Странник (ЛП)

РАССКАЗ

Руку стиснула мясистая ладонь, сомкнув пальцы на его дрожащей конечности.

— Ты будешь держать рот на замке, малыш, — прогремел Бильгрен, — или я врежу тебе кулаком, а потом надаю сапогом по заднице.

— Действительно, — раздалось бархатистое шипение Торлика. — Ты не расскажешь никому про эту ночь, внебрачный сыночек, а не то я сделаю тебя своим новым любимцем, мой милый.

Мерис резко встряхнул темными кудрями. Раньше бастард встретил бы их угрозы холодным напоминанием о наказании, которое последует, вздумай они перечить отцу, но в этот раз он просто не мог.

Только не после этой ночи.

— Я н-не скажу! — пообещал он. — Во имя всех богов на небесах!

— Убирайтесь, — буркнул Дрекс со своего места в противоположной стороне комнаты. Струйка дурно пахнущего дыма сочилась у него изо рта, где, как крюк, засела большая курительная трубка. — Не видите, что парень и так достаточно напуган?

Сделав грациозный жест, Торлик со вздохом ушел, а Бильгрен сильнее сжал ладонь, оставляя следы на руке Мериса, и только потом убрался из комнаты, остановившись лишь чтобы забрать прислоненный к стене грозный меч-цеп. Мериса всегда пугал этот клинок — меч с тяжелым цепом, крепившимся к оголовью — и он испытал облегчение от того, что оружие и его хозяин покинули комнату.

Мерис остался наедине с Дрексом, и это немного успокоило десятилетнего мальчика. Дрекс Краснобород приходился ему почти что дядей, и был человеком, усыновившим большую часть своих бастардов. Видимо, по этой причине незаконнорожденный сын Дарена Грейта[1] испытывал к нему симпатию. Дрекс даже обучал его основам боя с топором вдобавок ко владению мечом. Конечно, он…

— Сэр Краснобород, мой отец ска… — начал Мерис, но тут же замер, заметив в глазах Дрекса проблеск гнева. Мальчик видел, что тот был в бешенстве из-за событий прошлой ночи. Абсолютная и беспощадная жестокость разозлила его так же сильно, как напугала Мериса.

Дрекс выпустил толстое неровное кольцо дыма и вытащил трубку изо рта. Дым сделал потолок особняка Грейтов чернее лишь чуть-чуть.

— У твоего отца хватает проблем посерьезнее, — произнес лесоруб. — Гараск, твой дед, был убийцей, а?

Мерис содрогнулся. Он вспомнил детей, которых видел в подвале Гараска, высохших и почерневших до неузнаваемости.

— Просто иди в постель, парень, — сказал Дрекс. Он провел точильным камнем по лезвию своего топора, на котором — увидел Мерис — все еще оставалась кровь. — Я поговорю с Дареном, когда он вернется.

Мерис кивнул. Его била дрожь, и он растер руки ладонями.

— К-куда он пошел? Я-я-я хотел… хотел…

Что же он хотел? Он уже не сможет смотреть на отца по-прежнему, только не после прошлой ночи. Все эти дети… Разве кто-то может увидеть такой ужас в столь юном возрасте? Мерис чувствовал себя так, будто за одну ночь постарел, а его коленки все еще дрожали.

— У Дарена есть над чем подумать, — сказал ему Дрекс. — Попробуй зарезать собственного отца и расскажи мне, каково это… Неважно, что там с ним случилось, но это нелегко. Иди в кровать.

— Н-но…

— В кровать! Или мне тебя силком тащить? — он с угрозой взялся за топор.

Мерису не нужно было повторять дважды.

Когда он шел через зал в свою комнату, в семейном особняке Грейтов было холодно. Прежде каждый раз, глядя на яркие гобелены, изображавшие охоту и славные победы, глядя на стойки с доспехами, на скульптуры фантастических зверей и на позолоченное оружие героев, Мерис испытывал теплоту и гордость.

Теперь весь огонь ушел из этого дома. События этой ночи открыли ему глаза. В мире, где происходили такие ужасы, героизм казался глупой и устаревшей идеей.

И еще раз Мерис попытался отвлечься от тяжелых мыслей. Хоть причиной и был не он, но мальчик чувствовал себя виноватым и запятнанным лишь потому, что оказался свидетелем.

