Страшный суд. Пять рек жизни. Бог Х (сборник)

В. П

Мы жили славно, как полные свиньи. Махало кадило. В красивых пасхальных яйцах завелись короткие черви. Тянуло сдаться. По ночам замученной женщиной всхлипывала черная сероводородная вода, маня и пугая, которые к нам, заплетающиеся, бородатые, изможденные, неподкупные, неопрятные, жалкие серьги, со спущенными, внимали. Подтирки порванные, веночки, кружк и, до утра, и снова до вечера, под столом на кухне, наизусть, до одури, со звездочкой на щеке, щекастые, лиловые, наглеющие, заношенные на подмышках, сколько их? не счесть, длинных и стриженых, крашеных, некрашеных, прямых, попискивающих, подозрительных, вопросительных.

И эта жирная московская пыль на подоконниках, кофейная гуща, сползающая в раковину, и тополиный пух на полу круглый год. Он сбивался в перекати-поле, его поджигали, иногда пользовались как ватой. Окурков млечный путь (в дальние комнаты мы ни-ни, не заглядывали) разлагался мясом и колбасой, цветами, рыбой, диковинными паштетами, помидорами, битыми рюмками в помойном ведре. Юркие мыши охотно дохли от прикосновения веника. В синих цветах вырви-глаз наши стены. Паркетины вздыбились, валялись обломки Манхэттена. Когда засор перебрасывался в уборную, всплывали плакаты, предметы, изделия, как-то: длинная дохлая кошка, неведомо кем и когда умерщвленная. Мы стояли над ней. Мы ее выловили. Как тебя, детка, звали? Мы даже не знали, что делать. Мы. Она еще не полностью протухла (хотя почти что с оторванной головой, по-актерски осклабившаяся): вступить в любовные отношения? спать — да? — как с талисманом? распять? захоронить? оживить? воспеть? Нам, легкокрылым, казалось, что будущее кошки, не замусоленное прошлым, принадлежит нам. Мы принялись ее жарить на постном масле, что было тогда в новинку, забросав сковороду чугунными утюгами, готовые к подвигу, задумавшиеся.

Что убирать нельзя, что будет только хуже, что надо ждать, само собой все расчистится. В немытые окна садилось осеннее солнце, когда вошла Ирма, нелепый сгусток долженствования, взявшийся за пылесос. Он сделал свое потрясающее открытие, которое теперь сравнивают с Ньютоном, Коперником — нет! — с ума сошли люди — он ненавидел пылесосить — мне звук не нравится — говорил он — но бдительность еще не покинула русскую совесть — на Украине тоже не все «за» — он дал, согласен, для этого повод, можно сказать, на моих глазах — он изменил систему позитивностей во всем объеме — во всяком случае, дверь в ванную была не заперта — он не любил запираться — эта привычка меня бесила — откроешь дверь — там он — извинишься — откроешь — он снова — опять — до бесконечности — о том, что его открытие можно будет обнародовать на родине при нашей жизни, речи не шло — но мне хотелось бы разобраться скорее в морфологии, чем в обстоятельствах — невольно сбиваюсь, принимая значение детали — он обладал чертой, присущей многим русским интеллигентам — он был отвратительно нечистоплотен и до безумия брезглив — ему ничего не стоило искалечить или даже убить человека и заснуть сном праведника — проспать до полудня, до двух, до трех — слоняться в халате — он мог схватить из раковины сковородку, обляпанную яичницей — и без особой злобы убить — он этого не делал — насколько я знаю — в нем была беззастенчивая трусость, продукт природной недовоплощенности— с одной стороны, он ничего не желал — не хочется — с другой, хотел все — вынь да положь! — и не то, что он стал знаменит и зазнался — я на это смотрю как на некоторое вырождениечеловечества — юманитэ— по его глумливым словам — с подмигиванием и подергиванием щеки — пухлый чувственныйрот — нет — скорее порочный, по решительному определению его собственной мамочки — порой мне кажется: это я как-то в пьяном угаре подкинул ему идею — ленясь сформулировать — похмелье, как барышня, склонно к забывчивости — но я тоже не потерял бдительности — нас развело по разным углам — была секунда — когда — он был тогда под душем — в резиновых сапогах — от брезгливости — Жуков! — я не шел — Жуков!!! — я просунул голову — ну? — смотри, чтоя нашел! — я заглянул в ржавую мыльную ванну — что стало с привычной конфигурацией? — чего? — на стыке XIX и XX веков началось всеобщее размягчение материи — мне хотелось сказать ему: — это я тебе, дураку, неделю назад — в пьяном угаре — помнишь? — но вместо того, не отдавая себе отчета в последствиях — не предвидя их — когда он мне сказал, я загоготал — он тоже заржал вслед за мной — голый — в сапогах — под душем — с припухшим хуем — с поджарыми яйцами — которые так полюбились Саре — она-то, видно, знала в яйцах толк — в его карих глазах стояло бешенство откровения — невразумительные такие глазки — волосатые ноздри раздулись — разжижение личности унизило разум — он трясся от хохота — анализ раскрыл связь — он шлепал себя по ляжкам — подпрыгивал — Век Пизды! — возвестил он — я судорожно сглотнул — Жуков! ангел мой! — Век Пизды! — он вырвал шаткую стойку душа из кафельной стены — резко направил струю — я захлебнулся — закашлялся — струя сбила меня с ног — я головой ударился об унитаз — ушиб копчик — тяжелый флакон одеколона разбился об пол — мне стало и больно, и смешно — кончай! — в ответ он до предела раскрутил кран горячей воды — он окатил меня крутым кипятком — я взвыл — задергался — брюки обжигающе прилипли к ногам — я защищал глаза ладонями — он поливал — я полз на коленях в угол ванной — по осколкам флакона — распорол локоть — пошла кровь — я поднял волосатые ошпаренные руки — Век Пизды — я малодушно признал его правоту — в банном густом тумане — в одеколонных парах — он удовлетворенно облизнулся и выключил воду — полотенце! — потребовал он — XX веку было найдено определение.

Что есть Вселенский потоп? — катаклизм мирового значения, когда гибнет все живое или сохраняется лишь его минимум — минимум, Жуков! — я смотрел на него охлажденно — после всех этих лет он изменился — успех и Запад научили его мягкой повелительности — минимум, необходимый впоследствии для возрождения жизни на Земле — вот основная схема: — Бог насылает на людей потоп в наказание за плохое поведение, нарушение табу, убийство животных и т. п. или без особой причины— последнее особенно заманчиво — хохотнул Сисин — хочешь выпить? — я напрягся — так русский не спрашивает русского — не те интонации — не откажусь — я слегка поджал губы — некоторые люди — обычно, праведники — заранее извещенные о потопе — принимают меры к спасению: — строят корабль (ковчег, плот, лодку, аэроплан) или укрываются от опасности на горе, высоком дереве, на плавающем острове, на панцире черепахи, на крабе, в большой тыкве или скорлупе кокосового ореха — ливень, приводящий к потопу, продолжается в течение сакрально отмеченного периода времени — семь дней — сорок — полгода — в ряде случаев, как у индейцев тоба, потоп объясняется нарушением менструального табу — как тебе это нравится? — орешки жри! — подсунул мне орешки — я не дотронулся — мне не нужен, положим, соленый огурец, но и орешкимне не нужны — мы жили вместе полтора года, и я никогда не мог понять, как он ко мне относится — скорее всего он меня одновременнолюбил и был ко мне равнодушен до бесконечности — или даже меня презирал — у него так со всеми — недовоплощенное — отсюда заманчивое — верная гибель бабам — нам баба сдавала квартиру буквально за гроши — когда он мне назвал сумму, я вытаращил глаза, не поверил — он предупредил, чтобы я не рассказывал — я, конечно, молчал, не в моих интересах — он тут же всем рассказал — как будто хвастался — он хвастался во вред себе — всегда во вред — но выходило, что на пользу — с ним было легко жить — легкость казалась мне подозрительной — я туго кончал — мимо него это не прошло — но все равно — что-то мешало мне плюнуть — уйти — у него еще не было этого благополучного брюшка — калифорнийских загаров — он еще не отъелся на Западе — и это открытие затвердилось за ним персонально — я не попал в соавторы — оно все дальше отплывало от меня — он тоже удалялся — но не сразу — в соприкосновении с ним был всегда момент глубочайшей неопределенности — хотелось в это вникнуть — болезненно хотелось понять — еще сильнее хотелось его развенчать, запретить, отменить — иногда потоп насылают существа подземного мира — Сисин посмотрел на меня поверх узких очков — он стал надевать очки для чтения — разумеется, узкие, чтобы всем было ясно, что они только для чтения — он стал короче и чаще стричься — входил в возраст, когда короткая стрижка молодит — безошибочно выдавая возраст — он сидел за столом на даче в темно-сером шотландском свитере — я был неожиданно приглашен — я не сразу согласился приехать — у арауканов потоп — результат соперничества и поединка чудовищных змей, которые, демонстрируя свою силу, заставляют вздыматься воды — радуга — залог того, что потоп не повторится — фамильный бриллиант в левой ноздре — минеральные пузыри лопались на икрах — брачуясь с миром, она танцевала — в круглой горячей ванне — в сумерках — сам Сисин при лампадах в эвкалиптах — горы, густозвездное небо, океан с китами — киты с фонтанчиками — и весь их вегетарианский стол, превращающийся в здоровый стул, и вся ее прошлая жизнь, уложенная в побег на дальний Запад мюнхенской террористки, ставшей местной звездой массажа — он заставлял себя наслаждаться — принуждал — он пичкал себя ее телом — уже тронутым океанской солью и возрастом — тряс головой — поднимал большой палец — чтобы не обидеть ее — чтобы выглядеть нормальным — он скорее терпел, чем участвовал — зрение двоилось — не разглядеть ни ее, ни ее промежность — расслабь шею — сказала она — пыталась помочь ему пальцами — он пробовал — он старался — не мое! — русский семинар закончился под стук тамтамов — Сисина взялся подбросить до Сан-Франциско автор сочинения о жизни без цели, женившийся на денежном коннектикутском мешке по любви — Кевин верил в рынок как в регулятор мирового отчаяния — отправились после обеда — не спеша — стояли мосты — с детства знакомые каждому американцу по открыткам — а скалы? — тянулись пляжи — колокольчики, будды, лимоны — я хотел там остаться — пахло лимоном — бестелевизорный дом — спал, как в детстве — бездонно, бесцельно — Кевин улыбнулся любимому слову — я не узнавал себя — утром, бреясь, спас муху, попавшую в раковину — аккуратно расправил ей крылышки — смутясь от содеянного, щелчком отправил ее в окно — пахло нагретым на солнце деревом — я играл в волейбол с голыми людьми и перестал находить в этом что-нибудь странное — я стал называть стайку голливудских актрис, плававших в бассейне над океаном, сестрами— на всякий случай, я сказал, что я из России — им было все равно — ну, кажется, пронесло, подумал я — и, продолжая бриться, умилился — я сошелся с директором прекрасной богадельни — мы совершали с ним прогулки вверх по руслу ручья — я болтливо растворялся в природе — под сенью секвой — размахивал руками — директор вскрикнул — больно схватил меня за локоть — я чуть было не сорвался с обрыва — он был немногословен — я просил взять меня на работу садовником — да просто подстригателем газонов — я хотел ходить босиком за косилкой — как тот мужик с седой косичкой — дышать запахом скошенной травы — пожалуйста, сказал я, возьми меня к себе посудомойкой — я буду думать об этом — ответил директор — выйдя из ресторана, мы обнаружили бархатную ночь — сели в машину и ехали дальше — Кевин достал из кармана травку — ну, это не простаябогадельня — сказал он — не зря там идут увольнения и перетасовки — я хочу подстригать газоны — твердо сказал Сисин — Кевин поморщился от русской многозначительности — и все-таки — к предмету семинара — как примирить американский локомотив с русским Богом? — в ответ Сисин нетерпеливо и таинственно заерзал — марихуана его не забирала — только горло драла — но он, из русской вежливости, не отказался — попали в пробку — сине-красные вертушки выли где-то впереди — Кевин вытряхнул пепельницу — ты чего? — шмонят — Кевин вынул маленький спрей, побрызгал во рту — побрызгай — Сисин побрызгал — вроде бы в Калифорнии наркотических шмонов не устраивают — хотя кто знает? — они приближались к полицейским машинам — кажется, кто-то перевернулся — посмотрели на обочину, на колеса, висящие в прохладном ночном воздухе — я же говорю, в Калифорнии не устраивают наркотических шмонов — сказал Кевин — Сисин закурил обычную сигарету — это уже было— сказал он недовольно — вези меня обратно в богадельню — pardon me? [1]— подальше от греха — добавил Сисин — Кевин успокаивающе похлопал его по колену.

Он уверял меня, что в нашей ванне водится особый грибок — его вывела та самая баба, которая нам за гроши — сапоги были вонючие, черные, старые — он никогда не пользовался стульчаком — влезал на унитаз орлом — чем меня несколько обижал — я видел, потому что он не запирался — орлом сидел часами, задумавшись — демонстрируя силу своего сфинктера — но когда напивался, что случалось с ним редко, но регулярно, блевал в туалете, забыв о брезгливости — засыпал там в обнимку — вошли поляки с курвойна устах — меня задевала эта триумфальная непоследовательность — в восьмом классе сложился его характер — до этого его обожали учителя — он был паинькой — в четырнадцать лет, в зимнем пионерском лагере, Сисин любил и даже, может быть, был любим — в актовом зале, где еле-еле грели батареи, танцевали с красными пальцами и носами — чемпион лагеря по лыжам на три километра под самодельным номером 4, Сисин особенно отличился на тягунчике— в мертвый час получил задание явиться в корпус девочек и передать им срочное послание — само по себе неподчинение мертвому часу было преступлением — маленький Сисин пошел на него, желая испытать силу воли — оделся, на цыпочках выбежал из корпуса — оглядываясь по сторонам, бежал по расчищенным аллейкам — сугробы как памятник честному дворнику стояли стеной — соблюдая предосторожности, проник — не встретил никого из воспитателей — подбежал к двери — за ней в железной казенной кроватке спала она.

Смех, оживленные голоса — дрожа от волнения, глянул в щелку — в белой ночной рубашке она высоко прыгала на кровати, да так, что все наружу — Сисин икнул — срывающимся от смеха голосом пела — ездил на ярмарку Ванька-холуй, за три копейки показывал — пауза — и страшный девичий хор разом с ней грохнул: хуй! — она рухнула на кровать — бешено завращала ногами — Сисин тихонько прикрыл дверь, не передав секретного послания — он скомкал его — бросил на пол — отчего оно тут же превратилось в жеваную бумажку в линейку — пошел прочь — маленькая ласковая пионервожатая усадила поздно вечером его на колени — она не только простила ему самоволку — она знала семейные тайны — тихим голосом говорила про маму гадости — он удивился — гладила его волнистые волосы — один узколицый, с орлиным носом — другой толсторожий — в ярких шерстяных свитерах — он пересмотрел свое отношение к двум красивым братьям, которые были старше его на год — их пальцы пахли женским секретом — они не любили Сисина — они выстрелили из пистолета Сисину в ногу — на дорожке — он вскрикнул — ходил с раной— нога распухла — он принял их сторону, не подхалимничал, ходил с ними вместе по дорожкам — руки в карманах — закурил — на Новый год в сельпо купил «Солнцедара» и килек — лег на постель — все кружилось — вскочил — испугался — блевал — как только в отрочестве блюют — светло и чисто — на постель — все это по-особому, освободительно пахло — застирал простыни — братья прониклись к нему уважением — приняли в свою компанию — это наш парень — проверенный — он блевал! — доверили пистолет — он стрелял из длинного духового пистолета по зимним птицам — падали тихо — окровавленные тушки валялись здесь и там в парке — он издевался над пионером — соседом по комнате, которого еще накануне неуклюже защищал от братьев — они наливали ему воды в постель, кричали, что он описался — тот вскакивал — хотел слабо драться — Сисин показывал ему пистолет — Сисин кусал его за нос — зубами чувствовал мягкие, детские хрящики — пионер только скулил, считал дни до отъезда — зачем прыгала на казенной постели? — зачем у тебя все было видно? — Сисин стал еще более изысканным мучителем, чем братья — он заставлял пионера нюхать липкие носки — пионер, рыдая, нюхал — братья удивились воображению сопляка — Сисин думал о том, как отомстить братьям — ласковая пионервожатая предложила выпустить его на свободу — у нее застегивалось между ног — на кнопки — по-заграничному — говорила гадости про маму — банный день — ходили возбужденные — просила показать, погладить, выпустить на свободу — как у тебя насчет девочек? — спрашивали отцовские друзья — они ели лимонный пирог — еще чайку? — Вера Аркадьевна бежала на кухню за редкостным чаем «Earl grey» — домработница Вера мыла посуду хозяйственным мылом — Сисин испуганно молчал — как у тебя насчет девочек? — друзья Романа Родионовича стучали его по спине, желали спокойной ночи — Сисин неуклюже кончил себе в трусы.

Он женился на Ночном Дозоре, который останавливает тебяна пустынной площади с вопросом, давно ли стриг ногти, заглядывает в душу и в уши и поднимает скандал, если в ушах обнаруживаются залежи желтой серы. Родители Ирмы были поволжскими немцами из Одинцова. Сисин долгое время считал, что женился на европейской женщине. Раз в месяц, обычно перед менструацией, Ирма устраивала скандал по поводу того, что Сисин считает ее родителей людьми второго сорта. Сисин божился, что он так не думает, однако не мог привести доказательств. Лучшие мысли его посещали в ванне — водник — водолей — водоплавающий — водопроводчик — Ирма подозревала воду — покуда он плескался — покуда часами выковыривал мысли, плескаясь, не находила себе места, ревнуя к нему самому — вытри пол! — ненавидела за пролитую воду — устроил наводнение! — я покоряю Запад — неслась из ванной самодеятельная мелодия — Сара намылила щетку — она считала, что Сисин запущен — никто о нем не заботится — наперебой, в зависимости от местопребывания, то Маня, то Сара стригли ему ногти на руках и ногах, а также выстригали волоски из ноздрей, а также, но только Сара, втирала ему в кожу всякие масла — Сара любила мыть его тело — я покоряю Запад — звучало в стране басков — ванна на ножках — сухие фиолетовые цветы — Жуков с содроганием подумал о том, что если он не создаст свой собственный стиль, тогда — тогда смерть — Сисин изучал на даче причины и следствия потопов — облака в природе — думала Ирма — принимают агрессивные формы борьбы за существование или просто пожирания друг друга — Ирма постоянно нуждалась во всенародном подбадривании и одобрении — по случаю ее сосудов, рано исковеркавших левую ногу, доктор предписал ей жить долго, но противно — Сисин вел машину в сторону Европы с ангельским терпением человека, пожелавшего собрать пространство воедино, не с целью торжества над природой, а для того, чтобы несколько лучше понять свою уязвленную родину — с нетерпением поджидала Ирма видение аккуратныхполей, нарезанных ломтиками, что видно с самолета при перелете границы — но, когда едешь по Минскому шоссе обратно в Москву, в морду летят гранаты антифашистских памятников — в ушах вечное ура-а-а! — невольно замедлишь ход — что, упиваешься своим успехом? — но ты же сама всем пользуешься! — но Ирма так скромно всем пользовалась — она постоянно ждала от Сисина удара — с кассетой вышло особенно больно — я тоже, может быть, хочу, чтобы мне полизали попу — сказала Ирма высоким, плачущим голосом — две недели назад я окончательно нашел смысл жизни — Берман поднял на Сисина усталые глаза — они пили чай в баре Риц-Карлтона — Бермана крутилов Америке — Сисин предложил двум девушкам завоевать окружающий мир — с висячими собачьими щечками, Крокодил по-петербургски считала, что принадлежит к элите, не улице — ей не нравилось, что Бормотуха недостаточно культурна — все же в ванне она посмотрела ей прямо в глаза — смотрела долго — настраивалась — настраивалась — затем протянула руку — пощупала и пощипала — ради смеха — что же касается Бормотухи, то я о ней мало что знаю — я хочу вам сделать предложение, сказал веселый Сисин с красными губами — давайте всех завоюем — медовый месяц он провел на болоте — от Ирмы ушел — жил бедно, не желал зарабатывать денег, но не развелся — и стал жить с Жуковым — как бы играючись, трахнул Жукова в присутствии юриста — Софья Николаевна была дипломированным юристом, но впоследствии нигде не работала — если не считать ее домашнего комитета по творческим премиям — которому она посвящала много времени — это навсегда огорчило Жукова, который любил народ — вернулся к Ирме и жил с ней ругательно, не любя ни ее, ни себя — не любя пылесосить — через сестричек, уехавших жить в Америку, он встретил Маньку, которую по способу знакомства назвал Манькой-помойкой — у нас на острове в ходу прозвища — зеленщик завел себе первый на острове патефон с единственной пластинкой Дза-Дза— и сам стал Дза-Дза— и лавка Дза-Дза— и вся его семья Дза-Дза— она тебе понравится — сказали сестрички — приходи, увидишь — скучает с глубоко неинтересным мужем — рано вышла замуж — индоевропейский вариант — с ресницами на полщеки — с крупными, подрагивающими глазами — как в иранском кино — любит читать и смотреть на себя в зеркало — она не была в его вкусе — он тоже не был ее типом— в первый раз она ему не очень понравилась — во второй раз лил ливень — она стояла под зонтом — стойко пахло клейкими листьями тополя.

Он очень сдерживался, чтобы не плеснуть французскому послу в морду красное вино — у него даже кишки свело — он говорил себе: успокойся, Сисин, не нужно обливать его красным вином — Сисин, лапочка, успокойся — но другой, сокровенный, Сисин говорил — плесни! — или ты не человек — хорошо — сказал Сисин — я плесну — успокойся! — он стиснул челюсти — моложавый посол с орденской розочкой в петлице — плавно разводит, разводит руками — большой лоб, распадающиеся на две стороны волосы цвета соль-и-перец— в бабочке — он всегда в бабочке — что-то несет о Баксте, о Сомове — вы, случайно, не родственники? — я не Сомов — я Сисин — ах, я не расслышал! — ничего — смеются — я пригласил его на дачу — он обещался — Ирма в ужасе: — что?! — посла в наш клоповник? — с ума сошел? — это ее любимое: с ума сошел? — держал лицо высоко, как на блюде — оно у него лучилось — несмотря на рабочиесиняки под глазами — чертовскитрудно в Москве — не удержался — так вышло — я плеснул вино ему в морду — посол, по дороге неловко выдергивая большой белый платок из брюк, быстро удалялся в свои апартаменты — возник французский мальчик-полицейский — Сисина просто-напросто выбросили за ворота — в Москве это выглядело опереточным бредом — его знали больше по стакану вина, чем по ВП— «тот, что облил французского посла красным вином» — я не мог не облить — объяснял он Маньке — не мог — она — естественно — его уважала за этот поступок — обожала — спускайте воду! — пусть все начнется заново — на каком основании? — голос Валентина — на основании вашего Божественного избранничества! — да нууу — просто я в детстве перечитал классики — никогда не читайте русские романы — если хотите жить — читайте лучше французские — английские — последнее время мы с Сисиным редко встречались — я свил свое гнездо — моя Соня оказалась замечательным человеком — страшно признаться, но я ей ни разу не изменил — зачем вы убили ее жизнелюбивого мужа? — кто это говорит? — вы все подстроили: с этой кассетой — да, мне хотелось поразвлечься — зачем я это сделал? — зачем? зачем? — захотелось! — не дай бог! — я увидел себя в телевизоре — толстого, с брюшком, с седоватыми, несимметрично висящими яйцами — с некрасиво возбужденным лицом — с удивительно замедленными движениями — время траха — особое время — с полосами от резинок и ремня на животе — когда в туалете кончалась бумага, Ирма приоткрывала дверь и говорила понуро: — неужели труднобыло положить бумагу? — Сисин простил бы ей все, если бы однажды она весело закричала: братцы, нечем вытереть жопу! — но он знал: — она не закричит — зачем подставили вы меня с этой кассетой? — это не мы — не вы — не вы — однажды повела себя странно — когда ему разбили голову — понять, почему он ее терпит, было сложно — с годами он все хуже переносил запах чужих людей — значение его книги сильно преувеличено — теперь это проходит — волна спала — на Западе Век Пиздырасхвалили исключительно по внешним признакам — успех книги был в ее некоторой неуловимости— я от дедушки ушел — я от бабушки ушел — это было знакомо тогдашней эстетике — это многих притягивало и раздражало — поскольку Манька кончала скорее головой, чем пиздой, Сисин рассказал ей массу историй из своей жизни — она умирала от мечты пописать в присутствии Сисина — но женский стыд сильнее мечты — она пописала только ночью — на огороде — где висели летние умывальники — где бегал петух, страшнее цепной собаки — отчего тоскует русский на Западе? — не видит себе, бессребренику, подходящего места — зачем я тебе? — спросила Манька — почему ты пришел ко мне? — удивлялась Воркута — американки похожи на мышек, которых можно убить щелчком — мне слышались по ночам какие-то обрывки — ты на меня дуешься за то, что я тебя трахнул? — мы так не договаривались — ну, трахнул и трахнул — ну, извини, я пошутил — ты и жену мою тоже трахнул — ну, извини! извини! — ты нас что, из пластилинаслепил? — рассвирепел Жуков — как вышло с Детьми? — она валялась — рукопись — сначала я ее вообще не показывал — потом американцы — печатай у нас — я не знал, что это ловушка — свалка провинциального тщеславия — Сисин был умненьким московским приплодом — перегнавшим свое время лет на двадцать — по ночам, заперевшись в сортире от родителей, он читал запоем «Тайм» и «Ньюсуик», с шестигранником на обложке — ворованные драгоценности с письменного стола Романа Родионовича — он написал Детей, которые Рожнову тоже отчасти понравились — мама учила его, что он самый плохой — вокруг росли вундеркинды — особенно обиделись друзья Романа Родионовича — все-таки вместе ели лимонный пирог — предложили Роману Родионовичу отказаться от сына хотя бы формально — хотя бы на время — хотя бы в секретном письме — Роман Родионович, содрогнувшись от предательской книжки, что-то там написал — невразумительное — утратив ясность стиля — но достаточное — по ахматовским меркам, он вел себя на три с плюсом— Сисин сказал: — я самая неудачная из возможных кандидатур — Евангелие до конца не осилил — посланий не читал — но мне понравилось, что ихчетыре — они терпеливо молчали — в обычной жизни они работали кто кем — Валентин служил в безопасности — чудеса, по крайней мере, прошу отменить — это совсем уж как-то безвкусно — да ведь и — Отец был против чудес! — чудеса ему навязали — но политически пос услим дикарям — почему так поздно мне об этом сказали? — и потом: — вы не очень, ну, вы не совсем из моего круга — вы какие-то — а я все-таки скорее богема — я сосал ее менструальные ватки в доказательство верной любви — Манька стеснялась, закрывалась ручонками, ножками — Жуков! — упивается! — сказала Ирма подружке, когда Сисин и подружкин муж втащили на кухню дюжину глянцевых, разноязычных Веков Пизды— Манька сказала ему: — попроси у мамы семейный альбом — Сисин под благовидным предлогом — для иностранного телевидения — вынес альбом из разоренного семейного очага — детские фотографии навели Сисина на мысль, что он вовсе не Бог — глядя на дедушку в пенсне и тюбетейке — дедушка возится возле самовара с трубой — из трубы течет белый дымок — бабушка, наклонясь, ищет грибы — я всегда был сутулый — на горшке с раздвинутыми ногами — какая прелесть! — сказала Манька — а это что? — Маляхaxa— прочитала — вместо Малаховки — кто там? — аи— вместо свои — аи— растроганно повторила она — это бабушка записывала за мной — никто на свете не заставил бы Маньку хохотать над чужой Маляхахой— как она рассматривала мои фотографии! — так никто не рассматривал — и ее нет рядом со мной — Рыжий Крокодил стала однолюбкой — они развернули Бормотуху задом — кстати, ты знаешь о метастазах? — Бормотуха работала над их гениталиями — она строила памятник из сисинского хуя — не может быть, огорчился Сисин — засунь ей пальчик в жопу — я предложила пусечкежениться на мне — призналась Крокодил — ведь кто-то должен проводить его в могилку — да-да, это мило с твоей стороны — подумав, согласился Сисин — но он женат — вспомнил он — ааа — поморщилась Крокодил — это не считается — авангардисты не умеют умирать — улыбнулся Сисин — почему? — отозвалась Бормотуха — они считают себя бессмертными — разъяснил ей Сисин — Спиридонов, блин, не такой дурак! — Крокодил сердито подергала коротко-стриженую пизду Бормотухи — та смачно чавкнула — обнявшись, смотрели — ну, и где тут разврат? — ни-ни разврата, хихикнув, заверила его Крокодил — замечательно, сказала Бормотуха — с другими словами у нее напряженно — он собрал Крокодила и Бормотуху в охапку — бабы — объявил он торжественно — я сын Иисуса Христа! — иииии! — сделала авангардный Крокодил — замечательно— обрадовалась Бормотуха — поклоняюся Тебе, очищающему вся беззакония моя — запела Крокодил хорошо поставленным ангельским голосом — когда-то она пела в церковном хоре — помилуй мя — озорно вывела Бормотуха — поклоняюся Тебе, знающему страстное естество мое и слабость — звенел петербургский голос — помилуй мя! — девки попадали на колени — кровать затрещала — втроем они грохнулись на пол — не болтай глупостями! — заливалась Крокодил, тыча пальцем в опрокинутого Сисина — Бормотуха, рыдая от смеха, еще долго ползала по полу — дуры, я серьезно — нахмурился Сисин.

У Льва Семеновича славная улыбочка: нас не наебешь— он вошел и сразу заспорил — кухонная культура в тот вечер коснулась и моего дома — кухня в цветах — моя культурная мама — с секретом— как можешь догадаться — Жуков покраснел — все-таки Жуков простоват для этой истории — Лев Семенович — к книгам: — хорошие книги читаем — к тому же, не зная почти ничего, склоняюсь скорее к теософии — Блаватской балуюсь — мечтаю о новом единении — видя в христианстве лишь мутные знаки — как тут умирать? — да — кильки хорошие — за кухонным столом чувствую нарастающую симпатию — Роман Родионович — я всегда не очень верил, что он мой отец — недоволен — в тот вечер я возненавидел его оптимистическую бородавку на лбу — Вера Аркадьевна готовит помфрит — во фритюрнице — по-нашему (семейное слово) фритнице — когда Вера Аркадьевна кушает, у нее пища часто падает изо рта на кофточку — жареная картошка, куски яблока, конфеты, мясо, кильки, салат — все кофточки в пищевых пятнах — Сисин тоже все роняет изо рта — пошел в мать — свинячится — особенно, когда жадничает — Сисин снимает с голубой рубашки упавшую пищу щелчками — зоркий глаз Льва Семеновича все подмечает — наверное, тоже сочиняете? — вспыхиваю — мне безличностный бог почти симпатичен — но жалко растаять бесследно — при езь ко мне — приплод — поговорим — г ур-г ур! — трется персями сизый голубь — на Клязьму — там сборы элиты — в Тарусу — там все так и кипит — из одного дома в другой — бывалый каторжник делится пережитым — бабы попадали в снег, говорят надзирателям: — пока не выебете, работать не будем! — прямо так и сказали? — весь перекуренный — все ненавидят Сталина — вода пенится за бортом — подвыпившие диссиденты, доспоривая о том, насколько Сталин был верным учеником Ленина, расходились — Сисин знал, что умрет в развороченной биографии — вначале он бредил американским десантом на Красной площади — Роман Родионович, из лучшей в мире газеты, покуривая голландские сигарки, стучал на машинке статьи, проклинающие Общий рынок — я написал Век Пизды— прославился — меня выбрали во внуки — я сам вас выбрал — Я БОГ! Я — Путь, Истина и Жизнь! — такое утверждение — ты чего это, Жуков, читаешь? — уже поддается проверке — перед нами либо душевнобольной с манией величия — либо величайший жулик всех времен, либо действительно Бог — на дворе дождь — сирень машет зелеными ветками с гроздьями сирени — все никак не желтеет, не жухнет — вечно молодая, как Кафка — продрогла на октябрьском ветру — Жуков — я — внук командарма Вселенной — мне дали неделю срока — времени нет — в преддверии катастрофы она каждый день мерит температуру — засовывая себе в попу градусник — думаешь, меня это трогает? — возбуждает? — они не посмеют — но все-таки мало ли что — Лев Семенович встречает меня на деревянной пристани — прохладный чмок-чмоксреднерусского речного прибоя — на закате лезем в гору — скользя по желтой грязи — я трепещу — ведет в дом — там пахнет драматическим трудом — не дают писать, буду строить дом — писатели — богатые люди — ездят в такси, даже если всем недовольны — к ним снисхождение непонятного свойства — Маркс говорил: — они нежные — там на днях рождения Окуджава поет песни оригинальным голосом — там евреи говорят нехорошее о русском народе в ее присутствии — сначала стесняясь — потом все увереннее, все крикливее — его будущая вдова ебется в Институте под лестницей со старшими научными сотрудниками — потому что блядь — среди женщин немало блядей — с чем трудно, конечно, не согласиться — особенно среди русских — особенно среди тех, кто уходит от мужа — он бьет ее за минутные опоздания после работы — она вытирает за ними — лишь бы подышать общим воздухом мировой культуры — они поэты в стоптанных ботинках (летом: в сандалиях с носками) — носят антисоветчину в коробках из-под ботинок — не зная других мелодий, Лев Семенович насвистывал По долинам и по взгорьям— он обычно выигрывал, но когда я выигрывал, мрачнел — он ввел меня в царство пишущей машинки — драматург поделился творческими планами — вот пишу пьесу о падении нравов у приплода — там есть одна сцена в подъезде — грудь можно щупать — а ниже нельзя — не дает — молодой бог, не знающий о своем предназначении, ест сардельки — она его баловала цыплятами-табака — пиццами — салатиками — ну как? — съел без усилий— улыбался довольный Лев Семенович — так чт о, ее бывший муж работает в ЦК? — Сисин (в восторге доносительства): — хуже! хуже! — хуже? — Лев Семенович (с улыбочкой нас не наебешь): — гут! я так и знал — получит, блядь, свое — а как ты относишься к существующему строю? — плохо — не любишь Сталина? — Сисин (с улыбкой): — я всех их — покраснев — густо — в сардельке торчат куски сала — мечтаю об автомате — веером от живота! — Лев Семенович улыбается, но спохватывается — хмурится — автоматом не надо — насилие порождает плохой приплод — драматург высказал мнение, что завтра нравственности будет больше, чем сегодня — подо мной ночной московский двор — сардельки разрывают мне внутренности — в наших семьях любят импрессионистов, которые привили мне любовь к искусству — ты спишь, Жуков? — уже пять утра — это кто тут стены расписал? — что за медведь с глазами зэка? — генеральская дача — водопроводные трубы расписаны под березки — с золотыми кольцами — не уезжай, Жуков — я бы сделал импрессионистам поблажки — пустил бы в рай — несмотря на отдельные недостатки их душ — не важно, обладал ли Иисус Христос полным набором Божественности или был обделен как наследник, но на Земле он выглядел приплодом — актерствовал: — плевался — засовывал пальцы в уши убогим — поглубже — я знаю, Жуков, почему ты оживился — ты любишь, когда я недолюбливаю евреев — это случается редко — ты любишь — запахло хвоей — пол убрали еловыми лапами — она вырыла огромную могилу — как защитникам родины — похороны Льва Семеновича прошли с авторской песнью и красной рыбой — за икру не ручаюсь — но водки залейся — я с радостью мчался в Тарусу, когда он умер — событие все-таки — Лев Семенович обозначил меня напоследок: — дно у тебя двойное — вроде бы свой и не свой — к автомату зовет — приплод слишкомрешительный, чтобы было похоже на правду — веером от живота, а не вышел — он ценил тех, кто вышел на Красную площадь.

Феликс, волосатый племянник покойного, подозвал меня — иди в кабинет — нужна твоя помощь — я испугался — он только вчера умер — без гроба лежал — неоформленный — какая помощь? — они меня запускают — смотрю: — там родственники — сосредоточенные — Льва Семеновича крутят туда-сюда — у него тело страшного цвета — я до этого только лица их видел — они ему линялого ящера вводят в мертвое тело — обернулись — ты чего? — меня Феликс прислал — я готов — помогать — вся мелочь соболезнования высыпалась — гляжу на линялого ящера — они меня за дверь выпихнули — все смотрят — ты чего? — не понадобился (говорю) — надо, думаю, о чем-то подходящем подумать — как играли мы в шахматы — он насвистывал По долинам и по взгорьям— как он меня сардельками отравил — я блевал в ночной двор — о чем Маньке потом рассказывал — я многое ей рассказывал — она ходячая энциклопедия — Лев Семенович впустил меня в новый мир — я понял, Жуков, мою особенность — передо мной разворачивались миры, как в кино — жизнь с Ирмой стала совсем невыносимой — ее шея похудела — похожа на тощую курицу — ей со мной плохо — без меня плохо — уперлась в обиду — измены накатывались на нее через годы — в то время как Сисин несколько — не совсем, конечно — остепенился — но Папаша оказался прав, и я признал на Гавайях его правоту: — люди тратят время и силы на достижение маленького— жизнь кладут на достижение маленького — маленькоене достигается — Сисин принялся хохотать — кататься по полу — дует! — сказал он, резко вставая: — власть над дураками не приносит даже комфорта — рабочий тащит пулемет — после академической пизды со слезой — основательного Курбе — 1’origine du monde [2]— 1863 год — как радикально выкатывается вперед пизда у Боннара — в канун смены века — писал Сисин — а там Уолтер Сиккерт — без всякой осторожности — Дэвид Бомберг со своей лиловой натурщицей — и дальше — дальше в любом сексуальном Макдоналдсе наезжают на тебя гениталиями — а ведь верно — молвила моя war correspondent [3]— маленький Сисин бегал прорываться на Красную площадь приветствовать Гагарина — пролезал под грузовиками, перегораживающими улицу Горького возле «Националя» — куда теперь? — сорвать покрывало и задрать ночную рубашку, чтобы увидеть ночное пугало пизды? — переходя из одного мира в другой — не все изучив — но отведав немало — Сисин не мог не понять, что это не просто его личный опыт, а плод коллективных усилий — цепочка неслучайностей — подталкивание к заключению — и только старая ведьма в Женеве — родственница Набокова — (она так представилась) — поняла, прочитав Век Пизды, что Сисина надо убрать — она догадалась — маленькое пространство женевской жизни, на котором они оказались вместе, обостряло чувства — она сработала и за Пилата, и за толпу, и за Голгофу: — въебалась на ускорении в стену — но плохо разогналась — машина загорелась — Сисин в шоке увидел, как загорелся аккумулятор — она молодец — думал Сисин — приходя в себя — в течение целой недели на него наезжала бетонная стена — с ускорением — с тех пор он разлюбил ездить на переднем сиденье — Элла Борисовна верно поняла, что Сисин у нее отбирает маленькое право на фирн — на ее собственный фирн — на преодоление крупнозернистого снега — машина загорелась, но фирн потек уже позже, когда Сисин был далеко, с поникшей ведьмой на руках — и тогда, на Гавайях, Сисин сказал, что Папаша был прав, подготавливая всех к смерти — делать тут нечего — его выставили из кабинета покойника — Сисин почувствовал себя немного обиженным — хотелось похвастаться друзьям — как он замораживал — во всяком случае, он распространял вокруг себя не похоронную ауру — встреча на Гавайях была в целом дружеская — предложи что-нибудь другое— что я могу предложить? — вскричал, подумав, сынок — я уже предложил ВП! — Папаша кисло кивнул — люди, конечно, забавные существа, сказал Сисин — но быстро надоедают — почему я узнал о тебе так поздно? — с неудовольствием сказал Сисин — я даже не подготовился — не до конца прочел — Ветхий вообще похож на бульварную литературу — Сисин сказал уважительно: — ты интересно придумал — ты здорово связал — оживился он — долго простояло — гниет, но стоит — вообще ты тожеим надоел — признался Сисин — стал расхожей фигурой — я даже стесняюсь родства — стараюсь скрыть — неловко — засмеют — но умирать с тобой лучше, чем без — он остался ночевать — спали вповалку — онспал вечным сном — вдова ходила безутешная — на следующий день все повторилось — к вечеру стало скучно — я взял Зощенко перед сном — давился от смеха в дачную, без наволочки, подушку — боялся, услышат — все равно бы сочли за рыдания — я не заметил, как Льва Семеновича положили в гроб — взяли — несут — вдова: под ногтями черно и грязно — мне вдруг надоело, что она убивается — не то, чтобы переигрывала, но затянулось — вообще-то она хорошая — (добрее к людям) — на журнальном столике валялись письма — я полистал — он писал, что не может без нее жить — готов все бросить — пойти голым, голым! по свету — только бы она была с ним — мне стало не по себе — я был неспособен на такие сильные чувства — покойник обыграл меня в сентиментальные шахматы.

Ящик с говном — маленький тик миланской женщины в черном — ее брат разрушил итальянское искусство — в восторге шепнул мне на ухо бывший анархист пофранцузски — буоне сера, синьора! [4]— заискивающим голосом прокричал он ей вслед — ценя иерархию бунта — понаехало народу — на похоронах у него вновь проступила улыбочка нас не наебешь— молодой академик Рожнов стоял в отдалении: впечатлительный, он боялся мертвецов — ему по рангу разрешалось — были даже неизвестные поклонники таланта — это подчеркивалось в выступлениях — у гроба го-го-го сильно, гру-гру смело — блеснула новыми разоблачениями начинающий поэт-правозащитник Римма Меч — она недавно вышла на Красную площадь и теперь почти ничего не боялась — мученик вы наш! даже если вы умерли сами, они все равно вас убили — бросила загадочную фразу — мне было стыдно за мое молодое косноязычие — одну студентку-поклонницу пригласили за стол как Читателя с большой буквы — она зябко куталась в куцый платок — некоторые сочли, что она стукачка— я тоже: так было интереснее — Читатель мало пил — однако под конец подвыпил — увидев, что я самый незнаменитый, она спросила меня, кому бы показать свои стихи — все-таки она была не совсем настоящий Читатель — ну, давайте мне — она с подозрением посмотрела на меня — полезла в сумку за рукописями — тут все в одном экземпляре — не потеряйте — протянула листочки — вы разберете мой почерк? — мы с ней тихо чокнулись за победу нашего безнадежного дела— своя! — вдруг все сорвались и уехали — пьяные — непьяные — и вдову увезли, и Читателя — Римма Меч обнималась в сенях с волосатым Феликсом — их тоже увезли, от греха подальше — меня оставили сторожить дом — задание — остались одни еловые лапы — долго не гасло летнее солнце — чтобы гэбэ не приехало арестовать архив — я не очень верил — он строил дом, выращивал малины — впрочем, Лев Семенович написал два пылких открытых письма — но не отправил — изменилась атмосфера — я остался с большой бежевой собакой — согласился, не думая — они сказали: завтра приедем — я даже гордился — доверили — по буфету пронесся козлом мой преданный Никифор — доверенное лицо — я обычно проветриваю после его ухода — чего это он? — в восторженном порыве — разлетелся с чашечками кофе — я никогда до тех пор не отмечал в нем вдохновенного лица — пронесся снова — я вразвалку подошел к нему — обозначая походкой чувство превосходства — обожаемый им цинизм — он всегда был готов на скорый верноподданнический хохот — на просьбы взять в ученики — с трудом продравшись сквозь Век Пизды, Ирма похудела на пять кило — среди всех изменений, которым подверглось знание различий, признаков, эквивалентов, слов — короче, среди эпизодов глубинной истории лишь один, который начался на пороге XX века и, возможно, скоро закончится, позволил явиться образу пизды — таким образом, взяв относительно короткий временной отрезок и ограниченный географический горизонт, можно быть уверенным, что пизда — изобретение недавнее — вовсе не вокруг нее и ее тайн издавна рыскало голодное человечество — Ирма перерыла бумаги — среди черновиков нашла короткую открытку от Маньки — расписку в любви — уничтожила — она уничтожала все запретное — подозрительные фотографии — за столиком сидела Манька — он не видел ее семь месяцев — присаживайтесь — угодничал Никифор — на его лице Сисин увидел тень мужской уязвленности — Сисин не умел о нем думать — он относился к нему, как к верблюду — носильщику интеллектуального хлама — не обижал — не хотел, чтобы тот надорвался — а мы как раз о вас говорили — сказал Никифор — ругали небось? — как можно! — я себе новый псевдоним придумал — похвастался Никифор — опять, наверное, неудачный — огорчился Сисин — Манька, улыбаясь, смотрела на Сисина — ну, чего? как дела? — спросил Сисин, пока Никифор бегал за кофе для него — хорошо — улыбаясь, сказала Манька — ты такая родная — сказал Сисин — страшное дело! — вы с сахаром? — донеслось из буфета — наживаешь себе очередного врага — заметила Манька — враги и женщины мне были утешеньем— что? что? — Пушкин — пожал плечами Сисин — или развлеченьем— заложница хорошего вкуса поморщилась — какая разница между Пушкиным и вами? — у Никифора забегали глаза от восторга — вы более крутой— только, пожалуйста! — взмолился Никифор — будьте еще покруче! — Сисин одобрительно кивнул головой — подбросить тебя? — Манька с готовностью встала — Никифор улыбался улыбкой объебанного тинейджера — пока — Сисин крепко пожал ему руку, строго заглянул в глаза — ты работаешь? — спросила Манька в машине — работаю — злобно сказал Сисин — в самолетах, что ли? — спросила Манька — в самолетах тоже — сказал Сисин — зачем ты мотаешься? — я покоряю Запад — зачем тебе это надо? — я выполняю секретное задание — честно признался Сисин — какой же ты дурак! — надо будет как-нибудь пообедать, что ли — неопределенно сказал Сисин — подвезя ее к дому — помня о договоренности не звонить и не встречаться — давай — без особенного затруднения сказала Манька — я тебе позвоню — сдерживая радость, сказал Сисин — она отвернулась жопой и не дала — оставшись один, он пошатался по комнатам — поднялся наверх — бессонная, разбросанная постель совсем свежей вдовы — ее черные очки — голубой лифчик — маленькая, тщеславная женщина, никак не желающая стареть — он надел черные очки, накинул на свитер голубой лифчик, залез в холодильник — там, как после дня рождения — соленые рыжики — малосольные огурцы — водка — Сисин выпил рюмку — заел огурцом — закусил семгой — подумал о том, что вдова не без удовольствия на поминках рыжики ела — нам всем нужно побольше есть — поддержала ее правозащитница Римма — иначе покойник обидится — интеллигенция задвигала челюстями — зажег свет — Пастернак с предисловием Синявского — Цветаева — Ахматова — вашингтонское издание — первый том Мандельштама — «Над пропастью во ржи» — шаг в сторону: Бабель — Бахтин о Достоевском — деревенские соседки пришли и завыли — запричитали — да так натурально — что все московские обратили внимание — нет, умеют же! — с умной радостью заметил Рожнов — жаль, не было магнитофона! — собиратель фольклора — Сисин понял, что боится зайти в кабинет — как будто Лев Семенович мог до сих пор там лежать — он позвал Виконта — плохая большая фотография Виконта с хозяином в теплой клетчатой рубахе висела на стене — Лев Семенович с нас не наебешьназидательно похлопывал его по спине — надел ошейник — Виконт уперся на пороге кабинета — не шел — ладно, громко сказал Сисин — гулять! они погуляли по пустой деревенской улице (Сисин в лифчике, но без черных очков) с редкими фонарями — когда вернулись, было совсем темно — Сисин зажег в сенях свет — вошел в большую комнату — он сразу понял, что Лев Семенович здесь — Сисин был приплодом без предрассудков — он вошел и почувствовал, что Лев Семенович здесь — не в смысле, что в кабинете — в гробу — а в разлитом состоянии, везде, по всему дому — может сгуститься в любую минуту — Сисин сначала подумал, что это так ему кажется после улицы, свежего воздуха — встреча с покойным ничего хорошего не сулила — Сисин подумал о девяти днях — о всех этих делах — бежать в дом отдыха было поздно — линялый ящер — Зощенко — наконец лифчик — Виконту тоже нехорошо — Сисин схватил «Яву», закурил, сказал примирительно: — лифчик — шутка! — никто не ответил — я знаю, что вы здесь — в жизни Лев Семенович говорил ему «ты» — Сисин отвечал «вы» — это радует — Сисин испугался, что тот сгустится — нет — заторопился он — меня не то, что вы здесь — меня радует, что это вообщеесть — выходит, жизнь больше жизни — объемнее — многогранней — мы с вами сейчас становимся предметом доказательства — осторожно внушал ему Сисин — а за Зощенко простите — но уж больно смешно — Сисин отчетливо чувствовал, что Лев Семенович колеблется: сгущаться или нет — Сисин направился к лестнице — в общем, решайте сами! — крикнул он, поднимаясь по деревянным ступенькам — залез в кровать вдовы — натянул одеяло — с головой — было пыльно — не выбивают, что ли — подумал, нервно облизываясь — от страха Сисин вынул из штанов хуй — помял его — тот откликнулся — ишь ты — и стал с интересом дрочить — сгоряча он настроился было на Римму Меч — на ее поцелуи с Феликсом в сенях — его отвлекли грязные волосы девушки — не могла на похороны волосы помыть — или это у них революционный обет? — в голову пришел Фидель Кастро — они школьниками репетировали в Лужниках — на самом верху человек с флажками — взмах обеих рук — дружно кричим вива Куба! — один флажок — скандируем Фидель! Фидель! — три часа тренировались на солнцепеке — Фидель Кастро классно играет в баскетбол — Фидель Кастро классно ебет все, что шевелится — Фидель Кастро классно принимает роды у бесплодной Ирмы — Фидель Кастро классно оппонирует у Сисина на защите диссертации — Фидель Кастро классно проходит красной нитью — когда приехал Фидель Кастро, во флажках запутались — все заново — не найдя ничего лучшего, он выбрал курносого Читателя — дверка распахнулась — его забрало — это был путь— он пошел — он пошел — замелькали десятки стрижек: мыском, впадинкой, горкой, в виде портретов знаменитых людей, симпатичных рожиц — парикмахерская — подумал он — зачем? — Сисин остановился — Читатель не проходил — он потрогал на себе лифчик — какие они у тебя маленькие — шепнул он вдове— маленькие и вялые — дрябленькие — носом поймал ее запах — увидел зареванное личико — черное платье с оторванной пуговицей — зажал ее голову между колен — ну, возьми! — приказал — они завозились — блядь! сука! вдова! — он засопел — вздрогнул — простонав — «хорошо» — спустил в простыню — раздались шаги — щас убьет — Лев Семенович взволнованно поднимался по лестнице — слышно его ревнивое дыхание — Сисин вскочил в кровати — на него с визгом бросился перепуганный пес — вместе зарылись под одеяло — обляпал Виконта спермой — обнялись — лежали, не шевелясь — только мелко подрагивали — густо пахло молодой спермой — пропел петух вдалеке — потом второй — третий — после петухов полегчало — значит, не врут про петухов — он обрадовался — он попал в верный круговорот — со своими правильными законами — засыпая в обнимку с собакой.

Здравствуйте! — Сисин спит — звонит звонок — он берет трубку — он любит ложиться поздно — вставать поздно — как все нормальные люди — алло! — Сисин сидит на кровати с открытым ртом — пришел его черед — он этот звонок ждет который год — он знает, что каждое слово, которое он теперь произнесет, будет взвешиваться на весах врагами и Риммой Меч — каждое — да — говорит он — здравствуйте — нам бы хотелось с вами встретиться — с ним гово рят доверительно, на диалекте понимаешь-понимаешь — они подставляются — кто «мы»? назовите фамилию! пришлите официальную повестку! — он этого ничего не говорит — он говорит: давайте завтра — но на его примирительный тон, на закрытие глаз по поводу нарушения всех приличий и приглашения участвовать в неприличии трубка реагирует без всякого восторга — а как насчет сегодня? — то есть все бросай и встречайся — это задевает Сисина — но если откладывать, то будешь думать, чего им от тебя надо — и можно думать так до бесконечности — и от этих дум ослабнуть — поддаться — он говорит — хорошо, давайте сегодня — что, если в два? — давайте в два — у метро «Кировская», идет? — у памятника, я буду с синей папкой в руках — наступает момент его мести: — опишите себя — я буду с синей папкой! — понимаю, но вы большой или маленький? с бородой или без бороды? — без бороды, маленький — цвет волос? — я блондин, но с залысинами — то есть плешивый? — трубка зловеще молчит — значит, в два? — он идет под душ — теперь сразу не убивают, но у него много грехов — выходит на «Кировской» — поднимается из неглубокого метро — он немного опоздал — он хочет посмотреть на блондина — обходит Грибоедова — тот стоит с синей папкой — Тегеран, я еще не хочу умирать! — Сисин ему через плечо: здравствуйте! — тот вздрагивает — Сисин понимает, что зарабатывает черные шары — но ничего не может поделать с собой — сладко пахнет белый керосин — тело с трудом опознали по кисти левой руки, простреленной на дуэли с Якубовичем — тот шуршит плащом — здравствуйте! — ну, куда пойдем? — агент становится вдруг совсем человечным — пойдемте в столовую неподалеку, они вкусно жарят колбасу — какую еще колбасу? — агент примирительно: докторскую, тут совсем рядом — и действительно — нормальная вонючая рыгаловка — но почему-то жарят колбасу — впрочем, Сисин не большой знаток общепита — вы будете что-нибудь есть? — Сисин: «Столичный» салат — агент оплачивает из казны — садятся — агент похож на человека, который умеет обживаться — в гостинице такие первым делом распаковывают чемодан, выкладывают сорочки, вешают в шкаф на плечики галстуки, костюм — полная противоположность Сисину — тот чемодан вообще не разбирает — от их тела пахнет чем-то чересчур домашним — агент ест колбасу с макаронами — агент завел разговор о домашних выставках — скажите, почему молодежь интересуется Хлебниковым? — как вы сами к нему относитесь? — никак — вот и ваши знакомые итальянские профессора интересуются Хлебниковым — которые к вам домой приходили — им напрасно выдали визы — я им виз не выдавал — а вы шутник — кстати, ваш дружок на машине ездит пьяный — дружок? — а тот, у кого вы смотрите французские фильмы на языке — парлэ ву франсэ? [5]— нэ с па? [6]— вчера разбил свою дипломатическую тачку при въезде в туннель возле американского посольства — повредил фонарь — придется дипломату раскошелиться — а все-таки, почему Хлебников? — Сисин слушал — соображал: пугают, вербуют — откажусь — обойдется — сильно приебутся — не должны — агент понижает голос — меня интересует другое — Сисин весь в невкусном салате — вы уже догадались? — я недогадливый — я вас сейчас удивлю — отложил вилку с колбасой — вы что, актер? — замирая от ужаса, брезгливо спросил Сисин — а вы знаете: да! — играю в нашейсамодеятельности — люблю стихи — я люблю смотреть, как умирают дети — нет, я этого никогда не читаю — упаси бог! — догадываетесь, откуда у меня интерес к Хлебникову? — свобода приходит нагая — как прикажете это понимать? — здесь, к сожалению, не курят — Сисин потушил сигарету — кстати, ваш папа любит стихи? — я передам ему ваш вопрос — вы, конечно, сами понимаете, что не стоит — итак, я обещал вас удивить — ну, давайте — ах, эта ирония! — она разъела не одну душу — (без остановки) — расскажите мне о вашей секретной телефонии — таким сладострастным голоском — Сисин медленно поднимает глаза — положив за правило в жизни ничему не удивляться — он не может не выдать своего крайнего изумления — пластического образа, для которого даже не находится в арсенале его гримас — агент видит перед собой небывалое лицо Сисина и потирает ручки — так что же? — они всё знают — допустим — но это тайное знание, по крайней мере, не материально — по определениювам полагается заниматься вещами, находящимися в рамках материалистической интерпретации мира — остальное за гранью — на что блондин — с залысинами — откуда у вас такие сведения? — мы занимаемся всем — Сисин никому никогда об этой перекличке голосов — он растерян — да вы успокойтесь, забеспокоился агент, в конечном счете, это касается — агентство в агентстве — особая связь — ничего общего не имеющая с государственными задачами — и он как офицер этой связи определен для встречи с целью выяснить, насколько она прочна и устойчива — ммм — говорит Сисин — и я как офицер этой службы, естественно, ваш маленький подчиненный — с ноготок — показал мизинец — ведь вы выдвигаетесь на пост внука — в каком смысле выдвигаюсь? — ну, все описательное приблизительно — оживился агент по связи — в наш век демократии даже пост внука — выборный пост — надеюсь, не станете возражать, хотя вы наш век определили по-своему— тут он хихикнул — крепким словцом — простите за колбасу — колбаса — конспирация — иначе стоять бы мне здесь по стойке смирно — пожирая вас счастливыми глазами — блондин посмотрел на Сисина чуть влажноватыми застенчивыми глазами — соглашайтесь, сказал блондин — я песчинка в сравнении с вами — но если позволите посоветовать — мы вас ценим — время распредмечивается без особых причин — соглашайтесь — Сисин молчал — извините — сказал Валентин — может, вы испытываете какие-то затруднения? — я могу вам быть полезен? — не валяйте дурака — сказал Сисин — я живу на внутренние рецензии, половину которых пишу под чужими фамилиями — Валентин кивнул — знаю — если вы знаете, то зачем эти вопросы? — мне казалось, вы сами выбрали то, что хотели — Сисин снова поднял глаза — да-да — вы не так глуп, как кажетесь — у вас есть особые желания? — есть — сказал Сисин — нельзя ли это снять? — он незаметно показал на лозунг, висящий поперек улицы — снять? — да-да — именно этот лозунг? — ну да — помолчал — и все остальные тоже! — добавил из наглости — и Ленина вынести из мавзолея? — подмигнул агент — Сисин усмехнулся — кивнул одобрительно — а что на место? — ну, что? — ну, что-нибудь — нормальную демократию — кровь прольется — сказал Валентин — сделайте без крови — сказал Сисин — я схожу с ума — схватился он за голову — ошибаетесь — заверил Валентин — это не так сложно, как вы думаете — ну, тогда проливайте — разрешил Сисин — страна развалится — предупредил Валентин — империя, не страна — поправил Сисин — значит, развалим — сказал Валентин, доставая записную книжку и записывая в нее — что еще? — только не много проливайте — наказал Сисин — постараемся — сказал Валентин и снова что-то вписал в блокнот — пойдем мягким путем — потихоньку — радуясь новому делу, обещал Валентин — мелкими подвижками — неужели получится? — получится, почему нет? — удивился Валентин — развалим! — только вот что — он замялся — жалеть не будете? — в смысле внутренних рецензий? — усмехнулся Сисин — в смысле жизнеощущения — сказал Валентин — в смысле мечты — не думаю — сказал Сисин — тогда начнем — сказал Валентин — устроим чехарду — заготовим венки — уроним гроб — повеселимся! — он подмигнул Сисину — значит, мы надеемся на ваше согласие — то есть? — ну, на внучатость — сначала развалите! — уговор дороже денег! — ну, ради России — то есть очищения от этого — агент брезгливо поглядел на лозунг — ради России я, пожалуй, готов — да-да — я готов — подождите — снова засомневался Сисин, и его лицо быстро приняло усталый вид — а вы себя не переоцениваете? — Валентин скромно пожал плечами — Сисин в задумчивости играл алюминиевой вилкой — агент зашептал официальным шепотом: могу ли я передать, что канал связи устойчив и вы можете выйти с нами на связь в любую минуту? — да, ночью — кивнукСисин — Господи, как же я вас люблю! — прошептал агент — простите, невольно сорвалось — вы понимаете только в характере связи или также в самих сообщениях? — как офицер я допущен до смысла — пролепетал офицер — речь идет, как я понимаю, о ликвидации — сказал Сисин — зачем же тогда перемены? — Валентин наморщил лоб, соображая — для наглядности! — ах, вот что! — сказал Сисин — ну, поживем — увидим — сказал офицер с хитрецой — в конце концов, вы же не будете на меня давить — сказал Сисин — а вдруг перемены приведут нас к смыслу? — посмотрим — повторил Валентин — что касается вашей роли, то позвольте вам отменить внутренние рецензии — синхронизируя с переменами — но ни на месяц раньше срока — в пользу бедности правдоподобия — чем бы вы хотели заняться? — во всяком случае, не общественной деятельностью — тогда чем же? — слушайте! — он с обожанием вгляделся в Сисина — а давайте вас прославим — давайте издадим во всем мире ВП— книжонка того, несомненно, заслуживает — не в пример Детям— желаю вам поскорее ее дописать — а ликвидация? — снова поинтересовался Сисин, пропуская многие детали разговора от волнения — Богоугодное дело — пролепетал офицер — вы поосторожнее с иностранцами — произнес он погромче и даже посмотрел по сторонам, спускаясь на первый этаж конспирации — от нее изжога, но я люблю — признался по-дружески Валентин, тыча в колбасу алюминиевой вилкой — не дают здесь ножей! — боятся поножовщины — засмеялся Сисин — я поцелую под столом вашу руку? — офицер побледнел от волнения — я незаметно, никто не увидит — ведите себя прилично — сказал Сисин — понимаю — не обиделся агент — так вы соглашайтесь, пожалуйста — вы даже не знаете, как все вас хотят — ну чего? — я пошел — позвольте удалиться в мире в свои порядки — Сисин в задумчивости шел по бульвару — Богоугодное дело — прошептал он.

