Страна сбывающихся надежд

Куала Лумпур – Дели

-1-

16.07 ICT (UTC+7) 05/10/18

Однажды по любезному приглашению сети индийских клиник «Морсби Лимитед» я посетил их очередное мероприятие – международную ортопедическую конференцию по эндопротезированию суставов "Orthoworld". Конференция состоялась 7 и 8 октября 2018 года в г. Чандигар. Это случилось благодаря активности моего коллеги и друга, д-ра Савитара Рананда, сеньор-хирурга «Морсби», с которым мы давно и плодотворно сотрудничали на ниве артропластики, или, по-русски, эндопротезирования (замены) суставов.

Я ни разу не был в Индии, поэтому с энтузиазмом ухватился за возможность побывать. Причём, не в Гоа (Гоа по аналогии с камбоджийским Сиануквилем я представлял себе достаточно хорошо), куда все едут «на море» – а в глубинке, где «риал Индия». К тому же, город Чандигар находился на 34-м градусе северной широты, что сулило мне, прежде всего, необычные климатические ощущения после 4 лет пребывания на 11-м её градусе – при стабильно minimum +28+30 по ночам, днём по 34-38 и среднегодовой влажности 93%.

Я тогда жил и работал ортопедистом в Королевстве Камбоджа, в Пном Пене или «Пне», «Пеньке»… (как русские его называют), в международном госпитале «Ах Куонг». И давно уже нигде не был, то есть, не летал уже полтора года, поэтому был рад и возможности снова ощутить себя на 10 тысячах метров при при скорости 900 км/час.

Камбоджа сравнительно труднодоступна, в смысле авиаперелётов. Хоть наш столичный аэропорт Почентонг не так давно капитально перестроили, превратив в полноценный международный, рейсы в него и из него есть только в относительно близлежащие города – Сингапур, Куала-Лумпур, Сеул, Ханой, Гуанчжоу, Тайбэй и т.п. Из Москвы и других российских городов прямых рейсов в Камбоджу нет – летал поначалу «Боинг 777» с остановкой в Сайгоне (Хошимине), но потом его отменили. Теперь, летя в столицу Королевства Камбоджа из Москвы, сперва вы долетаете только до Ханоя. Потом пересадка в «Боинг-737», а он уже летит по «тропе Хо Ши Мина» – сперва до Вьентьяна (Лаос), а уж оттуда до Пном Пеня, и дальше в Сайгон (Хошимин).

В этом смысле Таиланд и Вьетнам более «продвинуты» – из их огромных аэропортов осуществляются беспересадочные рейсы почти во все крупные аэропорты Азии, Африки, Европы и США. А наша Камбоджа традиционно располагается на задворках цивилизации… даже роман-боевик я когда-то читал под названием «Ад находится в Камбодже»…

Итак, чтобы попасть отсюда, из «ада», в Индию, мне сперва придётся добраться из Пня до Куала-Лумпура, (где находился ближайший к Камбодже авиахаб), рейсом компании "Angkor air", там пересесть в самолет компании "Mаlindo air", и через 5 часов полета совершить посадку в аэропорту г. Дели! А там совершить пересадку на рейс авиакомпании “Vistara" и им уже долететь до г. Чандигар – пойнта моей дестинации в этом трипе…

Как я уже сказал, все расходы по моей поездке любезно взяла на себя Сеть клиник «Морсби» – оплату авиабилетов туда и обратно эконом-классом и проживание в отеле. Кормёжка за свой счёт, но завтрак включён в оплату отеля, к тому же должен был состояться торжественный обед по окончании первого дня конференции, плюс к тому – бесплатный «шведский стол» для участников с 12 до 13, оба рабочих дня.

Очень приличные условия!

К тому же, в одном из писем Савитар Рананда написал, что ожидается русская делегация – 5 или 7 ортопедистов – эндопротезистов из Москвы,Санкт-Петербурга, Екатеринбурга, Хабаровска и Владивостока!

За визу, правда, пришлось платить в Посольстве Индии на 214-й улице. Это удовольствие обошлось мне в 43 доллара США. Очень обидно стало пробыть только 3 дня в Индии, когда виза выдана на целый месяц.... Поэтому я заранее обговорил с Жаном – CEO, главным исполнительным офицером госпиталя «Ах Куонг» (это должность такая, вроде начмеда в России), что, если мне уж очень там понравится, то я смогу задержаться.

– Не знаю, в Индии я не был ни разу, – сказал мне тогда Жан. – По идее, месяца на неё мало – это не Камбоджа… где есть только Сиануквиль – «жемчужина у моря», храмовый комплекс Анкгор… ну и сам Пном Пень – центр, Риверсвайд с его злачными переулками и бар-гёрлз, а больше и смотреть тут нечего. За неделю, ну, за две всё это объездишь и тошнить от тоски начнёт. А Индия, zyablikov… это субконтинент! На Индию тебе и года мало будет.

zyablikov – это я.

– Да понимаю, Жан. Я и не собираюсь там особо напрягаться. В отпуске просто я давно не был!

– Ты же не просишься! Отпущу в любое время на сколько хочешь…

– А когда было проситься-то? – усмехнулся zyablikov (я). – Ортопедист – профессия востребованная. И поток пациентов сейчас стабильный, оперирую каждую неделю. А только стоит уехать мне в Россию на неделю, как всё – поток прервался. Все больные мигом разбежались по другим клиникам. Возвращаешься вот так в Пень и месяц тут лапу сосёшь – нет пациентов, нет зарплаты. Но теперь всё, Жан, раз еду в Индию – спасибо Савитару Рананде, сделал мне приглашение – то там и зависну!

СЕО вздохнул, подперев голову ладонью, внимательно взглянул на меня.

– Поезжай, zyablikov. C тревогой я слежу, как ты пьёшь один по вечерам у себя в комнатах.

– Да ладно, Жан – что я там пью? – искренне обиделся я. – Нормально я пью, свои стандартные 0.7 за вечер…

– И куришь… думаешь, не чую, как из твоих окон «укроп» столбом валит? Ты совсем уже деградировал тут мне! – рявкнул СЕО. – Не потерплю!

– Ну, Жан, это только, чтобы спать крепче… – встревожился я. – Пара затяжек перед сном никому не навредила. Все же курят! Работаю, справляюсь, оперирую… что тебе ещё надо?

– Короче, zyablikov! Не могу я больше закрывать глаза на твою депрессию от переработки и однообразия! – Жан хлопнул по столу ладонью, встал, крупно заходил по кабинету взад-вперёд. – Деньги, это, конечно, хорошо, но здоровье важнее – особенно здесь, в тропиках! Ну, что с тобой происходит, zyablikov? – остановился он прямо передо мной, взглянул мне в глаза. – Раньше ты хоть на велике колесил по Пном Пню и окрестностям, в “Dream” ездил по четвергам… а теперь всё сиднем сидишь дома, на вилле, все вечера и воскресенья…

– Да неохота никуда, всё мне здесь надоело.

– О чём и речь! Нельзя одной работой жить. Тут психика у барангов рушится только так… особенно, от виски и «укропа». Давай, давай, вали уже в Индию. Отбудь там конференцию – может, что полезное услышишь, что у нас можно здесь применить и развить. На людей хоть посмотришь, со всего мира твои коллеги ведь съедутся.

– Туда, кстати, и русские должны приехать!

– Ну, это ты напьёшься с ними там, zyablikov… – безнадёжно ответил СЕО. – Знаю я, как русские хирурги пьют. Пусти козла в огород…

– Разок только если! – клятвенно заверил я. – Ты же меня знаешь, Жан. Я никогда не пьянею…

– И не теряй потом время, zyablikov, не мотайся там по храмам да пещерам – едь сразу в Гоа. Правда, кто был там, говорят, что наш Сиануквиль лучше…

– Всё-таки Гоа, Жан? – хмыкнул я. – А что, в самом деле… Море, пальмы и песок… что ещё надо пожилому человеку, чтобы отсрочить старость? Ленин вот не ездил к морю и умер – как раз в моём возрасте…

Мне недавно стукнуло 54.

– Ну вот, отдохни там, как следует и возвращайся без депрессии, полный сил… ты мне здесь здоровым и без вредных привычек нужен, zyablikov… машину за тобой прислать, или на такси в аэропорт поедешь?

«Хрена лысого я попрусь в это Гоа один! – думал я про себя, выходя от CEO. – Тоже мне, отдых в одно рыло… лучше уж не ехать никуда, работать. Поеду только с девушкой. Найду себе индийку-эскорт в Чандигаре, или в Дели, в крайнем случае – и только с ней поеду…»

Мысль эта необыкновенно меня окрылила. Даже представилась эта индийка – 22 года, изобильная, полноватая, но не толстая, с огромными чёрными глазами, большой грудью и широкими бёдрами. Конечно, Индия – не Вьетнам и не Камбоджа, где я ездил на море с девушками… но и здесь, в ЮВА – вот просто так, за здорово живёшь, не найдёшь под ногами согласную поехать с тобой к морю. Разумеется, за деньги – minimum 100 долларов в день, плюс расходы по её содержанию. Но далеко не каждая согласится. Надо знать места… Девушку себе, как сказал бы герой фильма «Берегись автомобиля», здесь «надо изыскивать».

До сих пор я изыскивал их успешно.

Насколько я представлял себе Индию, читая форумы туристов и экспатов, там с этим делом было намного сложнее, в силу религиозных и национальных особенностей этой древней и великой страны… Если на вьетнамских и камбоджийских форумах ещё попадались темы о «морковках» или, пренебрежительнее – «моркве», то на индийских ничего подобного мне не встретилось. Кажется, для секс-туризма это была весьма неподходящая страна. Но потом я просто посмотрел статистику – в Индии проживает 650 000 000 миллионов женщин!!!

Это в несколько раз больше всего населения России, не говоря уже у Вьетнаме и, в особенности, Камбодже…

«Не может быть, чтобы из этих 650 000 000 миллионов не нашлось симпатичной девушки, которая согласится… тем более, не бесплатно же…», – сразу согрелся я утешительной мыслью.

Таким образом, я ехал на международную конференцию с тлеющим угольком надежды в измученной душе.

Перспектива встречи с соотечественниками меня тоже приятно будоражила. Конечно, у нас в Камбодже большая русская диаспора, но с ней я общался мало – каждый русский в перспективе мог попасть ко мне в качестве больного (напомню, по специальности zyablikov – ортопед-травматолог с 30-летним стажем)… тем более – платно, ибо «Ах Куонг» – частный госпиталь… и любое «вась-вась» с соотечественниками могло мигом обернуться «а можно по полису ОМС» или «вы же давали Клятву Гиппократа»… и очень сильно осложнить мой бизнес… так что специфика работы не позволяла мне сливаться с массами.

