Страна людей

Глава 1

Он торопился. Масло брызгало во все стороны, оставляя жирные пятна на стенах и плите. Не уменьшая огня, приседая от боли в желудке и не в состоянии больше терпеть, он схватил сырой, недожаренный кусок мяса и, давясь, обжигаясь, прямо со сковороды начал его есть, что не принесло облегчения, скорее наоборот – его начало мутить. Жадно вдохнув аромат стряпни, он попытался набить желудок и избавиться от дикого чувства голода, но, чем быстрее ел, тем больше этого хотел. Дожевав, открыл дверцу холодильника, продолжив опустошать уже почти пустые полки – разрывал пакеты, коробки, выхватывал их содержимое, набивал рот и, не жуя, заглатывал. Он делал это уже несколько дней…

Тогда, в понедельник, у него было событие, маленькая победа, и, как истинный гурман (а он и был таковым в своей прежней жизни), вечером, не спеша и с удовольствием, приготовив праздничный холостяцкий ужин, съел его. Но чувство голода нарастало. Очень сему удивившись, но, не придав значения, достал еды еще и продолжил трапезу. Чувство голода усиливалось! Тогда, опустошив свои весьма нескромные запасы, снова побежал в магазин. И тут начался кошмар! Он любил поесть, делал это с удовольствием и значением, уделяя любимому занятию много времени. Но не до такой же степени! Теперь он снова готовил и снова ел – так продолжалось несколько дней. Ел все время – на работе, в троллейбусе, на ходу, даже в магазине, еще не успев оплатить покупки. Больше для него не существовало ничего… Сегодня была пятница. Он открыл последний пакет с каким-то печеньем, уселся на полу и начал его грызть. Понял, что очень устал – жевать, ходить за едой, снова есть, снова бежать в поисках съестного без сна и отдыха, умирая от чувства дикого голода. Почувствовал, что сил больше не осталось. А еще понял, что всему виной то самое средство… Но теперь было поздно о чем-то задумываться. Это был конец… На следующее утро его бездыханное тело нашли здесь же на полу кухни, отвезли в клинику и при вскрытии поставили последний диагноз и приговор – смерть от… истощения!

Патологоанатом равнодушно накрыл его старенькой дырявой простыней, которая повидала на своем веку много таких холодных тел, которых уже не согреешь ничем. Потом достал бутылку, и устало присел у столика поодаль. Вечер субботы – торопиться некуда, да и незачем, поэтому, впрочем, как и всегда после работы, плеснул спирту в стакан и, не поморщившись, выпил. Спирт был, словно, разбавленный и никаких ощущений не вызвал. Он удивился и налил еще. Вчера из этой же бутылки он пил спирт, который был вполне нормальным и крепким. Но сегодня? Потом еще и еще. И уже не мог остановиться. Прозрачная жидкость заполняла его организм, разливаясь холодным, циничным безразличием по всему телу, совсем не согревая. И чем дальше, тем больше он увлекался этим соревнованием с уже ненавистной бутылкой. Достал другую – побольше. Спирт, казалось, заполнял вены и артерии, вытесняя кровь, поднимался к голове, растворяя мозги. Руки его, ноги, все тело, как бездонный сосуд, наливались этим пойлом до тех пор, пока он не почувствовал – в глубине что-то лопнуло, и уже ничто не могло помешать проклятой жидкости занять последние свободные уголки, вытесняя душу, разум и саму его жизнь…

Теперь два бездыханных тела лежали в холодном подвале клиники и никого они не интересовали. Впрочем, здесь им и было место…

Клиника находилась в одном маленьком городишке, который был заброшен далеко от больших городов и столиц и тоже никого, по-видимому, не интересовал. Этот город был заурядным прибежищем, где люди, населявшие его, тоже были маленькими и неторопливыми горожанами. Их заботы и проблемы ничем не выделялись в круговерти мировой суеты и хаоса. Здесь не было бирж или дворцов, не было космодрома или военной базы, не жили знаменитости. Люди утром шли на работу, выполняя скромные обязанности, потом возвращались в свои маленькие дома к маленьким детям и семьям. Они не могли сделать, создать что-то значительное, поэтому довольствовались малым, осознавая это и не настаивая на чем-то еще. Богом забытый городок, где, казалось, ничего не могло произойти. Но, так было до недавнего времени…

Глава 2

Иван Степанович вышел из своей квартиры и отправился на работу. Он шел по городу, с удовольствием вдыхая теплый привкус весны и распустившихся цветов на клумбах и ветках деревьев; аромат кофе в забегаловках и утренний прелый запах, еще не высохших после полива, тротуаров. Шел, радуясь этому солнцу и утру, которое не предвещало ничего дурного и было каким-то необычным. Солнце, словно, здоровалось с ним, сопровождая в неспешной прогулке, как будто готовя сюрприз. С удовольствием жмурясь от ярких его лучей, он изредка поглядывал наверх, пока не скрылся за дверьми своего учреждения. Он был главврачом знакомой нам клиники, где люди этого маленького городка не только лечились, но иногда даже выздоравливали.