Налей стакан — во что хочешь поверю — сказал Жуков — Сисин вынул (сервант был дубовый) бутылку водки — первое чудо! — возликовал Жуков — где взял? — он еще пытался сопротивляться — конечно, мир подл — сказал он — и как поступить с ним — неясно — особенно с Западом — но Россия — подари ей немного счастья — что значит счастья? — удивленно спросил Сисин — я сидел в компании русских предпринимателей с глазами вчерашних фарцовщиков — замечательные ребята! — вставил Жуков — внутри Жукова жила хитрость человека, который верит в свою страну, как в первую любовь — они будут меценатами — придут к соборности — вот увидишь — Сисин потрогал себя за ухо — в последнее время — задумчиво сообщил он — у меня на ушах стали расти волосы — как думаешь, к чему бы это? — к беде! — выкатил на него глаза Жуков — к беде! — ты отстаешь от жизни — оглянись! — Москву не узнать — иностранцы на ее улицах девальвировались и стушевались — Россия рванулась к счастью — Москва — не Россия — посерьезнев, возразил Сисин — эх, боюсь, перетянет свинцовая задница! — какое счастье можно предложить этой стране? — с нутряной болью размышлял он — энергичное счастье потребительского рая? — не только! — схватил его за руку Жуков — ты посмотри на жизнь проще — заведи собаку — поверь в простые удовольствия, вроде бани — я был в бане — ответил Сисин — но ведь ты никого никогда не убил! — как ты можешь? — это же — это же мировойДахау! — зачем же Дахау? — огорчился Сисин — будет найден достойный, цивилизованный способ — Женька, пожалей хотя бы Россию! — отстань ты со своей Россией! — улыбнулся Сисин — это чужая страна, говорящая на русском языке — ты ничего лучшегоне придумал?! — это не я — это голоса — ты, Жуков, совместил в себе всех: от Фомы до Иуды — Сисин давно не виделся с сестричками — в конечном счете, они собрались и уехали — расползлись по Скандинавии — по Америке — по другой стороне улицы Воровского шла редакторша в дикой шляпе — с православными наклонностями — она одевалась во все тесное, несмотря на частые поездки за рубеж — она подкидывала Сисину работу — подойти — не подойти — он все-таки перешел — они разговорились — Женя! — окликнула его радостно одна из сестричек — старшая — они давно не виделись — там садик рядом — посиди в садике — я сейчас приду — он долго говорил с редакторшей — думал, сестричка ушла — дальше он твердо не помнит — она сидела на скамейке — это что за уродка? — благодетельница — смиренно ответил Сисин — разговаривать было не о чем — нет, кажется, это была младшая — Читательс похорон — привет! — привет! — возможно, это была младшая — та, что впоследствии ему отравила вечер — та, что когда-то прыгала при ебле — она считала правилом хорошего тона бойко прыгать — Сисин подумал: прыгучая — уложил вместе — они хихикали, терлись грудями — они показывали друг другу сисинский хуй — и старшая сказала младшей: — правда, он Аполлон? — младшая побежала к лифту — пьяный Сисин вышел на лестницу, столкнулся с соседом и, даже не махнув рукой, отступил домой — не успел оглянуться, как старшая тоже ушла — проснулся утром — горел кругом свет — все было засрано — нельзя мне пить — вздохнул Сисин — как они боролись против советской власти? — ты был диссидентом? — спросил Сисин своего друга Спиридонова — да — ответил тот — я отвинчивал гайку социализма — конечно — он уложил сестричек в одну постель — Жуков отдыхал в соседней комнате с Софьей Николаевной — Сисин подумал: будущие супруги восхищаются его ловкостью — на самом деле, они прожгли ему одеяло своей папиросой — посмотри, какой Аполлон! — Аполлон лежит в другой комнате — сказал Сисин, намекая на Жукова — мы покатились по кровати от хохота — Сисин стоял в садике, не зная, что спросить — как дела? — слушай — сказала младшая — а старшей там, по-моему, вообще не было — была! была! — вспомнил — кажется — у меня есть подруга — Сисин прислушался — по тону было почему-то сразу ясно, что дальше будет интересно — старшая заговорщицки молчала — он сделал равнодушный вид: — ну? — она красивая и умная — ей скучно замужем — она ищет себя и не может найти — хочешь с ней познакомиться? — в смысле траха? — спросил Сисин — в смысле всего — сказала сестричка — красивая? — доверчиво переспросил он.

В узком коридоре висела длинная фотография с рукой — погадайте на счастье — вот она, но это не самая лучшая — Сисин слегка разочаровался, но виду не подал — в жизни она лучше, сказала младшая — у Жукова на дне рождения в решающий год диссидентской возни — он с ними пришел — как встретила его ранним утречком Ирма? — по морде — по морде — он, взбесившись, ударил в ответ — бедная женщина — за что она мучается? — в жизни она лучше — она пришла в широкой сине-белой юбке с грязным пятном на попе — коричневое пятно — она была угловатая — он принялся рассказывать всякие истории, которые заинтересовывают девушек — она слушала его без особенного энтузиазма — шло время — с неподдельно слабым вниманием — вышла посекретничать с младшей — заторопилась домой — Сисин тоже встал — я подвезу — она чуть задумалась — спустились в лифте — сестрички напоследок не подмигнули — сели в машину — с трудом заговорили о ерунде — она вдруг сказала: — я раньше даже не знала, как пишется пизда: через и или е — Сисин воспрял духом — знакомство состоялось — обязался поставлять самиздат — Сисин поставил диссидентство на службу блядству — он ехал дальше один по кольцу и думал, что она симпатичная — все это так и осталось тайной — позже, когда он спросил о смотринах — как сестрички ей объяснили его? — она быстро все отрицала — вплоть до того, что не знала, что с ним там увидится — сестричкам он никогда не задал вопрос — не пришлось — он считал, что нашел ее на помойке — в Новгороде — во время единственного с ней путешествия — он сказал ей, что с ним она высоко залетела — в очереди в пивной бар — подавали пиво с черными сухарями, облепленными солью — Сисин это любил — он посмотрел на окно под потолком — дело было в подвале — шумели — шумел вентилятор, вставленный в форточку — высоко залетела — на следующее свидание шел дождь — она стояла у большой вазы с козлиной мордой, жующей плющ — он охуел, какая она красивая и молодая и замечательная — они три часа просидели в машине во дворе — куря — он передал книжку — потрогал ее пальцы — интересуясь — кольцами — серебряными — носила только серебряные — посмотрел, что на шее — она сказала, что ее плохо понимают родители — даже папа — она одна в мире — красивая шея — он боялся сделать неправильный шаг — он уже боялся ее потерять — расстались до осени — он поцеловал ее в щеку на прощание — еще раз в щеку — потянулся поближе к губам — она мягко отстранилась — смотрел, как она уходила — когда я решился убрать людей — сказал Сисин — я стал несколько лучше к ним относиться — а Маньку не жалко? — всех жалко — но если всех вместе — все равно: — рано или поздно умрут — потянулся поближе к губам — на каком языке вы разговаривали? — спросил Жуков — Сисин помолчал — на английском — почему? — не знаю — у него был ближневосточный акцент — добавил Сисин — как у террориста — он нам подходит — думал Жуков о Сисине — слухи о его космополитизме преувеличены — он откликается на русские вопросы — договорились встретиться 7 сентября напротив ее работы — в четыре — Сисин ехал туда на машине через центр — мимо Сандуновских бань — однажды не пришла вовсе — Сисин просидел полтора часа под проливным дождем в машине — окна запотели — он боялся ее пропустить — выбегал на дождь — забегал во двор — но на кафедру не поднялся — обкурился — жутко хотелось п исать — уехал злой и подавленный — здравствуйте! — сказал Сисин — очень обрадованный — у нее тоже была довольная, загорелая морда — Бормотуха, с крепкими сиськами, оценила Манькину красоту — надо же, не блядь себе нашел — членораздельно порадовалась она за Сисина — Бормотуха умела пускать высокие фонтанчики из спермы, как никто — сперма долетала до потолка — даже в квартирах с трехметровыми потолками — куда бы поехать? — поначалу она просила сводить ее в бар — бар на бульваре, с пустыми бутылками из-под виски, с пустыми, продавленными блоками иностранных сигарет в качестве декорации — Сисин терпеливо поил ее коктейлем — наобум, без звонка поехали к Стасу, живущему неподалеку — он забавный — увидите — она не увидела — поднявшись по темной лестнице, они оказались перед запертой дверью — никто им не отпер — у него сосед — известный художник-стукач — сказал Сисин — на кого он стучал? — забыл — сказал Сисин — какая-то известная история — они говорили без умолку — хотя пространство их разговора еще никем не было заселено — поехали к моим родителям — на Малую Грузинскую — предложила она — она провела его к подъезду со всеми предосторожностями — опасаясь лифтерш — это хорошо — отметил про себя Сисин — Маньке Жуков не нравился как писатель — она находила, что в нем не хватает — чего в нем не хватает? — он чудесный — сказал Сисин — если в нем не хватает — то в ком хватает? — и рассказал ей, как трахнул Жукова — Маньке рассказ очень понравился — видя Жукова, Манька не могла отделаться от картинки ебущихся друзей — Жуков долгое время был сисинской игрушкой — однажды Манькина мама увидела Сисина по телевизору — я думала, он симпатичнее — сказала она дочери — я просто устал тогда — но Сисина это задело — на кого она похожа? — на мать? — неважно — она могла вообще существовать только на время их встреч и потом складываться в коробку — отца он видел, когда тот заехал на новой тачке — Манька подошла к окну — изобразила радость — в окно лезло дерево — Сисин посмотрел вниз, сквозь освещенные заходящим солнцем листья, не очень показываясь — внизу стоял африковед — под шестьдесят, в куртке с меховым воротом — толстое лицо не запомнилось — африковед подпрыгивал и оттопыривал большой палец — она говорила, что отец никогда не узнал об их отношениях — она позже говорила об отце только хорошее — не вспоминала, как он ее не устраивал — Сисин отвернулся — Ирма не казалась тогда исчерпанной до конца — ее настроения еще были пестрыми — Сисин думал о том, что измены продлили до бесконечности его несчастливую семейную жизнь — они породили в нем вечный заискивающий подхалимаж, который был или пост, или предызменой — африковед очень любил общаться— по Манькиным словам, отец был любителем приглашать к себе в гости — африковед общалсяс сисинским приятелем из модного театра — Сисин хотел было расспросить приятеля — кто и что — да как-то не собрался — мать бурно готовила к приходу гостей — многое ставилось на стол — многое доставалось Маньке на следующий день — одинокая, она доедала баранину прямо из кастрюльки — у себя на кухне — по белому кафелю пробегали изредка тараканы — она там насмотрелась на единомышленников покойного Льва Семеновича — единомышленники терпеть не могли автора Века Пизды — и правильно делали — Сисин стал промежуточной фигурой — приходили молодые люди — у них почти всегда что-то не складывалось с магнитофоном — они в него дули — девушки тоже дули — когда-то Сисин мечтал о том, чтобы у него хоть кто-нибудь взял интервью — засыпая, он думал об этом — теперь он кисло относился к газетному жанру — по которому его будут исследовать — если он откажется от потопа и пригодится — Ирма бесилась — хлопала дверью на кухне — не здоровалась — говорила громко, чтоб они слышали, что какие-то чужие люди приходят почем зря — у всех знаменитых людей жены стервы — Сисин смущался — подбадривал — говорил в микрофон больше, чем нужно — Сисин в ужасе читал свою дрянь — какой бы имиджпридумать себе, чтоб полегчало? — но не хотелось быть связанным имиджем — наконец буквально на цыпочках они проникли в родительскую квартиру — коридор вел прямо на кухню — на стенах висели африканские маски в большом количестве — тогда видео было еще в новинку — валялись кассеты — прошли на кухню и сели — попили чая — насчет чая Манька всегда пожалуйста — хорошие маски — большие — похвалил Сисин — их натирают ваксой, как ботинки — сказала Манька — вот оно что! зачем? — чтобы они выглядели из черного дерева — черное дерево на самом деле не очень черное — везде надувательство — притворно возмутился Сисин — а это маска быка — она пятнистая — Сисин надел пятнистую маску быка — Манька засмеялась — Сисин заревел быком — задохнулся от пыли — закашлялся — ваш папа — африковед? — спросил он сдавленным голосом — что вы! — зачем тогда маски? — почему бы и нет? — в самом деле — согласился Сисин — почему бы и нет? — все равноон запомнил ее отца как африковеда — вы тоже собираете маски? — я ничего не собираю — сказала Манька — а это маска белого человека — сказала она — видите, какое узкое лицо — она очень грустная — так они представляют себе белых людей — хотите примерить? — Сисин взял маску в руки и, вместо того, чтобы примерить, поцеловал Маньку — она поступила согласно классической, закодированной схеме — сначала сопротивлялась — отталкивала — отталкивала все слабее и слабее — ну что вы в самом деле! — шепнула она — не надо! — потом как бы смирилась и поцеловалась — он так до конца и не понял: где что? — где код, где игра, и насколько вообще девыотдают себе в этом отчет? — перешли в комнату — Сисин осторожно положил на стол с кружевными салфетками маску белого человека — лучше всего он помнил в жизни моменты конфуза и унижения — он помнил — как многие советские люди — как приходилось раздвигать ягодицы — проходя медицинский осмотр в военкомате — среди подозрительных медсестер — ошалевших от зрелища множества анусов — с тех пор он возненавидел армию — сладкий предмет унижений, он их воспринимал интенсивно и живо, на 300 % — потом он раздвигал ягодицы женщинам — он сполна отомстил полковнику Рубинскому — Сисин пристально вглядывался в женский анус — который его волновал как победа — Жуков думал, что Сисин нашел дешевые формы жизнеотрицания — он делал вывод, что Сисин, конечно, оранжерея— оранжерейной была и Манька с ее школьными флиртами — Сисин путался в ее биографии — каким образом она оказалась на вечернем? — почему не перевелась на дневное? — фиктивно работала секретарем — у кого? — ее устроили — он стал волноваться, раздвигая негустые заросли воспоминаний — оказалось, он многое нецепко схватил — не усвоил — наконец, совершил чудовищную ошибку — забыл, какогоиюля у нее день рождения — все-таки некоторую энергию он отдавал борьбе с режимом — Манька борьбой не увлекалась — она как будто подозревала, что вскоре все кончится само собой — Валентин не подвел — Сисин чувствовал маленькие изменения к лучшему на собственной шкуре, не мог нарадоваться — он раскисал, умиляясь таянию идеологии — Валентин обладал специальной способностью быстро выветриваться из головы — на Валентине трудно было сосредоточиться — при всех его конкретных политических действиях — это был нестойкий образ — империя трещала по швам — молчавший годами телефон на квартире у Сисина звонил все чаще — все звонче — звонил непрерывно — только Валентин не звонил — у Сисина было такое выражение лица — он не умилялся, а думали: он умиляется — бывало, однако, слезы стояли у него в глазах по пустякам — слишком много было всяких впечатлений — меня окружили— неожиданно заключил Сисин — Жуков зевнул: пора спать! — он поднялся на второй этаж дачи — лежал в теплой господской постели, долго не мог заснуть, глядя в звездное небо — глубоко дыша свежим воздухом — Жукову пришло в голову, что Сисин мерзко его надувает — только зачем? — зачем? — договорились встретиться завтра — назавтра они снова поехали в квартиру ее уехавших в отпуск родителей — он был там в последний раз — снова попили чая, снова поцеловались — поцелуи были вкусные — зачем Сисину дали больше других? — очевидно больше — но чтои зачем? — поскорее бы догадаться, чтобы не обосраться — засыпая под утро, подумал Жуков — Сисина охватила неясная тревога — они опять перешли в комнату на диванчик — маска белого человека по-прежнему лежала на столе — она редко носила юбки — у нее были толстоватые ляжки — после понравившихся сисек — она тоже полезла к нему в джинсы, расстегнула — достала с большим любопытством хуй — он видел, что хуй ей понравился, произвел впечатление — она косила глазом на новый хуй — она улеглась к нему на грудь — чтобы получше рассмотреть — не спеша — в подробностях — но чтобы он не видел, как она рассматривает — по части хуев у нее были свои приоритеты — во всяком случае, она не любила востренькие— как наточенный карандаш — востренькиеона терпеть не могла — Маньке было не очень приятно брать их в руки — тем более, в рот — многое зависело также от цвета — самое безотрадное впечатление производили на нее серые, как будто запылившиеся члены, с точечками черных угрей — сося, она представляла себе рабочий поселок с одинаковыми четырехэтажными домами — длинная улица, по которой проносятся грузовики — обдавая деревья, прохожих и подорожники пыльным ветром — трудовой, беспросветный рукомойник на кухне — пеленки — некрасивые трусы — газовая плита с плохо отрегулированными конфорками — сломанные ярко-синие почтовые ящики в подъездах.

Просто на тебя скверно подействовала свобода печати — сказал за завтраком Жуков — запретный плод — это болезнь поколения, которой ты оказался заражен сильнее и глубже других — но ничего — внушал Жуков — идет преодоление — общей чертой у нас с Манькой была особенность подмечать в людях дурное и слабое — ты понимаешь, если все мыслят на таком слабом уровне, то какое в их головах возникает представление о мире? — ужас! — она понимала меня — я так и не собрался сходить с ней в кино — раз был в музее — ходили, смотрели Шагала — с Шагалом все было ясно — со всеми все было ясно — такие хуи выдают пролетарское происхождение их носителей — Манька сбегала в ванную — вынула ватку — позже это стало постоянным делом — она всегда чуть подтекала — из-за спирали — она пришла из ванной с полотенцем — толстый сисинский хуй — с большим удовольствием Сисин засунул ей хуй — двести — засопел он, засовывая, еще не совсем засунув — ну да — придавил ей колено к груди — семьдесят — три — нечетная — поздравил себя с новой пиздой — напрасно он ждал трепыханий — расслабься! — живот у Маньки напряженный — нос заострился — не зажимайся — не понимает — куда смотрит муж? — она была совсем не разъебанной — лежала жесткая — деревянная — наблюдая со стороны, как ее ебут — заложив руки за голову — с сузившимся лицом белого человека— Сисин кончил в недоумении и в восторге — кончил и впервые с тех пор, как с ней познакомился, заторопился домой — это стало традицией — они ни разу не выпили послетрахательного чая — сначала трахались дважды — потом сползли к одному разу — у меня менструация — тихо сказала Манька, ложась на диванчик — покрытый черно-красным дагестанским ковром — между нами нет менструации! — с неожиданным вдохновением сказал Сисин — крылатые слова решили исход встречи.

Кевин Росс образцово вел заседания — «как сказала в своем замечательном докладе…» — Кевин с прилежным лицом все выслушивал — записывал — тише! — Сисин ерзал, всем мешал — Сисин умирал от скуки на всех этих симпозиумах, коллоквиумах, съездах, конференциях — семинарах по русской душе — ему все время хотелось выбежать вон из университетских декораций и покурить — менялись дворцы, цирковые тенты, натянутые на главной площади, фестивали, студенческие аудитории в фашистском стиле, библиотеки с непереваренными книгами, четырехзвездочные гостиницы, общества дружбы с развевающимися флагами, устроители, уставшие от собственных улыбок — конверты с гонорарами — не забыть расписаться в получении — аэропорты с растерявшимися старушками — обмен денег — личные досмотры — относиться серьезно — бесплатные газеты — ужины щедрых спонсоров в одинаково расстегнутых плащах — бары с ночными дринками— «Блади Мэри» — скоч — еще раз скоч — темное пиво — томительное недосыпание — немецкие обильные завтраки — омлеты — всегдашний апельсиновый сок — перевирание иностранных имен — городские экскурсии — церкви — церкви — церкви — гиды с отсутствующими глазами — устойчивое единствофильмов, рекламных щитов, сэндвичей с майонезом, перекрывающее любые попытки урбанистических вариаций — душные музеи — постоять в коридоре — Сара тоже была активисткой — на всемирном конгрессе по достоинству человеческой личности — который с улыбками открыла голландская королева — Сара произнесла пламенную речь — безбоязненно посвященную больному вопросу женского обрезания — некоторые утверждают — зазвучал приятный телеголос, полный экзистенциальной резиньяции — что наши наружные органы отвратительно воняют и делают женское тело нечистым — это домыслы женоненавистничества — гениталии обоих полов имеют запах! — причем у мужчин запах сильнее, поскольку они мочатся и выпускают свою малофью из одного отверстия — и этот жиклер они опосля редко чистят — если не сказать вообще никогда — тем не менее их никто не заставляет пользоваться пенисным спреем — допустим, что искалеченная женщина с кольцом, как у кобылы или коровы — если их владельцы не хотят, чтобы она детородила, пока на вольных пастбищах пасется — это еще в Верхнем Египте практиковалось — фараонская затея — римляне тоже надевали кольцо на мужскую залупу — особенно гладиаторам — но если женщина перестает испускать росистую жидкость, сигнализирующую о возбуждении — Сисин ковырял в ушах, мерно горящих от наушников и синхронного эмигрантского перевода — то возникает еще более вонючий запах в мясных карманах — что противоречит первоначальному утверждению о борьбе с вонью — Сара отпила глоток воды и продолжала, смело глядя в аудиторию — красивая шея — думал Сисин — сначала его принимали за своего — совали листочки, ксероксы, возбужденно обсуждали сообщения, делились мыслями — говорили о вреде телевидения — о засилии массовой культуры — о расизме — голландцы исподтишка не любили немцев — немцы боялись кого-нибудь не любить — и тихо сидели — до поры — Сисин вчитывался в ксероксы — вникал в регламент — его звали участвовать в сборниках, защищать беженцев, медведей, дельфинов, змей, детей, тюленей, народы Севера — он не был против телевидения — на него стали кидаться репортеры — это настораживало его ученых коллег — многие народы — подчеркнула Сара — полагают, что обрезание больших губ необходимо по причине того, что женские органы отталкивающие или отвратительные — чрезвычайные масштабы клитора также становятся доводом для его удаления — особенно в Эфиопии — но объективные свидетели говорят, что в Аддис-Абебе клиторная гипертрофия сильно преувеличена — более того, никто не видел там ни одного оченьбольшого клитора — правда, в других местах Африки, Нигерии или Мали, мне доводилось слышать, что необрезанный клитор может вырасти и стать не меньше мужского члена — особенно в Северной Нигерии клитор находится под подозрением — там считают, что, даже если он не болтается между ног, он все равно ужасен — так ли это? — докладчица сделала ораторскую паузу и неожиданно продолжала — да, чрезвычайно большие клиторы бывают! — но даже если они бывают, что дает обществу право рассматривать их как отвратительные? — разве мужской член не отвратителен? — разве яйца прекрасны? — Сара обвела глазами огромный зал музыкального театра, снятый под конгресс — зал присмирел — дело не в этом — просто большие клиторы удручают мужчин, поскольку отнимают у них превосходство иметь свой член — еще не нашлось поэта, который бы воспел клитор, а очень жаль! — он компактен, защищен и уникален — он служит только удовольствию и ничему иному — вот орган чистого удовольствия, не в пример пенису! — клиторная стимуляция неподвластна ему! — так что дело в зависти — она права — шепнул Кевин — раздался шквал аплодисментов — они перешли в стоячую овацию — познакомь в перерыве — попросил Сисин — Сара жевала бутерброд с индейкой в балетной столовой — ее опустошенные глаза победительницы внимательно рассматривали Сисина — у меня очень мягкая фамилия — сказал тот, приблизясь к звезде конгресса — Кевин улыбался во весь рот с банкой пепси в руке — очень мягкая, женственная фамилия — она вам должна понравиться — вы, наверное, татарин? — спросила Сара с заметным волнением.

Во всяком случае, вы опасный — они остались сидеть за столом — у меня здесь маленькая квартира — там живет белая собака с розовыми глазами — мне надо будет ее сначала выгулять — рослый профессор со Среднего Запада, с военной выправкой, Кевин Росс никак не мог представить себе, что русскийможет быть успешнее его — это не укладывалось в его продолговатой головке — Кевин предостерег Сисина от опасных связей — он сохранял верность карьере и жене, что было одно и то же — а тут — казалось, он только за тем и приехал в Амстердам, чтобы разоткровенничаться — а где еще? — кому еще? — с женой спит раз в полгода — ты не скучаешь по Воркуте? — нет — достаточно честно сказал Сисин — я тебе не завидую — сказал Кевин — Сисин ждал: — пусть сам расскажет — в последнее время он понял: — не надо забегать вперед — у него родился сын-монголоид — не взял — оставил в больнице — наябедничал Дэвид — Дэвид — хороший, вдумчивый профессор, но он любит часто выпускать газы — с ним трудно усидеть у камина на одном диване — к тому же рыгает после пива — Кевин сам принял решение отказаться от уродца — а ты не знал? — знал — зачем-то соврал Сисин — восемь месяцев, как встречаемся — сказал Кевин — Сисин молча шел вдоль канала — мне нечего тебе завидовать — всякий раз говорил Кевин и забывал, что сказал — в Ленинграде набычился — Сисин сжалился — отдал Крокодила — дело было на маленькой кухне — они скоро вернулись — Крокодил доложила по секрету, паясничая, что все кончилось, не успев начаться — мы вас нежно любим — ластилась она к Сисину — смотрите, не пропейте вашу замечательную пипиську! — Сисин отставил бокал с вином — это не мой порок — Сисин бестолково ездил по конференциям — он понял: это не дело — но он никак не мог перестать ездить — бежала робкая Ирма — Лев Семенович тожелюбил пошутить — Сисин пока выигрывал — несмотря на все родное говно — Сару сильно тянуло в Москву — Ирма была незаживающей раной — пшла вон! — он меня не обижает — терпеливо объясняла Сара белой собаке с розовыми глазами — Сара считала, что она несчастна из-за своего идеального детства — из-за своей идеальности: спортсменка, умница, счастливая семья — ее время от времени мучило то, что она перестала быть whole [7]— развалилась на куски — Сисина раздражала дешевая интерпретация — его раздражала ее глубокая культурная беспомощность, завуалированная интенсивным чтением книг и газет — она носилась по горячим точкам и была оскорблена тем, что он слабо откликается на ее массажи — он не любил ее тело — он не любил американское резиновое тело — тело, дрессированное в бассейне — облитое тысячью спортивных душей — ни как она одевалась — вообще ее вкуса — Сисина раздражали вдруг прорывающиеся романтические обертоны ее голоса, особенно ее ночного голоса или когда была очень усталой — он казался ему extremely [8]фальшивым — никаких особых причин не жить с ней у Сисина не было — в то же время было полно причин — она была слишком bossy [9]— он только в первый раз сосал ей пизду — никогда-никогда больше — you don’t feel me [10]— жаловалась она, когда Сисин безучастно крутил у нее в дыре после того, как сам кончил — после ее массажей с маслом — это было почти механическое, тактильное возбуждение — она сделала для него многое и готова была продолжать — у нее были отличные связи с газетами, журналами, издательствами, наконец, с Голливудом — ее телерепортажи шли по всему миру — у нее был редкостный, запоминающийся телеголос, который хотелось слушать еще и еще — на экране (в фильме из Москвы) она несмело заглянула ему в лицо — идя под снегом — задавая банальный вопрос о ВП— Сара специально приехала к Сисину в Москву, чтобы удостовериться, что тот ее не хочет пожизненно — была демократически высокомерна — или вдруг в Москве начинала проявлять чрезмерную заботу — бегала по комнатам — кормила ассистентов и переводчиков бутербродами — она мучилась из-за своей непрестижной парижской квартиры — мой клитор не флейта! — сказала она, намекая на свое чувство юмора — но Сисин знал: — кто заводит разговор о своем чувстве юмора, тот безнадежен — шумно дышала в ухо — втягивая в себя его запахи — зачем я связался с ней? — он не любил, как она дразнила его, думая, что попадает в цель — ему было просто не по себе — она мечтала выйти замуж за человека с четырьмя достоинствами — умный — с чувством юмора — богатый — неженатый — таких не бывает — сказал Сисин — она с ума сходила от того, что он ее любит меньше, чем она его — Сисин оказался в выгодном положении — она сходила с ума — ему было любопытно на это смотреть — у него была своя линия поведения — он хотел ей внушить свое мировое значение — по ее реакции видел, что его мировое значение может состояться, если англо-американский рынок его одобрит — ему было насрать на англо-американский рынок — сначала совсем насрать, а потом не очень, не совсем — затягивало — его разрывало — он становился требовательным — русский бессребреникпорой думал об англо-американском рынке — потом спохватывался: я же Бог! — метафизический лазутчик в стане юманитэ! — ей было приятно время от времени говорить ему, что она его любит — Сисин не препятствовал признаниям — сам он помалкивал, соблюдая элементарную честность — американки помогают вырабатывать гормон честности — у него была гамма смешанных чувств: от отвращения до симпатии — все эти чувства сосуществовали не очень дружно, как народы бывшего СССР — она объяснила разницу между prick и cock [11]— последнее, по ее словам, было гораздо более нежным — you are perverse [12]— говорила она (ему это нравилось), но я еще больше perverse, чем ты — она с ним соревновалась — как Кевин — старалась показать, что все умеет, что у нее было множество любовников — а ты меня ебал в жопу? — Сисин задумался — по-моему, да — я тоже нетвердо помню — поспешила она — я только не помню, кончал ли я тебе в жопу — и я не помню: с тобой или не с тобой? — ей хотелось подчеркнуть свою независимость — но летом она сказала, что ни с кем не спала со времени их последней встречи.

Сквозь сильный январский насморк запахло красными гвоздиками — принес корреспондент радио «Свобода» — вот кто был бы для Ирмы идеальным мужем — как ты ко мне относишься? — хорошо, сказал Сисин — развей— главное слово Маньки в общении с Сисиным — в июле у нее был день рождения — развей — кончался их первый год — Сисин и так и сяк — он понимал, она ждет подарка: — признания в любви в свой день рождения — ей исполнилось двадцать три — она была трусливой и очень напористой — она разъедала мужчин, как ржавчина — оставался металлолом — если он уклонится от признания, будут осложнения с последующим допущением к ебле — она любила ритуалы — он не хотел осложнений — каждый трах был ритуалом — что лучше: осложнить дело ебли или сделать любовное признание? — к тому же был день рождения — букет и шампанское — уже былтот прекрасный февральский день — солнечный, с высоким небом, с соснами, что шумели вокруг — раздался звонок — звонила она — Сисин дал слово никогда не звонить — и сдержал бы, потому что он был кремень — он был мягкий кремень — Сисин не думал о том, любит он ее или нет — ученая Манька говорила: — все равно, пока ты со мной, ты ни с кем не будешь трахаться — Сисин не возражал — они залегли — одутловатая Гуля сидела на кухне и слушала Гребенщикова — Манька вышла, не очень стесняясь подружки — и даже бравируя — без трусов — Воркутабыла более скромной — лишь однажды, уйдя в университет, где училась в аспирантуре, она оставила в унитазе свою толстенькую какашку — собрались поехать за город — дело было зимой — к Берману — у него все было просто — у него все было на раз-два-три — максимум четыре — Сисин был свободный человек — у него были каникулы — но Стас решил отметить день рождения своей Сашеньки — Сашенька висела у Сисина в спальне в виде Европы на быке— ее мама-буфетчица дала много жратвы — решили отметить у Сисина дома — решили взять ее подружку — был картонный ящик жратвы, коньяка и венгерский «Токай» — Манька уже отпросилась у покойного мужа — Сисин однажды разговаривал с ним по телефону — Манька с дачи звонила мужу насчет ночевки у Гули, забеременевшей от сирийца — они занимались совместной конспирацией — разрабатывался детальный план — Гуля не должна подходить к телефону до половины двенадцатого — потом вроде бы Манька уже спит — не надо ее будить — Сисину все это нравилось — у нее скоро обнаружился скверный характер — родственный подход к миру в ряде случаев — что нуждалось в уточнении — которое все время откладывалось на потом— Маньке деваться было некуда — тогда Сисин отменил художника — Стас отменился — потом Стас позвонил, что с отменой поздно — ладно, сказал Сисин — и Манька тоже сказала: а давай день рождения — приехали — с картонкой жратвы и «Токаем» — Стасу стремительно Манька понравилась — он сделал вид, что он грязный, и запросился в ванную — пока что-то резали на кухне — нет, в ванную он пошел позже — это не важно — Жуков, все важно! — они сели за стол и стали есть — влюбленный Сисин жалел, что Манька здесь — подружка Сашеньки была толстым бабским увальнем лет двадцати — Манька поднимала пустую рюмку, чтобы ей снова налили — эстетически полнокровный Стас метался по комнате, что-то выкрикивая — Стас был человеком редкой необязательности — позже женился на дуре — ему не везло с женщинами — с сыном — у сына он рано обнаружил талант — спустя время сыну рэкет выколол шилом глаза — за неправильную продажу иномарок — обезумевший Стас подался к коммунистам — монархистам — проклинал — суетился — свалил— Манька красноречиво поднимала пустую рюмку — ей наливали — к часу ночи женский увалень объявил, что пора домой — Сисин проводил ее до такси — они постояли, оба недовольные тем, что случилось — уехала навсегда — когда Сисин вернулся, Стас принимал ванну — Манька сидела на табурете в ванной и разговаривала с ним — он был наполовину прикрыт занавеской — впрочем, весьма ненадежно — Сисину это не очень понравилось, но он ничего не сказал — Сашенька сидела в большой комнате одна — Сисин попробовал поговорить с ней — не клеилось — Стас вышел из ванной — Манька шла пятнами — она вышла раньше него — у нее была аллергия и очень часто текло из подмышек — так текло, что на рубашках оставались круги соляных разводов, как после отлива — Сисин, сказал я, ты разрушаешь девушкин образ — зачем тебе это надо? — Сисин углубился в свой внутренний мир: — когда я что-нибудь писал, я думал о ней как об идеальном читателе — разве этого мало? — вскричал пораженный Жуков — мало, но я имею право ее вспоминать как угодно и сколько вздумается — в каком-то смысле она мое создание — она мне редко снилась — почти никогда — другие не снились вовсе — я никогда не думал о ней как о самостоятельном существе — когда она болела гриппом, я не очень жалел ее — я не верил, что она окончательно человек — мне хотелось, чтобы она была моей, как собака — из чего я состою? — где моя пограничная зона? — понимаешь, Жуков, растерянно сказал Сисин, я настолько мало знаю себя, что не сильно удивился, когда мне сказали о моей внучатости — нашли чем обрадовать! — любой текст, где Папаша появляется хоть на минуту, гибнет — возможно, я просто урод — возможно, во мне кусок льда по материнской линии — он мне мешает быть нормальным — я хочу докопаться до своего дна и не могу — моя открытость? — душа нараспашку? — да ну! маскировка! — ты говорил Маньке об Отце? — Сисин поморщился: — чем люди гордятся? — начальник похвалил! — отчего у них портится настроение? — кто-то их не заметил, не так посмотрел — я без труда перерос человечество.

Стас организовал танцы под ограниченный выбор пластинок — я танцевал с Манькой — мне было жаль, что я упустил женского увальня — я не люблю, когда что не по мне — мы обнимались, она обнимала меня — мы редко в жизни танцевали — только тогда — один раз — ей было хорошо со мной — она смотрела на меня своими моргающими глазами — она вроде бы еще не любила меня тогда — но ей — впрочем, что я знаю? — видишь, Жуков, прокол: — с женщиной, которую я шесть лет — от хуя она ни разу не кончила — ты говоришь так, как будто вся жизнь — ебля! — не сдержался Жуков — свихнулся на ебле? — писать вообще вредно— ответил Сисин — я объявил Век Пизды — Детитоже сыграли роль в моей внучатости — озоновые дыры самодеятельности — но я не знал, что это такнаказуемо — это ты мнеговоришь! — рассердился Жуков — пока мы с Манькой танцевали — это был неравный танец: с преимуществом в пользу Маньки — Сисин перебирал ногами без страсти — с увальнем он бы нашел, как танцевать — Сашенька пошла в ванную и приняла душ — она вышла в красном халате — села в кресло — мы танцевали — Сашенька взвизгивала и куталась в халат — посмотрите, какие у нее сиськи! — Сашенька шлепала Стаса по рукам — прятала сиськи обратно в халат — мы с Манькой косились на них с любопытством — прижавшись друг к другу — Манька боялась, что я когда-нибудь отдам ее в групповуху — ее фантазии были уединены — самое большее, что она сделала за все время — попросила «Плейбой» и рассматривала лобки и сиськи во время ебли — уточняла — а тут у нее побрито? не крашеная? — видишь, Женька, она крашеная — сиськи ее особенно заводили — Сара тоже сказала: тебе бы было приятно видеть, как я трахаюсь с другим мужчиной? — они всегда истолковывают молчание в выгодную для себя сторону — ну что, хорошо повеселился? — заунывно спросила Ирма — Сисин стоял на пороге с новым чемоданом в руках — ее историческая правда была в принципе против веселья — я хочу тебе сказать, что ты стала богатой женщиной — возвестил Сисин — Ирма уклонилась от поцелуя — он протянул ей браслет — отмываешь свои грехи? — сказала она и ушла на кухню — он хотел Маньку если не подчинить, то унизить — она успешно, упорно защищалась — с самого начала — Сисин приехал к ней, когда муж был на работе — это тоже был ритуал — математик вызванивался на работе — она говорила с ним ласковым как никогда голосом — ласковым, буднично натуральным — тот, привыкнувший к недоразумениям и чернухе, напрасно веселел на другом конце провода — высчитывалось время его езды с работы домой — даже если на вертолете — двадцать минут — Сисин еб ее пятнадцать — к концу срока она поглядывала на часы — не кончая — опять звонила — о чем бы его спросить? — думай, Женька! — Сисин пускался в сочинительство — она была находчивее — сообразительней — и снова ласково-ласково — Сисин балдел от наеба — и снова ласково еб — ебля смещалась со временем в сторону зеркала — они смещались в прихожую — слабая любовь порождает эротику, сильная — порнографию — учил Сисин — на вешалке висел зеленый тренировочный костюм большого размера — математик играл в теннис на уровне первого разряда — ебаться с закрытыми глазами, учил Сисин, значит фактически быть сексуально слепым — Манька, не отрываясь, смотрела в зеркало — волосы свешивались по щекам — она хваталась руками за полку с щетками и желтой женской расческой — в расческе недоставало трех зубьев — ее голова висела на уровне колен — лицо багровело — ее забирало — из тумбочки с грохотом выпали черные туфли — выкатилась баночка иностранного гуталина — с птицей киви — каблуки разъехались — ноги дрожали — пожарь мне цыпленка-табака, пока я быстро съезжу к бабушке — как Красная Шапочка — сказал Сисин между двух палок — она вдруг вся обуглилась — она его никогда не кормила с тех пор — только чаем с клубничным вареньем поила — сопротивляющаяся инстанция — если бы хуже сопротивлялась, я бы не задержался — но пока она сопротивлялась, Сисин проникся — больше того — you are such a lier [13]— со вкусом сказала Сара — Стас бережно перенес Сашеньку на близлежащий диван — Маньке был интересен разврат — взрослые игры — она знала о них понаслышке — новое тело Сашеньки волновало мое любопытство — оторвавшись от надоевших объятий Маньки, в которую я, очевидно, влюблялся — оставив ее в углу, у письменного стола — заваленного страничками внутренних рецензий — посредством которых Сисин убого соединялся с жизнью своей Родины — под Роллинг Стоунз — я подошел с приветливой улыбкой к дивану — халат распахнулся — я вложил, как апостол, указательный палец — потом средний — потом безымянный — я говорил: — какая ты замечательная, Сашенька — и я такдумал — какая ты замечательная — Стас обрабатывал ее верхнюю половину — я оглянулся — Манька смотрела на меня черными глазами — в них было недоумение, но за недоумением было тихое бешенство — иди сюда — Манька не шла — тогда Сашенька выскочила — оставив свой запах на моих пальцах — мы налили по рюмке коньяка — Сашенька сказала, что в клинике (у нее нездоровое сердце) она познакомилась с испанкой — Сисин страдал от хронического переутомления — выглядел постаревшим — серым — сутулый мудак! — рассмотрел он себя в телевизоре — ты не молодеешь — испанка умела превращаться в животных — это несложно — надо залепить нос и уши воском и думать о животном, в которое ты хочешь превратиться — я тоже решила попробовать — залепила нос и уши — стала думать о кошке — я думала недолго — ноги покрылись шерстью — потом вырос хвост — я испугалась и перестала думать о кошке — несколько дней пришлось носить толстые черные колготки — боялась — заметят — останется — но прошло — а хвост отпал сразу — Сисин вгляделся — в Сашеньке по-прежнему было что-то кошачье — белоснежный мальчик звал ее за собой — Сашенька смотрит — у него грязная попка — она берет губку и начинает его мыть — когда племянник умер, Сашенька ехала с гробом на грузовике — везли гроб и шесть мешков картошки — за тридцать километров перед деревней спустило колесо — накачали — вылез пузырь — после похорон Сашенька спрашивает Ксению Михайловну — она в деревне у них за попа — все распределяет — берет деньги, яйца — отчего такой сон про белоснежного мальчика? — так это же о его смерти сон! — нехорошо, что трупы после смерти обделываются — сказала Сашенька — заключительное издевательство — засмеялся Стас — еще одна причина не хотеть умирать — а я не боюсь — сказала Сашенька — и было ясно — она не боялась — Сисин молчал — он думал о том, что люди одряхлели — их пора уничтожить — вывести окончательно — всех до одного — стереть с лица Земли — отравить — зарезать — замучить — шлюзы открыть — спустить воду — скорее — сегодня — сейчас — Сашенька привезла из деревни самовар — сестра ее — на нее кирпич упал — восемь лет без мужа — а мама уже двадцать пять без мужа — та святая — и Ксения Михайловна разрешает ей дотрагиваться до Иисуса Христа — сестре Сашеньки еще рано — она еще грязная— она еще должна подождать — Манька встретила меня оранжевыми губами — размалеванная кукла — с мокрыми холодными руками — с лицом-маской, наклеенной на ее алкоголический день рождения — с охами, сколько и чего выпили — она принимала позы одалиски — капризным голосом говорила: — ты меня любишь больше всех на свете — среди женщин — кроме мамы — она лежала — отпаиваясь пивом — со своими мокрыми подмышками — со своими синяками — на ногах — на толстоватых ляжках — со своим бурно растущим кустом — ты меня любишь больше всех на свете — он привозил ей шмотки — она придирчиво осматривала их — допуская, что он остался верен старой привычке жмотства — покупает в «Тати» и на прочих помойках — примерив, она допускала его до себя — 20 лет не виделись — Сисин обрадовался — пришел однокурсник со слабой фамилией Красиков — Красиков с взрослым сыном — вспоминали, как Красиков не мог выговорить простое французское слово calendrier [14]— у него язык не проворачивался — он никогда не произнес calendrier — это чертово слово меня сгубило — а выпить у тебя есть? — выпил спирта — понес неразборчивое — папа, пошли! — постой, дай вспомнить — он рассказал, как его сгубило чертово слово calendrier — выпил спирта — папа, пошли! — страдал сын Красикова — постой, дай вспомнить — он рассказал, как его сгубило чертово слово calendrier — через вас говорит тоска жизни — сказал Сисин, выставляя отца и сына за дверь — ты никогда ничего больше не напишешь, вот увидишь, встретимся через десять лет! — говорила Манька — она стала лингвистической патриоткой — магическая формула складывалась на уровне языка — западные языки — утверждала Манька — со своей жаждой информативности — указывали на безопасную ограниченность — русский, безудержный, беспредметный, обещал вечнуюжизнь — это такой паучок — она-онабегает по душевой занавеске — бегает — лапками перебирает — живет в мокром месте — прячется в полотенца — забирается в складки — свисает в ванной с потолка — раз за воротник! — она-онапоказала Сисину свою немецкую разновидность — гуляли под руку по вечернему Тюбингену — затмила нашуМаню, которая совсем уже разложилась — издеваясь над Манькой, Сисин покупал пестрые, вышедшие из моды иликакие-то маргинальныешмотки — платья с приподнятой, как у девочки, талией — Манька придирчиво смотрела — жадно надевала — к зеркалу! — ну как? — бесподобно! — нет, правда, мне идет? — еще как! — уродец отражался в зеркале — они подкладывали себе зеркальца под попы — работа кипела — вдруг все кончилось — зеркала повыбрасывали — любовь стала нежной и вдумчивой — какое счастье — думал он — что я не женился на ней — а счастье было так возможно — ты хочешь, чтобы я продолжала? — да — почему он засыпал такой умиротворенный? — она-онане боялась показаться неумной — ее лицо стало тонким — совсем молодым — у нее был потный носик, на котором сидели очки — в ней было что-то немножко свинячье — как, впрочем, чуть ли не в каждой настоящей немке — в какой-то момент он подумал: — меня не обманешь — я знаю, кто ты — ты паучок она-она— но потом это удивительно просветленное лицо — только перед любовью и перед смертью у женщин такие лица — почти никогда у мужчин — да — да — он хотел, чтобы она-онапродолжала — очень — почему он засыпал таким умиротворенным? — почему на миг захотелось отложить дело всемирного разрушения? — как просто, одеваясь, она-онасказала — собирая комок из колготок и трусиков — в следующий раз надо будет родиться мужчиной — как замечательно жаловалась на немецких мужчин — которые не знают, как себя вести — быть мачоили быть нежными — как просто не спросила о семье — как мило она делала ему подарки на следующее утро — все озарилось — и было хорошо.

Кевин представил преподавателей — они вставали и раскланивались во все стороны — потом все ели желтый сыр, как мыши — она прошла с гордо поднятой головой — метнула заинтересованный взгляд — мне была интересна эта слабенькая дылда — которая вышла из своей японской машины — он сверху на нее смотрел из общежития — было душно — он высадился на лужайке в Новой Англии — загробное царство — по лужайке ходили бывшие жители необъятной страны — их память содержала в себе все подробности земной жизни — все эти русские страдания — разлитые по пространству — учили американцев русскому языку — преподавали православную историю — играли в футбол — ставили силами студентов «Самоубийцу» — пели хором церковные гимны — если смерть наступила в тридцатых, то пахло голодом, несло коллективизацией — если во время войны, то никак не распутать клубок Сталин — Гитлер — но все-таки немцы покультурнее — если бы не гитлеровская идиотская политика на Востоке — парочка послевоенных перебежчиков — со смертным приговором в кармане — а если в семьдесят четвертом — то пахло кофемв мастерской — если в семьдесят девятом — то раздутым литературным скандалом — Поповым, Веничкой Ерофеевым, Битовым, Баткиным, Кублановским — приятно перечислить все эти фамилии — в восьмидесятые пахло войной в Азии — борьбой за дисциплину — оцеплением бань и парикмахерских — расставаясь с жизнью, они переживали чудесный момент избавления — смерть превращалась в исцеление от смерти — они меняли пол, превращались в загробных трансвеститов, больных воспоминаниями — они спешили от смертной опасности в смерть — преподавать русский язык — обедать в студенческой столовой на фоне итальянскиххолмов Новой Англии — играть в соккер — их путешествия были связаны со сказочной опасностью — они переплывали реки, переходили горы с проводниками — гибли в пустынях — переплывали Черное море на надувном матрасе — бежали на последнем пароходе под обстрелом — чтобы писать и думать на других языках — Сисин видел их чудесное преображение из рабов в свободных загорелых призраков на перевале из Югославии в Италию — в карело-финском болоте — последний взгляд на земную жизнь — последнее прости проводнику — последняя минута жизни — расставание с рабским телом — они входили в зазеркалье супермаркетов, суперполицейских, супертаксистов и суперлавочников — вокруг летали суперптицы и супер «Нью-Йорк таймсы» — смотрите — в России растут плакучие ивы — здесь ивы смеются! — Сисин огляделся по сторонам: — ивы смеялись — призраки мечтали поскорее стать такими же супер: —красивыми — элегантными — цивилизованными — богатыми — в их отмирающем мозгу возникали видения: — супер— это мы плюссвобода — для супертуземцев, бегающих по кампусу с русским учебником в ушах — свобода — подчинение закону— так гласила серебряная надпись на фронтоне местной суперполиции — но как тогда ненавидеть мещанство? — тот самый средний класс — на котором покоится общество — его устойчивость — цензура — благополучие — прогресс — не слишком ли высокая цена? — принять все это и стать туземцем в берлинском трамвае — неполноценные существа — не сдавшие экзамен на духовность — мы бессребреники— они жадны до денег — мы идеалисты — они крохоборы — мы наплевательски относимся к жизни — что жизнь? — выпадение из вечности — они судорожно вцепились в жизнь — Сашенька не боится смерти — с русским батюшкой — бывшим сотрудником ТАСС — Сисин поехал впервые в Нью-Йорк — батюшка крестился на каждой заправочной станции — съест бутерброд, покрестится, едет дальше — доехали до Нью-Йорка — стояли в длинной ночной пробке — никто ни на кого не смотрел — избегая глазного контакта — на Манхэттене в них врезался негр — поругались немного — разъехались — мы чистые — они грязные — они даже не умеют хоронить своих мертвецов — не выносят их в открытых гробах с красивыми лицами — у нас каждый мертвец с красивым лицом — моя бабушка тожес красивым лицом без морщин — она улыбалась — и все глядят, восхищаются — они зарывают своих бульдозерами — у них могильщик за рулем — они не знают поминок — не ведают поминального воя — все-таки Россия — лучшая страна в мире — и русские — самые лучшие — но — пришли — погубили — испохабили — Россия сокращается до семейного очага — Россия бабушки и ее абажура — бабушка всегда права, потому что она моябабушка — и если я не хочу пожертвовать здоровьем моей бабушки ради свободы в России, то что значит моя любовь к свободе и России? — после обеда собрались за столом обсудить вопрос — позвали Кевина, но суперКевин, предводитель теней, прозрачно намекнул на то, что не надоиз столовой выносить бананы — тени разволновались — так кто же Родина? — дурак служит в охранке — пьет — бьет жену — он переродился — многие переродились — все переродились — они продались — они угроза моей безопасности — трудно найти более усложненные тени — прогуливающиеся по аллейкам — где пахнет скошенной травой — где борются с одуванчиком не на жизнь, а на смерть — где одуванчик — враг народа, там Америка — памятник собаки ловит в прыжке брошенную тарелку — в компьютерном центре пишут русские сочинения — Воркутаспит, положив голову на Чехова, под шум кондиционеров — ей снится русская мысль о том, что зло — общественный порок — эта мысль недоступна новой зазеркальной родине — зато она производит суперполицейских, суперпочтальонов, супергазонокосилки — в России едят людей — убивают детей — тутдети мои в порядке — они ходят в глупые супершколы — едят несочную клубнику размером в яблоко — а там все анти — антитерра — мы будем их по радио учить — как им жить — я свободен — они не свободны — я русский царь — всероссийский монарх — пусть меня позовут — я приеду — а может быть — не приеду — все равно, у них все кончится говном — ноги воняют — Новый год воняет — санки воняют — дефицит воняет — дембель воняет — рожь воняет — больницы воняют — парты воняют — церковь воняет — глаза воняют — бабочки воняют — генералы воняют — керосин воняет — чувства воняют — шары воняют — кухня воняет — Волга-матушка воняет — книги воняют — капуста воняет — парк культуры воняет — иван-чай воняет — трупы воняют — дети воняют — шахматы воняют — не приеду — или все-таки я приеду — я их научу — но мне лень — у меня здесь свое дело — гараж — семья не хочет ехать — долги — теньюр [15]— ссуда — парное молоко Новой Англии — по вечерам, когда жара несколько спадает и еще не хочется лезть под искусственные простыни, не пропускающие воздух, цари собираются вместе — пьют царскую водку — покупают дешевую закусь — поют русские песни — они не виноваты — так случилось.