Это, кстати, было одной из причин, почему я просиживал дома вечера и воскресенья (суббота у нас была рабочая).

А с коллегами можно было, не таясь, расслабиться! И, как сейчас говорят, «зажечь не по-детски»… и где – в Индии! к тому же, узнать, какая сейчас ситуация в Стране Огромной в частности, в медицине!

Со времени моего последнего посещения России прошло уже полтора года.

Итак, моя поездка в Индию грозила начаться многообещающе!

И я должен сделать всё, чтобы она многообещающе и закончилась…

–

-2-

06.00 ICT (UTC+7) 06/10/18- 12.00 MYT (UTC+8) 06/10/18

Итак, рано утром 5 октября 2018 года я сел в госпитальную машину, которую заботливо прислал за мной Жан, и поехал в аэропорт «Почентонг». Со мной был жёсткий чемодан с цифровым замком, двумя ручками и колёсами – он, как нельзя лучше подходил для того, чтобы возить в нём мои выходные костюмы. Ортопедическая конференция носила статус международной, поэтому не хотелось ударить в грязь лицом не только перед соотечественниками, но и перед коллегами из Индии и других стран! Помимо костюмов, с дальним прицелом я уложил пляжные шорты, шлёпанцы и прочее тропическое одеяние – моё решение после конференции поехать в Гоа (как только найду девушку) крепло с каждой минутой.

По своему обыкновению, я все пять часов полёта пил виски марки "Jim Beam". Плоскарь 0.5 этого волшебного напитка, неизменного моего спутника в длительных перелётах, я дальновидно (?) купил в «Дьюти-фри» аэропорта Пном Пня. Выпив там за успешную поездку в баре четыре шота и закусив их волшебно прожареной мраморной говядиной со стручками фасоли, я пошёл на посадку. Первый мой перелёт – из Камбоджи в Малайзию – занял всего 2 часа на каком-то мелком джете класса «кукурузник» – диаметром всего 4 кресла, по два на каждый ряд, поэтому я не стал нарушать целостность фирменного пакета с дьюти-фри запечаткой, предвкушая более длительный перелёт из Малайзии в Индию.

Почему же «дальновидно»? В огромном международном аэропорту Куала-Лумпура (+1 час к времени в Пном Пне) спиртное вообще не «отпускали»! во всяком случае, я не нашёл… в глаза нигде не бросилось, хотя магазинчики «Дьюти-фри» постоянно попадались мне на глаза, пока я искал свои ворота на Дели. Межрейсовая стыковка была слишком короткой, чтобы как следует порыскать по авиахабу, да и шансов, я чувствовал, нет. Малайзия, в отличие от Камбоджи – строго мусульманская страна… а их там просто «колбасит» от соседства с зелёным змием.

Я купил только две бутылки «Севн Апа», чтобы в полёте запивать виски содовой – как того требует Устав…

Но просчитался, ибо при посадке в самолёт состоялся «шмон», проводимый бдительными малайскими пограничницами в берцах, длинных юбках, кителях с погонами и строгих чёрных платках, которые максимально закрывали личико. Впрочем, личики у пограничниц были как раз такими, что их лучше максимально закрыть. Зато кобуры на поясах с воронёными рукоятками выглядели очень внушительно, а две из них вообще были с автоматическими винтовками М16. Угрюмое выражение личик не оставляло сомнения, что полоснут длинной очередью не задумываясь. На мой плоскарь «Джим Бима», упакованный в дьюти-фри пакет, запечатанный по всем правилам, они пошипели, но нехотя пропустили, зато бутылочки с содовой безжалостно изъяли, овчарки.

Пронос напитков в самолёт не допускался!

А выпить уже хотелось адски, но как пить виски без содовой? Как говорил М.С. Горбачёв, «Я вам тут что?!» Я вам не алкаш подзаборный, чёрт побери, я – доктор, ортопед, хирург, лечу на международную конференцию по эндопротезированию суставов! Оставалось рассчитывать на снисходительность стюардесс авиакомпании "Mаlindo". Если бы я летел бизнес-классом, то не беспокоился бы ни грамма – там любая прихоть авиапассажира мгновенно исполняется… но, поскольку за дорогу платила «Морсби Лимитед», лететь пришлось в «эконом».

Впрочем, чего пенять – как травматолог-ортопед, я занимался всем, кроме эндопротезирования суставов и был, получается, просто рядовым участником, не докладчиком.

Сев в самолёт, пусть в эконом-класс, своё пить можно без ограничений – это правило действовало на всех, без исключения, индокитайских и катарских авиалиниях. Там иногда даже сами наливали, обнося виски всех желающих. Но после унылого малазийского аэропорта и шмона, устроенного этими бездушными биороботами-пограничницами, возникло такое чувство, что выпить и тут мне нормально не дадут… а то и вообще не дадут – отберут плоскарь без разговоров! Это чувство укрепилось, когда я рассмотрел сополётников по салону – кажется, я был вообще единственным европейцем на этом рейсе, все остальные являлись представителями многочисленных народов юга Азии, которые к выпивке в целом относятся отрицательно, и даже пиво пьют не иначе, как сперва положив в стакан большой кусок льда. Хотя русского трудно назвать европейцем в полном смысле этого слова… тем более, что и я, и мои непосредственные предки до четвёртого колена родились и жили в Азии. Но Азия – большая, а из желающих «немедленно выпить» в этом самолёте был точно, только я один.

Самолёт этот был средний широкофезюляжный, по 9 кресел в ряд, стюардессы – индомалайки, и не то, что приятны глазу – они были просто бешено красивыми – не старше 25, все с каре, в белых рубашках и фиолетовых юбках. Эти юбки были не сплошными, пропуская в разрез довольно волнительные коленки девушек в светло-коричневом нейлоне. Гурии «Малиндо» были прекрасны томной южной красотой и настроены очень благожелательно.

«Вот с такими ты, zyablikov, мог бы поехать в Гоа», – оценил я.

Как и везде, я сразу заметил подчёркнутое внимание к своей персоне. Никак не являясь европейцем по факту рождения, я, тем не менее, обладаю абсолютно европейской внешностью, холёным сытым лицом и солидным пузом. Наверное, именно так выглядели голландские, английские и французские колонизаторы, долгое время господствуя в этих местах. И, хотя их вот уже полвека и больше, как и «туанов», и «саибов», и «барангов» с позором изгнали, к белым у местных осталось всё же чувство какого-то безусловного почтения, смешанное с традиционно азиатской вежливостью и гостеприимством.

– Не дадут, однако, выпить, – тем не менее, решил я.

Я доверял только индокитайкам.

Улучив момент, когда стюардесс в пределах прямой видимости не было, я разорвал пакет, вынул плоскарь, укутал его в носовой платок, открутил и снова закрутил пробку и спрятал в карман впереди стоящего сиденья, где лежали инструкции по поведению пассажиров в полёте и иллюстрированные журналы. Моё место было как раз у прохода. Посередине и у окна сидела пожилая, очень благообразная вьетнамская пара, с истинно буддийским безразличием взирающая на всё, происходящее вокруг. Мои проблемы их совершенно не волновали.

«Ты что, не видишь – человек без стаканА? – вспомнилось мне неизвестно откуда. – Блин, и тут никого не волнует чужое горе… неужели же мне придётся пить виски как одеколон- из горлА и без содовой?!»

Салон практически заполнился пассажирами, и, казалось, что до взлёта выпить мне так и не удастся. Запустили турбины.

Я усилием воли поборол нарастающее раздражение и перешёл к дипломатическим приёмам.

– Ой, девушка, так пить хочется! – воскликнул я, заметив пробегающую мимо стюардессу.

– Сэр, по инструкции не положено до тэйк-оффа…

«Immada» было написано на её бейджике.

– Дорогая Иммада! Я испытываю большую жажду… трубы горят… май пайпс ар бёрнинг…

– Какие трубы, сэр? Вам плохо? – участливо спросила девушка.

«Какие кроткие глаза! Как у лани в зоопарке…»

– Трубы внутри… в моей душе… бадли нид сам уотер ту дринк…

– Окей, сэр, – и эта резвая красавица мигом принесла мне пластиковый стаканчик, на 2/3 наполненный содовой – то ли «Спрайтом», то ли «Севн апом». Я поблагодарил, осушил и «притырил» драгоценный стаканчик.

Начали задраивать двери, на табло загорелась команда «пристегнуть ремни».

– Ой, девушка, так прям пить хочется! – остановил я следующую стюардессу.

Та (Anisa) молча кивнула и быстренько принесла мне ещё стаканчик содовой. Пользуясь предполётной суматохой, я, демонстрируя своим бесстрастным соседям необыкновенную ловкость рук, левой открыл и до половины налил «Джим Бима» в первый, немедленно выпил, и тут же отпил из второго стаканчика, который держал в правой. Ура! кайф!! полость рта и глотка наполнились, наконец, вкусом сочнейших кукурузных зёрен с бескрайних полей штата Кентукки, и ароматом бочки из столетнего американского дуба!!

Жить стало лучше, господа! Жить стало веселей!!

Я блаженно откинулся на спинку кресла, наблюдая, как пышнотелая Иммада, стоя в проходе, демонстрирует, как правильно использовать кислородную маску и надевать спасательный жилет. В том, что в ближайшие 5,5 часов мне не понадобится ни то, ни другое, я был абсолютно уверен, но грациозные движения девушки не позволяли оторвать глаз.

Наконец, наш самолёт вырулил на взлётку и пошёл разгоняться. Пользуясь тем, что стюардессы тоже сидели и ничего не видели, я снова тем же макаром налил бурбона, выпил и запил остатками содовой. Сам по себе «Кентаки страйт» порядком обжигал слизистую, но выпитая вдогонку шипучка мгновенно ослабляла ожог, и, смешиваясь с остатками виски, приобретала невыразимую вкусовую палитру и продолжительное послевкусие.

Взлёт прошёл как обычно, мои равнодушные соседи так и сидели, откинувшись назад и закрыв глаза, и я наблюдал в иллюминатор уходящую вниз коричневого цвета землю Малаккского полуострова и вытесняющий ее аквамарин Бенгальского залива Индийского океана!

Я впервые в жизни летел над океаном.