Был понедельник, и следовало просмотреть истории болезней людей, поступивших за выходные дни, прежде чем начинать обход. Хотя, какие люди могли сюда поступить, когда зима и эпидемии остались позади, а впереди только сезон отпусков и всем не до болезней в это прекрасное время года.

Перед ним на столе стоял стакан с карандашами и ручками. Он сел в кресло, придвинулся к столу, взял один из них и, заметив, что грифель стерся, начал аккуратно его затачивать. Делал это с удовольствием, любовью и каким-то особенным прилежанием. Иван Степанович не терпел беспорядка, тем более тупых карандашей, всегда сам их точил, не доверяя никому. Солнце, которое недавно сюда его проводило, заглянуло в окно кабинета, осветив порядок на столе, маленькую фигуру врача и, еще раз поздоровавшись, пожелало хорошего рабочего дня. Во всем царила атмосфера спокойствия, делового порядка и умиротворения человека, который находился на своем рабочем месте и усидчиво трудился.

Старшая медсестра внесла кипу папок, положив на столе, и он с удивлением на нее уставился.

– Это еще не все, – сказала она, через мгновение вернувшись с такой же стопкой.

– Что-то случилось? – удивился он.

Медсестра пожала плечами и удалилась. А плечи ее были, как у молоденькой слонихи, как вымя у телки перед доением, поражая своими размерами. И, вообще, вся ее молодая фигура отдавала деревенской радостью, недюжинной силой, здоровьем и запахом парного молока. Иван Степанович никак не мог привыкнуть к этому чуду природы. Если бы эту девушку уменьшить раза в полтора, она была бы красоткой, но в свою натуральную величину она была настоящей красавицей былинных размеров, и… Однако, ниоткуда возникла эта кипа карточек вновь поступивших больных, и ему с сожалением пришлось отвлечься от своих мыслей.

Он долго изучал бумаги:

Несколько человек с алкогольным отравлением и одновременно с обезвоживанием организма, еще несколько с признаками истощения.

– В городе закончилась вода и съестные припасы? – подумал он. Дальше аккуратной ленточкой были перевязанные папки с похожими диагнозами токсического и наркотического отравления. Десяток больничных дел, связанных с ножевыми и огнестрельными ранениями!

– В городе война?

Остальные папки тоже содержали истории болезней с психическими отклонениями маниакального характера. И, наконец, отдельная стопка, почему-то перевязанная розовой ленточкой (черный юмор старшей медсестры) – в которой находились, поступившие за выходные дни, трупы…

– Такого не было давно! – в ужасе отпрянул он от стола.

– Такого не было никогда, – поправил он себя. Стремительно встал, надел халат и отправился по палатам. Еще два врача едва за ним поспевали. Он подолгу разговаривал с больными, с теми, которые в состоянии были что-то сказать, подолгу их осматривал. Увиденное не укладывалось в голове.

Теперь он снова находился в своем кабинете и мучительно соображал. Все эти несчастья и болезни не случайны, они носят закономерный характер, а всех этих людей объединяет необъяснимая общая причина. Наваждение, словно облучение неведомым лучом, который толкает несчастных на странные, маниакальные поступки.

– Магнитные бури?… Нет, этого недостаточно. Здесь что-то другое, – мучительно соображал он. – Весеннее обострение? Но такого раньше не было никогда!

Вдруг поймал себя на мысли, что, сидя за столом и раздумывая, он тщательно и привередливо точит карандаши. В его руках находился маленький перочинный ножичек (он всегда пользовался только им), и сейчас вручную, доводя до немыслимого совершенства, он заточил уже штук десять… Нет, пятнадцать… Восемнадцать карандашей!!! Он делал это и раньше, он не терпел тупых карандашей! Это занятие успокаивало, и от нечего делать мог заточить их красиво и гладко. Но ВОСЕМНАДЦАТЬ!!! И тут ему показалось, что если бы коробка карандашей не закончилась, он продолжал бы делать это и дальше. От этих мыслей его отвлекла старшая медсестра. Новые папки, обвязанные тесемками разных цветов, легли на стол. Случаи, по большей части, похожие на утренние.

– Может, попросить еще коробку карандашей? – лихорадочно подумал он.

– Хотя, можно заточить эти же, но с другого конца, – серьезно рассуждал он. Вдруг зазвонил телефон. Его просили, нет, требовали на выезд. Частный визит. Такие просьбы поступали и раньше, но не столь категорично и срочно. Он с сожалением отставил свое занятие, снял халат и отправился на выезд. Иван Степанович был главврачом маленькой больницы в маленьком провинциальном городке, а другой здесь и не было.