Потомственный граф или князь — русский малый — а возьмите себе в провожатые — сказал он Сисину — кого-нибудь из студентов — у кого машина — она записалась к нему на семинар — он прямо к ней — она уже обклеила комнату всякими милыми плакатиками — здравствуйте! — поехали вместе? — на фестиваль — тени сомнения побежали у нее по лицу — мне надо заниматься — я вам помогу — поехали! — она колебалась — Сисин добавил: — безопасность гарантируется — вернемся сегодня же, после концерта — вниз по Седьмой — мимо гориллы, держащей на ладони «фольскваген» — мимо музея с подозрительно яркими Ренуарами — мимо собачьих бегов — по дороге приняли участие в народном гулянии с бесплатным мороженым — осмотрели новую фабрику сливочного мороженого — губернаторша быстро сказала милую речь — шел летний дождь — перестал — веселились дети — вермонтцы прогуливались — поедая различные шарики совершенно бесплатно — развевались флажки — я люблю ванильное — призналась она — а я малиновое — а еще есть банановое — давали с грузовиков — было очень народно — это их сблизило — Сисин ехал счастливый, но надорвавшийся по летней Новой Англии — с ее призывами к кленовому сиропу — по узкой Седьмой, временами переходящей во что-то более просторное — нет, он понимал, что ему полагается быть счастливым — Берман объяснил плохо и нервно — на гребне славы он держался неровно — то слишком скромно — всем кланялся — благодарил — то слишком надменно — презирая условности — ходил на званые обеды в шортах — заблудились — хотя отель был прямо на Седьмой — свернули заранее — кидались туда-сюда — не знали, успеют ли — Воркутаполучала удовольствие от выговаривания русских фраз — почему она стала изучать русский язык? — случайно — она не знала его ВП— только слышала — почему такое странное название? — я обязательно прочту — она дала ему вести — автоматика — без сцепления — сначала было непривычно — она смеялась — она спросила, можно ли писать без Бога? — ей хотелось, чтобы Сисин сказал нет — Сисин сказал нет — но после добавил, что с Богом у него всегда было непросто — почему? — он начинал, естественно, как агностик — она гордилась, что у нее много подруг — она им пишет письма — они ей пишут письма — она им снова пишет — языком клеит марки — в ходу доносы на преподавателей — никого не обидь — особенно черных и гейев— Кевин от страха застеклил дверь своего кабинета — положил конец всем двусмысленным шуткам — развесил зловещие предупредительные листовки — запретил ночные купания на водопаде — отменил поцелуи при встречах и проводах — похлопывание по плечу — любые формы подмигивания — замуровал проходы между мужским и женским общежитиями — ночью проснулся с криком, держась за щеку — приснилось, что, забывшись, он подал своей толстой секретарше плащ — ничего не сказав, она влепила ему пощечину — отъехав на двадцать миль от кампуса, в пустом баре, понизив голос, Кевин рассказал Сисину о ночном кошмаре — свисали надутые чучела рыб — никому не рассказывай! — старинные лыжные крепления были прикручены к потолку — Воркутапокачала головой — ну, хорошо — сказал Сисин Кевину в том же баре с креплениями — ты согласен, что негры танцуют лучше белых? — Кевин долго обдумывал вопрос — лучше танцуют? — переспросил он подозрительно — пожалуй, лучше — наконец решился он — значит, с другой стороны— неумолимо сказал Сисин — нет — сказал Кевин — другой стороны нет! — Ларус в начале XX века — это что еще за Ларус? — поморщился Кевин — французская энциклопедия — напомнил Сисин — в ней черным по белому написано, что черная раса est inferière en intelligence à la race blanche [16]— Женя, прошу тебя, прекрати! — не выдержал Кевин — вы все, русские, расисты! — а вы — рассердился Сисин — сраные либеральные лицемеры! — лицемер — это культурный человек — с достоинством сказал Кевин — Воркутаснова покачала головой — она улыбнулась и сказала: — а все-таки черные танцуют лучше — вся лужайка была засеяна американскими меломанами — Берман с женой уже уехали на концерт — они расстались два года назад в Москве — не дождались — Сисин поразился такой любви Америки к серьезной музыке — расцеловались в артистической — Бер ман был оживлен, подвижен, с пьяными от успеха глазами — вокруг него крутились меломаны — пожилые богатые пары — дирижер из Израиля — были даже советские — как всегда, очень противные — я устал — друг говорил решительным, громким голосом — трехкомнатный апартамент — успех — поужинаем в номере? — заказали на ужин омары — официант торжественно внес — хотя в Америку Сисин прилетел с непосредственным метафизическим заданием, отныне он решилесть только омары, и в большом количестве — он еще не знал, что они чересчур сытные и что после спаржи писается совершенно особой спаржевой мочой — на подмосковной даче у Бермана ели шашлык — Берман всегда был противный — делал из себя жертву большевизма — Сисин взялся за телефон — выписал Читателя с большой буквы — приезжайте с сестричкой — но Читатель приехала сама по себе — они распилили ее на двоих — маэстро снизошел до того, что слабал фокстрот — учил всех, как жить — мурлыкал на диванчике, снимая у Читателя малиновый носок — какая ножка! — расслабь животик — он даже шашлык умел делать в камине властно и дидактически — Читатель жмурилась, уплетала за обе щеки — забрала в рот обоих — потерла друг о друга — жмурясь — кутаясь в куцый платок — Воркутанезаметно ушла в комнату, где они собрались ночевать — Сисин подарил Берманам две банки икры — у нас в Нью-Йорке икрой забит холодильник! — весело сказала смешливая мадам Берман — подари кому-нибудь другому! — она ждала его, привстав на локте — в рубашке — розовой — простроченной на манер джинсов — может быть, она читала? — скорее всего так и было — она читала учебную «Каштанку» с ударениями на каждом слове — объедки омаров лежали — хочешь вина? — он налил из недопитой бутылки — она подняла на него глаза — в зубах она держала 100-процентную американскую улыбку — ослепительные зубы казались драгоценными камнями — сама Америка ждала его в постели — молодая нация выпила «Шабли» — в розовой рубахе надежды — он еще не знал, будет ли любовь, но был приятно взволнован — в Америке, объяснил Берман, все просто, если есть деньги — он залез под простыню и категорически запротестовал по случаю розовой ковбойской рубахи — во-первых, в комнате жарко — во-вторых, так нечестно — в рубахе — но сначала они полежали — привыкая друг к другу — как две большие варварские страны — потом он ее обнял и поцеловал — без особого варварства — скорее в виде поощрения — она не поцеловалась — ты чего? — он даже удивился — она лежала на спине — в глазах у нее стояли слезы — я не могу — давай поедем назад — утром — мягко сказал Сисин — ты сказал, что мы вернемся вечером — Сисин встал, выпил еще белого вина — но уже очень поздно! — я не могу с тобой спать в одной комнате — почему?! — я не могу тебе сказать, почему — Сисин снова выпил вина и закурил — я не какой-нибудь штатный профессор — я гастролер — я вольная птица — ты мне нравишься — ты тоже мне нравишься — сказала она через силу — дело не в том, что ты профессор — а в чем? — я не могу тебе сказать — Сисин наклонился и поцеловал ее в рот — она поцеловала его и вдруг выпрыгнула из постели — подбежала к окну — казалось, она хочет позвать на помощь — ее трясло — у нее был не на шутку перепуганный вид — схватила рюмку — выпила — стуча зубами о стекло — она догадалась о моей миссии— недаром спрашивала о Боге — он стоял, не зная, что сказать — как оправдаться — он тоже выпил — ну чего ты? — спросил он — она целовалась страстно и неумело — зубы мешались — она оттолкнула Сисина — нет! — чокнутая — догадался Жуков — не угадал — сказал Сисин — Жуков сгущал интригу своего средиземноморского сочинения — сидя у корыта человеческой цивилизации — книга определенно не удалась — видна претензия — потуги на новизну — никакого движения — один нигилистический распад — видали мы и это типографским шрифтом, бумага и не такое стерпит — потом он полетел к ней в ее глупый город — уже прошел год в Москве — она повзрослела — они тайно встретились перед зданием Министерства иностранных дел на Смоленской — она была в длинном, мышиного цвета пальто — как-то сразу настала московская зима — сентябрь у нас херовый месяц — надо сказать, что от Москвы до Смоленска климат почти не меняется — лес стоит, ненадолго разбуженный летом — природа ориентирована на зимы — никаких шуток — ничего вечнозеленого — кроме хвои — а лето — это отпуск — комары — в сыром лесу — к западу медленно нарастает количество усатыхмужчин и деревень на чи— Козловичи — усатость — остаток польского влияния на Западной Руси — экскременты отползшей на место Европы — в Смоленске соборы тронуты окошками света — желтые цветочки — поднимающие голову люпины — очень, навсегда сыро — стоит березовый — с елками — лес — Сисин выехал в двадцатиградусный мороз, и до Смоленска было дико холодно в его белых «Жигулях» — в Минске падал хлопьями снег — назавтра они с Ирмой въехали в туман — и ехали в тумане двадцать пять километров — пугаясь грузовиков — когда туман рассеялся — потекли ручьи — земля в середине зимы оказалась зеленой — в Польше с дубов еще не облетели ржавые листья — крестьянки шли с крашеными губами — но лучше, когда солнышко — пуская густой зимний пар, он заправился — под Смоленском — где начинаются горки — он чуть не улетел — было скользко — Сисин активными движениями предложил снять рубаху — розовую — это предложение не встретило сопротивления — в Толочине возникает первый-последний католический костел прямо возле дороги — рядом с детским садом — сюда дошел прибой Европы — два мотоцикла вылетели на трассу — парни с девками — и если второй отстал и затормозил — то первый вылетел прямо под колеса сисинской машины — с другой стороны никто в тот момент не ехал — так что не сбили — мотоцикл полетел через кювет — не сразу перевернулся — поскакал ведьмой по полю — безграничному — ничем особенно не усеянному — поскакал очень быстро — наткнулся на кочку — перевернулся — загорелись в небе голубые трусы летящей через себя белоруски — мотор взревел — ничего не взорвалось — Сисин остановил машину и с бьющимся сердцем побежал через дорогу в поле — предчувствие его не обмануло — у девки все было задрано — городские трусы лопнули на лобке — перед взором Сисина возникла светловолосая красавица пизда — слегка приправленная кровью — ее обладательница была мертва — Сисин быстренько вынул крепкий стоячий хуй — не мешкая и не дроча, засунул его в только что умершую пизду — он знал, что девушкин дух летает где-то низко над головой и забавляется картиной — правда, дух еще немножко взлохмаченный — все так быстро произошло — Сисин вернулся к машине — завел мотор и поехал на Запад — отчего у нее на пизде была кровь? — по дороге спрашивал себя Сисин — с переездом русско-белорусской границы климат решительным образом меняется — именно здесь начинается поворот к лету — поворот к Джотто и Данте — снимая с нее розовую рубаху, Сисин осознал, что вступает в контакт не только с ней, но с целым континентом — у континента были большие молочные груди с маленькими кисельными сосками — крепкий живот пловчихи, с пушком — а также трусики, с которыми Сисин не спешил расставаться — континент вел себя достаточно пассивно и покорно — у негобыл отличный пупок — континент заранее выделил Сисину право на покорение — однако в рамках приличий и уважения к девичьей скромности — Сисин поклялся соблюсти все ритуалы — он долго обцеловывал и нащупывал континент, пока не предложил ему стащить полосатые полуспортивные трусики — я не могу — слабым голосом сказала она — схватившись за трусики — но ведь мы же все выяснили — сказал Сисин — таща трусы на себя — тут обнаружились волосики светлого содержания — небольшая кущица — столь решительно контрастирующая с обилием Манькиного лобка — всегда несколько взопревшего — сильно прущего черными волосами из тигриных трусов — Кевин Росс утверждал в уединенном баре, с лыжными креплениями на потолке, что это помесь тургеневской девушки — коса — она порой заплетала волосы — с вермонтской молочницей — мы, американцы, считаем, что индейское лето в Вермонте по яркости красок гораздо сильнее русской золотой осени — с законной гордостью добавил Кевин — да ну? — недоверчиво сощурился Сисин — неужели больше красных и желтых оттенков? — а также рыжих, бурых, коричневых, сизых и даже лиловых! — выпалил Кевин — не слишком ли это все вместе пестрит? — поинтересовался Сисин у друга — смерть белоруски привела его к целому ряду философских заключений — например — Сисин придвинулся к Кевину — смерть иноверца, вообще человека другой национальности, девальвируется на треть, наполовину, еще дальше — вот так, голубчик — убили, скажем, мексиканца — негра — китайца — русского — это значит: убили не человека, а что-то другое, менее важное, несущественное — в таком случае труп страшнее смерти — почему ты все время хочешь решать нерешаемые вопросы? — изумился Кевин — у нее было тщеславие юной особы, пускающейся в авантюры с собственным профессором — она хорошо плавала и даже участвовала в соревнованиях — ничего мы не выяснили! — она решительно вновь натянула трусы — ты должен меня понять — Сисин вздохнул и выпил белого вина — она была стерильна, как всякая американка — недаром немецкая она-онасказала про свою пизду, когда он полез к ней — сказала спокойно и дружественно — без тени кокетства или паники — так свойственной Маньке — она не чистая — она ведь не американская — Сисин остался под впечатлением простого грамотного ответа — в ее детстве по разрушенной улице расхаживали жены американских офицеров в шортах и бигудях — они преподавали уроки свободы — превратности свободы не спасли свободный роман — критика писала гадости — он хочет обыграть и обвести всех — его приемы надоедливы, однообразны — все это слишком напоминает — делались различные предположения — у нее были длинные, сильные ноги пловчихи — груди тоже напоминали спортивный снаряд — впечатление было всеамериканским — у них нет настоящего тела — его бездетнаяИрма, уже в возрасте и не самая красавица, в горячих ваннах имела успех — Кевин возбудился на его глазах и, повернувшись к Ирме своим полудетским хуем, делал вид, что ничего не произошло — Ирма улыбнулась ему скромной улыбкой и пошла в ванны — Сисин гордился семейным успехом — американки — это спортзал, а не женщины — континент сопротивлялся — они снова пылко поцеловались — снова Сисин стал стаскивать с континента трусы — тут она разрыдалась — я хочу тебя — сказала она — но я не могу — не спрашивай меня, почему — это тайна — какая может быть тайна? — нетерпеливо вскричал Сисин — тише — сказала она — она зашептала ему на ухо, путая английские и русские слова — низким грустным голосом — мне нельзя по контракту вступать в отношения с русскими — на кого ты работаешь? — на National Security — разведчица? — с дьявольским блеском в глазах ахнул Сисин — она молча кивнула — я не одна — нас несколько в школе — ты в самом деле настоящая шпионка? — не поверил Сисин, вглядываясь в чистое, юное лицо — я готовлюсь — сказала она — зачем тебе это надо? — я люблю русскую литературу — но у меня нет денег — они хорошо платят — что ты там делаешь? — я подслушиваю разговоры — какие разговоры? — признавшись, она ослабла и лежала на подушке умиротворенная — ну, разные — под дверью, что ли? — она слабо засмеялась — нет, не под дверью — иначе — на пленке — мне дают пленку телефонных разговоров — междугородных — солдат звонит матери — он отравился, лежит в больнице — я перевожу на английский — или директор ругается по телефону с инженерами — в основном одна глупость — кроме того, плохо слышно — эта русская телефонная сеть — я знаю — но иногда попадаются мелкие детали — которые нужны ведомству — ау! — сказала она — какие у тебя широкие плечи! — ой.

Подвиг разведчицы — сказал Сисин — Берман чистил зубы — конспиративная кличка Воркута? — у Бермана изо рта полезли бело-розовые пузыри — Сисин стучал его по спине — голая утренняя Америка стояла в проеме дверей — Берман с мин дё рьен [17]оглядел ее тело — и отказался взять ее на завтрак — она осталась в гостинице на правах шофера — завтрак затянулся — там был главнокомандующий израильской армией — и его окружение — воинственные, веселые, много читавшие люди — прозорливая Манька ни о чем не догадывалась — возможно, она надувала Сисина со своей стороны — во всяком случае, от нее несло порой нечестностью — к которой Сисин не был вполне готов — он просто не привык — устойчивая нелюбовь местных профессоров к Сисину кончилась его отлучением от летней школы — на следующее лето он приехал к ней на Средний Запад — она встречала его в маленьком аэропорту — Кевин был тайно влюблен в нее — но он уважал свой семейный стандарт — он катался по узкой койке СВ — по дороге из Петербурга в Москву — бил кулаком в подушку — когда узнал о сисинских подвигах — Сисин выбрал новый континент — наверное, он бы остался с этой неудачной человеческой идеей, если бы не подвернулся успех с ВП— головокружение от нью-йоркских небоскребов заканчивалось — слава Калифорнии преувеличена — Флорида плосковата — соревнуясь между собой, русские бросились писать о своих путешествиях — моя дылда была вегетарианкой — никогда не забуду момента ее слабого пробуждения к жизни — у нее была маленькая комната — которую она снимала в квартире пополам с некрасивой подругой — как всякая юная американская студентка, она гордилась своими подругами — читая лекцию ($100), Сисин был удивлен живостью студенческих глаз — оказалось: русские — Россия (подумал он), я все-такиблагодарен тебе за твою помойку — она лежала на полу — на широком матрасе — вдруг стала дышать так, как дышит женщина — аy! — до этого она только не возражала — любовь Воркуты была вялой — Господин Великий Новгород! — напрасно думать об Америке как о быстрой державе — онине зря меня отправили в Америку на разведку — уничтожение людской расы я бы начал с Америки — где на вопрос «как дела?» полагается ответить полным враньем — наши славянофилы, конечно, правы — не все в русской жизни хорошо, но в ней есть своя затея — для меня русский похож на греческий или латинский — кивала Воркута — главный довод в пользу России — это языковой довод — внушал ей Сисин — они с полуслова понимали друг друга — Америка полюбила Сисина — но не за главное — главным в Сисине была его книга — получившая большое признание в других измерениях — ВП— мистическая книга — в ней мало кто что понял — ВП— это власть и воля — вместе с тем, не власть и не воля — Сисин готов был начать человеческую породу заново — на новых основаниях — в ноябре Воркута прилетела к нему в Париж — молча шли вниз по Шанзелизе— она поглядывала на американские закусочные, как на подбадривающие маяки — смотри, какой старый драндулет! — ей было нечего делать в Париже, кроме как держать Сисина за руку и радоваться старому «форду» в витрине — в тесной комнате отеля — куда утром ломилась беспардонная горничная-арабка — они говорили на тему детей — у Сисина не было детей — он страдал — у Ирмы совсем испортился характер — Воркута хотела детей — причем навалом — Сисин слушал ее с любезной улыбкой — они стали встречаться в нейтральных странах — их любовь получила продолжение — она приехала в Москву под видом учительницы русского языка для американских дипломатов — время от времени она преподавала язык трем молчаливым, старательным ученикам — но в основном разбрасывала в метро бактериологические бомбы, прикармливала чеченскую мафию, взрывала мосты и виадуки, портила тонны пищевых продуктов, просто вредительствовала — в свои темные (как говорила) делишкиона Сисина не посвящала — под утро, воняя взрывчаткой, бегала к нему на свидания — на работу Воркута шла невыспавшаяся — Манька выдвинула ультиматум: — либо женись, либо прощай — никого приличного в округе не оказалось, а ебаться девочке хотелось — прощание затянулось — Маня просто-напросто любила Сисина — его Маляхаху— мы съездили под Чикаго — Воркута показала мне кирпичную школу, где училась — парк, где гуляла маленькой девочкой — пруд, к которому она тоже ходила гулять — она показала мне свои маленькие запястья — мне нравилось, как звучит слово Чикаго— до сих пор философия имени в России сильнее, чем где бы то ни было — Сисин объездил полмира по заданию именно этой прикладной философии — она не что иное, как трафаретное место встречи — родители жили в обычном дощатом доме — ее брат купил себе большое «вольво» и хвастался — американские машины такие безвкусные — захотелось купить что-нибудь другое — родители пригласили их на ужин и ночлег — Сисин несколько волновался при виде будущих родственников — всей семьей они дружно гордились дочкой, которая училась в университете — у ее брата Питера были проблемы с герлфренд — он скоро уехал, внимательно посмотрев на Сисина — замигало — ворвалась старая жизнь — снимали каждое Рождество — сначала была видна беременная мама — еще молоденькая, некрасивая — она работала корректором в пригородной газете — мамаша оказалась очень простой и милой — отец снимал, его не было видно — появился маленький ребенок — это я! — в белом платьице — Сисин похвалил их дочь — у нее большие способности — ей было приятно — всем было приятно — она прилежная — машет рукой умерший дедушка в белой рубашке — благодаря видео он всегда будет с нами — еще черно-белое видео — первые шаги — какие-то родственники — бабушка, которую все уважали непонятно за что — если не за возраст — опять беременная — Питером! — видео стало цветное — улучшилось качество звука — дети качались — стены качались — Питером, у которого проблемы с герлфренд — она всегда была лобастой — снова Рождество — свечи — опять Рождество — торт — все нарядные — я тоже хочу купить камеру — а как там у вас в Москве? — внимательно слушали — каждый ел на коленях — Сисин хотел было — но она, поцеловав его страстно, уклонилась — в родительском доме нельзя — он тихо пописал в уборной и пошел спать — можно вас на минутку! — перед ним вырос ее отец со смущенным видом — ну все — подумал Сисин — началось — я хочу вам что-то показать — как мужчина мужчине — они спустились по лестнице в подвал — американский отец зажег свет — все озарилось — в подвале на полках по стенам сверкали, переливались тысячи пустых пивных банок — сюда я спускаюсь иногда покурить — вино я не пью, но пиво, признаться, люблю — какое больше всего? — я привык к «Бадвайзеру» — может быть, не самое лучшее пиво в мире, но такая привычка — к тому же, цена тоже играет роль — у него были банки всех стран — новозеландские — исландские — таиландские — вьетнамские довоенные — с острова Фиджи — всякие были — чешские были — даже кубинские — только русских не было — Сисин поклялся прислать ему из России пустую банку пива под названием «Золотое Кольцо» — он сказал, что может прислать ему полную банку — но отец сказал, что полная ему не нужна — для коллекции ему нужна пустая — Сисин сказал, что пришлет обязательно с дочкой пустую — а что вы скажете об иностранныхмашинах моих детей? — у нас в округе особенно японские машины под подозрением — сказал отец Воркуты — все-таки — улыбнулся он — не патриотично — согласны? — Сисин легко согласился с американским патриотом — может быть, инженер надорвался в борьбе за строительство отличных автострад? — в душе любителя пустых банок было что-то глубоко депрессивное, не подходящее к его спортивному экстерьеру — у него была бессильная улыбка отца, у которого на глазах давным-давно изнасиловали любимую дочь — Сисин ответил ответной, но бодрой улыбкой — Воркута сказала родителям полуправду: — Сисин находится в сепарации со своей старой женой — Воркуту с Манькой роднило то, что родители не знали о том, что они обе курили втайне от родителей — впрочем, родители Маньки знали, но делали вид, что не знают — родители Воркуты, честные люди, не знали наверняка — обманывая их, она страдала, потому что белый средний класс в Америке обычно плохо умеет обманывать — отец предложил русскому гостю сесть в кресло — закурили — вообще-то Ирма была несчастна в браке с Сисиным — а Сисин был несчастлив в браке с Ирмой — Сисин увидел портрет Барри Голдуотера на стене, на видном месте, в окружении банок — отец не скрывал своих симпатий и антипатий — наутро — воскресенье — поехали к ее протестантскому пастору в церковь — он оказался славным мужиком — все фермеры и прочие американцы пришли приодетые — задушенные невообразимыми галстуками — с багровыми шеями — после службы пастор сказал проповедь — но не с амвона — все сидели и слушали — нужно не только брать, но и давать — давать — это тоже по-своему брать, только иногда лучше, чем просто брать — у кого есть доллар? — все оживились — полезли в кошельки — пастор взял доллар у задушенного невообразимым галстуком — отдал его другому — но предварительно взял с другого пять долларов — которые он передал третьему — давать надо бескорыстно, не думая о том, вернется ли дар обратно — у кого есть двадцать долларов? — тут все стали улыбаться, потому что двадцать долларов — это уже не шуточные деньги — толстый румяный прихожанин лет 45 дал ему двадцать долларов — но без особого энтузиазма — пастор указал на то, что Христос давал все бесплатно — ничего не брал взамен — Сисин знал лучше пастора, но не хотел вмешиваться — Сисин знал, что Отец, давая, отбирал свободу воли, а это посерьезнее двадцати долларов — давая, он приобретал право суда, а это совсем серьезно — пастор запутался с купюрами и напугал паству — никто не хотел брать назад свои доллары — даже румяный, что дал двадцать — пастор был несколько смущен — но он ловко болтал — язык у него был подвешен — в конце концов, он все-таки разобрался — вернул деньги — это было встречено с сочувствием — пастор ласково пожал Сисину руку — вы still [18]живете в Москве? — что значит still? — с неудовольствием подумал Сисин — если Россия из мягкого дерева и ее можно резать, то Америка — это камень — Америку трогать нельзя — вернулись в родительский дом — перекусить им не предложили, и они сами сделали сэндвичи и поехали в Чикаго — съели сэндвичи на берегу озера, нацеловались после пива — усталые, вернулись в ее маленькую студенческую комнату — ну, как мои родители? — Сисин сказал: замечательные родители — они тебе правда понравились? — Сисин ответил: правда — и бабушка тоже? — бабушка у тебя замечательная — и ты им понравился — мама сказала, что ты вчера сделалужин — да-да, ты был звездой ужина — Сисин благодарил в машине — машина сломалась — Воркута пришла в ужас — она только недавно стала работать — придется выкладывать деньги, полученные за километры русских тайных разговоров — с замиранием сердца она поехала в мастерскую — назавтра оказалось, что починка стоит недорого — Воркута заметно повеселела — звонила домой под Чикаго — передала маме, что Сисину все очень понравилось — мама даже попросила передать Сисину привет — Сисин сидел на полу, ничего не делал, потому что не знал, чем заняться, и тоже передал маме привет — американской маме большой русский привет — по зимней снежной дороге поехали в Минуоки — вообще в Америке не очень хорошее пиво — даже странно, до чего оно нехорошее — даже свежее — нехорошее — то есть оно не то чтобы плохое — но оно нехорошее — без фантазии — и мы поехали в Минуоки — потому что там вроде бы пиво с воображением — по дороге заправились — съехав с автострады — она спросила, заливая бензин: — а как тебе понравился мой пастор? — правда, он хороший? — он очень хороший — ответил Сисин, снимая снежинки с ее головы — потом мы приехали — пошли вчетвером в бар — она со мной и ее подруга Майя с другом — мы выпили не спеша по три большие кружки пива с чипсами и о чем-то мило поговорили — потом мы сели в машину и поехали обратно — было очень темно — по дороге она меня спросила: — как тебе понравились мои друзья? — как тебе понравилась Майя? — я сказал: — Майя мне очень понравилась — и ее друг мне тоже очень понравился — она сказала, что ее профессор — мой друг Кевин — хочет нас пригласить в арабский ресторан — и мы пошли на другой вечер в арабский ресторан — там были заунывные прекрасные мотивы — мы сидели и ели арабские кебабы — и она сказала Кевину, что я приехал в гости не к нему, а к ней — что было резковато — к тому же Кевин пригласил меня прочитать лекцию — я прочитал — за сто долларов — потому что у них не было больше денег — и они извинялись — а потом мы пошли по магазинам — ей не очень нравилось, что мне нравятся дорогие вещи — она брала какие-то купоны, обещающие скидку, и прятала в карман — когда я ходил по берегу Черного моря — предавая Маньку — я думал — что даст мне Манька? — ничего не даст — что даст мне Воркута? — она откроет мне горизонт — одно утешение: ебать свою законную супругу — получать от этого седые клочки удовольствий — я очень гордился тем, что могу купить ей билет Чикаго — Париж и обратно — но у меня постепенно тупела философия имени — она перестала бояться, что я хочу жениться не на ней, а на американском паспорте — она перестала быть континентом, стала самой собой — немного слишком высокой для меня — нерасторможенной — но я думал, мне все доступно — и я ее растормошу — и она уже начала по-женски дышать — приоткрывать ротик и закатывать глаза — что вызвало у меня на минуту чувство большой к ней симпатии — она стояла и ждала, когда я выйду из самолета — она поцеловала меня — мы сели в машину — она держала в зубах талон от паркинга — когда шлагбаум поднялся, она сказала: — я стояла и ждала тебя — но вместо меня тебя могла ждать другая девушка — одна из них была гораздо красивее меня — это правда — когда я выходил из самолета, я думал, почему она— я первой увидел другую блондинку и подумал — вот бы она меня ждала — она была из более привилегированной, богатой семьи — там банки не собирают — это было видно по ее манере стоять — и тут я увидел свою Воркуту и радостно замахал ей рукой — мы бросились в объятья всем на зависть.

Бормотуха показала свой коронный фокус — она опустилась на дно ванны и лежала под водой — все сбежались смотреть — засекли время — пять — шесть — невероятно! — семь — восемь минут! — выставив попу — все были потрясены — на десятой минуте она медленно всплыла — это я Крокодил, не она — сказала победоносно, выпуская изо рта один фонтанчик воды за другим — лежала в ванне крестом — Крокодил старалась не показать свою ревность — в конце концов, Крокодил писала всего лишь острыестатьи — возможно, она дышит попой — объяснял гостям Сисин русалочьи особенности девушки — его самого удивлял не этот общественный показ — он много раз заставал Бормотуху лежащей на дне ванны без единого свидетеля — исключительно ради собственного удовольствия — у нее с Крокодилом тоже были свои периоды — розовые и голубые — после малолеток — после подкарауливания пятиклассниц в школе на Басманной — пошли старушки — возились с дряхлыми вдовами — под видом культурной опеки изучали их анатомию — дальше пошло все подряд — француженки, якутки — трансвеститы с нешуточными хуями — лесбиянки вовсе без всяких хуев — самосодомистки с пальцами в проходе — стажерки, дворянки, прибалтки — парились в ванной, объявленной Сисиным сауной — во время траха якутка Клара буркнула из глубины души: — перестань сюсюкать! — это взбодрило Сисина — якуты, видать, ебутся, не сюсюкая — одни созревали со вздохами, медленно — их нужно было, как авокадо, подержать в теплом месте, не торопить, чтобы дошли — другие зрели с хорошей скоростью — ебались парами, тройками, стайками — никтоне отказывался — сосали, лизали, стонали, пукали — выворачивали наизнанку друг у друга пиздячьи губы — трогали бархатные соски — задыхались от страсти, какали на грудь — все протекало мирно, доброжелательно — только раз (да и то tête-à-tête) Крокодил поцарапала морду незаурядной диссидентке Римме Меч — что за разборка у них вышла, никто не понял — но скорее всего с политической мотивацией — ходили слухи: не сошлись на разделе Империи — Крокодил вроде бы хотела вернуть Крым — Феликс дрыхнул на диване — утром Римме было стыдно возглавить антиправительственную демонстрацию на Васильевском спуске — возглавил Феликс — так началась его общественная карьера — Крокодил стала водить престижных дам — спутниц новой, биржевой жизни — они крутили головами в разные стороны, ходили на крепких каблуках — залпом пили шампанское — быстро снимали шелковые трусы — трахались — еблись, как суки — урчали от удовольствия — Сисин был человек настроения — в высшей степени впечатлительный — в своих внутренних переживаниях чрезвычайно сложный — было бы недопустимо ловить его на слове, связывать раз и навсегда однажды сделанными заявлениями — обеспокоенный состоянием друга, он решил поговорить с миниатюрной белобрысенькой Зиной Спиридоновой — больной, с метастазами, Спиридонов больше не был страшен Сисину — мы еще поборемся за него — сказал Сисин по дороге на дачу — мы еще посмотрим, кто кого — он обещал Зине найти светил— в воздухе запахло перепуганной женщиной — перепуганная Спиридонова хотела любви — быстро-быстро дрочила Сисина перепуганной ручкой — упрекала ракового мужа в отсутствии тепла — вообще, в отсутствии— как в отсутствии? — заинтересовался Сисин — он даже отвлекся от процесса — я сама не понимаю — подбородочек Зины подался вперед — обезьянка — милая глупышка — Сисин направил ее в нужном направлении — нет, я дальше идти не готова — не готова так не готова — Сисин не настаивал из-за деликатности положения — они быстро вернулись к нормальной городской жизни — с Катей Барлах вышло более обстоятельно — вместе плавали в ванне — у Кати оказалась мягкая попа — она принадлежала к разряду анальных активисток — по наблюдениям Сисина, это был признак творчески одаренных натур — глубоко запрятанного таланта — у Маньки этих важных наклонностей не наблюдалось — дальше зеркал они не пошли — Барлах, оставленный за столом, делал дневниковые записи — после парилки заявилисьвтроем — Крокодил, Катя Барлах и Сисин — в соскальзывающих полотенцах — полотенца все время нужно было перематывать — Барлах, замысливший описать весь мир, встретил их блаженной улыбкой — а чего ты не пришел? — спросила Катя — мы же не запирались — я заработался — виновато улыбнулся Барлах — я открыл новый квадрат оппозиций — в галстуке, с пробивающейся сединой в бородке, он был похож на очаровательного умного барашка — Сисину он понравился — девки, спать! — скомандовал Сисин — он отправил их в спальню, закрыл за ними дверь — что значит новый квадратоппозиций? — спросил он, кутаясь в халат — видите ли — сказал Барлах — у меня создалось впечатление, что я нашел новый метод описания мира — он мог бы сохранить его от распада — хорошо-хорошо — сказал Сисин — а какой ценой? — ну, это другой вопрос — а все-таки? — настаивал Сисин — мы соглашаемся на жалость друг к другу — допускаем среднерусскую доброту — затормаживаем развитие жизни — мой вечный студент Красиков — книжник, распродавший свою библиотеку — безработный — так и не удовлетворивший свое желание опиться спиртом — вот точная модель юманитэ— успех наказуем — любовь — преграда для предназначения — Барлах только улыбался — заканчивая неудавшуюся философскую беседу, Сисин сказал: — поднимайтесь на второй этаж — там туалет и чистая постель — Барлах поднялся, но тут же сошел вниз — вам дать зубную щетку? — удивился Сисин — вы бы не могли мне выдать на ночь Век Пизды? — застенчиво сказал Барлах — стыдно признаться, но я не читал — я вам подпишу — Сисин обвел взглядом комнату в поисках ручки — из спальни донеслось непонятное шипение — мужчины переглянулись — мне и Катенькетоже — попросил Барлах, вынимая ручку из внутреннего кармана фирменного пиджака «Москвичка» — вы бы не возражали поставить ее имя впереди моего? — премного благодарен — Барлах направился к внутренней лестнице — взявшись за перила, он остановился, расстегнул свой учительский портфель — Барлах давал частные уроки — возьмите крем — он протянул желтую баночку Сисину, не глядя ему в глаза — без крема Катеньке больно— я знаю — улыбнулся Сисин — ну, тем более — Барлах горестно поднял брови — Барлах читал всю ночь напролет — утром за чаем признался, что не мог заснуть от волнения — очень хвалил — я от вас, честно сказать, не ожидал — у вас вид, простите, вертихвоста — невыспавшиеся девки дружно захихикали — но был полностью не согласен — он ушел с приятным отекшим лицом — потом все-таки не сдержался — развелся с анальной активисткой — мы их всех обсуждали с похмелья — этот мудак и та тоже дура — все мудаки — потому что мы всех их раком — раком.

Первым делом, первым делом самолеты — он становился легкой добычей метафизических хулиганов — сколько раз, проезжая на машине вдоль Тверского бульварa, он думал о том, что уже никогда не пройдется по нему пешком — здесь была последняя частная фотография — последняя пристань нэпа — они отловили меня, когда из участника я стал превращаться в наблюдателя — небеса раскрылись, как будто я объелся транквилизаторами — люди сильно запахли — кто как, но все одинаково сильно — березы — заборы — движения ускорились — у меня зарябило в глазах — Сисин шел, глубоко сунув руки в карманы — если ты — истина — по-славянски прищурился коротконогий Жуков, стараясь идти в ногу — то я скорее буду с моим народом, чем с истиной — Сисин посмотрел на него ласково, с насмешливым уважением — намечался мыслительный переворот — в моду входили сталинские красавицы — имперские чувства — Крокодил капризничала, не хотела ехать в Германию на экскурсию — пусть туда дураки ездят — говорила она сквозь зубы — в Техасе — в степи — в этом американском Чевенгуре — ВПогорчил студентов — они ничего подобного не слышали — они вовлекли в споры пап-мам-подруг-друзей — медленно жевали техасские бифштексы — еще вчера ее не было, завтра ее не будет — позор! — завопила морщинистая структуралистка — в Беркли тоже ему не простили ВП— не давали говорить — срывали литературно-философскую лекцию «Пизда как недавнее человеческое изобретение» в либеральном университете — она, как бабочка — кивнул Сисин — она, как мотылек, присевший на край нашего времени — даже в китайский ресторан решили не ходить — но Сисин сказал: — давайте все-таки пойдем — он знал толк в светской жизни — она научила его гибкому реагированию — в это время земной Жуков волновался, как будет отдыхать семья на даче — хватит ли детского питания? — из каких яблок лучше делать яблочное пюре? — Софья Николаевна родила ему уже второго ребенка — в этом было что-то успокоительное — Софья Николаевна занималась творчеством Поленова — сама баловалась кистью — музицировала — умно говорила о гармонии — нередко по вечерам, после ужина, она выдавала маленькие бумажные ордена и медали деятелям культуры — а ты знаешь, Аполлончик? — знаешь, мой милый? — я учредила премию имени Берии и присвоила ее тайно Сисину — что ты несешь! — несерьезно насупился Жуков — не гнушались и самогоном — Крокодил находила в детях грубую неокультуренную витальность — и надо сказать ласковое слово народу — приветливо улыбнуться алкоголику в электричке — но я не люблю рожу русского современника — она противилась деторождению — пусть будет так, как есть — пусть будет мелкая любовь — доживи до старости, до болезней — вокруг тебя все подохнут — тогда снова можно жить — разыграть карту снисходительности? — навсегда останется слепая воля к жизни — никто не пойдет за тобой — кроме привилегированной роты самоубийц — те будут услышаны и обласканы — привлечены, возвышены — думал Сисин, высоко облетая голубую планету — ему было неприятно взять в руку этот мокрый, колючий, пульсирующий комок — проносясь над водами — зависая над заунывными сопками Аляски — дивясь отмытым, причесанным эскимосам — зависая над Альпами — над этой глянцевой обложкой швейцарского шоколада — или — оставить ихв покое? — простой русский мент, хам — завсегдатай наездов и расчленений, обесценивший жизнь до ломаного гроша, знает лучше всех — унижение, болезни, смерть — единственно правильные состояния — и неловко сказать: это, братцы, хуйня — потому что у тебя нет «братцев» — на Сисина нахлынули антисисинские мысли — ты самый умный — шепнула Крокодил: — я твоя сексуальная изнанка — теперь он выступал без зеркал и стиля — роман Жукова — писали газеты — определенно не удался — он натужен — забавна поначалу идея полного уничтожения человечества, хотя со времен Герострата — мы думали, он сильнее — а так, стайка любовных историй — никакой новизны — потуги — иди сюда, интеллигентная девочка — я дам тебе автограф — не потому что я Внук Божий — а потому что ты дура — идите ко мне — я подпишу вам ничего не значащую книжку — когда начались голоса поднебесья — я сказал: — пусть живут и мучаются, как мучались — я? — вы что! — ва бене [19], Жуков — почему я решился всех отправить в газовую камеру в качестве подарка к юбилею? — ты напишешь мою биографию — в ней ты скажешь, что я тебя никогда не трахнул в твою тухлую жопу — нет — ради обрывка правды ты даже расскажешь о том, как мы вместе ебли твою будущую Софью Николаевну — на диванчике — или не расскажешь — тут тихо, Жуков — Сисин дико озирается — они сидели на даче — за окном лежит снег — на даче хорошо — тепло — тихо — Манька мне всегда говорила — ну скажи: как тут тихо — как тут тихо — она хохотала — задвинуть всех в газовую камеру — но я медлил — не подавал знака — российский опыт убог и непоказателен — нет — конечно, он в меру забавен — со всякими там пертурбациями — но мне хотелось покататься — отдохнуть — я европеец по образованию — Жуков пристально вгляделся в Сисина — продолжай! — а ведь ты спаситель человечества — продолжал Сисин — забудем о бабах — примирительно сказал Жуков — какое дело, что ты меня выеб — я расслабился — ты меня трахнул — нет, Жуков — сказал Сисин — ты рыцарь — ты герой-соорудитель — ты Юрий Долгорукий! — как не хватает мне этой веры в жизнь — как корчусь я — ползаю вокруг крашеных баб — оторваться не могу от пизды — это правда! — воскликнул Жуков — надо восстанавливать Россию — надо начинать ее ренессанс — надо.

Давай лучше вспоминать прошлое — предложил Сисин — давай вспомним, как дрались с Рожновым — как он пробил мне голову бутылкой водки — чуть не убил — почему ты любишь говорить только о себе? — потому что я Внук Божий — я бессмертен, хотя мне придется принять от тебя мученическую смерть — от меня? — изумился Жуков — от тебя, дорогой, от тебя — ну, знаешь! — во-первых, так не интересно — все знать наперед — не интересно? — сказал Сисин — но таков уж порядок — помнишь слепого старикашку с Мясницкой? — тот что говорил? — старикашка был фаталистом.

Сисин вышел на дорогу самостоятельной жизни — он был веселым, радостным, холодно любопытным человеком — Сисин никогда не допускал мысли, что Рожнов был его учителем — они близко дружили — Рожнов пил и, когда пил, становился воинственным — его траектория нашла свое отражение в сисинских заметках, до сих пор не опубликованных: — в России много гуманитариев, но Рожнов один — его уникальность, беда, вознаграждение — его ум — ум — его же собственная вершина — все остальное располагается по склонам — склоны живописны и привлекательны — они возделаны академическим трудом — склоны — мир его книг — ум правит этим миром и возвышается над ним — Рожнов искал, нашел, потерял — вот сущность его научной работы, которая подытожена в виде трех книг, написанных в разное время — конечно, это духовное странствие — конечно, оно совершено автором-пилигримом в лучших традициях русской интеллигенции — жизнь Рожнова сложилась на редкость удачно — родившись перед самой войной в Ленинграде, проживший там (за исключением эвакуации) юные годы, затем эмигрировавший в Москву, Рожнов уже в семидесятые годы занял прочное, привилегированное место полуофициального гуманитария — полулюбимого, полугонимого культурным истеблишментом — промежуточная позиция обеспечила ему максимум свободы в тогдашней России — политически он никогда ею не злоупотреблял, но писал с такой непринужденной осмотрительностью и независимостью, что стал если не кумиром, то образцом поведения для либеральной интеллигенции — он создал себе старомодную, чуть «юродивую» профессорскую нишу, забыв и вспомнив одновременно о среде своего обитания, обратившись к парабольным размышлениям о смысле и назначении человека — в Рожнове изначально присутствовал притягательный и плодотворный дилетантизм несостоявшегося философа, который предпочел этнографическую метафору логике, фольклорный образ — доказательству — в результате очень русский вариант поисков истины, доверчивая и бескомпромиссная вера в слово — редко встретишь ученого, который бы так обожалмыслить в стиле, как Рожнов — так можно обожать есть, к примеру, в жару арбуз — и если точная мысль приносит радость, то ее результат, по Рожнову, способен приблизить человека к блаженству — избрав нехитрую параболу этнографической экспедиции, Рожнов доходил до апокалиптических видений России, от которых трудно оторвать взгляд — впрочем, поиски остались поисками — за одной оболочкой тайны скрывалась другая, третья, целый ряд тайн — но как бы строгий этнограф ни намекал Рожнову на некорректность сопоставительного метода, для молодого Рожнова будущее обещало новые открытия — во второй книге сильно повзрослевший автор находит даже больше, чем ищет — назовем эту часть русским апофеозом — Рожнов до предела использовал русскость своей экзистенции на благо теодицеи — то есть он использовал Святую Русь по ее прямому назначению — шутя и всерьез Рожнов изобразил все преимущества русского образа жизни в сравнении с нормальным, обыденным существованием — излюбленным рожновским собеседником становится народ, который чем больше пьет, тем глубже мыслит — в конечном счете Рожнов зовет к примирению с действительностью почти что по-гегелевски, но с гораздо большим куражом — истина найдена — творение, Творец и русский вариант человеческой твари «оправданы» — только голова болит с похмелья — не беда — Рожнов готов дать практический рецепт: с утра выпить столько же и того же, что пилось вечером, и снова можно жить дальше — а если учесть, что народ накануне зашел за литр, то крепость русского человека становится очевидна каждому — статьи Рожнова в третьем томе — грустное зрелище — они выглядят совершенно «свободными» — цензура, как внешняя, так и внутренняя, полностью отменена — можно печатать самые непечатные слова, говорить откровенно о политике и т. д. — но Рожнов решительно изменился — потеряв чистоту своей роли, разгерметизировавшись, он философствует уже по любому поводу — из «слушателя» он стал признанным ученым — его собеседники если и не шестерят, поддакивая ему, то, во всяком случае, слушают его с почтением и без иронии — в душе же академика наблюдается полный хаос — это подлинная драма тщеславия и деконцентрации сознания, корни которой сыскать нелегко — в итоге, мир книги разомкнут, в него залетает все что угодно — духовное странствие превращается в маньеристский калейдоскоп, насыщенный, впрочем, блестящими наблюдениями, остроумными мыслями — казалось бы, напрашивается поучительный вывод: тщеславие и истина несовместимы (чем не истина?), но создается впечатление, что исповедальная «самокритика» ведет Рожнова к гораздо более серьезному методологическому сомнению относительно самой возможности рационального постижения истины — зато совершенно неожиданное заключение книги обрадует оптимистов и любителей России — ее (судя по заключению) охраняют отныне ангелы — тоталитаризм не вернется на русскую землю — возможно, это и так — а может быть, это тонкая шутка умного Рожнова — пройдет еще лет тридцать — я не увижу, но ты, может быть, увидишь, Верочка — помяни мое слово, что через тридцать лет женщины займут в мире неслыханную власть — их сумасбродные прихоти и капризы станут для нас мучительными законами.

Они сошлись, несмотря на разницу лет — Сисин бредил Рожновым — Рожнов с оговорками признал Детей— Сисин возвел оговорки в дефицитную степень признания — он мечтал о такой дружбе — об идеальных связях — Жуков тоже дал ему немало — он дал Сисину дотронуться до земли — с красными ниточками сосудов вокруг носа Рожнов был непрост — Сисин недоумевал, почему тот общается с патриотами — не любит интеллигенции — что общего у тебя с властью? — у Сисина ничего не было общего — Сисин так до конца Рожнова и не понял — у того была «пионерская» вера в культуру — они много говорили — ничего не осталось — запомнилась какая-то высокопарная заумь — вроде фразы о том, что ничтожная испорченность текста из технического недоразумения превращается в онтологический «надрез» — об опечатке как уключине трансцендентности — гости съехались на Рождество, как на маевку — Сисин стыдливо гордился своей принадлежностью к элите — знаменитости у Риммы Меч были отборные — принадлежностью к элите через пизду гордилась и Крокодил — Сисин дал задание Крокодилу и Бормотухе унизить Маньку — она пьет сильно — сказал им Сисин — нассыте ей, девки, в рот — предложил Внук Божий — в общем, создайте что-нибудь симпатичное — будь-сделано! — козырнула Крокодил — Бормотуха становилась все более загадочной — выйдешь из дома в центре города, и сразу лопухи — жаловалась она по телефону — содержатели ее побросали — выпрыгнув из дурдома, спустившись по простыне, она приползла к Сисину — ты жрала колеса, сидела на игле — ну тебя на хуй — сказал ей Сисин — после Детейначалось — Рожнов тихонько отошел в сторону — устранился — Сисин пролетел — у него не стало будущего — ночью Сисин написал Рожнову дружеское издевательское послание — Рожнов, похожий на белого офицера, лежал на раскладушке и курил папиросы — скрипя пружинами — Сисин перерос Рожнова — на Рождество было роздано много подарков — Сисин получил от Риммы карманное зарубежное Евангелие и сунул его в карман брюк — впоследствии Сисин нашел, что это было достаточно провинциальное собрание — но тогда жажда славы все затмевала — Сисин знал, что Крокодил станет свастикой новой культуры — знаменитостям все прощалось — людей нужно истребить — истребитель плакал перед телевизором, когда запретили КПСС — силы метафизического политбюро считали Сисина своим избранником — как технически извести человечество? — как в самый кратчайший срок уничтожить всех? — есть масса аргументов в защиту полной гибели юманитэ— вот краткие тезисы: — а) предложить Герцену, Бакунину, Суворову устроить суд над мировой культурой— б) передать Бормотухе длинную СУХУЮ простыню— Рожнов схватил бутылку водки и запустил в Сисина — была ли бутылка полной? — бутылка водки или из-под водки? — был ли готов Сисин к смерти? — никак нет — с какого расстояния бросил Рожнов? — с минимального — к тому времени гости уже разошлись — осталось несколько пьяных — ушла партия умеренных: сатирик с джазовым критиком, мечтавшие спрятаться от погромов под сенью правительственных штыков — ушли радикалы в лице двух философствующих христианок — одна высокая, с пучком — другая пучеглазая, толстенькая — ушел фотограф — рискуя жизнью, он увековечил события в Новочеркасске — ушло «новое имя», культуролог Барлах — Римма Меч ему особенно симпатизировала — ушел в небытие полковник Рубинский, на примере которого Сисин понял свои возможности — медовый месяц он провел в армии — под Тамбовом — в Тамбове у него двоюродный дядюшка — патриот Тамбова — в) цель жизни — оправдание местожительства— sic.

Что такое твист? — беззастенчивая демонстрация половых органов — майор вышел из-за трибуны, стал танцевать — утром Сисин явился на сборный пункт — царило приподнятое фальшивое настроение — пахло туристическим походом — майор прочел веселую лекцию о непотребстве западного образа жизни — ехали с Павелецкого вокзала — Рожнов бросил бутылку с близкого расстояния — бутылка была полна водки — мы не привыкли думать о людях плохо — любой обыватель думает о людях плохо — Сисин был доверчивым человеком — по ночам ему снилось, как он мирится с властью — он бы охотно протянул руку и Гитлеру — американцы запустили на Луну американца — в тамбовской дивизии был объявлен траур — ходили как в воду опущенные — возмущались, что радио сообщает о полете — находили это неприличным — Крокодил приветствовала антидемократический государственный переворот джином с тоником — Спиридонов тоже придерживался сильной теории чем хуже, тем лучше— он куда-то закопал свою душу и теперь стеснялся перед мужчинами появляться в нижнем белье — ушли, позевывая, писательские жены — спермоприемник русской литературы — бутылка попала Сисину в голову — попади она в висок, Сисин бы скончался — но она попала в затылок — каким образом бутылка попала в затылок, если он стоял лицом к Рожнову и никуда не бежал, не веря до последнего мгновения, что Рожнов бросит бутылку? — ну, не совсем в затылок — Сисин смертельно побледнел и стал обливаться кровью — он, как назло, надел белую рубашку — бутылка разбилась — хлынула кровь — Сисин лишился учителя — потекла водка — отсутствующая на общем празднике Ирма отнеслась к происшествию с удивительным легкомыслием — а ведь Сисина могли привезти домой мертвым — или полуживым — Рожнов вышел триумфально из комнаты и в коридоре закурил папиросу — теряя много крови, Сисин отправился под руки в ванную — многие западные интеллектуалы были не так уж не правы, приветствуя нацизм и коммунизм — в конечном счете приходилось выбирать из двух зол меньшее — очищение илиокончательное торжество буржуазии? — Сисин выступил у Сары в популярной программе из Парижа — к его удивлению, дискуссия не удалась — французские журналисты не удосужились прочитать Век Пизды— поначалу они задавали уклончивые вопросы — они были похожи на школьников, не выучивших урок — но потом их понесло, и они не могли закрыть рот — они заранее все знали лучше всех — казалось, они родились с идеей ВПв голове и ничему не удивлялись — к концу передачи они считали, что идея ВПдавно устарела — ничего, сказала Сара, зато ты был хорошо подстрижен — Сисин залил всю рубашку — ему никто не сочувствовал — на счастье, тут же оказался Жуков — Жуков никогда не играл роль шестерки— тем не менее Римма Меч после драки объявила его агентом КГБ — та же Римма считала Сисина агентом ЦРУ — ему подчинялся (по ее словам) весь корпус американских журналистов в Москве.

Куда приятнее было быть агентом КГБ — но выбирать не приходилось — Сисин провел в ванной полтора часа — залив всю ванную множеством крови — странное дело: — никто не захотел оказать ему помощь — думая об этом позже, Сисин сжимал кулаки — сраные знаменитости! — им было насрать на молодое дарование — размер которого никто не заметил — Сисин изначально находился на подозрении у этой публики — он еще не написал свой ВП, а они уже сомневались в его моральных качествах — Сисин никогда не чувствовал себя таким одиноким, как в ванной, проливая невинную кровь — кровь перестала течь к утру — Жуков бегал вокруг с виноватым видом — ему опять не удалось попасть в центр внимания мировой общественности — Рожнов заперся в комнате вместе с юристкой — во время поездки в Гданьск Сисин напился до умопомрачения — Сисин пил редко, но, когда напивался, он напивался чудовищно — произошла встреча русских и польских интеллектуалов — встреча была первой и последней в тысячелетней истории двух стран — от важности события Сисин потерял контроль над собой — меня Анджей напоил — пили водку — обнимались с Анджеем — Анджей стал сенатором — но по-прежнему левачил— категорически не употреблял галстук — из форпоста иностранных газет, американских фильмов, джаза и частных хлопув [20]Польша быстро вырождалась в затрапезную республику — Анджей забурел, оставшись без подпольного ореола — Сисин хотел было сказать ему про Прагу — но ему было жалко Анджея — сенатора затрапезной республики — Анджей не знал, обниматься ли с ним или как? — Сисин только пальцем погрозил и сказал: Прага! — Анджей принялся дико хохотать — Сисин воспринял это как наглую польскую форму смущения — обнялись — я написал для нашего президента речь о Катыни таким образом, чтобы не обидеть русский народ — сказал Анджей — русский народ хуй обидишь — грустно сказал Сисин — напоив Сисина, Анджей ушел спать — тут только русские и стали пить — Сисин с Жуковым танцевали — они любили, выпив, немного потанцевать друг с другом — все хлопали — выступали во Дворце русской культуры — Сисин попросил прощения у поляков за все— после этого делать стало решительно нечего — поздно ночью он явился к Жукову в номер — Жуков тоже был совсем пьяный и даже не мог снять носки — Сисин завел разговор о дружбе — почему ты не сказал, что Оля покончила с собой? — какая Оля? — не понял Жуков — твоя первая жена — какая дружба, если ты мне не сказал? — Жуков обещал ударить его в морду — бей! — Жуков не ударил — почему ты не сказал, что Оля покончила с собой? — Жуков снова обещал ударить его в морду — бей! — Жуков не ударил — вместо этого он по-дружески залез в постель и отвернулся к стене — Сисин еще долго приставал к нему с вопросами — проснулся он в своей комнате уже за полдень — ботинок не было — ничего не было — он что-то перепутал — лежал и думал: — на самом ли деле он терзал Жукова? — Римма Меч сказала, что, если она посмотрит на машины политбюро специальным взглядом, они испепелятся — Сисин обрадованно: — ну, посмотри! — умоляюще: — ну, пожалуйста! — все гости посмотрели на него, как на убийцу — в тот вечер Жуков был на стороне Сисина до конца — было очень темно и холодно — казалось, зима установилась в России навечно — кровь перестала течь — Сисин порезался во время бритья — он порезался возле адамова яблока — он плохо брился — он так и не научился ни бриться, ни завязывать шнурки — не хватало жизненного терпения — горбоносенькая она-онапервой сказала с итальянской прямотой: ты не умеешь бриться — вокруг ее дома рос столетний бамбук, как во Вьетнаме — неудачная паучковая разновидность — незрелые грудки — костистость — убогий подбородок — она сама тяготилась своим лицом и мечтала его поменять на какое-нибудь получше — из первого попавшегося фильма, который они смотрели вдвоем — слишком много родинок, похожих на прыщи — раковые зародыши — все-таки горбоносенькая слишком судорожно трахалась — худые любятспазматично — перед зеркалом он наклеил пластырь на горло — явился на сборы — как он чувствовал себя в медовый месяц? — умеренно счастливым — Ирма — он безумно любил Ирму — она невероятно чутко спала — так люди не спят — только птицы и прочие мелкие жертвы — Сисин вышел из ванной залитый кровью — в доме все спали — Жуков вытянулся по струнке — вольно! — они закурили — ну, как служится? — да разве это служба? — детский сад! — а что так? — после обеда устраивают мертвый час! — не может быть! — Сисин присвистнул — в отрочестве Сисин ежился от слова «говно» — Сисин растерянно улыбнулся — чуть не убил — ему хотелось обнять и поцеловать Рожнова — погладить его по щеке — Сисин набросал очередные тезисы: увидеть сильную кровь со стороны предков — гиганта-прадеда, витальную бабку — увидеть атеистический триумф родительского эгоизма — посмотреть на детство новыми глазами — увидеть недолюбленность — недоцелованность — услышать гнусные истории о похотливости матери — живописующей невестке (Ирме) половые сношения с отцом — в порядке защиты секса в третьем возрасте — увидеть Жукова, борющегося со своим тщеславием — в борьбе с тщеславием теряющим свои силы — свой скромный дар сильного второстепенного писателя — только после того, как залезешь в себя — понимаешь, как невозможно понять себя— Манька играла роль приходящей в ужас от неспособности Сисина сделать что-то еще — она чувствовала угасание его энергии — Сисин спешил оправдаться — каждому выдан один билет — даже тем, кто меняет билеты, выдан один билет менятелей билетов — но ведь я этой недолюбленности в детстве не испытывал — я только очень мучился ссорами родителей — успех Сисина приучил Ирму к мысли, что все можно простить — вплоть до кассеты — только успех утоляет зависть — даже у Сисина вспыхивали краткие зарницы зависти — стальная воля Спиридонова — откуда этот косой взгляд на Воркуту? — почему, думая о ней, я вижу какашку в ее туалете? — забылись все разговоры — почему уничтоженные письма не имеют никакого значения? — но отчего они сами так слабы и беспомощны? — нужен только успех — почему Манька играет роль приходящей в ужас? — и Сисин понимает: больше никто не сыграет подобной роли — ему нужны комплименты тогда, когда он сам начинает все больше сомневаться — в самом себе — в своем ВП— может быть, только тогда — при всей безвкусице этого дела — он соглашается стать сыном Иису са Христа — выбивай дверь — попросил он Жукова — тот просиял от удовольствия команды — чем? — выбивай собой — сказал Сисин — слушаюсь — Жуков разогнался и бросил себя на дверь — дверь заохала, закряхтела, не поддалась — Жуков разбежался снова — дверь сухо треснула — непрочная дверь — на шум вышел заспанный Феликс.

Слушай, Сисин, дурдомы полны сыновей Иисуса Христа — хочешь пополнить их ряды? — христианство теряет свои позиции — или так не мог подумать Жуков? — Жуков за христианство — но Сисин сидел и молчал — я знаю, это не дело — но как быть, если я — это он? — его передернуло от этой (где, как не здесь, пригодится чехо-набоковское словечко?) poshlosti— ёёёёё — все отрицают внешнего Бога — а тут я вваливаюсь — приветик! — юманитэпошло не по тому пути! — конечно, можно просто махнуть рукой — но не таков русский человек — возомнивший себя — он хочет все переделать — когда не удается — он предлагает свернуть ковер — ему жаль бессмысленной энтропии — зашли не туда, надо уничтожить — быть приятным человеком — п ошло — говаривал академик Рожнов — на Гавайях Сисин имел необходимые консультации — он выловил рыбу — его проверили и допустили — и Маньку позвали — мы ей тоже налили — тут Сашенька бросилась на Маньку — схватила ее за сиськи через свитер — только ТЫ мне здесь интересна! — Манька вырывалась с перепуганными глазами — Сашенька ловко залезла ей под свитер, ловя сиськи — та никогда не носила лифчики — она не любила лифчики — в детстве она выдавала себя за мальчишку — сильными ухватками проститутки Сашенька вцепилась в Манькину грудь — Стас, увидев Манькины сиськи, осклабился — Сашенька держала Маньку за грудь — Манькины соски вылезали у нее между пальцев, как сладкие кукиши — она пыталась раздрочить Маньку поцелуями в шею — не так! — у Маньки чувствительны груди — трогай груди, шепнул я Сашеньке — мы со Стасом переглянулись — давайте разденем Манечку, сказал он — давайте! — давайте! — Манька резко выгнулась, выставив голый пупок — зацепила ногой за стол — с него полетели рюмки — мне стало жалко рюмок — ну, хватит, сказал я решительно — Манька вырвалась — Стас увлек ее в другой угол — сводил к шутке — Сашенька облизывалась страшным образом — я веником собирал осколки стекла — Стас повел Маньку танцевать медленный танец — они тихо разговаривали, прислонившись друг к другу — за дружеской беседой он осторожно отстегнул ей большую пуговицу джинсов — я знал, как переключается энергия — от страха и мести она хотела, чтобы ей немножко расстегнули — ладно, подумал я, групповуха так групповуха — Стас расстегнул ей молнию, рассказывая историю, как он посещал не то Фалька, не то Тышлера — художник медленно погружал руку — ой, да ты мокрая! — радостно, с фальшивой невинностью удивился он — такие фальшивые интонации покоряют грошовых баб — но чтобы Манька купилась? — но ведь сидела она в ванной! — я помню эти джинсы, хотя у меня никакой памяти на одежду — в отличие от Маньки, которая помнила все досконально — кто в чем, как и когда — и я думал: — зачем ей помнить? — я думал: — все-таки дешевка.

