Странная игра

На работе Игорек уже почти освоился: престижный отдел в заводоуправлении, люди доброжелательны, начальник благосклонен, обязанности необременительны — что еще нужно вчерашнему выпускнику ВУЗа, чтобы начать свою трудовую деятельность и, соответственно, строительство карьеры, которая, как полагал Игорек, в нынешнее «безблатное» время и при его-то «красном» дипломе, будет если и не головокружительной, то весьма успешной. А что оклад, прямо скажем, невелик, так это только поначалу. Надо лишь показать себя! Ведь сказали же «хозяева» (а они были и в самом деле хозяева, скупившие завод «на корню»), что будут ХОРОШО платить тем, кто того стоит.

Благодаря своей общительности и природному оптимизму Игорек довольно быстро и легко, как почти все, что ему удавалось в жизни, сошелся с остальными работниками своего отдела, благо их было всего ничего: две женщины, одна старше другой. Они и в столовую ходили все вместе, дабы не просто предаться угрюмому и сосредоточенному поглощению пищи, но и приятно провести время хорошенькой компанией не в рабочей и напряженной обстановке, а в легкой и непринужденной беседе.

Хотя, стоит заметить, что так случалось не всегда, поскольку женщины, будучи «добытчиками» в доме (как сейчас это водится), время от времени отправлялись в обход по близлежащим магазинам и успевали-таки в течение обеденного перерыва (что никак не укладывалось у Игорька в голове) присмотреть и купить почти все, что им было необходимо, притом не позабыв где-нибудь перекусить.

Вот и в тот злополучный день они отправились на обед не полным составом, а с Любовью Викторовной, старшей из сотрудниц, которая годилась ему в матери, но, тем не менее, была, в пример многим, нраву добродушного и веселого. Риточка же, та что помоложе, успела испариться в неизвестном направлении еще до начала обеденного перерыва.

Слегка задержавшись, в столовой они оказались не ко времени: несмотря на то, что простые работяги уже давно пообедали, там было полно народу. За разговором они незаметно провели время в очереди у раздачи, но когда они вышли в обеденный зал, там, к их великому огорчению, не оказалось свободных столиков.

«Ну-у, сегодня что-то небывалое», — молвила Любовь Викторовна, остановившись посреди зала и нерешительно глядя по сторонам.

«А пойдемте вон туда, к окну», — сказал Игорек и сам направился к столику за которым сидели двое: седоватый, одетый как на парад пожилой мужчина и слегка расфуфыренная дама неопределенного возраста.

По их виду и манере держать себя можно было легко догадаться об их принадлежности не к разряду «простых клерков», а к «высшему руководящему звену». Впрочем, обо всем этом Игорек подумал уже позже.

Любовь Викторовна, посмотрев в указанную сторону, заколебалась, потом неохотно, но все же последовала за Игорьком, бодро шагающим, как это обычно говориться, «навстречу судьбе». Между тем, седоватый господин и его манерная дама вовсе даже не обедали, а, положив свои папку и сумку на стол, о чем-то беседовали и играли в какую-то странную, невиданную доселе Игорьком, настольную игру, заключавшуюся в поочередном передвижении пластмассовых фишек пирамидальной формы, по бумажной, ярко раскрашенной схеме.

«Здравствуйте», — как можно более приветливо и с едва уловимым оттенком подобострастия произнесла Любовь Викторовна, ставя свой поднос на самый край стола, рядом с подносом Игорька.

«Извините, что побеспокоили вас: все столы заняты».

Однако, седоватый господин и его собеседница не удостоили их особым вниманием. Метнув на них сердитый взгляд, они продолжили свое занятие, не меняя позы и даже не передвинув вещи.

Вкусивший в столичном городе «общественного демократизма» и не обладающий многими комплексами, присущими старшему поколению, Игорек, молча, слегка отодвинул папку господина, толкая ее своим подносом, что бы хоть как-то его установить. Произведенное им действие вызвало взгляд, полный злобного раздражения со стороны седого франта и побудило даму все же сдвинуть свою сумочку на незначительное расстояние, давая возможность пристроиться и Любовь Викторовне. Однако же теперь им перестало хватать места для игры, в то время, как чувство собственного достоинства и чего-то еще не позволяло им убрать со стола упомянутые предметы и, тем самым, пойти на дальнейшие уступки.

Дама слегка развернула бумажную схему игры и некоторые из фишек упали. Седоватый господин, что-то тихо и злобно ворча, начал их расставлять, но, зацепив рукавом пиджака за свисавший со стола уголок бумажного листа, снова уронил несколько штук, причем две из них — на пол.

Тут словно бес Игорька попутал.

«А вы бы в шашки сыграли. В них удобнее: они не падают», — произнес он непринужденно и по детски непосредственно.