Глава 3

Это не был рядовой вызов. Человеку, ожидавшему его, принадлежало самое крупное, пожалуй, единственное промышленное предприятие, а весь этот город работал на него и, можно сказать, принадлежал ему. Двери шикарного, по меркам их города, особняка открыл секретарь доморощенного олигарха, с нетерпением провожая его куда-то вглубь, наверх, на какой-то этаж, на высоту, в святая-святых. То, что он наконец увидел, заставило остановиться и на мгновение замереть. На долгое мгновение. Он стоял и не знал, что предпринять.

– Так продолжается уже четвертый день, – прошептал секретарь. Большая комната или зала, (он не знал, как это называется) была заставлена на первый взгляд различным хламом, но, присмотревшись, Иван Степанович понял, что каждая вещь в этом нагромождении и хаосе имеет определенное значение и смысл. Все здесь имело свою цену или скорее ценность. Десятки картин маленьких и больших штабелями располагались посреди комнаты, на столах были расставлены канделябры, золотые вещи, часы, украшения. Особое место занимала гора драгоценностей – россыпи цепей, монет, колец, каких-то кулонов и браслетов, сваленных на длинном столе. Судя по хозяину, можно было представить, из какого металла они сделаны и сколько стоят. Целая коллекция ваз, посуды, предметов старины, мебели и антиквариата. Он и не представлял, что такие вещи могли находиться в их городишке, да еще в таком количестве! Сокровища Монте Кристо или древних Майа! В углу за компьютером посреди этого хаоса сидел хозяин – маленький, полный человечек, который лихорадочно стучал по клавиатуре, не обращая на них никакого внимания.

– Петр Ильич, – робко попытался окликнуть его секретарь, – вы скоро освободитесь?

В ответ тишина и только стук по клавишам.

– Так уже четвертый день, – прошептал помощник олигарха.

– Все это время он не ел, не пил и, даже, пардон, не выходил по нужде.

– Чем он занят? – строго спросил Иван Степанович.

– Ничем, – ответил тот.

– Может быть, что-то важное и срочное – такое иногда случается с каждым!

– Он аккумулирует "активы".

– Вот! – уважительно повторил врач, – "активы".

– Но, он делает это в сотый раз – перевернул весь дом, стащил все сюда, перетряхнул счета во всех банках и так по кругу, заканчивает и начинает с начала – четвертый день кряду.

– Наверное, есть причины? – возразил Иван Степанович.

– Перевел деньги со всех счетов и оффшоров в столичный банк… Какая глупость! – воскликнул секретарь. – Почему не у меня такие средства?! Потерял на этом огромный процент, – громким шепотом продолжал он, – обналичил эти деньги, потеряв еще больше, заплатил за частный самолет и перевез сюда, – в сердцах продолжал тот. – Какая несправедливость?!

– Сюда? – повторил, не понимая, доктор.

– Сюда, – ответил секретарь, едва сдерживая раздражение и обиду, и кивнул на коробки, окружавшие рабочее место олигарха. Тот сидел за ними, словно за картонной стеной в игрушечном маленьком замке.

– Простите, я не совсем понимаю тонкостей вашей работы, но что в этом плохого? – прошептал доктор. Теперь уже на него секретарь смотрел, словно на идиота.

– Только сумасшедший может переводить деньги, которые хранятся в швейцарских банках, в эту дыру, – ответил он.

Коробок было много, они стояли друг на друге, были вскрыты, и от них воняло деньгами. Незнакомыми иностранными деньгами.

– Запах, как из химчистки, – невольно пробормотал доктор, – а говорят, деньги не пахнут.

– Когда их так много и они чужие – просто смердят! – зло отвел помощник олигарха.

– Вы мне мешаете! – внезапно грозно закричал коротышка за компьютером, – идите работать! Время – деньги!

Он не мог оторваться от экрана компьютера, но было заметно, что эти двое ему мешают и если он сейчас собьется, то уничтожит их. И тут доктор на какую-то долю секунды понял этого человека, вспомнив о карандашах…

Стоп! Каких карандашах?

– А теперь ищет, кому бы еще продать свой товар! – тихо, с неподдельной досадой закончил его собеседник. Иван Степанович посмотрел на больного и перевел взгляд на секретаря. Тот нервно с раздражением смотрел на своего хозяина, его колотило, и непонятно было, кто из этих двоих нуждается в помощи больше.

– Пожалуй, ему нужно пройтись, – воскликнул доктор.

– Пройтись? – удивился секретарь.

– Да.

– Куда? – не понял тот.

– Куда-нибудь, – разумно ответил Иван Степанович.

– Но, зачем?

– Подышать свежим воздухом… Я выпишу кое-какие таблеточки. И покой. Полный покой.

– И все? – удивился секретарь.

– Да… И вам, голубчик, тоже следует пройтись…

Он выписал успокоительное, отдал рецепт секретарю, и вышел из огромного особняка на улицу, где солнце по-прежнему ярко светило и успокаивало.

– М-да! Пожалуй, нам всем необходимо пройтись, – подумал он.