Стас Найдюк взвалил Маньку на плечо — как лесоруб, отправился вон из комнаты — Манька лежала на плече — крикни Сисин: оставь ее! — все было бы тут же исполнено — Сисин мужественно ничего не крикнул — нет, я «Токаю»! — хорошо, он налил ей вина — подлец, сказала Сашенька вслед Найдюку, я так не играю — Сисин хмуро выпил коньяк, закурил сигарету — из спальни не доносилось ни звука — в конце концов, становится скучно, сказала Сашенька — Сисин был для нее как мебель — она сидела чужая, будто не он только что засовывал в нее пальцы — ну чего, присоединимся к ним? — спросил Сисин нейтральным голосом — Сашенька посмотрела на него с некоторой надеждой — она боялась Найдюка, не осмеливалась вольничать с ним — уходя, Стас добродушно сделал им с Сашенькой ручкой — Манька просто-напросто отвернулась к его шее — душа и туша Сисина осели — ведь до этого Стас заряжал кассеты — смотрели сраные боевики — Сисин с Манькой перемигивались — ясность предельная — художник наслаждался боевиками — ну ты дворняжка! — фыркнул Сисин — Манька фыркнула — Стас стерпел — и — променять меня на дворняжку? — нет, ты смотри, как я закладываю руки в чужие пизды — закладывай со мной — это забавно, дурочка! но слушай команду! — и, когда тебе чужой дядякладет руку на плечо — с любезной улыбкой говори: не надо — спокойно и уверенно такговори — и все в порядке — или страдай! — приди, поплачься мне, как тебе тяжело, как ты страдаешь по моему поводу — и я скажу: ты правильно страдаешь — потому что ты страдаешь по человеку, который достоин страдания и безоглядной любви — пошли, сказал я Сашеньке — мы вторглись в закрытую спальню — на моей кровати я застал привал романтиков — жанровую картину — Стас гладил черную, как всегда взлохмаченную пизду — Манькины джинсы были приспущены — хуй художника валялся неподалеку, на его ноге, в торчащем виде — сиськи у Маньки тоже по-праздничному торчали — Сисин стремительно определял — было ли положение предтрахательным или послетрахательным? — как будто от этого что-то зависело — возможно, Стас нарвался на сопротивление — вызванное — чем вызванное? — возможно, они принялись было ебаться — но Манька уползла из-под хуя — как это случается со своенравными девушками — ну, братцы, все! — сказал Сисин — поеблись, и хватит — пошли веселиться — без вас скучно — Сашенька высовывалась из-за его спины — это — я! — ткнула пальчиком в Европу на быке— а-а, музейная вещь! — сказал Найдюк — Манька, сморщив нос, посмотрела на Европу на быке— ничего не сказала — Стас державным жестом запахнул халат.

Втроем вернулись в гостиную — Манька осталась в спальне — пусть почувствует себя проституткой — думал раненный в сердце Сисин — выпили по коньяку — Стас как джентльмен предложил Сашеньке пососать Сисину — та без особого желания, но стала расстегивать — они заголились — Сашенька взяла в рот — маленького Сисина — и пососала — и когда сосала — постепенно заводилась — взяла в руку художника — пососала художнику — перекинулась на Сисина — ты посмотри, какая у него большая, толстая пиписька! — сказал Найдюк — Сашенька с томным, ломаным прищуром смотрела — раздались шаги — Манька деловито шла к вешалке — бросила косой взгляд в комнату — кажется, ничего не увидела — или увидела? — это была ее первая попытка бегства в их неудачной жизни — у себя она его гнала — у него бежала — ей казалось, что вера слишком связана с московским снобизмом — снобизм заслонял все — она не верила в Бога и не слишком стеснялась своего равнодушия.

Сисин вышел из комнаты — ты куда? — она возилась с замком — она сказала мужу, что с работы уехала по Золотому кольцу — кажется, в Суздаль — останься, сказал голый снизу по пояс Сисин — нет, ты останешься! — он схватил ее за свитер — зелено-черный — по памяти — которая, наверное, врет — она стала вырываться — он был сильнее — он поволок ее в спальню — рвя свитер — бросил на постель — она поднялась — ребром ладони ударил по шее — она упала — снова встала, с другого конца кровати — Сисин подлетел — говно — сказала она — сука — сказал он — она сапогом ударила по яйцам — попала по ноге — Сисин озверел от ее намерения — кулаком ударил в лицо — она упала на кровать — из носа у нее пошла кровь — ворвался Стас с обрадованной Сашенькой — вы что, охуели?! — уйди на хуй! — заревел Сисин — гости поспешно скрылись — ты, блядь, как ты смела? — а ты? — что я? — зачем полез ей в пизду? — дышала Манька — она никогда не была спортсменкой — захотел и полез — дышал Сисин — вот и я захотела — что ты захотела? ты что еблась с ним? — злобным голосом задал Сисин слабый вопрос — она не ответила — на хуя пошла в спальню?! — она молчала — ты же, дура, так блядью станешь! — Манька вдруг с новой силой ударила его по лицу — очень больно — Сисин взвыл и ударил ее в ответ — та даже подавилась от боли — упала на подушку — не двигалась — Сисин потянулся к Маньке — Сисин сорвал с нее злополучные джинсы, задрал свитер — она лежала, раздвинув ноги и отвернувшись — Сисин почувствовал вдруг жуткое удовольствие — это был один из лучших трахов — все-таки ебля должна быть запретной — но она все равно не кончила.

Проснулся от льющейся в ванной воды — Сисин вышел из спальни — чистоплотный Стас принимал утреннюю ванну — на полу пел транзистор — Сисин присел на желтую табуретку — ну, как тебе Манька? — улыбнулся Сисин — противная девка! — ответил Стас — это обрадовало Сисина — почему? — спросил он вкрадчивым голосом — Найдюк намыливал голову — упрямая осетинка, брезгливо сказал Найдюк — она не осетинка, сказал Сисин — Стас сплюнул шампунем — у тебя что, другой не нашлось? — да она вроде ничего была — тебе тоже, по-моему, понравилась — Стас долго, с удовольствием смывал шампунь — он повернулся к Сисину с новым, как это бывает после мытья головы, лицом: — выброси ее вон! — почему? — заслужила — почему? — настаивал Сисин — да ну, говно — сказал Стас — Сисин прикинулся любопытным — ты ей всунул? — засмеялся он — ну! — самолюбиво сказал Найдюк — даже брови поднял от удивления — у Сисина все перевернулось, и стало сильно, неметафорически жечь в груди — сиськи у нее хорошие, вдруг отметил Стас — видно, в детстве много капусты ела — капусты? — не понял Сисин — ты что, не знал? женская грудь состоит из капустного сока — а пизда лохматая, захохотал художник — Сисин молчал — слишком много растительности — усы! — у нее усы, как у таракана! — да, кивнул Сисин, дурацкие усы — что у него в голове? — думал Сисин — он же видел, как мы дрались — Стас вытерся сисинским полотенцем.

Больше всего на свете Сисин боялся попасть в глупое положение — хотя впоследствии Найдюк не возникал — пропал куда-то по причине выколотых у сына глаз — но не зря звонил телефон у мужа на работе — ой, не зря ласковым голосом Манька убеждала мужа, что интересуется его математическими успехами — причем так балансировала, что оставляла некоторые намеки непонятными Сисину, отчего события их семейной, как Сисину казалось, довольно жалкой жизни не стали его достоянием — при этом требовалось внушить мужу, что разговор никем не подслушивается — чтобы не вызвать подозрений у жизнелюбивого парня, который разлагается где-то сейчас в своей недалекой могиле, так ничего обо всех этих ухищрениях — и вообще — конечно, надувательство покойного Аркашки— в Аркашкебыло много симпатии, не пренебрежения — было тоже вызвано несовместимостью — то есть мукой — не блядством — хотя внешне могло показаться — в худшем случае — а вот это не телефонный разговор — и вешала трубку — и вешала Сисина себе на шею — как это расценивать? — просто по-бабски обделена и несчастна? — во всяком случае она поступала продуманно — в мае объявляет: — я развожусь — у него было с легкими не в порядке — пока болеет, не разведусь — с больными не разводятся — Аркашка поправился в мае — папа помог ей переехать — все ее жалкое барахло — я тоже лыжи как-то перевез — Ирма никогда не давала дельных советов — она только ограничивала поле сисинской деятельности и очерчивала круги порядка — давайте выпьем за нее — сказал Спиридонов на тусовке — она не давала намраспуститься — тоже функция — подумал с опозданием Сисин — на него, конечно, оказывали давление — подсылали — пришел частный издатель с обложкой для нового издания ВП— русские сгнили до основания — я точно знаю — Сисин неопределенно молчал — мы либо преступники, либо дебилы — у нас дебильные рожи и большие гениталии — Сисин подумал: — нужно с русскими что-то сделать — он одобрил и подписал обложку — но весь день ходил расстроенный — либо преступники, либо дебилы — двадцать минут свободного времени — Манька повесила трубку и покосилась на часы — и тогда они начинали целоваться — какие бы средства транспорта Аркашка ни выбрал — во всяком случае «запорожец» у него плохо заводится — вот чего Сисин не мог себе представить: — Маньку в этой консервной банке — и потом она могла спокойно по ночам с мужем на этом самом раскладном диванчике — и даже признавалась, что время от времени трахались — но все меньше и меньше — постой на атасе — приказал Сисин Стасу и засунул утренней Сашеньке в рот — потрогай мне яйца — попросил он художника — тот, удивленный командой, потрогал — Сисин кончил в румяную Сашеньку — ребята, пора по домам — сказал Сисин, надевая трусы, валявшиеся под диваном.

Как всегда, спала долго — иногда, позавтракав, она снова ложилась «додремать» — на диван — Сисина злило — ленивая — это у них так на Востоке, думал Сисин — а Манька высмеивала его европейство — он называл итальянские макароны спагетти— ручкой делал при расставании — как веером — противно — проснувшись, она захотела есть — Сисин повез ее в пиццерию — на улице было холодно — в посленовогодней, с ощипанной елкой пиццерии отовсюду дуло — ты любишь играть в карты? — спросила она — нет, а что? — ничего — Сисин никогда не играл в карты — она заказала ядовито-зеленый коктейль — а в кости? — Сисин пожал плечами — он был подавлен видением Найдюка, который по-хозяйски держал руку у Маньки на пизде — Манька в основном придерживалась той версии, что она вообще ничего — даже хуй не трогала — ты хочешь сказать: ты ему не дрочила? — я не помню — а ты вспомни! — ну, может быть, совсем чуть-чуть — так вы, значит, все-таки еблись? — ты ничего не понял! — мы разговаривали, и Стас признался, что влюбился в меня с первого взгляда — Боже! — Сисин схватился за голову — какая же ты дура! слышала бы ты, как он тебя поносил! — ну, правильно! — усмехнулась Манька — он ничего не получил — Сисин издал неопределенный звук — до него что-то дошло — он стал сомневаться сразу по всем направлениям — зачем ты пошла к нему в ванную? — начал он по новому кругу — уф! он что-то интересное рассказывал про собак — Манька бросает незаметные взгляды на его гениталии — плавающие в воде — большие гениталии хорошо владеющего собой ебаря — у нее начинает немножко путаться в голове — про собак! — Сисин дальше спаниелей не шел — остальных не знал — ну, разве колли — не хотел знать — взрослые игры — в которых она ничего не соображала — получила свою дозу радиации от больших гениталий — здесь начинается твоя девальвация — на таких женщинах не очень сильно хочется жениться — размышлял Сисин вслух — в то время, как она рвала ножом пиццу — давай сменим тему — предложила Манька, дотронувшись до его руки — она была нехороша в тот послеобеденный час в пиццерии, и похмельному Сисину не хватало благородства разрешить ей быть нехорошей — он холодно, с удовольствием отметил ее облыселость — не так, конечно, плохо было на самом деле — но все-таки — если она не мыла голову — у нее была видна негустота — хотя она, когда мыла голову, была фальшиво пушиста — прибегая к ухищрениям — фена — начеса — она его заставляла звать ее пушистик— что Сисин и делал, каждый раз мучаясь фальшью — пушистик! — он видел ее жалкий хвостик — аллергическую бугристость кожи на лбу — не самом, между прочим, большом — у Ирмы он симпатичнее — не самом чисто внешнеумном — несмотря на многочисленные претензии — наоборот, волосы росли низко — делая лобик низким — может быть, потому лицо было нефотогеничным — совсем не фотогеничным — ни одной фотографии вместе — ни улики — ни воспоминания — раз Гуля предложила их щелкнуть — Сисин сказал: — спасибо, не надо — только глаза были хороши — отвратительно картинные глаза.

Вопреки всякой логике, поехали в мастерскую к Стасу — он к тебе будет, как к бляди, относиться — заверил Сисин — а ты защити меня! — Манька уверяла в пиццерии, что Стас чувствует себя хуево — он обосрался — что это я? — взял себя в руки Сисин — из-за капустного сока?! — во всяком случае, когда мы поднялись по грязной узкой лестнице в его мастерскую — он открыл — увидел ее — изобразил шум приветствия — у него не было взгляда победителя — у него было оживленное лицо с настороженными глазами — Стас запанибратски обнял Маньку — не обратил внимания на то, что она подчеркнуто отстранилась — она увернулась от объятий и села на первый попавшийся стул — мы поздоровались с парой каких-то кислых людей — Сашенька в маленьком черном платье с подносом чайной посуды появилась на пороге кухни — как мило вас видеть! — сказала она, сощурясь — сейчас будем пить чай! — Стас Найдюк носился по мастерской — он совал в руки Сисину каталоги спортивных машин, вездеходов, японских телевизоров, «прозрачных» телефонов, альбом музея Галле в Нанси на немецком языке — нет, ты посмотри! посмотри! — она будет моей! — такая же в точности вазочка — какие «плачущие» линии! — а эта? — игрушка! — теперь смотри сюда! — я покупаю маршрутный автобус — как зачем? — я буду возить в нем декорации — ты видел этого рыцаря? — это сын — нет, ты посмотри, как классно он сделал доспехи — юный гений — безупречная вещь — Маня, вам нравится? — нет — сказала Манька — вы ничего не понимаете! — ужаснулся Стас — он схватил Сисина за руку — я только что купил — у одного француза — русские дореволюционные открытки — целое состояние! — ты посмотри, какая чистая, белая улица — ты знаешь, где это? — догадайся! — я прошу тебя догадаться! — сдаешься? — в Чите! — ты можешь себе представить, чтобы в Чите были такие чистые, метеные улицы? — теперь — ты вставляешь открытку в аппарат — смотри сюда — и открытка становится объемной — Маня, идите же сюда! — хотите посмотреть? — Маня подошла, наклонилась — вам видно? — нет — сказала Манька — Стас принялся настраивать аппарат — а теперь? — Сисин нехотя восхищался — вы знаете, Маня — сказал, улыбаясь, Стас — что у вас двемакушки? — две чего? — нервно переспросила Манька — макушки! — захохотал Стас — у всех одна, а у вас две — Сисин и Манька ошалело смотрели на Стаса — не веришь? можешь пощупать — предложил Стас Сисину — хорошо, что не три — неудачно сказал Сисин — вот смотрите — Стас потянулся к Манькиной голове — не надо! — попросила Манька — две так две — они мне идут? — спросила с жалобным вызовом — очень! — заверил ее Стас — Сисин заискивающе забежал сзади — дай-ка я проверю! в самом деле, две! — скоты! — весело рассказывала Сашенька кислым людям — пришли сюда и напились — говорят, как урла — и шутки урлы — посрывали мои дорогие шмотки — побросали на пол — укрылись — жалко шмоток — в последнее время Крокодил была не в простых отношениях с Бормотухой — но та относилась к этому нормально — звонила из метро: — я рядом! — можно к тебе? — я работаю — жестко обрывала ее Крокодил — облевали туалет — еб их мать! — богема — сказал Сисин — он не любил ни богемы, ни вообще млекопитающих — у Спиридонова хуйчик небольшой — доносила Крокодил — вот бы вам их вместе пососать — это было бы замечательно — рассеянно сказал Сисин — значит, небольшой— отметил он про себя — когда-нибудь она станет банком половой памяти целой эпохи — Манька сидела на стуле в скованной позе — с двумя макушками — на нее мало обращали внимания — Сисин редко ходил с ней в гости — когда она была не в центре мужского внимания, ее глаза становились как плошки — выпили чая — поговорили с кислой парой об иглоукалывании — капустный сок! — подмигнул Сисин Стасу — Стас прыснул, кивая на Маньку — Манька сидела, как отмороженная — ей по расписанию следовало прибыть из Суздаля — она взяла даже с собой книжку о Суздале — ты давно был в Суздале? — Сисин вез ее домой — что там вообще в Суздале есть? — церкви — сказал Сисин — как он определил, что у тебя две макушки? — я всегда знала, что у меня две макушки — сказала Манька — он что, твою голову ощупывал? — отстань! надоел! — она неожиданно закапризничала: — есть хочу! — Манька была прожорливой — хочу кровавый бифштекс с картошкой! — дома поешь! — после Суздаля! — она промолчала — вдруг ни с того ни с сего Манька призналась, что спит с бывшим одноклассником — как спишь? — ну, ебусь — объяснила она — Сисин остановил машину около булочной — это был их угол — на котором они на прощание целовались — Манька всегда затягивала прощания — выебывай отсюда! — не хочу — она попробовала улыбнуться и превратить в шутку — которая после выебывайбыла бы последним оскорблением Сисину — оба это знали — поскольку были похожи — тебя что, из машины выкинуть? — поинтересовался Сисин — для него она больше не существовала — в глазах Маньки возник испуг — заигралась — я соврала насчет одноклассника — лучшепоцелуй меня в обе макушки — Сисин вылез из машины, открыл дверь с ее стороны — давай! — сказал он — она не выходила — он схватил ее за дубленку — она пошла вдоль стены, сильно сократившись в размерах — как больное животное.

До этого его дни катились в безобразии — как только Сисин разворотил ему зад, Жуков задумался о назначении жизни — он вскоре покрестился — не ставя никого в известность — сделал предложение Софье Николаевне — он сватался по всем правилам — со слезами, в галстуке, с букетом, с преувеличениями — его внутренности заныли, потянулись к чистоте — он понял, затрепетав, что чистота речи есть выражение души — в Великий пост, в полуобморочных грезах сыроедства, он увидел астральную родину — Россию в алмазах — засветил лампаду, порвал с колдуном — они завыли, как два корабля в океане — Жуков завел дневник по борьбе с деконструкцией — получив от патриотической партии задание следить за кружком Сисина как за тлетворным образованием, он серьезно отнесся к заданию — дневник постепенно принимал романные очертания — антицинического направления — против ерничества, душевного гнойника и глумления — он сделал все правильно, и благодать снизошла на него — роман имел поразительный успех — Жуков разбогател — его авторские права стал защищать литературный агент в Лондоне — его раскупали на лотках в подземных переходах — народ балдел — Жуков стал одним из лидеров новой искренности — им зачитывались до дыр — он перекусил гадину и пить не бросил — лицо озарило солнце успеха — патриоты, хотя и завидовали ему, признали его лидерство, добровольно стали его подпевалами — Жуков купил себе новый «Москвич», выстроил дачу с решетками на окнах, железной дверью, петухом на крыше — Софья Николаевна в муках родила первенца — то-то радости было! — в душе он стал миротворцем — мечтал, чтобы Сисин покаялся — обрусел — они бы обнялись — после того, как Сисин вышвырнул Маньку из машины, Маня не ела пять дней, но не умерла — зато перекурилась — она сушила «Столичные» сигареты на батарее, чтобы были вкуснее — раз, до разрыва, Сисин подарил ей две пачки «Ротманса» — порозовев, она сказала, что она застенчивая девушка, ее не нужно так баловать — она испытывала слабость к подаркам — через пять дней, утром, Маня проснулась голодной — с жадностью съела два яйца всмятку — Гуля выводила ее из кризиса рассказами, что все мужики говно — постепенно она научилась отвечать понимающей улыбкой — через две недели после случившегося разрыва, во время студенческих каникул, она по путевке уехала в дом отдыха вместе с Гулей — ходили на лыжах, но она боялась съезжать с горок — и это подчеркивала — муж над ней незло всегда подшучивал — она культивировала свои маленькие испуги и страхи как черту женственности, очарования — она была очаровательной трусихой — где Север? где Юг? где Москва? — крутила головкой — ничего в этом не понимаю — Сисин показал, где Москва, рассказал, чем отличается Север от Юга — познакомил с устройством компаса — ничего не понимаю — Маня любила Москву — на лыжах они доходили до соседнего дома отдыха, где с двух часов работал бар — заправлялись шампанским — клевали орешки — пили коктейли с маринованными вишенками, комментируя и презирая увиденных вокруг мужчин — к мужчинам они относились высокомерно — они видели все их порывы насквозь — назад шли на лыжах, весело сбивая снег с елок — елки кивали им своими лапами в знак благодарности — почти по-человечьи — или вообще никуда не шли — сняв лыжи — застревали в баре до вечера — на них поглядывали презираемые мужчины — однажды за ними на лыжах увязался детский доктор по имени Боря — он был, естественно, евреем и при деньгах — он предложил им шампанское и красиво ухаживал, приносил-уносил бокалы — Сисин страдал сильно — садился к телефону — набирая номер, он знал, что не наберет, бросит на половине, но не мог отказать себе в мучении — Манька ему снилась — когда проезжал мимо ее улицы — за рубашками в прачечную — он вспомнил, как Манька сунула его штаны в барабан к другому мужику без очереди — очень расторопно — его обожгли воспоминания — Манька отправилась за открывашкой — Гуля валялась на кровати в брюках и лыжном свитере и говорила, потягиваясь — что-то ебаться хочется — пустые, в сущности, слова, но они могли стать действительностью совсем просто, как в заклинании — Манька откликнулась — ой, мне тоже! — Сисин вел обычный образ жизни, но очень страдал — мне не смешно, когда фигляр презренный пародией бесчестит Алигьери — изменившимися глазами Жуков смотрел туда, где кончаются звезды и начинается Бог — 1) написать роман о метафизической начинке русской жизни и исторического процесса — 2) начать мыслить мифологическими вкраплениями — Жукова распирало от понимания сущности жизни — 3) вывести алгоритм российского космоса — работа ладилась — спорилась — Жуков пел и писал — тук-тук! — на пороге стояла Манька с блестящими глазами — сама пришла — жиденок-врач весь приподнялся в приветствии — у вас есть открывашка? — а что вы хотите открыть? — спросил он с такой заботой и предупредительностью, будто от открывания консервов зависела судьба мироздания — будто у него был миллион разнокалиберных открывашек — которые он готов был свалить к ее ногам — шарм сорокатрехлетнего мужчины кружил ее умненькую головку — кривляка, позер, человек, лишенный собственного достоинства — писал Жуков о Сисине в антисисинском дневнике — у него не болитза отчизну — мы болью за родину отмерим значение каждого — пора вывести всю эту братию — паразитирующую — на наших грехах — грехах наших — на чистую воду позитивного отношения — сколько можно отступать? — да, мы сделали некоторые ошибки — совершили — и стремящийся различными выходками — притом глупыми — добавил он от себя — заслужить расположение — чье расположение? — кому это надо? — кто заказчик этой жизнеотрицающей — почему, когда я его вижу, я немедленно начинаю поддакивать? — 4) поцеловать русский нечернозем — четыре-четыре — три карты — четыре — мурлыкал — Жуков — я люблю тебя снова и снова — мурлыкал он — сайру — сказала Манька, очаровательно водя глазами — позвольте мне самому — я опасаюсь за ваши руки — скажи он: — за ваши пальцы или (еще того хуже) пальчики — он бы проиграл все — «руки» прозвучали по-медицински и музыкально — Манька порозовела от удовольствия — она выскользнула из комнаты, врач в волнении походил туда-сюда, готовясь к решительным действиям открывания сайры — когда наступает момент утраты женской бдительности? — как Манька могла не догадаться, что открывашкой дело не обойдется? — я об этом не думала — сказала она Сисину, когда тот напомнил ей ванну со Стасом — на что Сисин сказал — «я об этом не думала» заложено в основании жизни — Жуков обрастал новыми знакомствами — он нравился себе в роли предателя цинизма — люди вокруг него говорили только о главном — он тоже был заранее бородат — они не принимали развратных поз даже в кре сле — патриоты отличались маленьким размером обуви — у них были почти балетные ножки — Жуков вспомнил все безобразия Сисина, и ему сразу стало не по себе — как я мог допустить, чтобы он меня трахнул? — Сисин никогда не заводил с Жуковым разговора о том, как он его — однако Маньке он рассказал во всех подробностях — может, забыл? — с надеждой думал Жуков — нет, он не такой— он не забудет — наступил тихий праздник вручения домашних премий — Софья Николаевна, озорно улыбаясь, вышла с конвертами — Сисин второй год подряд был удостоен заочно премии имени Берии — Сашенька негодовала: — им бы только квасить! — и валяться в ботинках на моих дорогих тряпках — но Крокодил выделяла тех, у кого есть талант — тем более гений — гений имеет право на характер — с гениями Крокодил шла напролом — называла уменьшительными именами — кончая, гении трубили, как слоны хоботом — ууууууууууууууууууууууууууу — Спиридонов тоже трубил — ууууууууууууууууууууууууууууууу — в морозный утренний час трубный звук кончавшего гения разносился по московским бульварам — москвичи, вздрогнув, поднимали бледные лица к небу — беспокойно прислушивались — а вот Сисин — Крокодил ухмыльнулась про себя — не трубил — скажи им, что мы в законе! — развязно крикнул Спиридонов, напившись шампанского — давайте стричь пизду! — радостно предложил он во Франкфурте — Крокодил кайфовала — давайте! давайте стричь! — Крокодил надела на себя все побрякушки — я новогодняя елка! — ели голубей, лягушек, морских ежей, все меню подряд — да чего они сидят, словно не Новый год? — кричал Сисин — подайте на каждый стол по бутылке «Советского» шампанского! — от нашего стола! — официант прибежал с извинениями — советского нету — тогда французского! — долой пиво! — поднялись — господа! — в России Новый год! — весь ресторан встал, нарядный, и выпил до дна — еще! — требовал Сисин — несите еще! — к утру официант заговорил по-русски — платили наличными — выворачивая карманы — на столе выросли горы марок — мы себе можем это позволить — дружески сказал Спиридонов Сисину — Спиридонов был основателем русского комикса — она думает — пошевелил пальцами Спиридонов — что талант передается посредством половых сношений — Сисин со Спиридоновым захохотали — а вдруг он только прикидывается, что болен? — подумалось Сисину — он ведь славится своим игровымотчаянием — в тапочках, мягкой походкой Манька пошла к себе в комнату — Гуля хлопотала, очень хотелось жрать после ужина — Манька возвратилась к доктору с баночкой сайры — Гуля проводила ее взглядом в спину — Боря достал отличненький ножичек со швейцарским крестом — такие ножички дарят гостям Белого дома американские президенты — доктор поставил на стол коньяк — в комнате у него было прибрано и не душно — молодые девушки захлебываются в биополе сорокатрехлетних мужчин, если те ведут себя грамотно и у них не пахнет изо рта — доктор Боря вел себя грамотно — он предложил Маньке глоток коньяка — перед тем, как налить, с подозрением осмотрел стакан на предмет чистоты — не удовлетворившись чистотой, помыл его на глазах у Маньки — коньяк был вкусный — в швейцарском ножичке оказалась открывашка — доктор склонился к сайре — есть особая порода докторов, которые дуреют от работы с телом — у них особые глаза и повадки — у вас, кажется, искривление позвоночника — Манька кивнула — повернитесь, пожалуйста — двумя крепкими пальцами он провел через толстый свитер по позвоночнику — у Маньки побежали мурашки — точно определив, что она не носит лифчика.

Одиннадцатого февраля прилетел ангел примирения — с лавровым листом — Сисин не ждал и не думал — он несколько успокоился — накануне он принимал у себя на даче почетных гостей — Римму Меч и ее нового мужа Феликса — ехали в темноте — Римма боялась, что за ними будет хвост— что хвостнападет на них в темноте и зарежет — они приехали, забрались на второй этаж — на первом тогда еще жила ханжа-генеральша — я ей не подам руки — предупредила Римма — не мог найти себе чистуюдачу? — покачала она головой — сели ужинать — молодожены заговорили об андеграунде — о том, как его сплотить, организовать политически — о разброде — шатаниях — модном скотоложестве — у меня тоже есть свой козел! — Римма похлопала Феликса по колену — выпив, от нечего делать Римма стала изображать нелюбовь к непрестижному мужу — «козел» состоял при ней телохранителем — он оплачивался из особого фонда — Си-си, я прозрачно намекаю, что фонд заинтересовался твоими Детьми— распорядительница рассмеялась — вижу, у тебя потекли слюнки — Си-си — Би-би-си — Сисин закусил губу — на самом деле Римма платила мужу из своего кармана — ей удавалось жить переводами и тамиздатом — иди проверь сад — приказала Римма — нет ли засады — и тут же у нее родились стихи — я вышла в сад — ля-ля-ля-ля — ля-ля-ля-ля-засад — Феликс надел тулуп и, недовольный, хлопнув входной дверью, пропал в саду — я тебе газет привезла — вместе с газетами она привезла напечатанную в Лондоне тоненькую книжку своих стихов — на память — на счастье — спрячь подальше — на допросах все отрицай — Сисин взял книжку в руки — сама мысль о чтении вызывает у меня дикую тоску — признался он — я разучился старательно двигать глазами по черным буквам — однако срать не сяду без газетки — ну, значит, прочтешь в сортире! — нетерпеливо передернула плечами Римма — его что, волки съели? — Феликс немедленно возник — на нем не было лица — что? что случилось? — побледнели Сисин и Римма — в ответ Феликс показал им обезображенный, опухший большой палец — сволочь! дверь! прищемил! — оказалось, что он потерял сознание и пролежал все время на пороге — ты хуже, чем козел! — взвыла Римма — «мудак» для тебя — комплимент и праздник! — Сисин ушел к себе в комнату — пить не хотелось — наутро Феликс рано уехал на электричке — Сисин стоял в трусах и брился — нарочно в трусах — возникло некоторое напряжение — Сисин не понимал, что ему нужно — у нее грязные волосы — она лежала на кровати и обещала устроить Сисину авторский вечер в Доме железнодорожника — я завелась в больном месте культуры — потягивалась она — где хорошее не отличить от плохого и глупого — это недоразумение меня интригует — чистосердечно промолвил Сисин — я люблю всякие уродливые сооружения — вроде храма Христа Спасителя илигостиницы «Украина» — Римма была уже сильно в образеи не желала из него выходить — у нее собирались опальные деятели всех мастей, от моралистов до педерастов — она плохо готовила — на Масленицу ели болотного цвета блины — пили невкусное — путая вина — запивали невкусным чаем — Сисин порой туда ходил — а куда еще ходить? — она занялась устройством его дел — на Масленицу даже рубашку ему расстегнула под утро — уже под столом — под строгим взглядом подающего скромные надежды Феликса — отдыхающего на диване — ничего не вышло — Феликс угрожающе заворочался — она неспешно выдернула пальцы из-под рубашки — как расстегнула, так он сам и застегнул — но, подумал он, один раз можно — в черном приталенном брючном костюме Римма Меч неожиданно заявилась с Феликсом — Сисин провел тоскливый вечер — перемывали всем кости — натужно хвалили эстетическую щепетильность Спиридонова — даже выпили за него — обсуждали идею журнала не журнала — альманаха не альманаха — цикла лекций — чего-то раннеперестроечного — потом ее выеб какой-то нобелевский лауреат — по физике — или астрономии — во всяком случае не Солженицын — она засветилась неожиданной удачей — она даже иначе стала разговаривать — лучше писать стихи — это окончательно помогло ей найти свой образ— Сисин был восхищен метаморфозой — он стоял в трусах и брился перед зеркалом — она не выползала из своей комнаты — дверь была открыта, они переговаривались — он видел ее молодую, некрасивую кожу на шее — Сисин нехотя разрывался от противоположных желаний — с одной стороны, он ценил ее наглые качества — бесившие нормальных людей — если все будут жить так (Ирма от нее приходила в истерическое состояние), мир свихнется — в Ирме кипел крестьянский антисумасшедший дух — здоровые мужики должны работать — матери должны воспитывать детей — Римма Меч своего ребенка не воспитывала — не видела месяцами — она гордилась этим — как извращением — для Ирмы это было запредельно — для Ирмы она не существовала — Ирма была в претензии к миру за беспорядок — особенно к русскому миру за его извечный бардак — к которому она не могла привыкнуть — несмотря на то, что из России никуда не выезжала — этот парадокс ей не давался — вообще Ирма была изнутри не просвеченная — у нее не было устройства видеть саму себя — и это очень утомляло — с другой стороны, у Риммы были грязные волосы и жирная кожа лица — к ней было довольно противно притронуться — но она оказалась утром одна — Сисин колебался — играясь безопасной бритвой — в то время на дворе стояло удивительное утро и было около половины двенадцатого — синее небо — и окрепшее после декабрьской болезни солнце — лупившее в окна — красно-желтые листья декоративных цветов, которые поливал Сисин — если не забывал — светились — и очень хотелось на лыжах — бодрость и кратковременный подъем сил — и даже было чуть-чуть скучновато ложиться с надуманными объятьями в постель — дом сотрясся от судороги сантехники — ханжа спустила воду в туалете — солнце светило Сисину в голую спину — он почесал в раздумье одну ногу о другую — ну что, как его палец? — стыдно сказать, на что он стал похож — совсем по-простому сказала Римма — вода закипала в дачном чайнике — раздался звонок — рядом с бритвой — на столе — Сисин сказал вежливое «алле» — несколько восходящее к французскому образцу — что вообще Маней не поощрялось — в отличие от Риммы, Манька не была пробивной, не гибла от творческого экстаза — порой сисинское «алле» раздражало самого Сисина — как-то Сисин сказал Маньке, что для нее опасность — талантливая баба — такие ему что-то не попадались — а если попадались, оказывались уродками — они любили свой талант больше самого Сисина — попалась Ирма с бытовой системой координат — нерушимой, как гимн и скала — раздался звонок — ничего не подозревающий Сисин взял трубку — это Евгений Романович? — раздался чистый, родной голос — Евгений Романович захлебнулся от невероятного счастья — да — счастливо вымолвил он — а это не? — она-она — заверил его любимый голос — и вы знаете — без тени жеманства сказала она — я звоню вам сказать, что мне очень стыдно и я прошу прощения — если можно — Сисин даже растерялся от счастья — откуда вы звоните? — спросил он глупо, и с этого момента они порой говорили друг с другом на «вы» — из дома — вы посмотрите в окно — сказал Сисин — что делается — чайник на кухне кипел и плевался — Сисин дотянулся, выключил газ — на вокзале возле билетных касс — нет, возле расписания пригородных поездов — Сисин не хотел на машине — из которой он ее выпихивал — вдруг выпихивание показалось ему странной ерундой — Сисин натянул штаны и оглянулся — Риммы Меч больше не существовало.

В электричках тогда еще мыли окна — правда, уже не очень — Сисину сильно хотелось увидеть Маньку, но он боялся, что выйдет плохо — пока он ехал, он снова разозлился — нужно будет ее наказать — я ее накажу — на вокзале он испугался, что не найдет ее в толпе — он отошел в сторону, она опаздывала — он бегал по редакциям за внутренними рецензиями — по ночам ему снились враги — Ирма называла его неудачником — зажмурившись, он жил непонятно как — страдал от безденежья — продлись все это еще несколько лет, он бы, наверное, не выдержал — сломался — как бы он сломался, никто, включая его, не знал — нарождалась новая культура — он сам нарождался — впереди ничего не было видно — Манька стояла под расписанием и курила — привет — сказал он — они спустились вниз и купили билеты — она с волнением смотрела на него — извини, что опоздала — знакомый довез — ее довез врач Боря — случайно попавшийся на машине — случайно ли? — встречалась ли она с ним позже? — она стояла и курила — купили билеты — подождали электричку — гуляли зимние сквозняки — Сисин кутался в шарф — он не знал, как себя вести — он выпадал из обычного хода вещей — в чем-то он, безусловно, не был человеком — твои игры слишком изящны для России — предупредил Жуков — я не люблю слова изящныйв применении к себе — заметил его дачный друг — я не вписываюсь внутренне в это слово — но времени было отпущено немного — они вошли в электричку и замолчали — солнце садилось — когда они приехали на полустанок, сильно похолодало — до дачи было минут пятнадцать — обычный тон Сисин оставил — он не расспрашивал — не пускался в обычные разговоры — которые строились на крутой кривизне, как бобслей — бобслейбыл иронической победой над миром — в этом мало кто понимал, живя прямо, по недостатку сил — Сисин считал, что такая позиция принадлежит сильному и бесцельному человеку — скука была его назначением — но он еще не успел соскучиться — наблюдая за неадекватностьюИХНЕГО поведения — скорее даже не рисуя карикатуры, а предоставляя ИМ ВСЕМ возможность по-уродски самовыражаться — ощущение ИХНЕЙ неадекватности выбивало его из разряда людей гораздо дальше, чем он думал — его уносило слишком далеко — он терял черты человечности, не будучи способным зацепиться ни за что — оставались мелкие формы охоты на баб как суррогат борьбы с грехом — он отдалялся и попал на заметку — но его служение было еще неясным — у него оставались иллюзии человека железного занавеса: там настоящаяжизнь — это его тормозило — отчасти спасало — ходил к иностранцам на приемы — было скучно, но, рассеянно думал он, иностранцы, связанные с его страной, особый род людей — скорее всего неполноценный — светский мир научил его конструировать ментальности по недостаточному количеству компонентов, общаться с посторонними на низком, но сильном уровне блоков — которые он с легким скрежетом вдвигал в них, как противень в духовку — он понял, что победить можно не развязностью или сломом условностей, как это делал Спиридонов — тот на приемах всех подряд величал товарищами — завзятые американские дипломаты-антисоветчики морщились, но терпели Спиридонова как невидаль — Сисин редко получал там кайф — однажды выплыло скептическое лицо Фредерика — ел устриц у него в Сочельник — познание людей на рауте было не хуже, чем в тундре — они шли от станции молча — без обычных прибауток — и Маня немного боялась — а хозяйки нет? — хозяйка была в Москве — Манька, видимо, тоже не очень любила людей — хотя трудно сказать — она еще не перебродила — все вертелось, многое было в новинку — интересно надеть новую шмотку — подстричься — отрастить волосы — на протяжении их отношений Манька отращивала волосы — когда они познакомились, Манька была довольно коротко стриженной — чего, впрочем, Сисин не помнил — Сисин подозревал за Манькой большое количество мелких, спрятанных интересов — она постоянно бегала на какие-то дни рождения — Сисину казалось, особенно позже, что это совсем невтерпеж: — сидеть часами на днях рождения — наконец, пила — втянулась в это дело — то есть без контроля — Сисин пил, не любя отключений — он пил, чтобы погулять по буфету — залезть, напившись, на крышу собственного автомобиля — потанцевать там — Манька делила людей на настоящих и говно, исходя из правильного инстинкта, но не совсем — холодно — сказала Манька — ноги замерзли — они поднялись на второй этаж — поставили чай — у меня блядь была — видишь, тапочки оставила — Сисин показал на золотые китайские тапочки Риммы Меч — Манька спокойно посмотрела на тапочки — сегодня утром — Сисин почувствовал себя дураком и стал заваривать чай — если гневливость действительно смертный грех, то Ирма заслужила свои несчастья — потому что где причина, где следствие, понять не хватает сил — не успеешь разобраться — жизнь пройдет — была ли стратегия Маньки реализована в тщательно выверенной операции, которая провалилась скорее всего по причине его бесчеловечности? — вот легкий пример объяснения — поскольку его бесчеловечность можно было бы объяснить его требовательностью — поскольку Ирма была отнюдь не последним человеком — как бы Сисин ни страдал от ее гневливости — с которой она не могла справиться — не замечая ее — она считала свои реакции скорее даже заниженными — она видела у себя не истерику, а посильный цивилизованный бунт — она считала, что сопротивляется с женской элегантностью — и он не мог не признать, что устойчивая порядочность и верность Ирмы его избаловали — он не мог, не хотел уже по-другому — Манька же этот существенный порог занижала — разговор за чаем был аккуратным — Манька осторожно направила Сисина говорить о себе, о творчестве, о Веке Пиздыи о Боге.

Беда людей заключается в том — разговорился, разрумянился Сисин — что они целиком вовлечены в жизнь — благодаря сложению случайностей, везению и уму я достиг редкой степени свободы — которую могло бы подорвать лишь горе — этот отрезок достаточно краткий — без горя — но я сумел им воспользоваться — я воспользовался искусственными обстоятельствами — в результате мой опыт уникален — но очень неутешителен — по отношению к людям я сделал вывод, об этом смотри в ВП, что они поголовно нижепредоставленной им свободы — уровни несвободы рассматриваются мною весьма беспощадно — оставаясь на этих уровнях в течение даже наиболее удачных отрезков жизни, юманитэв свой генофонд занесло столько несвободы, что справиться с ней уже нет никаких сил — какой вкусный мармелад! — перебила его Манька — извини, пожалуйста! — ничего — валютный — ешь еще — сказал Сисин — короче, в своей изначальной форме, когда пизду даровал людям Бог, она была прозрачным знаком вещей, так как походила на них — в наказание людям прозрачность была уничтожена — пизда распалась на составляющие — начался пиздячий Вавилон — Жуков дивился тому, как у такого натуралиста, как Сисин, можно найти невообразимую смесь точных описаний, таблиц и классификаций в духе таблицы Менделеева, заимствованных цитат, компьютерных обработок, небылиц, взятых без всякой критики, замечаний, касающихся в равной степени анатомии, геральдики, зон обитания, мифологических характеристик — действительно, обратившись к ВП, видно, что раздел «О Пизде вообще» строится согласно таким подразделам: экивок (то есть различные толкования слова пизда), синонимы и этимология, различия и подвиды, форма и описание, анатомия, природа и темперамент, совокупление и рождение потомства, голос, движения, антипатия, симпатия, способы ловли, смерть и ранения, причиненные пизде и пиздой, способы отравления, злоупотребления, лекарства, эпитеты, идиоматические выражения, названия, чудеса и предсказания, чудища, аллегории и мистерии, иероглифы, эмблемы и символы, боги, которым посвящена пизда, поговорки, девизы, геральдические знаки, монеты, частушки, сказки, исторические факты, сны, живописные изображения и статуи, прочие применения — особенность же словесного состава пизды состоит в том, что всякое ее называние, вольное и невольное, ведет к утрате аромата и пыльцы, ослаблению полнозвучия, оскудению глоссолалий, а следовательно, к постепенному вымиранию и полной гибели представления как такового — останавливаясь конкретно на Веке Пизды, Сисин анализировал не столько ничем не связанное наслажденчество, сколько современный брак несвободы и удовольствия — указав предельную цель, сосредоточившись на пизде, культура, по сути дела, попятилась в небытие — и когда в музее на Кэ д’Орсей он увидел маленького «боннара» с кричащей пиздой — он вскрикнул от своей правоты — искусство сообщало о приближении финала — вместо хуя оно предлагало обратно укрыться в пещере — если греческий сатир, расставив ноги, выставлял свои здоровые яйца, цветущий и ненапряженный вид которых указывал на молодость мира, то соскальзывание интереса с лица, с грудей, вниз, туда — Сисин по-семейному указал на Манькин треугольник в штанах — свидетельствует об окончании цикла, который открыла Греция — со своими полноногимиколоннами — которые я впоследствии обнаружил на Сицилии — и испытал долгожданное облегчение — там храмы похожи на собак, крепко стоящих на четырех лапах — без всяких христианских подпрыгиваний и крылышек — Греция предлагала спокойнобудущее, пизда отсылала назад, все замкнулось — возможно, я несколько утрирую роль наслажденчества — я никогда не согласился бы с тем, что Ленин и Гитлер в XX веке были сильнее раскрытой пизды как знака утопии — их прорывы к чистому будущему — без евреев или капиталистов — были тоже не фаллическими идеалами — там тоже много от пизды — но, когда я говорю: — Век Пизды — это не значит однонаслажденчество — русская пизда в значении Века Пизды имеет куда более широкое толкование, куда больше коннотаций, чем это разошлось в заграничных переводах — тем более в рецензиях — где Сисина бесконечно склоняли вместе с Фроммом, Миллером, Лоуренсом, Юнгом и, ясное дело, с Фрейдом — в то время как отечественные мудаки, перепутав все на свете и ненавидя Сисина за все сразу, называли в лучшем случае Розанова — в худшем — Баркова — или псевдо-Баркова с его, или не его, или брата Пушкина апокрифом: — пизда — создание природы, она же символ бытия— Сисин намеренно назвал аббревиатурно — ВП— без расшифровки, которую, естественно, ради коммерции сделали иностранцы, особенно французы — в какой-то момент, потеряв всякую память, я расшифровывал ВПеще и как Время Презрения, пока не спохватился — такое уже было у французского попутчика— короче, когда он писал ВП, Сисин позволил себе опираться на разные значения, вплоть до Военного Переворота — впрочем, не зафиксированного твердо во времени — речь также шла о Вере Павловне с ее снами — Сисин реабилитировал поруганного в соседнюю эпоху разночинца — он готов был все принять — именно это вело его к помешательству — выразившемуся в конкретном деле голосов — совещаний — гавайских инициаций — наконец — нового откровения — когда он получил неслыханную власть над миром — и стал склоняться к идее нового потопа — без сожаления — нет, с некоторым сожалением — потому что нужно что-то менять в своей жизни — складывать вещи — куда-то перебираться.

Возможно, он хотел уточнить, не является ли он орудием собственного помешательства или хтонических сил, которые в его книге корректор в последний момент переправил недрогнувшей рукой на хронические — во всяком случае темнил — или был договор не разглашать — во всяком случае он приехал испуганным — Жуков понял это из его слов — но Жуков, хитрый мужик, хотел было использовать Сисина в деле очередного первоочередногоспасения России — не исключено, что я поверил в него чуть скорее, чем это могло бы случиться, не возьми я в расчет родную страну — убеждая его принести пользу, я уже не мог не верить и попался — но Сисин ничего — не воспользовался этим — он был грустен — о встрече с Папашей лукавил — рискну предположить, что Папаша не слишком отвергал или разубеждал его — то есть был некоторый элемент сотрудничества — хотя Сисин выразил неудовольствие: — ты их задавил чудесами, как танками — впрочем, все это домыслы, домыслы — и, к несчастью, не совсем безопасные — вторгаясь в опасную сферу, хочу подчеркнуть, что скорее всего воспринимаю сисинские дела как безумныймятеж — в связи с чем лишь как уморительную историю — жертвой которой, или одураченным, стал и я, по склонности к водке, мифопоэтическому устройству, расстроенным нервам и прочее — холодно — сказала Манька — ноги замерзли — они поднялись на второй этаж — поставили чай — у меня блядь была — видишь, тапочки оставила — Сисин показал на золотые китайские тапочки Риммы Меч — Манька спокойно посмотрела на тапочки — сегодня утром — Сисин почувствовал себя дураком и стал заваривать чай — я еще маленькая — сказала Манька за чаем — зачем я тебе нужна? — была растерянность, неверие в себя — боязнь проиграть — лучше не любить, но не проиграть — чтобы не было больно — гордость — и подозрение, что Сисин — говно — и неверие в Сисина — за чаем Сисин предрек ей второе замужество — хирурга — добропорядочного — никогда в жизни! — испугалась она — она в самом деле была маленькой девочкой — обсуждавшей с Сисиным-другом свои дела — и единственное, что следовало, это броситься в ее объятья и стать счастливым — допустив только одно: она со временем повзрослеет, выровняется — Сисин хотел в идеале иметь ее вечно и просто — раз-два в неделю без проблем — расплачиваясь исключительно ее радостьюот их общения — ну, еще цветочками — которые она ввела несколько позже как знак внимания — когда развелась с мужем — и Сисин, который никогда не покупал цветы, носился в поисках обжигающе дорогих зимой растений, чтобы явиться с требуемым знаком — он не привык расплачиваться за удовольствие — считая себя самого большим удовольствием — с требуемым знаком внимания, за который по договору выдавался трах — с нежным взглядом, поглаживанием и т. д. — конечно, не совсем так — это и злило Сисина — если у него хватало желания и последовательности думать об этом — потому что в какой-то момент мысль заламывалась, портя конструкцию — демонстрируя непоследовательность человека вообще — что, в сущности, выглядело довольно пессимистически — даже Сисин — чей ум во многом был абсолютным — хотя Манька все-таки настаивала на нормальности Сисина — не мог удержаться на уровне мысли — соскальзывал — это тоже было открытием — он ее забывал, как будто были измерения, которые, как открывшаяся банка консервов, меняли проблему плоскости — создавая неожиданную волну в пространстве — чего греха таить? — как только они расставались, Сисин переключался на иную жизнь и жил в ней настолько напряженно и выкладываясь — что для Маньки не было в ней места — хотя цена потихоньку росла, как температура — после чая Манька сказала, что ноги у нее не согрелись, и она пошла в комнату, сняла сапоги и сунула ноги в носках в батарею — и так сидела — грелась — и тогда Сисин предложил ей залезть под плед — она залезла под желто-коричневый плед — еще побаиваясь Сисина — конечно, он все-таки сильно ее поколотил — хорошо, Аркашка не догадался — усмехнулась она — я замазала синяки макияжем — одетые, они лежали — Сисин стал растирать ей ноги в носках сначала ступнями — он долго растирал ей ноги — волнуясь будто бы о том, чтобы она не простудилась — она была в тех самых джинсах, которые с нее стаскивал Стас — что было довольно больно — впрочем, она сказала, что это совсем другие джинсы — она сказала, что другие, и они стали другими— он снял с нее джинсы — у нее не было колготок — она была мокрая-премокрая — он долго ласкал ее — когда она возбуждалась, у нее глаз косил, как у большинства скаковых коней в мировой живописи — Сисин трахнул ее — потом поцеловал в рот — в обратной последовательности — они хорошо целовались — их поцелуи возбуждали их — это редкость — (говорили они друг другу) — острота поцелуя быстро проходит — тут она, словно не сдержавшись, рассказала про открывашку — про то, что с позвоночником у нее не очень — Сисин вновь отравился — она рассказала ему об открывашке как истории, не вписанной в их совместную жизнь — тогда же, на даче, в силу вошел договор, согласно которому они больше не обсуждают измен — тем более что Сисин оставался с Ирмой — а Манька еще какое-то время жила с математиком — они согласились — в ее формулировке: не по-спортивному — возможно, Сисин следовал общемужскому пути любви как ограниченного действия — я тебя оставлю, но разжалую в рядовые — сказал Сисин — это как? — или в ефрейторы — передумал он — я тебя переоценил — извини, ошибся — я не разбираюсь в погонах и званиях — жалобно сказала Манька — разберешься — сказал жестокий Сисин.

Разжаловав Маньку в ефрейторы, Сисин сделал сильный для себя ход — он был плохо приспособлен к любви — он не был циником — он просто полагал, что другие ниже его, и потому относился к ним с циничным чувством — надоел мне этот устойчивый образ Папаши — сказал он — пора менять — у Сисина никогда не было учеников — не могло быть — потому что у него не было учения, за которым можно было бы идти не сразу в пропасть — конечно, интересно узнать, когда в последний раз в жизни она трахнулась с мужем — всегда интересен последний раз — весной математик уехал в Бухарест по работе — тогда возникла проблема подарков, организации свиданий — по принципу — цветочки — ресторан — прогулка — трах — четыре компонента в идеале — на практике была либо прогулка, либо ресторан — если было все вместе — Сисин украдкой смотрел на часы — Манька выжимала все время — после Маньки он всегда мчался — он никогда не уехал от нее медленно — Манька любила резко стянуть с него трусы — ее волновало внезапное явление хуя — и когда у Стаса из-под халата — там! — еще до битья рюмок! — высунулся хуй — кто сожрал этот хуй глазами? — ты же знаешь: я близорука — бабы очень любят украдкой глядеть на новый хуй — они дуреют от украдкого взгляда на хуй — у них все внутри переворачивается — неправда, бабам нужен не хуй, а любовь — она никогда не носила очки — стеснялась — когда хмурилась, была похожа на умную птицу — Сисин не мог только понять: какую — во всяком случае, не попугая — перевести Маньку в ефрейторы не получилось — в качестве подарка на день рождения она потребовала объяснения в любви — она ловко уничтожила строительные леса наводящих вопросов и представила дело так, что Сисин, распираемый от чувства, лопнул — морда лопнула — он признался — ангел примирения оказался хуевым ангелом — 11 февраля было ошибкой — он правильно сделал, что бросил ее — поссорившись, он уехал в Ленинград со Спиридоновым — в поезде тот признался ему, что он мертвый— Сисин поверил — он сказал, что расстался с Манькой — Ирма сопротивлялась мне на зверином уровне, портя себе и без того противный характер — Манька приняла правила игры — издали это выглядело достойно — но у меня не хватало времени оценить ее игру — и любоваться ею — она играла, но не выигрывала — она старалась не проиграть — получалось не совсем уклюже — она билась на тех вершинах, куда не заползает ни одна баба — но там, в долинах, они бывают поизящнее ее — дай мне ее телефон — сказал мертвыйСпиридонов — Сисин подумал и не дал — он побаивался спиридоновских суждений — у него никогда не получалось быть таким чисто мертвым, как Спиридонов — Сисина все еще заносило в теплую жижу — Детибыли беззащитной книжкой — с презрительной страстью он описал детей номенклатуры — единственным извинением было то, что страсть описания была чуть сильнее разоблачительства — он искренне рассказал о своем детстве — о вялых девушках и спортивных юношах, которые едят плов и играют в хоккей — ездят по столицам республик — требуя подарков — о семье соседа, у которого было двое детей — один спился — и тазик стоял у него под кроватью — его отдали в кремлевскую больницу — оттуда он вернулся законченным наркоманом — он бросался на мать с ножом и ночами выезжал верхом на бабке — по огромной барской квартире он ездил на ней верхом — другой ушел в дипломатию — повесил над кроватью политическую карту мира — Сисин страдал от студенческой развязанности собственного слога — от наемного жаргончика— он знал, что Спиридонов не осилил Детейдо конца — и никогда в этом Сисину не признался — он только вяло похвалил эти скачки на бабке — это было у Маньки дома, возле стола — Сисин трахнул ее и стоял, одевался — он много раз ее трахнул — бессчетное количество раз — он привык к ее телу — к ее духам «Чарли» — к ее запаху — он сказал ей: — ты не понимаешь — я не как все — Манька вытаращила глаза — они тогда вдвоем со Спиридоновым составляли маленькую группу интеллектуальной провокации — Маньку они волновали — она была настроена на эту волну — Сисин получил за Детейпо мозгам — но тогда все получали по мозгам — написалась позорная книга протеста.

Какой еще аргумент привести, чтобы заставить сукиного сына спасти Россию? — это был бы сильный помощник! — мы бы им всем показали! — не сказать ли о нем бородатым? — мир лежал бы у наших ног! — Жуков знал в душе, что такой аргумент существует в природе, но не мог его обнаружить — что еще сделал Сисин в жизни? — что вспомнит он, когда Жуков достанет пистолет и выстрелит ему в лицо? — что вспомнит? — встречу на Гавайях? — довольно безвкусное место встречи — на Гавайях! — организованную через подставных лиц — почему его отправили на рыбалку? — словно хотели проверить — но что? — везение? — выдержку? — его так укачало — едва не блевал — они кричали ему что-то по-английски — подавали какие-то рыбные команды — он хотел их запомнить и забыл — зачем ему рыбные команды? — если он не ловит рыбу — тем более по-английски — почему он отказался от Сары? — смотрели бы, взявшись за руки, с иронией на юманитэ— они были бы сильной командой — и твой капризный нью-йоркский рот мне положительно нравился — Сара была невыносимо требовательна с официантами — вплоть до садизма — придирчиво допрашивала их о меню — не верила — переспрашивала — радовалась каждой их оплошности, чтобы поиздеваться — пробовала вино — гнала их менять бутылку — приносили новое — она пробовала — нюхала пробку — морщилась — опять не то — прибегал метрдотель — она требовала свечей — требовала дожарить мясо — подогреть гарнир — сменить скатерть — передвинуть стол — унести цветы — принести цветы — была всегда недовольна расположением стола — то дует — то душно — то качается — мсье, вы можетесделать так, чтобы стол не качался? — особенно она свирепствовала в Париже — хотя везде была сволочью — официанты едва сдерживались, чтобы не наорать на нее — как же она вела себя war correspondent’ом в горячих точках? — тоже капризничала? — мы ездили с ней только по холодным — она трясла официантов — в душе я был на их стороне — мы почти перемигивались во время ее концертов — сука! — мы объели весь Париж — в нем можно только жрать — жрать и срать — все остальное там сдохло — все кончилось — казалось, еще вчера там была хоть какая-то агония — забавные подергивания — теперь там гроб стоит — поперек Сены — подсвеченный голубым неоном — они перестали ходить по парижским гостям — блядь, говно! — сколько можно, блядь, не могу! — ну их всех на хуй! — сначала ходили, взявшись за руки — они были красивой парой — возможно, это не входило в планы голосов— во всяком случае, Сисин позабыл на какое-то время про Папашу — вообще, он его стеснялся — у него было какое-то неприятное чувство — пока ему не напомнили в Амстердаме — вроде бы это именно они организовали успех — для ВП— Сисин не хотел в это верить — но Сара была с дурным характером — любила командовать ассистентами, секретарями — дорого и некрасиво одевалась — над ней даже посмеивались — попа у нее была толстой — белье с выкрутасами — вообще в ней было что-то не слишком привлекательное — она была вынуждена его дрочить — и мазать маслами — но он бы мог — нет.