Секундой позже, бросив взгляд на обмершую и побледневшую Любовь Викторовну, он понял, что совершил великую глупость, но поправить что-либо, по всей видимости, уже было невозможно.

Лицо престарелого франта исказилось в злобной гримасе и приняло слегка зеленоватый оттенок, на фоне которого глаза, казалось, совсем побелели. Дама же, напротив, побагровела и ее, и без того пышная, прическа стала еще выше. Негодующим жестом она схватила сумочку со стола и резко встала. Губы ее шевелились, но до Игорька доносился лишь звук, смутно напоминающий змеиное шипение.

Седоватый господин, с трудом сдерживая себя, судорожным движением сгреб фишки со стола и сунул их в карман пиджака, затем вскочил, схватил папку и схему игры и, пригласив жестом свою напарницу следовать за ним, ринулся по проходу вдоль зала, но сделав несколько шагов, вернулся к столику, который только что покинул, и, нависнув над ним как скала, зло прошипел: «Шашки, говоришь!!! Ну-ну…».

О том, что бы полноценно насладиться долгожданным обедом, теперь не могло быть и речи. Игорек с еще более побледневшей Любовью Викторовной молча ковырялись в своих тарелках, ожидая «взрыва». Ждать им пришлось не долго. Он «прогремел» за одной из разделявших зал на две части облицованных деревом квадратных колонн, куда скрылась разъяренная парочка и, видимо, уселась за освободившийся к тому времени столик.

Внезапно послышались громкие голоса, шум резко отодвигающихся стульев, старичок выскочил в проход между столиками, оставаясь, тем не менее, по другую от ряда колонн сторону, и, жестикулируя, гримасничая и брызгая слюной, начал визгливо кричать все то, что он думает об извращенных нравах и хамском поведении современной молодежи вообще, и Игорька в частности. Из-за спины, так же визгливо, вторила его спутница. Откуда-то сбоку появился такого же вида краснолицый дяденька, то же, очевидно, принадлежавший к «касте неприкасаемых», и стал советовать все более «расходившемуся» коллеге выяснить и записать «что это за субчик такой взялся» с тем, чтобы дать ему, Игорьку, «урок хорошего поведения».

Игорек, а вместе с ним и Любовь Викторовна, теперь уже окончательно забыли о еде и готовы были провалиться сквозь землю. Игорьку пришла на ум история кота Бегемота, который, будучи еще мальчиком-пажем, неудачно пошутил и что из этого вышло…

Они так и сидели истуканами и не тронулись с места, пока представители «элиты» не удалились и шум не улегся. До своего кабинета они шли как пришибленные, озираясь и слегка пригнувшись, словно под прицелом невидимого врага.

Остаток дня тянулся тоскливо. Игорьку не только не хотелось работать — ему не хотелось жить. Немного поразмыслив, он понял, что ему пока ничего не остается, как продолжать заниматься тем, чем он занимался до этого и просто ждать последствий, которые, с его точки зрения, должны были обрушиться на его голову с минуты на минуту. Что касается Любови Викторовны, то к концу дня она «поотошла», но так и не могла вспомнить, где она видела этих людей и какие должности они занимают. Тем не менее, она была твердо уверена в том, что они откуда-то «оттуда», т. е. с самого верха и Игорек пришел к окончательному выводу, что на карьере его можно было смело ставить большой жирный крест, по крайней мере, здесь, на этом предприятии, в этой фирме.

«С одной стороны, — думал он, — меня, под благовидным предлогом, могут с треском выгнать отсюда в любой момент, но с другой стороны — было бы глупо увольняться самому».

После недели мучительных раздумий и кошмарных снов он решил нанести «упреждающий удар» и самому поставить себя в такое положение, когда ему терять было бы уже практически нечего. Ценой невероятных усилий ему удалось добиться перевода из управления в цех на должность простого слесаря-ремонтника. Сказать что все, кто об этом узнал, были удивлены, значит сказать не точно. Однако Игорька, в данной ситуации это вполне устраивало: чем-то навредить ему было уже практически невозможно (разве что совсем уволить, но кому это надо?), и это было самое главное.

Он рассуждал, что то обстоятельство, что заработок его снизился почти вдвое, вполне компенсировалось обретаемым душевным спокойствием. И с этим трудно было не согласиться.