Глава 4

Не успев сделать и пару сотен метров, столкнулся с одним знакомым. Знакомым, громко сказано – раньше им приходилось встречаться лишь несколько раз. Тот стоял напротив магазина и что-то внимательно рассматривал на витрине. Заметив врача, почему-то покраснел и неуверенно поздоровался. Это был уважаемый в их городе человек, правая рука самого МЭРа. Он заведовал госпоставками, земельными подрядами и так далее. Никакое крупное коммерческое предприятие не обходилось без его участия. Именно он решал, где будет открыт новый магазин или построен дом, какие школы или детские сады нужно будет снести, чтобы отдать эту землю под коммерческие проекты. И даже памятники давно ушедших из жизни замечательных людей, казалось, побывали в очереди его приемной, чтобы выбить место под солнцем на той или иной улице городка, и потом с благодарностью кланялись ему бронзовыми и мраморными фигурами со своих постаментов. Этот человек решал все! Город был маленьким и люди в основном знали друг друга, поэтому неудивительно, что эти двое были знакомы.

Они поздоровались, чиновник взял доктора под руку и заискивающе заговорил:

– Уважаемый, Иван Степанович, – начал он, – хотел с вами проконсультироваться по одному щепетильному вопросу…

Он запнулся, замер и снова уставился на витрину. Иван Степанович тоже посмотрел туда – бутылки, консервные банки, фрукты. Так эти двое какое-то время стояли, держась под руку, изучая полки с продуктами.

– Мне нужна ваша помощь, – заговорщицки продолжил его собеседник и снова покраснел.

– Да-да, я слушаю вас, – подбодрил его Иван Степанович.

Тот немного помялся и продолжил:

– Понимаете, у меня есть некоторая проблема… проблемка… В общем, мне нужна ваша помощь, – сказал и снова замолчал.

– Я весь внимание, – ответил доктор.

– Понимаете ли… Кстати, вы как-то просили разрешения на расширение больницы – считайте этот вопрос решенным.

Иван Степанович очень удивился. Он не ждал и не надеялся, что такое возможно – получить землю для дополнительного корпуса больницы в самом центре города, где коммерсанты борются за каждый клочок земли. А тут такое. Но чиновник, не обращая внимания на благодарности, продолжил. Вернее, сначала покраснел, а потом произнес:

– Мне нужен ваш совет в одном деликатном вопросе…

Но внезапно оборвал разговор:

– Давайте сначала зайдем в этот магазинчик и купим водички, а потом поговорим. Что-то стало жарко! – и решительно посмотрел на витрину. Его трясло. Он быстро поднялся по ступенькам, открыв дверь магазина. Взяв тележки, они медленно пошли по рядам. Потом чиновник ускорил движение и мелкими шажками, как и ходят маленькие люди, начал быстро перемещаться. Наконец, схватив бутылку с водой, подскочил к кассе. Иван Степанович, едва поспевая, тоже взял бутылку минералки, встав за ним. Для такого небольшого магазина это была уже целая очередь. Народу не было, кассир скучала на своем рабочем месте. Чиновник протянул покупку, снова почему-то покраснел и, получив сдачу, едва передвигая ногами, засеменил к выходу. Сирена на турникетах засвистела на весь магазин!

– Провоз! У нас провоз! – проснувшись, пронзительно закричала девушка-кассир. – Охрана!

Молодой парень, скучающий в углу, кинулся к чиновнику и, заломив руку за спину, отвернул полу его куртки. Доктор подумал, что он сошел с ума. Из внутренних карманов чиновника (уважаемого государственного деятеля, заместителя самого МЭРа) торчали какие-то пакеты в блестящих упаковках, шоколадные батончики, коробочки с мороженым и конфетами! Те начали высыпаться, мороженое таять и капать на пол. Охранник быстро вынимал эти предметы, с удовольствием раскладывая их на столике у кассы. Кто бы мог подумать, что там могло столько поместиться?! Это была не куртка, а одеяние фокусника, и если бы оттуда вылетела птица, пожалуй, никто бы не удивился, а охранник все доставал и доставал!

– Это не ваше! – вдруг завизжал воришка, вцепившись в баночку с леденцами. – Не ваше! Это не ваше!.. А вот за это я заплачу! – и положил на кассу пару шоколадных батончиков. – Остальное не ваше! – и начал сгребать к себе кучу сладостей. Тут врач пришел в себя, вмешавшись в эту безобразную сцену.

– Что вы себе позволяете? – закричал он. – Как вы смеете? Вы, вообще, знаете, кто перед вами стоит?

– Понаехали тут, – приободрился чиновник. – Откуда им знать!

На шум прибежал директор магазина. Разобравшись в ситуации, он долго извинялся, потом, аккуратно сложил все вещи в пакеты, добавив от себя огромную шоколадку, поняв, что чиновник любит сладкое, и со словами: "Заходите еще!" проводил их до дверей. А за закрытыми дверями еще долго слышался его голос. Он ругал нерадивый персонал, этих маленьких невежд, которые устроили такой немыслимый конфуз, объясняя, какой человек только что здесь побывал. И кто есть кто в этом городе.