Почему его послали на рыбалку? — зачем он выловил эту дуру-рыбу весом в сто кило? — почему его обокрали, когда он смотрел рыб и дельфинов и каких-то особых кито-дельфинов? — кому это было нужно? — что он вспомнит? — ярость законопослушной Ирмы? — встречу с Папашей на берегу океана? — возле вулкана, где текли горячие ручьи, и рыба жарилась сама по себе, и ананасы были самые сладкие в мире — что он вспомнит? — Маньку? — которую он потерял — остроумные ответы? — успех? — что такое успех? — беспокойство, когда не узнают — беспокойство, когда пристают — и радость, когда смущаются — Сисин вернулся из ресторана задумавшийся — он пообедал с актрисой Грушевой — Грушева сообщила ему, что крики и вопли уже не проходят — публика выходит из зала в самый патетический момент — как ты права! — у них были дружеские отношения — красивые, сердечные — и сексом больше никого не удивишь, добавила она — вот именно — согласился Сисин — наступает большой перелом — в моду входят чистота и большие, стильно обставленные квартиры — это уже надолго — за обедом Сисин пил «Нарзан» — Грушева пила «Пепси» — Сисин решил не откладывать — все люди, без исключения, лишние — в Америке, сказал Сисин, со мной стряслась вполне прустовская история — в чем не прав Пруст? — жизнь не архитектурна — можно ли, например, описывая ее, прибегать к архитектурным приемам? — Сисин, родной мой, ну почему бы тебе не оставаться таким умным, таким обаятельным? — почему ты берешь на себя несвойственные тебе функции? — ведь ты не судья — тебе всегда претила эта роль — мы биографические обломки — мы библиографические останки — мы останки Божественного проекта — мы затянувшееся кораблекрушение — я люблю своего Папашу, но сыновья идут своим путем — Дед ввел закон — Папаша— благодать — все это почти что на уровне спиридоновских комиксов! — в конце концов, семья — это прежде всего уют — что делать, если мне достался стул с тремя ножками? — свернув с трассы, он не встретил больше ни одной встречной машины — выехав из города, он увидел луну и обрадовался — когда Манька научилась кончать от сисинской руки, она все равно больше одного раза не кончала — может быть, это спасло их отношения, сделало многолетними — Бог весть, к чему бы их привели послетрахательные спокойные разговоры — конечно, это было не так, как с Воркутой в Бобуре — Сисин бродил, выбирая обложку для книги — от авангарда тошнило — Воркута была согласна на все — у нее был свой смертный грех — апатия — он развивался — ей нечего было сказать — просто хватало американской правдивости не строить из себя непонятно что — но как же они любят хвастаться, американки — как они любят показать, что они при деле — что заняты, что у них работы по горло — как они ждут, чтобы их похвалили — Манька яростно сопротивлялась — Манька-ржавчина, если бы она не сопротивлялась мне с самого начала, я бы проскочил мимо нее — не осталось ни одной компрометирующей фотографии — приехав на смотрины к сестричкам, Сисин даже приуныл — зря тащился! — она была удивительно нефотогенична — это было где-то на выселках, в самом конце шоссе Энтузиастов — в новых домах — потом они еще раз туда заехали — одна из сестричек привела своего хахаля-алкоголика — они сидели, пили пиво с осадком, заедали тухлой колбасой — сославшись на то, что он за рулем, Сисин пива не пил — он с отвращением наблюдал за Манькой, жрущей тухлую колбасу — ты не ела бы эту гадость — сказал он, когда они спускались в лифте — у меня менструация — между нами нет менструации! — с неожиданным вдохновением сказал Сисин — крылатые слова решили исход встречи.

Небесный шпион [21]

Но еще хуже Индия — не страна, а суп с мочой — я ходила в храмах босиком — ступни стали черными, как в саже — Сашенька улыбнулась — что касается мелкой заносчивости индусов, почти неотличимой от обидчивости, то нужно иметь большую выдержку, чтобы не раздражаться — кто умеет работать, так это китайцы — те работают даже при коммунизме — my husband is a very very important person [22]— прямо так и заявила — Сисин принял к сведению — здесь так скучно, так скучно! — весело жаловалась Сашенька — Артуро, но я зову его Туро— создатель духов, коллекционер антиквариата — ради меня развелся с женой — по выходным дням мы живем в старом Бергамо в палаццо на старой площади — но даже с богатыми скучно — так не хватает Москвы — я здесь пять лет — итальянцы не любят чужих проблем — они дипломатично устраняются — японцы? — они меня не turn up [23]— русских у меня давным-давно не было — Сашенька примеряла юбки, бегая по складу в черных колготках — и никогда не чокайся с японцами по-итальянски— о-чинь-чинь, если я правильно произношу, у них значит мужской орган — итальянки захихикали — после ужина обсуждали — под влиянием ВП— в какой провинции как называется пизда на диалекте — даже Сисин не знал, что в Италии такое разнообразие пизд — фига — фика — как там еще? — старый террорист заговорил о неспособности русских к работе — Кэрин разрумянилась — русские хотят легкой жизни — сказала она — мы с мужем в Нью-Йорке гримировали покойников в морге — постыдной работы нет! — много лет назад французские власти посадили террориста на самолет, отправили восвояси, в Милан — это было самым сильным впечатлением в его жизни — Боже, как ужасна моя жизнь с Ирмой! — издалека думал Сисин — Туро любит женщин — я никогда не смирюсь с его изменами — если я об этом не знаю, то не возражаю — сказала итальянка в нижней юбке — садясь в машину, Сисин поймал на себе ее испуганный взгляд: русский! — несмотря на миланский туман, нам все-таки повезло — оливкового цвета кашемировый пиджак, например, стоил на складе процентов на двадцать дешевле — бери (посоветовала Сашенька) пальто подлиннее — она из Южной Каролины — черная Южная Каролина читала по складам рекламное приложение к книжке Сисина — черная Южная Каролина пахла говеннейшим американским пивом — Сисин вошел в местный бар — где здесь у вас отлить? — они говорили на южнокаролинском сленге — подвыпившая неряшливая брюнетка задрала юбку: — у меня сладкая дыра! — бармен хохотал, косясь на Сисина — Кэрин сказала, что ее четыре раза похищали — четыре раза! — сказал Сисин с невольным уважением — не верь — отозвался клерк издательской конторы — не верь, не бойся, не проси — Сисин подарил свою книжку депутатке от социалистической партии — та опоздала на ужин на два часа — ей нужно подарить — сказала Сашенька — извините, что не могла с вами поговорить — сказала депутатка — она пришла со своей почти плюшевой собачкой — вы любите футбол? — что ты думаешь о времени? — спросил американский фотограф турецкого происхождения — о времени? — Сисин задумался — возможны ли, по-твоему, новые идеи в искусстве? — возможны — сказал Сисин — я тоже так думаю — обрадовался турецкий американец — он приставил ко мне два пистолета — Кэрин приставила к вискам Сисина свои длинные указательные пальцы — она из Санта-Барбары — у нее была жизнь, полная гроздьев гнева — сказала Сашенька — теперь она nuар— имеет свою фирм у— кто эта бритая кукла? — откуда я ее знаю? — бритая кукла обратилась к Сисину по-сербски — ах, вот оно что — физиотерапевт! — Кэрин пошла танцевать с итальянцем в очках — зеленый салат с апельсинами — черная Южная Каролина предложила Сашеньке рок — у подруг что-то не получалось — они запутались с четырьмя руками — стояли длинные, стройные — смеясь — маленького роста итальянки смотрели на них своими маслинами — повариха Мария, толстая, оглянулась — в ее маленькой квартире всегда было полутемно, кресла были некрасивыми, стенка стандартной — он не очень понимал всей иерархии ее ценностей и не вдумывался в нее — не хватало то ли времени, то ли любви — висели какие-то так себекартины — висело что-то под Зверева, оказавшееся Зверевым — висела литография русской старухи — она похожа на Джордано Бруно — сказал Сисин — разглядывая старуху с дивана — они никогда не стелили белье — правда? — обрадованно спросила Манька — я тоже так думала — как же мы все-таки с тобой похожи! — стояли какие-то книжки — раздумывая над тем, не начать ли с ней жить, Сисин вспоминал квартирку как стартовую площадку новой жизни — мысль начинала пробуксовывать — их трахательный ритуал был рассчитан до подробностей — Манька никогда не целовалась при встрече и всегда затягивала расставания — как всякая любовница, она ненавидела часы у него на руке — родить девочку, чтобы ты забегал к нам на пятнадцать минут? — поминки были безупречным предлогом безгрешно напиться — он хотел было сказать, чтобы она его такне поминала, но не сказал, не любя патетики — они никогда не ложились раньше утра — несмотря на километры бесед, многое осталось так навсегда и не выяснено — Сисин знал твердо одно: — до нее он не мыл перед сном лицо — после нее стал мыть — когда мыл, иногда вспоминал Маньку — он никогда не вспоминал, как они трахались — он врал ей, когда она спрашивала: ты вспоминаешь? — но он допустил ее ко многим воспоминаниям, с которыми никогда ни с кем другим не делился — воспоминания были отчасти лукавы — через них Сисин хотел утвердить ее в мысли о своей исключительности — он добился своего только отчасти — перевернув перспективу, Сисин думал о том, что он в ее жизни неслучившийся кандидат — пусть это больно, но жить надо дальше — помог Ломоносов — она написала ему тридцать писем, вошла в контакт с родителями и друзьями, некоторые из которых приставали к ней — Ломоносов писал ей (Сисин был в том уверен) прекрасные письма — Сисин жалел, что не спер хотя бы одно — они напоказ лежали у нее на столе — они были выставлены — он покосился на них неприветливо — в своих длинных американских конвертах — на стандартной стенке стояла ее нефотогеничная фотография с протянутой рукой — смотрины — Сисина никто не приглашал — он появился непонятно откуда — швед как ответственное лицо помахал ему своей единственной рукой — Сисин увидел Маньку и присел — почему Сисин остался на переводческом банкете, непонятно — Ломоносову должны были вручить премию — Манька стояла со Спиридоновым — было видно, что она до него дорвалась — она давно хотела с ним познакомиться — Спиридонов был скучающей стороной — на его лице внимание чередовалось с невниманием — он как будто не знал, настраиваться на Маньку или не настраиваться — в этом заключалась большая подлость — Манька попадала в ловушку — ей нужно было ему понравиться — как можно скорее — пока он совсем не остыл — но Сисин даже не мог разобраться — особый ли это прием или свойственная Спиридонову рассеянность? — то и другое было плохо — рассеянность была обиднее — Манька отчаянно цеплялась за Спиридонова — раздались полушутливые слова команды — всех призывали выслушать речи — народ нехотя повалил — Спиридонов увидел Сисина и с отвратительным чувством облегчения направился к нему, приветственно вскинув руку — Манька пропала в толпе — потомсядем вместе? — предложил повеселевший Спиридонов, не замечая исчезновения Маньки — я, наверно, уйду — сказал Сисин — обещали кормить хорошо — сказал Спиридонов — полно шампанского — я за рулем — сказал Сисин — Спиридонов сделал знак «неважно» — Сисин обычно не ездил пьяным — его однажды сильно напугали гаишники — они никак не хотели брать денег — Сисин стал рассказывать, как он нажрался сухого чая — гаишник его спросил: — чего это от вас травой пахнет? — Спиридонов усмехнулся почти покровительственно — в рассказе Сисина на первое место неудачно вылез страх — он не туда вырулил — неужели он все-таки не болен? — подумал Сисин — даже почти трахнутая жена Спиридонова не давала Сисину расслабиться — после официальной части они сели вместе — в прошлый раз кормили лучше — сказал Спиридонов, устало осмотрев стол — однорукий швед задавал Сисину исторические вопросы о России — мокрый от почестей Ломоносов был завален цветами — он со всеми целовался — к Сисину подошла младшая сестричка — сто лет! — сказал Сисин — сто лет в обед! — ответила сестричка — Маньку не видел? — она куда-то делась — сказал Сисин — нас Ломоносов пригласил — сказала сестричка — что-то жарко стало — беспокойно сказал Спиридонов — и скучно — добавила сестричка — Спиридонов не отреагировал — сейчас принесут лангет — сказал швед — вон она — сказал Сисин — Ломоносов вел Маньку к своему столу — я и не знал, что они знакомы — сказал Сисин сестричке — ты вообще мало что знаешь, отойдем, мне нужно поспикатьс тобой — Сисин встал — они пошли в сторону — стоял ресторанный гул — сквозь табачный дым, между подносами официантов, разносящих лангет, Сисин видел счастливого Ломоносова — они шли — Сисин натыкался на знакомых и полузнакомых — Римма Меч махала ему — новорожденный депутатФеликс предложил вместе выпить — Ломоносов! — крикнул он по-хозяйски — присоединяйся! — но Ломоносов был занят — депутат нахмурился — ну, за новуюнравственность! — Сисин удивился и обрадовался: — как ты хорошо сказал! давай! — они чокнулись — а что ты удивляешься? — пристально посмотрел на него Феликс — покойник Лев Семенович был прав: нам всем еене хватает — Сисин вспомнил утренних петухов и сочувственно улыбнулся — ты все-таки с этим своим Векомзавязывай — совсем посерьезнел Феликс — я не националист, но нечего глушить народ пакостью — народу нужны простые вещи — ему нужно рассказать, как держать нож и вилку — важнейшей политической задачей я считаю научить народ говорить «спасибо» и «пожалуйста» — ты, конечно, понимаешь, что я говорю метафорически? — хорошо-хорошо — закивал Сисин — давайте немедленно поедем к Си-си на дачу! — по старой традиции! — присоединилась к их беседе Римма Меч — у нас теперь есть казенная машина — в другой раз — сказал Феликс — Сисин оглянулся — Маньки не было видно — ну чего? — спросил он сестричку, прислонившись к колонне — ее прочат в министры культуры — сказала сестричка, с уважением кивая на Римму — она выдвинула идею художественного долга — непотопляемый корабль — подумал Сисин о Спиридонове — ты думаешь, ты один? — спросила сестричка — в смысле? — спросил Сисин — онавсе мечется, не может выбрать между вами — между кем? — неосторожно спросил он — я хотела, как лучше, а получилось как всегда — пошутила сестричка на правах когда-то трахнутого друга — в противоположном конце зала Манька разговаривала с Ломоносовым — Сисин видел их своими дальнозоркими глазами — он видел, что они чувствовали себя наедине в этом полном зале — на лице Ломоносова, всегда столь твердом и независимом, он видел поразившее его выражение потерянности и покорности, похожее на выражение умной собаки, когда она виновата — Манька улыбалась — и улыбка передавалась ему — она задумывалась — и он становился серьезен — какая-то сверхъестественная сила притягивала глаза Сисина к глазам Маньки — она была прелестна в своем простом черном платье — прелестны были ее полные руки с браслетами — прелестна твердая шея с ниткой жемчуга — прелестны вьющиеся волосы расстроившейся прически — прелестны грациозные легкие движения маленьких ног и рук — прелестно это красивое лицо в своем оживлении — но было что-то ужасное и жестокое в ее прелести — Ломоносов был очевидно в нее влюблен — они выпивали сепаратные тосты, шептались, вместе листали, склонив головы, какой-то журнал — и это тожевы? — удивлялась Манька — по странному совпадению — отвечал Ломоносов — Ломоносов все делал правильно — в гардеробе он щедро раздал чаевые и цветы — не везти же мне их домой? — отшучивался он, весело шлепая себя по жирным ляжкам — Ломоносов по-своему тоже покоритель мира — но только решительно имманентный— из-под Винницы — куда они с Сисиным ездили кушать вишни — поздравляю! — сказал Сисин — Женька! — обрадовался пьяный Ломоносов — поехали допивать — есть хата— Ломоносов осторожно приобнял его — Сисин почувствовал у него под пальто толстую бутылку шампанского — «огнетушитель» — он был, наверное, слишком гордым для России, бедный Сисин — я живу в этой стране на самой грани, на самом краешке, говорил он Жукову, прославившись — если что-нибудь минимально неприятное снова произойдет, придется покидать — они вошли в «Куполь» — возьмите себя в руки — сказали три издательницы хором — ВПкупили в тринадцати странах — невероятный успех! — они вгляделись в Сисина — Господи! — подумал Сисин — значит, ты в самом деле есть — они продолжали галдеть — заказали шампанское — они не знали, что сообщили о смерти юманитэ— Сисин подошел к своей машине — Манька, покрутившись на месте, понимая, что сделает ошибку, если пойдет с Ломоносовым дальше, вдруг направилась к нему — стояла и глупо улыбалась — это означало: подбрось меня — а подбрось меняозначало: давай потрахаемся — это было уж слишком по-блядски — Сисин ценил женскую верность и имел ее у себя дома в неограниченном количестве — он знал, что ему гарантирована верность, как праведному христианину — вечность — будешь извиняться? — спросил Сисин — вообще он плохо помнил, что спросил и что она ответила — но что-то она ответила, по-прежнему глупо улыбаясь — она даже, кажется, хотела взять его за руку — ну, Сисин, миленький — сказала Манька — ну чего ты? тебя вообще не должно было быть.

Бурная северокавказская растительность по русским меркам была явно излишней — правда, я пушистая? — меня называют пушистик — называй меня пушистик — пушистик, несмело вымолвил Сисин — пошла ты на хуй! — он сел в машину и уехал, бешено переживая — он видел, как она потопала по темному тротуару в сапогах, неся в руке пластмассовую сумку с маленькими вечерними туфлями — подошел ли к ней через минуту Ломоносов? — трахались ли они в ту ночь? — Манька все отрицала — между ними установились спортивные отношения — но Сисин удачно использовал свои сказки для ее кончания с тем, чтобы создавать некоторые туманности — они нужны были ему на случай, если Манька с кем-то трахается, чтобы не слишком больно вышло — создать систему обороны на случай провала — все равно получалось больно — Сисин дал слово не звонить больше никогда — ее мытые волосы в самом деле были пушистыми, но стоило им зажирниться, как было видно, что их немало повылезло — почему? — из-за нервов — все это, объединившись, тормознуло Сисина — почему он настойчиво к этому возвращается? — ну, была любовница, ну, вероломная, ну, блядь — зачем лезть в бутылку? — а он полез! — вас задевает, что я голосую за коммунистов? — спросила Фортуната — итальянские коммунисты всегда были сами по себе — уклончиво ответил Сисин — Маркс родился слишком рано — сказал Туро — человечество должно подрасти и созреть, чтобы понять его идеи — он человек XXI века — кацо! Мадонна миа! — Фредерик зашел в булочную погреться — под ногами была грязь — из опилок — земли — прочей срани — свиньи — думал Фредерик — не умеют работать — умеют только гадить — никогда больше не приеду — она позвонила ему на следующий день — с извинениями — Сисин решил простить Маньку с особыми почестями — он подстригся наголо, надел лучший костюм, вставил в глаз монокль и купил арбуз — для процедуры прощения он прихватил с собой Никифора — они вошли в ее полутемную квартирку — ты чего это? — обомлела Манька, взглянув на него — не обращай внимания — небрежно сказал Сисин, снимая лайковые перчатки — это простопреображение — какое еще преображение? — не поняла Манька — давай все по порядку — предложил Сисин — Сисин взял у Никифора авоську с астраханским арбузом и торжественно передал его Маньке — знакомься: Никифор — да мы знакомы! — Никифор кратко хохотнул — не угостишь ли ты нас чаем? — арбуз сохраним на потом— в комнате возле кровати горел ночник — сели пить чай — Манька с удивлением смотрела на него — съев лимон, Сисин сказал — вы читали историю телесных наказаний в России? — они не читали — это неважно — сказал Сисин — что такое сто баксов? — ужин — а в России — он вышел из «Интуриста» — парфюмер вышел, запихивая во внутренние карманы пиджака местные деньги — к нему подошла женщина с ребенком — неизвестного возраста — в косынке — что-то непонятное по-русски — протянула руку — Туро вынул толстую пачку — она упала на колени — принялась целовать руки — другие нищие сбежались — давал направо и налево — они кланялись, ползали перед ним на коленях — я бы взял вместе Ленина с Марксом и выдавил их, как два апельсина! — почему ты не уезжаешь? — не понял Туро — в России продовольствия осталось на девятнадцать дней — Кэрин с выверенными ужимками, не выходя за границы званого ужина, громко заговорила без всякого волнения в голосе: — не смейте при мне поносить Америку — что вы о ней знаете? — вы туда ездите туристами на три дня — верно! — сказал финансовый директор из Парижа — какие пространства! — я ехал на машине по пустыне и слушал блюзы — что Франция? — ни одного сантиметра земли, на которую бы не ступила нога человека — или ваша Сибирь — кивнул он в сторону Сисина — там у вас правят деньги — если вы из Бруклина — всю жизнь мечтаю сесть в поезд и проехаться по Транссибирской магистрали — с вами не станет говорить ни один уважающий себя манхэттенец — Сисин веско сказал: — вы делаете глобальные выводы на основании провинциальных примеров — гости принесли с собой торт из кондитерской, с грецкими орехами и миндалем — о внутренней политике они заспорили по-итальянски — Сисин тихо вышел из-за стола и ушел в дальнюю комнату читать христианскую литературу — в комнате было нетоплено — Манька, сказал Сисин, я пришел тебя простить — Манька нервно посмотрела на него — я придумал тебе наказание — ты серьезно? — спросила она, закуривая и щурясь — вам попадались комиксы Спиридонова? — старый итальянский издатель делился скучвмешалась самая классная переводчица — правда, гадость? — другой торт был с клубникой, ежевикой, бананом и киви — но уже не лезло — скучными воспоминаниями о детстве при фашизме — террорист забыл выключить фары — ходил — искал — жена-чешка — с большими белыми пуговицами — очень просто — Сисин увидел под столом пустую бутылку из-под шампанского — а вот и вещественное доказательство — просиял он, поднимая бутылку — дай сюда! — дернулась Манька — дурак! бредишь! — он бредит— обернулась она к Никифору — Сисин крутил в руках бутылку, ища ресторанный штамп — штамп был, но какой-то совсем неразборчивый — Сисин внимательно рассмотрел его в монокль — ладно — сказал он, отставив бутыль — раз виновата, будешь наказана — дай мне докурить — она докурила и сразу закурила новую — мы так никогда не начнем — сказал Сисин — он сидел, провалившись в неудобном ярко-зеленом кресле, с моноклем в глазу — так долго он никогда не сидел у Маньки в кресле — кухня — чай — ванна — мыть хуй — она мыла ему хуй — очень старательно — бегемот— промокала осторожно полотенцем — они трахались перед зеркалом — подкладывали зеркальца под Манькину попу — бегемот— внимательно разглядывали яйца — по самые яйца — ебля — домой — любовь — в Италии очень любят рассуждать о любви — такое неудобное кресло — Сашенька сказала мне, что итальянцы в этом смысле молодцы — мы так никогда не начнем — он встал с кресла и вытащил пояс из брюк — при нем? — при свидетеле — наказывают при свидетелях — это экзекуция — Манька колебалась — почуяв недоброе, Никифор вспотел, провонял и забеспокоился — меня ждут дела! — подождут — сказал Сисин — ложись на живот — скомандовал он — наказание за удавшуюся попытку блядства — объяснил он вонючке — Манька легла на диван животом вниз и стала притворно хныкать — как всегда, на ней были джинсы — ну и что теперь? — сказала она, обернувшись к Сисину — снимай штаны — ответил Сисин — Манька живо вскочила — лицо ее было в бешенстве — ты что, с ума сошел? — кончай этот цирк! — я пойду — сказал вонючка — ну вас! — сиди! — рявкнул Сисин — блядство наказуемо — с чего вы взяли? — неподдельно удивился Никифор — не умничай — сказал Сисин — я знаю, что говорю — Сисин использовал Никифора на подсобных работах — вонючка опустился в кресло — Манька воспользовалась паузой, чтобы взять сигарету — хватит курить — сказал Сисин — Манька с новым удивлением смотрела на него — ты, по-моему, забываешься — ты у меня дома — а не пошли бы вы, ребята, вон — хорошо — сказал Сисин — до свидания — он стал заправлять ремень — Ирма выскочила из комнаты — они столкнулись в коридоре — она была голая — со своими слабыми сиськами — она нацепила очки-слепаки — ну — закричала она с надрывом — ты же любишь блядей! — пошли ебаться — она ущипнула Сисина за хуй через штаны — ну, давай ебаться! давай! — Сисина охватило отчаяние — он не знал, куда деться — пошли на ковер — кричала Ирма с надрывом — пошли сниматься на видео — ты же любишь блядей! — ты же любишь блядей! — ну давай — в модных парижских очках, с перекошенным лицом, голая, отощавшая от переживаний, она была страшна, как сплошной укор — Сисин взмолился: — успокойся! — она похитила кассету из сумки — Сисин любил внимательно рассматривать раскрытые промежности как женщин, так и мужчин — он никогда об этом не говорил — он не любил говорить об этом — он не любил мужские разговоры о сексе — он не любил слово «секс» — в модных парижских очках-слепаках она ухватила его за хуй — было больно, но еще больше, чем больно, было страшно за свою жизнь — я знаю, чтотебя возбуждает! — она принялась танцевать в коридоре — она дергалась и кружилась — никогда в жизни Сисин не видел такого ужаса — униженная, раздавленная Ирма, обнаружившая кассету, на которой Сисин ебется с Бормотухой — причем, для естественности — еще не сведя Бормотуху с Рыжим Крокодилом — не зная до конца ее наклонностей — она обожала дрочиться — она яростно дрочилась — так, что пена выступала — вся пизда была в пене — она это делала с таким удовольствием, что теряла человеческий облик — для естественности ничего Бормотухе не сказал — применил прием скрытой камеры — устроил себе развлечение — он выступал в халате — под халатом были трусы — он постелил плед — тот самый, желто-коричневый, под который пряталась Манька в момент их примирения на даче — ложился на пол — так удобней снимать — камера закутана в его тряпки — которые валялись — в живописном беспорядке — на рабочем кресле — камера видела ноги Бормотухи — голые — она раздевалась вне фокуса — Сисин устроил себе развлечение — пусть делают, что хотят — только чтобы не дома — Сисин делал дома— пока Ирма была на работе — Сисин кинул на плед подушку — Сисин включил камеру — проверил, светится ли красный огонек — и прикрыл его — пока Бормотуха подмывалась в ванной — она выходила из ванной в трусиках — Сисин следил, хотя и не очень строго, чтобы Бормотуха не вытиралась полотенцем Ирмы — он обожал ебаться с Бормотухой в ванной — у него тогда стоял как никогда — никогда ни с Манькой, ни с Ирмой — у Бормотухи попа внутри была красной — в смысле: сама ложбина — красной-прекрасной — но без волос — чистая — они укладывались на плед — японская камера с ленивым бесстрастием снимала голую Бормотуху — ноги ее — пизду — сиськи — невнятно лицо — Бормотуха была подслеповата — она бы никогда не увидела камеры — в ней была удивительная стеснительность — застенчивость прямо подростковая — с совершенно сбесившейся волей к ебле — она была создана только для этого — она знала это — с ней было страшно — они принимались целоваться — потом Сисин направлял ее руку к себе в халат — Бормотуха неспешно развязывала халат — залезала Сисину в трусы — вынимала вздувшийся член — Манькиного бегемота— Туро с маленьким лбом — волосатый — богатый — пятнадцать лет вращается вокруг света — он пошлепал в качестве приветствия Сисина по лицу — итальянское приветствие не понравилось Сисину — Сисин понимал, что в ответ он так не пошлепает этого Туро — Манькин бегемотвылезал из трусов — где-то неподалеку в Москве жила Манька — они еще не вступили в период постотношений — она еще не познакомилась с Ломоносовым — или вот-вот познакомилась — и с отвращением читая жизнь свою — Сисину пришло в голову, что он едва ли достоин быть Внуком — но последние станут первыми — знал Сисин — да — Бормотуха начинала мять бегемота — бегемот медленно оживлялся — Сисина возбуждала скрытая камера — он боялся быстро кончить и потому тормозил бегемота — что, наверное, было не совсем хорошо для здоровья и для потенции — Сисин снимал халат — снимал трусы — поворачивался к Бормотухе жопой — та начинала сосать — а Сисин раздвигал ей ноги для камеры — раскрывал пизду и любовался — хлебом не корми — раскрывал пизду — наизнанку — выворачивал — вот клитор — вот еще не совсем раскрывшаяся дыра — Сисин скрывал от всех название своей книги — первоначально он назвал ее Век Пизды— затем сократил до двух букв — ему пришло в голову мультиназвание— однажды приснилось Время Презрения — к делу не относящееся — и он бегал с ним — пока не понял, что оно давно у Мальро — наплевать на Мальро — он полистал это французское «Время Презрения» — говно, кроме названия — в муке заломив руки, он сказал голой Ирме: — ну что ты от меня хочешь? — что ты хочешь от человека, который написал ВП! — у меня пизда имеет не символическое значение, но реальную власть — еще никуда не съездив, я творчески угадал, что Запад силен именно пиздой — это его последнее горючее — прости меня, родная, если можешь — я больше так не буду — обещаю! — честное слово! — я еще тогда, когда помер этот мудак Лев Семенович — дело в том, что тогда на даче — открылось это — пропусканиеперед сном — вообще, если расслабить мозг, обмануть его бдительность, начинается пропускание— лучшего слова я не придумал — пропускаетсято, что не должно пропускаться — психушка обострила переживание скорее унижением, чем оскорблением — что можно сделать за один день? — Жуков приехал с рыдающей Ирмой — они ворвались в кабинет замдиректорши — холеной гадины — Жуков от волнения покраснел и взмок — отпустите Сисина! — он болен — сказала холеная гадина — уже вовсю были перемены — историческиСисин стал последней жертвой тоталитаризма, вдогонку наказанный за Век Пизды— как ваша фамилия? — прошипел Жуков — завтра о вас узнает весь мир — каким образом? — посредством радио! — прекратите мне угрожать! — довольно спокойно сказала врачиха, с ненавистью глядя на Жукова — Ирма молча плакала — Жуков сказал: — завтра сюда придет делегация хорошо известных всей России людей — врачиха сняла трубку: — Надежда Петровна, как вы там? — та привычно заохала — Надежда Петровна, примите посетителей — да вы что, у меня рабочий день закончился! — донеслось из плохого селектора — замдиректорша перешла на крик: — я сказала, примите посетителей! — лысый санитар отпер дверь в духоту коридора — Жуков, не глядя на дегенератов, вошел в кабинет — Ирма молча плакала — Надежда Петровна, сказал Жуков вместо приветствия, вы любите поэзию Пастернака? — да — чуть задумавшись, сказала завотделением — ну, тогда мы найдем общий язык — повеселел Жуков — он приехал на «запорожце» без печки — в такой машине только трупы возить — заметил Сисин, когда Жуков вез его домой — можно его увидеть? — спросила Ирма — Сисина ввели в кабинет — приветствую вас, господа! — сказал Сисин — он торжественно пожал руку Жукову и своей жене Ирме — ну, как погода? — Жуков замер — Ирма стала плакать навзрыд — мы приехали забрать тебя домой — домой так домой — согласился Сисин — кололи? — спросил Жуков — нет — сказала Надежда Петровна — тебя кололи? — разволновался Жуков — меня купали — ответил Сисин — как купали? — в ванне — он едет с нами домой — это невозможно — сказала Надежда Петровна — но Бормотуха классно лизала — она была куда сильнее Маньки — это был ас — она не была ни нежная дура, ни влюбленная засранка — ее влекла безошибочная интуиция — она была овеществленным титулом— Сисин это понял и задумался — жаль, кассета пропала — если пропала — Ирма могла и спрятать куда — для последнего сведения жизненных счетов — бедная, она не выдержала — она обращалась с хуем точно — Манька никогда так и не научилась — близко не подошла — но, как все женщины, считала себя высшим классом — кто признается в том, что глуп или плохо ебется? — нет — Жуков сказал: — хорошо, тогда мы будем в двенадцать — только с условием: — не колоть! — приехал с Пастернаком — в час его отпустили — они шли по двору больницы — Сисин рассказывал оживленно о том, что в палате их было двадцать три — один выдавал себя за Горбачева — Жуков обиженно слушал — друг даже не обнял его — не сказал спасибо! — сволочь такая! — Ирма позвонила ему под вечер: — Женьку взяли! — Жуков все бросил, сел в «запорожец» — приехал — примчался — запахнувшись в тулуп — по морозу — без печки! — кричал на врачей — Ирма плакала — Горбачев! — сволочь такая! — напоследок заведующая отделением сказала Ирме: — вот таблетки — пусть принимает — пусть покажется через полгода — им навстречу шла колонна сумасшедших женщин в серых халатах — Сисин раскрыл промежность и любовался — он достал откуда-то из-под жопы руку Бормотухи и направил ее к пизде — это был восхитительный момент, от которого у Сисина захватывало дух — рука подкрадывалась к лобку — поглаживала лобок, как детскую головку — он разворачивал Бормотуху жопой прямо в камеру — ставил раком — она ручками раздвигала себе жопу — Сисин рядышком — он направлял ее пальцы — средний смело входил прямо в жопу — она начинала — румянясь, но не постанывая — Сисин не очень любил ноющих в ебле баб — хотя тоже ничего — вся промежность была видна на экране во весь рост — тогда Сисин ее снова переворачивал, насладившись — на кассете звонит звонок — Сисин берет трубку — звонила Ирма — Сисин на коленях — Бормотуха под ним — ее лицо — Сисин старается говорить спокойно — на экране выставлено время — 14.48 — более-менее получается — но у него падает хуй — опускается — он берет голову Бормотухи свободной рукой — он надевает ее на член — Бормотуха сосет — она дело знает — он разговаривает — камера молча снимает — да — заеду — сдам занавеси в стирку — обязательно — надо уважать Ирму — с некоторых пор она подозрительна — не нужно попусту волновать — она придет вовремя — нет — я подъеду — Бормотуха сладко трогает яйца — она объявила ему, что поступила в институт — как же ты поступила? — он прислушался к объяснению — потому что Бормотуха может произносить слова только невнятно — ничего не понятно — а иначе не может вовсе — она нашла себе бывшего соцреалиста — тот, естественно, ее выеб — но не понял — и больше не еб — только очень редко — но не только выеб — привел к жене — и они вместе выебли Бормотуху на брачной кровати — взяли и выебли — соцреалисты — а Бормотуха выебла их — все остались довольны — после этого она поступила в институт — на все пятерки — более глупой бабы Сисин не знал — животное — Сисин завидовал соцреалисту — которого как-то встретил — на концерте — с его женой из Академического хора — как они дружно живут! — он пришел — радостно: знаешь, милая — у меня для тебя подарок — очень приятная — хочу! хочу! — покушали — полизали — выебли — поступила — мечта! — без всякой иронии думал Сисин — а у меня тут под ногами кромешный ад — и дали бы Сисину эту мечту — со всей ответственностью утверждал Жуков — никогда бы он не стал покушаться — уничтожить все юманитэ— правда, не в газовой камере — а безболезненно и молниеносно — как обещали — и он колебался — значит, все дело в приволжской немке? — Жуков не верил, но стало больно за Россию, и он попросил: — помоги — не спаси — помоги — чтобы не было плохо родимой стране — а для Сисина — ему плевать — он их всех уничтожить собрался — потому что вместо того, чтобы его жена сказала: — милый, дай мне девочку полизать — найди новую — а если можно — тогда не хочется — это как в Париже ходить по кино— не хочется — и пронесло бы — и было бы семейное счастье — а тут ночью — в коридоре — в очках-слепаках Ирма голая, страшная, с кривой мордой — пляшет — чуждая идеология — она уверена, что права, что истина за ней — для нее еще не настал Век Пизды — она еще в чугунном— с паровозами — занавеси — да-да — Сисин вешает трубку — обязательно занавеси.

Ьььььальную бумагу — у него коллекция американских велосипедов — сто сорок четыре штуки — пятидесятых годов — с никелированными крыльями — как «бьюики» тех же лет — мы смотрели телевизор — вместе придумали — но скорее всего инициатива принадлежала Рону — прилепить вместо бутылки шампанского хуй — очень мило придумали — фонтанирующий спермой хуй — сейчас в моде отталкивающиерекламы — со взрывами — катастрофами — беременными женщинами — мы послали девушек стоять на атасе — а сами пошли приклеивать удивительно убедительный хуй — наполняющий бокал пенящейся спермой в café de Paris — правда, до этого была дискуссия, и Рон даже немного обиделся — Сара мне сказала: — кажется, он немного огорчился — потому что, когда он показал свое произведение — мы — объединенная команда — как Рон нас называл — сказали чуть ли не хором, что не хватает яиц — что хуй без яиц не хуй, а насмешка над хуем — что, в сущности, верно — и с чем трудно спорить — но Рон обиделся, потому что он много сил потратил — и мы не оценили — не закричали ура — то есть мы закричали — но сдержанно — потому что он был без яиц — мы шли по мимозной дороге — и Рон чуточку дулся — на нас — он надел специально белый костюм маляра — я не знаю, откуда он его достал — он был совсем новый — он все продумал — и даже серый берет — для правдоподобия — он сказал, что мы не совсем правы, потому что в таком положении яйца не играют большой роли — потому что они опущены — и тогда Сара сказала — что смотря у кого — у некоторых не опущены — она очень хорошо относилась к моим яйцам — называла их friendly balls [24]— они так приветливо прикасаются к моему клитору, когда ты трахаешь меня сзади — do you like my cunt? [25]— голосом резиньяции — yes, I do! [26]— и всякий разговор о моих приветливых яйцах считала важным — русские нарушают — на Западе изображаютнарушение — так мне казалось — мне было немножко грустно оттого, что он не позволил мне участвовать в самом приклеивании — в самый ответственный момент я оказался без дела — как бы слегка наказанный за отсутствие полного энтузиазма — который полагается в американских взаимоотношениях — но ведь я имел право высказать свое отношение к тому, что хуй был без яиц — даже не дал подержать баночку с клеем — он объяснил это тем, что у меня нет костюма маляра — можно представить себе, что подумают хозяева дома напротив афиши, когда выглянут из окна — честно говоря, никто не обращал никакого внимания — придорожные рекламы мало кого волнуют — особенно на поворотах — мы сфотографировались на память и спустились к морю — прогулочная дорожка шла вокруг мыса — сначала она шла через сосновую рощу — потом, зажатая заборами вилл, она стала узкой — если навстречу шел человек, можно было не разойтись — не везде, конечно, но местами — росли толстые, упитанные кактусы — цвели мимозы — Сара сказала, чтобы, когда она умрет, ей на гроб бросили мимозу — после акции с афишей мы спустились в ресторан на набережной — на закуску мы заказали мидии в чесночном соусе — а на второе рыбу «руаяль» — потому что другие рыбы были не местные — это была единственная рыба из местных — я захотел омара — нет, скорее лангустинов — они менее сытные — хозяин посмотрел на меня с удивлением — конечно, лангустины не из местных — тогда мы заказали «руаяль» — а Селестина взяла ягненка — а Рон просто кусок перченого мяса с фритом — но хозяин принес сырую «руаяль» — показал и сказал, что она слишком большая для двоих — мы предложили разделить на троих — но они остались при своем выборе — тогда мы сказали хозяину, что специально приехали, чтобы отведать «руаяль» — что было, в сущности, небольшой ложью, поскольку мы не думали ее есть, когда летели из Парижа — и хозяин сказал, что слишком большая и получится на двоих (он стал подсчитывать у нас на глазах) довольно дорого — но все-таки хотелось ее съесть, и мы даже ее понюхали — насколько она свежая — Сара понюхала — «руаяль» лежала на тарелке с удивительно свежим мертвым глазом — она была последняя на кухне — эта рыба явно пользовалась большим спросом — тогда хозяин догадливо предложил взять на закуску только одну порцию мидий для нас — а тем взять по целой — нет, Селестина взяла на закуску шотландскую лососину — на ней лежали маленькие серые креветки — мы сидели на солнце — стол стоял прямо на улице — к несчастью, невдалеке работала строительная машина — мы спросили, скорее в ленивую шутку, нельзя ли водителя пригласить с нами за стол, чтобы он отдохнул — мне тоже захотелось сначала креветок — букет из розовых креветок — я серые люблю гораздо меньше — это не креветки, а какие-то семечки — но я передумал и взял все-таки мидии — даже половина порции была обжорством — особенно потому, что с соусом — белым соусом — очень вкусным — когда мы шли наклеивать хуй — то есть на акцию — мимо мимоз — Рон спросил меня — какое понятие отсутствует в русском языке, но есть в английском — я, недолго думая — потому что совсем не хотелось об этом думать — сказал, что в русском нет понятия прайваси— и все рассмеялись — когда мы в первый вечер пошли к местным французам в гости — мне это напомнило семью еврейского строителя в Ялте — курортного приятеля моих родителей — который материализовывался исключительно на время их отдыха в правительственных санаториях — в остальном его существование сводилось к исправному написанию новогодних открыток, которые с редкой заблаговременностью он отправлял в Москву — такое же радушие — не соблюдающая диету хозяйка — ее сын: молодой адвокат с подчеркнутым интересом к деньгам — Рон даже не знал, как сказать по-французски «русские» — Селестина его научила — она была богатая — она надела черно-белые джинсы, похожие на корову — Рон нарядился ковбоем — вышло складно — вернее, богатыми были ее родители — ее отец скупил много гористой земли в Италии и устроил лыжные спуски — дом под Ниццей был чудесный, прохладный — с цитрусами — Герцен был беспокойного зеленого цвета с плесенью — надгробный памятник с видом на море — я рассказал Саре, что переполненные русские кладбища на Ривьере очень отличаются друг от друга — возле ниццейского аэродрома расположено кладбище русских долгожителей — редкий покойник не доживал здесь до девяноста лет — здесь бы и похоронить мою бабушку — хотя бы урну — хотя есть исключения, вроде кладбищенского генерала Юденича — зато в Ментоне, где русские могилы чередуются с английскими — и там тоже есть свой кладбищенский генерал— к сожалению, англичанин — хотя рядом русская часовня — который впервые в мире нарушил правила футбольной игры и взял мяч в руки — основатель регби — так вот, в Ментоне в основном русское чахоточное собрание — лежат штабелями молодые люди и барышни третьей четверти девятнадцатого века — поверившие врачам и бежавшие на французское взморье — которое по своему климату является убийцейтуберкулезников — как выяснилось позже — Сара смеялась до слез: — климатически обознались! — покойники лежали под итальянским мрамором — они демонстрировали редкое равнодушие к православным крестам — нам было с ней хорошо — Рон любил смотреть телевизор — четыре-пять часов вечером — безотрывно — в основном спортивные программы — сначала мне показалось, что он женился на ней из-за денег — в ней ничего не было привлекательного — замухрышка в очках — и вкус тоже странный — она надела коровьи джинсы на ужин к французам — черные с белыми пятнами — как cowgirl [27]— и он тоже в джинсах и полосатом жилете — то есть снова акция — они тут не знали, что делать — но потом, когда мы пошли купаться на Муравьиный пляж — вернее, не я — из-за простуды и опасности гайморита — но они — мне захотелось все-таки, чтобы Селестина разделась — потому что, когда мы кушали во дворе их виллы на солнышке — она повернулась задом, и мне он показался вполне сносным задом — и я подумал, зачем я что-то думаю о нем плохое — мол, женился на деньгах, когда у моей Сары, на которую я изредка поглядывал с теплотой и нежностью, зад был куда более несимпатичным — из России по телевизору показывали какие-то многочисленные демонстрации — стычки с милицией — которая по стечению обстоятельств защищала в тот раз демократию — радушные французы жалели немножко, что закончился в России социализм — прошла пора идеалов — но очень неудачно высказались насчет того, что французское телевидение находится в руках евреев — учитель немецкого языка, у которого нос был прямым продолжением лба, сказал, что у него много друзей-евреев, но истина ему дороже — Сара заняла непримиримую позицию — она сказала, что подобная форма дискурса вызывает у нее самые отвратительные сравнения — мы ели в это время морских ежей — хозяйка шепнула мне на ухо, что Шарль — очень важный в городе масон — так что антиеврейские чувства у него исключены — тщедушный ветеринар (профессии французов представительнее их имен), который принес вкусное бургундское вино в свою очередь рассказал нам о том, как его били в полиции — меня били в основном в печень и давали пощечины — я только прослушал, за что его били — масон спросил: — ну что, у вас в России едят морских ежей? — какие там ежи! — грустно улыбнулся я — все сочувственно недолго помолчали — Рон прицепил к рулю голову пластмассовой куклы — в лоб вставил прямоугольный фонарик — он горел, когда велосипед ехал — Рон показал, как он горит, приставив динамо к переднему колесу и крутанув — кроме того, слева на руле была розетка с белым проводом — а с правой стороны — красная лампочка — к раме были приделаны прищепки, на которые Рон повесил довольно незамысловатые и явно только что ношенные трусики своей жены — белые, с зелено-красными разводами — он сказал, что, по его мнению, трусики должны быть несвежие — напротив, Селестина вынесла куда более элегантные трусики — красно-черные — на шнурочках — такое белье для свиданий или для молодоженов — которые расстегиваются посередине — их не надо снимать для любви — но Рон их забраковал — он сказал, что лучше простые и даже несвежие — с желтым — к вилке переднего колеса он прикрепил маленький алтарь в коробочке — там были изображение святого Франциска и фотография самого Рона — я не выдержал и спросил: — ты был в Ассизи? видел Джотто? ты любишь холмы нежной Умбрии? — отец Селестины шел на фотокарточке на беговых лыжах между деревьев — загорелый — в красном свитере с вырезом — и черной шерстяной кепке — стильной кепке — очень загорелый — в дорожном алтаре помещалась также свеча — в смысле огарок — у моей зад был покрупнее — немножко непропорциональный — при ходьбе он волновался, бросаясь в самые разные стороны — за эти два года она раздалась — на коробочке было написано — на неграмотном французском — святой Франциск, защити меня от французских водителей — чтобы мне в зад не въехали — пояснил Рон — мы пошли купаться — моя с готовностью разделась — как всегда — она радовалась, когда попадалась цветущая мимоза — но как-то натужно — я ей отчасти отказывал в искренности — это была не моя глубина искренности — рядом, на Муравьином пляже, был француз с женой и ребенком в коляске — он бросал в море бутылочку из-под перрье — его поджарая коричневая собака бросалась в Средиземное море — сначала нам это понравилось — но потом мы заметили, что он очень грубо командует — а когда собака не пригляделась — и вернулась без бутылочки — он на нее так выразительно посмотрел — а она так выразительно струсила и поджала хвост — что стало все понятно — и она снова бросилась в море — выловила бутылочку — и я снова почувствовал особенное отвращение к этому большому куску американского мяса, обтянутому нежной кожей — который представляла собой, с белокудрым лобком, красавица Сара — иногда, переключая каналы, мы натыкались на старые передачи самой Сары — из Шри-Ланки — Мадагаскара — или с Карибских островов — Сара показывала нам в камеру невероятно длинные ногти местных женщин, пробитые жемчугом — беседовала с совершенно лысым французским резидентом с сигарой и русской фамилией — резидент с тревогой следил за обстановкой, складывающейся в регионе в связи с ослаблением британского влияния — он отказался говорить более конкретно по понятным причинам, но закатил в честь Сары шикарный прием — созвал лидеров местных партий, от фашистов до коммунистов, адвокатов, преподавателей, поставщиков рома — горели факелы забастовщиков на северной оконечности острова — их креольские зубы сверкали на экране — Сара призналась, что она могла бы не устоять — не устоял сам носитель русской фамилии, чей дед служил вместе с Буденным на Дальнем Востоке — напившись казенного шампанского — бутылки которого он открывал специальным мечом для рубки сахарного тростника — рубил по горлышкам — sabler! [28]— с каждой бутылкой он рубил все более страстно — его нашли спящим на заднем сиденье в собственном «ситроене» — у Рона оказался значительный член — который не перестал быть значительным даже после 12,7-градусной воды — а Селестина не разделась — что было немножко жалко — на расстоянии Манька казалась мелкой злючкой без особого значения — вечером поехали к радушным французам, похожим на ялтинских строителей — по дороге полюбовались рекламой хуя — глаза Сары сияли от счастья — куда ты теперь? — спросил Рон — в Москву — сказала Сара — она посмотрела на нее с Воробьевых гор — такого города больше в мире нет! — чтобы так щедро пользоваться пространством! — в восхищении она повернулась от балюстрады к Сисину — Сисин ее немедленно поцеловал — московские молодожены оглядывались — он отвечал на вопросы — по сравнению с Роном и Селестиной французы задавали грамотные вопросы — вообще были ближе — роднее — особенно здесь, в Провансе — на освещенной неоном рекламе стрелял здоровенный хуй — полицейские машины перегородили движение — они кого-то искали внизу — падать было далеко — до самого моря — была большая пробка — да с чего вы взяли, что это из-за нашего хуя? — сказала Сара — отсюда его почти не видно! — видно — вздохнул Рон — Сара пожала плечами — она посмотрела на Сисина — по-моему, тоже не видно — сказал Сисин — видно, еще как видно! — сказала Селестина за рулем с непонятным упрямством — эта маленькая перебранка нас разобщила — в машине наступила тишина — до дома ехали молча — тяготились друг другом — я хочу завтра уехать — сказала Сара, раздеваясь — Рон вообще никогда мне не нравился — из гостиной донесся телевизор Рона — судя по счету, это был баскетбол — Сисин вышел на балкон послушать прибой — я так и думал, что кто-нибудь разобьется — признался он — купим завтра местную газету и прочтем — предложила Сара — они купили «Nice-matin» в аэропорту на следующее утро — Селестина отвезла их, все такая же немногословная и недовольная — капал дождь — вообще это возмутительно! — сказала Сара по-французски, когда они сели в самолет — ну, что там в газете? — ничего — улыбнулся ей Сисин — совсем ничего? — совсем ничего — Сисин свернул «Nice-matin» — он хотел было сунуть газету в карман переднего кресла — цветная фотография тщедушного ветеринара мелькнула на первой странице — смотри-смотри! — обрадовался Сисин — сейчас почитаем, за что его полюбила полиция.

Может быть — думал Жуков — все это было большой неудачной шуткой? — он меня разыграл — втянул в свою безумную игру — психушка даром не проходит — я поддался — может быть, он разыграл свой жизненный роман — и когда с моей помощью кончил — или вообще все не так? — генеральская дача сгорела дотла — вместе с мертвым Сисиным — никаких следов — Жуков усмехнулся — мы проезжали брестскую границу — вдоль дороги стояли покосившиеся автомобили мелких торгашей — томились неделями — перепрятывали — жгли костры — в панамах и кепариках— срали в сторонке — кто родил — кто неудачно порезал вены — тренировочные костюмы — разгоряченные — нет — думал медленно Сисин — проезжая все это мимо — нужен полный, исчерпывающий геноцид — вывести с лица Земли — а эти прыщавые? — лучше? — они что, лучше? — деточки бегают — с мячиком — милые — кому-то они дороги — ладушки — Сисин отвернулся — тоже уничтожить — всех — разом — детишек — убить всех — только чем? — чтоб не мучились — он потер лоб — но сперва разберусь с Манькой — проходи, Жуков — проходи, что стоишь? — да — все это мое — заработано литературным трудом — не ожидал? — писать нужно лучше — настенные росписи сталинского периода — медведь с глазами зэка — а трубы? — ты посмотри, что за трубы! — не трубы — стволы берез! — здесь жил генерал — историческая личность — участвовал в поимке Хрущева — в шкафу его фуражка — Жуков примерил на лысину генеральскую фуражку — тебе идет — а погреб — иди сюда! — не погреб, а бункер! — умер-умер — здесь в одиночестве я коротаю свои дни — играю с компьютером в шахматы — целый год сижу и играю с ним в шахматы — пью липовый чай — молчу — стал молчуном — молчальником — монашествую — компьютер, блядь такая, сильно канает! — а это, видишь, девятый вал — я думал сначала, что это горы — но живописец на Новый год приезжал, разъяснил: — девятый вал — требовал водки — бывший генеральский телохранитель — Россия затоварена талантом — позвонила на следующий день сама— грустная — с извинениями — ты ж не ревнивый — мириться хотела — только через наказание — сказал Сисин — какое? — увидишь — он ехал к ней уже отчасти равнодушный — нет, он ехал к ней в мутной злобе — он не мог понять, какой он едет — ну, какое наказание? — спросила — игриво — шутливо — он сидел в кресле и смотрел в монокль на свои ботинки — пришли голландские женщины непонятного возраста и совсем неуклюже принялись копаться в помойке его характера — он шел мимо невзрачного миланского парка — в одних машинах было пусто — в других сидели любовники и целовались — бросались в глаза короткие юбки — Сисину больше нравились пустые машины — тянуло к вегетарианству — Гауди был отстрелянной гильзой — энтузиасты-коротышки бросали куртки на арену — приветствовали тореадора белыми грязными носками — не то чтобы жалко было быка — Хемингуэй хуев — добродушно подумал он — опять откуда-то понаехала Сара — там каждая девка появлялась на сцене со своей кроватью — тужась, выкатывала ее из-за занавески — Сисин за долгое время первый раз развеселился — выпил виски — Сара взяла его за руку: смотри! — старая испанка быстро разделась — схватила сисинского соседа — уволокла на сцену — стащила с него брюки — надела резинку — пососала — положила на пол — залезла на него и оттрахала — публика ржала — он подставной? — с неподдельным интересом спросила Сара — не знаю — сказал Сисин — они улыбнулись друг другу — проехал на коляске хмурый дебил — на какой-то момент Сисин стал патриотом — он думал о том, что пройдет десять лет, и Россия покажет, на что она способна — и он примет участие — тогда все заткнутся — но он знал, что никогда ничего не будет — а если будет — то будет еще противнее — богатая Россия покажет свои гнилые зубы — и он переставал быть патриотом.

От Ирмы осталась бумажка — милый мой! — неприятно начиналась она — Сисин отпел ее в церкви — несмотря на самоубийство и латентное лютеранство — договорившись с отцом Василием — книжником, другом богемы — Сисин стоял со свечой посредине церкви в оливковом кашемировом пиджаке и серой «неприхотливой» рубахе из нью-йоркского Gap’a — все нашли, особенно Никифор, что у него одухотворенное лицо — он похоронил ее, как полагается — на Ваганьковском — неподалеку от Есенина — не хватило рук — подсобил Жуков — в глазах у него блестели слезы — видишь, моя тожевыбросилась — сказал Сисин Жукову — и зачем-то сокрушенно добавил: — в лазурном халате — с какого этажа? — сквозь слезы уточнил Жуков — с третьего — а моя — с пятого — не без гордости сказал Жуков — Крокодил и Бормотуха подставили свои слабенькие плечи — впереди шел, блестя очками, отец Василий — по дороге к воротам Сисин, заблудившись, наткнулся на несвежую могилу — он был Сруль Соломонович — она — Цыпа Давыдовна — они умерли в один год — Жуков! — закричал Сисин — глянь! — Сруль и Цыпа — прочитал неизвестно откуда взявшийся Жуков — они переглянулись — с тех пор Сисин иногда звал Жукова Цыпой — а Жуков иногда звал Сисина Срулем — зато на поминках собрался народ — Сисин накупил гору жратвы — все напились — некоторые переели — отец Василий выступил как тамада — много хороших слов сказал он об Ирме — Бормотуха называла его владыкой— он застеснялся — уединился в туалете на полтора часа — к нему стучались, он не ответил — Крокодил с Бормотухой остались на ночь мыть посуду — где в это время Манька? — в каком году исчезает Ирма? — Сисин едет в Америку — находит Воркуту — в фестивальном Эдинбурге приходит к выводу, что основа жизни — самооправдание — но разочаровавшись в Воркуте — уже в Париже — вот моя переводчица — Сара увидела по-русски мешковатого Сисина — который считал себя сверхъевропейцем — Сисин влюбленно смотрел на Воркуту, выбиваясь из последних сил — Сара была заинтригована — она любила горячие точки и роскошь — она обыкновенная chi-chi [29]— ходили из бара в бар — глубокой ночью, не найдя лучшего места, поцеловались на мосту Александра Третьего — Сисин проснулся как ошпаренный — ранним утром вышел на кухню — мутно блестели плохо вымытые рюмки — скатерть была вся в разводах — Ирма всегда хорошо мыла рюмки.