Я летел над океаном

На стоместном корабле,

Был туристом иностранным

На большой чужой земле…

Но это счастье недолго продолжалось, скоро пошли многослойные облака, которые скрыли океан совершенно. Аэробус лёг на курс, стюардессы вновь появились в салоне, все оживились, задвигались, отстёгивая ремни. А я бесконечно наслаждался первой соточкой бурбона и полётом со скоростью 453 мили в час на высоте 30 тысяч футов над уровнем моря, косо пересекая с юга на север Бенгальский залив…

«Джим Бим» я любил давно, предпочитая его теннесийскому «Джек Дэниэльсу» – первый был как-то суше и менее приторен, хотя у второго, несомненно были свои достоинства. Именно из Джим Бима» состояли мои ежевечерние попойки на вилле, которые так не нравились Жану. А что, 0.7 этого напитка стоило в супермаркете «Тай Хуот» на 568 улице 9 долларов США – где-то 500 российских рублей по курсу 2018 года. А литруха 10-ку! Причём, виски было оригинальным, произведено и розлито в Кеntucky и прямо в бутылках доставлено в Камбоджу. Я не знал, во сколько сейчас «Джим Бим» обходится российскому потребителю, но твёрдо помнил, что ещё в 2013 году бутылка 0.5 стоила 1200 рублей – 40 долларов по тогдашнему курсу…

Кстати, через неделю исполнялось ровно 4 года, как я уехал из России.

Это произошло 14 октября 2014 года. Я надеялся найти работу по специальности, натурализоваться в этом маленьком тропическом королевстве и не возвращаться в Россию как можно дольше – так долго, насколько это возможно. Мне как раз исполнилось 50, как герою толкиеновского эпоса, когда тот отправился за сокровищами и моя первая попытка уехать жить в другую страну.

Что получится из моей затеи, я не знал. В нормальных странах врачи-иностранцы сперва учат язык, потом сдают кучу экзаменов, чтобы получить лицензию на право заниматься врачебной деятельностью. Это было слишком для меня сложно, а по возрасту и неприемлемо. Но мне казалось, что в Камбодже можно «проскочить» – я дважды посещал эту прекрасную страну как русо туристо и удивлялся какой-то прямо безграничной свободе, царившей там. Я встречал многих иностранцев, державших бары, рестораны и прочие заведения, кто-то занимался бизнесом. И все мне говорили, что эмиграционное и трудовое законодательство там очень лояльное, в крайнем случае помогает взятка – берут все, и это нормально. Я зарегистрировался на форуме «Баранг.ру» и, регулярно его читая, сделал вывод – найти работу в Камбодже реально.

Правда, было непонятно, как дело обстояло с медициной. В соседних Вьетнаме и Таиланде обстояло очень хорошо, в смысле, нечего было и пытаться приехать туда и пробовать. Сведения в Интернете были самые противоречивые. Я, конечно, писал письма на сайты клиник – мол, русский траматолог-ортопед с 27-летним стажем, лечу любые травмы, делаю любые операции… есть специализация по нейрохирургии и немалый опыт работы нейрохирургом… английский свободно, готов к переезду… но никто мне не ответил.

Поэтому я просто перевёл свои документы на английский, заверил у нотариуса и поехал.

Прилетел я 15 октября 2014 года, а через неделю уже работал по специальности в «Ах Куонге».

Всё оказалось здесь намного проще, чем я думал.

–

-3-

13.00 MYT (UTC+8) 06/10/18

– Добрый день, леди и джентльмены! Говорит капитан Джавадур Рахим Вадуд. От лица нашей авиакомпании "Malindo Air" я приветствую вас на борту нашего самолёта. Наш полёт по маршруту Куала Лумпур – Дели происходит нормально, в полёте Вам будет предложена вкусная горячая еда и освежающие холодные напитки. Надеюсь, вам понравится наш полет. Благодарю за предпочтение компании "Malindо Air"…

Девушки-стюардессы куда-то подевались – видимо, готовились предложить нам обещанную вкусную горячую еду, запах которой понемногу разносился из гигантских бортовых микроволновок. Мои флегматичные соседи смотрели американские фильмы в наушниках, по экрану моего монитора в спинке переднего сиденья силуэт самолетика еле- еле полз по линии на интерактивной карте, соединяющей Куала Лумпур и Дели. В иллюминаторах голубела небесная синь. Наш самолёт выбрался из облачности- снизу, наконец, заблистало безбрежное зеркало Бенгальского залива.

Под крылом самолёта

О чём-то поёт

Зелёное море тайги… – захотелось запеть мне.

Я негордо отстегнулся, встал, сходил к ним в закуток и взял у Анисы ещё стаканчик содовой.

Вернулся, выпил ещё «Кентаки страйта».

– Жить – хорошо…

Произносить надо именно «Кентаки», а не «Кентукки», как пишется. Я специально уточнял этот вопрос у коренного кентакийца.

Три года назад году я оперировал пациента – уроженца джимбимпроизводящего штата Kentucky, бизнесмена по имени Джерри Хэкмен – эдакого стопроцентного янки, который угодил к нам в госпиталь с переломом левого плеча после ДТП, называемого «мотобайк-аксидент». Этот Джерри, мой ровесник, был гражданин США, но уже давно жил в Юго-Восточной Азии – в основном, в Сайгоне. У американца была официальная жена, миниатюрная вьетнамка по имени Тао, вдвое моложе и раза в три меньше мужа по весу. Зато Джерри был ну очень массивен – он в молодости серьезно занимался плаванием, поэтому напоминал собой матёрого шершавого сивуча, с широченными плечами, без шеи и готового разорвать на клочки любого, кто ему не понравится.

«Мотобайк-аксидент» состоял в том, что Джерри выпил несколько банок пива и взгромоздился на мотобайк первый раз в жизни, который, я надеюсь, оказался и последним. Результатом попытки промчаться по бульвару Нородома Сианука как по питерской-питерской, стал закрытый поперечный перелом левого плеча в средней трети. Сразу мистер Хэкмен обратился куда-то в местную клинику, где ему наложили гипс и предложили операцию, но от операции он отказался. Баранги сильно не доверяют кхмерским врачам. Поскольку dr. zyablikov был единственным евроаталантическим ортопедом в Камбодже, Джерри выбрал в Интернете меня и пришёл с женой.

Я объяснил, что без операции под общим наркозом никак. Моя благополучная европейская внешность (особенно умный, добрый, чуть усталый взгляд), располагает ко мне людей независимо от расы и страны происхождения. Поэтому мистер быстро согласился, материальный вопрос интересовал его в последнюю очередь – у уроженца штата Kentucky была мощнейшая, абсолютно всё покрывающая страховка одной из самых надёжных иншурэнс компаний Соединённых Штатов Америки!

Тянуть не стали, быстренько зарядили обследование и подготовили. С моей стороны всё, казалось, было нормально, ассистировать мне должен был Жан – (помимо того, что был начмедом, Жан был очень и очень квалифицированным ЛОРом). Я нашёл анестезиолога – местного увальня доктора Чанду, и поставил того в известность, что завтра собираюсь оперировать и мне нужен час-полтора наркоза.

– Ниак чомны нихь – амэрикэн ситизэн, – добавил я (употребление кхмерских слов сильно располагало местных). – Янки, гоу хоум.

Американцев местные не любили, считая, что ковровые бомбардировки Камбоджи в конце 60-х- начале 70-х унесли не меньше их собратьев, чем режим «кровавой клики Пол Пота и Йенг Сари», как писали советские газеты во времена моего отрочества.

– Эндотрахеал, – махнул тот пухлой рукой, пролистав анализы. – Ноу проблем, доктор zyablikov. Тумороу… съаэк!

Это означало общий наркоз всего организма, когда тебе полностью вырубают сознание и дыхательную мускулатуру, впихивают трубку в трахею, а за тебя дышит аппарат ИВЛ.

Я ответил, что желателен осмотр пациента перед операцией, так как с точки зрения «эндотрахеал» тот, кажется, не совсем идеален. Флегматичный Чанда пожал плечами и пошёл со мной в палату к американцу. Тому уже выделили «ВИП» палату – в 40 квадратных метров, с одной-единственной функциональной кроватью в центре, кожаным диваном, кожаным креслом для посетителей и огромным круглым массивным столом из единого куска какого-то огромного местного дерева диаметром в 3 метра, такими же стульями. (У кхмеров вся мебель чрезвычайно массивная и качественная, никакой ДСП). На стене висел плазменный экран во всю стену и даже комп с вай-фаем. Туалет типа сортира и душ были в каждой палате.

Осмотр больных перед операцией никогда не практиковался, поэтому Чанда так и не понял, зачем я его пригласил – пошёл от скуки и вежливости. Постоял, поулыбался, покивал, не подходя к пациенту и был таков.

Я не пошёл к нему снова – кхмеры-врачи очень болезненно относились к патронажу врачей-барангов, и начинали тода всё делать нам назло, хотя я чувствовал, что показное наплевательство Чанды может нам дорого обойтись.

Так и получилось.

Назавтра с утра начали. Мы с Жаном «помылись», облачились в стерильное и ждали команды анестезиолога. Деловитый Чанда после введения миорелаксантов (это препараты, которые отключают мускулатуру – в том числе – дыхательную) собрался ввести пациенту в трахею интубационную трубку. Но не тут-то было – я уже упоминал, что Джерри был похож на моржа или тюленя, с очень короткой шеей и сверхразвитым плечевым поясом, поэтому впихнуть трубку куда надо Чанда не смог – ни спервой попытки, ни с пятой! Шли драгоценные секунды, американец злокачественно не дышал, прибежал второй анестезиолог – Сованди, но и тот потерпел неудачу – идентифицировать вход гортань в глубинах глотки мистера Хэкмена не представлялось возможным.

– Тракеостоми!! – заорали они в голос, наконец, осознав уровень проблемы, с которой им пришлось столкнуться. – Иммидиатли! плим-плим, тракеостоми ту зэ амэрикэн ситизен!!!

Это означало, что надо сделать разрез трахеи ниже, ввсести туда специальную трубочку, канюлю и через неё уже дышать аппаратом.

Подобная ситуация возникла впервые в моей практике! Я стоял ни жив, ни мёртв… трахеостомы я тоже ни разу в жизни не накладывал – всегда звал ЛОРа.

На моё счастье, Жан был квалифицированный ЛОР, трахеостомическая канюля одноразовая стерильная штатно всегда была под рукой у анестезиолога, опермедсестра Монг Лот стояла «помытая», инструменты наготове… так что трахеостомия заняла не более минуты. Кажется, Джерри даже не успел посинеть, и пульсоксиметр ничего криминального по уровню килорода в крови не зарегистрировал. Вскоре аппарат ИВЛ был подсоединён к трахостомической канюле, и больной был, наконец, был «гивен эндотрахеал», хотя совсем не так, как планировалось.

