаль рассмотрел этот вопрос со всех возможных сторон, как он обычно всегда делает. Нам необходима твоя помощь и времени у нас не так много.
— Вы ждали целый месяц, — вставил своё слово Люк. — Не повредит, если вы дадите ей ещё немного времени, чтобы прийти в себя.
Доминик кивнул.
— Сумрачные направлялись туда? В св. Бригитте? — Я не была подготовлена к тому, что магия ворвётся в мой мир. С какими бы проблемами я не сталкивалась в реальной жизни, они ничто, по сравнению с неприятностями, которые могут вызвать Сумрачные.
— Поэтому-то я и перенёс вас сюда, — сказал Люк. — Магия была направлена на Констанцию, а не на школу. После того, как я вытащил её оттуда, там не осталось ничего, что ещё могло бы заинтересовать Сумрачных. Здесь же — всё безлюдно, и на многие километры вокруг нет не единой важной Линии, а значит и совсем мало Магии, которую они могли бы поглотить.
— Хороший план, — сказала я, с удивлением заметив, что мои ноги дрожат. — Даже очень хороший план.
Он пожал плечами, но улыбка, заигравшая на его губах, показала, что он обрадовался.
Когда мы вошли в хижину, Маргарет что-то тихо напевала, а Констанция спала. Цвет её лица казался здоровее и дыхание нормализовалось. Орла намекнула, что это лишь временно. Сколько времени осталось у Констации?
Доминик, с неожиданно нежным жестом, помог Маргарет подняться.
— Мы уходим.
— Мы же только познакомились с Мо, — запротестовала та. — Остаться ещё ненадолго не помешает.
— Орла рассердилась. Лучше нам успокоить её, — сказал он, бросив на Люка косой взгляд, который казалось предостерегал и в тоже время упрекал. — Мы ещё поговорим. В ближайшее время.
Люк снова взял меня за руку, но я высвободилась, чтобы понаблюдать за Констанцией.
Маргарет улыбнулась мне. — Было очень приятно познакомиться с тобой. Люк… — Он склонился к ней, и она поцеловала его в щёку. — Веди себя хорошо.
Я могла бы поклясться, что он покраснел. Доминик слегка приподнял шляпу и потянул Маргарет на улицу. Через мгновение мы услышали громоподобный звук, оповещающий об их путешествии через Межпространство. Люк опустился на один из покосившихся стульев и высокомерный вид, который он продемонстрировал перед Кварторами, исчез. Кожу начло покалывать, как казалось происходило всегда, когда мы оставались наедине.
— Твои родители кажутся… — Я искала слово, которое подошло бы и к Маргарет, и к Доминику. «Как день и ночь», сказал бы мой дядя. — Они кажутся милыми.
Он повернул голову сначала в одну, потом в другую сторону, чтобы снять напряжение.
— Маман — да. Мой отец больше похож на тебя.
— Не милый? — Из уст кого-нибудь другого это прозвучало бы оскорбительно. Но из уст Люка это было больше похоже на комплимент.
— Он играет важную роль. Для любезности не остаётся много места.
Конечно. Я никогда не была для Люка «просто Мо». Я всегда была «Сосудом», той, которая судьбой предназначена ему в спутницы. Но я не была уверена, верю ли в судьбу. И я хотела иметь мужчину, который желал бы именно меня, а не пророчество, которому я бросила вызов.
Мне хотелось поругать его, но он казался таким усталым, лицо, измученное заботами и с кругами под глазами. Иметь дело с грубой Магией — это очень опасная, напряжённая работа, и он выполнил её только потому, что я попросила. Моё раздражение постепенно прошло.
— Спасибо за помощь.
Он закрыл глаза и медленно выдохнул.
— Я помог тебе. Она лишь случайно оказалась в комнате.
На кровати шевельнулась Констанция.
— Нам сейчас лучше вернуться домой. Наверняка другие скоро заметят наше отсутствие.
— Дай ей немного отдохнуть. И себе тоже.
Я обошла осколки, которыми был покрыт пол, и присела на другой стул. Люк медленно поднял руку, произнёс слова заклинания и осколки полетели на своё место. Трещины вспыхнули красным, а потом соединились прямо на моих глазах, образовав новое оконное стекло. Классно, когда умеешь, вот так, без особых усилий, чинить вещи. С таким навыком, было бы совершенно всё равно, если что-то сломаешь.
— Прошёл месяц, — сказал он. — Как ты его провела?
— Думаю, хорошо. Принимая во внимание обстоятельства.
Он кивнул, и я могла себе представить, что он, вероятно, чувствует то же самое.
— Куджо ещё болтается вокруг тебя?
— Колин все ещё рядом, да. — Это было самое безобидное объяснение, которое я могла придумать, особенно сидя перед Люком.
— Какая жалость! Для этого ведь нет никаких причин, — сказал он. — Если Серафимы действительно нацелились на тебя, Куджо ничем не сможет помочь.
— Он находится рядом не для того, чтобы защищать меня от Дуг. — Если бы он был рядом именно для этого, то зуб даю, Люк был бы самым первым в списке людей, которых я должна избегать.
— Ты действительно думаешь, что Серафимы ещё представляет какую-то опасность? Мы же прикрыли их лавочку.
— Они переманили члена Квартора на свою сторону. Они убили Сосуд. — он поджал губы. — По крайней мере, попытались. Они не похожи на группировку, которая так быстро сдаётся. Мне кажется, они заново формируются и планируют свой следующий шаг.
— Ты думаешь, что они будут меня преследовать. — Что-то призрачное, скользкое шевельнулось во мне.
— По крайней мере я считаю это возможным. — Он смерил меня взглядом. — Кажется ты не особо обеспокоена.
Я наблюдала за тем, как обвешенные мхом ветви качаются на ветру, изобразив ничего не выражающее лицо. Люк был бы не согласен, если бы я снова связалась с Серафимами.
— А я должна?
Казалось, он обдумывает вопрос.
— Пока нет. Возможно даже никогда. Мы будем следить за развитием событий.
— Хорошо, тогда я начну волноваться, когда ты скажешь, что стоит.
— Раз уж мы разговариваем о плохих ребятах… Как поживает твой дядя? Он всё ещё играет в «мальчика на побегушках» у Мафии?
— Я не спрашивала.
Так было даже лучше. Отношения моей семьи с организованной преступностью довели отца до тюрьмы, что отняло у меня всякое желание, расспрашивать о вещах, о которых лучше всего было молчать. Но я и не врала себе: в правде о моей семье ничего нельзя было изменить, я лишь старалась держаться от этого всего как можно дальше. За исключением Колина, конечно. Он был исключением из правил — очень привлекательным, чрезвычайно пугающим исключением.
Констанция всхлипнула один раз и снова затихла. Я хотела встать и посмотреть, что с ней, но Люк положил руку на моё запястье.
— С ней всё хорошо, Мышонок. По крайней мере на данный момент. О чём ты только думала, когда пошла за ней?
— Я думала, что должна помочь сестре Верити.
Он резко рассмеялся.
— Я уже почти забыл. Всё, что сделала бы Ви…
— Ты не жаловался, когда я переняла её роль в пророчестве, — сказала я. — Это тоже относится к тем вещам, которые она сделала бы.
Он провёл рукой по лицу.
— Я слишком устал, чтобы спорить с тобой. Ты переняла роль Сосуда. Никто не заставлял тебя. Но поскольку ты стала Сосудом, я буду признателен, если ты перестанешь с головой бросаться в грубую Магию, как в чёртов бассейн.
— Я всего лишь хотела помочь.
— Если ты умрёшь, это никому не поможет. Особенно Констанции Грей. — он сердито посмотрел на меня. — И у тебя всё ещё идёт кровь.
Я осторожно дотронулась до своей верхней губы. Мой палец был кроваво-красным, когда я убрала его.
— Ты хочешь, чтобы я…
Я вытерла кровь тыльной стороной руки.
— Скорее всего кровотечение сейчас прекратиться.
Он нахмурился.
— Ну же, Мышонок. Позволь мне поцеловать тебя и исцелить.
Я вздрогнула несмотря на жару.
— Нет, спасибо.
