Страх

— Бьодн идет, — сказал человек с пилой.

— Где?

— Сюда идет? — спросил человек за верстаком.

— Да, сюда. Вот счастье-то привалило. Как бы оно нам боком не вышло. Опять задираться будет.

— Мы его не трогаем, и дела нам до него мало, — сказал тот, что заколачивал гвозди. — Мы вроде как и не видим его.

— Не видим… Хм! Легко сказать! Сейчас как заведется!

— Кажись, он не в восторге от нашей работы.

— Главное — не спорить с ним, — сказал тот, что забивал гвозди, — а прикинуться, будто мы со всем согласны.

— Ну и зараза, — процедил сквозь зубы тот, что пилил. — Он, должно быть, ненормальный.

— Нормальный или нет, но он опасен.

— Таких из обращения изымать надо.

— Будь моя власть, я бы его вообще к людям не подпускал.

— А твоей власти никогда не будет.

— Какого черта? Я только сказал, будь…

— Ну, а я сказал только, что не будет…

— Да хватит вам бузить, парни, — сказал тот, что забивал гвозди. — Мир дороже всего.

— А мы не воюем. Слышь, ты бы Бьодну насчет мира втолковал, — ответили они.

— Он и сам уразумеет, только не надо с ним спорить да перечить. Все ведь любят мир, просто самим нужно уметь ладить с людьми.

— Да, черт возьми, тебе бы философом быть. Вот и испытай свою философию на Бьодне. — Они рассмеялись. Но тот, что забивал гвозди, верил в свою линию и спорить не стал.

Большими неспешными шагами приближался Бьодн, Каждого из них он оглядел, оценил, вроде как скотину на убой: мелкие мужики. Сам он был великаном, держался вызывающе, его манера двигаться была явно рассчитана на то, чтобы запугать. Длинные конечности, казалось, свободно подвешены к туловищу, плечи необычайно широкие, а грудь выпирала, как мощная скала.

Те же, кого он разглядывал, ничем особо не отличались от обыкновенных людей. Они молчали. Не то чтобы эти трое испугались его, нет. Но до этого все же было недалеко.

Работа продолжалась. Они ремонтировали дом; отрывали старые, гнилые доски и обшивали стены новыми. После такого ремонта стена станет полосатой, как зебра. Один из них забрался на ящик, чтобы дотянуться до места, где нужно было вколотить гвоздь. Другой тоже стоял на ящике, прижимая доску. Третий пилил внизу. Бьодн обвел их взглядом. Да, мелкие мужики.

На него не обращали внимания. Лёйги достал гвоздь, приставил его к доске и пустил молоток гулять по шляпке, пока не утопил ее совсем. Того, что придерживал доску, звали Йоун, а пилил Кетитль.

Никто из них с Бьодном не заговаривал. Ведь они знали его.

Самое милое дело — как можно дольше избегать этого драчливого пса, который вечно затевает ссоры да драки. Они не хотели давать ему повода. Казалось, он сам набивается, выискивает причину, хоть самую маленькую. Чтобы просто так, ни за что ни про что, взять да и покалечить людей. Он многих избивал, не получая сдачи. Впрочем, иногда он попадал под суд и его штрафовали. Но от этого поведение его к лучшему не менялось. Скорее наоборот. Больше всего он любил завалиться на вечеринку и затеять драку с уже подвыпившими мужиками. Сам он не пил, а то, что он избивал пьяниц, многих оставляло равнодушными. Но пьяные компании встречались не так уж часто. Тогда он приставал к мирным гражданам, которые либо работали, либо невинно разгуливали по улицам. Он вступал в споры, всякий раз доводил дело до брани и пускал в ход кулаки. Некоторые пробовали разойтись с ним по-мирному и соглашались с каждым его словом, но и тогда постоянно чувствовали себя как на иголках. Достаточно было пустяка, чтобы дружба лопнула, как мыльный пузырь. И опять кулаки. Многие поговаривали, что его следовало бы объявить вне закона, однако в цивилизованном обществе это не принято. Он был проблемой, которую обсуждали, и тем не менее все оставалось по-прежнему.

— Почему вы не меняете всю стену? — крикнул Бьодн. — Такая халтура не окупается — двойная работа.

— А тебе какое дело? — тихо сказал Йоун.

Бьодн, кажется, не расслышал и переспросил:

— Чего?

— Конечно, ты прав, — согласился Лёйги, — но ведь лес так дорог…

— Делать дважды — себе дороже.

— Каждое слово — сущая правда, — поддакнул Лёйги, — но что бы тебе раньше прийти и посоветовать.

Остальные молчали.