– Старт, – деловито скомандовал мне взявший себя в руки Чанда. – Ниа бан… старт сёрджери… вих кат.

– Там действительно всё у вас нормально? лоо… кобан? Пьюполз нарроу, боф айболлз хэв майозис? (зрачки узкие?)

– Окей, – этот дебил, наконец, пошёл и проверил реакцию зрачков на свет. – Йёс, нарроу. Гоу!

Делать нечего, надо было начинать, хотя с Жана (которому пришлось бы разруливать) пот рекой лился, а у меня тряслись все поджилки и подхрящники, только что зубы не стучали. В юности я стал свидетелем аналогичного случая у 15-летнего мальчишки, которого вот так, по вине анестезиолога, вывезли из операционной уже после гибели коры головного мозга и тот гнил у нас в реанимации три месяца постоянно на ИВЛ, пока не помер.

Кое-как начали (как и планировалось, я выделил, соспоставил отломки и надёжно зафиксировал их пластиной на шурупах), но ощущение, что оперируем, в в сущности, на трупе, не покидало нас обоих.

Чанда, гад, хоть бы вид сделал, что тоже переживает – нет, ходил, лыбился под маской. Конечно, американцем больше, американцем меньше – их в Америке 350 000 000, ещё приедут!

Надо было поскорее заканчивать операцию и ждать, «когда спящий проснётся» – то есть, когда мистер Хэкмен выйдет из наркоза, и тогда уже убедиться, наконец, что кора головного мозга у него не пострадала.

Вскоре нам стало ясно, что лучше бы этот гад не просыпался! Ибо, едва первые признаки сознания вернулись в сию американскую башку, как пациент тут же обнаружил у себя трахеостомическую трубку и тот факт, что теперь он не может произнести ни слова. Началось такое бешеное двигательное возбуждение – с настолько яростной жестикуляцией и налитыми кровью глазами, что все разъяснения, мои и Жана (Чанда, разумеется, испарился сразу на выходе из операционной), были напрочь отвергнуты. Мистер требовал убрать, немедленно убрать эту «факин тьюб, фак ю ол, фак факинг Камбодиа, фак факинг рашн доктор, фак эверитхинг!!!» Разумеется, мы ничего не слышали, кроме сипения, но налитые кровью глаза моего пациента и устрашающие жесты были достаточно красноречивы. В случае отказа он, кажется, готов был разнести госпиталь Ах Дуонг по камешку!

Его жена Тао не могла ничего понять и испуганно пряталась за спину мужа.

Одно радовало- он теперь махал своей переломанной рукой, как мельница, совершенно этого не замечая в пылу и угаре.

Жан ещё раз попытался объяснить разбушевавшемуся американцу, что именно сейчас убрать «факинг тьюб» можно, но крайне нежелательно, ибо при вдохе воздух будет засасываться не столько в лёгкие, сколько мимо- в мягкие ткани – и, не находя себе выхода, станет распростаняться по жировой клетчатке всего тела и конечностей. Поэтому надо подождать потерпеть, подождать хотя бы три дня, пока не слипнутся края раны и тогда уже убирать трубку, но факинг мистер Хэкмен и слышать об этом не хотел. Радовало только то, что кора головного мозга не пострадала, (хотя такое невероятное возбуждение могло как раз свидетельствовать об обратном). Делать нечего, CEO убрал канюлю, и тут же наши бедные головы резонансно сразу же посыпались вслух все «факи» и «асхолы» разбушевавшегося гражданина Соединённых Штатов Америки…

Я ещё не встречал столь эмоционального пациента (напомню, что Джерри весил 130 кг при росте 183 см).

Его бедная жена забилась в кресло, откуда торчала лишь ее макушка.

На таком фоне американец засасывал в ткани воздух, как пылесос, и уже к вечеру ему так разбарабанило грудь и шею, что он мигом струхнул и постоянно бегал смотреться в зеркало.

– Мы ж тебя, (козла) предупреждали…

Это было лишь начало многодневного ада, в которое погрузился наш госпиталь в сентябре 2015 года…

Воспоминание о пережитом три года назад ужасе потребовало ещё выпить. Я подозвал крутившуюся возле Иммаду- «тхёрсти эгейн, пайпс бёрнинг, сори, вуд ю фетч эназэр сода» (трубы горят, хочу пить, не могли бы вы принести ещё содовой)…

Наш самолёт между тем продолжал полёт на высоте 21 236 футов при скорости 434 мили в час, как показывал экран на спинке впереди стоящего кресла. До пункта назначения оставалось 3678 км, или ровно 5 часов лёту. Я получил мой дринк, дождался, когда все индомалайки исчезнут из поля зрения, и немедленно выпил…

– За здоровье этого психа Джерри.

–

-4-

14.00 MYT (UTC+8) 06/10/18

На утро следующего дня мы обнаружили, что того разнесло так, что бедняга уже не проходил в дверь палаты! Впрочем, это было даже хорошо – ещё не хватало, чтобы «мистер Бомба», как его прозвали медсестры, выскочил в коридор и распугал нам всех больных! Лежать Джерри не мог, поэтому в полном отчаянии бегал кругами по палате, неутомимо и бесцельно, как таракан, нюхнувший дихлофоса.

Я приехал в госпиталь Ах Куонг на своём тюнингованном «Райлее» к 6.30, припарковал велик к ограде, переоделся и поспешил к Джерри. Вой беспредельного отчаяния был слышен ещё на лестничной клетке. Да, мне доводилось видеть подкожные эмфиземы при множественных переломах рёбер у узбеков, украинцев и русских, но все они выглядели бледно в сравнении с белым американцем англо-саксонского происхождения! Общий объём мистера за ночь возрос раза в полтора, при том, что он был и так немаленьким; вместо лица теперь зияла какая-то бесформенная подушка, и громадные уши торчали в разные стороны, как у Чебурашки. Зрелище отнюдь не для слабонервных…

Увидев меня сквозь щелочки век, этот большой и сильный мужчина разревелся, как ребёнок, и бросился мне на грудь.

– Факинг паффинес… – прорыдал он.

Я сделал вид, что его обнимаю в ответ (что за идиотская у них привычка- бросаться в объятия друг дружке по любому поводу), а сам ощупал Хэкмену бока и спину – так и есть, подкожная клетчатка крепитировала, как на снежной бабе, лепимой в мартовскую оттепель!

Лицо Тао, как бы ставшей ещё миниатюрнее в сравнении с раздутым мужем выражало крайнюю степень утомления и депрессии. Но, кажется, с остеосинтезом слева было все нормально, воздух не проник под бинты…

Я, насколько смог, постарался «сохранить лицо» – все идёт отлично, Джерри, сегодня перевяжем и сделаем контрольный рентген, а что касается «паффинес», то да, есть немного, надо было не орать вчера, как резаный, едва вынули канюлю, паффинеса бы вообще не было. А теперь придется ждать, пока воздух сам рассосётся, это несколько дней.

После пятиминутки мы всей врачебной массой слитно пошли на обход, даже Чанда присутствовал. При виде «ифлэйтид» (надутого) больного Жан не удержал лицо, да и остальные были не лучше, один Чанда лыбился, как нашкодивший Вовочка из советских анекдотов. Что и говорить, такое осложнение трахеостомии, как эмфизема средостения и, в особенности, подкожная эмфизема, редко, если вообще встречаются. А то, что живого человек вообще, в принципе можно надуть воздухом, как баллон, казалось каким-то циничным надругательством, злобной карикатурой, преступлением против человечности…

Но, как говорится, мы все давали Клятву Гиппократа, и лечебный процесс продолжился, несмотря ни на что. Джерри и Тао объяснили, что ничего страшного, это всего лишь воздух… не надо было убирать канюлю, потерпеть пару дней, и уж тогда. Теперь ничего не остаётся, только ждать. На перевязках было все отлично, на контрольных рентгенах – тоже, не считая скоплений воздуха в тканях и под кожей. Джерри вроде бы даже начал успокаиваться, но вдруг обнаружил, что распухли "balls" – воздух продолжал засасываться в средостение вокруг трахеостомической раны, и прокладывал себе дорогу везде, где были свободные клетчаточные пространства… а уж в просторной мистеровой мошонке и подавно!

Вой сделася на октаву выше, и меня немедленно вызвали в палату. Там уже были Жан и вызванный им уролог. Хэкмен теперь бегал по ВИП – палате без трусов, всем показывая свою гигантскую лоснящуюся мошонку – зрелище было не для слабонервных…

Тао снимала его на телефон, и Джерри орал, что у него есть права, что сейчас, прямо сейчас, он отправит эти фото на сайт Белого Дома, чтобы там посмотрели, что факинг рашн доктор сделал с ним в факинг Камбодже, и информировали об этом Президента Соединённых Штатов Америки!!!

– Ну, ты так нам всю Америку напугаешь…– подумал я и рефлекторно наорал на пациента, как на последнего колхозника, лезущего в мой кабинет без очереди.

– Мазафака, мистер Хэкмен! Мэн, вы, американцы, думаете, что этот мир Господь сконструировал специально для вас? Я факаю орально Ваши сраные права тотально… и права человека партикулярно, мэн! Какого х…, мэн, ты, п…р, мэн, потребовал вчера убрать зэ тьюб?! А? Тебе, мэну, объясняли, чем может это закончится? А? А ну, быстро заткнул е…, мэн, иначе вылетишь сейчас отсюда к е… матери, мэн, и иди куда хочешь, мэн! У нас- госпиталь, мэн, institution, мэн, б…, веди себя, тупая скотина, нормально, сто х…, мэн, тебе в ж…, мэн!!!

Я обильно использовал русские слова и обороты, которые, как ни странно, все всегда понимали без перевода- даже невменяемые, зомбированные, вконец офигевшие местные трансвеститы-гомики, т.н. "леди-бои", под видом девушек намертво прилипающие к европейцам в злачных переулках Риверсайда (так здесь называется набережная Меконга).

Рефлекс меня не подвёл, мистер Бомба неожиданно успокоился и смирно полез под балканскую раму в свою ортопедическую кровать.

– Russian “mat”? – с уважением спросил он. – It sounds, as if you are the doctor indeed…

Это был типичный психопат, хотя в целом, нормальный дядька, «ну тупооой» американец – воплощённый персонаж позднего Задорнова.

Кажется, прямое вмешательство Президента Соединённых Штатов Америки в лечебный процесс пока откладывалось.

Понятное дело, что от пациента подобного рода нужно было избавляться как можно скорее, но это невозможно с таким «интерфейсом». Требовалось ждать минимум неделю – пока не рассосётся воздух в квадратных метрах мистеровой клетчатки. В принципе, обе операции удались, и, если бы не эмфизема, я бы уже завтра выписал мистера Бомбу на амбулаторное лечение…

– Сэр, уат ду ю префё? – услышал я слева от себя нежный голос одной из индомалаек. – Фиш, лэм ор чиккен?