— Из-за Куджо? — Он соскребал отслаивающуюся краску с досок тщательно избегая смотреть на меня.
— Неужели настолько непостижимо, что я не хочу тебя целовать?
Один момент он размышлял над вопросом, а потом снова направил на меня свой пылающий взгляд.
— Хорошо. Позволь мне вылечить тебя. Без всяких поцелуев.
Капли начали падать быстрее, и я наклонилась вперёд и зажала переносицу. Пульсация в голове и боль были сильнее, чем гордость.
— Хорошо.
Я ожидала увидеть насмешку, но на его лице читалось скорее облегчение, чем торжество. Он нежно обхватил моё лицо руками. Мои глаза закрылись пока он что-то шептал, серебристые слова, которые тут же растворялись, прежде, чем я понимала их значение, и головная боль улетучилась вслед за ними. Когда я открыла глаза, пальцы Люка ещё лежали на моих щеках, а его рот был лишь в паре сантиметров от моего.
— Ты уверена? — спросил он тихим, напряжённым голосом.
Я не была уверена и когда поняла это, чуть не свалилась со стула.
— Орла сказала, что она не будет претендовать на Констанцию. Что это значит?
Он вздохнул.
— Когда кто-то обретает силы, то это не работает по принципу «нажатия кнопки». Большинство становятся сильнее постепенно, чтобы у ребёнка было время для тренировок, прежде чем он научиться обращаться со своей полной силой.
— Ты мог бы её научить, — сказала я.
— Я могу дать ей несколько советов, — сказал он. — Но она маг Воздуха. Ей нужен кто-то из её Дома, чтобы научиться контролировать силы.
— И Орла только что сказала, что Дуги, использующие воздушные Линии, не помогут ей. Она в затруднительном положении, не так ли?
Люк встал, пересёк комнату и сжал мою руку.
— Мне очень жаль. За всё.
— Паскаль считает, что я вызвала проблемы с магией. Если он прав, то это моя вина, не так ли?
Он не ответил, и я была благодарна. Ничего из того, что он мог бы сказать, не изменило бы что-либо к лучшему. Если Паскаль прав, то есть только один путь помочь Констанции — вернуться обратно в Магию. Если же он ошибается, то нет никакого способа помочь ей.
Вместо этого Люк гладил большим пальцем шрам на моей руке. Магия, которая связывала нас, ярко и чётко вспыхнула, и на какое-то мгновение я больше не чувствовала себя такой одинокой.
Кровать скрипнула, когда Констанция задвигалась.
— Она просыпается. Нам пора домой.
— Ты нужна мне, Мышонок. — его голос был таким грубым, что это вызывало боль.
— Тебе нужен Сосуд.
Уголок его рта дёрнулся, и я не могла точно сказать, была ли это гримаса или улыбка.
— Это одно и то же.
Глава 6
Через Межпространство мы попали в комнату Констанции, которая была выдержана в конфетно-розовых и лимонно-жёлтых тонах. Она больше ей не подходила. Как и я, она изменилась — первый раз, после того как умерла Верити, и потом, когда Магия завладела ею. Я могла помочь ей лишь тем, что выдворила Люка из комнаты, надела на неё старую чистую футболку, уложила в кровать и накрыла одеялом. После утренних событий всё внутри болело, казалось, что даже на костях ушибы. Я осторожно вышла в коридор.
С похорон Верити, я больше ни разу не была у неё дома. Внешне ничего не изменилось, и в то же время всё было по-другому, и от этого становилось жутко. Дверь в комнату Верити была закрыта, и я, проходя мимо, прикоснулась к ручке из гранённого стекла. Обычно дом в стиле прерий, наполнен светом и теплом, но сегодня жалюзи были опущены и погрузили коридор в ледяную тень. Так не должно быть — дом Верити всегда был шумным и оживлённым, как и она сама.
На середине лестницы стоял Люк, на лице слабая улыбка, и разглядывал семейную фотографию Верити. Когда я подошла ближе, стараясь не смотреть на неё, он протянул руку и мягко сжал мою.
Мы пошли дальше по лестнице.
— Что мне ей сказать? — спросила я.
— Ты же всегда твердишь, что нужно говорить правду, — ответил он. — Попробуй сказать и ей.
— Она вспомнит о том, что случилось?
— Вероятнее всего — отрывками. Позаботься о том, чтобы она не переволновалась.
— Почему?
— Пока что она не в состоянии использовать Линии, не сможет произносить заклинания по всей форме, но я не хочу увидеть, что случиться, если она разозлиться. — Он покачал головой.
— Она нуждается в обучении. — Я присела на самую нижнюю ступень, и он плюхнулся рядом, так, что его бедро задело моё. — Возможно твой отец сможет поговорить с Орлой и убедить её принять другое решение.
— Не так-то это просто. По крайней мере, не в отношении Орлы и остальных.
Я инстинктивно замерла.
— Твой отец член Квартора.
— Тебе это и так известно.
— У него есть более важные дела, чем хлопотать за девушку, которая даже не из его Дома. Я понимаю, почему там была Орла. Но зачем притащился Паскаль? Он был там не из-за меня. Они могли бы найти меня в любое время, когда пожелают. Но если что-то подобное происходит со многими детьми, почему вдруг члены Квартора особенно заинтересовались Констанцией?
— Эванджелина мертва, что делает Констанцию единственной кровной родственницей главы рода. Существовала возможность, что она окажется Водяной Дугой. В таком случае, она стала бы наследницей Эванджелины и переняла руководство над её Домом.
— Но она же Воздух, а не Вода.
— Нет, — сказал он, и в его голосе прозвучало что — то похожее на грусть. — Теперь она всего лишь отпрыск предательницы. У Кварторов нет никакой причины помогать ей или позволить помочь кому-то другому.
— Если что-то подобное произойдет снова, до того, как она станет немного опытнее… — Я закрыла глаза и снова увидела, как Констанция лежит, распластавшись на полу уборной. — Они должны помочь ей. Должны.
— Они Кварторы. Они ничего не должны. — Он провёл рукой по волосам и тёмные пряди упали ему на лицо. Он посмотрел мне в глаза. — Но они это сделают. За определённую цену.
И внезапно всё моё тело будто налилось свинцом. Это тот Люк, которого я помнила. Для него было всё сделкой, обменом, договором.
— Цена — это я.
— Орла не из тех, кто легко меняет решения. Но я знаю этих людей. — Я слышала в его голосе отчаянье. — Большую часть жизни меня обучали быть одним из них. Они никогда не признаются в этом, но ты нужна им, и это означает, что ты можешь оказать на них давление.
По крайней мере это мне хорошо знакомо.
— То есть я могу предложить им сделку. Моя помощь в обмен на кого-то, кто позаботиться о Констанции.
— Это называется альянсом. Договором, который скрепляют Магией. Он не из числа того, к чему можно отнестись легкомысленно.
— Ты уверен, что они согласятся?
— Никогда нельзя быть уверенным в том, что сделают Кварторы, но это единственный шанс, который у вас есть. У вас обоих.
Я посмотрела наверх, мимо семейной фотографии, пытаясь не обращать внимание на сходство Верити и Констанции.
— Мне надо сначала подумать.
— Кварторы не будут долго ждать. Я поговорю с ними. — Он встал и помог подняться мне. — Тебя подбросить в твою шикарную школу?
Мне стало нехорошо при мысли снова оказаться в Межпространстве, но я не хотела предстать перед Люком слабой.
— Я должна позвонить её матери. А ты иди уже вперёд.
— Как же ты тогда вернешься? — Спросил он. Поскольку я не ответила, он забарабанил пальцами по перилам лестницы. — Куджо.
— Он не сдаст меня. — Если не слишком зол. — Расскажешь потом как всё прошло?
— Конечно. — Он сделал шаг в мою сторону, а я попятилась назад. — Месяц длился дольше, чем я себе представлял. Я скучал по тебе.
Я почувствовала, как моя кожа под его взглядом стала горячей, и была слишком растерянна, чтобы ответить.
Он снова улыбнулся.
— До встречи, — сказал он и исчез.
В то время, как Констанция спала, я позвонила её маме на работу, затем сделала глубокий вдох — то есть глубоко вздохнула и выдохнула несколько раз — и набрала номер Колина.