Эти двое медленно спустились по ступенькам злополучного магазина, прошли несколько шагов, и тогда чиновник, вытирая пот со лба, остановился и тихо прошептал:

– Я ничего не могу с собой поделать… Уже третий день я хожу по магазинам и… и не могу с собой совладать… Понимаете?

Иван Степанович удивленно на него посмотрел, помолчал, подумал и посоветовал уважаемому чиновнику прийти к нему на прием, где уже спокойно обо всем поговорить в кабинете. Сказал еще несколько слов напутствия, что-то порекомендовал, и они попрощались. Потом залпом выпил свою бутылку воды, за которую в суматохе тоже не успел заплатить, и через мгновение понял, что его маленький портфель, который только что был в руках, исчез! Иван Степанович похолодел и обернулся, но чиновника и след простыл. Нет, там не было ничего ценного – ни денег, ни документов. Но, там лежала коробка заветных карандашей! Новенькая коробка, которую он зачем-то прихватил у старшей медсестры, уходя из клиники, и теперь она исчезла вместе с портфелем!

Он медленно двигался по улице, голова шла кругом, а он смотрел по сторонам, не узнавая город. Нет, все было по-прежнему, сновали троллейбусы, редкие автомобили пробегали мимо, работали конторы и магазины, в небе летали птицы, асфальт отражал лучи яркого весеннего солнца. Все оставалось на своих местах. И только люди – эти редкие прохожие, были необычными и совсем другими…

Глава 5

Вернувшись в клинику, он не узнал родное учреждение, которому отдал почти пятнадцать лет. За эти годы бывало всякое. И целый автобус пострадавших туристов, свалившихся с моста в реку, по вине пьяного водителя. И эпидемии гриппа. Отсутствие нужных лекарств и вакцин для прививок детям. Массовые отравления всякой дрянью из палаток на вокзале во времена, когда в город впустили гастрбайтеров. Потом, огнестрельные ранения, наркотики и первые, заболевшие СПИДом. Городок был частью большой страны, жил и развивался по тем же законам, не отставая от жизни далекой, столичной. Конечно, не в такой мере, но все же. Но то, что творилось сейчас…

Он не стал изучать новые истории болезней, достаточно было пройти по этажам. Собственно, эти истории болезней историй не имели. То был внезапный массовый психоз:

В одной палате две сумасшедшие домохозяйки беспрерывно хохотали, вспоминая последний сериал. Они хотели остановиться, но не могли. В соседнем "номере" целая капелла плакала на разные голоса, составляя многоголосый слезливый хор. Кто-то пытался вырваться и мчаться убивать – все равно кого. Таких было много. Кто-то просто лежал на кровати, отказываясь есть, пить, говорить и даже дышать – таких тоже было много, целый этаж "гостей", мечтающих покончить с собой. Дальше шли единицы – уникумы. Каждый из них уже на свой манер издевался над больничным персоналом и самим собой.

Иван Степанович заперся в своем кабинете, попросив никого не впускать. Ему нужно было подумать. Он собрал волю в кулак, разломал ненавистные карандаши и взял себя в руки. Сейчас на нем лежала колоссальная ответственность, он чувствовал ее, осознавал каждой клеточкой, дававшей когда-то клятву Гиппократа, не понимал причин происходящего и мучительно искал выход. Громкий стук в стену отвлек его.

– Возьмите трубку! – послышалось оттуда.

– Я же просил меня ни с кем не соединять! – рявкнул он сквозь стену. Но та продолжала сотрясаться под стуком тяжелой руки старшей медсестры, и тогда он снял трубку.

– Что значит не соединять? – закричали ему в ухо. – Как это МЕНЯ не соединять?! Меня?! Да, вы знаете, с кем разговариваете?

– Нет, – робко произнес он.

– Нет? Вы не знаете, с кем говорите? Вы еще смеете этого не знать? Если вы этого не знаете, как вообще можете работать и приносить пользу общему делу. Что у вас там происходит?

Он попытался ответить на вопрос, но, казалось, на том конце провода его ответ никого не интересовал.

– Значит, так. В два часа дня ко мне на ковер, доложите, объяснитесь, ответите за всех и каждого! На коверрр! Ровно в 14.00! Все!

Слово коверрр прозвучало, как "расстрел", только букв "Р" в нем было значительно больше. И эти "Р" просвистели у виска, словно трррассирующие пули. От неожиданности он оставил трубку висеть над головой, даже присев, уворачиваясь от них. Сестра уже стояла рядом, видя его состояние, она сама положила ее на рррычаг… то есть на рычаг телефонного аппарата и налила ему воды.

– Кто это был? – спросил он, вытирая пот со лба, который только что мог стать продырявленным.

– МЭР, – спокойно ответила она.

– МЭРРР? – переспросил он.

– Нет, просто "МЭР", – успокоила его она. – В два часа дня вас ждут на совещании в Мэрии. На каком-то ковре.

Он сел на стул.