Он подозрительно посмотрел на них. Уж не насмехаются ли? Это бы дорого им обошлось. Он нетерпеливо кружил вокруг них и становился все более грозным. Мужики усердно работали, молчаливые и испуганные. Ему это не нравилось. Больно подозрительное смирение. Должно быть, неспроста. Ишь, помалкивают все как один, наверняка что-то задумали, но эти интриги им так просто не пройдут.

Он вышагивает взад и вперед, подозрительно косится на них. Хитрить бесполезно, он их опередит, Вот он нечаянно наталкивается на ящик, тот самый, на котором стоит Йоун. Затем уже специально пинает его еще раз. Ящик опрокидывается, однако Йоун успевает соскочить на землю.

— Какого рожна тебе надо? — возмутился Йоун.

— А? — сказал Бьодн. — Тебе-то чего не хватает?

— Людей не надо толкать, — сказал Йоун и отошел в сторону.

— А тебя толкали? Врешь, я же нечаянно зацепил этот чертов ящик.

Йоун смолчал.

— Ну, отвечай. — Сжав кулаки, он, как гора, встал перед Йоуном.

— Оставь меня в покое, — пробормотал Йоун и взялся за ящик, — я тебе ничего не сделал.

— Не сделал? Я не позволю себя оговаривать! Получай! — Одним ударом он отбросил Йоуна назад, да так, что тот повалился на Кетитля и оба упали. Теперь деваться некуда: чтобы сохранить мужское достоинство, нужно отвечать.

— Парни, перестаньте вы, ради бога, — сказал со своего ящика Лёйги и ударил по нажив ленному гвоздю.

Сразу стало ясно, что борьба будет неравной. Им не справиться с Бьодном. К тому же всяк действовал сам по себе. Он в кровь разбил им лица, и мужики, не выдержав, забежали в дом. Стоя в дверях, они осыпали его проклятиями!

— Убить тебя мало — дай. срок, когда-нибудь тебя— все же прикончат.

Он ухмыльнулся. Невелика победа, а все-таки приятно нагнать на них страху.

Лёйги, стоя на ящике, тянулся с молотком куда-то вверх и молчал. А у самого поджилки тряслись.

— Что это там повисло? Да ты никак прилип к молотку? Не очень-то помогаешь своим приятелям… Слабак! — Бьодн с размаху сильно пнул ящик, но Лёйги оказался проворнее и, не выпуская из рук молотка, одним прыжком оказался за дверьми.

Доска, закрепленная с одного конца, качалась, ящики опрокинуты, пила валялась на земле. Такое впечатление, будто здесь пронесся смерч, оставив после себя полное запустение.

— Тут уже нечего делать. — Он медленно сплюнул и зашагал прочь, руки в брюки.

Мужики опять вышли из дома, причем стали куда голосистей и смелей, нежели в присутствии Бьодна.

— Надо подкараулить его и прикончить, — оказал Йоун, — иначе не видать нам мира.

— Охота была становиться из-за него убийцей, — возразил Кетитль. — А вот под суд его отдать да в тюрьму засадить — самое милое дело.

— Какой от этого прок? Ну, заплатит малюсенький штраф и из тюрьмы ведь обратно вернется. Нет, надо покончить с ним раз и навсегда.

— Живите в мире, люди добрые, — сказал Лёйги. — Рано или поздно ему это дорого обойдется, а нам рисковать ни к чему.

— Если каждый так станет думать, то Бьодн еще долго будет калечить народ, а то и убивать. До тех пор, пока с ним не разделаются.

— Парни, давайте работать, покуда все тихо, — сказал Лёйги и добавил в задумчивости: — Он ведь, правильно подметил, что лучше было бы обшить всю стену заново… Но приятели обиженно надулись:

— Уж не собираешься ли ты позволять этому мерзавцу давать нам советы? Проучить бы его, чтоб не совал нос в чужие дела.

Вскоре разнеслась весть, что Бьодн Викинг избил человека, который пришел получить с него долг. За это Бьодн отделался штрафом. Потом он подрался на танцах с четырьмя подгулявшими мужиками, а с одним из них обошелся так круто, что тот целую неделю провалялся в постели. Но и на сей раз судебного разбирательства не было.

…Йоун ходил по округе и сеял страх в людских душах, рассчитывая подыскать сообщников, чтобы убить Бьодна.

— Ты будешь следующей жертвой, — говорил он.

Но люди только отмахивались:

— Я? Да я с ним и дела никакого не имел.

— А это и не обязательно, — зловеще говорил Йоун, — вот переломает он тебе кости или выбьет глаз, тогда ты, наверное, мне поверишь.

От такого добра не жди. Выходит, Йоун ничуть не лучше Бьодна, может, даже злее. Люди отворачивались и не желали с ним разговаривать.