На полпути через зал Мерис услышал горестный стон из других покоев, комнаты, о которой он знал весьма приблизительно, потому что никогда не ходил мимо нее. Стон перешел в безумные рыдания, и Мерис расслышал низкий успокаивающий голос отца. Мелодичная речь Дарена Грейта заставила мальчика подойти ближе, и он стал слушать возле ненавистной двери.

Это была дверь в покои нынешней супруги Грейта, Льеты Дочери Эльфов.

Мерис никогда не любил Льету. Наполовину эльфийка, считавшаяся первой красавицей в Куэрварре, всегда была главным объектом любви Грейта, даже во времена его ранних связей и интрижек. Она затмила мать Мериса — которую тот никогда не знал, но все равно любил — и за это он ненавидел Льету.

Хотя ее горю он мог посочувствовать. Не каждый день теряешь ребенка. Если она хочет страдать, да будет так. В этом он не станет ее винить.

На самом деле, это было даже приятно, потому что успокаивало Мериса. Он плыл в ее горе, будто бревно в океане, и погружение в чужую боль позволяло ему не чувствовать собственной.

Мерис уже собирался уходить, когда дверь в комнату Льеты резко распахнулась, отбросив его на пол. В дверном проеме, подсвеченная сзади лампой, стояла фигура нового Лорда Певца Куэрварра — Дарена Грейта. Нового, потому что старый — отец Дарена — погиб от его клинка прошлой ночью.

Глянув вверх, Мерис не смог сдержать восхищения отцом. Пышные волосы, идеальные черты загорелого лица — Грейт был одним из самых красивых мужчин в Куэрварре, если не на всем Севере. Его голос был не менее красив — результат долгих лет, проведенных в роли странствующего барда. И он пел при дворах королей, королев, эльфийских правителей, дворфских принцев. Грейта окружал необъяснимый шарм; Мерис никогда не встречал кого-либо настолько же притягательного, красивого и образованного, как его отец.

Но на взгляд в зеркало это было непохоже. Темные кудри Мерис унаследовал от матери, как и смуглый цвет кожи, но если его лицо и несло отпечаток красоты Дарена, то задумчивый голос не подходил для пения, а короткие пальцы — для игры на струнах. Да и таланта в обращении с клинком, свойственного отцу, он пока не показал — хотя Дрекс питал большие надежды относительно Мериса.

— Что такое? — спросил отец.

— Я, э-э, я просто…

— В любом случае я занят. Иди в кровать и не беспокой нас больше, — Грейт захлопнул дверь.

Спустя стук сердца дверь вновь отворилась, и Грейт выскользнул из комнаты. Он сгреб Мериса за руку, ногти вонзились в детскую кожу, и прошипел сыну в лицо:

— Мы поговорим об этом позже.

Мерис не смог сдержаться. Из его глаз потекли слезы.

Лорд Певец смотрел на него сверху вниз с выражением, напоминавшим жалость, но смешавшуюся с презрением. Мерис всегда был сплошным разочарованием для сиятельного отца — смуглокожий бастард, рожденный женщиной, которая навсегда покинула Лунолесье, проведя всего лишь год с Дареном.

— Прости меня, — сказал Грейт так неожиданно, что Мерис моргнул. Когда отец продолжил, это оказалось одной из его рифм. — Сегодня был тяжелый день; прости, что все закрыла тень; прошу, улыбку вновь надень.

Мерис послушно кивнул, но не почувствовал облегчения. Он видел ненависть в глазах Дарена Грейта, когда с золотой рапиры стекала кровь Гараска, и больше не мог верить собственному отцу.

Видя, что его младший сын не собирается отвечать, Грейт кивнул, придал лицу выражение тихой скорби, и вернулся к Льете. Мерис мельком углядел золотые пряди волос и блестящие голубые глаза на лице, которое могло показаться фарфоровым. Мерис жадно впитал вид ее слез.

А потом он опять остался один, в большем смятении, чем прежде. Обхватив руками голову, чтобы сдержать бурлящие мысли, Мерис бросился в свою комнату и прикрыл дверь.

Он сбросил мокрую от пота тунику. Мальчику хватило здравого смысла осмотреть ее. К своему ужасу, Мерис увидел на ней красные пятна — молчаливое напоминание. С негромким всхлипом он схватил тунику и бросил ее в камин, который разожгли перед его возвращением. Дрова уже прогорели до углей, но, когда на них упала легкая ткань, огонь вспыхнул вновь. Комнату наполнил резкий запах горящего шелка, и Мерис засмотрелся на пламя. Каким оно было коварным и порочным, пожирая запятнанную тунику и скрывая ужасы, о которых мальчик не хотел помнить!