– Хотите, я пойду с вами? – неожиданно спросила она нежным басом и положила руку ему на плечо. От этого прикосновения он присел еще ниже, но все же устоял,… вернее, усидел.

– Да! – ухватился он за эту соломинку. "Соломинка" весила сто двадцать килограммов, и, пожалуй, рядом с ней можно было чувствовать себя в безопасности. Он не был публичным человеком, – подумал Иван Степанович, – почему бы и нет?

Дорога, к сожалению, заняла немного времени, и даже если будешь перемещаться по этому городку маленькими шажками, все равно не опоздаешь, придешь вовремя и обязательно успеешь на свой “коверрр”.

Глава 6

Благородное собрание представляло собой встречу самых уважаемых людей города, облаченных властью и обремененных всеми необходимыми полномочиями, дающими неограниченные возможности и права. Эти люди рассаживались за длинным столом, который стоял в просторной светлой комнате, вернее, зале. Иван Степанович занял место рядом с Машей (своей старшей медсестрой) и теперь осматривался. Когда они подошли к Мэрии, их спросили, – кто они такие. Маша, загородив его своей широкой спиной, спокойно, по-деловому ответила привратнику: – “А твое какое собачье дело?” Она не спрашивала, просто вежливо, басом произнесла эту фразу, как пароль. Привратник молча открыл турникет и тоже вежливо поклонился – он давно привык общаться с уверенными в себе людьми и хозяевами этой жизни. Иван Степанович был шокирован поведением подчиненной, такой он, пожалуй, не видел ее никогда, но ничего не сказал. За последний день все так изменилось…

Люди рассаживались за длинным столом, и теперь он с интересом за ними наблюдал.

– Налоговая инспекторша – геморрой 2 степени, – пробубнила на ухо Маша.

– Что? – не понял доктор.

– Что, что? Геморрой, говорю, – повторила она.

– Ах, да, – прошептал он.

– Начальник ФСБ – контузия, глухой на одно ухо, прострел левого бедра, сквозное ранение легкого.

– Тише, – прошептал он.

– Куда уж тише, – проворчала она грудным басом.

– Начальник МВД – мания преследования, клаустрофобия, алкоголизм.

Доктор посмотрел на нее выразительным взглядом, желая сделать ее звук тише, и продолжил рассматривать входящих.

– Помощник МЭРа – хронический насморк, – шептала она.

– И клептомания, – прошептал он в ответ.

– Что? – теперь удивилась она, – в моей картотеке этого нет.

– Будет!

Помощник МЭРа подошел к ним, достал маленький портфель доктора и протянул ему. Вид его был жалкий. Чиновник был какой-то побитый, удрученный, и совсем не напоминал помощника самого Мэра.

– Я прошу прощения за недоразумение, – грустно произнес он.

– Ничего-ничего, бывает, – великодушно ответил доктор, забирая портфель с карандашами. Тот бросил еще несколько ничего не значащих фраз, потрепал доктора по плечу и, отойдя, сел в самом конце стола. Доктор оглянулся на стул, куда только что положил портфель. Его не было на месте. Помощник Мэра издалека, как-то извиняясь на него посмотрел и снова виновато улыбнулся.

– Второй зам. Мэра – простатит, – шепотом констатировала она.

Второй зам. выпучил глаза, ему показалось, что он слышит знакомое слово. Он спросил ее: – Что?

– Ничего, – невинно ответила она, и от ее баса тот даже присел… Правда, на свой стул. Дольше люди заходили, а Маша уже тише продолжала шептать на ухо доктору:

– Третий зам. – простатит.

– Четвертый зам. – простатит…

– Четырнадцатый зам. – простатит.

Видимо, все эти господа, потеряв одну способность, теперь сублимировали энергию в этом уважаемом учреждении, – подумал Иван Степанович. Стресс после телефонного звонка Мэра улетучился. Теперь он чувствовал себя, как на приеме в клинике, а все эти люди в той или иной степени были его пациентами. Вдруг в зал вошла прехорошенькая девушка. Она уверенно, легко пролетела через огромное пространство полупустого зала. Солнышко сквозь окна заиграло на ее волосах и нежном личике, оно делало это с удовольствием, словно давно поджидало хотя бы одного человечка в этом зале, заслуживавшего такого внимания. Все тоже с удовольствием на нее посмотрели, а она прошла вдоль стола, положив перед каждым бумагу и ручку, и не забыла каждому улыбнуться.

– Секретарша, – произнесла Маша, – этой уже не помочь.

– А что случилось? Что с ней такое? – в ужасе спросил доктор.

– Здорова, – как приговор, огласила она диагноз, и доктор с облегчением вздохнул, он не ожидал увидеть здесь такое приятное создание.

– Мэр! – продолжала “прием” Маша. Хотела было, что-то добавить…

– Замолчи! – зашипел Иван Степанович, наступив ей под столом на ногу. Заседание началось.