— Почему ты не в школе? — Никакого «привет», заметила я. Плохой знак.
— Откуда ты знаешь?
— Твоя подруга рассказала. Та, что немного сумасшедшая.
Я застегнула змейку на кофте с капюшоном, которую одолжила у Констанции. Она прикроет капли крови на моей блузке, если не слишком приглядываться.
— Лена.
— Она слишком много говорит.
— По сравнению с тобой даже пантомимы много говорят.
Он прорычал:
— Она принесла твою сумку. Сказала, что ты сбежала и думала, что, возможно я знаю куда.
Это было умно со стороны Лены, дать знать Колину, что что-то происходит, не привлекая внимания школы. Я была обязана ей. Очень многим. Снова.
— А я не знаю. — Он казался напряженным, но сдерживал себя. Если я не начну скоро объяснять, он скорее всего взорвётся.
— Я у Верити дома. Её младшей сестре… стало плохо. Я отвезла её домой.
Я знала, что он заметит заминку в моём ответе, но я чувствовала, что ещё не готова рассказать ему обо всём. Как только я сделаю это, всё снова измениться и появятся ещё больше препятствий между нами, хотя их уже и так было предостаточно. Я не могла остановить это развитие событий, но хотела задержать, пусть даже только на мгновение.
Он сделал вздох, и я представила себе, как он потер лоб и подготовился.
— Как?
— Как что?
— Как вы попали к ней домой? — спросил он резким тоном. — Я тебя туда не отвозил. Ты не ехала на автобусе. Твоя подруга знала бы, если бы ты уехала с другой ученицей. И поскольку твой портфель здесь — такси ты тоже не брала. Поэтому я задаюсь вопросом, как же ты смогла довезти сестру Верити до дома.
Я закрыла глаза.
— Можешь забрать меня? Пожалуйста?
Дверь машины захлопнулась и когда я открыла глаза, то увидела, как по ступенькам поспешно поднимается мать Верити.
— Я должна заканчивать.
— Ты сказала, что с этим покончено, — сказал он так тихо, так что я еле разобрала отдельные слова.
Я хотела сказать что-то в своё оправдание, но он уже положил трубку.
Глава 7
Я подождала несколько секунд, прежде чем последовать за миссис Грей наверх.
— Мо сказала, что тебе стало плохо, — как раз говорила она Констанции, которая с бледным лицом опиралась на локти. — Думаешь, это из-за того, что ты что-то не то съела?
Констанция прищурившись, посмотрела на меня поверх плеча матери. Люк был прав — она явно всё помнила.
— Это Мо так сказала? Что же, ей лучше знать.
Я попыталась отделаться шуткой.
— Я не совсем доверяю этим буррито из кафетерии, которые нам подали сегодня на завтрак. Выздоравливай. — добавила я. — Я навещу тебя скоро.
Миссис Грей обернулась, но я отмахнулась.
— Я сама найду дорогу.
Она бросила мне благодарный взгляд, но выражение лица Констанции было отнюдь не доброжелательным.
В детстве я проводила у Верити дома столько же времени, сколько и у себя. Я знала, как скрипит третья ступенька, когда на неё кто-то наступает, и насколько гладкой кажутся под пальцами обветшалые перила. Я знала путь, по которому проходило полуденное солнце в прихожей. Сейчас оно освещало беспорядок на столике — стопку нераспечатанных писем, которая так и норовила опрокинуться, чашку чая, которая уже так долго там стояла, что вся жидкость испарилась, оставив рыжеватое пятно. Я провела пальцем по краю столика и подняв его, заметила, что он покрыт пылью. Дом Верити всегда был беспорядочнее, чем мой собственный — более хаотичный и живой. Хотя мой дом и был прибран, но никогда, даже в некоторой степени, не излучал такого тепла.
Этот беспорядок был не такой, как обычно. Он казался унылым, будто со смертью Верити, и все остальные жители дома померкли. Я пыталась присматривать в школе за Констанцией, но она ясно дала понять, что ей не приятно моё общество. В церкви Греи держались особняком и почти никогда не оставались выпить чашку кофе. Моя мать сказала, что миссис Грей больше не работает на общественных началах и не украшает алтарь. Им всё давалось с трудом, больше, чем когда-либо раньше, с тех пор, как Эванджелина, якобы, уехала обратно в Новый Орлеан, не попрощавшись. Иногда мне хотелось рассказать им правду, но она причинила бы ещё больше страданий.
Эванджелина действовала не в одиночку. Иногда в два часа ночи я размышляла об этом, когда мне снова снились кошмары, или слышалось шуршание белки на крыше или внезапное завывание неисправной, выхлопной трубы, напоминали мне о Сумрачных. Тогда я лежала в постели и думала о Серафимах, о всех жертвах их крестового похода, и проделанная месть, казалась мне недостаточной. Но я каждый раз подавляла жажду мести, боясь, что она окажется опаснее, чем магия, с которой я соприкоснулась.
Когда я вышла на улицу, то тут же обхватила себя руками, защищаясь от ноябрьского ветра. Небо всё ещё было ярко-голубым, хоть и приближалась зима. Пёстрая листва скоро станет влажной и размокшей, а солнце превратится в тусклый свет на сером, как сталь небе. Я всегда знала, что принесут с собой следующий день, следующая неделя и следующий месяц. С тех пор, как Верити умерла, и я встретила Люка, я боролась с чувством головокружения, с пугающим предчувствием, что ничего и никогда уже не будет так, как я планировала.
Грузовик Колина грохоча, проехала вдоль бордюра, под гигантским красным клёном, который ещё не потерял большую часть своей листвы. Старый красненький форд был усеян многочисленными ржавыми пятнами. Самое ценное в нём был ящик для инструментов из полированной стали, который был прикреплён к погрузочной площадке и закрыт на висячий замок, размером с мой кулак. Типично для Колина. Внешне сохранять анонимность, не выделяться. Самое важное прятать, как сокровище.
Я задавалась вопросом, думал ли он обо мне точно также.
В меняющейся игре света и тени было очень трудно различить черты его лица, но это не играло никакой роли. Я знала, каково выражение его лица, и не была в восторге от этого.
Я села в машину, вдохнула запах свежего кофе, древесных опилок и мыла и сосредоточенно принялась застёгивать ремень безопасности и подгибать юбку под колени. Колин наблюдал, заметив мои взъерошенные волосы и пятна крови на воротничке. Я не хотела, чтобы он вот так разглядывал меня и составлял список полученных мной повреждений. В последнее время Колин, однако, не особо заботится о том, чего хочу я.
— Я могу ещё успеть к последним урокам, — сказала я, — но мне нужно сначала переодеться.
Он поехал, поджав губы и с горящими глазами по боковым улицам к нашему дому. Я подняла руки, хотела начать разговор, но всё же промолчала. Так продолжалось всю поездку, в то время как мой желудок переворачивался от нервного ожидания.
Колин выключил мотор, и мы сидели на подъездной дороге, никто из нас не собирался выходить из машины.
Я крепко прижала руку к шраму, который пересекал ладонь другой руки и пыталась подавить дрожь.
— Итак, — наконец сказал Колин едким тоном, — как прошёл твой день?
Мой позвоночник согнулся под тяжестью его мрачного гнева, он был осязаемым. Затем я выпрямилась. Я не сделала ничего такого ужасного. Колин должен был бы понимать лучше, чем кто-либо другой, что надо помогать тому, кто оказался в опасности. Это была его работа, как он любил напоминать мне, практически, смысл его существования. Только потому, что опасность, угрожавшая Констанции, была магическая, а не обыденная, далеко не означало, что я могу её игнорировать.
— Магические силы Констанции пробудились в школе и вышли из-под контроля.
— И ты вмешалась.
— Я должна была оставить её умирать? Сестру моей лучшей подруги?
Он медленно потянул за собачку молнии и открыл испорченную блузку. Я неподвижно за этим наблюдала.
— Многовато крови, — сказал он.
Я накрыла его руку:
— Со мной всё в порядке.
Он повернул свою ладонью вверх, и переплёл пальцы с моими. Я почувствовала себя в безопасности.
— Куда вы ушли?