Зеленый шелк почернел, и в мозгу Мериса возникли не прошенные слова.

— Черное скрывает все, — пробормотал он. — Черное прячет любую боль.

Он никогда не наденет черное. Черный цвет жесток и смертоносен, и у Мериса нет ничего общего с ним.

Мальчик был так поглощен игрой пламени, что не заметил два силуэта, выступивших из тени позади него.

Он обратил на них внимание только тогда, когда пара грубых рук схватила его за плечи и повалила на постель. Мальчик попытался совладать с падением, но в итоге растянулся на простынях. Гибкое тело навалилось сверху, прижало его руки и ноги к кровати. К лицу приблизилось чужое — желтоволосое и зеленоглазое — причмокивая губами, предлагая подобие поцелуя. Это была девушка, почти женщина, с очень знакомыми чертами.

— Поздно ложишься, а, маленький ублюдок? — спросил надтреснутый голос позади нападавшей. — Наверное, наслаждался обществом дам в «Холостяке» — или чем-то еще?

Рельдра и Тетлан. Конечно.

Мерис мысленно оценил их с тем умением, что приобретают дети из несчастливых семей.

Тетлан, с жестокой гримасой на лице, был результатом первого брака Грейта с какой-то кормиркой — она пробыла его супругой только два года, семнадцать сезонов назад. После нее была сембийская служанка, мать Рельдры. Темноглазая Рельдра родилась через несколько дней после трагической смерти кормирки под колесами телеги.

У Рельдры с Тетланом разница в возрасте была меньше года, и они росли вместе как брат и сестра. Оба унаследовали красоту Грейтов и были так похожи, что их можно было счесть детьми одной пары.

И, если завистливые мысли Мериса были верны, они казались достаточно близки, чтобы их можно было принять за пару в браке — или, возможно, только в постели.

— Чего вам надо? — всхлипнул Мерис. — Я ничего не знаю! Я ничего…

— Ты знаешь, почему отец так расстроен, — заметил Тетлан. — Он взял тебя с собой вчера вечером, вместе с сопляком Льеты. Мы хотим знать, почему.

— Скажи нам, и может быть, мы тебя отпустим, — промурлыкала Рельдра ему на ухо. — А может, и нет…

Взгляд Мериса метнулся к топору, украшенному гравировкой по темной стали в эльфийском стиле — завитками и изгибами. Отец подарил его Мерису на десятые именины, с которых не прошло еще и двух десятидневий. Мальчик уже привык к рукояти настолько, что, казалось, с рождения сжимал ее в руках. К несчастью, оружие стояло в пяти шагах от него, у дальней стенки камина.

Тетлан достал один из парных коротких клинков — юноша был учеником Торлика — и коснулся острием щеки Мериса. Бастард отдернулся от холодной стали, и Тетлан надавил сильнее, оставляя темную каплю.

— Ты расскажешь нам про эту ночь, а иначе мы позабавимся… а, маленький ублюдок? — произнес он.

— Интересно, внизу эта кожа такая же темная благодаря той амнийской шлюшке? — хихикнула Рельдра Мерису на ухо и прижалась к его коже горячими губами.

Глаза мальчика похолодели.

— Отстаньте от меня, — произнес он самым низким и угрожающим тоном, на который только был способен. — Убери меч.

— А то что? — засмеялся Тетлан. — Ты заплачешь нас до смерти, барсучок? Потеряешь контроль и наглядно продемонстрируешь нашей сестренке свою любовь?

Рельдра прыснула и с хриплым стоном прижалась к своему незаконнорожденному брату.

— Нет, — холодно ответил Мерис. — Я позову отца. Мы теперь довольно близки, и он не медля заставит вас пожалеть о том, что когда-то взглянул на ваших мамаш.

Это подействовало. Тетлан не показал своей реакции, но Рельдра тревожно взглянула на него, и Мерис понял, что победил. Он наградил свою сестру по отцу злобным взглядом. Та отпустила его запястья, слезая с постели. Лицо ее напряглось, и девушка отступила к Тетлану, ища поддержки, но тот с рычанием отвесил ей подзатыльник.