Глава 7

Мэр был невысоким энергичным человеком. Его лицо меняло свое выражение ежесекундно, мгновенно раздавая благословение или гнев, снисхождение или ярость, и неясно было – что он подумает в следующую секунду, сделает или скажет. Судя по тому, как велись дела в городе, сделать он вряд ли что-то мог, но вот сказать! Он сел на свое место и произнес:

– Уважаемые господа, члены правления, заместители членов правления и просто…

Он задумался на секунду. Маша открыла рот, чтобы логически завершить его фразу, но, увидев перед собой гневное лицо доктора, прикрыла его. Она была простая деревенская девушка, совсем без комплексов – что с нее было взять. Хотя, вела она себя несколько вызывающе, что доктора весьма удивило. – Сейчас нужно держать себя в руках, – подумал он, с беспокойством глядя на нее, – не хватало еще остаться без главной помощницы!

– Наш город, наш любимый край, – продолжал Мэр, – этот древний маленький бастион, который не раз отражал атаки и набеги…

Он посмотрел на бумагу, лежащую перед ним. Информации о старинных врагах там не было, и он продолжил:

– …в беде. Мы переживаем опасный период жизни и должны найти в себе силы и мужество признаться в этом. Враг невидим, но он здесь, он в городе, он среди нас! Мы оказались на передовой перед странным наваждением и теперь все вместе должны найти выход и победить…

Он перевел дыхание и продолжил речь уже по бумаге. Там шел обзор мероприятий, которые были проведены за последний месяц. Оценка деятельности различных ведомств и подразделений. Перечень достижений по благоустройству города, озеленению улиц и скверов, подведению воды и канализации на окраины города и сносу ветхих построек. Также не были забыты спортивные мероприятия: кросс выходного дня и велогонка пенсионеров. Мэр с ужасом зачитывал бумагу, понимая, что это не совсем то, что сейчас необходимо сказать, глаза его лезли на лоб, он гневно бросал взгляды на помощников, не понимая, как ему могли подсунуть такую нелепицу, но пока текст не закончился, как заговоренный, выговаривал эти слова. Его заместители сидели и чинно в такт его голосу, размеренно покачивая головами, записывали следом за ним. Наконец бумага окончилась. Он перевернул ее на другую сторону – там ничего не было, и облегченно вздохнул. Торжественная часть была закончена. Сменив тон и отбросив бумагу, он заговорил уже своими словами:

– Я спрашиваю, что происходит? – нервно произнес он. – Улицы похожи на поля боевых сражений, магазины опустошаются, люди в немереных количествах потребляют алкоголь и наркотики… Самоубийства… Стрельба средь бела дня… Доктор, что вы молчите? Что творится в вашей больнице? – уже кричал он. От неожиданности доктор встал и, как ученик, посмотрел на Мэра. Потом невнятно пробормотал:

– Клиника полна пациентов с психическими, неврологическими заболеваниями и психозами, – вяло промямлил это, и замер.

– Психозами! Невралогозами! – продолжал Мэр, – что же будет с этими несчастными?

И тут тяжелая рука усадила доктора на место, широкая спина заслонила его. В глазах потемнело.

– Как в утробе матери, – почему-то подумал он.

А Маша, не долго думая, произнесла:

– Передохнут, как кролики! – сказала это спокойно своим ласковым басом.

– Простите? – откинулся на спинку стула МЭР, с интересом на нее посмотрев.

– Я сказала, если будут вести себя, как придурки, перевяжу всех к чертовой матери смирительными рубашками, а не поможет, так вколю Сульфы и мордой о спинку кровати. А там посмотрим.

Она села на место. Зал притих. Чиновники пооткрывали рты, и любая муха сочла бы за счастье и честь залететь в любой из них, безнаказанно сделать там свои дела и полететь дальше. И только девушка-секретарь, сидя в своем уголке, вела стенографию и беззвучно смеялась. Большая серая тень заслоняла доктора от Мэра. Это была крепость.

– Родина-Мать! – кощунственно подумал он. – Нет, скорее памятник гигантской крестьянки, которая держит огромный сноп сена в бронзовых руках, в руках метровой толщины, и за памятником этим он был надежно защищен, чувствуя себя тоненьким колоском.

– Так, с больницей вопрос мы, кажется, решили! – очнулся МЭР, с уважением глядя на Машу, – там все под контролем… Но, что мы будем делать с городом?

Он снова огляделся по сторонам, и взгляд его остановился на Первом заме. Тот невозмутимо встал, поправил очки и, взяв свою бумагу, начал читать. Речь его изобиловала фактами и цифрами, которые достоверно описывали масштабы катастрофы. Мэр внимательно слушал и кивал головой, ожидая мнения своего заместителя. Он был очень обеспокоен. Такого в его городе не было никогда. Первый зам. говорил несколько минут, после чего завершил выступление следующим резюме:

– В создавшейся сложной ситуации я предлагаю принять незамедлительные меры по восстановлению порядка. Защитить безопасность и права граждан нашего города и локализовать конфликт, предвидя всевозможные нежелательные тенденции.