Я столь глубоко погрузился в воспоминания, что не сразу сообразил, что уже в самолёте обед, что весь салон уже наполнился спёртыми запахами разогретого плэйн-фуда, что мои бесчувственные соседи уже плотоядно срывают фольгу с «фиша», «лэма» или «чиккена», что около меня стоит высокий короб с горячим питанием, и Аниса наливает напитки в стаканчики, а Иммада склонилась надо мной с вопросом, а мой взгляд упирается в аппетитную ложбинку между ее смуглых грудей, скрытых строгим бюстгальтером, видную в расстегнутый ворот форменной белой блузки.

Я предпочел «лэм», который был неотличим от фиша и чиккена ни по виду, ни по запаху, ни по вкусу. Ещё полагался салат из овощей, несколько долек местной горной дыни и гуавы, булочка с маслом и индонезийская выпечка. Запил я все это кофе со сливками. До Дели, как показывала интерактивная карта, оставалось ещё 2567 километров и 3 часа 50 минут полёта. Скинув поднос с «посудой» обратно, я попросил девушек налить мне ещё содовой, дождался, когда они скроются за рядами кресел, налил себе виски на два пальца и выпил. Плоскарь неумолимо пустел, но всё же до Дели должно было хватить, если очень часто не прикладываться…

–

-5-

14.30 MYT (UTC+8) 06/10/18

…ну что, ещё пару гектических дней уроженец штата Kentucky побегал по палате без трусов, без конца оря «фак ю» и тряся распухшими яйцами, но потом воздух начал ощутимо рассасываться. Его «хозяйство» постепенно пришло в норму, живот и бока приобрели приемлемые очертания, и физиономия начала становиться, наконец, узнаваемой. Он, finally, затих, дав покой бедной Тао, которая не отходила от мужа ни на шаг и вынуждена была выслушивать весь этот поток, всю эту Ниагару негатива, день и ночь исторгающуюся из психованного янки. Послеоперационное течение было на редкость гладким, и даже трахеостома закрывалсь галопирующими темпами. Наверное, американская еда, на которой рос этот тип в своем Кентаки, была особенно богата протеинами и витаминами – я ещё не видел, чтобы заживление ран шло с такой скоростью!

Джерри, наконец, надел трусы, сел за компьютер, включил музыку и начал стучать по клавиатуре, с кем-то без конца переговариваясь по скайпу – делал деньги, собака. Возле него постоянно стояла открытая банка пива. Жан морщился, я тоже был противник пива – не только в госпитале, а вообще, любого… но мы молчали – надёжная страховка мистера Хэкмена приносила госпиталю $800-900 ежедневно, не говоря уже об обеих операциях (за трахеостомию Жан тоже выставил круглый счёт страховой компании.)

Как говорится, интересы больного – превыше всего!

Прошла уже неделя со дня операции, и я пообещал американцу, что завтра сниму швы и выпишу, хотя завтра было воскресенье – единственный день в неделю, когда мне полагался выходной. Но желание избавиться от психованного представителя мирового гегемона «Империи Добра» было сильнее, и СЕО со мной согласился – чёрт с ними, с долларами, zyablikov… выписывай козла нахрен…

Джерри тоже, несмотря на «гавнистую» внешне манеру и угрозы привлечь Президента США, ничего негативного про нас страховикам не сказал, даже его обматюгание мною прошло без последствий. Кажется, ему даже понравилось – с русскими он никогда раньше не имел дел, не говоря уже о том, чтобы лечиться. Видимо, он считал себя крепким орешком по жизни, "tough guy" и таким образом устраивал «проверку на вшивость» всем, с кем соприкасался.

В субботу вечером я позволил себе расслабиться – позвонил своей вьетнамской подружке с говорящим именем "На" (в этом отношении у нас с Джерри вкусы вполне совпадали – вьетки были подружки что надо, да и жёны отличные), и провёл ночь в её горячих объятиях. В госпиталь мне сегодня можно было приехать часам к 9, поэтому я мирно посапывал, баюкая мышку На (соотношение возраст-вес у нас с ней было чуть больше, чем у Джерри с Тао) под своей мышкой… под мышкой… чёрт, запутался… когда вдруг загорелся экран моего «Самсунга».

– zyablikov? – услышал я голос Жана. – Срочно приезжай в госпиталь.

– Хэкмен, что ли? – сразу сообразил я. – А почему срочно? Я приеду к 9, выпишу гада…

– Нет, всё бросай и приезжай сейчас. Он снова эту руку сломал…

Мой great and mighty Russian моментально включился в голове!!! Неужели этот козел расшатал пластину? Невозможно!! Пластина была мощной, шурупы максимального диаметра, резьба преднарезана метчиком- там крепче, чем было до травмы, едрит твою налево…

Я быстро оделся (в тропиках всегда одеваешься быстро), сунул На стодолларовую купюру, чмокнул ее напоследок, оседлал свой верный «Райлей» и погнал вверх по пустынному в этот час бульвару короля Монивонга – воскресенье, общенациональный выходной, трафик на улицах Пном Пня минимальный.

Через 20 минут я, переодетый в хирформу, сидел в кабинете СЕО.

Оказалось, что рано утром этот мудак, налакавшись с вечера пива, пошёл в сортир, стараясь не разбудить жену, которая не спала все эти ночи. Подкожная эмфизема ещё полностью не сошла, и припухлость верхних век сохранялись. Плюс пиво, б…ь … не знаю, сколько банок эта скотина высосала вчера, поэтому он вообще ни хрена не видел, плюс нарушенная координация. Идти ему пришлось ощупью в полной темноте. Возвращаясь из сортира, Джерри промазал и всей своей массой сел мимо койки, при этом его оперированная левая ударилась о балканскую раму со всей силы и хрусть! снова переломилась пополам…

Понятно, что при таком механизме травмы происходит повторный перелом. Мы с Жаном пошли в палату. Джерри уже не выл, просто сидел сгорбившись, в позе невыразимого отчаяния, придерживая вновь сломавшуюся руку, в то время как Тао, подбоченясь, орала на него:

– Так тебе и надо, Джерри Хэкмен! Это тебе выходит боком твой эгоизм, твоё легкомысленное ко всему отношение! Ты наказан за дело, и я очень удивлюсь, если доктор zyablikov возьмётся теперь снова тебя оперировать!!

Обезболивание введением 2 кубов морфина (1 кубик эту тушу не брал) уже было произведено. Я наложил фиксирующую повязку и поехали в рентген. Снимки показали, что перелом был на этот раз оскольчатым, линия прошла выше старого перелома через каналы шурупов и выколола треугольный кусок. Нижняя часть пластины оставалась намертво прикрученной к периферическому отломку, а верхняя теперь потеряла контакт с центральным и располагалась под углом к нему.

«Надо же было так плюхнуться…»

Рядом красноречиво сопел Жан.

Отправив безутешных супругов Хэкмен в палату, мы с СЕО снова пошли к нему в кабинет.

– Завтракал? – спросил тот. – Я тоже нет, мне позвонили в полшестого. Вот тебе и воскресенье! Думал до восьми сегодня поваляюсь.

– Меня ты вообще с бабы снял, так что не очень расстраивайся…

Жан ухмыльнулся, хлопнул меня по плечу, вызвал самого расторопного медбрата и послал его за двумя порциями байчи (жареный рис с яйцом и креветками) и кофе (местный кофе из провинции Мондулкири славится далеко за пределами Камбоджи)…

– Сэр… Джус, "Бонаква", "Севн ап", "Кока-кола"? – услышал я над собой.

Стюардессы толкали по проходу контейнер с напитками. Я «префёрд» «Севн ап», причём двойной, и мне без слов налили сразу два стаканчика. Ослепительные улыбки Анисы и Иммады предназначались мне. Определённо, они выделяли меня из массы своих соконтинетников.

«Наверное, европейцы не часто летают "Malindo Air", – подумал я. – Вот я им и в диковинку».

Пришлось ждать, пока обе индомалайки со своей тележкой отъедут подальше. Бдительность в тропиках- как ни была расслабляюща и транквильна обстановка вокруг- никогда нельзя было терять! Один стаканчик я попросил подержать своего соседа-вьетнамца слева, что он механически выполнил не теряя лица- оно весь полет оставалось каменным, что значит, настоящий буддист. Выпил, запил, выпил ещё, снова запил. Пора было посетить уборную. Поднимаясь с кресла, я бросил взгляд на интерактивную карту- до Дели оставалось 2012 км и 2 часа 47 минут лёту. Почти половина! Самолётик на экране застрял посреди Бенгальского залива. В левом верхнем углу карты показалась Moscow. Она была на одной линии с Куала Лумпуром и Дели.

«Если не садиться в Индии и пролететь ещё столько же, то я окажусь в Москве», – подумал я.

В Москве я был последний раз в апреле 2017-го.

Но всегда я привык гордиться,

И везде повторял я слова…

Я прошу… хоть ненадолго…

Боль моя… ты покинь меня…

Облаком… сизым облаком…

Ты полети…

а сейчас октябрь 18-го, рейхсфюрер…

–

-6-

16.30 MYT (UTC+8) 06/10/18

…ну, что – от этого шумного заокеанского кадра нужно было срочно избавляться, пока он окончательно не убился… и в дело не вступил если не сам Президент Соединённых Штатов Америки (в сентябре 2015 года это был, напомню, Барак Обама), то какие-нибудь ихние барристеры, солициторы или адвокаты.

К тому же, надо как-то объясниться со страховой компанией Джерри: вчера я подавал рипорт, что все в порядке, «клиент доведён до кондиции», а сегодня- что он повторно сломал оперированную руку! Либо писать, что он пил пиво- но тогда «канцл» страховым выплатам, либо мы не обеспечили должного ухода за пациентом- и тогда «канцл» страховым выплатам «эз уэлл»…

С огромным трудом мы с СЕО сумели тогда им объяснить возникновение «трудной интубации», трахеостомии и подкожной эмфиземы, а тут…

На кону балансировала сумма порядка 40-50 тысяч долларов!