— Ты нас не запугаешь, ублюдок, — сказал Тетлан. — Обещаю, когда ты не будешь ждать… Может, когда заснешь, а? Посмотрим, как ты будешь кричать с кляпом во рту. Или вовсе без языка.

Мерис изо всех сил старался не показать страх и ответить Тетлану взглядом холоднее Высокого Ледника, о котором пел отец. Поверив угрозе, старшие брат с сестрой ушли, оставляя его в одиночестве.

Опустошенный, Мерис плюхнулся обратно на кровать. События ночи вновь вернулись к нему, переплетаясь с недавними угрозами. Свеча и на спан[2] не успела прогореть с того момента, как он увидел смерть деда в поединке с отцом, а за это время ему угрожали, его умасливали и над ним насмехались трое взрослых мужчин, брат с сестрой — старше и сильнее него, и убийца-отец. И потом была еще одна вещь, которую он сделал — та, что могла раздавить его…

Для Мериса все это было слишком. В сознании мальчика родился замысел, и Мерис без сомнений ему последовал. Он встал, облачил свое худое, вспотевшее тело в белую тунику, сложил в мешок кое-какую одежду и трутницу, повесил на пояс топор и вышел за дверь.

Был предрассветный час, когда на Фаэруне темнее и холоднее всего. Два раза звенел колокол в Куэрварре — когда он уходил, и сейчас, уже вдалеке — и Мерис обнаружил себя далеко в Темных Рощах на западе, пользующихся дурной славой.

Наверное, безумие привело его сюда; а, быть может, желание встретить смерть. Он желал отвлечься от открывшейся действительности, хотел забыть, и не было лучше способа сделать это, чем пойти в лес, которого Мерис боялся с детства; где в каждой хрустнувшей ветке ему чудилась угроза.

Или ему так казалось во время ухода из Куэрварра. Теперь, в одиночестве, потерявшись и замерзнув, Мерис думал совсем иначе.

Страх стал проникать в него еще пол-колокола назад. Чем дальше мальчик заходил в лес, тем холоднее и темнее становилось вокруг. Мерис бывал в лесу, но всегда с Дрексом, обучавшим его лесной жизни, или с Сэрннусом Быстролистом, водившим его оленьими тропами, или путями к тайным, священным источникам фей.

Мерис чувствовал себя не в своей стихии, слишком уязвимым. Он раздумывал, какому божеству следует молиться — Миликки, госпоже леса[3], о защите или Малару Повелителю Зверей[4], о силе? Искусно сработанный топор, подарок отца, казался ложной угрозой — бесполезным и ненужным… прямо как он сам.

Он остановился. Это было нелепо. Зачем так пугаться? Всего лишь лес. Истории о призраках были просто выдумками. Почему он…

Ему…

Озноб пронзил тело Мериса. Что он только что слышал?

— Чт-что? К-кто здесь?

Ветер, казалось, смеялся.

«Рад встрече, странник…»

Он слышал это наверняка! Только не ушами. И хотя у Мериса за всю его жизнь накопилось недостатков, чрезмерная храбрость среди них не значилась. Дорожный посох выпал из дрожащих рук, и он помчался назад в Куэрварр.

Но от голоса было не так-то легко сбежать.

«Мой странник…» — казалось, прошептал ветер. — «Куда ты идешь? Что ты ищешь?»

— Оставь меня! Оставь меня в покое! — закричал Мерис.

«Ты бродишь… не найдя…»

— Уберись от меня! — воскликнул мальчик, оглядываясь через плечо.

И врезался прямо в низкую ветвь — а точнее, в отставленную руку.

Валяясь в грязи, оглушенный, Мерис увидел перед собой тяжелые коричневые сапоги. Его взгляд заскользил дальше, по желто-коричневым бриджам к черной рубахе лесника, а оттуда — к паре коротких мечей, и дальше к ухмыляющемуся лицу.

— Нет, — сказал Тетлан. — Мы не уберемся. Ты заговоришь или ты умрешь.

Он потянулся к мечам.

— Что? Что ты… — донесся голос Рельдры.

Мерис не стал колебаться. Внутри него что-то надломилось — что-то глубокое, темное и дикое. И в своем брате он видел только угрозу, перспективу скорой смерти — если он будет бездействовать. Той ночью он уже видел достаточно бездействия, достаточно тщетных упований на милосердие. Он должен был отреагировать.