Бормотуху с Крокодилом он нашел в ванне — она провела под водой двенадцать минут! — заорала Крокодил в лицо Сисину — в мокрой руке у нее был большой круглый будильник — мировой рекорд! — шли телеграмму Гиннессу! — болтались ее грушевидные петербургские груди — Бормотуха, раздвинув черные волосы, скромно кивнула — с укусом на шее — Сисин молча взял будильник и вышел, прикрыв дверь — его голову охватили угрызения совести — в большой нерешительности он заходил по заплеванной квартире — их не заставишь пылесосить — печально подумал он — взял записную книжку — полистал — Валентин оставил ему свой служебный телефон — но он его не находил — еще раз перелистал — Валентина не обнаружилось — он лег на пол посреди комнаты и попытался прийти в то промежуточное состояние, когда его вызывали на связь — никто долго не откликался — Сисин не знал, как это делается — потому что это делалось без его усилий — более того, вопреки его воле — он долго лежал, прислушиваясь к пустоте — в ванной снова началась возня — плеск воды — Сисин медленно погружался во мрак — из мрака он выловил наконец какой-то далекий голос — это был темный голос, сливающийся с темнотой — совсем неразборчивый голос — сделав над собой нечеловеческое усилие, Сисин стал вникать в суть монотонного сообщения — кто-то читал по складам расписание электропоездов на Можайск — восемнадцать двадцать пять — услышал Сисин — Сара страдала — она любила женатого мужчину — она бралась лихо судить об Иране — Эфиопии — Палестине — Турции — получалось если не верно, то складно — но стоило ей приблизиться к Восточной Европе — как она несла дичь — она мечтала проехаться по Транссибирской магистрали и увидеть Кремль — она твердо знала: — шапка, самовар, Достоевский — она гордилась тем, что никогда в жизни не была в «Макдоналдсе» — она воспитана на Достоевском и nouvelle cuisine [30]— Кевин тоже на Достоевском — но он не брезговал и «Макдоналдсом» — они все почему-то не смыслят в России — в Москве Сара съела в «Савойе» борщ — поданный в духе nouvelle cuisine — с пампушками — сделала круглые глаза — поразилась ресторанной дороговизне — белье из рыбьей чешуи — ходит по снегу — толкает его в сугроб — смеется — Сисин устало бредет вдоль всего этого фольклора — она кладет монетки на рельсы — чтобы электричка их раздавила — Сисин решает на ней жениться — Сара блондинка — она лиха — предприимчива — находчива — стремительна — не трусиха, в отличие от Маньки — Сара умница — любит Африку — вообще жизнелюбива — но Сара не любит Запад — она не любит скучный Запад — она не любит Запад, потому что там правило господствует над чувством — неприличие вытеснено в отбросы общества — парадокс заключается в том, что она носится по «третьему миру» в борьбе за ценности Запада — эти ценности она отрицает, отметает, но пропагандирует — Сисин ей сообщил об этом — она не смутилась — или все-таки смутилась — то есть она говорит, что внутри нее пустота — если бы она не писала с позиций западных ценностей, ее бы не посылали, не печатали, не платили, наконец, денег — нет ни одного конфликта, который бы она не посетила — даже те, куда не посылали женщин — непоседа — она повсюду бесстрашно ездила — плакала над сиротами, разоблачала войны, коррупцию местных властей, наркобизнес, хунты, фаллократию, носительниц натуральных мехов, антиэкологические мероприятия — рубила правду-матку — ее специальность: беспощадные интервью — ее любили читать, еще больше смотреть по телевизору — у нее были совсем девичьи веснушки — задор в глазах — Микки-Маус вас съест с потрохами! — предупредила Сара — Сисин хмуро дернул головой — не увлекайтесь вы в вашей России Микки-Маусом! — она бежала из Нью-Йорка в Париж — собрала свои пластинки, кассеты, три тыщи книг — и бежала — не могла жить по соседству с нищетой, лицемерием, безнадежностью — Нью-Йорк для нее был незаживающей кровоточащей раной — Восточный Бруклин! Гарлем! Бронкс! — прижизненным адом для миллионов гниющих заживо людей — отстань — а в это время на Манхэттене, гео графически похожем на говяжью вырезку — Сисин дальше никогда не слушал — он не говорил Саре, кто он на самом деле — она нелепо повела себя в Лурде — ну, раз ты не погиб — сказала она — после того, как Элла Борисовна чуть было не укокошила его в Женеве — проницательная русско-еврейская женщина, маленькая служительница ООН — когда-то в прошлом перемещенное лицо — настрадавшееся — знавшее толк в языках и товарищах с Востока — раскусила Сисина незамедлительно — таких людей не бывает — Элла Борисовна считала Ленина всемирным сумраком и была готова это доказать с помощью фотографий из старых фолиантов по истории РКП(б) — ничего удивительного, что раскусила — она сразу поняла, что Сисин лишит ее как смысла фирна, так и самого фирна — и не только ее — она догадалась, что он замыслил уничтожить юманитэ — что делать? — оповестить ООН? — но ООН такая неэффективная организация! — Элла Борисовна зазвала его на ужин — заехала за ним в гостиницу — повезла к себе домой, затараторила, не замолкая ни на секунду, оглушая Сисина сведениями о Женевском озере, Набокове, чудовищными потоками ооновских идей — он любил кормить школьниц в Монтрэйе конфетами — конфеты таяли у него в карманах — все ноги всегда в шоколаде — плела она о своем родственнике — въезжая в подземный паркинг — он не выносил беременных — по себе помню — от меня его просто физиологически рвало — Элла Борисовна въебалась на ускорении в бетонную стену — хрясь! — всем телом вылетел Сисин навстречу смерти — лобовое стекло хрустнуло — треснуло — но не разбилось — разбил лоб, сломал руку в четырех местах — отлетел назад в кресло — Элле Борисовне следовало бы выбрать другой аппарат — став камикадзе, Элла Борисовна поломалась об руль — очнулась уже в больнице — поедем в Лурд — сказала Сара — там поблагодаришь — Сисин мысленно добавил — но не сказал ничего — во-первых, вышло бы неловко — не к месту — тем не менее они поехали — бросившись к Маньке, уверенный, что она его любит до гроба — не тут-то было — встретившись зимним вечером в ресторане с Манькой, Сисин в полном недоумении узнал, что та посмела полюбить другого — кого же? — догадайся — не знаю — ну, как ты думаешь? — ах, все-таки его! — поморщился он, догадавшись — Сисин стал кивать головой направо и налево — комично изображая разные степени удивления — совсем не по-русски — излишняя смелость оказалась предвестником энтропии — агония слишком медленна — добей! — Сисину было странно, что Манька больше не любит его — в странном состоянии они едут к нему на квартиру — поскольку Ломоносов в Америке и пишет ей красивые письма — она пишет ему — они любят друг друга — они вот-вот поженятся — на кухне она признается ему в дополнительных нежностях к Ломоносову — однако она с ним спит — даже моет — даже воркует над бегемотом — Сисин решает вступить в бой за любовницу — он задет — ему больно — у него разрывается грудь — он разыгрывает целую драму — она его отвлекает — Манька принимает его как родственника — предлагает ему ходить на лыжах, ездить на дачу — быть зоной отдыха — Сисин делает вид, что согласен на такие постотношения, однако хочет большего — наконец, он понимает, что не может без Маньки жить — он яростно борется — никакое человеческое общение не сравнится с хорошей книгой — иногда его охватывали сомнения — все-таки не самой последней сволочью он был — не самой злостной — сомнения охватывали его преимущественно на берегах Средиземноморья — неподалеку от Барселоны, на молу, изображая из себя писателя, он вынул записную книжку — Сара замерла от восторга приобщения к таинству — он ее этим не баловал — писал: — иногда меня все-таки охватывают сомнения — на брегах Средиземноморья — зачем человеки расползлись? — скажите на милость — зачем человеки так бурно, неудачно расплодились? — а хотелось бы знать — в Италии тоже случалось — на границе Европы и Африки — на жарком, ветреном острове пантесков — в его гротах с легкоранимым розовым цветом скал на уровне воды — Сисин стыдливо отводил глаза от природы, снявшей в гроте трусы — присевшей на корточки — из записной книжки спланировал на ботинок листок — написанные почерком Сисина цифры телефона — Сисин всмотрелся в цифры — 924 — сомнений не оставалось — это был служебный телефон Валентина.

Он дозвонился уже под вечер — не надеясь дозвониться — он сразу узнал его голос — и Валентин тоже узнал его голос — возникла заминка — Сисин сказал: — я хотел бы с вами встретиться — по срочному делу — пожалуйста — отлично! — сказал Валентин — давайте встретимся завтра на том же самом месте — а может быть, сегодня? — нет — сухо сказал Валентин — сегодня я занят — оставайся, сказал он, поковырявшись в сырой пизде — куда ты поедешь? — поздно — тут она-онапризнается ему, что она, видите ли, лунатик — брат ловит ее по ночам — Сисин испугался, что ему придется ловить ее в чужой миланской квартире — он деликатно вызвал такси, стараясь не обидеть — вокруг парка любовники сидели в машинах с возбужденно молодежными лицами — Валентин отвел его в ту же столовую снова есть макароны по-флотски — я был на кладбище — сказал он — Сруль и Цыпа! — он подмигнул — позвольте выразить вам мое соболезнование — в прошлый раз — волнуясь, сказал Сисин — выпредложили мне сотруд ничать — взамен на мою — скажем так — генеалогию — так вот — я согласен — прекрасно! — тихо воскликнул Валентин — Сисин взбесился — молчать! — Валентин застыл с макаронами возле рта — отныне вы мой мелкий подданный и подчиненный — прошептал Сисин — извольте слушать — я слушаю вас — сказал Валентин, не теряя чувства человеческого достоинства — отмените выброс из окна! — как отмените? — сделайте так, чтобы его не было — но он же был! — я приказываю вам весь этот макабр [31]отменить — технически это очень трудно — сказал Валентин — это ваши проблемы — пожал плечами Сисин — Валентин задумался — вы меня немножко пугаете — ворчливо признался он — мы же с вами, кажись, не отцов собрались воскрешать — одно другому не мешает — отрезал Сисин — с какого места отменить? — боясь сисинского всесильного гнева, деловито спросил Валентин — Сисин отпил яблочного сока из грязного граненого общепитовского стакана — я не знаю — сказал он — пусть упадет, но не разобьется? — предложил Валентин — остальное я беру на себя — давайте так — одобрил Сисин — Валентин достал из кармана знакомый блокнот — как же вы, однако, ее любили! — изумился он — я плакал над ее запиской — добавил он в скобках — я выучил наизусть — если бы ты— умолкаю! — закричал он, наткнувшись на сисинский взгляд — диктуйте! — в санаторию ее, в санаторию — замычал Сисин — в горы, к чертям собачьим, к Томасу Манну! — Валентин строчил — Сисин видел, как вонючка бежит через кафе — на радостях от встречи с Манькой — как мерзким светом любовного энтузиазма озарено его лицо — он поливает Сисина грязью по редакциям и издательствам — не в силах сладить с собственным чувством — в безумных мечтаниях переходит с Сисиным на «ты» — Манька для него всего лишь дама-ширма — на медвежьей шкуре предоставить себя в полное распоряжение Евгения Романовича — художником будущего способен стать только гомосексуал — так решили у них в кружке — остальные выпадут в осадок — конгресс в Амстердаме закончился королевским приемом — муссировалась роль России — а как бы вы отнеслись к такому предложению? — спросила Сисина королева — гостеприимные голландцы постановили передать старинную городскую башню семи русским творцамдля занятий вольным сочинительством — Сисин сразу сказал, что она благодетельница — он бы с удовольствием приезжал в Голландию — коньками резать лед — все улыбались — кандидатура Сисина вызвала всероссийский протест — газеты разных направлений обосрали его с ног до головы — тем самым наконец прославили в отечестве — другие кандидаты на башню тоже почувствовали себя задетыми — Сисин был знаком с двумя претендентами — давнишними выходцами из подполья — когда-то они втроем ходили пить джин с тоником и есть филе с длинной зеленой фасолью — из одного посольства в другое — под вражескими взглядами милицейских охранников — потом уехали, а Сисин остался — голландцы предложили Сисину занять в башне трехкомнатную квартиру — Сисин обрадовался новой встрече с друзьями — одному он не сразу дозвонился — Рожнов отнесся к башне вяло — мокрицы поползут из этой банки — скривился академик — мокрицы — жены уже затеяли склоку, как делить башню — Берман вдруг заговорил тоном диктатора — темнил — хитрожопил — кутался в болезни — отмежевывался — никто не приехал — башня провалилась — Сара похожа на надувную куклу — и потому не хочется даже дотрагиваться до ее на вид вполне сносных и приличных грудей — все-таки башню в Амстердаме он переживал больше всего — не вышла голландская затея — нам предлагают башню! — бесплатно! — Рожнов излишне доверительно объяснял мюнхенскому официанту, что ему нужно: — отдельно водка — отдельно лимонный сок — а вот башню ему не нужно — Сисин кормил его ужином — получалось, что Сисин навязывается — как будто ему больше всех надо — и он сам себя записал в герои — башня сильно навредила развитию русского искусства — пошел играть в сквош — воняло потом — пыль столбом — голландцы парились в парилке — американцы — Сара даже не знала, что Миро не Жоан, а Хуан — и о Гауди впервые — услышала — паф! — Гауди был безвкусен, безобразен образцово — Сара любила бой быков — она знала: так полагается — любить бой быков — под вечер тореадоры уволокли ее на арену — она храбро махала тряпкой — оступилась — упала — корова пробежала мимо — утром он подрочился в ее присутствии — она говорит: ну, хватит, Сисин — сгубил Кавказ космополитку — смерть Сары взволновала весь мир — Сисин так переживал, что на ней не женился — она быстро стала любимицей всего мира — Сара! — ее фотография в траурной рамке висела в Спасохаусе — Сисина не допустили до гроба тупые, недоверчивые американские дипломаты, сошедшие с ума на security — но он нашел на них управу — поздно ночью проник в секретный морг на Грановского — наутро гроб вылетал в Аризону — откройте — я хочу ее видеть! — я хочу видеть мою невесту! — в плаще, с мокрыми волосами, слипшимися на лбу в наполеоновскую челку, с жалкой грузинской мимозойв руках — что значит невозможно?! — нет — я хочу ее поцеловать — нет! — Сисин размахнулся, чтобы ударить охранника, но вместо этого рухнул на каменный пол — даже русские газеты поместили растроганные некрологи — в вечерней программе «Новостей» сказали прочувствованные слова — показали портрет с веснушками — волевой нью-йоркский рот — милая! — я мог бы на ней жениться — если бы Сисин в те дни сказал, что он был ее любовником, никто бы ему не поверил — а ведь он был ее женихом! — весь мир оплакивал ее смерть — он жутко переживал — чего он медлил? — он даже забыл о своем избранничестве — под дождем мокли афиши с проектом русской башни — голландцы оглядывались — он ехал с королевским номером АА из королевского дворца — Берман только что сыграл Шуберта — перед тем они тихо перекусили в королевском дворце — Берман попросил плитку шоколада для увеличения энергии — шоколада во дворце не нашлось — Берман бранился — вы всегда с ним ездите? — спросила женщина-генерал в придворном мундире с юбкой — Сисина приняли за жену — по дороге назад Берман расхвастался — у него теперь друзья в каждой королевской фамилии — в Гамбурге, выступая перед журналистами, Сисин отстаивал дело своей безнадежной страны — председатель-немец дивился его оптимизму — после окончания подсел кто-то в черном костюме — давай на «ты»? — мы же ровесники — однолетки — к тому же я тожематерщинник — век пизды! — ну, давай — кисло сказал Сисин — я помню твоего отца — он еще жив? — можно по-разному к нему относиться, но он не подмахивал американцам — давай все-таки на «вы» — предложил Сисин — я никогда не была в Восточной Европе — говорит горбоносенькая — дальше Югославии не заезжала — а для нас-то Югославия была раем — и для поляков — я помню в Польше — пришли югославы — и отрыгнули — объяснили — так модно: отрыгивать — поляки весело согласились — стали по очереди отрыгивать — у озера Комо в Белладжио он наткнулся на польскую вытечку [32]из Кракова — плохо оформленные мужчины с провинциальными усами Леха Валенсы фотографировались на фоне воды — для нас и поляки — паны— хорошо, что есть еще монголы — последний оплот — как хочется все уничтожить! — с вопросом — давно ли? — он думал: — Сисин — здешний, гамбургский, и собирался его уесть — но Сисин приехал только неделю назад — российский мидовец смолк — Сисин приехал неделю назад — от Маньки — которая неожиданно все простила — и принимала Сисина у себя на диванчике, который когда-то Сисину казался мечтой — вполне спокойно предложив ему приезжать, если он не будет при этом забывать подарочки — ну, вроде сигарет — пива — блузочек — свитерков — она рассказала страшную историю — через неделю после разрыва с Манькой Ломоносов находит себе австрийку с русскими наклонностями — та бурно бросается в любовь — забывает своего жениха — тот — ты представляешь — Манька улыбнулась гнусной улыбкой, спутницей сообщения о новой смерти — бросается из окна — что? — сощурился Сисин — Манька: — да-да — тоже из окна — дались им эти окна! — но Сисин думал о другом: — только однунеделю? — в этой истории, которую Манька преподнесла Сисину как вину за их несостоявшийся брак — и Сисин сказал: — только, пожалуйста, еще это на себя не вешай — не надо — и так достаточно — а все-таки в глубине души Маньке было приятно, что она способствовала смерти чужого австрийского жениха — в этой истории гораздо больше окна Сисина задела однанеделя — нет — безусловно, Ломоносов горевал — остались письменные свидетельства — но почему так мало, так неплодотворно? — неужели моя Манька стоит только однойнедели?! — он промолчал — он лежал на диванчике, и Манька спросила — впервые за их отношения: — что это ты не ласковый?

Все-таки у нас лучше! — воскликнула Сашенька — сядешь на Фонтанке в компании ночью, с водкой и огурцами — едет дядька — дядька, прокати на лодке! — обязательно прокатит — на аэродромах гнали назад растерявшихся русских девок — нам не нужны русские проститутки — которых забыли встретить — сажали на первый попавшийся рейс — и гнали назад в Москву — Сашенька с другой девочкой отправилась в общежитие — работала моделью — сочиняла песенки по-английски, чтобы пробиться — в общежитии нашли пустую комнату и принялись мыть пол — из-под кроватей выгребли грязные презервативы — до них тут жили американки — американки простые — грязнули — аукнулась Воркута с плавающими какашками — вокруг ходят-бродят, предлагают тыщу долларов за ночь — африканки соглашаются — но наши пока что держатся — папа у меня капитан — морской — мама работала директором бара — а у нас, как комиссия, не только нужно угощать, но и самой — и мама спилась — папа тоже — ползали на карачках по комнате — я их, девочкой-пионеркой, укладывала — воняло очень — но таких добрых, как у нас, больше нет нигде — в Италии еще ничего — но тоже — если у тебя все в порядке — тогда ничего, а не в порядке — я не очень навязываюсь? — у Стаса, вы слышали, в Москве мальчику глазки выкололи — от жалости к мальчику она заплакала — в итальянской полиции в Сисина влюбилась начальница вредного департамента иммиграции — косая блондинка, еще молоденькая, без формы — он готовился к встрече, душился, примерял наряды — она тоже мыла небритые по моде подмышки — Сисин на минуту представил себя итальянцем — дальше цветов дело не пошло — он ведет «ягуар» одной рукой — по прибрежной дороге — тихо стоят январские пальмы — в Москве пурга — мелькают машины — горбоносенькая хулиганит — я специалистка по автосексу— можно я тебя потрогаю? — Позитано — Рим — ты спокоен — ты равнодушно гордишься — как тебя избаловало! — он мчался со скоростью 180 в час — обгоняли одни только «порши» — загорелая горбоносенькая дремала с черным виноградом на коленях — отчего у тебя нет ни одного седого волоса? — он сказал: — ну, как же нет? — нет — сказала горбоносенькая — ты продал душу дьяволу, чтобы остаться вечно молодым — Сисин обрадовался и нахмурился — не это он хотел услышать — она рассказала ему о временах терроризма — никто не хотел выходить из дома — боялись ресторанов и магазинов — дедушка, композитор и директор консерватории, отказался вступить в фашистскую партию — отчего навсегда лишился карьеры и преподавал музыку в школе — подложили бомбу под дом ее отца, который был примерный христианский демократ — но подложили неумело, и бомба взорвалась, когда ее подкладывали — все три террориста-распиздяя погибли — в Сестри Леванте по ночам освещена желто-коричневая старая башня — с кислой улыбкой смотрел Сисин на башню — можно поехать по проселочной дороге в Монте-Россо — поужинать пастой с белыми грибами или баклажанами — итальянская речь будет усладой усталых мозгов — на работе ее называют не синьорина, а дотторесса, и это совсемдругое дело — например, если, когда ее брали на работу, ее бы называли синьориной, то боссы бы не встали и не стали бы с ней здороваться за руку — а так они все встали и пожали ей руку — в России вообще никак не называют — сказал Сисин — и ничего — неужели никак-никак? — не потому его тянули к себе брега Средиземноморья, что здесь он находил остатки древней цивилизации — это мало волновало его — хотя бывало — Таормино с задником Этны — но почему-то вот это сочетание каштанов и пальм — мимоз — которые он никогда не любил в Москве — оливковых деревьев, магнолий, настурций, приморских сосен, приморских гор — весь этот субтропический винегрет — климатическая терпимость — она лишилась невинности в Лос-Анджелесе — первый мужчина был учителем физкультуры из ее школы — ты замечательный любовник — на что Сисин вообще ничего не ответил — тоже мне приключение — и какой жалкий у нее подбородок — да — но потом, когда она принялась рассказывать, как обучалась музыке — клавиши на дедушкином рояле были очень тугие — она не могла с ними справиться — и желала дедушке смерти — он очень расстроился, подумав, что желал — и это нельзя отрицать — смерти Ирмы — не далее, как в прошлом году — и это воспоминание вызвало у него запоздалое, сырое раскаяние — Сисин совсем по-другому стал думать о горбоносенькой — ему уже больше не казалось, что она-онаскопилась в горбоносенькой и щерится — нет — она быстро загорела и отдохнула — как это бывает, когда тебе еще нет тридцати — ее нос показался ему если не полным значительности, то, по крайней мере, вполне приятным, во всяком случае, сносным — она бы могла — умненькая, даже вполне симпатичная — составить счастье многим замечательным людям — почему бы не мне? — и эти бухты, и эти дрожащие огни на горах — и это накопленное столетиями богатство — он посигналил «Фиату», не желавшему уступить ему дорогу — cretino! — и эти молодые люди, обнимающиеся на улице — и не собирающиеся делать ничего предосудительного — повалил снег — машина уперлась в сугроб и заглохла — он пробовал завести — напрасный труд — снег засыпал лобовое стекло — «дворники» не работали — отключились все системы — он откинулся на сиденье в отчаянии — открыл дверь — рядом был тротуар — он увидел перекошенные родные морды — собрание родных подлейших морд — они смотрели на него с нескрываемой ненавистью — он выглядел человеком, который просит о помощи — вместо помощи один — в нелепом синем комбинезоне — сказал — почему это ты должен ездить на «ягуаре», когда мы ходим пешком и ездим на трамвае? — он понял, что с их точки зрения вопрос законен — он сам застрял на полпути — он возмущен незаконностью законного вопроса и готов защищать свое право делать все, что ему заблагорассудится — они правы по неписаным историческим законам их общей родины — они вправе спросить — и по его растерянному лицу видно, что он признаёт это право — он не иностранец, способный удивиться — он признаёт — и оказывается в слабом положении — они начинают возмущаться — они прут на него — эти страшно родные животныелица — от них воняет — родным — один хватает его за горло — мертвой хваткой — Сисин в ужасе бьет ему в морду — просыпается с сильным сердцебиением — лежит в недоумении — почему после мимоз мне снится сон о России? — почему она так мерзка? — ведь я пытаюсь ее здесь защитить — я читаю в газетах только о ней — все остальное мне неинтересно — пьющие водку немцы сочувственно кивали — я бы и сам покивал, да не знаю кому — только раз в жизни — когда мы обогнали чехов по части демократии — и двое пришли — выброшенные с работы — и стали жаловаться — даже джазовый клуб не разрешают — старые, раздавленные люди — один работал на бензоколонке — другой притаился в государственном издательстве — под видом любителя русской культуры — Сисин подумал, как они удивительно жалки — со своими жалобами — как я — он поворачивается на другой бок в надежде, что приснится другое — но только он засыпает, как его нагоняет еще более мерзкий сон — хищная, еще не старая, жирная, потная баба протыкает другую — не менее потную — ножницами — маникюрными — но сон этот как бы в тумане — даже смотря его — он понимает, что не запомнит — злая Европа ощетинилась своими генеральными консульствами — ничего — объебем — прорвемся — я никогда в жизни не раскрывала ни перед кем свою душу — призналась горбоносенькая — ее хилая душа витала тут же — мне в приданое родители дадут зеленый лимон— он посмотрел на карту — Россия сильно отшатнулась от Европы — как будто ее шлепнули по рукам — она с этим не смирится — думал Сисин — он спокойным, неторопливым взглядом смотрел на юманитэ— оно его не устраивало.

Суд кенгуру! — возвестил Сисин — я кенгуру! — Я САМОСУД — Евгений Романович вырос до размеров дачной столовой — я ничего не понимаю в зоологии — признался присмиревший Жуков — я тюремная феня! — навис над ним Сисин — я блатная идиома! — Сисин принялся облизывать языком кенгуру лысый череп друга — если ты сумчатый— изворачивался Жуков — то иди, пожалуйста, на хуй! — езжай жить в Австралию! — почему царапина на моей машине для меня важнее любви, за которую я только что бился? — да и что значат показания человека, затраханного успехом? — его тошнит от непереваренных впечатлений — заспанный Феликс предстал перед взором друзей — ребята, вы чего тут? — спросил он, словно Сисин не был залит кровью с головы до пят — да вот не спится — сказал Сисин миролюбиво — Римма тоже появилась, в своих золотых китайских тапочках — идите спать — надо разобраться с человеком — завтра разберетесь — давай, Жуков — скомандовал Сисин — уйди с дороги! — заорал Жуков на Римму — Жуков схватил Римму в охапку и вынес в спальню, как на помойку — он у них, бывало, собак сторожил и кошек кормил — ожидая даров от фаундэшн [33]— лысеющий телохранитель своей жены (когда это было!), Феликс слабо заверещал, но понял: серьезное дело — поспешил ретироваться — назад в спальню — руби дверь! — скомандовал Сисин — так вышибу — ответил Жуков — он в третий раз набежал на дверь — вместе с нею весело влетел в комнату — пролетел полкомнаты — разорвал скатерть — разнес стол — раздавил стулья — разломал посуду — при старых хозяевах здесь была детская — здесь обитали дети — Жуков валялся на двери — Сисин вошел и увидел макет пиеты — налево, на детском диване, сидела юристка и гладила волосы дремлющему Рожнову — на морде у юристки лучилось счастье — сколько лет мечтала она об этой минуте! — дождалась — унизьте эту девку! — возопил Сисин — унизьте, бляди, мою Маньку, мою уходящую любовь! — дайте мне кончить, глядя на ее унижение! — хорошо — сказали бляди — сделаем, как захочешь — напоите ее! — Манька кончала под простенькие истории — она сама любила придумывать простенькие истории — про купе — где двое командировочных, распив бутылку и не спросив разрешения, лезут ей за пазуху, суют в рот и в попу большие командировочные хуи — составился заговор — собралась на даче компания — ангелоподобную Маньку девки напоили — повалили на диван — стали трахать пальцами — Манька хрюкала — потом ее вырвало — Крокодил с Бормотухой радостно, по-собачьи сожрали ее блевотину — потом она кончила от прикосновения к ней шершавых женских сисек — в высоких зимних ботинках Сисин пошел по направлению к пиете — Рожнов проснулся от крушения двери и задумался о том, где он находится в данный момент — юристка Софья Николаевна не переставала гладить волосы проснувшемуся Рожнову — Рожнов вдруг понял, что сейчас его будут бить — он поднялся на локте и даже быстрее, чем можно было от него ожидать, перенес ноги на пол — тут выяснилось, что он в очках — Сисин увидел выражение его лица и понял, что сейчас состоится человекоубийство — недолго думая, Сисин прицелился и от всей души ударил Рожнова в морду зимним сапогом — он бил, как по футбольному мячу — он знал, что человек — маленькое тягучее животное, которое требует кропотливого внимания — многие из опрошенных — вздрогнув от удара, быстрым голосом заговорила Софья Николаевна, глядя прямо перед собой — своим самым любимым занятием в жизни считают еблю — ебутся много — каждую ночь — оттягиваются — иные целую зиму откладывают деньги, чтобы летом покупать ягоды и фрукты — Сисин испытал приятное чувство — Рожнов перелетел через диван, увлекая за собой лесбийскую Софью — они оба провалились в дыру между диваном и стеной — теперь Рожнов выползал из-под дивана в прямом решении убить Сисина — очки разбились, втиснувшись в лицо — обезображенный Рожнов, как реваншист, выползал из-под дивана — Сисин понял: — не надо ждать — он подскочил к поднимающемуся на ноги еще совсем недавнему другу и нанес второй удар сапогом в умную небритую морду, которая много пила и курила, была близка к таланту и славе — впрочем, хуй с ней — Рожнов был умирающим гладиатором старой мысли — он любил, когда за него шутили — вроде «надо лишить нашу Родину-мать ее материнских прав» и т. д. — он износился поколенчески, вместе с умами гораздо менее изощренных голов — он нуждался в ликвидации — но они еще оставались в живых — Сисин сбил с ног Рожнова, и тот, опять улетев за диван, застыл — на этот раз как-то совсем по-особенному — потом по-разному толковали эту драку — некоторые полагали, что Жуков помогал Сисину в его справедливой борьбе — Сисин был чудовищно работоспособен — напротив, Жуков стоял, как арбитр, не позволяя никому вмешиваться — вдруг все запричитали — Рожнова убили! — Сисин был очень спокоен — Рожнов был в молодости боксером-любителем — убить его было нелегко — запричитала жуковская блядь Софья — сам Жуков нахмурил брови — Сисин закурил сигарету — ему было приятно убить знакомого человека — ему показалось, что он посадил дерево — откуда ни возьмись, вбежали трое — Римма, ее вечно заспанный муж и дочь Рожнова — десятиклассница сразу побежала к папе — Сисин понимал, что школьница взволнована, полна жизни, неподдельной тоски — это ему понравилось — он стоял посреди комнаты, и остальные обходили его, как тяжелый предмет — пошли, Жуков — сказал Сисин — нечего нам тут делать — он потушил бычок о подошву — позвонила ласковая — называла ласково — Манька! — свидетельница моей жизни — дорого торгующая подробностями — десятиклассница стала плакать — Софья по-лесбиянски обхватила ее и замерла — довольная — мы сели в машину — было по-зимнему холодно — как автора Детей, где, строго говоря, было больше сладости предательства, чем разоблачений, меня волновало пражское предательство Анджея — я поручил Анджею опеку над Воркутой — она уезжала на следующий день — расстались по-братски — Анджей предоставил ночлег у себя в комнате «Хилтона», чтобы ей не платить за номер — кровать оказалась большой, но единой — Анджей вернулся в номер поздно, когда она уже спала — от него несло правительственным коньяком — зимой Сисин ехал на встречу к Анджею — была строга варшавская конспиративная сходка — они обнялись — Анджей был в то время на минуту европейским героем — не понимавшим одного: — прыжок в свободу нужно продлить до самой смерти, до самой земли — никто не станет слушать про тихую Польшу — про этот венский филиал — Анджей просчитался — но остался вкус конспирации — переправка документов через границу — конспиративные встречи с дипломатами — клятвенная борьба с антисемитизмом.

Польский дворовый мальчик подошел к машине и сказал:

— Дайте прикурить!

Я не знал, как поступить. Мальчик был еще маленький. Мальчик наклонился к стеклу машины и сказал:

— За паном следит полиция. Там, наверху, круглосуточно стоит машина.

Сисин уже забыл, как он переволновался — как он боялся, что при переезде границы его накажут — он не забыл подпольного героя — за паном следит полиция — Сисин занимался подрывной деятельностью — у него тогда была моральная основа — она была не артикулирована — как же его безбожная мама, которая всю жизнь легкомысленно посмеивалась над религией, сподобилась? — здесь было не богоборчество, а высшая стадия атеизма: брезгливость — омерзение по отношению к вере — срамной апофеоз — Сисин следил за тем, как Вера Аркадьевна наливает в чашки заварку — мам, мне покрепче, пожалуйста! — еще покрепче! — извечный «Earl grey» — и это безбожное лоно в момент наивысшей негации было засорено Божественной спермой — сегодня Манька ушла навсегда — опять все всколыхнулось — ходил грустный — навсегда — вспомнилось лучшее — но за секунду до того, как она стала выяснять в последний раз отношения, мне самому захотелось сказать: — ну все, хватит — она сидела в машине, постаревшая, подурневшая — Женькин, миленький, я больше не могу — все или ничего — она была, оказывается, трупом после наших встреч, когда я украдкой смотрел на часы, как классический любовник — я уже устал от нее — но она так верно любила меня, что не могла примириться с второстепенной ролью — она хотела жить вместе, родить ребенка — она заплакала — она редко плакала — зараженная мною мелкими насекомыми — она, оказывается, похудела из гордости! — на нее уже не так оглядывались, как раньше — до смешного краток век бабы — она не может больше быть любовницей — ей мама тоже сказала: хватит — пора устраивать свою жизнь — ты посмотри, как я исхудала — юбки падают — просто труп — а я-то думал: блядь, содержанка — вот какие разные точки зрения! — сидя в машине, она поглядывала в боковое зеркальце — ты чего там увидела? — себя — по обыкновению — при расставании — я ее обрадовал: — проверься — ее электрическим током — от кого? — а с женой спишь? — хищно, жадно: — сколько раз? — никогда до этого не спрашивала — я ей неделю не звонил: не хотелось — лень было — подурнела — подарки тянет — деньги — инфантилизм развела — западные девушки поскромнее — не требуют — рады малому — а тут цветы покупай, сигареты, в ресторан води — итого, как блядь на Сан-Дени — Фредерик ходил туда по понедельникам проверить свою уставшую мужественность — взбодрить себя жестким пятнадцатиминутным опытом — почувствовать себя Монтенем — я тебе сосу, и мы делаем любовь — а ты раздеваешься? — нет, я не раздеваюсь за триста — но за четыреста я раздеваюсь — а грудь можно потрогать? — только до сосков не дотрагивайся — я терялся от невозможности влезть ей в душу — залезть в нутро — она была убеждена, что я ее люблю так, как никого не полюблю никогда — но и к себе самому я не мог пробраться — столько завалов — столько хлама — с другой стороны — думал Жуков — как соединить это с отведенной им для себя ролью божества? — много нескладного — почему Сисин должен судить человечество? — Жуков был верным другом — ему передавали разные люди, что Жуков сказал о нем: — мы с ним навсегда — и когда Сисина ругали, Жуков смягчал характеристики — но когда он сам разговаривал с Сисиным, он был строг, как настоящий друг, родившийся на Северном Урале — и тогда Сисин подумал, что ему будет худо, если он провалится — и Жуков его обскачет — Сисин просрет — ему хана — и Жуков его обскачет — значит, самоубийство? — не началось ли оно тогда, когда он лизал жуковский череп и чувствовал себя кенгуру? — Манька его учила: не будь говном, не ходи по посольствам, не ебись с кем попало, пиши — он писал мало — но он писал мало не потому, что болтался и шлялся — нет, поэтому тоже — и все ему говорили: пиши — все девки — как одна — кроме Рыжего Крокодила и Бормотухи — те не говорили — Крокодила все больше начинали волновать секреты власти — культуры ей уже было мало— Бормотухе было недоступно пересказать происшедшее с ней накануне — не получалось у девушки — все к лучшему — заговори она членораздельно, мир покрылся бы сыпью — Манька исчерпала себя — но он знал, что нет — что в последний день — в последнюю минуту — она поймет его лучше — а пока не наступила для него — он останется один — лучше Маньки он никого не найдет — ему эта мера отпущена — пресытился — стану Божьим внуком — мои отношения с судьбой дают мне некоторые основания — конечно, энергии поубавилось — отсосали энергию — струя мочи бьет все слабее — но все равно — реквием по Маньке не удался — что-то магическое исходит от тебя — писала немецкая фарфоровая свинка — я вышла прогуляться в соседнем лесу — еще не настала ночь — было много светлячков — они летали в траве — казалось, звезды спустились на землю — когда я думаю о тебе, мое тело омывается Гольфстримом — когда я уходила от тебя в ту ночь, ты мне улыбнулся, такой молодой и красивый — мое тело тоже омывается Гольфстримом — когда я читаю твое письмо — мне не хватает земного тепла — человеческого солнца — оно погасло для меня — я размазываю говно — бежала с подносом через вечерний сад — бокал разбился — счастливая-пресчастливая — с таким задорным лицом — гутен абенд! [34]— она сделала на десерт дыню с куантро — вышло очень невкусно — Сисин мужественно съел дыню — только в Париже не говори, что ты ел дыню с куантро! — милая! — мне было хорошо с тобой! — держите меня за руки — я обсираю самых близких людей — мне не хватает тепла — родители не дали — так считала Ирма — но детство было счастливым — я помню — спасибо за это тепло — мне не хватает тепла — согрейте меня — я заплачу от благодарности — похлопайте меня по плечу — подбодрите — почему вы меня не любите? — мое тело омывается Гольфстримом — подари мне свои фотографии — думай обо мне — мне ничего больше не надо — мое тело омывается Гольфстримом после твоего письма — спасибо — спасибо — думал Сисин — но я проскочил жизнь — я перерос ее маленькие прелести — покажите мне светлячков — нет сил остановиться, рассмотреть пустяки — по дороге родители потерялись — они хотели доказать, что не зря прожили жизнь — Господи, как они постарели! — вот они стоят — а вот их немногочисленные разбитыедрузья — некому прийти на день рождения — делать вид, что не хочется хлопотать в юбилей — пара поздравительных открыток на видном месте в прихожей — некому вынести гроб — они не так прожили жизнь — не в то верили, не верили в Бога — папа, ты встретил меня на вокзале — вот ты стоишь, совершенно седой и сутулый — со своей оптимистической бородавкой на лбу — с полуоткрытым ртом — ты задыхаешься — ты уже не играешь на бильярде — болит рука — я всегда боялся обыграть тебя в шахматы — в пинг-понг — я никогда этого не сделал — я специально никогда как следует, не научился — кто я такой, чтобы их судить? — но почему они не смотрят в мою сторону? — почему семейные праздники с каждым годом все больше похожи на остопиздевший театр абсурда? — мы никогда не объяснимся — мне нужны светлячки — мои старенькие родители — как они стеснялись — как гордились мною! — дайте мне силы их любить — дайте мне силы их пожалеть — дайте мне сказать им нежные слова перед смертью! — почему я должен только уничтожать? — что за должность такая? — я пошел на Мясницкую к слепцу — научи — объясни — мы с тобой мужики хитрые — но тот уже умер — я не успел — сегодня в минуту расставания я ее снова сильно любил — не дожив нескольких дней до семилетия — не захотела — а ведь ритуальщица — в знак вечной дружбы Рыжий Крокодил обстригла Бормотухе куст пизды — в субботу понаехали милого вида художнички — стали пить — выебли Бормотуху — ее голландскую подружку заодно с ней — некрасивую — Рыжего Крокодила тоже выебли — потом все уехали — пахло окурками — мозг пропитался запахом окурков — ухо заложило — в машине очень холодно — Сисин стал ее заводить — не заводилась — Жуков нервничал — он думал: сейчас выбежит Софья — Софья не выбегала — машина завелась — они выехали и тут же провалились в сугроб — зови Феликса — сказал Сисин — зови! чего сидишь! — Жуков побежал в дом — где будем ночевать? — вышел в пижаме и валенках Феликс — телохранитель ебаный — давай, помогай — Сисин не жалел машину — залез на крышу — стал танцевать — все смотрели, как на придурка — крышу продавишь! — было лето — рядом на даче — в том же поселке — Рожнов пил водку — Сисин напился — Феликс толкал — развевалась пижама — машина ревела — Рожнов лежал мертвый — как же так? — усы у Феликса дрожали — убить человека — воскреснет — заверил Сисин — какое там воскреснет! — усомнился Феликс — не ной — сказал Сисин — толкай! — Жуков тужился — снег летел из-под колес — толкай! — орал Сисин — убийцы — командиры жизни — тужились и толкали — снег летел им в нервные морды — выехал из сугроба — неси сигареты — сказал Сисин — он был как вождь, как учитель — Феликс побежал в дом за сигаретами — ну что, не воскрес еще? — спросил Сисин, затягиваясь — уже разлагается — зашептал Феликс — появились трупные пятна — чего это он так быстро протух? — удивился Сисин — еще и получаса не прошло — может, Софью с собой возьмем? — куда? — в Москву — я в Москву не поеду — сказал Сисин — найдем, где переночевать — где найдем? — найдем — они уехали, не сказав Феликсу ни спасибо, ни до свидания — Феликс трусливо смотрел им вслед — они стали стучаться в дачи — никто не открывал — было шесть утра — было красиво вокруг — фонари догорали — зима — удовлетворенно сказал Сисин и потрогал голову — вдруг вдалеке появился умерший Рожнов с дочерью — они приближались — воскрес! — обрадовался Жуков — будем драться опять — сказал Сисин — Рожнов подскочил — ударил Сисина в лицо — Сисин пропустил удар — Жуков схватил Рожнова за руки — Сисин достал из багажника монтировку — Рожнов схватил Жукова за шапку и, к удивлению Сисина, забросил ее за забор в снег — в детстве Сисина так поступала милиция с мальчишками — хватала за шапки — когда они подглядывали голых баб в бане в переулке — с шайками — в дырки в матовом стекле — одна загрустила, сидя на мыльной лавке — опустила головку — на грязном диване лежали четыре голые бабы — это было сладкое подглядывание — они ходили специально гулять к бане — на прогулку — к бане — Вера Аркадьевна поощряла: дышит воздухом! — выскочил мент — схватил приятеля Сисина за шапку — и тот остался — не побежал — было очень жалко шапки — не побежал — Сисин посмотрел на это и поразился психологической оснащенности милиции — он пригрозил монтировкой — Рожнов ударил Жукова — Жуков хоть и большой, но нескладный — с маленькими аристократическими ручками плебея — он все время поскальзывался — и тогда Рожнов его больно бил — Сисин не ввязывался — дочка смотрела — глядя на Сисина с преувеличенной ненавистью — Сисину надоело — он толкнул Рожнова — ему было противно, что тот сорвал у Жукова шапку — а Жуков сорвал у него — и тоже бросил — они дрались без шапок — Сисин толкнул Рожнова — тот упал — Жуков ударил Рожнова — дочка пронзительно закричала на дорожке — она бросилась на Жукова — Жуков взял ее и выбросил в кювет — как ненужную, непрактичную вещь — она долго там ползала — как будто задумавшись — Рожнов полез к Сисину в машину — двигатель работал — Сисин думал, что Рожнов хочет куда-нибудь уехать — но Рожнов просто хотел испортить машину — он нажал изо всех сил на газ и так держал, пока не запахло резиной — ремень порвался — Сисин выволок Рожнова из машины и стал больно бить его за то, что тот сломал машину — он не видел его лица, но бил по нему очень метко — наконец Рожнов сказал, что он хочет поговорить — зачем ты бьешь своего учителя? — спросил Рожнов — если разобраться, он был не прав — Сисин никогда не держал его за учителя — пахло резиной — Рожнов дал ему некоторую уверенность в том, что в мире бывают умные люди — Рожнова влекло к Богу — он как-то неловко нашел его слишком скоро — не находил, не находил — а тут вдруг взял и перекрестился — а потом опять потерял — см. выше об этом статью — и Жуков тоже туда — женился на Софье — Сисину было грустно: — И. X. оказался бледной копией самого себя — но люди-то кто? — мытари да рыбаки — Сисин сказал: — оживет — и Рожнов ожил, и стал его пиздить — Сисину было скучно с людьми — он нашел женщин как средство от скуки — но надоело побеждать — работать в режиме конвейера — Рожнов сел в машину, и Сисин сказал: зачем сломал? — зачем ты меня убил? — в свою очередь задал вопрос Рожнов — Сисин сказал: — ничего подобного — зачем машину сломал? — Жуков ходил вокруг машины и говорил: мне холодно! я простужусь — я без шапки — враги не обращали на Жукова никакого пристального внимания — Сисин подумал немного и снова ударил Рожнова — но не монтировкой — а просто кулаком — они стали драться в тесной кабинке — непредвиденно громко включилось в машине радио — они с отвращением его выключили — голова Сисина опять стала кровоточить — он замазал кровью весь потолок — обозлившись, он стал бить слабеющего Рожнова изо всех сил — Рожнов взмолился — его дочка выползла из сугроба и смотрела на Жукова — Жуков снова выбросил ее в сугроб на всякий случай — папа, меня бьют! — крикнула школьница — не ври, девочка! — строго сказал ей Жуков — при дочке бить папу было, наверное, нехорошо — но Сисин бил папу — Рожнов наклонился к руке Сисина и укусил — Сисин больше удивился, чем заорал от боли — он не знал, что Рожнов так близок темной стихии блатных — он не знал, что свой первый мандарин девятилетний Рожнов съел с кожурой — Сисин схватил его за волосы — академик все-таки прокусил ему руку — испортил машину — Сисин добил Рожнова и выволок его из машины на снег — Рожнов лежал на снегу — на месте лица у него было месиво — ну, все — сказал Сисин — он посмотрел на прокушенную руку и долго мочился с паром на колесо, не стесняясь старшеклассницы — наконец Рожнов встал и предложил Жукову мир — они оба были со слабыми нервами — а Сисин, дрожавший от возбуждения, был с сильными нервами — у него они были сильнее — Жуков хотел было помириться — Рожнов это увидел — Жуков принадлежал к тем людям, что готовы мириться в самых неподходящих условиях — объятие вышло неловкое — они разговорились — Сисин почувствовал себя преданным, бесчеловечным — он стал прислушиваться к голосам перед сном — они говорили банальности — но иногда по этому каналу связи Сисин угадывал иные миры и инструкции — голоса жаловались и обсуждали подробности жизни — Воркута в наушниках тоже слушала бесполезные разговоры — любовь к боли (любовь на всю жизнь) была заразительна — только раз до того Сисин встречал ярко выраженную любовь к боли — об этом в Детяхэзоповым языком — ну, пожалуйста — Манька полюбила вылизывать кал из сисинской жопы — пожалуйста, не мойся перед свиданием — а та — он хранил о ней милые воспоминания — из Детей— она уже стала старухой — с разросшимся тазом — постепенно Сисин понял, что он не совсем человек — он стал думать: кто я? — они все считали его бесчеловечным — кто был Сисин? — Рожнов удалялся — так было всегда — с Жуковым он почти помирился, несмотря на шапки — слышал? — слышал последнюю шутку Венички? — пукать надо картаво, с еврейским акцентом — Рожнов и Жуков захохотали, наклонившись вперед — сжимая ладони коленями — Сисин знал: с ним такого никогда не случится — ему запрещено так мириться — так обниматься после драки — счастливые — с завистью думал Сисин.

Бреясь утром перед сборами и очень волнуясь — в стране издевательств и унижений Сисин занимал последнее место с края — Сисин порезал себе кожу на адамовом яблоке — он заклеил пластырем рану и поехал на сборы — там все было окутано тайной, как на войне — никто не знал, ни куда едем, ни когда — к вечеру в автобусах их отвезли на Павелецкий вокзал — грузили в плацкартные вагоны — везли ночь — утром на платформе нас встретило золото полковых труб — простоволосые пассажиры оглядывались — на грузовиках поехали по лесам, по полям — остановились у болота — ночами квакали лягушки — объявили военную тревогу — решив, что немцы, местное население ушло в партизаны — ходили военным строем — каждый божий вечер ели треску — вдруг американцы высадились на Луне — ели треску — ходили как в воду опущенные — все просыпались с маленькими опущенными хуями — антистоин! — в киселе — кисель никто не пил, кроме импотентов — Сисин в жару надевал гимнастерку на тренировочный костюм, чтобы не запачкать армией домашнее тело — он не застегивал пуговицы на горле — но белый воротничок неуклюже пришил — все завидовали порезу — наносили удары в сердце немецких городов — разрывали красные сосуды автобанов — семь причин, по которым американцев нельзя считать великой нацией — ну, во-первых, не нация, а эмигрантский сброд — дальше — дальше не помню, товарищ майор — отправили на кухню чистить картошку — в ржавых ваннах оттаивала треска — дух стоял — французы любят красное вино — напившись, у них краснеют щеки, носы, и они становятся очень болтливыми — майор рассказал о том, что вербовать перебежчиков нужно с помощью сентиментальных листовок — Сисин написал рождественскую листовку с призывом переходить к нам в плен — француз, война для тебя закончится — не нужно будет бояться пуль — в те дни, пока ты сидишь в окопах, твою невесту ведут в ресторан штабные парижские крысы — ему представилась любимая Ирма — белые ночи — сдавайся — переходи на нашу сторону, француз! — если бы не Октябрь, Россия была бы самой богатой страной в мире — мечтала Элла Борисовна — тогда бы вы не родились — вмешался Сисин — а это еще не известно — сказала Элла Борисовна с вызовом — мои родители не были случайным семейством! — Марк Шагал в личной жизни был мелочным человеком — мимоходом поделилась она воспоминанием — майор объяснил, что нельзя близко подходить к передатчику — можно от резкости голоса обосраться — они залегли на противоположном берегу озера — они должны были записать текст листовок — ничего не было слышно, кроме хрипов — Сисин лежал в траве и кусал травинку — в армию он взял сценарии Бергмана — он хотел выбить армию скандинавской культурой — ночью ушли в самоволку — ползли к бабке за водкой — как увидели машину с офицерами, бросились в канаву — молодая жизнь была полна ярких красок — пролежали в канаве час — оказалось: — шлагбаум — сделали марш-бросок — в лесу насобирали большое количество грибов — варили в ведрах — ели — не отравились — Сисин нес огнемет — он рассказал всем, что у него прошел порез, но он снова наклеил на здоровое горло пластырь — лейтенантики были провинциалами — боялись московских студентов — однако старшие офицеры были суками — их выстроили перед столовой — курсант Сисин, три шага вперед! — Сисин вышел — перед ним стоял полковник-командир — это что у вас? — спросил Рубинский, указуя на пластырь — рана — сказал Сисин — иначе говоря, порез — однажды их подняли по тревоге — Сисин спал на втором этаже нар — под ним спал тихоня-педераст — в университете он получал хорошие отметки — Сисин со священным ужасом смотрел на спящего деревенского педераста — педераст — надо же — Красиков знал службу — их сгубил юмор — от меня до следующего столба шагом марш! — капитан обиделся — стенгазету запретили — все ушли маршировать — казарма приобрела домашний вид — громко квакали лягушки — Сисин писал Ирме сентиментальные письма — называл ее ласковыми словами — Красиков предложил выпить — закусить «Аленкой» — буфетчица, поколебавшись, налила по стакану — было девять часов утра — преодолевая отвращение, Сисин выпил — их в окно заметил сержант — он подмигнул — завидуя — порез, товарищ полковник! — Рубинский был начальником сборов — Сисин был тогда еще не Бог — он был солдат — курсант — солдатик, пропусти — нельзя — сказал Сисин — стреляют — по тревоге все быстро оделись — выстрои лись — капитан спал под деревянным крыльцом казармы — разошлись — пошли спать — снимите пластырь — приказал полковник — не могу — сказал Сисин — там рана — мне больно — отправляйтесь в санчасть — приказал полковник — без справки не возвращайтесь — Сисин, горестный, отправился в санчасть — он боялся, что его отдадут под трибунал и расстреляют — в санчасти никого не было — Сисин сидел на крыльце и курил — пришел лекарь — что у тебя? — понос? — Сисин боялся военных лекарей — они заставляли приседать голыми — разденьтесь до пояса — он разделся — врач послушал сердце — снимите трусы! — нагнитесь! — раздвиньте ягодицы! — Сисин умирал от сладости унижения — он всю жизнь мстил армии — раздвигая жопы, как кусты — его волновала беспомощность ануса — на диване на Сретенке сплелись четыре девки — у всех на грязных ногах синяки — в черных плавках Нюшка была лесбийским атаманом — она их по очереди переебла двумя пальцами — она ебла их, как будто стреляла из пулемета «максим» — Сисин сидел и смотрел, подперев кулаком щеку — девки перепились — Тома бегала за водкой — у нее из майки ненароком выскочили грудь и крест — Нюшка схватила ее за шею голыми ногами, как клещами — наверху красовалась черная Нюшкина пизда — Нюшка нажралась крутых колес — запила водкой — ей бы проблеваться, а она водкой — верная Бормотуха — она постоянно по-мелкому обворовывала Сисина, но тот ничего, не издал ни звука — она переметнулась к девкам — призналась Сисину в любви — найди мне мужа — девки проснулись в обнимку с медленно остывающей Нюшкой — визгу было! — врачи не ехали — надели ей черные плавки из вежливости — перед милицией — двадцать два года — жара — почернела — запахла резко — из нее потекло на диван — и на Ти-и-ихом океане (взявшись за руки, вполголоса пели девки) свой закончили па-аход — диван провонял — хозяйка Бормотухи подняла крик — покупайте новый диван — вы чего, откуда у нас деньги? — Сисин с удивлением поправил на себе маечку — изо рта у него свисал нательный крест на цепочке — ну, ты срезал ее по низам! — одобрила его Тома — Сисин выплюнул, как свисток, слюнявый крест — он сидел и смотрел, подперев кулаком щеку — расскажи еще — требовала Манька — она много пила, и вместе с ней на диване засыпали разные мужчины — Сисин был этим огорчен — он боялся, что ее нельзя брать замуж — родственница — он боялся, что после замужества из Маньки выползет таракан — сама расскажи — тебе будет неприятно — расскажи — Манька рассказала, что пока они не виделись семь месяцев, она трахнулась с двумя — у одного был ленивый хуй-губошлеп — у другого, напротив, буравчик— но тебе ведь это неприятно? — Сисин не знал, что ответить — расскажи — она кончала под эти сказки — но потом пользовалась информацией, чтобы лучше понимать Сисина — Сисин не понимал сам себя — понос? — нет, порез — покажи — Сисин показал на адамово яблоко — полковник требует справку, что там порез — военврач смотрел на Сисина — покажи — Сисин сорвал пластырь — тяжелый случай — серьезно сказал врач — есть еще пластырь? — есть — сказал Сисин — лепи! — Сисин наклеил — врач выписал справку — Сисин сказал: — за мной пол-литра — врач покачал головой — откуда такая доброта? — думал Сисин — он не знал, что все, включая доброту, заранее предусмотрено — или не все? — Сисин явился к полковнику со справкой и новым пластырем — полковник посмотрел справку и в бешенстве бросил ее на стол — они были с глазу на глаз — слушай — сказал Сисину полковник Рубинский — поверь мне: только через мой труп ты сдашь экзамен — труп — Сисин хотел упасть на колени — он хотел во что бы то ни стало сдать экзамен — иначе жизнь будет пустой и серой — товарищ полковник! — Рубинский был похож на александровских генералов — только без бакенбардов — вон! — крикнул полковник — закрыть дверь с той стороны! — Сисин молча вышел — чуть не плача — Рубинский на ветер слов не бросал — в тамбуре били стукачей и предателей — поезд шел обратно в Москву — Сисин был приговорен — все знали, что Сисин не сдаст — мало кто его жалел — через неделю госэкзамен — были ли у Сисина друзья? — он решил все вызубрить и сдать — но он не учил военное дело три года и ничего не знал — он знал только, что армия — это говно — но это было не очень серьезное знание — воспоминания в обратном порядке пронеслись в сисинской голове — когда Жуков достал пистолет — не стреляй, сказал Сисин — я пошутил — Жуков медлил — я слишком поверил тебе — сказал Жуков — Сисин вошел на военную кафедру — он показал дежурному красный картонный пропуск с золотой звездой — коридор был в багрянце и золоте музейной славы — мировой бестселлер: «калашников» в разрезе — боевые, пробитые вражеской пулей потемневшие плюшевые знамена — однофамилец Жукова во всю стену с биноклем на фоне надолбов, «катюш» и салюта — маршал Конев с лицом-колобком на героической переправе через Вислу — они умели крупно побеждать — устав караульной службы в картинках — Сисин невольно залюбовался — лишь один полковник Рубинский портил всю эту красоту — как будто разжалованный, лишенный погон, висел он в своей черной рамке — и даже ордена не спасали его от бесчестия — от чего он умер? — обернулся Сисин к дежурному — а хрен его знает! — откликнулся дежурный без всякого воинского сочувствия.