«Пока пусть будет так, а потом посмотрим», — думал он, бодро шагая утром на работу в потоке таких же, как и он сейчас, простых работяг. Мало-помалу, он втянулся в работу, ему даже начало это нравиться и ему казалось, что спроси его сейчас кто-нибудь насчет того, сожалеет ли он о том, что сделал, он, не покривив душой, ответил бы что нет. Особенно его поразили люди, с которыми он работал. Он и не подозревал, что под их внешней грубостью и неотесанностью может скрываться такая душевность. В общем, через месяц-другой у Игорька настолько все наладилось, что ему стало казаться, что так было и так будет всегда…

То, что разбило это хрупкое равновесие и, теперь уже надолго, выбило его из жизненной колеи, случилось весной, когда солнце уже заметно грело, небо было ослепительно синим, кругом бежали ручьи и жить хотелось как никогда.

Игорьку как раз вздумалось немного поболеть. Не то, чтобы вздумалось, просто каждый год, именно в такую вот пору, его обычно «валила» какая-нибудь заурядная простуда, с которой до этого организм его успешно боролся в течение всей зимы.

В один вот из таких погожих дней он пришел на очередной прием к врачу в заводскую поликлинику, которая находилась тут же, возле проходной, рядом с той самой злополучной столовой. Отсидев больше часа в очереди к врачу и имея намерение «утрясти» еще кое-какие дела, он решил не идти на обед домой, а пообедать в столовой, благо она находилась под боком.

Время было полуденное и, к его огорчению, там оказалось полно народу. Игорек заметил эту парочку когда, с трудом найдя себе место в самом углу зала, уже принялся за первое. Они сидели почти на том же самом месте, где Игорек их увидел впервые и, что было самым удивительным, были заняты тем же самым, то есть играли в свою странную игру.

Игорька словно ударило током. Он поперхнулся, уронил ложку в тарелку и замер с повисшей в воздухе рукой, шокируя тем самым и своих соседей по столику. Придя в себя, он извинился и, делая вид, что продолжает обедать (вкуса пищи он уже не чувствовал), начал наблюдать за своими обидчиками. Они же явно никуда не торопились, вели себя абсолютно как в прошлый раз и, казалось, поджидали очередную жертву. Однако на этот раз к ним никто не подсаживался. Видимо, какое-то внутреннее чутье подсказывало людям, что этого не стоит делать.

Когда поток желающих пообедать несколько схлынул и в зале появилось много свободных мест, они свернули свою игру, встали и направились к выходу. Игорек вскочил и, оставив на столе все как есть, пошел за ними, желая проследить их путь.

Идти пришлось недолго — до дверей заводоуправления, за которыми они и скрылись. В той смеси чувств, которые испытывал Игорек все более и более выкристаллизовывалось одно из них — чувство любопытства.

То обстоятельство, что Игорек был на больничном и ему не нужно было ходить на работу оказалось как никогда кстати, и на следующий день, в это же время, он снова пришел в столовую. Как оказалось — пришел не зря: сцена, которую ему довелось увидеть повторяла, почти один к одному, то, что случилось когда-то с ним. Только на этот раз жертвою «игроков» стали двое каких-то молодых людей, которых Игорек тоже ни разу не встречал.

Ждать чего еще Игорек уже был не в силах. Он перехватил этого старого шута, когда тот сдавал пальто в гардероб заводоуправления.

Игорек просто встал перед ним и сказал: «Здравствуйте, это я. Вы меня узнаете, не так ли?»

«Ба-а, ты посмотри кого я вижу!» — вскричал старичок, к изумлению Игорька, почти радушно, как старому знакомому.

«Знаю-знаю, что ты удумал. Ну садись, поговорим».

И он вальяжно уселся в одно из кожаных кресел, стоящих в холле вперемежку с фикусами.

«А ты знаешь, у меня сегодня удачный день,» — похвастался он устроившемуся в соседнем кресле Игорьку.

«Знаю. Я видел,» — угрюмо ответил тот.

«И как часто это случается?»

Старичок хмыкнул.

«Редко».

И добавил после паузы: «Ну сам посуди, чем еще можно потешить себя когда приезжаешь в вашу дыру? Ну дашь „разгон“ вашим директорам, а дальше что? Скучно».

Игорек даже и не знал, что сказать на это. Помолчали.

Наконец он спросил: «Что было бы, если бы я сам не ушел с этой работы?»

«А-а, — оживился старичок — это вопрос особый. Обычно я ничего не делаю. Мне просто интересно проследить, как человек себя поведет. Хотя, иногда, кое-какие рычажки приходится все же нажимать, чтобы подстегнуть, опять же, ради интереса. Ты, например, сам для себя выбрал, что делать дальше…»

Он поднялся.

«Ну ладно, счастливо оставаться. Сегодня я уезжаю. Молодец, что подошел поговорить. Определенно, у меня сегодня удачный день».

И он ушел.

А Игорек еще долго сидел, почти не двигаясь, целиком уйдя в себя, пытаясь переварить все это и, все же, докопаться до глубинного смысла этой странной игры.

_{Декабрь 2000 г.}