И он отреагировал.

Бросив тело вперед и вверх, Мерис изо всей силы врезался Тетлану под ребра. Старший, больший мальчик удержался на ногах, но отшатнулся назад с удивленным выдохом. Мерис вцепился в пояс Тетлана и выхватил один из его клинков. Два меча против топора — не слишком равный бой. Боец с топором должен быть по-настоящему хорош, чтобы победить мечника, всегда говорил Дрекс — но меч против меча давал ему шанс.

— Опусти меч, ублюдок! — потребовал Тетлан, выпрямляясь с помощью Рельдры. Он наградил Мериса яростным взглядом.

Тот не стал отвечать. В историях его отца герой принял бы вызов Тетлана, сказав что-нибудь вроде: «Сражайся, если ты мужчина!», но Мерис не произнес ничего. Он начал приближаться к Тетлану, искренне надеясь, что его брат не достанет оружие. Тогда расплющить его смазливое личико рукоятью будет гораздо проще. По крайней мере, сказал себе Мерис, именно это он собирается сделать.

— Да опусти же его! — Тетлан заикался. — Ты меня не побьешь!

Мерис покачал головой, но не ответил. Вдруг он захотел, чтобы Тетлан все-таки достал клинок и Мерис смог сражаться с ним и показать мерзкому мальчишке свой прогресс в обучении фехтованию. Он знал, что это неразумно, но все равно хотел этого.

Он сделал выпад — простой финт, только чтобы заставить брата наконец извлечь клинок. Но при этом не учел неровную поверхность, споткнулся о корень и уколол брата в плечо.

Это вынудило Тетлана ответить. С рычанием старший парень вырвал меч из ножен и обрушил на Мериса целую бурю неуклюжих ударов, напирая на него так, будто Мерис был неумелой прислугой, внимание которой тот пытался привлечь. От большинства ударов Мерис ушел, некоторые парировал — те, что были не настолько ужасны, чтобы заставить Торлика устыдиться. Короткий узкий клинок был слишком изящным оружием для грубой рубки, да и вес у него не тот. Неужто Тетлан не соображает?

Да и с чего братец решил, что что-то умеет? Мерис едва не рассмеялся. Каким же дураком надо быть, чтобы испугаться одного лишь блеска меча — хоть и на шесть лет младше, Мерис превосходил Тетлана в умении владеть клинком. Единственными преимуществами Тетлана были возраст и сила, да и их сводила на нет работа ног, которой Мерис научился у самого Дарена Грейта.

Мерис присел, уворачиваясь от удара слева наискосок. Одновременно он сделал выпад, прорезав дыру в поясе бриджей Тетлана. Тот вскрикнул и отшатнулся.

Мерис воспользовался возможностью откинуть со лба свои темные волосы.

— Я не хочу с тобой драться, брат, — сказал он. — Раз уж первая кровь за мной — дважды — думаю, тебе лучше убираться. Обещаю, что твоя честь будет запятнана совсем чуть-чуть…

Тогда Рельдра с криком бросилась на него и повалила на землю. В лицо мальчику врезался древесный корень и рассек губу, а столкновение с землей выбило весь воздух из легких. Мерис боролся, но жилистая девчонка была слишком сильна. Меч очутился под ним, а до топора он не мог дотянуться. Левой рукой он пытался нащупать что-нибудь — что угодно, лишь бы сошло за оружие. Тетлан приближался с поднятым клинком, и с девушкой на спине Мерис вряд ли сможет избежать удара.

— Нет! — воскликнул Мерис. Нет, только не так, из-за глупой ошибки…

Вот. Его ищущая рука схватила камень, он повернул ладонь и ударил вверх, Рельдре в висок. Девушка застонала и скатилась с него, и Мерис рывком бросил тело назад. Меч Тетлана вонзился в землю на ладонь от его лица. Тетлан поднял оружие для следующего удара.

Свободной рукой Мерис шарил по поясу и схватил рукоять топора как раз в тот момент, когда Тетлан обрушил клинок на его спину.

Мерис развернул корпус, отбивая летящий удар рукой с мечом. Его клинок ушел далеко вправо, вогнав оружие Тетлана в грязь. Пальцы ударились о камень, но он не обратил внимания. Мальчик крутнулся влево, мечом в правой руке прочертив тонкую линию по животу Тетлана, и взмахнул второй рукой, продолжая вращение…

— Ублюдок! Проклятый ублю… — Тетлан замолчал, когда левой рукой Мерис до половины вонзил топор ему в грудь.