– Ввиду необходимости повторной операции и невозможности дать наркоз силами анестезиологов госпиталя Ах Куонг, – на ходу формулировал Жан. – Направим его либо в Рояль Пном Пень госпиталь, либо пусть даже Бангкок Интернэшнл к себе забирает! В Таиланде уровень медицины приближается к европейскому, владеют всеми видами анестезии… с такой страховкой, как у него, проблем нигде не возникнет. Ты иди, пиши сегодняшний «дэйли прогрес рипорт» для страховой и выписку, а я сяду на телефон, буду созваниваться – кто первый у нас этого пациента заберёт, к тому и переводим…

Я нехотя поднялся с удобного кожаного дивана, сидя на котором мы завтракали вкусной пахучей байчой. Умом я понимал, что начмед прав, что от чумового «мистера Бомбы» нам нужно избавляться правдами и неправдами. За эту неделю из коры наших с СЕО надпочечников вытек весь адреналин до последней капли. Терпеть дальнейшее пребывание Джерри в госпитале было решительно невозможно, особенно, если сделать больше ничего нельзя. Там однозначно требовалась срочная операция – убрать пластину и поставить более длинную, никаких иных вариантов. Но для этого нужен общий наркоз (или проводниковая анестезия, которой наш мудило Чанда не владел. Да и все другие анестезиологи Камбоджи тоже).

Поэтому предложенный СЕО перевод в другой госпиталь, лучше в один из Бангкокских, казался единственно приемлимым решением. Жалко, конечно, результатов своего труда, которые этот придурок угробил за какую-то секунду. Да и обидно для профессиональной гордости – как это, я, великий доктор zyablikov, своими руками направлю к другому доктору своего больного, каким бы «козлом по жизни» этот больной не являлся!

"Сначала ты ощутишь вот здесь лёгкое покалывание – это твоя гордость. Пошли ее ко всем чертям. От гордости одни неприятности…"

Крякнув, я открыл тяжёлую дверь увидел Тао. Бедняжка все не решалась постучать, слыша наши оживлённые голоса.

– Мой муж готов к разговору… – пролепетала она.

Жан, как подброшенный, вскочил из-за стола.

– Ещё бы он был не готов! Отлично! Пошли, скажем ему, что переводим. Да наверняка он сам будет об этом просить…

В полной уверенности, что видим Джерри Хэкмена в последний в жизни, мы поднялись с Тао в его палату.

Должен сказать, что Жан был, что называется, мужик жёсткий, и ситуации не только разруливал, но и сам создавал. Слово его всегда становилось последним, и желающих это слово оспорить никогда не находилось. Весь вид Chief Executive Officer сейчас воплощал собой строгую, суровую, холодную, но необходимую реальность – мы переводим Хэкмена, несмотря ни на что.

И так, без сомнения, и вышло бы, и уже через пару часов и духу проклятого американца не было бы в госпитале! Но это, если бы пациент просто лёг к нам лечиться. Большинство пациентов так и делает, но некоторые имеют в виду несколько иную цель – задать работу этим эскулапам и посмотреть, как они будут потеть, и чем больше проблем возникнет у врачей в ходе лечения, тем большее удовлетворение они испытают. Собственное здоровье, таким образом, не является для них вседовлеющей идеей, то ли ввиду природного легкомыслия, то ли это какая-то извращённая форма самоутверждения в виде психологических «ништяков».

– Ну вот, я ведь всегда знал, парни, что у вас ни фака не выйдет!

Ну, ещё и пара морфинов после пива ковбою…

Американец был именно из таких, поэтому не дал СЕО и рта раскрыть. Скроив умильную морду, он обратился к нам с заготовленной пафосной речью – примерно такого качества, которой умелый адвокат в американском суде присяжных склоняет чашу весов в пользу подсудимого. Во-первых, мистер Хэкмен очень сожалеет о том, что случилось. Виной всему, конечно, его собственная безответственность и неглубокость, никаких претензий к госпиталю Ах Куонг, его руководству и к лечащему врачу он не имеет. Во- вторых, он ни в коем случае не намерен менять врача – несмотря на то, что полностью осознаёт, насколько сложна сейчас ситуация с его повторным переломом, он абсолютно доверяет доктору zyablikov,y и убеждён, что доктор zyablikov достаточно эксперт, чтобы найти решение возникшей проблемы…

Оглушённый Жан и сама кроткость Джерри сейчас напоминали бессмертную сцену из Гашека, когда Швейка с гарнизонной гауптвахты возвращают в родную часть, и тот внезапно предстаёт перед своим поручиком, который с ним мысленно давно уже распрощался, многократно перекрестившись.

«Швейк и поручик Лукаш смотрели друг на друга. В глазах поручика сверкали ярость, угроза и отчаяние. Швейк же глядел на поручика нежно и восторженно, как на потерянную и вновь найденную возлюбленную».

«Швейком», как уже понял проницательный читатель, был Хэкмен, а «поручиком Лукашом» – несчастный СЕО.

– Хорошо, Джерри, спасибо за доверие и понимание, – вымолвил наконец, последний. – Но, насколько я понимаю ситуацию, у доктора zyablikova нет решения…

Как это – «нет решения?» Чтоб у меня, да не было решения? Решение внезапно мелькнуло, как ночная молния, озарившая сгустившуюся тьму.

Все же доверие пациента – великое дело!

Я сказал, что надо сперва обсудить, и мы с Жаном снова пошли к нему.

Идея моя была элементарно проста – наложить аппарат Илизарова. Собственно, как такового штатного набора аппарата Илизарова в госпитале не было, были какие-то детали – пять полуколец неодинакового диаметра неизвестно, чьего производства, спицезажимы в виде болтов с дыркой, разнокалиберные стержни, какие-то «выводушки» и спицы различной толщины и жесткости. При большом желании из этого хлама можно было собрать какое-то подобие "Ilizarov's". Один раз я это сделал! И довольно успешно – в декабре 2014 года, тоже гражданину США с открытым переломом обеих костей предплечья. Падение с мотобайков стало тут настоящей травматической эпидемией… это был, пожалуй, первый случай наложения аппарата Илизарова в Камбодже, если не во всей Юго-Восточной Азии. Во всяком случае, никаких свидетельств, что кто-то раньше делал это здесь, у меня не имеется.

Таким образом, работал «закон парных случаев» – второе наложение аппарата Илизарова предстояло второму гражданину Соединённых Штатов Америки в условиях Королевства Камбоджа.

– А наркоз? – сурово спросил Жан. – Второго наркоза не будет.

– Какой наркоз, обойдётся! Под «крикаином» (от слова «крик»)! Ну – под местной анестезией, с внутривенной седацией, чтоб совсем уж на Великобелозерскую ЦРБ похоже не было (в Великобелозерской ЦРБ в 1999 году уволился единственный анестезиолог, поэтому я оперировал там строго под «местной», усиливаемой наркотиками и нейролептиками).

СЕО подумал минуту и дал «добро».

– Допустим, он согласится и у тебя все получится. А как тогда объясниться со страховой? Как убедить их в необходимости платить ещё (минимум) 40 тысяч за повторную операцию и пребывание пациента в госпитале?

– Это проблема… Я вас любил, как 40 тысяч баксов…

Мы вернулись к сгорающему от нетерпения Джерри. Я проинформировал американца о том, что решение имеется – русский Ilizarov's в травматологии – это примерно то же самое, что русский Kalashnikov's на поле боя – просто, дёшево, эффективно, victory guaranteed. Показал картинки.

– У меня есть электронный адрес моего бывшего пациента Кларка Бэрроу, Вашего компатриота, мистер Хэкмен. Кларк как раз Ilizarov's survivor, и вы можете войти с ним в контакт и выяснить все относящиеся детали…

Тут вступил Жан и проинформировал мистера Хэкмена, что никаких угроз звонками Президенту Соединённых Штатов Америки он больше не потерпит! И что необходимо избрать стратегию, как известить страховую компанию, чтобы она не отказалась покрывать расходы на Ilizarov's – а они будут очень велики!

– Это эксклюзивный, исключительно русский метод… – подпел я ему. – А, как вам известно, мистер Хэкмен, ваш мистер Обама в прошлом году ввёл санкции против России, сказав, что «придётся дорого заплатить за Крым»… соответственно, и за Ilizarov's американцам придётся теперь дорого заплатить!

Джерри в ответ на этот политический шантаж лишь снисходительно усмехнулся – мол, что такого нам, американцам за что-то там заплатить, испугали ежа голым задом… и ответил, что он в течение 20 лет платил круглую сумму за самую дорогую страховку, но ещё ни разу ей не воспользовался. Так что он не видит никаких проблем в покрытии счетов за его лечение, какими бы гаргантюанскими они не оказались.

Америкос был уверен, что мы не знаем слова «гаргантюанский», поэтому морда его сделалась вдвойне ехиднее.

– Тогда наша общая стратегия в отношении страховой компании будет следующая , – продолжал начмед . – Если мы пошлём им рипорт о том, как все действительно было, они, скорее всего, платить откажутся – либо ты сам употребил алкоголь, либо мы сами недосмотрели. Поэтому идея такая: мы тебя как бы выписываем сегодняшним числом, ты уходишь из госпиталя, заселяешься в отель, не пьёшь пива, а просто оступаешься на лестнице и падаешь на оперированную руку. Ломаешь её. Тебя привозят обратно, мы тебя госпитализируем и оперируем повторно. История для страховой компании…

Это было ловко придумано, но тут Джерри вдруг упёрся. Он негодующе засопел, побагровел, набычился, даже надулся, как в эпоху своей подкожной эмфиземы, только не комически, а угрожающе.

– Вы что, парни? хотите чтобы я факинг лгал?! Пусть лгу не я, а вы, но я тогда должен подтвердить вашу факинг ложь своей страховой компании, когда они мне позвонят?! Факинг запомните вы, двое – я гражданин Соединённых Штатов Америки! а не какой- то там факинг коррумпированный коммунист!!!

Такого взрыва негодования мне ещё никогда не приходилось видеть. Казалось, что пациент, несмотря на свежий перелом, вот-вот разорвёт нас на кусочки, а госпиталь разнесёт по камешку! Ни я, ни Жан не ожидали, что невинное, в сущности, предложение вызовет такой эмоциональный и негативный ответ, тем более, что «мистер Бомба» был сегодня сама шёлковость и комплайентность.

Вот и имей дело с этими американцами!

– Послушайте, парни, – немного успокоившись, произнёс Хэкмен. – Вы хотите получить ваши деньги – вы их получите. Я гарантирую это. Пишите в вашем рипорте все, как было – правду, правду и ничего кроме правды. Я сам позвоню в свою страховую компанию и все им объясню. Мы, американцы – нормальные люди. У всех есть свои недостатки и слабости. Nobody is perfect. На многое приходится закрывать глаза. Но ложь – ложь это смертный грех, парни. Так никогда нельзя поступать, если для вас что-то значит слово «грех»…

– «В чем сила, брат?» – спросил я Жана, когда мы с ним, понурив плечи, покидали палату мистера Хэкмена. – Вот скажи мне, СЕО- в чем сила? Вот мы с тобой считаем- сила в деньгах. А американец считает, что сила – в правде… в правде- и ни в чем ином, кроме правды…

Урок «вчёмсилы», преподанный нам чокнутым американцем, был полезен. Как он и обещал, страховая отнеслась с пониманием, и даже что такое Ilizarov's мне не пришлось им долго объяснять. Мой репорт они проглотили так же рутинно, как глотали все предыдущие репорты.