И вот в один прекрасный день Харальдур Вояка почувствовал прилив сил и мужества и решил сам вызвать Бьодна на драку и преподнести ему хороший урок, чтобы он в следующий раз дважды подумал, прежде чем к кому-нибудь пристать. Но расчет не оправдался. Бьодн так нещадно поколотил его, что Вояке уже во втором раунде пришлось просить пощады.

— И поделом ему, — говорили люди и ни в чем не винили Бьодна. — Зачем возбуждать неуравновешенного человека?

Тем временем поступали новые и новые известия о выходках Бьодна. Из всех потасовок, как крупных, так и мелких, он неизменно выходил победителем. Хотя, судя по синякам, и ему как следует доставалось.

Но однажды вечером его принесли домой совершенно беспомощным. Он был без сознания, и некоторые даже думали, что он уже не жилец на белом свете.

Дверь отворила жена. Она не стала ни о чем расспрашивать, но послала за врачом.

— Он бы там точно помер, не подбери мы его, — сказал один, желая, чтобы правда вышла наружу. — За амбаром лежал, и не знаю, услышал бы кто его, даже если б он и закричал. Похоже, их было много, и били они его кольями… Вообще-то там валялся кол, но я не видал, есть на нем кровь или нет.

Жена любезно поблагодарила за помощь: теперь, мол, она у них в неоплатном долгу.

— Да будет вам, дело житейское, — сказал тот, что посмелее. — Дайте нам знать, если мы можем еще чем-нибудь помочь вам. А убийц этих надо бы найти.

— Да кому это нужно? — тихо сказала женщина, устраивая мужа поудобнее. Они положили его на кровать.

Пришел доктор, осмотрел раненого и заключил, что Бьодна оглушили ударом по голове, вероятно палкой, так как на затылке у него была безобразная рана. И в довершение всего — перелом ноги.

— Лучше немедленно отправить его в больницу.

— Нет, — мягко возразила жена, — мой Бьодн привык, чтобы я за ним ухаживала, пока он болеет, он сейчас слаб, и ему будет тяжело, если другие это увидят.

— Вы жена, вам и решать, — сказал доктор, — только ведь придется не спать.

— Ничего, я же всегда ухаживала за моим Бьодном, как за ребенком.

— Хм! — сказал доктор и стал промывать рану и бинтовать перелом. Больной по-прежнему был без сознания. — …Слабый, значит? А я, признаться, никогда еще не видел более сильного тела.

— Да, — сказала жена и просияла, — Бьодну здесь нет равных. Но ведь сейчас он так слаб.

— Жене видней, — сказал доктор. — Я вот тут выпишу лекарство, думаю, оно поможет, когда он очнется. Вам есть кого послать в аптеку?

— Я могу попросить кого-нибудь из тех, кто принес его, они пока где-то здесь, недалеко.

— Уж не эти ли самые люди так его отделали? А теперь испугались и говорят, что якобы нашли его.

— Не знаю, — спокойно сказала жена. — Какая разница, если они сходят и купят для него лекарство?

— Как вам угодно, но должен сказать, опасность еще не миновала.

— Опасность для жизни? — испуганно спросила женщина.

— До тех пор пока он не придет в себя, я же могу сказать, насколько ему повредил этот удар по голове. Пусть он лежит как можно спокойнее, а как только очнется, сразу пошлите за мной… одного из тех ваших приятелей, которые его избили.

— Я не говорила, что это они его избили, — тихо сказала женщина.

— Вы выдаете желаемое за действительное, но, на мой взгляд, следовало бы допросить этих бездельников, если, конечно, вы хотите разоблачить преступников.

— Мой Бьодн сам решит. Не знаю, захочет ли он жаловаться на кого-нибудь, — сказала жена.

— Да-да, вам виднее… Ну, мне пора. Все же пошлите за мной, когда он придет в сознание.

— Очень больно? — ласково спросила женщина и погладила Бьодна по щеке. Он еще не совсем очнулся и стонал. — Тебе нужно принять это, если тошнит. А я пошлю за врачом.

— Нет-нет, не надо врача, никого не надо… о-ох!..

— Да-да, милый, потом можно будет сказать, что забыла. На, проглоти.

— Как же я добрался до дома? Не помню.

— Ты сам и не мог, у тебя нога сломана.

— Мерзавцы.

— Кто это был?

— Их много было, напали на меня сзади, предательски. Подлецы. Их много, а я один.

— Да.

— Долго мне еще так валяться?

— Какое-то время, конечно, придется полежать, а потом уж вести себя тихо. И прекратить эти драки, мои милый. Надо беречься, ведь ты принадлежишь не только себе, но и мне тоже, — сказала она удрученно.