— Больше никогда, — сказал Мерис, сплевывая слюну и кровь из разбитой губы, сочившуюся по лицу. — Больше никогда.

Тетлан упал, не сказав ни слова, хоть на лице — сейчас вновь похожем на детское — читались бесчисленные упреки.

Рельдра взглянула на них, тряся головой. Ее глаза широко распахнулись. Потом она закричала и бросилась в лес.

Так по-женски, отстраненно подумал Мерис. Кричать и убегать. Нужно найти ее и заткнуть рот, прежде чем она всем разболтает о происшедшем.

Он стоял посреди рощи; мир будто замер. Рассудок был пуст. Мерис был сам не свой. А может, он забыл того, кем был прежде, и вспомнил лишь сейчас. Может, его прежняя жизнь вся была ложью до этого мгновения?

Посмотрев на тело Тетлана перед собой, Мерис в ужасе закричал. Что он наделал? Топор еще торчал в груди, и когда-то крепкие мышцы превратились в кровавое месиво, напоминая скорее не мальчишескую грудь, а кусок рофьего мяса. Он же… убил брата!

Убил его, как убили всех тех детей… тела беспорядочно валялись под комнатами Гараска в особняке…

Но это была самозащита, ведь так? Никто не посчитает его виновным. Никто не станет его судить или требовать наказания. Конечно, отец… отец…

Мерис закрыл глаза. Нет. Он не верит отцу. Только не после тех ужасов, которые он увидел. Больше никогда. Больше у него нет ничего общего с Лордом Певцом. Он будет достоин имени Грейтов — более достоин, чем Дарен.

Мерис знал, что он лучше отца.

«Странник…» — прошептал ветер.

Да.

— Я — Мерис Странник, — бастард, отрекшийся от своего имени, провозгласил перед Куэрварром. Чувство правоты и жажда мести переполняли его грудь — жажда отомстить миру за себя, за все насмешки, за мелкую несправедливость, и за разрушенное детство. Пусть тот, кому есть что возразить, говорит сейчас!

Тетлан распахнул глаза и закричал.

Мерис чуть не подскочил от испуга, но тут же яростно обрушился на брата, колотя того руками и ногами, пытаясь заставить Тетлана замолчать, прежде чем все Лунолесье и Куэрварр услышат его. Когда это не сработало, он надавил брату на шею и закрыл ему рот, чтобы прекратить страшные, проклинавшие его вопли.

И хоть он знал, что наружу ни звука не просочится — без воздуха — все равно всхлипы ужаса и боли скользили по пальцам.

Наконец Тетлан всхрипнул последний раз и умолк. Его тело обмякло, и Мерис понял, что брат мертв. Он украдкой огляделся, убеждаясь, что никто не слышал криков. Звука шагов и скрипа сапог не было. Укрытый темнотой деревьев, он был в безопасности. В Темных Рощах царила зловещая тишина.

Этой ночью в лесу произошли две смерти и два возрождения.

Мерис вытащил свой топор — тот покинул плоть Тетлана с чавкающим звуком — и глянул вниз на здоровяка, бывшего его братом. Он не хотел так поступать — правда, не хотел — но это было необходимо.

Он пристально смотрел на Тетлана, прислушиваясь к своему сердцу. Он не чувствовал ничего. В агонии не чувствовал ничего. Это больше всего пугало. Не было слез, но тело одновременно пылало и мерзло.

Он не убивал никого прежде, и не хотел, но теперь, совершив убийство, не мог опознать поглотившее его чувство. Вены покалывало, он был полностью, абсолютно живым. Так же он чувствовал себя и перед прошлой ночью, но те моменты блекли в сравнении с этими ощущениями. Был ли это страх… или возбуждение?

Кровь Грейтов сделала его убийцей?

«А какая разница?» — с трепетом подумал Мерис. Вся боль прошлой ночи ушла, он подавил ее, забыл ее, обрел чудесную свободу.

Мерис был свободен.

И, оторвав запятнанные кровью руки от горла брата, он услышал вдали вой одинокого волка. Это поразило его, вызвало в сознании все ужасы тьмы и тени.

Спустя удар сердца Мерис выпалил проклятие. С полубезумными глазами он завыл в ответ.