— С Люком. — Колин знал достаточно о силах Люка, чтобы понять, что мы могли быть где угодно на земном шаре. — Он отослал меня из комнаты, пока всё не закончилось.
Вместо того, чтобы опять замкнуться, как я ожидала, он немного расслабился.
— Значит он всё-таки не полный идиот.
— По крайней мере, сегодня — нет.
Он кивнул и откинулся назад.
— С сестрой Верити всё в порядке?
— Она… отдыхает сейчас. Ей нужна будет помощь, чтобы научиться управлять своими силами.
— Но это же не твоя задача, верно?
— Нет. У меня нет никакого опыта в этом.
— Хорошо. — Он притянул наши сплетённые руки к губам. — Теперь они оставят тебя в покое?
Слова застряли у меня в горле:
— Не совсем.
Выражение его лица ожесточилось.
— Ты выглядишь ужасно, — сказал он и взялся за ручку двери. — Идём, тебе надо привести себя в порядок.
Я последовала за ним в дом, ожидая, пока он отключит сигнализацию.
— Колин…
— Блузку ты может сразу сжечь, — сказал он, налил в два стакана воды из-под крана и подал один из них мне.
Я осмотрела себя:
— Ты так думаешь?
Он залпом выпил пол стакана:
— Иначе твоя мать в день стирки насторожиться.
Я сделала глоток и вдруг осознала, насколько сухо у меня во рту.
— Способность моей матери, осознанно игнорировать вещи — впечатляющая, между тем тебе должно быть это известно.
— В этом ты права.
Он остался стоять перед моей комнатой, пока я натягивала на себя свежую школьную форму — прямо, идеальный джентльмен. Конечно если идеальные джентльмены работают на мафию и носят с собой один-два пистолета.
— Значит, Люк всё же снова втягивает тебя в это, — прокричал он странным тоном через закрытую дверь.
— Он меня никуда не втягивает, — сказала я, стянув и смяв отвратительную верхнюю одежду. Это конечно трусливо, но мне проще было разговаривать с ним, пока я не вижу беспокойство и раздражительность на его лице. — С магией что-то не в порядке. Кварторы думают, что это связано с тем, что я сделала. Они думают, что я каким-то образом всё изменила.
— Ну и? Ты спасла их. Они должны быть тебе благодарны, вместо того, чтобы упрекать.
Я надела на себя свежую блузку и попыталась найти правильные слова, слова, которые бы всё объяснили, не вызывая слишком сильную тревогу.
— Не то, чтобы они меня упрекали, но они должны выяснить, что происходит. Констанция не должна была попасть сегодня в опасную ситуацию.
— Это не твоя проблема.
— А что, если всё-таки моя? Что, если я как-то испортила магию и это навредило Констанции? Я не могу просто так увильнуть.
— Сейчас у тебя и своих проблем по горло, — сказал он раздраженным тоном. Магии придётся подождать.
Я застегнула колючую, клетчатую юбку и открыла дверь.
— Так лучше?
Он медленно осмотрел меня изучающим взглядом, я поджала пальцы ног. Внезапно я осознала, что Колин — всего лишь во второй раз — стоит в дверях моей спальни.
— Лучше, — согласился он.
— Знаешь, а ты мог бы и войти.
Он прислонился спиной к двери. Один из уголков его рта приподнялся в улыбке.
— Я же и так внутри.
— Не совсем. — Я почувствовала, как меня бросило в краску, поднявшуюся от шеи, но не отступила. — Ты… — я протянула руку. — колеблешься. На краю.
— И что, по твоему мнению, мне нужно сделать? Упасть?
Он направил свои тёмно-обсидиановые глаза на меня.
— Это было бы так ужасно?
— Нет, — сказал он немного подумав. — Но опасно.
— Мне всё равно.
— Да, мне это известно. — беспечно сказал он, но в том, как он на меня смотрел не было ничего легкомысленного. — Слишком многое поставлено на карту.
— Это из-за Билли?
В груди появилась тупая и сильная боль, как будто её придавили камнем. Всё остальное не имело смысла. Мой дядя имеет что-то против Колина в рукаве, тайну, какую-то информацию, средство давления, чтобы обеспечить себе лояльность Колина. Он и правда осмелился продвинуться немного вперёд — провел рукой по моим волосам, поцеловал в губы, в то время как мои пальцы пробегали по многочисленным шрамам на его спине — но в конце всё осталось неизменным, у Билли есть что-то против него. И я ничего не могу с этим поделать.
Колин посмотрел на ковёр.
— Я же тебе уже говорил, что твой дядя был ко мне добр.
— В каком смысле?
— Не хочу об этом говорить.
— Почему? Почему ты узнаёшь всё обо мне — вещи, которые я не хочу тебе рассказывать, личные вещи, неловкие вещи — , в то время, как я, совсем ничего не знаю о тебе? Почему это так?
— Это большая разница: знать кого-то или что-то про него знать.
— Что ты имеешь ввиду?
— Многие люди знают что-то про тебя.
Он оттолкнулся от стены. Его шаги в комнату были медленными и размеренными и подчёркивали его слова.
— Твой отец сидит в тюрьме. Твой дядя — мафиози. Ты — отличница в школе, которую твоя мама, на самом деле, не может себе позволить. Ты хочешь уехать в Нью-Йорк, как только сможешь. Твою лучшую подругу убили пару месяцев назад, и никто не знает почему. Ты — очень приятная, молчаливая девушка, но с лета с тобой что-то не так.
Он склонил голову набок, так близко, что я могла прикоснуться к нему, если бы у меня хватило смелости.
— Ты постоянно прогоняешь своего телохранителя.
— Это…
— Это не ты? Нет. Даже приблизительно — нет. Эти люди не знают, как сильно ты сердишься на свою семью. Они не имеют ни малейшего понятия о том, насколько далеко ты зашла, чтобы отомстить за Верити, или что таким образом причинила себе.
Я смотрела из окна, а он продолжил:
— Они не знают, как ты пьёшь свой кофе или, что ты постоянно засыпаешь, сделав лишь наполовину домашнее задание по испанскому, или как ты выглядишь, когда в тебе пылает магия. Они не знают… — он обхватил рукой мою талию и притянул к себе — …насколько хорошо ты пахнешь, дождём и яблоками.
Его пальцы скользнули по моему бедру, и я посмотрела ему в лицо, когда он склонился надо мной.
— Я знаю тебя, Мо. А ты знаешь меня. Моё прошлое, кем я был раньше… этого тебе не нужно знать. Незачем.
Но мне всё же было необходимо это знать. Как иначе я могу ослабить влияние Билли на Колина?
Колин бережно поцеловал меня своими нежными губами. Но я устала от такой нежности. Это был ужасный день, и он не прошёл ещё даже наполовину, так что я ответила на его поцелуй, открыв рот и выпуская всю неудовлетворённость и желание, которые скопились со времён Разрушительного потока.
Глубоко в горле он издал звук, похожий на рычание, пробормотал сквозь поцелуи моё имя, и в какой-то ужасающий и неистовый момент я подумала, что он отстранится и начнёт ругать за то, что я оказываю на него давление, хотя он только что ясно дал понять, что я не должна этого делать.
А потом его рука обхватила меня за голову, в то время, как ладонь другой легла на спину, и мы, спотыкаясь, устремились в сторону кровати.
— Мы не будем этого делать, — пробормотал он, в то время, как его губы пробежали по моей щеке и прикоснулись к уху, обдав тёплым дыханием. Мои ноги почувствовали край матраца, и я упала на кровать, потянув его за собой.
— Конечно.
Это было так замечательно, чувствовать на себе его вес, и я обхватила его ногой за бедро, как будто смогу таким образом помешать ему сбежать. На вкус он напоминал миндаль, чистый и тёплый. Наконец-то, подумала я. Он столько времени потратил, стараясь оставаться благородным, хотя ведь очевидно, что это неизбежно должно произойти.
Я скользнула рукой под его рубашку. Мускулы его спины были твердыми как гранит, шрамы едва чувствовались, одна из ужасных составляющих его жизни, о которой он ничего не хотел мне рассказывать. Он замер посреди нежного целуя, прижав губы к моему виску, в то время как его пальцы уже были заняты, осторожно расстёгивая мою блузку.