Преступление против человечества

Как же ты его? — прошептал Жуков — отставив от себя подальше банку датского пива — в знак особого неудовольствия — Сисин молчал — водил пальцем по дачной клеенке — в окне падал снег — агент незаметно сунул ему записку — читайте — что это? — читайте — вербует — решил Сисин — не буду читать — ну, прочтите — взмолился Валентин — Сисин развернул скомканную бумажку: — испытавши все возможное, даже горечь коллективного устройства, передовое человечество должно будет неизбежно впасть в глубочайшее разочарование — убогое воображение плодит дьяволиаду — недовольно заметил Сисин — почему ты их — Жуков поправился — почему ты нас всех так сильно не любишь? — не в этом дело — сказал Сисин — как же ты насуничтожишь? — Жуков снова приблизился к банке — милый Аполлон, не в этом дело — я люблю Божественный проект — надо стереть все эти надписи с доски — начать заново — никто не пропадет — все будут размещены — Жуков наморщил лоб — как? куда размещены? что ты несешь! — неважно — во всяком случае, не в газовую камеру — нужно предотвратить эту энтропию — зачем попусту терять столько энергии? — ты жесток, Сисин — жесток и необычен — нет, Аполлон — просто пора начать все заново — как в сказке — может быть, с третьего раза получится — и потом, все правильно — все ритуально — подходит круглая дата — пора перемен — послушай, если ты не врешь и не сумасшедший и все это правда, ты понимаешь, на что ты идешь? — что мы тебе сделали? — Сисин молчал — по сравнению с тобой все исторические злодеи, начиная с Герострата, покажутся мальчиками — Сисин задумался — мы помогли вам: подбросили пленочку — халатик сдергиваем — хуйчик показываем — циник вы наш незабвенный! — Сисин сел на кровати — так это вы, сволочи! — вскричал Сисин — замахнулся подушкой — ай-ай, вот уже и сволочи! — какие красивые утки, вы не находите? — нахожу — куртуазно сказала Маня — вам не кажется, что пища, которую мы ели в индийском ресторане, была несколько эзотерична? — пожалуй — но после всего того, что накопило человечество! — юманитэ! — захохотали в телефон — умора! — так что же оно накопило? — ну, я не знаю — смутился Сисин — Шекспира, Толстого, Канта, Микеланджело — кого называют в подобных случаях? — браво! браво! — умора! — Жуков! ты понимаешь, чего они захотели? — Жуков вспомнил, как они с Ирмой освобождали Сисина из лечебницы, куда он был доставлен за безумную рукопись ВП— а религиозные навыки! — все религии мирa! — полеты, наконец, в космос! — это вызвало очередной приступ радостного визга и ликования — ценим! любим! — вы написали неслабую книжку, но мелковато, конечно, поверхностно — сворачиваем скатерть-самобранку — значит, поедем в Америку? или в Африку? — к арабам не желаете? — арабы очень поучительны — чем? — у них глазки живые, выразительные — как на эмали! — отстаньте вы со своими арабами! — да мы вообще только так, совещательный голос — а смерть полковника? — единственный случай! — но был же! был! — мы связаны кровью, товарищ — понимаешь, я стал думать — простые вещи — попал в лапы этих, нижних — влип, как Фауст или не знаю кто еще — но, ты понимаешь, мне показалось, там было такое разочарование — этот самый, как его? смех сквозь слезы — это как раз меня и насторожило — а любовь? — так ты имел все варианты! — и это всё? — ни хуя себе — задумчиво пробормотал Сисин — я какой-то лжене знаю кто — мы тебе самых лучших, а ты нос кривил! — отборных! выставочных! — эксклюзивных — мууууууууу!!! — пора закрывать занавес — Папашка ваш устарел — они склоняли меня занять его место — чтобы я выступил на сей раз не с чудесами и спасением — а со спуском пожарного занавеса — а Крокодил с Бормотухой с утра, выпив джина с тоником: — уничтожать — это уже не модно! — не модно? а что теперь модно? — Рыжий Крокодил подняла меня на смех — фи, кролик!

Мимоза — сюда Сисин приезжал со своей Сарой — она была лихая — он был влюблен — потом она мучилась нервами и сходила с ума — принялась нюхать кокаин — мы вместе нюхали — когда милиция приехала, они сказали: ну, и где труп? — с подозрением — я сказал: поднимитесь наверх — там они долго топали сапогами — потом спустились — один остался со мной — с пушкой наперевес — ну, и где труп? — наверху — где? — нет — значит, воскрес — странно только — не дожидаясь третьего дня — я не силен в христологии — третий ли день? — Сисин тоже не был силен — когда его назначили сыном-внуком — называйте как хотите — он сказал: назначили бы лучше какого-нибудь попа — что я знаю о Папе? — Папе! — Сисин заразительно захохотал — придется почитать — по истории православия — как вы сквозь грязь и драки лепили его образ — все это не смешно — все это говорит о значительной степени деградации — назначить кого! — Сисина!!! — я поверил — они говорят: поехали с нами — невежливо — по дороге мне в голову пришла незатейливая мысль: если они не нашли, то зачем мне брать на себя — если он воскрес — то — мстил ли его Отец тем, кто приколачивал его к кресту? — где они, простые труженики Голгофы? — я тоже — ну, если по совести — если у них такаясемейная традиция — я от близости к ним имею право на богохульство — на самом деле мне страшно до липкого пота — пишу и боюсь — даже креститься боюсь! — на самом деле я закопал его в саду — у меня были подготовлены виза и паспорт — я ехал во Францию — господа судьи! — Сисин написал книгу, которая без преувеличения обошла земной шар — не хочу заниматься ее рекламой — и так, куда ни плюнь — везде Сисин — на родине его ругают — он едет на Запад — и быстро его покоряет — ты знаешь, Жуков, доверительно сообщает он мне, я покорил Запад — но это не моя заслуга — я небесный шпион — с подложным паспортом — посильней ватиканского — между сном и явью мне стали являться голоса, как будто по телефону — я стал прислушиваться к разговорам с явным ущербом для здоровья — он хмыкнул — я думал, от него отвернутся женщины, поскольку он написал книгу, где выставил их как? — неважно — но они продолжали вешаться ему на шею — по этим телефонным разговорам он понял, что может настраиваться на что-то нематериальное — хотя потом он говорил, что слышал это не всегда — милиция отвезла меня в милицию — я там сделал вид, что мне все примерещилось — они хотели отдать меня на экспертизу, но вместо этого только дали под жопу ногой и выставили за дверь — успокойся, Сисин, я знаю, что я не такой талантливый, как ты — однако благодаря убийству тебя я стану гениальным мастером слова — во всяком случае после того как я выстрелил в Сисина и бросил пистолет — заранее приготовленный — я купил его у армянина за немалые (для меня) деньги — Сисин пропал — он был — был на даче — а тут пропал — был — пропал — даже если я несколько спятил в результате его рассказов — он сеял безумие вокруг себя — Сисин был — он был моим другом — мы вместе прожили полтора года — он меня трахнул и даже отчасти женил — пригласил на девичник — сказал: я переебся — хочешь, поделюсь? — я думал: бляди — приезжаю: интеллектуалки — о Блоке ведут разговор — Сисин сидит между ними, как Калигула — никогда не прощу — мы улеглись вчетвером — потрахались — потом я на диванчик — Сисин говорит: иди на диванчик — тут тесно — я пошел — лежат девки — о Блоке говорят — в пиздах и в жопах друг у друга ковыряют — мир полон соответствий — страшное дело — иди — говорит — на диванчик — тут тесно — он еще издевался — что я туго кончаю — он говорит — Мармеладовна — так он звал Соню — помассируй ему яйца немножко, а то он у нас до утра не кончит — я говорю: — зачем ты так говоришь? — Сисин говорит — ну, кончил? — иди на диванчик — и я пошел — лежу — вдруг она встает — и приходит — можно к тебе? — я подозрительный: тут тесно — в тесноте не в обиде — он тебя, что ли, подослал? — нет, сама — я помню, как Соня встала и пришла — и уже больше никогда назад, и все правильно — но у него зарубина в мозгу.

Бархатные глаза — именно бархатные — я люблю эти глаза — Манька пьет, как лошадь — литр водки за вечер — ее мама из княжеского рода — у них на Кавказе все князья — развал очарования — планы — у нее зрачки всегда в тени — солнце не проникает сквозь густые ресницы — ты меня любишь? — да — очень-очень? — очень-очень — очень-очень-очень? — очень-очень-очень — нет, правда? — правда — правда-правда? — правда-правда — правда-правда-правда? — правда-правда-правда! — а я какая? — я знал, что она имеет в виду, но обязательно спрашивал: в каком смысле? — ну, я уникальный? — она любила говорить о себе в мужском роде: я проснулся — я пописал — Сисин смеялся: — Манька, скажи: я потрахался— отстань! — обижалась — Сисин заверил: уникальный! — развей! — Сисин покорно развивал — он знал, что главное: поприторнее, посиропнее — а кого ты любишь больше меня из женщин? — никого — значит, ты любишь меня больше всех на свете? — больше всех на свете — я люблю ебаться — призналась Манька, развалившись под странным углом на кровати — на плохом английском она говорила сыро и конфузливо — она была уродом изоляционизма — узнала о смерти бывшего мужа Аркашки — приехала — напилась — сначала рассказала об Аркашке — любителе жизни — она хотела рассказать прочувствованно — как он в теннис играл и любил жрать шашлык — но вышло бледно — неубедительно — потом она рассказала, как ходила с Гулей и ее сирийцем в казино — Сисин взял и стал читать сценарий — я тебе мешаю? — мне надо ехать — она сидела пьяная на полу — а если бы гости приехали? а ты на полу, пьяная! — какие гости? — и, в самом деле, какие? — если несчастье, умер бывший муж — которому я однажды — раз в жизни разговаривал по телефону — с какой-то особенно резкой еврейской фамилией — я встал и уехал к Бормотухе — в конце концов, гений — это терпение — сказал: к американцам — когда вернулся, спала — проснувшись, принялась допивать водку — ну, давай, наливай! — плесни! — тянула рюмку — послу плеснул в морду вином — больше не приглашали — кончился светский период — Ирма обоссанность себе никогда не позволяла — ни запаха от нее, ни-ни-ни — а эта еще до замужества, до всего, напозволяла себе — до какого свинства она дойдет — пользуясь извинительными обстоятельствами — между ног на джинсах большое пятно — расплывалось — ты посмотри, сказал Сисин — она зажала ноги — я не брезглив, но, знаешь ли — она положила ногу на ногу и всхлипнула — Аркаша умер — снова всхлипнула — выдернула из джинсов мятый платочек — огромное варево черных окровавленных волос на лобке — пиздячье спагетти — обожаю — я встретил якутку Клару — якутка сказала: еще нужно разобраться, кому нужны спектакли хунт и путча — я приеду к тебе на родину внедряться в шаманов — говорил Сисин — якутка звонила и говорила: здравствуй — так твердо говорила, со значением — как у тебя дела? — Сисин брал на себя все остальные тяготы разговора — он ежился от мысли, что у якутки есть душа и своя психология — Манька натянула трусы — ты бы хоть побрилась как-нибудь — думал он, подозревая себя в расизме — надо гнать всех арабов вон с Лазурного берега — но она никогда не побрилась — якутка, напротив, была совсем бритая — строгая — в рот не брала — демонстративно отворачивала свою якутскую голову — надо же! — и во все стороны лезут волосы из-под трусов — во все стороны — Манька опасалась: начнет брить, волосы отрастут до колен — у нее, видимо, были на этот счет опасения — якутка вошла в спальню в лучезарной комбинации, с презервативом в зажатой ладошке — черноусая Манька.

Люблю свои усы — а еще чего ты любишь? — подвыпив, он сказал: ты должна будешь сильно измениться — его раздражала эта смесь инфантильности и претензий — нет, из всякой бабы, конечно, лезет инфантильность — даже Сара играла в девочку-козочку — но все-таки не до такой же степени! — сильно измениться! — стать взрослой, энергичной, самостоятельной, деятельной, наконец — не валяться вот так на диване — она сказала потом: ты показал зубы — боюсь, она не точно поняла — вот именно, боюсь — я ее целиком придумал — мудак — а если ты царь? — живи один — к кому поедет она напиваться, когда подохнет — по определению Ирмы — Сисин? — уже почти беременность — пьет только пиво — три литра выпила — открой банку, я не умею — не умела открывать банки с пивом — наутро хлынуло! — она не скрывала тяжелого разочарования — выйдя из ванной с осунувшейся мордой — попереживав, она предложила мерить температуру каждый день — когда поднимется в попе до 37° — трахаться немедленно — по три раза в сутки — по утрам лежала с градусником в попe — градусник, лежа на туалетном столике, странно пахнул — недостаточная, недоброкачественная любовь — я, наверное, любовный тихоход — и при этом ты называешь себя внуком? — она считала себя неотразимой, а была все-таки отразимой — в ней не хватает самоиронии — чего захотел! — да, но менять — но у тебя же дно — да, дно — и? — Манька сказала с такой неуверенной уверенностью: супов из пакетиков больше не будет — зато будет суп-харчо — в профиль усы торчали щетиной — убеждавшая меня, что не будет никогда стариться, она к тридцати уже подурнела — нежелание ничего менять — она могла победить? — наверно, могла — и ты бы с ней жил? — хрен знает! — Сисин потер лоб — я зацепился за гнилой хвост приволжскойЕвропы — она обещала увести меня от варварства — я остался с этим хвостом — его можно использовать, как веник, для уборки квартиры — но в нем нет щедрости понимания и широты — в хвосте.

В липком Нью-Йорке они с Воркутой поссорились — литературно-художественная пара — высокие друзья Кевина Росса — до которых тот едва дотягивался — вставая на цыпочки — обреченный на пожизненное профессорство — абстракционизм, теннис, зачатки феминизма, журнальный блат, французский язык, тосканские каникулы, очки для чтения, склонность к вегетарианству, подавленная нервозность — коннектикутский синдром — позвали его на ужин в чужой дом — как экзотику — он захотел было взять Воркуту с собой — ему дали понять, что не надо — он не захотел этого понимать — стал настаивать — вы с ума сошли — вы знаете, к кому мы идем? — Сисин понятия не имел — Сисин оставил Воркуту у Берманов — та надулась — они только что приехали из Флориды — она слишком рисковала ради него своим будущим — Кевин предупредил, что слухи разрастаются — ты что, уже перееб пол-Америки? — Берман в присутствии Воркуты продолжал учить Сисина, как жить — Сисин думал: — мудак! — учит Бога! — но ничего не сказал — ну, я пошел — Воркута со слезами на глазах уставилась в Чехова — я скоро приду — он понял, что богам удобно быть скромными — он сильно поскромнел, входя в положение — нужно бережнее относиться к семье — горбоносенькая написала длинное письмо — I… you [35]— скулила она — согласно твоему желанию и настроению, поставь вместо точек: a) love, b) like, с) wish, d) want, e) miss [36]— Сисин не знал, что ставить — он порвал письмо на всякий случай, не перечитывая — сидела в холле гостиницы «Кавур» в зеленом платье и зеленых тапках — едем! — брат дал ключи от квартиры — у брата смотрю: сиськи стали больше — выросли — сама здоровее и краше — русских немало книг — одно и то же — раннее замужество — раннее разочарование — и тут появляется неотразимый Сисин — с руками, как у микеланджеловского Давида — ты совершенен — беллиссимо! [37]— а ей уже тридцать — не забудь надеть галстук — на Исте, в районе 70-х улиц — он позвонил в дверь — открыла негритянка в белом переднике — на стенах мондрианы-малевичи — стремительно вышел человек с лицом, сильно тронутым дегенератством — поволок пить аперитив — в Нью-Йорке о нем много сплетничали, рассказывали разное — в основном завидовали и не любили — они познакомились — Америка принимает по первому классу — Америка опускаетне сразу — в среде коннектикутских интеллектуалов Сисин сдал вступительные экзамены — за дружеским ужином он выдержал перекрестный допрос — вопросы сыпались ему на голову — вдруг, через четверть часа, все прекратилось — заговорили о другом — он прошел— а этот ваш Жуков — сказала литературно-художественная пара — мы виделись с ним в Москве на коктейле — он похож на приказчика в галантерейной лавке — n’est-pas? [38]— Сисин уклончиво пожал плечом — во всяком случае шейные платки не очень идут к его шее — заметил он — к столу — к столу — вокруг строго встали радушные черные слуги — ели нежирное, тихое, нежное — Сисина рвали на куски, как экзотику — он едва дотронулся до закуски — ухватил артишок — тарелку забрали на вопросе о глобальной роли русской армии — рыбное филе он только раскрошил — рассказывая о музее Сталина имени Ленина в Гори — наконец, хозяйка взмолилась — оставьте его в покое — пусть ест — смеялись — в салон подали кофе — голодный Сисин жадно ел соленые орешки — свинячась — я вам кое-что покажу — сказал Фил — они вдвоем прошли в библиотеку — этот человек держит в своих руках большинство газет и журналов — встает в 4.30 — манипулирует сознанием — безжалостен к подчиненным — выгоняет без предупреждения — неумолим — ты ошибаешься насчет американской демократии — все схвачено — все напоказ — Берман гордился знанием элитной жизни — он знает, о чем говорит — он ловил лососину на Аляске, на Русской речке, с владельцами жизни, которые меняют собственные самолеты каждый год — Сисин покорно слушал — Фил провел его в свою библиотеку — бесчисленные застекленные шкафы из тиса были заставлены собраниями сочинений, а также разрозненными томами, томиками, альбомами, мягкими переплетами, листовками, грошовыми брошюрами — тут был собран Сталин на всевозможных языках земного шара — я собрал все, что мог — сказал Фил — специально инкогнитоездил в прошлом году в Ханой — но вот в Гори я еще не был — посреди большой комнаты на бархатной тумбе стоял гранитный макет мавзолея на Красной площади — на его фронтоне значилось только: СТАЛИН — ну, конечно, сказал Сисин, любуясь мавзолеем, двух солнц на небе не бывает! — как вы относитесь к нему? — Сисин помолчал и вдруг вскинул палец вверх, улыбаясь — он мог победить! — мог? — обрадованно переспросил Фил — ясное дело, продолжал улыбаться Сисин, но ему не хватило стойкости — дрогнул — не дотянул — бороться за мировое торжество кока-колы Евгений Романович не собирался — Сисин понимал, что свобода — это роскошь — что политеизм — тоже роскошь — что захочется приползти к личному иконному Богу — он сдержанно относился к философскому жеребячеству — он боялся, что пропах своим временем — Сисин боялся метафор — Сталин, конечно, главный герой нашего времени — Сисин поднял бокал — за уничтожение всех врагов до конца, их самих, их рода! — мы, наверное, и Стасову арестуем — сволочь оказалась — дорогая мама! — здравствуйте! — живите десять тысяч лет — ведь я могу учиться, читать, следить каждый день, почему вы этого не можете делать? — не любите учиться, самодовольно живете себе — растрачиваете наследство Ленина — но я вам покажу, если выйду из терпения — Сисин захлебнулся от выпуклости сталинской мысли — вместе с Филом они выплыли за маяки — вы прекрасно знаете, как я это могу — так ударю по толстякам, что все затрещит — в глазах Ворошилова показались слезы — в глубине души Сисин понимал, что Сталин чуть-чуть простоват — можно было бы развлекаться лучше — эстетически недоразвит — его кайф был мутным, не чистым, не истинным наслаждением — в его сознании битое стекло — но, выбирая претендента на звание человека века, следовало все-таки выдвинуть его — другого не было — don’t drink too much [39]— don’t fuck too much [40]— он снова посмотрел на полки со Сталиным — не выдержало человечество мечты о великом братстве — осрамилось — ну и ползи назад, ползи, сволочь — там будет сытно, там будет тебе по размеру — возвращение России в рамки цивилизации — подлинная драма — не спеша развел руками Фил — если Россия не войдет в цивилизацию — будет плохо для нее и других — кровь — дикость — нехорошо — но если она войдет, будет чудовищно! — будущего не будет! — все правильно — подтвердил с удивлением Сисин — откуда вы знаете? — я хотел найти достойную страну — а нашел — тоска, блядь — не русское это дело: жить в Америке — зато есть такой час, когда Говяжья Вырезка становится красивой — лучший момент Манхэттена — предланчевая пора — предланчевый парад клерков, с чувством выполненного долга идущих перекусить — этот парад — под фейерверк дразнящих аппетит запахов — куда убедительней общегородского разношерстного парада на Лейбор дэй — еще мгновение, и все эти загорелые «белые воротнички» затянут общую песню — но, очень похожие друг на друга, они считают себя слишком разными, чтобы составить хор — песня не получается — Фил смотрел на него неотрывно — да — подтвердил Сисин — единственно правоедело — но сорвалось — Фил закивал-закивал и сказал совсем по-американски: — а как нужно было? — Сталин был последний шанс — ответил Сисин — из салона их звали к общему разговору — сейчас-сейчас! — послушайте — сказал Фил — я могу поцеловать вашу руку? — Сисин мягко в ответ: — кто убил полковника Рубинского? — не я! не я! — обрадовался Фил — перестаньте паясничать! — поморщился Сисин — почему с Воркутой я должен ходить ебаться в ядовитых кустах, где комары жалят меня в зад? — ну, значит, такой порядок — снова развел Фил руками — он взял Сисина за локоть — зачем вы медлите? — я изучаю нравы — сказал Сисин — ну и как? — вкрадчиво спросил Фил — за столом вы бранили Америку — резиновый народ — сказали вы — приятно слышать — я рад вашему разочарованию — значит, вы способствуете полному разложению? — я делаю все, что в моих скромных силах! — просиял Фил — чему вы их учите? — ничему! — ликовал Фил — я кормлю их отборнейшейпадалью! — он захохотал — я встаю до восхода солнца, как повар — иду к котлам — бросаю в них дохлых кошек, с гниющими потрохами, с волосами — я строго слежу за ИХНЕЙ диетой — мне это знакомо, насчет кошек — улыбнулся Сисин — значит, мой советский столяр-рогоносец— кто? — ну, с оптимистической бородавкой! — был прав в своей зоологической ненависти к этойстране? — разумеется, полный bien sûr! [41]— Фила уже переполнило счастье — я сверял мой маршрут по кремлевским звездам — он перешел на шепот, хотя в комнате никого больше не было — я безжалостно гоню с работы людей, которые мне мешают — наммешают — я уверенно веду поезд к крушению — словом, я ваш — ваш — ваш — значит, всех уничтожить? — сами знаете — сказал Фил и поклонился, почти как японец — слушайте, сказал Сисин, я вас прошу, не превращайтесь на глазах в комикс — потерпите — побольше человечности — поменьше фанеры — я знал, что вы в Америке — признался Фил — я не спешил с вами встретиться, боялся, что после России вы будете поначалу, по-эмигрантски, приятно обрадованы — я не хочу уничтожать юманитэ— сказал Сисин, мерзко произнося французское слово — да? pourquoi? [42]— удивился Фил — кстати, тут никто не знает французского — я знаю: ордюр [43]— гордо сказал Фил — нет-нет, даже и не сомневайтесь! — спросите меня — вот как раз вас я бы и не стал спрашивать — с отвращением сказал Сисин — Фил захохотал — чем больше я в Америке, тем здесь мне хуже — пожаловался Сисин — иду по лестнице, ведущей вниз — ё? — совсем робко попробовал Фил — ё? — ё! — ёёёёё! — Сисин посмотрел на него — отставить! — вы даже со мной ведете себя развязно — сказал Сисин — ну, и народец! — верно! верно! — Папашу приспособили для своих целей — но у Папаши бесконечное терпение — остается удивляться — а вы уверены? — спросил Фил — нет — сказал Сисин — жена Фила вошла в библиотеку — вы что тут? как вам мавзолей? — Сисин ей улыбнулся — замечательный мавзолей — Щусев был бы счастлив — что касается меня, то я обожаю Шехтеля — с выражением сказала жена, расширив глаза — сейчас мы придем, бижу! [44]— сказал Фил — жена вышла — она у меня искусствовед! — сообщил он — как приятно, когда мужья гордятся своими немолодыми бижу! — промолвил Сисин — Фил бросился на колени и поцеловал Сисину руку — дегенерат! — обозлился Сисин — вы чего от меня хотите? — выжить? — не надейтесь — вы не лучше других — ничего — я совсем бескорыстно — я слышал, что вы остаетесь еще на какое-то время в Америке — хотите устроиться на работу? — давайте — заговорщицки — травить их вместе! — это таквесело! — Сисин молчал — я преподавал в колледже — я ничего не хочу — слушайте — сказал Фил — вы все еще сомневаетесь — но послушайте, что я вам скажу — вот телефон — он стал писать — я позвоню, предупрежу — вы поезжайте, не пожалеете — куда? — на Гавайи! — мечтаю с детства — сказал Сисин — вы знаете, в окне, на площади Маяковского, долгое время висел американский авиационный призыв посетить голубые Гавайи — Сисин вдруг увидел себя у плаката и пожалел, что вырос и переродился — позвоните — ничему не удивляйтесь — Сисин взял в руки карточку с телефоном — что за человек? — наш человек — ваш? — переспросил Сисин — не мой, а наш человек — наш? — наш! — там все станет ясно — что вы хотите: Полинейзия! — Сисин пожал плечами: до чего вы развязный! — вас я уничтожу первым — и будете правы! — обрадовался Фил — я такое ничтожество — что деньги! — что власть! — я съезжу — посмотрю — я его предупрежу — еще один маленький поцелуй.

Русская литература не справилась с иностранной темой — пошли в Люксембургский сад — пошли-пошли— или на кладбище — фотографироваться — слишком высоко залетела помойщица Манька — закурил еще одну (перестать курить) — все прокурено — прищурился — глотнул виски — она боролась с Западом — она не любила виски — он много курил — она еще больше курила — Воркута сунула в рот талон на выезд со стоянки аэропорта — везите ее осторожно, сказал он московскому таксисту, она из Чикаго — я бы хотел, чтобы она справилась с иностранной темой — ради смеха — чтобы на вокзале в Ницце, на дальней, четвертой платформе, где останавливаются TGV, презирая рамки русского романа, мы с Сарой выкурили марихуану, отойдя подальше от пассажиров — мы в ожидании четырнадцатого вагона, который не прицепляют в Болье-сюр-мер по непонятной причине — не хотелось в Париж — я культивирую редкие желания — Россия — все-таки капитал, его просто так не надо транжирить — не говорить днями на родном языке — жить на вилле американских миллионеров — Сара на компьютере пишет репортаж об очередной трагедии джунглей — трясет своими светлыми волосами — поехали в Ниццу на рынок? — за розовыми креветками! — она поднимает голову: люби Россию! — ладно! — обещает Сисин — море шумит мне в ухо — я стал предметом зависти французского туристического быдла— мне смешно, как обижаются люди, как они стараются быть корректными — мне нравится выворачивать их наизнанку — на аэродроме в Руасси разыграть сцену прощания — видеть, как от боли глупеет Сарино лицо — я мщу за мой несчастный народ — эмигранты не опишут, прижали уши от благодарности — так и помрут, не описав, в борьбе за кредитную карточку — владеть — мять — тискать — мне нравится, как они медлят и соображают, прежде чем отдаться — наконец, я нашел себе наперсницу — рано утром в бывшем Ленинграде мы сдали ее маму в раковый корпус — ну вот, теперь можно спокойно выпить — сказала Крокодил, выходя из больницы — почему всем нашим(сказала она с обидой) французское консульство прислало приглашения на прием 14 июля, а мне не прислало? — ты тщеславная сука! — обрадовался я — продайся до жопы за большие деньги — опиши в книжке свою жизнь — на хорошуюкнижку у меня не хватит таланта — сказала она со слезами на глазах — на конференции она произвела впечатление крайне самоуверенной особы — Крокодил со словами «мне кажется» стала трахать знаменитостей, чтобы понять гениальность изнутри — все сведения о гениальности она затем свозила ко мне — мы обсуждали достоинства каждого — покуда не надоело — в Праге смешалось все — какая, к черту, мужская дружба? — я, правда, не спросил, насколько лез, не хотелось вмешиваться — но знал, что Анджей лез крупно, под ночную рубашку, пачкаясь секретом — иначе Воркута не пожаловалась бы в письме — интересно все-таки, до какого предела — а такая подпольная дружба — договорились о статье против русских черносотенцев — бывший подпольный козел — конечно, при несвободе всегда приятнее — когда кончился коммунизм, все радовались, а я быстро догадался: — мир ослаб, как бельевая веревка — Валентин оказался прав — но что делать? — не поворачивать же историю вспять? — в спальне повис несмачный запах переволновавшейся женщины — между нами нет менструации — я тебя куплю со всеми твоими потрохами — дай кусочек курочки — почему ты не дал мне курочки? — они бы догадались о характере наших отношений — я себя чувствую с тобой пятиклассницей — прошептала Зина Спиридонова — я готова, но не до конца — наутро приехал племянник — было полшестого — забросили четыре спиннинга.

Перед грозой

Над Гонолулу набрякла свинцовая туча. Сисин вышел в роскошный сад. Вокруг все угодливо благоухало и лезло в глаза. Гордость островитян, исполинские ананасы, торчали.

— Что привело вас сюда, в наши райские кущи? — с ласковой улыбкой спросил Джон Третий, косясь на тучу.

С холма город виден как на ладони. Перед грозой он стал ослепительно белым, как мытая шея.

— Вы не похожи на туриста.

Сисин слабо махнул рукой.

— Я прилетел вчера пополудни, — сощурился он. — Взял напрокат японскую машину. Вещи оставил в гостинице. Подошел к Тихому океану. Не раздеваясь, в чем был, в кроссовках, поплыл. Отдыхающие смотрели мне вслед, но не смеялись. — Сисин смолк. — У здешних берегов вода оказалась теплой.

Джон Третий слушал внимательно.

— Когда я отплыл достаточно далеко, — продолжал Сисин, — я оглянулся.

Страдая крупным и мятым лицом, задыхаясь, хозяин уселся с помощью палки в качалку. Здесь, на островах, он владел несметными угодьями, плодороднейшими долинами, горами с мягкими очертаниями, лесистыми склонами, стадами коров, коз, баранов, двумя вулканами, водопадами, родственниками, вассалами, прихлебателями, гибкими сопливыми мальчишками, собственным флагом и флотом. Казалось, даже гавайские радуги, величиной с полнеба, тоже принадлежат ему.

Потомок свободолюбивых туземных монархов, он посвятил всю жизнь воспеванию и ренессансу родного края. В своих былинах, легендах, стихах и поэмах, романах и повестях Джон Третий состязался в патриотизме не с кем иным, как сам с собою, упорно и вдохновенно, и победителем неизменно выходил его мягкий, красивый народ:

Сев в качалку, Джон Третий проникновенно посмотрел на Сисина, словно желая удостовериться, что тот ему не мерещится.

— Тоска, — односложно и вместе с тем честно признался гость, вскинув голову.

— Вот как? — поднял брови старый поэт, пораженный честностью русского человека.

Сисин молчал, грустно глядя на притихший Гонолулу. Испуганные громким выстрелом Перуна, игрушечные машины бросились врассыпную с интерстейтского фриуэя.

После вечерней прогулки отворив свой номер в гостинице «Вайкики», выстроенной в стиле полинезийского вигвама возле изумрудного океана на прибрежном бульваре Ала-Моана, он был сражен. Комната утопала в цветах. В продолговатом бамбуковом футляре он нашел пахучую гирлянду. Тут же в восторге надел на шею. Бросился к зеркалу. «Милый Джон…» Так и заснул, с цветочной гирляндой на голой российской груди.

— Вы не похожи на туриста, — пробормотал Джон Третий.

Сисин слабо махнул рукой.

— Я прилетел вчера пополудни, — сощурился он. — Взял напрокат японскую машину. Вещи оставил в гостинице. Подошел к Тихому океану. Не раздеваясь, в чем был, в кроссовках, поплыл. Отдыхающие смотрели мне вслед, но не смеялись. — Сисин замолк. — У здешних берегов вода оказалась теплой.

Джон Третий внимательно слушал.

— Когда я отплыл достаточно далеко, — продолжал Сисин, — я оглянулся.

Чем Джон Третий кормил Сисина за обедом?

Бесчисленными дарами здешнего моря?

Нет, Джон Третий не сделал этого.

Кружевными блинами с черной икрой?

Ни в коем случае. Хотя, конечно, мог накормить и так.

— Загадывайте желание! — заорал Джон Третий, когда десять слуг внесли на вертеле какую-то тушу, капающую соком и кровью. — Клянусь памятью моей досточтимой матери, вы такого еще не едали!

— Кто это? — остолбенел Сисин, пристально вглядываясь в тушу.

За обедом, поплутав некоторое время среди сомнительной коллекции модных, крикливых книжных новинок, которая их обоих не удовлетворяла своей дешевой рыночной принадлежностью, они нежданно обнаружили родство душ в беседе о двух писателях, чьи имена были им бесконечно близки.

Конечно, Сисин как русский читал Льва Толстого в оригинале; Джон Третий — всего лишь в зыбких английских переводах. Однако Джон Третий прекрасно владел биографией, так что, случалось, Евгений вынужден был помалкивать, выслушивая как откровение некоторые подробности жизни в Ясной Поляне, которую славный гавайец описывал так, словно сам был ее скромным, но созерцательным участником. Когда же, несколько все-таки уязвленный, Евгений заговорил о работах Эйхенбаума, Джон Третий вынужден был признать, что слышит о них впервые, и бурно заинтересовался генезисом «Войны и мира».

Зато Пруста и тот и другой прочли по-французски и даже по этому поводу на какое-то время, в знак уважения к французской культуре, перешли на язык создателя Свана и продолжали бы так, если бы не появление служанки-филиппинки, которая, застыв у порога столовой, от нерешительности не могла сделать ни шага. Джон Третий ласково, хотя и не без раздражения, подбодрил ее по-английски, и разговор вновь перешел на язык американской демократии.

— Тоска, — односложно и вместе с тем честно признался гость, вскинув голову.

— Вот как? — поднял брови старый поэт, пораженный честностью русского человека.

Евгений молчал, наблюдая взволнованную природу. Наблюдая взволнованную природу, Евгений невольно вспомнил о том, что перепуганная женщина выделяет, как правило, довольно резкий запах. Возможно, неприятный запах призван остановить насилие, но все-таки он недостаточно резкий, не то что говно или труп, так что природа, хотя и осуждает насилие, однако не окончательно.

— Вы не похожи на туриста, — пробормотал Джон Третий.

Евгений слабо махнул рукой.

— Я прилетел вчера пополудни, — прищурился он. — Взял напрокат японскую машину. Оставил вещи в гостинице. Подошел к Тихому океану. Не раздеваясь, в чем был, поплыл. Отдыхающие смотрели мне вслед, но не смеялись. — Евгений замолк. — У здешних берегов вода оказалась теплой.

Джон Третий внимательно слушал.

— Когда я отплыл достаточно далеко, — продолжал Евгений, — я оглянулся.

Яхты, баркасы, шхуны, шлюпки, шаланды, полные фруктов открытого моря, пир оги туземцев, мещанские ботики, — одним словом, весь этот жалкий гражданский флот брал курс на рыболовецкий порт, спешил пришвартоваться в небытии. Зато в военном порту, небезызвестном Пирл-Харборе, шел бойкий обмен. Несмотря на ненастье, пропавших без вести героев меняли на клюшки для игры в гольф. Японцы все ж таки превратили Гавайи в свой японский спортзал.

Над Гонолулу набрякло. Стайкой над аэродромом кружат серебристые лайнеры, в нетерпении ожидая приглашения на посадку. Лишь один океан, распростершийся до горизонта, держится невозмутимо, хотя и насупленно.

— Вы не похожи на туриста, — пробормотал Джон Третий.

В общем, хуй знает что — остались разрозненные магнитофонные пленки — Сисин сопит, пьет, взволнован, запиши, спрячь, втягивает меня, я обещал, но не смог, он писал рапорты, какие-то несвязные записи, он позвонил: приезжай на дачу — мы с ним давно не виделись — прошлись по вечернему лесу — долго не гасло майское светило — он остановился перед березой — вид у него был несвежий — сказал в задумчивости: красивое дерево — я спросил: что? — он сказал: в лесу хорошо дышится — не знаю, где ложь, где правда, где бред — я пытался что-то оформить, но что тут оформишь? — возглавь новую мировую религию! — это я-то? — с моей репутацией?! — а Блаженный Августин? — при чем тут Августин? — возглавь! — кто вы, ребята? — из какого небесного КГБ? — целый час тащил рыбу — она попалась на егоспиннинг — короткие поздравления с удачей — тащи! — его привязали ремнем к креслу на корме — шумел-стрекотал мотор — кричали что-то дико по-английски — от головокружения он позабыл английский язык — бледно улыбался — я справлюсь — я справлюсь — рыба была далеко — он крутил — он то отпускал — отпускай! — то крутил — он чувствовал большой вес рыбы — они носились по океану — проклял все на свете — но они завидовали ему — он хотел быть на высоте — в кресле — вдруг рыба показалась за кормой — казалось, ей не будет конца — она была такая огромная, что все рты открыли — даже самые бывалые — Сисин ничего не понимал в рыбной ловле — прибежал капитан — Сисин боялся, что рыба вырвет его из кресла, уволочет за собой и сожрет — у рыбы был длинный-предлинный нос — она могла пронзить Сисина насквозь — и очень сосредоточенные глаза — капитан сбегал куда-то вниз — Сисин думал: за пивом — ему не хотелось пива — его укачало — перед глазами прыгали кровавые мальчики — он думал — сейчас буду блевать — всё! — развлечение переходило в муку — волны шли одна за другой — где-то на горизонте противно качались Гавайские острова — не хотелось никакой рыбы — рыба всплыла за кормой — огромная торпеда с нежно-сиреневыми боками — племянник Джона, друг племянника, подруга капитана и сам капитан посмотрели на Сисина, как на неумелого бога — Сисин ободрал себе руки в кровь — кровь затекла под ногти — зеленую курортную рубаху хоть отжимай — капитан сбегал за пистолетом — он выстрелил раз — но ничего не случилось — во второй он попал — океан за кормой стал кровавым — винт разгонял пенящуюся кровь — они схватили гарпуны — долго возились — выволокли — рыба еле-еле поместилась на борту — Сисин, отстегнув ремень, ушел подальше от рыбы — его мутило от ее запаха — вцепившись в борт, он судорожно дышал — вернулись вечером — в порту при помощи лебедки племянник Джона, друг племянника и сам капитан подвесили рыбу на крюк — она болталась, как на виселице — Сисина поставили возле — подруга капитана сфотографировала — он вышел на поляроидной карточке смущенным — подоспели японские туристы — захотели сняться с рыбой и с Сисиным — пожали ему руку — поздравляли — он выглядел растерянным победителем — Джон Третий выслушал молча — наутро явился корреспондент «Гонолулу адвертайзер» с фотографом — фотограф был туземец — мы покажем вам, как притесняется туземный народ — мы покажем вам, что едим и пьем — что поем — как поем — Сисин похвастался рыбой — японцы снимали его возле порта, где рыбу подвесили на крюке — Сисин выловил — Сисин поехал в аквариум — там была какая-то помесь дельфина с китом — она прыгала — все смотрели, как она высоко прыгает — пока Сисин смотрел на помесь и удивлялся, у него сперли вещи — ловко выбили замок багажника — Сисин пожаловался газетчику — заголовок гласил: — несмотря на то что его обокрали, русский автор в восторге от островов — на этот раз Джон был немногословен — возьмете мой вертолет — сказал он — как вы переносите вертолет? — никогда не летал — Сисина куда-то уволокли на вертолете — пропеллером вперед — они утомительно, шумно и долго летели — тут место жертвоприношений — юношей резали, как ягнят — дополнительно Сисину подарили шляпу с яркими птичьими перьями — его повели осмотреть местный музей — директор музея, тоже Aloha man, с мягкой душой записного островитянина, показал ему множество птичьих перьев не только в основной экспозиции, но даже в запасниках — among the birds [45]— директор встал в танцевальную позу, прижал кончики указательных пальцев к кончикам больших пальцев, остальные — оттопырил и обольстительно взмахнул руками — were the mamo, which produced darkish yellow feathers, and the ’i’iwi, which provided the main source of red feathers [46]— но если ’o’uпохожи, строго говоря, на наших воробьев, перекрашенных в желтый цвет, то ’i’iwiи особенно ’akialoa, клюв которых загнут вниз и похож на косу, которой русский мужик исстари косит сочные прибрежные луговины, привели Сисина в полный восторг — я читал, что вас обокрали — сказал директор, прихватив Сисина за талию — а про рыбу ничего не написали — пожаловался Сисин, деликатно отстраняясь — мне пора — он направился к выходу — директор не отставал — the history’s first recorder observations of Hawaiian featherwork were made in January 1778 by Captain James Cook [47]— ну, всё-всё! — любезно сказал Сисин — он ускорил шаги — директор за ним — нагоняя: — draped in their ’ahu’ulaand mahiole [48]— пошел ты на хуй! — не выдержал русский путешественник — он выбежал, придерживая на голове шляпу с птичьими перьями — его высадили на острове жертвоприношений — в кустах топтались дикие павлины — с хвостами и без хвостов — ничего себе — сказал русский путешественник — в жертву приносили молоденьких юношей — для очистки совести — спасения племени — они пробирались сквозь джунгли — какова здесь экологическая ситуация? — здесь у нас плантации ананасов — у нас самые сладкие ананасы в мире — ананасы росли в разные стороны — некоторые были зеленые, тонкие, очень длинные — и радуги — радуг было не меньше, чем павлинов — Сисина полюбил начальник туземцев — все показал — накормил лепешками из местного корнеплода — это наше национальное блюдо — что с вами? — дайте запить! — прошептал Сисин — Сисина все узнавали на острове — сочувствовали, что обокрали — его подтолкнули к маленькой машине и сказали: гоу! [49]— дальше езжай один — Сисин снял шляпу с мягкими желто-красно-коричневыми птичьими перьями, бросил на заднее сиденье и завел мотор — неловко вправил передачу, глянул испуганно — тронулся в гору — дорога круто шла вверх — сначала по ее краям беспорядочно, как лопухи, росли банановые пальмы — между ними летали бабочки величиной в детскую рубашку — Сисин догадался, что это вулкан — бананы резко кончились — его обступил влажный лес с дикими короткими криками птиц — дорога сузилась, превратилась в проселочную, с неровным покрытием — не защищенную со стороны пропасти — камни то и дело вылетали из-под колес и летели в пустоту — частые повороты на 180 градусов — машина мучительно ревела на первой скорости — его беспокоила надежность тормозов, которую он никак не мог проверить — незаметно для себя он въехал в тучу — хлынул дождь — все покрылось мраком и слизью, как будто он въехал внутрь жабы — брошу ее и пойду назад пешком — решил Сисин, зажигая фары — фары не помогали — дождь усилился, перешел в ливень — сырая ветка с шершавыми листьями неласково погладила его по щеке — Сисин отпрянул — неловко закрутил окно, оставив щель — лобовое стекло запотело — он размазывал влагу по стеклу — как включить подогрев? — он карабкался вверх — время от времени давил лягушек маленькими колесами малолитражки — не могли дать получше машины — ни черта не видно! — все-таки это малоприятная вещь: давить лягушек маленькими колесами — а если прокол? — суки — кто тут еще может быть? — тигры? обезьяны? — раздался непонятный шум — Сисин вслушался в звук, готовый ко всякой гадости — а если кто едет вниз? — не разъедемся — водопад, что ли? — предположил сообразительный вспотевший Сисин — ответа не последовало — с исчезновением непонятного шума дорога стала более пологой — казалось, скоро будет перевал — с бурой каменной стены стекала вода — стояли, пузырясь, лужи — сильно пахло чем-то природным, вроде серы — ничего не видно — сильно пахло — в тумане он нащупал развилку — никаких знаков — он поехал направо — сам не зная почему — дорога стала совсем узкой, с деревянными кольями по бокам — страшно было представить себе, чт отам, за кольями — Сисин вдруг выехал на маленькую площадку — впереди стояли колья — дорога оборвалась — Сисин оглянулся в густом тумане — слабый ветер шевелил его массами — когда они чуть раздвинулись, Сисин с ужасом увидел какую-то непонятную конструкцию — он смотрел на длинные металлические палки, торчащие в небо — может, это и есть Отец? — подумал в смертельной панике Сисин — может, в этом его непонятная сила? — он вытер пот и стал ждать, что произойдет — все равно, дальше ехать некуда — металлическая конструкция безмолвствовала, только слегка гудела — поздороваться? — в конце концов, я, по идее, моложе — с этими палками?! — а если это не палки? — а если Онуже обиделся за палки? — откуда мне знать? — редкие птицы дико вскрикивали, пугая и без того обезумевшего путешественника — разорались! — прошло минут десять — а может, пятнадцать — может, это громоотвод? — клочья тумана драматически шевелились — или нет? — по-моему, все-таки громоотвод — сам ты громоотвод! — нет, в самом деле! — мудак! — Сисин стал медленно разворачиваться, испытывая необычный прилив сил, стараясь не свалиться — тяжелые капли падали с огромных листьев — дорога уверенно пошла вниз — раздавив еще с десяток лягушек, Сисин выехал из-под тучи — хорошо еще, что тамне было молнии — наконец, с другой стороны вулкана снова замелькали пальмы — правда, не банановые — облака ушли наверх и принялись величественно кривляться в небе — все-таки в тропиках естьчто-то грустное — подумал Сисин, победивший туман и вулкан — на прибрежной высокой пальме было прибито: TOPLESS IS ILLEGAL [50]— Сисин снова обрадовался за Америку — все-таки она мне ближе — пусть и дура! — рыхлых женщин третьего мира с сердечными лицами — с толстыми неповоротливыми губами — дальше был берег — Сисин увидел диких коз в глухих расселинах скал, как Робинзон Крузо — они паслись — по ночам с гор к океану спускались толпы призраков — их было несметное количество — к ним давно привыкли и не замечали — они спускались, как лавина — возможно, где-то здесь были Судные место и день — посреди ананасов — неподалеку был вулкан — он извергался таким образом, что у берега вечно жарилась рыба — это считалось чудом — один из островов был частным — туда никого не пускали — говорили, кто-то из Новой Зеландии приобрел — а оказалось вот оно что — иди — даже начальник не пошел — который все показал, объяснил — поели ананасов — иди — Сисин вытер губы, пошел по берегу — на Гавайях не жарко — не душно — на берегу сидел человек и смотрел в океан — разговор зашел по-английски — Отецговорил с ближневосточным акцентом — звучащим достаточно простонародно — what do you wait for? [51]— сказал он вместо приветствия — Сисину показалось, что тот раздражен — что с нервами неважно — я тебя перепутал с громоотводом! — сказал Сисин, чтобы Отец развеселился — в духе разговорного пинг-понга — которым таквладела Сара — в сущности, они с Отцомбыли почти однолетки — с каким громоотводом? — не понял тот — там, наверху — Сисин кивнул на вулкан — может, ты бросишь улыбаться своими очаровательнымиулыбками?! — Сисин сразу посерьезнел — он не то чтобы обиделся, но ему было неприятно — это верно, что я твой сын? — строго, с почтением спросил он — Отец промолчал — потом он снова закричал: — чего же ты ждешь?! — Сисин не думал, что тот будет кричать — тот сидел в длинном белом балдахоне, расставив ноги — Сисин невольно увидел рыжий веснушчатый хуй с яйцами — и перевел взгляд — кого он мне напоминает? — какого-то педераста с зачесанными назад волосами — черными, зачесанными назад волосами — которого я встретил где? — где? — в какой стране? — в каком-то колледже — в каком? — он ничего не мог вспомнить — Сисин сказал: — ну, я не знаю — жалко все-таки — они тебе надоели? — они мне надоели — я им надоел — Сисин сказал: — ну, ты же, кажется, ради них — мог бы предугадать — ничего я не мог предугадать! — закричал тот — ничего себе — подумал Сисин — да ведь это Восток — как плохо ведут себя нервы в жарком климате — хотя на Гавайях не жарко — чего ты хочешь от меня? — сам решай! — закричал тот — у тебя, что ли, нет своей головы на плечах?! — Сисин сказал: — есть — но как же я могу? — нужен индивидуальный отбор — потом разберемся! — когда потом? — когда все кончится! — на хуй их всех!!! — Сисин сказал: — я как-то иначе себе все представлял — дурак! — всякие гадости пишешь! — Сисин сказал: — извини — но ничего другого не пишется — ты не лучше их! — ну, чего ты разорался? — рассердился Сисин — в общем, поступай, как знаешь — оставь меня в покое! — как Ирма — она всегда говорила визгливо: оставь меня в покое— а как же с бессмертием? — какое еще бессмертие! выродки! ублюдки! сволота! — Сисин сказал: — ну, не все — все! все козлы! — такое злое лицо — ну как я это сделаю? — без тебя сделается — скажи даи всё — что всё? — не захотел понять Сисин — расправимся, как с динозаврами — вдруг оживился Христос — комета уже на подлете — пять миллиардовтонн — Сисин нервно посмотрел в небо — небо было невинно — при столкновении с Землей в районе Мадагаскара выделится энергия, равная взрыву трехсот миллионов водородных бомб — кора планеты расколется — произойдет извержение магмы — выброс в атмосферу испарившейся земной коры — вулканического пепла и прочей дряни — заполыхает глобальный пожар — пойдут кислотные дожди — на Земле — зажмурился Христос — наступит долгая, ядовитая, безжизненная ночь — ну, это слишком! — помолчав, сказал Сисин — в конце концов, люди не динозавры — да что ты знаешь про динозавров?! — презрительно сказал Христос — вот это были богатыри! — на месте оторванных зубов у них немедленно отрастали новые! — он откупорил банку кока-колы, как будто рванул кольцо гранаты, и принялся жадно, захлебываясь, пить — это хорошая реклама кока-колы! — одобрительно сказал Сисин — а все же потоп погуманнее — прибавил он — без пожаров и кислотных дождей — смоет всех и — конец! — комета эффективнее — сказал Христос — все кончится за минуту, а так будут долго барахтаться — он хрустнул пустой банкой, отшвырнул ее и задумался — океан принялся лизать банку — идея потопа мне ближе — не сдавался Сисин — да и разрушений меньше — все следы человеческой деятельности должны быть уничтожены — строго сказал Христос — надо исходить из этого — в твоем варианте погибнет все живое, не только человек — сказал Сисин — все остальные, безгрешные твари — да? об этом я не подумал! — признался Христос — ладно, пусть пойдет вода — какая вода? — ну, потоп! ты понял меня? — я тебя вот такпонял! — Сисин оттопырил большой палец правой руки — Христос в первый раз улыбнулся — вот и хорошо — ё — несмело вымолвил Сисин — ё — подхватил Христос — ё-ё — ё! — крикнул Сисин — ё — вместе крикнули — ё! — ё! — ёёёёё! — ё? — ёёёёё — ё! — ё— ё? — ёёёёё — ё! — в знак примирения Христос достал из-под себя дудку и заиграл что-то восточное — такое заунывно восточноеСисин в молодости ловил, не желая того, на средних волнах своей желто-черной «Спидолы» в Крыму, когда по вечерам мазался кремом от солнечных ожогов — уже безнадежно обгорев — ночью тело жутко горело — Отец стряхнул дудку, из которой вылетели, как стайка солнечных зайчиков, слюни, и заиграл что-то более грозное — ну как? — поинтересовался он мнением сына — по-моему, здорово — сказал Сисин — по-моему, очень сильно — тот протянул ему дудку, еще раз стряхнув ее, словно градусник — на! — я не умею — сказал Сисин — у меня нет музыкального слуха — совсем нет — добавил он — мама всегда переживала — я тоже временами фальшивлю — развеселился Христос — на радостях они поцеловались — Сисин задумался — говорят, здесь, на островах, туземцы съели капитана Кука — очень может быть — рассеянно сказал Отец — как, ты не знаешь? — понятия не имею! — сказал И. X. — ты, случайно, не голубой? — спросил Сисин, покосившись на папин пах — я всякий — с достоинством ответил палестинец, подняв на Сисина черно-коричневые глаза — помолчали — посмотрели на океан — может, купнемся? — предложил Отец — что-то не очень хочется — сказал Сисин — а тебе хочется? — я уже сегодня купался — с маской плавал? — спросил Сисин — я такие рыбы видел! — просиял И. X. — желтые, лиловые, красные! — с маской интересно — сказал Сисин — очень! — согласился Отец — кстати, ценный совет — блеснул он глазами — чтобы маска не запотевала, нужно поплевать на стекло с внутренней стороны и тщательно размазать пальцем — что ты говоришь! — жаль, я раньше не знал! — по-хорошему огорчился Сисин — я всегда плавал с запотевшей маской в Крыму — кроме того — поделился он воспоминанием — пинг-понговый шарик пропускал воду — который в трубке, что ли? — перебил его Христос — ну да, но все равно было хорошо — помолчав, Сисин добавил: — я, пожалуй, пойду — давай — сказал Отец — они обнялись — я всякий! — от И. X. шло какое-то удивительное тепло — неземное — ё! — Сисин сразу поверил — он побрел по берегу назад — через километр увидел людей — на всякий случай они поп адали на колени — не надо — слабо запротестовал Сисин — отвезите меня в гостиницу — я буду думать — они подхватили его — на руках внесли в вертолет — Сисин с царской тоской смотрел сверху на зеленые острова — кусая ногти — мои ногти нетленны — бесконечно подумал он — мои заусеницы практически предвечны — здесь удивительные цветы и цвета — мой дорогой неземной Папа.

Жуков. Жуков. Жуков. Жуков был писатель, акробат фразы.

Сисин как-то сказал ему по этому поводу:

— Ты опоздал родиться. Мир уже описан. Вырождайся.

В конце концов оказалось, что Жуков эмигрировал — сомнения долго терзали его — а вдруг меня тожеза это накажут? — пугливо озирался он, поднимаясь по лестнице в свой берлинский пансион на Бляйбтройштрассе — причем накажут с какой-нибудь особой подковыркой — зачем сюда понаехали маляры? — в белых одеждах ангелов-карателей — я все вижу — мрачные турецкие морды с подбитым глазом — чего они меня разглядывают? — может быть, они собрались меня мочить? — он погладил бороду, приобретшую благообразные, европейские очертания — а если пронесет? — мелкая страсть к сочинительству временами брала верх — а пошли они все у трубу! — хорошо пахнут под вечер берлинские липы — он налетел на лестнице на седовласую парочку — те зашипели какие-то немецкие проклятия — сэнкью! — невпопад выпалил Жуков — те снова зашипели, непонятно что — невыносимые берлинские старики и старухи — он разбогател на романе о Сисине — Жуков убил Сисина во имя спасения человечества — американцы отравлены ценностями среднего класса — эти ценности держат их в тисках похуже российской духовной цензуры — роман уязвим с точки зрения американского рынка — думал Жуков, работая над романом — хочу ли я написать бестселлер? — пишу роман о Сисине, но это больше, чем роман — это роман о спасении человечества, предпринятом гуманистом — Сисин добавил в глубокой задумчивости:

— Что остается от писателя? Три фразы. Шагреневая кожа. Красота спасет мир. Между нами нет менструации.

— А от других что остается? — злобно-ласковым голосом поинтересовался Жуков.

Сисина подловили странные силы — они объявили ему, что он сын Иисуса Христа — на вопрос, каким образом, слепец заорал: — потому что ты, человек, дурак! — он сидел в углу комнаты на шатком табурете — маленький мясницкий человек в бесполезных очках — люди помешали ему стать мыслителем века — думал Сисин, попивая чай за большим овальным столом — над столом свешивалась допотопная лампа с оранжевым абажуром — планы Божественного мироуправления не дано знать человеку — старые «Roi а Paris» пробили час ночи — час мясницких заговорщиков — конечно, с точки зрения логики решить этот вопрос невозможно — Сисин его и не решал — ему нужно было лишь дать команду — если ты веришь, то любое действие Бога признаешь как полезное в смысле любви — если человечество отпадает от Бога, то спасти его можно, только уничтожив — в какой-то степени это антиамериканское сочинение — Жуков глядел на мокрый ночной Берлин — но не потому, что оно прорусское или проевропейское — может быть, оно антибогобоязненное? — задавался вопросом Жуков — Жуков понял, что загоняет себя в западню — зачем звонить в милицию с заявлением: я спас человечество? — не лучше ли скрываться и писать? — сначала написать, а после уже сознаться — я пошутил! я соврал! — взмолился Сисин, не выдержав пыток — Жуков, миленький, я соврал — не верю! — возопил Жуков со слезами на глазах — как я могу тебя убить, если я тебя люблю! — но я не смею иначе! — дай мне еще пожить! — раздался выстрел — Сисин пополз — судьба швыряла в него комьями жирной земли без устали, без — думал он — без цели, или тут был свой замысел — только какой? — сначала он безобразно жрал, пил пиво и ходил до изнеможения по музеям — конечно, думал Жуков как автор романа (этот роман написал Жуков), однако используя записи разговоров с Сисиным (иногда ему хотелось назвать его Соковым или Роговым или еще как — даже не столько потому, чтобы тот жил в трех лицах, совсем не нужно, а потому, что некоторые темы удобнее описывать с перестановкой фамилий, и читателю придется справиться с этой трудностью, уходящей в археологию жуковского романа, а если нет — хуй с читателем) — не продиктован ли роман завистью? — это исповедь Жукова — это признание: я убил — он улизнул на самолете на следующее утро после убийства во Францию — меняя страны и города, скрываясь от страха, он пишет роман — он ждет не осуждения, а сочувствия — против мракобесия Сисина — Жуков-спаситель — Иуду тоже выставляли спасителем, если усомниться в самом Христе — но Жуков не Иуда — Сисин его унизил, выбрав ему Софью из свального греха, как из колоды карт, и это тоже не способствует нежным дружеским чувствам — на франко-итальянской границе — на вершине холма нахлобученной шапкой расположилась живописная итальянская деревня — на центральной площади — кафе, особенно оживленное по воскресеньям, телефон-автомат, незабываемый вид на снежные горы — цепь их неровных вершин напоминает зубья испорченной пилы — кадки с цветами, продовольственный, совсем не дешевый магазин, старая мэрия красного цвета, ларек с газетами, однозвездочная, но вполне опрятная гостиница, с чертовски тесной лестницей, ведущей на второй этаж — чуть поодаль, если спуститься по узкой каменной улице — над ней, как флаги, полощется белье — мимо почты — желтая барочная церковь, каких немало в Италии — в солнечное воскресное утро, после окончания службы, Жуков зашел в храм — он мелко, пугливо перекрестился и остался у двери — когда глаза привыкли к полумраку, он разглядел сначала мраморные колонны, зачем-то обернутые коврами — вдали, в чистой перспективе колонн и соломенных скамеек, он заметил одинокую фигуру, стоящую на коленях перед алтарем — долго, в задумчивости смотрел он на Ирму, не смея приблизиться — бог весть, какие мысли посетили его в тот час — крупные капли пота текли у него по лицу — Сруль и Цыпа — прошептал он — он увиделКрокодила с Бормотухой, идущих за закрытым гробом Ирмы с бумажными розовыми цветами в руках и на голове — несмазанный ваганьковский катафалк, с заплетающимися колесами, страшно скрипел — наконец Ирма поднялась с колен и, прихрамывая, побрела к выходу — она прошла мимо Жукова, не заметив его — обдав скромным запахом бедной стареющей женщины — мы, кажется, одногодки — Аполлон вышел за ней на площадь, зажмурился от яркого весеннего солнца и в нерешительности окликнул ее — она обернулась и посмотрела на Жукова, как на незнакомого человека — вы — ты — не узнаешь меня? — спросил Жуков — она перешла в католичество — так ей было покойней — они сели в кафе — она почти чтоосвободилась от Сисина — к пропаже Сисина она отнеслась безучастно — у меня здесь есть свой маленький садик — в нем цветут нарциссы — есть хурма — но хурму она не любит — хотя местные люди делают из хурмы хороший мармелад — к себе домой она Жукова не пригласила — в кафе я почти не бываю — не люблю тратить попусту деньги — потом этот шум — но на жизнь мне хватает — спасибо, не жалуюсь — Жуков заказал два двойных «эспрессо» — а как ты попала сюда? — потупился Жуков — так вышло — ответила Ирма — до моря отсюда недалеко, но с холма я не спускаюсь — во-первых, у меня нет машины, а автобус, набитый орущими школьниками с ранцами, идет в город всего два раза в день — во-вторых, не тянет — жалко только, что нет птиц — редкая птица залетает сюда к нам, на холм — Жукову снова стало не по себе — в самом деле, в такой солнечный день птицы должныщебетать — что же это за холм без щебета? — он с подозрением посмотрел на плешивого бармена за стойкой, слишком живо разговаривающего по телефону — нет, телефона у меня нет — перехватила Ирма его взгляд — он мне не нужен — зато есть телевизор — вчера я видела — она робко подняла на Жукова глаза — замечательный фильм — ты смотрел? — она принялась прилежно пересказывать сюжет английского фильма — там прелестно играют дети — особенно мальчик! — можно стрельнуть у тебя сигарету? — Жуков кинулся со всей пачкой — она затянулась — почему они с Сисиным разошлись? — Ирма затянулась — он глумился над моей верой! — знала ли она, что ее муж выдавал себяза сына Иисуса Христа?