«В жизни всё не так, как в кино…»

На следующий день в госпитале Ах Куонг состоялось историческое событие – наложение аппарата Илизарова гражданину Соединённых Штатов Америки.

Использовалась классическая «методика Великобелозёрской ЦРБ».

Джерри вкатили в операционную на ортопедической койке. Пациент уже был после слоновьей дозы премедикации в виде внутривенной инъекции 40 мг раствора диазепама и 20 миллиграммов морфина сульфата внутримышечно. Чанда вдул ему пропофола по вене, и я провёл самую толстую и длинную спицу через мыщелок левого плеча во фронтальной плоскости. За эту спицу, закрепленную в полудуге, я его и подвесил (все ортопедические кровати были оснащены балканскими рамами). В качестве груза использовали пластиковые бутылки, наполненные водой. Плечо хорошо растянулось на 10 килограммах, сделали контрольные снимки ЭОПом – вроде бы отломки, осколки и пластина встали неплохо. Дальше я накачал его плечо 1% раствором лидокаина и пошёл просверливать спицами через оба отломка. На спицы одели стерильные салфетки со спиртом и прижали их заготовленными накануне резиновыми пробочками от флаконов с антибиотиками.

Всё это время Джерри блаженно посапывал и причмокивал, никак, даже гримасой не реагируя на мои действия.

Затем я смонтировал аппарат Илизарова из двух центральных колец и двух периферических полу и 3/4 колец, закрепил на них спицы, соединил стержнями и закрутил гайки. Деталей вполне хватило…

– Сэр, – вдруг услышал я и поднял голову. Возле меня стояли невероятно строгие Аниса и Иммада вместе со вторым пилотом. – Сэр, мы полагаем, что Вы пьёте алкоголь в течение полёта, в то время как это противоречит политике авиакомпании "Malindo Air"…

– И что из этого следует? – опешил я. (Либо кто-то настучал, или увидели на видеокамеру…) – Я никакой политике не противоречу! Я вообще всю жизнь стою вне политики. Я просто пью алкоголь в течение полёта.

– Значит, сэр, вы подтверждаете, что пьёте алкоголь в течение полёта? – уточнил второй пилот.

Прозвучало зловеще. Чёрт их знает, в этой хронически непьющей авиакомпании – может быть, алкоголь строжайше запрещён, надо было получше ознакомиться с правилами. Как бы меня не штрафанули ещё! Не лучше ли отказаться, пока не стало поздно? Русская привычка никогда никому ни в чем не сознаваться сейчас бы оказалась весьма кстати. Живя за границей, русские привычки теряешь быстро, как будто бы не собираешься возвращаться в Россию. Как говорится, «с волками жить – по волчьи выть». Но ведь Джерри Хэкмен, которого я вспоминал весь полёт, завещал никогда не лгать, а «правду, правду и ничего, кроме правды»…

– Да. Я подтверждаю, что пью алкоголь в течение полёта! – скрепился я.

– В таком случае, сэр, от имени капитана Вадуда и в соответствии с внутренними регуляциями авиакомпании ”Malindo Air”, я прошу вас прекратить пить алкоголь в течение полёта. И предлагаю добровольно сдать мне остатки, чтобы капитан был уверен…

Второй пилот говорил напористо, но как-то не очень убедительно. Не похоже, чтобы у них на борту действовали эти драконовские законы – индомалайцы все равно не пьют, а европейцы этим маршрутом не летают.

«На понт берут… Джерри просто разнес бы их тут на кусочки, попробовали бы ему запретить пить…»

– Но я же не нарушаю никаких регуляций! – возразил я. – Мне есть 21 год и я приобрел этот алкоголь законно, в «Дьюти фри» аэропорта Почентонг – вот упаковка, а вот кассовый чек. Более того, я предъявлял свой алкоголь сёрчерам в аэропорту Куала Лумпура, при посадке в ваш самолёт. Теперь это – мой собственный алкоголь, разрешённый в самолёте, и я использую его строго по назначению!

– Сэр, мы не оспариваем законность приобретения вами алкоголя в международной сети розничной торговли «Дьюти фри». Мы не оспариваем законность того, что вы пронесли купленный вами алкоголь на борт. Мы оспариваем факт употребления алкоголя во время полёта! – всё время со мной разговаривал второй пилот – невысокий, щуплый мужичок-южноазиат с большим нососм и выступающими углами нижней челюсти, которому не помешала бы стрижка. Аниса и Иммада грозно безмолствовали позади него, яростно сверкая на меня своими прекрасными глазами с поволокой и оборонительно скрестив нежные руки на высоких грудях.

«Мы так в вас разочарованы, zyablikov», – говорил вид обеих девушек.

– Я не понимаю, почему вы оспариваете факт употребления мною алкоголя во время полёта? – возразил я. – Я же его не оспариваю – как говорится, «пили, пьём и будем пить!

– Но, сэр! Во-первых, употребляя алкоголь в течение полёта, вы станете пьяным…

– Кто? Я? Я – zyablikov?! Я стану пьяным? С фига ли? одной поллитры?! – я привстал в кресле всеми своими 180/120 (см/кг), набычившись изо всех сил – и хилый патлатый индомалаец мгновенно увял. Он понял, что мне ничего не стоит разнести весь самолёт по винтику, несмотря на высоту в 10 000 метров и океан внизу.

– Если человек пьёт алкоголь, то он становится пьяным…

– Чего? Каким таким «пьяным», офицер? Да мне, чтобы стать пьяным, по-хорошему литра два надо, да не виски, а водки палёной! А сейчас я не пьяный, а «выпимши», и собираюсь закончить полёт в точно таком же состоянии, в этом кресле! «Пьяный!» – бушевал я. – Это вы, азиаты, чуть пробку нюхнули, и пошли столбы считать… а я – врач, ортопед, лечу на международную конференцию, и мне нужно, для ясности мыслей, понятно? Русо дотторе, клиатва гиппократен!!

– Но ваши соседи могут быть против…

– Соседи? Какие такие «соседи»? Кто – эти? – я указал на пожилую вьетнамскую пару, сидевшую от меня слева. – Соседи! Вы против, чтобы я пил алкоголь в течение полёта? – обратился я к ним.

Вьетнамцы с широкими улыбками мирно развели морщинистые ладошки в стороны – оба не понимают по-английски…

– Какие ещё есть ваши вопросы ко мне? Я знаю свои права, я – гражданин Российской Федерации!! Я сейчас запишу наш разговор на диктофон и отправлю его на сайт ов зэ Кремлин, чтобы моего Президента информировали о том, что здесь происходит!

Второй пилот и стюардессы на этом и ретировались, не желая связываться с моим Президентом… а я ещё раз с невыразимой благодарностью вспомнил Джерри Хэкмена. Нам, русским, надо не тягаться с американцами, у кого ядерные боеголовки дальше летят и громче взрываются, а учиться у них чувству собственного достоинства и умению отстаивать свои права в любой ситуации. Тогда и выражение «правда, правда и ничего, кроме правды» перестанет казаться нам столь пугающим!

Поле битвы, таким образом, осталось за мной и алкоголем. В плоскаре плескалось ещё грамм 70 «Джим Бима». До пункта назначения оставалось всего 257 миль – меньше часа лёта. Можно было допить и начать настраиваться на прибытие в Дели.

Я сходил в туалет, поуринировал и заглянул в закуток стюардесс. Они сидели там вчетвером – Аниса, Иммада и ещё две девушки с правого борта. Я испустил самую обворожительную из своих улыбок и попросил стаканчик содовой, но неожиданно получил в ответ отказ.

– Простите, сэр. Но вы пьете алкоголь!

– Употребление алкоголя в полёте противоречит внутренним регуляциям авиакомпании…

– Вы должны были спросить разрешения, прежде чем распаковывать алкоголь в салоне!

Все четверо гурий уставились на меня фуриями, негодующе сверкая глазами. Как же сильно разочаровал я этих прекрасных созданий! Их взгляды были исполнены высокомерия и презрения, а так же удивления – как это ещё пол авиалайнера не разверзся под моими ногами?!

– Да, я пью алкоголь… потому, что я – алкоголик… – униженно пробормотал я. – Меня зовут zyablikov и я – алкоголик… И вот, как раз для питья алкоголя мне нужна содовая, ибо таковы правила питья алкоголя…

– Но сэр, раз вы пьете алкоголь и отказываетесь от сотрудничества с экипажем, мы, в свою очередь, отказываем вам в обслуживании на остаток полёта! – с торжеством объявили мне.

Точно, своим питьем алкоголя во время полёта я оскорбил в них самые лучшие чувства…

– Девушки… – опешил я. – Объясните мне, наконец, почему взрослому пассажиру нельзя пить алкоголь в течение полёта?

– Если пассажир пьёт алкоголь в течение полёта, он становится пьяным!!! А пьяному пассажиру нельзя находиться в салоне самолёта авиакомпании "Малиндо Эйр"! – торжествующе воскликнули гурии.

– Странные у вас правила в вашей «Малинде!» – поняв, что терять мне нечего, я перешёл от обороны к нападению. – Я летал «Катарскими авиалиниями», летал «Вьетнамскими авиалиниями», летал «Норд-Виндом», летал «Ютэйром» – везде можно, а у вас нельзя. Это нарушение моих прав!!

– Простите, сэр, но такова политика авиакомпании…

– Наши пассажиры никогда не пьют алкоголь!

– Вообще никогда нельзя распаковывать алкоголь в салоне…

– Выйдите из самолёта и пейте себе алкоголь, сколько хотите…

Чёрт бы вас всех побрал, бабы! Фиг я вас возьму с собой в Гоа! Мне ничего не оставалось делать, как возвращаться. Принимать виски, не запивая его содовой, претило моей тонкой душевной организации. Но ничего не оставалось делать – не привозить же недопитую бутылку в Дели, этот древний город…

Я сел на место, вынул плоскарь с остатками бурбона, взболтал и демонстративно собрался хлебнуть из горла – нате, пусть весь самолёт видит, как русский доктор пьёт алкоголь в течение полёта!!! Но кто-то очень робко тронул меня за левый локоть. Это был сосед – вьетнамец. Он протягивал мне стаканчик, на 2/3 наполненный прозрачной пузырящейся жидкостью.