Он закончил и сел на место. Мэр очнулся и удивленно уставился на зама, тот тоже посмотрел на него, и оба какое-то время молчали.

– Это все? – наконец вымолвил Мэр.

– Да! – уверенно ответил тот, – пока все!

– Так… Хорошо, – пробормотал Мэр, – кто еще? – и посмотрел на Второго зама. Тот, бодро встав, начал зачитывать речь. Там были все те же факты, перечисленные ранее и всем уже известные, но в его устах они прозвучали как последние и самые свежие новости с мест сражений и улиц, объятых безумием. Наконец он подвел черту:

– Я бы уверенно добавил к словам первого заместителя господина Мэра следующее. Считаю целесообразным прежде всего думать о безопасности и локализации конфликта,… безусловно предвидя всевозможные нежелательные тенденции…

Третий зам. подскочил на стуле, и, не дожидаясь приглашения, горячо воскликнул:

– Первым делом я считаю, что наша задача сводится к защите прав наших граждан, а уже потом локализации конфликта, безусловно, предвидя всевозможные нежелательные тенденции. Тогда и только тогда восстановление порядка не заставит себя долго ждать.

Одновременно со своих мест вскочили четвертый и пятый замы:

– Прежде всего нужно исчерпать конфликт, а уже потом думать…

– Думать нужно о возможных последствиях и тенденциях развития конфликта! Нельзя быть такими недальновидными!

Тут со своих мест начали подниматься замы и замы замов. Они громко выкрикивали с мест:

– Тенденции возникнут потом, нужно решать проблему на корни!

– Права! Прежде всего права!

– В первом чтении такой вариант не пройдет. Вы должны внести коррективы!

– Порядок и только порядок! Какие могут быть тенденции? Какие права?

– Локализация и безопасность!

– Пятый и седьмой, с двенадцатого по восемнадцатые замы за безопасность!

– Первый и третий, восьмой и одиннадцатый за права!

– У нас есть карточки еще пяти замов, в их отсутствие, мы проголосуем за…

Иван Степанович внимательно смотрел на этих уважаемых людей. Он никогда не был на подобных заседаниях и с удивлением наблюдал за тем, как горячо они берутся за спасение города. Правда, он не совсем понимал тонкостей их работы, но, судя по накалу страстей, эти люди сейчас делали большое, великое дело. Хотя, им не мешало бы выпить успокоительного. Нельзя же так себя истязать. И он с уважением продолжил за ними наблюдать.

Внезапно Мэр поднял руку, и все замолчали. Зал притих. Кромешная тишина зависла в помещении.

– Вы что издеваетесь? – взорвался он. Вскочил и побежал вдоль стола, собирая бумаги у замов, читая на ходу:

– Локализация, защита, тенденция, права… Тенденция, локализация, защита…

Он уже задыхался. Он не знал, что ему сказать. Может быть, знал, но не хотел произнести эти слова вслух. Ивану Степановичу на мгновение показалось, что сейчас Мэру понадобится его помощь. И только звук печатной машинки размеренно звучал – девушка аккуратно стенографировала. Внезапно Мэр уставился на нее. Она тоже посмотрела на него своим юным невинным взглядом. Впрочем, какой еще у нее мог быть взгляд в этой компании?

– На чем мы остановились? – уже спокойным тоном спросил Мэр. Видимо, на него она действовала, как успокоительное.

– Вам зачитать? – нежным голосом спросила она, глядя на стенограмму.

– Нет! – воскликнул Мэр. Он снова занял место во главе стола, потом с надеждой перевел взгляд на одного из людей в зале:

– Слушаю предложения начальника милиции города.

Теперь все смотрели на высокого тучного человека с красно-синим лицом. Тот не стал подниматься со своего места. Оно и к лучшему – когда он за него садился, несчастный стол задрожал от прикосновения этого большого человека, еще одно неосторожное движение – переломился бы пополам. Главный милиционер уставился мутным взглядом куда-то вдаль сквозь стены, держа долгую паузу. Сразу стало понятно – это именно тот, кто способен навести порядок и дать четкие, по-военному точные указания к действию. Он долго смотрел сквозь стену, пронзая ее взглядом блюстителя порядка, от которого не укроется ничего, наконец, медленно, внятно произнес, как отрезал:

– МОЧИТЬ!

Больше не сказал ни слова, и все оглянулись на Мэра. Тот посмотрел на него, подумал и нервно сказал:

– Поподробнее, пожалуйста.

Все снова посмотрели на Большого человека. Тот зашевелил губами, наконец, из его гортани вырвалось:

– Шманать и плющить, – на секунду задумавшись, добавил:

– Располовинить и отпрессовать.

Потом гневно оглядел собравшихся и подвел черту:

– Для непонятливых – кто будет махровый беспредел устраивать, переть рогом и оттопыриваться, оттянем в сопло и под пресс.

В зале зависло непререкаемое молчание.

– Да!… Да! – только и сумел вымолвить Мэр.