— Мы не будем этого делать, — хрипло повторил он, не отрывая глаз от края моего лифчика.
— Не хочу возражать тебе, но…
Он опёрся на локоть.
— Бог мой, — прошептал он. — Ты так безумно красива.
Его пальцы провели по изгибу, там, где кружева закрывали мою кожу, и я закрыла глаза, когда почувствовала прикосновение. Моё дыхание сбилось. У него были такие красивые руки, шершавые от столярной работы, но всё же нежные.
А затем он отстранился и оставил меня одну на холодной и узкой кровати.
— Нет. — сказала я. — Сначала говоришь такие вещи, а потом просто останавливаешься.
Он снова поцеловал меня, а я выгнулась, потому что хотела чего-то, что не могла выразить словами, хотя знала, что мне это необходимо. Сузив глаза и нахмурившись, он откатился в сторону.
— Я не хочу быть таким типом, — сказал он.
— Каким? — Я попыталась придвинуться к нему ближе, но он вытянул вперёд руку и остановил меня.
— Тем, который с тобой спит, а затем требует, чтобы ты держала это в секрете. — Он закрутил прядь моих волос вокруг пальца. — Это ещё одна вещь, которую я о тебе знаю. Тебе не нравятся секреты.
— Это другое… — Так оно и есть. Мы скрывали наши… как бы там нас не захотели назвать… не из-за стыда. Это безумие моей семьи заставляло нас молчать.
— Ты уверена? За последние пару месяцев ты изменилась, но всё ещё счастлива, когда люди не обращают на тебя внимания, когда ты можешь оставаться в тени. Это будет делать сложнее, если все узнают, что мы вместе.
Покалывающие волнение разнеслось по венам, как только он произнёс слово «вместе» и придало мне смелости.
— На этих выходных в школе будет танцевальное мероприятие. Балл Сади Хавкинса. Девочки приглашают мальчиков.
— Мо…
По-видимому, я была настолько же глупа, как и смела, но я не сдавалась.
— Пойдём туда со мной. Я не хотела, потому что кроме тебя нет никого, кого я хотела бы пригласить. Поэтому я приглашаю сейчас тебя.
— Но всё ещё есть Билли.
Эти пять слов, будто валуны, уничтожили всё возбуждение.
— Ты мог бы сказать ему, что присматриваешь за мной, — объяснила я, но это слабый аргумент, и он это знал.
— Ты должна пойти туда, — сказал он и прикоснулся лбом к моему лбу. — Повеселиться от души. Провести время с подругами. Побыть ребёнком.
Я оттолкнула его.
— Ребёнком? Ты это сейчас серьёзно? Мы что опять вернулись к той же теме?
Я запахнула блузку и застегнула не сгибающимися пальцами, разрываясь между смущением и гневом.
— Я не так имел это в виду, — сказал он. — У тебя есть возможность целый вечер побыть обычной девочкой. Почему ты не используешь её?
— Потому что я не люблю ложь, — сказала я. — Почему я должна притворяться нормальной, если все знают, что это не так?
Он не ответил, растянувшись рядом со мной на выцветшем петчворк-одеяле и притянул меня к своей груди.
— Мы найдём какой-нибудь способ.
Я уткнулась лицом в его футболку и вдохнула запах его кожи. Это единственный способ, как я могу находится с ним рядом.
— Ты всегда так говоришь, но нам это никогда не удаётся.
Я почувствовала, как его тело затряслось от смеха, но в нём не присутствовало ничего весёлого.
Г
лава 8
После того, как Колин отвёз меня обратно в школу, у меня было ещё только время поставить сумку в шкафчик и проскользнуть на урок журналистики, последний на сегодня. Я, как могла, незаметно юркнула на своё место, но мисс Корэлли приподняла бровь и постучала по своим наручным часам. Она наверняка оставила бы меня после уроков, если бы как раз сейчас не проводилась лекция приглашённого докладчика.
Ник Пэтрос был политическим репортером «Трибуны» и несколько раз в неделю писал в разделе на странице 2. Статьи о мэре — считались одной из его любимых тем, также, как и организованная преступность и широко распространённая коррупция. Моя фамилия в настоящее время упоминалась не часто, но когда я набрала её в гугле, то выяснила, что тринадцать лет назад Пэтрос довольно сильно интересовался моей семьёй. Даже сегодня дядя жаловался на него и его «клеветническую, охотящуюся за сенсацией, так называемую журналистику».
С близкого расстояния Пэтрос казался приятным типом. На нём были штаны цвета хаки, с отглаженной складкой впереди и чёрная рубашка поло с длинными рукавами. И то, и другое было немного тесноваты на животе. Его седеющие волосы были убраны с красноватого лица и аккуратно причёсаны, на носу и щеках проступали лопнувшие капилляры, которые я часто видела у алкоголиков в Чёрной Моргане. Он не прерывал лекцию, когда я вошла. Сунув руки в карманы и прислонившись к подиуму, он продолжил говорить, но у меня было такое впечатление, будто его внимание явно перешло на меня.
Когда же он задал вопрос, что-то о беспристрастном ведении репортажа, многие школьницы из младших классов дико замахали руками, Лена толкнула меня в бок локтем.
— Ну? — спросила она уголком рта.
— Я отвезла её домой, — пробормотала я. — С ней всё в порядке.
— А вот с Колином — нет. Он был в ярости, когда я ему рассказала, что ты ушла. Что бы ты ни говорила, ты ему не безразлична.
А я и не безразлична ему; просто он был упрям. Я не была уверена в том, что из этого ужаснее.
Голос Пэтроса вырвал меня из размышлений:
— То, что известно, всегда отделено от того, что можно доказать. Я пишу, самое большее, лишь десятую часть из того, что знаю.
— Разве это не расстраивает? — спросила какая-то девочка.
Он рассмеялся.
— Конечно. Я работаю до изнурения, капаюсь в грязном белье и ищу необходимые доказательства. Но когда-нибудь всё встанет на свои места. Возможно для этого потребуется некоторое время, но тем слаще будет победа.
Лена прошептала:
— С ней точно всё в порядке?
— Да. Пищевое отравление.
Я попыталась сказать это с лёгким отвращением в голосе, чтобы избежать дальнейших расспросов.
Лена не поверила ни слову.
— Ну, конечно…
Пэтрос подошёл к нашему столу, и мы обе виновато посмотрели на него.
— Давайте-ка спросим наших главных редакторов. Скажите-ка, девочки, вы попадали во множество ситуаций, требующих моральной выдержки?
— В школьной газете? — спросила Лена. «Фанфара» и впрямь не была газетой, печатающей жёсткие следственные статьи. Мы публиковали отчеты о спортивных командах, благотворительных проектах и театральном клубе.
— В газете, в повседневной жизни, где бы то ни было. Могу себе представить, что время от времени всё становится довольно мутно.
Он внимательно смерил меня взглядом, пока говорил, а я нервно заёрзала на стуле.
— Мы — школьная газета. — сказала Лена, широко распахнув карие глаза. — Мутную писанину мы оставляем на таких людей, как вы.
Он повертелся в сторону Лены, которая склонив голову на бок, одарила его ничего не выражающей улыбкой. После долгого, неловкого момента он развернулся и снова обратился ко всему курсу.
— Не забывайте, что если хотите что-то напечатать, то должны это доказать. Если вы копнёте достаточно глубоко, то когда-нибудь наткнётесь на истину.
Лена легонько ткнула в меня карандашом и сморщила нос, чтобы снять напряжение. Я благодарно улыбнулась ей.
Мисс Корэлли встала, немного озадаченная, но всё же в хорошем расположении духа. Она наверняка больше рассчитывала на советы в выборе профессии, чем на подобную речь.
— Девочки, давайте поаплодируем мистеру Пэтросу в благодарность за то, что он согласился поговорить с нами сегодня.
Мы, повинуясь, захлопали, в то время, как Пэтрос взял свой плащ и портфель.
— Я оставлю вам насколько моих визитных карточек, на случай, если будут ещё вопросы.
По пути к двери, он снова остановился у нашего стола.