– Soda. Take this,– сказал он. – Be comfortable. Are you Russian?

– Thanks a lot, comrad! Yes, I am Russian!

– Вотка беспива теньги на ведер, – старательно выговорил мой сосед. – Я работал… фор… четыре года в Советском союзе. Drink, товарищ.

– Спасибо, товарищ! Спасибо, друг и брат!!

«В чём же сила, брат?»

–

-7-

16.30 IST (UTC+5.30) 06/07/18

В Дели, в огромном аэропорту им. Индиры Ганди весь пол был застелен коврами, что не могло не привести в восхищение. Перед паспортным контролем висела растяжка – «Добро пожаловать в Индию – страну сбывающихся надежд!» Моя месячная виза оказалась в полном порядке. В обменнике меняли доллар к рупии по курсу 1:63 (как российские рубли в описываемое время), и я сразу обменял пару сотен. Дальше мне пришлось получить свой чемодан и перейти в «доместик эрлайнз», ибо от Дели до Чандигара предстояло лететь уже на кукурузнике авиакомпании “Vistara”. А багаж с международных на внутрииндийские линии они не перегружали. Что тут сказать – это Индия, детка! Кстати, время в Индии на 2.30 отличается от московского, и вообще от любого времени на 30 минут, ибо во всех часовых поясах перепрыгивают сразу на цельный час. И это время подходило уже к 10 часам вечера. До вылета оставалось почти что 7 часов. Я захотел было прокатиться на такси по вечернему Дели – с детства мечтал увидеть Кутубову колонну из химически чистого железа – но с чемоданом было не с руки. Сдать его было решительно некуда – камеры хранения в аэропорту наглухо отсутствовали. Да и страшновато было одному, на ночь, глядя на случайном такси переться в сердце Индии, имея всего несколько часов в запасе…

«Нарвусь ещё на бомбилу», – подумал я и отказался от этой затеи.

Ковров тут уже не было, мало того – в «доместике» отсутствовали и ВИП-залы ожидания, так что мне пришлось братски тесниться с индийским народом в креслах в общем зальчике, в котором не было ни буфета, ни сортира. Индийский народ в зале производил довольно жалкое впечатление людей, у которых нет крыши над головой, поэтому они ночуют в аэропорту или на вокзале. Я с замиранием сердца надеялся уже здесь «пересечься» с коллегами-россиянами, но в зале не было иностранцев, кроме меня. При попытке покинуть зал, мне каждый раз приходилось объясняться с угрюмым сержантом в форме с надписью «CISF», вооруженным автоматической штурмовой винтовкой М16, которая на нем казалась игрушечной. Здоровенный сарж, которого я подобострастно называл «офицер», каждый раз придирчиво проверял мои паспорт и билет, что немного нервировало.

Аэропорт вообще кишел вооруженными униформистами, что наводило на грустные мысли.

(CIFS – это всеиндийские силы безопасности на объектах промышленности и в аэропортах, как я выяснил позже).

Разогнать их (мысли) не было никакой возможности – спиртного в «доместике» ни капли… давясь, съел какую-то местную крошку-картошку, обильно начинённую специями типа шафрана, тмина и имбиря.

Здесь было намного прохладнее, чем в Куала Лумпуре, всего +19 – хоть какая-то радость для белого человека, измученного тропическим климатом…

Ночью внутрииндийские рейсы не летали – самым первым шёл мой в 05.10 на Чандигар. В самом зале ожидания публика, как я уже писал, была неинтересная и какая-то малоимущая, что, впрочем, не помешало мне подремать наяву в сидячем положении ( под охраной вооруженных сизфовцев я мог не беспокоиться за чемодан). Интернет работал только для местных (с индийскими сим-картами), так что можно было и тут расслабиться.

Ибо я совершенно протрезвел, «Джим Бим» из меня полностью выветрился, Интернет не работал, до посадки оставалось три часа, вокруг были одни индусы, на выходе – автоматчики… и мне ничего не оставалось, как снова погрузиться в воспоминания…

–

-8-

19.00 IST (UTC+5.30) 06/10/18

Итак, в октябре 2014 года всё оказалось проще, чем я думал. Первый же госпиталь в Пном Пне, в который я обратился, взял меня на работу! Владельцем был кхмер, господин Соха Вути, а заправлял всем Жан Банашак – поляк, учившийся в Советском Союзе в Харьковском мединституте. Его вообще-то звали «Ян», но мужик почему-то стеснялся своих славянских корней. К тому же, он прекрасно владел французским – выучил его в мединституте от каких-то алжирцев, своих соседей по комнате. По специальности Жан был, как я уже писал, ЛОРом, причём, очень квалифицированным.

Русским он тоже владел очень хорошо, как родным – на нём мы с ним и разговаривали. Чуть хуже – английским. Попал Банашак в госпиталь по личному знакомству с Сохой – тот учился вместе с ним в Харькове и они дружили ещё со студенческих времён. Соха, поучившись и пожив в СССР, не доверял кхмерам, стараясь брать на работу если не бывших советских врачей, то хотя бы европейцев, поэтому полностью вручил госпиталь Жану, практически не вмешиваясь в его распоряжения.

Жан тогда с любопытством меня принял и выслушал, посмотрел мои документы, сразу не ответил ни положительно, ни отрицательно – мол, ну, не знаю… походите ещё по другим госпиталям, подумайте. Понятно – нет рекомендаций… по бумажкам, допустим, я не букашка – а на деле? Пока не проверишь, верить нельзя! Разумеется, никуда я ходить не стал, а приехал в Ах Куонг снова и снова. Возьмут – там видно будет, не возьмут – вот тогда и поеду в другие госпитали…

Наконец, Жан «перетёр» с Сохой и уступил – меня взяли! У них в штате был постоянный онколог д-р Вульф (немец), непостоянные хирург д-р Ариди (итальянец) и кардиолог д-р Шарипов (узбек) – все мужчины. Остальные были кхмерами – анестезиолог д-р Чанда, рентгенолог д-р Дара, инфекционист д-р Дина, нефролог д-р Сованди (тоже мужчины), педиатр д-р Ниари и гинеколог д-р Ватана (женщины). Был сперва у них русский анестезиолог, даже владел проводниковой анестезией (ему бы он проводить наркоз у Джерри Хэкмена), но тот, мигом ошалев от тропического климата и безграничной свободы, немедленно впал в запой и был уволен. Травматолога вот никогда не было, хотя в своё время Соха закупил «матчасть» для операций и ортопедические кровати. Всё это простаивало уже несколько лет, постепенно портясь в жарком и влажном климате, хотя на 4 этаже был отлично оборудованный оперблок из 3 операционных. В одной оперировал Жан, другая предназначалась для хирургов и гинекологов. А третью отдали мне.

Условия были такие – $2000 в месяц независимо от нагрузки, плюс 10 процентов бонус, если я за месяц заработаю для госпиталя больше 50 тысяч долларов. Имелось в виду, что эта сумма покроет все расходы – зарплату коллегам-смежникам, медсёстрам, расходники, лекарства, воду и электричество. Плюс, на развитие госпиталя и интерес Сохе.

В России у меня на ставку в поликлинике с ночными дежурствами в больнице еле набегало ₽40 000 в Подмосковье, причём, за 27 лет работы я никогда не мог понять, за что именно мне платят – за «часы» или за сделанную работу, и почему платят так мало? С «левыми», конечно, выходило ₽ тысяч эдак до 80, но я никогда не мог брать «левые» без внутреннего негодования – почему я должен делать это потихоньку (хоть и делясь с коллегами и медсёстрами), а не в открытую?! И почему брать именнно столько, сколько дадут, а не столько, сколько я посчитаю справедливым?! Ответов на эти вопросы не было, понятное дело, да и некому их было задавать – поймают со «взяткой», посадят, вот и все ответы.

Здесь же всё это было официально, открыто и прозрачно, за конкретно сделанную работу. Бумаг мы с Жаном никаких не подписывали – состоялся устный договор, условия которого можно было менять по согласию сторон и разорвать в любой момент даже без предварительного уведомления.

К бонусам относилось и то, что Соха поселит меня на вилле и не будет ничего брать за проживание, газ, электричество и воду. А так же оплатит мне бизнес-визу ($280 в год).

Американские доллары, наряду с кхмерскими риэлями, были официальным платёжным средством в Королевстве. В них мне и платили зарплату. По курсу октября 2014 года $2000 было равно ₽80 000, а потом ₽120 000 и даже больше. А местный риэль шёл 4100:1 доллар.

$2000 для Камбоджи были очень большими деньгами – как я уже писал, алкоголь тут (причём, оригинальный, намного более качественный, чем в России, стоил в 4 раза дешевле), а другие продукты были ничуть не дороже (в основном, дешевле), но намного качественнее. Если брать с рынка, то вообще копейки. Плюс, имелась масса продуктов, которые в России вообще не продаются, например, тропические фрукты, свежие (свежевыловленные) рыба, креветки, моллюски, устрицы…

Короче, ударили мы с Жаном по рукам и 23 октября 2014 года я приступил к работе. Немного хромал мой медицинский английский, но я быстро его выправил – пошёл в студенческую библиотеку при местном мединституте в Сен Соке, взял несколько учебников по специальности, проштудировал и ликвидировал все свои пробелы.

Больных долго ждать не пришлось. Если для рядовых кхмеров у нас считалось дорого, то для туристов, экспатов и богатых кхмеров – нет, а я, как уже писал, стал единственным евроатлантическим ортопедистом (вообще-то ортопедом, но тут говорили – «ортопедист») на всю Камбоджу. Моими пациентами становились люди самых разных национальностей – в основном, европейские и американские туристы и экспаты. Лечить их почему-то было намного приятнее, чем русских. Всё сносящего на своём пути, отупляющего и обессиливающего, постоянного потока больных тут, конечно, не было, но в моих палатах перманентно лежали 3-4 пациента и я оперировал не реже 2 раз в неделю, плюс амбулаторные (поликлинические) случаи. Дольше 2-3 дней никто не лежал, но в эти 2-3 дня я так с ними выкладывался, что в те редкие промежутки, когда больные заканчивались, я блаженно бездельничал, осознавая приятную трудовую усталость.

Помимо чисто травматологических операций, я делал и нейрохирургические, в том числе на позвоночнике, к которым в России меня «не допускали». 20 лет я ждал этой возможности… точнее, уже и не ждал… и теперь мог, наконец, полностью реализовать свой творческий потенциал.