— Драться нужно.

— Да нет же, — устало ответила женщина и опустила голову к нему на грудь, Сказывалось долгое ночное бдение.

— Иначе все будут считать меня слабаком.

— Никто и не думает, что мой сильный муж — слабак, — возразила она, пытаясь придать своему голосу восторженное звучание, хотя ей и приходилось бороться со смертельной усталостью.

— Нет, все так считают… всегда считали, все издеваются надо мной… — Он даже всхлипнул.

— Я никогда так не считала, — сказала она едва слышно, и голова ее тяжело легла ему на грудь.

— Ты? — изумился он. — Ты — совсем другое дело, не то что этот сброд, который все время задирал меня и мучил с самого детства. А теперь только и думают, как бы меня прикончить. И они это сделают, если я не буду отбиваться. Еще немного, и они убили бы меня.

Он говорил с таким, жаром, что ее сон как рукой сняло. Она испытующе посмотрела на мужа:

— Я должна послать за врачом, дорогой, ведь я обещала, а у тебя, кажется, бред.

— Нет, не посылай, — сказал он в ужасе, — я буду вести себя тихо.

— Милый, не сердись, я, наверное, задремала.

— Конечно, поспи. А вдруг кто-нибудь слышал меня? — разволновался он.

— Слышал тебя? Ночь на дворе, все давно крепко спят.

— А шпионы?!

— Шпионы? Здесь?!

— Конечно. Они подслушивают у окон и заходят в мастерскую, но не для того, чтобы услышать, о чем мы говорим, а чтобы посмеяться: ведь у меня нет такого хорошего инструмента, как у них.

— Ты все равно самый лучший кузнец.

— Жалость мне не нужна. — Он опять пришел в возбуждение.

— Я все же вызову врача, — озабоченно сказала она, — ты бредишь.

— Ну-ну, я больше не буду. — Бьодн мрачно замолчал, а к ней пришел покой, и продолжался он до самого утра.

В драках наступил большой перерыв. Бьодн вышел на работу, но из-за ноги был пока осторожен.

Некоторые теперь даже жалели его. Утверждали, что пострадал он несправедливо, намекали, что раньше он никогда никого не задевал первым, говорили, что не удивятся, если он задумает отомстить налетчикам. Он был героем, который не устоял перед превосходящей силой, но пал с честью, мучеником, пострадавшим за правое дело. Слышать все это было приятно, и, когда он вернулся домой к своей ласковой жене, злость его прошла. Он весело пересказал ей то, что о нем говорили.

— Вот видишь, милый, люди ведь, в сущности, добрые, драться с ними незачем.

— Драться нужно… в случае необходимости, иначе все сочтут меня слабаком.

Работа шла полным ходом, когда она вдруг заметила, что он отложил в сторону газету и принялся тревожно расхаживать по комнате. Тогда и она бросила шитье, встала из-за машинки. Чувство страха передалось и ей.

— Н-да… — сказала она. — Послушай, а не позвать ли нам кого-нибудь сегодня вечером на чашку кофе?

— Думаешь, меня нужно развлекать? — спросил он холодно.

Она побледнела, но весело сказала:

— Нет, просто сегодня я уже кончила шить и мне хочется поболтать с кем-нибудь и поразвлечься.

— Ведь я же знаю, ты надрываешься так только потому, что я сейчас не могу заработать нам на хлеб. Люди уже давно об этом сплетничают.

— Да кому это в голову придет? Я шью просто от нечего делать. Можно подумать, ты мало работаешь!

— Вот и скажи им.

— А что говорить, когда это и так известно? Вообще-то люди думают о тебе только хорошее. Помнишь, что говорили после нападения?

— Было, да быльем поросло, а сейчас они делают вид, будто я — пустое место.

— Люди добры, — сказала она в отчаянии, не в силах переубедить его.

— Их нужно колотить, это единственное, что они понимают, — злобно отрезал он, схватил шапку и кинулся к двери.

Она бросилась за ним, умоляя никуда не ходить.

— Ведь сейчас так темно, не оставляй меня сегодня вечером, Бьодн, мне будет так одиноко.

Уже на улице он заколебался.

— Я никуда не собираюсь, — нетерпеливо сказал он. — Разве нельзя выйти подышать свежим воздухом? Обязательно тебе надо гнаться за мной. Ступай домой.

Она вернулась в дом, но все же следила за ним из окна, хотя знала, что останавливать его бессмысленно.

…В доме по соседству веселились, звучала громкая музыка. Потом двери распахнулись, и какого-то буяна вышвырнули на улицу.

Бьодн ускорил шаг.