— Держите, — сказал он и протянул каждой из нас по карточке. — Серьёзно, если захотите зайти в «Башню Трибуны», чтобы посмотреть на новостной отдел редакции, немного поболтать, задать мне вопросы… просто приходите. Мне было приятно познакомиться с вами обоими, Лена и… Мо, не так ли?
— Да, спасибо. — Я положила карточку на стол.
— Какой-то он странный, сказала Лена, как только тот ушёл.
Для одного дня я пережила уже предостаточно странностей.
Как только мы вышли в коридор, Лена снова принялась за своё.
— Что случилось с Констанцией? Как вы обе добрались до дома?
— Я позвала на помощь одного друга. — Сложно сказать, кем был для меня Люк, но «друг» должно сойти на данный момент. — Ему хорошо знакомы подобные ситуации.
Она скрестила руки на груди.
— Хм-хм. Не Колина… Того загадочного парня? Ты же сказала, что он уехал.
— Похоже я ошиблась, — осторожно ответила я.
Мне казалось слишком рискованным, рассказывать ей больше о Люке. Для всех будет безопасней, если обе стороны моей жизни, Дуги и Плоские, не будут иметь точки соприкосновения, но какая-то часть меня так хотела обо всём ей рассказать. Вместо этого, я слегка пожала плечами, как будто это не важно.
— Что я пропустила?
— Прежде всего, Мессу.
Мы обошли стороной кучку девятиклассниц. Я услышала имя Констанции и опустила взгляд.
— Я сказала Сестре Донне, что День всех усопших был для тебя слишком. Ты хотела побыть одна. Я думаю, она мне поверила.
День всех усопших, когда мы вспоминаем ближних, которые покинули нас в прошедшем году. Как странно, что я забыла о нём, хотя каждый день всё ещё тосковала по Верити.
— Спасибо.
Лена усмехнулась:
— Для чего ещё нужны друзья?
Когда Колин, вскоре после этого, высадил меня возле «Слайс из райт», моя головная боль утихла, беспокойство о Констанции, напротив, осталось. Я поставила свою сумку на пол в узкой боковой комнате, которая служила моей матери офисом. Когда я доставала свои коричневые вельветовые брюки, из них выпала маленькая карточка — примерно в десять сантиметров, изготовленная из жёсткого картона — на которой извилистыми линиями был детально изображён подсолнух. Мне она не принадлежала — мои художественные навыки ограничивались фигурками из палочек и фотографиями. Кто бы её ни нарисовал, он очень сильно давил на карандаш, оставив на бумаге борозды. Наверно карточка выпала из одной из моих библиотечных книг, но она была слишком искусно-нарисована и красива, чтобы просто выбросить её. Я засунула её обратно в карман и вышла из комнаты.
После того как я старательно завязала волосы в конский хвост, я схватила фартук из стопки рядом с дверью бюро. Фартуки в Слайс — зелёного цвета, как яблоки сорта Гренни смит, с рюшками и складками — были сами по себе достаточно ужасны, но подходящий к ним головной платок — ещё хуже. Он постоянно сползал в сторону, сбивал волосы и в нём я была похожа на сумасшедшую доярку. Я взяла карандаш и блокнот для заказов, помахала Тиму, повару, и принялась за работу, как и в любой другой день в «Слайсе».
«Слайс из райт» был мне, в некотором смысле, даже больше домом, чем наш собственный особняк из оранжевого кирпича, потому что с тех пор, как отец попал в тюрьму, «Слайс» был единственным источником нашего заработка. Тогда я ещё не полностью осознавала это. Я только замечала, что мы проводили много часов в ресторане, и что моя мама была там счастливее, чем дома. Дома отсутствие отца было заметно в каждой комнате — два столовых прибора на ужин, вместо трёх, непрочитанная стопка журналов «Спорт в иллюстрациях» и «Уолл-стрит», которые скапливались, пока не истёк срок абонемента, по утрам тишина вместо смеха и щекоток. «Слайс» же, напротив, был так переполнен и оживлён, что можно было работать целую смену и не замечать, что чего-то не хватает. Постоянные клиенты всегда были рады видеть кого-то из нас, особенно, если им приносили полный чайник кофе и кусочек тёплого пирога.
Ресторан всегда был царством моей матери. Вот уже двенадцать лет она отдавала всю себя, чтобы дела в нём шли хорошо. Я была её дочерью, но «Слайс» был её ребёнком.
Обрамленная прямоугольным окошечком обслуживания, между кухней и пространством у стойки, моя мама с кем-то возбуждённо и сосредоточенно разговаривала. Заинтригованная, я вытянула шею, чтобы посмотреть, кто же её так развеселил.
Эльза Страттон? Мой бывшая адвокат решила сделать нам визит? Как-то мне не особо верилось в то, что она пришла только для того, чтобы сделать очень своевременный заказ к Дню Благодарения. Звон столовых приборов по фарфоровой посуде и шум других гостей помешал мне подслушать что-либо ещё, кроме нескольких последних слов.
— Конечно же свяжусь с вами, как только узнаю больше деталей, — сказала Эльза.
Даже с другой стороны комнаты я видела, что щеки моей матери покраснели от возбуждения, когда она и Эльза пожали друг другу руки. После того, как Эльза ушла, я прошла в раздвижную дверь.
— Что здесь нужно было Эльзе? Это про дело Верити? — Кода меня допрашивала полиция после смерти Верити, мой дядя попросил Эльзу сопровождать меня. Она была таким типом адвоката, которые вдохновляют людей на злые шутки и за один час зарабатывали больше денег, чем я за целый месяц. Я была очень рада, что она была тогда на моей стороне, а не моим противником.
— Привет, милая! — проворковала моя мама. Она вышла из-за стойки, чтобы заключить меня в объятья, перед тем как снять фартук. — У тебя был хороший день?
— Почему Эльза приходила сюда?
— О, это долгая история, а мне ещё надо в банк, а потом сделать доставку в «Шеди Акрес». Давай поговорим об этом дома.
— Хорошо.
Я должна была знать, что она никогда не разговаривает о чём-то важном в присутствии гостей.
— Я и Лена, возможно, останемся завтра в школе подольше, чтобы поработать над нашим рефератом по истории.
— Почему ты не пригласишь её сюда? Вы же можете занять один из задних столиков и позаниматься.
— Она очень занята. — И слишком наблюдательна. Если она придёт в «Слайс», то, вполне возможно, встретит моего дядю. И насколько я знала Лену, она начнёт спрашивать о вещах, которых я не смогу объяснить. Пригласить её домой казалось мне менее проблематичным. — Но она, возможно, переночует у нас в пятницу, если можно.
Если я правильно помню, Лена тоже ещё ни разу не приглашала меня к себе домой. Возможно, все её вопросы были её методом, отвлечь внимание от себя.
Я подливала в стаканы воды, а в чашки кофе, в то время, как моя мама рассчитывалась на кассе.
— Мне бы хотелось, чтобы ты попросила войти сюда Колина, — сказала она, посмотрев в окно. — Это неправильно, оставлять сидеть его там снаружи.
— Но ему так нравиться. Он говорит, что для него здесь внутри слишком шумно.
Кроме того, так ему будет легче заметить, если вдруг появятся неприятности.
Она покачала головой.
— Тогда тебе следует, по крайней мере, отнести ему немного кофе. И что-то поесть. Сегодня на десерт — «груша в бренди». Или хороший кусок мясного пирога. Ему наверняка понравится.
Я поморщилась.
— Мам, мясные пироги никому не нравятся, кроме возможно людям из «Шеди Акрес».
У нас был хороший бизнес с местным пенсионом для пожилых, который находился всего в нескольких кварталах, как с клиентами, которые могли прийти, так и с доставкой на дом. Я ещё ни разу не видела, чтобы кто-то заказывал мясной пирог, если у него не было скидки для пожилых людей.
— Тсс. — Она обеспокоенно огляделась, не обидела ли я кого-то из толпы, что приходила сюда из «Шеди Акрес», но единственным человеком у стойки была какая-то девушка моего возраста.
— Отнеси ему немного пирога, пока мы не закрылись.
На какую-то долю секунды я думала возразить. Пирог не поможет решить наши проблемы. Вместо этого я спросила:
— Кто прислал эти цветы?
Рядом с кассой стояла ваза с весёлыми, оранжево-жёлтыми подсолнухами, которые, в немного сонной атмосфере «Слайс», казались наэлектризованными. Моя мама бросила взгляд в их сторону, перед тем как пойти на кухню.
— О, ты знаешь, я не уверена. Они просто появились из неоткуда. Разве они не очаровательны?
Я вытерла мокрые руки о фартук.
— С ними была открытка?
— Я ничего не заметила. Увидимся дома. И не забудь о мессе сегодня вечером.
Я была так сосредоточена на цветах, что совсем не услышала, что она ушла. Я поискала между блестящей зеленью и огромными цветками, но моя мама оказалась права — никакой карточки. Я порылась в заднем кармане штанов в поисках рисунка, который нашла ранее, и вытащила его. Внезапно, ни набросок, ни букет больше не казались мне очаровательными. Кто-то вломился в мой шкафчик и положил карточку в сумку? Мне вспомнился Ник Пэтрос, его странный, пронизывающий взгляд, которым он окинул меня во время курса по журналистике. Может и цветы от него? Он дал мне свою визитную карточку на глазах у всего курса. У него не было причин вести себя так загадочно.
И вдруг меня осенило, будто завеса спала с глаз. Тот старикашка, в которого я врезалась по пути в библиотеку, моя сумка, упавшая на пол… как он настаивал на том, чтобы поднять её для меня… У него была возможность спрятать рисунок в ней. «Я нашёл кого искал», сказал он тогда.
Он имел в виду меня. Каким-то образом, он незаметно пробрался в Св. Бригит и нашёл меня. Он разыскал меня и здесь, но зачем? Он Дуга? Один из деловых партнёров Билли? Это случалось уже не в первый раз, что они пытались передать мне какое-то послание.
Большое окно в «Слайс» показалось мне вдруг зловещим — оно идеально подходило, чтобы выставить меня на всеобщее обозрение…, и я боролась с желанием позвонить Колину и попросить его зайти внутрь. Однако, если пожилой мужчина Дуга, мне принесёт больше пользы, рассказать о нём Люку. Колин доложит обо всём Билли, и я потеряю даже ту малую свободу, которая у меня ещё осталась. Ещё хуже — Колин переключиться в режим телохранителя и ещё больше отдалиться от меня. Если старик пытался показать мне, что за мной наблюдают, то он не сказал ничего нового. Я находилась под постоянным наблюдением с тех пор, как умерла Верити.
Я засунула рисунок обратно в карман, заставляя вести себя естественно. Дуга или Плоский, я не хотела выказывать испуг перед кем бы то ни было. Вместо этого я обошла мои столики, подлила кофе и убрала тарелки. Девушка у стойки всё ещё сидела там и ела яблочный пирог как воробушек. Мороженное растаяло, и она раздавила корочку вилкой, превратив всё в месиво из корочки, яблока и сливок.
— Хочешь я уберу это?
Девушка удивленно посмотрела на меня орехового цвета глазами.
— Похоже, я всё-таки не голодна.
— Нет проблем. Ещё кофе?
Белый стаканчик был пуст, хотя я наполнила его, когда пришла. Но судя по дрожи в её руках… — У меня есть без кофеина.
— Это была твоя мама? — она кивнула в сторону кухни.
Да. Это семейное предприятие, — сказала я и попыталась улыбнуться, в то время как во мне медленно расползалась усталость.
— Ты Мо.
Я присмотрелась повнимательней. Потрескавшиеся губы, беспорядочный, русый конский хвост и вызывающий тон в голосе. Ещё одно послание от старикашки? Или игрушка Серафимов?
Я настороженно провела пальцам по запястью, задаваясь вопросом, может ли она чувствовать мою связь с Люком. Если да, тогда, возможно, она не станет нападать сразу, не в том случае, если я могу так быстро позвать его.
Я указала на мою именную табличку из пластики.
— Похоже на то, не так ли?
— Мо Фитцжеральд.
Я поставила кофейный чайник на стойку.
— Я так и не поняла, как зовут тебя.
Она убрала прядь волос с лица.
— Дженни Ковальски, — сказала она, подняв голову и пытаясь выглядеть смелой. — Мне кажется, ты знала моего отца.
Вот черт. Не магия, так другие неприятности.
Глава 9
— Ты Дженни?
Теперь и я сама это увидела, по форме носа, цвету волос, и глаза были тоже немного похожими. У неё была натренированная, мускулистая внешность бегуньи на длинные дистанции. Возможно она унаследовала её от своей матери, поскольку Джозеф Ковальски был крепким малым, чьи мускулы за проведённые им двадцать лет в полиции Чикаго, растворились в слое жира.
Я сглотнула и опустила взгляд на стойку.
— Мне действительно жаль насчёт твоего отца. Он был хорошим полицейским.
— Он был замечательным полицейским. И замечательным отцом. Ты знала, что он скоро должен был выйти на пенсию?
— Он упоминал об этом.
Он рассказывал, что хочет отправить свою младшую дочь в колледж, а затем переехать с женой во Флориду и рыбачить в Мексиканском заливе. Никакой рыбалки больше для Ковальского. Он не увидит, как Дженни ступит на сцену, чтобы получить аттестат об окончании. Он больше ничего из этого не сделает.
Потому что Джозеф Ковальски умер при попытке спасти меня.
И никто этого не знал.
Официальная версия звучала так: он приехал к чикагской водонапорной башни, чтобы проверить там утечку газа. Никто не упоминул, что эта водонапорная башня находилась не на его участке и что в тот вечер он был не на службе. Он случайно оказался поблизости, когда об этом сообщили по радио и решил проверить. И поэтому он оказался в водонапорной башне, когда та взорвалась.
На самом же деле, он последовал туда за мной, пытаясь выяснить правду о смерти Верити. Эванджелина перехитрила меня, так что я выпустила чистую магию и спровоцировала Разрушительный поток. Когда Ковальски увидел, что я в опасности, он всё же смело выступил против магии и Сумрачных и пытался вытащить меня оттуда невредимой. Магия набросилась на него. У него не было ни малейшего шанса.
— Мне очень жаль, — повторила я. — Как у тебя дела? И у твоей семьи?
На похоронах я видела их стоящих тесной кучкой, жену Ковальского и его четырёх дочек, окружённых морем парадных мундиров ультрамаринового цвета. История была широко освещена во всех газетах, но я избегала читать эти статьи. Не было ничего, что я ещё могла бы узнать об этой ночи.
— Совсем паршиво. А у твоей?
— Моей что?
— Твоей семьи. Мой отец был очень заинтересован в ней, ты знала об этом? Он всё время говорил о вас.
— Моя семья не имеет отношения к тому, что случилось с Верити.
Эльза однажды сказала мне, что Ковальски специально попросил, взять расследование дела Верити на себя, поскольку оно казалось ему замечательной возможностью собрать улики против мафии Чикаго. Все считали, что Верити убрали из-за конкуренции в организованной преступности, вероятно, русские. Предполагалось, что, либо она была убита по ошибке, а жертвой на самом деле должна была стать я, либо это было предупреждение, по девизу: «Уступи свою территорию, иначе твоя племянница, следующая на очереди». Так что, Ковальски преследовал меня, рылся в прошлом Колина и досаждал моему дяде — и всё в пустую. Мафия не несла ответственности за смерть Верити. Виной этому была магия, и в конце она убила и Ковальского.
— Ты думаешь, это была случайность? Случайный удар судьбы?
Я смотрела на неё. Её руки всё ещё тряслись, и она прижала их к стойке. Мне было знакомо выражение её глаз, тревожная печаль и гнев, оглушающая потребность найти хоть какой-то смысл в том, что произошло. Она нацелилась на меня, будто я была ключом ко всем ответам.
— Не судьба. А просто ужасно, — сказала я. — И несправедливо. Как и то, что случилось с твоим отцом. В неподходящем месте, в неподходящее время.
— Нет! — Головы обернулись в нашу сторону, и она понизила голос. — Мой отец был там из-за тебя. Потому что ты пошла на опознание и утверждала, что не узнала преступников.
— А я их и не узнала.
— Спустя неделю их нашли мёртвыми.
Должно быть, я выглядела настолько искренне удивлённой, что она продолжила с искажёнными от горечи ртом.
— Твой дядя не рассказывал тебе об этом? Сразу оба, как при экзекуции. Их нашли в одном из мусорных контейнеров в квартале Бэк-оф-ярдс. Я видела фотографии.
У меня появился кислый привкус во рту.
— Фотографии?
Она пожала плечами.
— Следователи, которые взяли на себя это дело, раньше всегда играли с моим отцом в покер. Хотя им и не нравится передавать такие вещи, но и не могут сказать «нет».
— Дженни.
Я тщательно подбирала слова. Я знала по собственному опыту, как часто люди врут, когда ты кого-то оплакиваешь и ещё думают, что делают тебе одолжение, якобы защищая от не приятных вещей.
— Моя семья не причастна к тому, что случилось с твоим отцом. Или с Верити. Я знаю, что твой отец думал по-другому, но он ошибался.
— Ты лжёшь.
— Я бы не стала этого делать. Не в этом случае. Мой дядя не убивал твоего отца.
— Нет, — задумчиво сказала она — он бы и не стал этого делать. Не лично, это не его стиль. Он всегда оставляет грязную работу на других. Кто-то другой должен подставить голову или нажать на курок. Как твой отец. И… — она повернулась на виниловом табурете и остановилась так, что могла видеть грузовик Колина. — Твой телохранитель. Или парень? Мой отец не был до конца уверен. Он назвал это «опасной игрой», для вас обоих.
Я отошла от стойки.
— Ты же даже не осознаёшь это, не так ли? Что сделал твой дядя, что сделала твоя семья… Ты никогда не задавалась вопросом, какова цена всему этому? Не находишь, что она, возможно, слишком высока? Или ты настолько довольна, пребывая в неведении, что даже ещё ни разу не интересовалась?
Не удивительно, что Люк считал меня сумасшедшей, когда я, после смерти Верити, говорила про справедливость и месть. Должно быть, мои речи были точно такими же. С той разницей, что я была в здравом уме, как и Дженни. Смотреть на её скорбь, было тоже, что смотреться в зеркало.
— Чего ты хочешь?
Я и сама знала.
Она уже собиралась ответить, но затем выражение её лица изменилось. В одно мгновение оно стало весёлым и приветливым, а щёки приподнялись в безличной улыбке.
Секундой позже, на моё плечо легла чья-то рука.
— Пришло время идти на мессу. А это кто?
Билли. Дженни, должно быть, знала кто он. А знал ли Билли, кто она? В моём мозгу всё перемешалось, и я не смогла ответить.
Дженни встала и натянула куртку.
— Джен, — сказала она. — школьная подруга.
— Очень рад познакомиться с тобой, Джен. Прости нас, но нам надо идти в церковь. Если мы опоздаем, моя сестра оторвёт нам головы.
Мой дядя, с его белыми, как снег, волосами, ухоженной бородой и глазами, вокруг которых образовывались морщинки от смеха, был настолько же очарователен, насколько и абсолютно смертелен. Как садовый гном в изысканном парадном костюме. Когда посмотришь так на него, можно почти забыть, насколько быстро может сменится весёлое выражение его лица на что-то скрупулёзное и жёсткое как сталь, когда кто-то вставал у него на пути.
— Конечно. Увидимся, Мо.
Она сунула деньги под тарелку, которую я всё ещё не убрала и ушла, не сказав больше ни слова.
— Мы уже опаздываем, — сказал Билли и огляделся в почти пустом «Слейс». — Лучше побыстрей убери свинство, которое оставила твоя подруга.
Глава 10
Есть кое-что, что нужно знать о моей школе: Св. Бригит — самая дорогая и видная школа для девочек во всём городе, но в то же время и обычная приходская церковь.
В этом есть свои преимущества. В конце концов, лишь немногие школы, поддерживающие столь безупречную репутацию, приняли бы в свои ряды дочь осуждённого преступника, если бы семья не принадлежала к общине. Семья, которая охотно жертвовала деньги всегда, когда бы ни понадобился ремонт в церкви, ни сломался кондиционер или ни обновлялся дом пастора.
Но были также и недостатки. В моем случае, это означало, что есть большая вероятность того, что кто-то из моей семьи, повстречает кого-то из учителей, по крайней мере тех, что с белыми воротниками или в чёрных одеяниях. Ещё год назад, это не было бы проблемой — они пели мне дифирамбы, за то, какой милой, трудолюбивой и ответственной я была. Однако сегодня, всё по-другому.
После богослужения мы перешли в общественный зал для приятного общения. Все держали в руках чашки со слабым кофе и бумажные тарелки с тыквенным пирогом. Молодёжь моего возраста, некоторые из которых ходили со мной в школу, но многие и нет, стояли в кругу, разговаривали и в то же время писали смс. Их язык был мне так же чужд, как и язык Дуг. Я никогда не могла освоить эту беззаботную болтовню.
Я устало прислонилась к стене, почувствовав себя внезапно такой одинокой, что в горле застрял ком. Я наблюдала, как мой дядя продвигается по комнате, останавливаясь то возле одной, то возле другой группы. Он был на редкость в хорошей форме, приветливый и разговорчивый. Возможно, к этому имел отношение визит Эльзы. Он пожимал руки самым различным людям, спрашивал о их семьях и убеждался в том, что в его маленьком королевстве всё идёт именно так, как он этого хочет. Лишь в последнее время я стала замечать то, что уже всегда присутствовало — тонкий налёт страха, перекрывающий уважение, с которым к нему все относились.
Во мне снова проснулся гнев. Из-за него я уже столько всего потеряла, а ему было совершенно всё равно, потому что он получил то, чего хотел, в то время как я… не получала ничего, а только парня, который не хочет быть со мной; школу, полную людей, которые думают, что я немного странная, а также считают меня преступницей; отсутствующего отца. Мои пальцы сжались в кулаки. Надо убраться отсюда, пока я не устроила сцену, которая лишь укрепит уверенность других в том, что я схожу с ума.
Я сгорбилась и направилась к выходу, только чтобы остановится, когда кто-то схватил меня за руку. Я споткнулась из-за внезапной смены направления.
— На кого это ты так сердито смотришь? — спросил Люк.
— И вовсе не смотрю…, - сказала я на автомате, что было совсем неподходяще. Я стряхнула руку Люка и сердито посмотрела на него. — Что ты здесь делаешь? Орла передумала?
— Нам надо поговорить.
— Я в церкви. Сейчас не очень подходящий момент для этого.
— Ничего не поделаешь.
Даже небрежно одетому, в чёрном свитере и тёмных джинсах, ему как-то удавалось, выглядеть элегантнее и привлекательнее, чем кому-либо другому в общественном зале. Он скользнул взглядом по различным группкам людей.
— Где прячется Куджо?
— Думаю, дома.
Я не хотела говорить о Колине. Это было слишком болезненно, а Люк был хорошим наблюдателем.
— Это на него совсем не похоже, упускать тебя из виду. Очень неответственно.
Я и забыла, как быстро Люк может вывести меня из себя.
— Мы здесь с моим дядей.
— И поэтому тебе не нужна твоя личная сторожевая собака, хм?
— Билли заботиться о нас.
А ещё больше — о самом себе. Я огляделась вокруг. Никто не заметил Люка и когда я сконцентрировалась, то смогла уловить слабое гудение магии, исходившее от него. Он скрыл себя. Все, вероятно, думали, что я разговариваю сама с собой. Замечательно.
Если Люк хочет поговорить, то пусть говорит. Мне ведь не обязательно отвечать. Вместо этого, я, как обычно, наблюдала за людьми. Они были так предсказуемы — те же группки, которые неделю за неделей собирались на том же месте и вели те же разговоры. Но кое-что показалось мне странным, будто я смотрела через плохо настроенную камеру. Что-то было по-другому, не считая Люка, который как обычно, стоял слишком близко. Я прислушалась к ритму разговоров, как голоса возбуждённо повышаются и снова понижаются; к молчанию, которое иногда распространялось по всему залу. Когда я уловила тихий смех моей матери, то сосредоточилась на нём. В этом и было различие: в моей матери.