Что???

Он был самым неверующим человеком, которого я встретила в жизни.

Жуков затрясся от беззвучного нервного смеха. Перед ним в веселом воскресном кафе среди сборщиков оливок, мясников, деревенских дурочек, группы электриков и фотографий футболистов сидела, хмуро попивая двойной «эспрессо», абсолютная фигура самоотрицания.

Жуков был сыном простого уральского шофера — однажды в городском нескучном саду Жуков-старший увидел двух гипсовых девушек — в городе, где все знали друг друга по имени — где был свой мясокомбинат — вокруг города росли в изобилии сладкие ягоды — отечественная и древнегреческая, обнявшись — на фоне мясокомбината — одна в купальном костюме, с натянутыми на пупок трусами — другая в тунике — дружно шли в ногу — он стоял перед ними в неизгладимом изумлении — он назвал первенца Аполлоном — первенец умер от дизентерии — родился новый мальчик — он и его Аполлоном — тот, словно шутя над отцом, снова умер, от заражения крови — тогда шофер, настояв на своем, родил третьего сына — фотографиями неосуществившихся младенцев были завешаны стены спальни — третий выжил и стал писателем Аполлоном Жуковым — но тут стали быстро вымирать жуковские родители — рос сиротой, поскольку шофер замерз на перевале, когда мальчику было четыре года — мать Жукова — Екатерина — тоже не долго мучилась — в детстве Жуков любил бросаться подушками-думочками — однажды думочка попала в мать — матери вскоре не стало — Аполлон бежал в Москву — первый год спал исключительно на полу — но не любил принимать решения — медлил — он пер и сомневался, как всякий интеллигент в первом поколении — фигура разомкнутая — он не был большим философом (поэтому боялся, что книга получится несколько глуповатой, ну это не страшно), однако догадывался, что крайности сходятся — это будет свирепый роман — таясь, мечтал Жуков — покруче любого авангардизма — там что: мелкая, локальная игра стилей — здесь другое — совсем крутое — смертоносное — я приеду к его жене после смерти Сисина — Сисин умер! — монолог жены — он был самый неверующий — он — нет — Ирма плачет — она все-таки любила Сисина — это поражает Жукова — такая мразь, а любимая — судорожные, неврастенические объятия — жена и Сисин: как протекала ваша постель? — постель почти не протекала — она извелась — она жаловалась Сисину на недостаток еголаски и спермы, поступающей в нее — в последнее время Сисин полюбил Америку — если бы у Америки была жопа, я бы ее выебал — Жуков скривился, вспомнив собственный случай — Жуков нервничал — неужели эта маленькая женщина с маленькими запросами — Ирма любила все маленькое — машины мориски — конфеты ириски — крохотные чашечки крепкого кофе — была жена великого Сисина — избранника Божьего? — его, в сущности, первой любовью — если не единственной — и кому какое дело, что они лаялись? что она стала желтой и сморщенной, как черепаха? — ее остановившийся взгляд пугал мужа, соседей, прохожих — насмотрелась видео — без нее Сисин не понял бы золотой серединымира — а там глядишь — воскресение — с вознесением — как поведет себя Сисин после смерти? — you are a fucking Russian cock sucker [52]— shut up, you, cunt [53]— только однажды американский брат так обозвал Сару, выйдя из себя — станешь еще более знаменитым, найдешь себе еще большую знаменитость — ревновала Сара — Сисин втайне от нее называл ее: — моя Сайра — в аэропорту Кеннеди бешеные негры загоняли русских в «Аэрофлот», как в газовую камеру — лететь в продавленных тесных креслах, трясясь и вибрируя, в отчизну — я заговорил с загонщиком по-английски, стремясь выделиться из обезумевшей толпы — помню его презрительный взгляд — потом, уже в Шереметьево, таможенники гоняли вьетнамцев, один из них хотел держаться с достоинством — я был тот же вьетнамец — все было непоправимо — иностранные газеты кричали о нем как о новом Фрейде — как о гении, остановившем процесс малодушной либерализации психоанализа — в лице того же Фромма — его слушали со смесью любопытства и брезгливости — был ли Сисин, как и Гитлер, некрофилом? — спрашивала Крокодил в своем остром некрологе — на подлете к Парижу группа казахов, выпив водки, принялась что есть силы раскачивать самолет Ту-154 — Сисин не вмешивался — никто не пострадал — самолет успешно сел со второй попытки — гуляя по залам музея д’Орсей, Сисин обратил внимание на маленькую боннаровскую женщину, лежащую таким образом, что на первом планеу нее была пизда — а в набросках Матисса? — в своей везучести он продвинулся настолько вперед, что вскоре впал, как в немилость, в полное одиночество — Рыжий Крокодил, напоследок определила Манька — мастерица прозвищ — Ирма тоже — все они мастерицы — Манька хвалилась интуицией, как секретным оружием — ночью звонила Сара — они с Сисиным проговорили с полчаса по-французски — хихикая — хохоча — это по делу — убежденно сказал Сисин Маньке — Манька надулась, ходила бешеная — ему сильно понравилось, что она задета за живое — она думала: на всю жизнь он ее полюбил — иногда ее лицо приобретало тяжелые очертания — от немецкого пива у него разросся живот: сутулый, с выпирающим животом он был тоже неадекватенсвоему образу и отвратителен — даже Бормотуха заметила: у тебя живот вырос — зачем ты это? — ведь ты для меня идеал! — все-таки Анджей ее потрогал — почему-то это предательство Анджея его сладко волновало — ему самому хотелось быть на его месте — включения были совершенно предсонные, необязательные (с точки зрения дневной нравственности разума), тревожные — звучали невозможные команды — залезть на дерево! — снизить цены на двадцать процентов! — как будто звонили по телефону, и он прислушивался к чужим разговорам — хватит! баста! — доносились обрывки голосов — гулял ветер — переутомился — он был противен самому себе — в конце концов, что такое Бог как не свободная, несвязанная энергия, она поистине может все сотворить, и мы, маленькие, нестойкие сгустки, молясь, мы заряжаемся этой энергией, в меру наших маленьких сил мы рисуем великие образы, и если ошибаемся коллективно, то не потому, что намеренно, а просто глупы, рассредоточены, отвлечены, малы и вялы, то есть все-таки малые сгустки — во всяком случае, как водится, все было переистолковано с той неизменной примесью тупости, которая свойственна — тем не менее положения Века Пиздыбыли незамысловаты, и нет ничего проще, чем прочесть книгу правильно, но даже это не удалось, так что же требовать от евангелистов! — нет, степень непонимания тоже может обрести свою формулу в зависимости и, насколько больше измерений существует в том, что познается — но все-таки можно о чем-то догадываться, копить энергию, главное, не наглеть, тут скромность, застенчивость, терпение, тихий голос — и не стоит постоянно отчаиваться, вообще постоянное отчаяние — дурной вкус — солнце послеполуденное, деревья весенние, одуванчики — не все так плохо — грузный, оплывший, перекуренный, с животом — но книгу поняли неверно — ее идея, как все удачное, основывалась на наблюдении — и если раньше собирательный образ художника бродил вокруг смысла, украшая его открытыми плечами, то сползание вниз, перенос центра Вселенной в хотяще-желанноелоно было не просто шалостью-дерзостью, это было спуском энергии — дойти до упора, до ручки — но терялось напряжение жизни — за одним покровом скрывался другой — складки не только скрывали, они сохраняли, тепло оставалось в складках — теперь острова в океане облеплены голыми немцами — желания соединились с возможностями — жижа людская — ВП — он определил век — тем самым случайно прославился — прошло немного времени — ему повсюду стала мерещиться она-она — она-онаего преследовала — щерилась — доставала — он стал ее побаиваться — она-онаразмножалась — двоилась — троилась — расползалась по миру — сгущалась — затекала в сознание — выворачивалась наизнанку — она-онапринимала национальные формы — диковинные окраски — дальновидные очертания — она-онамешала развитию его аскетического дара — требуя внимания к себе как к единственной, соборной героине — Сисин всерьез подумывал, чтобы дать ей бой — влюбиться илиоскопиться — в сущности, это сводилось к одному и тому же — но сколько раз Сисин от нее ни уезжал, он забывал Маньку напрочь до следующего раза — он только увеличивал накал слов, чтобы держать ее в порядке — подруги уважали Маню за это пристрастие, но говорили хором, что ничего не получится — он не думал о ней до тех пор, пока она не собралась уйти — сестрички — помню Сарину шейку в Вене — от ее шейки можно было разрыдаться — утром сбежала из дешевого номера — любительница горячих точек тянулась в Москву — не поработать ли год в Третьем Риме? — Сисин отговаривал — как всем молодым западным женщинам, ей жутко хотелось проехаться по Транссибу — Сисин не советовал — наконец, она переехала в beau quartier [54]— она сидела в большой парижской квартире на ковре, подложив под себя большую пеструю подушку, расставив ноги, и ковырялась в фотоаппарате — во всяком случае — сказала Сара — война очень фотогенична — в ее ванной был целый лес карликовых деревьев — Сисину особенно нравился японский клен — половина из них была жива — из ванны, во время купания, был виден СанСюльпис — мыло пахло горьким миндалем — а что? — тряхнула светлыми волосами и посмотрела на Сисина — дирижируя себе пальцем, произнесла: — ухи — уши— терпеливо поправил Сисин — я тебя лублу — люблю, идиотка — поправил Сисин — люблю— голосом механической куклы сказала Сара и рассмеялась — цо ме! цо ме! мосла к! — возопил Сисин громким голосом — Сара терпеливо протерла его лоб тряпкой с уксусом — хватит со мной говорить по-русски, не выдержал он, ты теряешь свое Я — он знал, что потерей своего Я можно напугать любого западного человека, от студента до президента — плевать я хотела на свое Я! — Сисин влюбленно смотрел на нее — зачем ты уехала из Америки? — она пожала плечами — тридцатилетняя — детей не будет — в своем родном Нью-Йорке она работала в журнале — где-то высоко над ней витал Фил с чертами дегенеративного величия — неужели он, в самом деле, собрал лучшую в мире коллекцию сталинских книг? — спросила она — по-моему, да — сказал Сисин — он собрался еще купить московское собрание подарков Сталину — Сара в восхищении захлопала в ладоши — американо-хорватско-еврейско-ирландско-польско-итальянская — давай его разоблачим! — не смей! — сказал Сисин — он жалел, что она не бережет свое тело — во всех саунах она первая — во всех морях — она уже позабыла, что у нее есть тело — нельзя так много раздеваться! — в Нью-Йорке она складывала вещи в чемодан — девальвация — считал Сисин — глядя в ее сладкую промежность — в ее хитрое, перемещающееся очко— его тем временем разрывали на части — вообще: — ни одного пронзительного впечатления — какие-то кусочки — Воркута прислушивается к себе под Чикаго — гостиница в Довилле была отвратительно дорогой, с видом — Сара любила почтовую роскошь — заехали в Шартр — два часа ночи — походили вокруг собора — я внушал ей что-то неясное, поскольку сам плохо знал, о соборе как смешении стилей — она неожиданно громко перднула — я замер от неожиданности — чуть нервно она сказала: ну и что дальше? — тогда я сказал о хвостиках— мне казалось, в ней просыпается четвертое измерение — наговорил кучу лишнего и не к месту — впрочем, это было уже в Париже, за последним ужином, когда Сисин предсказал ей пожизненное несчастье — ужин у нее в квартире — получерныйжрал все подряд, а его подруга обижалась, что бы он ни сказал — Сисин узнал свои собственные семейные радости — Сару несло — разговор шел о броненосцах, на которых ее брат охотится в Техасе — Сисин соблазнял получерногосвоей ладно скроенной историей — своим полусносным французским, который то улучшался, то ухудшался, в зависимости от обстоятельств — даже пересоблазнил — он вовремя понял, что выгодно быть из России — кончили в американском баре неподалеку от Опера — здесь был придуман в двадцатые годы коктейль «Блади Мэри» — сообщил получерный— принялись пить «Блади Мэри» с сельдереем — Сара ушла с подругой, чтобы не мешать, да и подальше от сплетни — получерныйстал звать его к себе домой на диванчик — перестарался — грозил все испортить — мог обидеть — едва увильнул — в Нормандии он показал на улицу Мориса Тореза — кто это? — в шутку спросил — Сара не знала — прилетела красивая — он позвонил приятелю из «Бостон глоб» — поужинали вместе в «Савойе» — приятель из бывших дворян — складно рассказал о русской деревне, об усадьбе прадеда — разбазарено, расхищено, предано — сочетая русскую достоверность с американской доступностью — Сара пришла в восторг от русского идиотизма — Россия лучше, чем Бразилия! — здесь все, ну, совсем все иначе! — он повел ее в Кремль — они ходили по храмам-холодильникам — их рассмешили доверчивые, неуклюжие иконостасы — Сисин чихал и сморкался — потом спохватился — где мойнимб? — где мойвенчик-бубенчик?! — потрогал в недоумении голову — Сара купила русскую шапку из кролика — она жила в небоскребе на Котельнической набережной — Россия напоминает мне мое детство — сказала Сара, глядя на розовую Москву-реку — он отвез ее на дачу — приближалось Рождество — они шли по заснеженным дорожкам — какая у тебя неудобная, продавленная кровать! — подмосковные люди глазели на Сару — на ее расписную нью-йоркскую шаль — она выпадала из местной жизни — борясь с отвращением, Сисин решил на ней жениться — вот только съезжу по Транссибирской магистрали! — Сисин отговаривал — скучно — ничего не видно — одни елки — плохо кормят — отравишься — они пошли в ресторан — подвыпившие сисинские дружки, бывшие конспираторы и совсем новые люди: мускулистые, муксусные парубки с серьгами в ушах — неотличимые от девушек, безгрудые, в тонких чулках телесного цвета, с сиреневой губной помадой — строили планы по созданию своегожурнала — Сара купила им две большие бутылки водки — дружки оценили Сару — они попытались говорить с ней по-английски — вошел Ломоносов — он собирался отбыть в Америку писать диссертацию — Сисин обнялся с Ломоносовым — я буду вашим американским корреспондентом! — дело несколько осложнялось тем, что Ломоносов недавно влюбился — возьми ее с собой — посоветовал Сисин — это чудо-девушка— сказал Ломоносов — я с ума схожу! — я заберу ее когда-нибудь с собой — Сисин не придал этому никакого значения: — у тебя каждаядевушка — чудо — Сисин чувствовал себя покровителем — это он помог Ломоносову поехать в Америку, связавшись с Валентином — Валентин ворчал: — вы что, Сисин, с намисотрудничать собрались? — но сделал — Ломоносову выдали паспорт — подожди, куда вы спешите, я покажу тебе чудо-девушку! ты увидишь! — где же она? — она в туалете — в другой раз — сказал Сисин — нам надо идти — Сара шла по заснеженной тропинке — я хочу остаться в России — мне тут нравится — у вас всё вверх ногами — вы такие дураки! — я решила не ехать по магистрали — я решила поехать на Кавказ — посмотреть войну — ты что, давно не видела трупы, которые разлагаются на солнце? — зачем тебе Кавказ? — хочется — Сисин пожал плечами — Сара, выйди за меня замуж — what? [55]— Сара не верила — ты врешь, как все русские! — страна обманщиков — вечное логово лжи! — не вру — ну, тогда я быстро приеду — давай поженимся в православной церкви! я люблю попов в золотом! — я некрещеный — сказал Сисин — но, хочешь, давай! — я не буду уничтожать ни людей, ни зверей — я не буду обижать приблудных кошек, срущих в моем подъезде — я лучше буду с Сайрой — Сайра, я буду с тобой! — на следующий день она улетела — сначала она звонила — но связь была хреновая — она все удивлялась: — a very bad line [56]— треск и хрюканье — потом позвонил приятель из «Бостон глоб» — ты ничего не знаешь о Саре? — знаю! — сказал благодушный жених — она на Кавказе — ее обыскались — сказал приятель — она пропала без вести — потом привезли ее тело — в тесном спецморге для иностранцев жутко воняло — воняли кафельные стены, столы, подоконники, двери, ручки дверей — вонял ухмыляющийся обслуживающий персонал — Сисин давился в носовой платок — почерневшие гниющие куски с оттопыренным пятнистым задом — анус с шишечками пророс слезоточивой орхидеей — в углу на полу был сложен, как puzzle [57], утопленник-негр — Сисин втянул воздух в свои большие волосатые ноздри — сладкий трупный запах все больше и больше будоражил его — голова кружилась — он забалдел — запах манил его, как детство, в которое ему уже не вернуться — запах щемил душу воспоминаниями о прошлых жизнях — стремительное вторжение крепкого и томного аромата напрягло его мужские соски — он погрузился в симфонию коморской ванили, сандала, кардамона, фенола и ладана из Сомали — кто-то сбросил ему с самолета охапку желтых цветов — ему понравилось — ему не хотелось уходить — ему хотелось, чтобы весь мир, от Анкориджа до Бомбея, пахнул так мощно, терпко, непоправимо, фимиамно — ухи— он крепко взял чернявого препаратора за лямку фартука: — тебя как звать? — зачем тебе? ну, Сергей — Серег, слышь? постой, продай мне ее ухо илимизинец — я тебе, бля, продам! — ну чего ты? мне ж на память! — строго сказал Сисин — охуел, что ли? она же американка! — Сисин назвал сумму — локон— лаконично сказал препаратор — ухо — не уступил Сисин — значит, так: не морочь мне голову! — сказал препаратор — ухо — Сисин показал новую сумму на пальцах — ой, бля, ну, ты мне надоел! — поморщился препаратор — Сисин ушел довольный, с ухом в тряпочке — Сарин оператор — англичанин-дурак — позвал его на Кутузовский посмотреть последнее танго Сары — он тоже влюбился в Сару — они все влюблялись в Сару и в конце ужина говорили: — Сара, мне хочется сказать тебе что-то важное— Сара деликатно уклонялась от объяснений — ей нужно было непременно узнать о правах человека — с этой целью она направилась в милицию — где встретилась с начальником местной милиции — человеком с совсем низким лбом — она сказала влюбленному в нее оператору, что она, либералка и пацифистка, должна улыбаться этой горилле ради того, чтобы получше узнать, как соблюдаются здесь права человека — а тот был многодетным кавказским чудовищем и больше ничем — последнее танго Сары — перед этим Клайв предложил Сисину выпить — Сисин выпил — они сидели, как двойники — влюбленные в одну Сару — хотя Сисин был влюблен дольше и успешнее лохматого Клайва — и все хотел каким-то образом это показать — ухо Сары горело у него в кармане — но он знал: ухо — не аргумент — Клайв включил телевизор — она танцевала с капитаном милиции — дело было в ресторане — или в гостях — Клайв, который снимал, сам не понимал, где находится — капитан ее подталкивал в комнату — она его подталкивала к людям — у нее было испуганное лицо — она делала оператору знаки — маленькие, милые европейские знаки — Клайв сказал, что к ее смерти это не имеет никакого отношения.

Мексиканцы сидели на корточках в ожидании ночи, чтобы нелегально перейти границу — Сисин приехал в калифорнийский райцентр в середине пустыни, поделенный на две части, как когда-то Берлин — нестерпимо хотелось в Мексику — он подошел к парочке американских пограничников — туда, в страну кактусных визионеров, можно было уйти свободно — через турникет — но обратно они сидели и проверяли — проп устите меня назад? — я только на полчаса — они посмотрели его удивительный паспорт и сказали — идите, пожалуйста — делайте, что хотите — он побежал в Мексику — сразу наткнулся на старую женщину, которая стирала белье, низко склонившись к корыту — как это бывает только в России — шесть шагов от границы — вокруг валялись ржавые машины, бутылки, бумага — было очень грязно — ему захотелось обратно, домой, в Калифорнию — поглядев на старую мексиканку, он направился в Америку — каково было его удивление, когда, войдя в дверь, ведущую в Америку, он увидел, что пришло начальство — Сисин хотел незаметно прошмыгнуть мимо него, как совок — издали улыбаясь знакомой парочке — но начальство вмиг поняло, что Сисин лукавит — ваши документы! — а какие у Сисина документы? — кроме его удивительного паспорта с однократной американской визой — тот, главный, в форменной шляпе, говорит: — вам нельзя в Америку — Сисин понял, что дело плохо — он понял, что не имеет права горячиться — во всяком случае, он понял, что ему не надо говорить, что он сын Иисуса Христа — он сказал: — я работаю в Лос-Анджелесе гостевым профессором — читаю лекции на основании своей книги — писатель? — вроде бы как писатель — главный даже расстроился — щит! [58]— сказал главный, писателей мы вообще не пускаем — оставайтесь в Мексике — идите в свое консульство за консультацией — Сисин совсем оробел — какое в пустыне российское консульство? — я же просто турист — посмотреть — я договорился с вашими коллегами — вон с ними — главный поглядел на коллег — парочка сидела с непроницаемыми лицами — Сисин им жалобно улыбнулся — те не ответили взаимностью — те просто искусно делали вид, что видят его первый раз в жизни — Сисин понял, что он остается в Мексике — без денег — без визовой поддержки — совок-совком — в самом центре пустыни — он струсил — он очень терпеливо сказал главному — я не знаю, как быть — помогите мне вернуться в Л. А. — я снимаю дом у вдовы в Вествуде — она врач — у нее большая практика — две дочери — но они в Сан-Франциско — она дала мне свой автомобиль — я приехал сюда — у меня с той стороны автомобиль — с американской — вы понимаете? — я просто вышел прогуляться — автомобильпонравился главному намного больше писателя— а где документы на автомобиль? — в автомобиле — смиренно сказал Сисин, чувствуя, что ветер удачи сноваподул в его сторону — главный выпрямился, сказал: — я не имею права запрещать вам свободу передвижения — проходите! — Сисин бегом побежал обратно в Америку — он обнял автомобиль вдовы — это была самая счастливая минута его жизни — но сначала он побывал в Нью-Йорке, где встретился с Берманом — мой друг Берман также подлежит немедленной ликвидации как лицо совершенно бессмысленное, утратившее первоначальные представления о религии, увлекшееся сначала гнозисом, а затем и вовсе переметнувшееся на Восток в слепой надежде припасть к нирване — писал Сисин в своем секретном докладе — это не вызывает у меня никакого сомнения, хотя как лицо еврейской национальности он, пожалуй, заслуживал бы отсрочки— Берман мрачно угостил его не только ужином в китайском ресторане, но, предварительно поколебавшись, и собственной японкой с христианским именем — раздвинув ей ягодицы, Сисин обнаружил солнце страны восходящего солнца — Сисин снова подумал: кво вадис? — надо выскочить из мясорубки, да, но как и куда? — из Сан-Франциско позвонил Маньке — телефон не отвечал — где ее черти носят? — не сидится ей дома — где шляется? — словно она не хотела заокенского прорыва, крупного перелома пространства — опять наплывала большая она-она— она танцевала в ванне, по колено в минеральной воде — уселись на кухне в большом доме — пили вино — заедали оранжевым сыром — по утрам писавший книгу о том, как жить без цели, Кевин не выдержал, раззевался, отправился спать — она-онатанцевала в ванне, рыжая и загорелая — знак Калифорнии, вылезающий из ванны — она-онатанцевала для него, массажистка, и он думал, что вот — совсем другая жизнь, другое все— обнявшись с обеими бывшиминемками, отрекшимися от своей образцовой страны — достаточно прожить с фарфоровой свинкой неделю, получая от нее инструкции, как себя вести и чего не делать — чтобы понять, что за радость такая — Germania— у-у-у! — в их душах тлеют угольки Освенцима — как мы с тобой хорошо проводим время — у-у-у! — как нам весело — у-у-у! — как тут воняет — дарлинг, что это?! — у меня такой чувствительный нос — в конце концов, в Страсбурге мы ели дымящийся окорок — вот съешь его и тоже станешь хрюшкой — завтра полетишь в Париж — вокруг (уважительно) бизнесмены — а ты хрю! хрю! — она расхохоталась — хрю! хрю! хрю! — Сисин сдержанно усмехнулся — вот видишь, как нам с тобой весело! — что подсказывает тебе твое маленькое сердечко? — я тебе еще нравлюсь? — в ванной не было света — она заметалась — да ты не закрывайся! — она высунулась — с искаженным гримасой лицом — я срать хочу! — а-а-а! — паучок снова полз по занавеске — пиздец любви — метаморфоза — Сисин цепко поймал его двумя пальцами и с удовольствием раздавил — одной дурой меньше! — подумал Евгений Романович, споласкивая руки — а что, если? — он содрогнулся, нагнувшись над раковиной — может быть, Манька тоже большая, усатая она-она? — издали похожая на слепня на вымени? — в Ирме было много немецкого — он зашагал под звездами в ночные ванны, где вторая немка спросила, не будет ли она помехой — нет — когда пар разошелся, возник при свечах высокий американский призрак — он стоял с махровым полотенцем через плечо и виновато смотрел на нас — он куда-то скользнул в сторону, растворился, явился снова, уже в очках — присмотрелся — мы тоже к нему присмотрелись — он выставил вперед свой член, глядя сквозь вспотевшие очки — обрезанный — большая новость — они все в Америке обрезанные — махало кадило — ВАЛЕНТИН, это вы, что ли? — прошептал Евгений Романович — какими судьбами? — почему вы такой высокий — и — и обрезанный? — Валентин стал тихонечко дрочиться на нас, бросая ласковые взгляды — он так был трогателен, так беззащитен в своем онанизме, что хотелось его подбодрить — с собой, однако, брать не хотелось — а вторая, черненькая, хихикала: хи-хи-хи— онанист со стоном спустил— Валентин внимательно протер член, словно хрупкий оптический прибор, пожелал нам have a nice night [59], удалился — и она сказала Сисину, гладя его лицо: you are beautiful [60], и он сказал: нет, это ты! ты! — женщина — это не игрушка — это святое что-то — тихая, неземная, она-онастояла возле кухни — на следующее утро они едва шли по горной дороге — навстречу им пробежал Кевин — при чем тут перевод на многие языки вашей неразумной книги? — она-онаочень долго и очень жалобно говорила ему по-английски — на что-то жаловалась — ее произношение было настолько неясным, что Сисин не понял ни слова — он только кивал — возле волн, при брызгах и солнце, при том, что он страшно не выспался, она-онапрочла ему длинный буддийский гимн — из океана быстро вышел мокрый Кевин — шет чот цунт, чот чот шет шет цунт цунт цунт-цунт цунт цунт-цунт-цунт-цунт-цунт-цунт-цунт-цунт-цунт-цунт-цунт-цунт-цунт-цунт-цунт-цунт-цунт-цунт-цунт-цунт-цунт-цунт-цунт-цунт-цунт-цунт-цунт-цунт-цунт-цунт-цунт-цунт-цунтцунт-цунт-цунт-цун— и я сказал: я могу идти к Папе только через слово, иначе никак — я не могу идти непрофессионально — такая вот незадача — однако в раю каждый день бросаюсь в библиотеку, чтобы со слезой почитать в газете о щепотке свобод для нашего медлительного, негордого народа — во Владимире, на повороте, почтальон простоял — встречая на майском ветру меня плюсамериканскую литературно-художественную пару — два, три, шесть часов подряд — верный разносчик телеграмм — поднялись к нему домой — по лестнице, пахнущей дощатыми сенями сисинской дачи в детстве — ни с чем не сравнимый полууютный запах — мы перед тем поели, радуясь осуществлению общей поездки — которую запрограммировали на коннектикутской вилле с точностью до дня полтора года назад — нас ждал обед, и американцы невежливо отказались от еды и выпивки, и я должен был жрать и пить и нахваливать — там в салате был лук, я не могу, потом все время он лез мне в нос — у меня расстроился желудок — вонючка ерзал в кресле — он был в основном теоретик — сидела невероятная владимирская переводчица, получившая за свои скудные сведения первый международный гонорар в виде пяти долларов — в комнату заглянули дети почтальона, чтобы увидеть американцев — мальчик и девочка — Сисин погладил их по застенчивым головам — как вас, ребяточки-козляточки, зовут? — Петя — а тебя, голубушка? — как? Маша? — замечательно! — отодвинули стулья — мать села за пианино — долго оправляла юбку — и раз! — Петя пустился вприсядку, неожиданно далеко выбрасывая ноги — Маша закружилась в толстых колготках на одном месте — американцы друг за другом сходили в уборную — пусть себе ходят, сколько хотят — добродушничал почтальон — у нас там целая пачка туалетной бумаги — хватит на всех — слив на цепочке с деревянной ручкой, крупные капли на потрескавшейся зеленой краске трубы — деревянный, натурального желтоватого цвета стульчак на низеньком унитазе — нарезанная бумажка в темно-синей сумочке с красной вышивкой, с бусинкой-брусничкой — Сисин п исал, косясь на родное — американцев отправили спать в Суздаль, отдохнуть с дороги — договорились встретиться утром — чтобы гулять весь день по Суздалю — ну, а теперь разговор по душам — почтальон позвал интеллигенцию — интеллигенция набросилась на салат — почтальон в рюкзаке заботливо принес двенадцать бутылок водки и одну — коньяка — на случай, если гость захочет коньяка — Сисин расчувствовался — он заговорил о духовном возрождении родины — о том, что нельзя слепо подражать иностранцам — об особой роли Владимирщины уже в совсем недалеком будущем — мы пили водку до утра — вы хорошие — отрыгивая луком, говорил на рассвете Сисин — я понимаю, почему вы патриоты — еще многое имею сказать вам, но вы теперь не можете вместить — я не хочу вас убивать — зачем же нас убивать? — улыбались владимирцы — на слезинке ребенка дом не выссстроишь— объяснил почтальон — переводчица показала матерчатые куклы собственного изготовления — попа и работника его Балду — краснощекую Анну Каренину — собаку Баскервилей — чертовскиталантливо — прослезился Сисин — братались — договорились дружить — через неделю в местной газете опубликовали теплую заметку, как Сисин посетил древний город — on notait la présence de Jacques Podda, chef de corps des sapeurs-pompiers volontaires — М. Bouvard, président des parents d’elèves — М. Millo, président de la societé de chasse [61]— etc — ты лучше, чем мы думали — говорили владимирцы — мы думали: ты сноб и говно, а ты свой парень — с трудом чокнулись — давай на посошок — задымили папиросы — я иду приготовить место вам — с озабоченным видом говорил Сисин — а куда я иду, вы знаете, и путь знаете — за окном вставало солнце — Сисин стягивал с переводчицы свитер в перекуренной комнате с размазанным по полу салатом с горошком — родина богата салатом с горошком — она отбивалась, как только умеют отбиваться русские женщины — она боролась с собой и с ним одновременно — а ведь мы с тобой знакомы — сказала она, ослабляя сопротивление — ты помнишь? — они так устали биться над каждой частью ее туалета, что когда дело дошло до лифчика и выпорхнули груди, любовники упали, изможденные, на кровать и заснули мертвецким сном — ровно через пять минут явился интуристовский шофер — Сисин сквозь сон прогнал его пить чай на кухне — шофер пил чай вприкуску и говорил с женой почтальона о том, что небольшая война нам не помешает — с кем же ты воевать надумал? — певучим голосом спросила почтальонша — шофер уехал на полдня за бензином — американцы были озадачены — они в одиночестве болтались по Суздалю — хочешь, возьми попа илиАнну Каренину — да ну, что ты! — возьми-возьми! — ну, тогда я — Анну Каренину — я сейчас сварю тебе кофе — босыми ногами побежала на кухню — ремень валялся на полу — я подобрал его — Манька сидела возмущенная — ну, что же — сказал я — мы с вонючкой уходим — я не вонючка — сказал Никифор — я человек! — большая разница! — заметил Сисин — пошли! — нет, подождите — задумалась Манька — ладно, наказывай — снимай джинсы — распорядился Сисин — она сняла — осталась в белых слабеньких трусиках неделька— с красной каемочкой — многократно стиранных — висевших на многих батареях — как бедны (украдкой вздохнул он) наши девочки — и натянула зеленый свитер до колен — она считала, что ей идет зеленый цвет — она говорила, что любит деревья — входная расшатанная дверь ее квартиры закрывалась на палочку — они останавливались на прогулке, держась за руки, чтобы полюбоваться дубами, березами, липами — реже вязами и каштанами — каштан все-таки редкий гость Подмосковья — а платаны вовсе не растут — в народе их тем не менее называют бесстыдница— у нее всегда были мокрые ладошки — в основном лиственными породами — свитер тоже снимай, Муся! — Маньке не нравилось, когда Сисин звал ее Муся— чтобы досадить Сисину, когда Сисин делал не то— например, опаздывал на свидание — Манька звала его котик — котикбыл последним предупреждением — крыксабыл положительный полюс — за котикомначиналась ссора — Манька довольно покорно сняла свитер, пропустив Мусюмимо ушей — она была смуглой и загорелой — пусть смотрят! — она легла на живот — шаловливо не показав никому грудей — лежала, выгнув спину, как на пляже — Сисин встал, подошел к ней поближе — Никифор замер — снимай трусы! — приказал Сисин — вонючка задохнулся — так, весело сказала Манька, с этого места, пожалуйста, поподробней! — да ну тебя! — боясь рассмеяться, покачал головой Сисин — перестань! не смеши меня! — у вонючки обмякли губы — ну, снимай-снимай! — Сисин слегка подергал за резинку трусов — никогда! — откликнулась Манька-пионерка — как же я буду пороть тебя в трусах? — это твои проблемы — сказала Манька, обезьянничая — Сисин пожал плечами и сильно ударил Маньку кулаком в лицо — Манька отлетела в сторону — Сисин рванул трусы — из них выскочила черная пизда — вид у нее был неприбранный, обезумевший — пизда так и бросилась вонючке в глаза — он встал и снова сел, пораженный ее красотой — Сисин схватил ремень и что было силы стегнул ремнем по толстой ляжке — Манька взвыла от боли — она попыталась сопротивляться — но удар в лицо, кажется, совершенно сбил ее с толку — она испугалась — ляг на живот! — приказал Сисин — кому сказал!!! — она повиновалась — Сисин ударил ремнем по попе — выступил горячий красный рубец — больно! — взвизгнула Манька — Сисин только усмехнулся — знаю! — он стал беспощадно ее пороть — она издавала екающиезвуки — он развернул ее и нанес чудовищный удар пряжкой между ног — взвыв, она схватилась руками за пизду — Сисин стеганул по рукам — по лицу — по грудям — Манька запрыгала, как будто ее пытали электрошоком — Никифор в кресле захорошел — от него сильно запахло козлом — Женька! миленький! — дергалась Манька — Сисин порол с вдохновением — теперь он хлестал Маньку по животу, по ногам — он развернул ее жопой к вонючке и решительно показал ему весь ее промежный красно-коричневый срам — на, смотри!!! — Никифор, вывернув шею, смотрел — нравится? — да — тихо, как схимник, промолвил вонючка — ну, так возьми ее — это принадлежит всем! — Манька крупно подрагивала крупом — еби ее! — вонючка вскочил, с готовностью спустил брюки и пестрые, небоевые трусы — со своей косичкой он выглядел на редкость прогрессивно — Манька хотела было возра зить — но Сисин подскочил, снова ударил ее в лицо — так надо! — заорал он — молчи! — свекольный, скользкий хуй Никифора с длинной соплей на конце полетел навстречу растерзанной дыре — он напрягся и неожиданно разрядился в руках молодого порнографа — обляпав Манькину жопу — говнюк! — поморщился Сисин — он поймал вонючку за горло, хотел швырнуть его в кресло, но передумал — вылижи ей жопу! — скомандовал он — быстро! — Никифор, захлебываясь собственной спермой, быстро принялся лизать — Сисин смотрел на это неприязненными глазами — лижи-лижи — ну, и вонючая у тебя сперма! — запах спермы завис тяжело — давай! — ты же любишь ее! — не отрываясь, Никифор кивал — он кивал — оторвался, сказал: ХОРОШО — и снова лизал — хуй у него снова стал свекольного цвета — Сисину почему-то это не понравилось — он схватил вонючку за свекольный отросток и резко дернул — вонючка перестал лизать — я что-то не такделаю, Евгений Романович? — он виновато поглядел на Сисина — да нет, это я просто так — сказал Евгений Романович, забавляясь горячим отростком — Манька стонала во весь голос — Сисин принялся с новой силой стегать ее по спине, безжалостно дроча недоучку — в жопу! суй ей в жопу! — заорал Евгений Романович — Никифор, привстав на цыпочки, выполнял команду — больно! — вдруг басом сказала Манька — в ответ соседка за стеной заиграла на фортепьяно Шопена — она всегда играла, начиная с семи часов — в мирное время, лежа на Манькином диванчике, они злобно слушали дуру — опиши мне ее — просил Сисин — Манька задумывалась — она не умела художественно описывать людей — часы на кухне прокукарекали семь раз — Шопен разрастался — бо-б о— бо-б омне! — схватившись руками за попку, запричитала Манечка — шире жопу! — рявкнул Евгений Романович — аналь! да аналь ты ее! бля! веселей! — Манечке бо-б оочень! — пискнула Манька — она обернулась к Сисину избитым лицом — он даже не поверил — глаз был совершенно ранен — Манька была похожа на кубистическую блядь — вонючка, вот тут уж совсем некстати, опять кончил — он вынул изговнявшийся отросток — струйка жидкого кала потекла у Маньки по правой ноге — Сисин с омерзением оттолкнул Никифора в кресло — Манька бросилась Сисину на шею — Женька, миленький, не бей меня больше — пожалуйста — бормотала она — я люблю тебя— она никогда до этого не говорила ему о своей любви — она стеснялась — и потом, она боялась, что, если скажет, то как ей жить дальше? — непонятно, как жить — она будет во власти Сисина — израненное тело, капающее говном, обвивалось вокруг Сисина — Сисин умилился — в носу у него защипало — он упал на Маньку, и они так немного полежали — тихо — потом он погладил ей волосы и спросил недоверчиво: — правда, любишь? — глаз ее был чудовищен — да— сказала Манька, с любовью глядя на Сисина — незаметно они принялись нежно трахаться — вонючка тоже с умилением смотрел на них, понимая или скорее догадываясь, что до этого жил неверно и слишком погано судил о людях — он спохватился — на цыпочках пошел вон, путаясь в штанах — на пороге с чистым восторгом посмотрел на сросшиеся жопы своих кумиров — на их волосатое счастье — с тихим скрипом прикрыл дверь — в коридоре не выдержал, разрыдался — вдруг он понял, что у русско-еврейской культуры нет в России большого будущего — закончился целый период — ну, а теперь давай есть арбуз — сказал Сисин Маньке, когда Никифор ушел.

Я предтеча новой религии, которая родится из старого бормотания — американцы в одиночестве сожрали глазами Суздаль — полячка имела какие-то психологические проблемы, затем и приехала в рай, кажется, муж ее бросил, несмотря на большую мягкую грудь — Гражина — я пробовал ее обнять — судьба открывала все новые коридоры — она не обнималась, то есть обнималась, прося только о чулости [62]— мой смысл, мое назначение, испробовав все, сказать, что мир существует mostly [63]по недоразумению — клуб не работает — танцев нет — трусы велено снять — в трусах не танцуют — mostly Mozart — Россия не для счастья — сучит ногами по ошибке — помрет, не обидно — развалится, тоже неплохо — однако я все думаю — своим несосредоточенным мозгом, своим бессмысленным умом — откуда это? — откуда пошло? — от ледовитых, переродившихся родителей? — на день рождения я подарил отцу карточку «American express» — научил ею пользоваться в финском магазине «Stockmann» — у него от волнения дрожали руки — карточка падала на пол — он никак не мог поставить подпись в нужном месте — он всю жизнь воевал с Западом — продавщицы глядели с подозрением — Роману Родионовичу казалось, что его сейчас арестуют — нет, он лучше, чем сам о себе думает, Сисин выше свалившегося на него успеха, своей шарлатанской книги — почему он нарушает, готов нарушать, почему на мир смотрит, как на представление, от которого скушно, зевает, ничто не в радость, приелось, и Россия не в радость, надоела, старая курва, почему он такой, не другой, а? — куда пойти покаяться? — Берман принял меня неохотно — поехали, только быстро — он любил приказывать, давить — подозревал всех, кроме себя — я знал, это залог будущей катастрофы, но не вмешивался — мой интерес к нему любопытнее его спасения — он пощупал мне пульс, сказал со значением: — еще поживешь — он всегда со значением: — то буддист, то оккультист, а квартиру, говорит, продам: дороговато — только сначала я думал: а может, отправиться спать? — летел из Парижа, не то чтобы устал, но все-таки шесть часов разница — уже по-парижски утро, Сара идет на работу, и смята постель — еще теплая, я только что выпрыгнул — мне плевать, мне весело, я устал как собака — хватай такси, твердо так, даже с некоторой обидой — я в такси, по Бродвею, смешно, приехал — после летел на самолете через все эти штаты-штаты и думал: — будет помнить с благодарностью — вся жизнь пройдет, будет помнить, это сильнее крахмальной двуспальной постели — в середине вечера вдруг объявляет: — I am a bad girl! [64]— мы нежно осудили ее, поцокав языками — японское вранье — она сама поняла, что вранье — открыли шампанское, вспомнили прошлое, по-английски, из уважения к японке — японка рада, устала, дали передохнуть — мы с ней долго трахаемся, но не кончаем — Берман гладил ее по головке, сидя в позе лотоса — зачем кончать? — экономим энергию — он встал и вышел в уборную — тебе не кажется, что у него трудный характер? — спросила молодая японская женщина — он какой-то негибкий — я пожал плечами — ради него я переехала в Нью-Йорк — я оживился — новизна, вот что полезно — страна восходящего солнца — она ласково провела мне по хую, прощаясь навсегда — мы перемигнулись — она засмеялась — вы чего? — удивился Берман, входя — пошли в китайский ресторан, там никого не было, есть мне не хотелось — устал — катаются на роликах — воскресенье — звуки Нью-Йорка — невидимый сосед играет на большой трубе — пожарные сирены — звонит телефон — телефон! — лениво кричу я Берману — нет! — отвечает он мне — развеваются занавеси — звонит телефон — что значит нет? — это не телефон — Берман начинает рыдать от хохота — это попугай — он научился звонить телефоном — я не верю — звонит телефон — Берман открывает клетку, хватает волнистого попугайчика в руку, кричит в его синее тельце — алло! алло! — попугай перестает звонить — алло! — кричит Берман — здравствуй, сокровище! я принял решение! мы разводимся! — Берман вешает трубку — он стряхивает с ладони перья на пол — теплынь — я выхожу на балкон — они лежат на Риверсайде, подставив спины солнцу — самолет на веревке тащит по морскому небу за собой надпись — love your mother! [65]

Мы похожи — на конференции я высказался — идет дебилизация — у нас Сталин — Ленин вырезали интеллигенцию — мы стали овцами — вас вовсе не понадобилось резать — одобрительно гоготнула аспирантка с Ямайки — эмалевые лица арабов — арабы горячо и лукаво долго жали потом мне руку — в Мейне — краю омаров — Евгений Романович затосковал по России, несильно, пресыщенно, равнодушно, по живым глазам, разговорам, по елкам, что ли, по свежим щам — Россия представилась: с северными закатами, розовыми, с длинными облаками — в Бар Харбор приехали к вечеру — по скрипучим доскам шли в номер — открыли окно — поглядели на залив — через комариную сетку — плескалась вода — меня выгнали с работы — поздравляю — настучали за общение с тобой — он думал об американском доносительстве — все быстро забывалось — история доноса забылась тут же, не было, чем связать — она не прошла детектор лжи — прикрепили проводки — стали задавать вопросы — к чему проводки прикрепили? — она ожидала не этого вопроса — Воркуте казалось, что Сисин, узнав о детекторе, шепнет ей в ухо: marry me [66]— она медленно развивалась — по Флориде ходила высокая, в шляпе с широкими полями — marry me — входила в жаркий, соленый Гольфстрим — marry me — ночью в «Holiday Inn» медленно разворачивалась навстречу Сисину — ущипни меня за щеку — как? — не понял Сисин — ну щипи! щипи! — как-то совсем незаметно Воркута стала феминисткой-мазохисткой — любила и просила щипать — но щипи, пожалуйста, так, чтобы я не теряла при этом чувство женского достоинства! — это не очень согласовалось с ленивыми, слабыми жестами — с движением руки за голову — с цветными бусинками ее браслета — с облизыванием губ — Сисин не доискивался истины — я женщин не щипаю — оправдывал он свою неумелость — ужинали на старом вокзале, переделанном под ресторан — Сисин заказал паровой лобстер — старый официант повязал ему пластмассовую салфетку с изображением любимого блюда — за окном мост блестел, как детский конструктор — по мосту шел негр в красной вязаной шапке — на Западе он беспрестанно жрал — наворачивал килограммовые бифштексы — на десерт съел мороженую фантазию с персиками — на третий год понял, что наелся и что жил в голодной стране — название моей книги — ВП— не надо воспринимать буквально — наклонился Сисин к Воркуте — оно плохо переводимо — но это тоже не вся правда — вся правда — вокруг сидели американские шестерки — качали головами — с невозмутимыми лицами — их старинный идеал: — невозмутимые лица — куда нам, дуракам, с нашими подвижными, как подвижной состав, физиономиями — из ресторана шли мимо скромного кладбища — что ни говори, а кладбища — тонко заметил Сисин — это единственный приют хорошего вкуса в Америке — он шел в элегантном синем пальто — Америка — это липа — в кармане пальто оказались семечки и недокуренная пачка «Беломора» — иди сюда — сказала Воркута с усилившимся от волнения акцентом — она включила белый шум — тряся пшеничной гривой, легла в роскошную постель — ее стало тяжело ебать — это как тяжелый рок — расставила толстые ноги с крепкими икрами — он прикинулся, что ему интересна программа бытового американского юмора, которую он плохо понимал или совсем не понимал — ты говоришь на русскоманглийском — сказала Воркута из постели — и вдруг, прислушавшись, захохотала над шуткой — что он сказал? — она пыталась объяснить, теряя текущие шутки — я знаю, почему ты написал Век Пизды! — в два счета стянула с него трусы — ты отомстил — тебя мама мало любила — нет — сопротивлялся Сисин — когда она взяла его за яйца, он почувствовал, какие они маленькие, никудышные — яйца — подожди— дрочась, она как будто добывала огонь — ее огромная блондинистая пизда дымилась от перегрева — она так шуровала рукой, что казалось, пизда вот-вот отлетит и покатится по комнате, как колесо — ты слишком меня любишь и потому заранее переживаешь свой отъезд! — шумно дышала могучими легкими — теребила его член — посрамленный Сисин готов был согласиться на любую интерпретацию — вибратор! вибратор! — достала вибратор — терла себя беспощадно — Евгений Романович со спущенным хуем загадочно лежал рядом — тебе понравился ВП? — наконец спросил он — ты сводишь счеты с мамой — кого это может заинтересовать? — ты серьезно?! — ему стало обидно как метафизическому барчуку, задумавшему финальную игру в гекатомбу — он всосал часть большой груди и кое-как пожевал все это вместе с соском — Воркута бурно заохала — испустила долгий гортанный звук виляющей жопой — ей захочется командовать Россией, как моими яйцами — насторожился Сисин — он стал часовым — Манька, звавшая сисинский хуй бегемотом— чем отличалась от других, никак хуй иначе, чем ОН, не называвшими — считала, что он бегемотаневолит, загоняя в нелюбимые отверстия — она права, украдкой вздохнул Сисин, лежа в Америке — вспоминая неуловимое выражение теневых Манькиных глаз — капающую из носа русско-мусульманскую кровь — висловатая жопа — дряблые ляжки — обильное выпадение волос — запах изо рта моей замарашки — так, наверное, могла бы выглядеть моя вдова.

Звонки в Москву вызывали падение настроения на целый день — там все было плохо — Ирма грозила расправой с подонками, ударом по чьей-то морде — вдруг выскочила Манькина фамилия — когда Манька терялась, не знала, что делать, как сесть, куда сесть, или в метро наступала кому-нибудь на ногу, она показывала язык — покажет быстро и спрячет — так многие русские стеснительные девушки в момент растерянности показывают язык — покажут и спрячут — а он в духоте, лишенный права на вопрос: как ты? — было ясно, что он делает что-то не то, от избытка невнятных чувств, тщеславия, а также непонятно почему — Воркута призналась подруге, что они ездили во Флориду — показала фотографии — та молвила, обдумав, по телефону, через две недели: наши пути разошлись — затем муж — работавший в Москве — предложил донести, ссылаясь на собственную безопасность — она пошла, без всяких сомнений, убежденная, что подруга предала родину — приехала в местную безопасность и донесла, как просралась после запора — стало легче — ее преступление было незримым с точки зрения здравого смысла — в Мейне пахло Севером, особенно на самой границе с Канадой — она сдавила переносицу — села на постель — водила пальцем по подушке — дрожали бусинки браслета — ты бесчеловечный, сказала Воркута — тебе никого не жалко — он был приятно потрясен человеческой подлостью — его к тому времени все раздражало — он приезжал в Америку удовлетворить детские желания — обогатиться — из Сан-Франциско дозвонился наконец-то до бабушки — та уже совсем распадалась — она жаловалась на здоровье и просила, чтобы он берег себя, кушал лучше — как там, в Америке, с фруктами? — я скоро уйду — хрипела она утробным хрипом — я сон видела — брат-авиатор, разбившийся на территории своей летной части в 1930 году, робкий муж в пенсне и совсем забытая мама, втроем, склонившись к ней, звали к себе — подожди, не уходи — сказал Сисин — дождись меня — не уходи — в Вермонт приехала Римма Меч — с тех пор, как они не виделись, она, не став министром культуры России, стала поэтом смерти— надо спешить — подумал Сисин — смерть превращается в банальность — Феликс ушел от меня — сказала Римма — Любка-сучка вцепилась в его депутатский мандат — какая еще Любка? — твоя подружка! — не знаю я никакой Любки! — в память о нашей с Феликсом любви я посадила перед дачей в Болшеве два кипариса — как ты думаешь, не вымерзнут? — наконец я все поняла — сказала она Сисину — для Ахматовой и Пастернака похороны были праздником, на них соберутся люди — это сказочный театр — после труда умирания праздник смерти — застолье поминок — Римма выглядела по-прежнему довольно немытой — с сальными волосами — ее лекция имела успех — вчера, на Римминой лекции, явилась в новом обличье — прикинувшись эмигрировавшей московской поклонницей — она-онапрошла тяжелый путь от фабричного общежития в Орехово-Зуеве до уборщицы богатой галереи в Нью-Йорке — с особым упором на собственную непонятость — на одиночество в момент смерти матери, наступившей в день ее двадцатилетия — маловнятная череда мужчин гналась за ней, но американцы поразили ее серьезностью подхода к трахательным делам — ее волновали жаргонные словечки — крутой мужик, кайфово — сто лет не слышала! — она-онавосприняла случившееся как братское кровосмесительство — была сочиста, сочна, незловонна — цветок московской тусовки — наутро проспали — вечером она в душ — он подполз на коленях по коридору — глянул в скважину — вспомнил детство — в детстве подсматривал домработниц с дремучими, таежными пиздами — раз вместо Веры случайно, ползунком, подсмотрел Веру Аркадьевну — ее медного цвета живот — с горизонтальным секретным шрамом — не мог забыть — годами ждал за это наказания — из далекой Сибири ночью позвонила мать Бормотухи — вы не знаете, где моя девочка? — понятия не имею — что же мне делать? — в ее голосе Сисин услышал слезы — позвоните в ее институт — в какой институт? — я так понял, что она учится в институте — в каком институте? — может быть, я ее неправильно понял — это кто так поздно звонит? — истошным голосом закричала Ирма — она-онасбегала пописать — он снова прильнул — актриса Грушева тщательно и меланхолично протерла аккуратно стриженную пипку бумажкой — он смотрел с ленивым любопытством — бросила в унитаз — затем так же тщательно и меланхолично протерла попу указательным пальцем — палец застыл в воздухе — она понюхала его, наклонившись — с сосредоточенной, злой физиономией — еще раз понюхала — задумчиво провела пальцем по стене, оставляя тонкий каштановый след — стены разлетелись в разные стороны, его закрутило — он хотел приподняться — не получилось — горло сдавило — он блевал на дверь уборной — вокруг него бегали маленькие возбужденные собачки — on notait la présence d’Alain Legras, président du comité des fêtes — 1’adjudant Petit, commandant de la brigade de la gendarmerie nationale — de Jacques Podda, chef de corps des sapeurs-pompiers volontaires — М. Bouvard, président des parents d’еlèves — М. Millo, président de la societé de chasse [67]— последний жаловался Сисину на мимозу — чертово дерево! — говорил Мийо с мокрыми, зачесанными назад волосами — разрастается не по дням, а по часам — захватывает склоны, набережные — любое пространство — приходится выкорчевывать — но это, поверьте мне (охотник покачал-покивал, покрутил головой по-французски), дело нелегкое! — к тому же эфирные масла — горит на пожаре, как факел — авторитетно поддакнул помпье — собачки набегали друг на друга — карабкались — тряслись — отнимали у Евгения Романовича последнее удовольствие — покусывали друг друга — бесшумно выскользнула красавица Грушева — что с вами? — блюю — виновато ответил Евгений Романович — утираясь.

Кончался пиздячий век.

Когда мне сказали, что я сын Иисуса Христа, я не поверил. В этом идиотском мире возможно, конечно, все, но, во-первых, не согласуется с богословием: едва ли была задумана продолжаться Божественная династия. Хотя, с другой стороны, мои теологические познания не отличались большой глубиной. Библию я читал местами, как все, не до конца. Кроме отдельных сцен, религией там не пахнет. Тоска зеленая, бытовщина. Евангелие читал повнимательней — понравилось — но тоже не скажу, что все — слишком много угроз и торговли — написано явно не интеллигентными руками — хотя как прием — с четырех сторон — без стыковок — с противоречиями — как разорванные руки в «Танце» у Матисса — неплохо — очень даже — однако, mon cher Лука, нельзя же так в лоб с чудесами! — рассчитано больше на дикарей.

Когда в природе возникает долженствование, она всерьез задумывается над ним — деликатная личность смертна не менее дикаря — нужно новое поколение метафизики, как в ракетах, компьютерах, мясорубках — естественно, меня не покрестили — мама, а ты крещеная? — Вера Аркадьевна недавно помягчала к религии — раньше только фыркала — крещеная — мама, ты любила кого-нибудь, кроме папы? — что с тобой? — даже японскую чашку отставила — у нас с Верой Аркадьевной любезные, кофейно-чайные отношения — мне сказали, что я не от него — перестань говорить глупости! — кто тебе сказал? — не клади за столом ногу на ногу, по-американски — Вера Аркадьевна — мастерица переводить разговор на другую тему — советская выучка — она, возможно, единственная марксистка, которую я встретил в своей жизни — у нее все определяется низкими, экономическими соображениями — для нее, как и для Романа Родионовича, иностранцынавсегда остались манекенами со стеклянными глазами — даже меня, исправно покупающего ей в Парижахбелье и всякие кофточки, она упорно подозревает в скупости — правда, Манька в этом смысле тожебыла марксисткой — мама, ты когда-нибудь встречалась с человеком, то есть я хочу сказать — скажи, что ты думаешь об Иисусе Христе? — в наше время он бы очень пригодился для поддержания нравственности — мама, он же не милиционер! — да? откуда нам знать? — она всех их видела на кремлевских приемах: Хрущева, Булганина, Гагарина, Шарля де Голля — в Париже они с Романом Родионовичем даже видели Кеннеди — Роман Родионович не пресмыкался перед американцами — как ни странно, они его уважали — больше того, через него они передавали ценную информацию — только теперь можно открыть секрет — именно по каналу этой недипломатической связи США впервые дали понять, что не будут вмешиваться в Праге — только побыстрее со своими танками! — естественно, Брежнев поцеловал его в губы — впрочем, тоже украдкой — у Веры Аркадьевны в шкафу до сих пор хранятся под нафталином вечерние платья — громоздкие туфли на высоких каблуках — она была целеустремленной студенткой в белых носочках, в туфлях с перепоночкой, которую отлили в бронзе на станции метро «Площадь Революции» — несомненно, Вера Аркадьевна вызывала к себе интерес ангелов и херувимов — я родился в памятном 195… году в процветаю щей и дико благополучной семье — на этот раз никакого хлева — полный блеск имперского материализма — даже бабушки тайком не помышляли о религии — одна жила напротив Кремля — другая — в Ленинграде — мама Веры Аркадьевны была запойная читательница — она прочитала за свою жизнь целые библиотеки книг, но отличалась неверной памятью и перечитывала все по новой, не отрываясь, рыдая над хорошо забытым вымыслом — вторая вообще ничего не читала ни разу — но ее энергии мог позавидовать Днепрогэс — Роман Родионович с отстраненным взором проследовал в спальню — видать, занедужил старина — он никак не мог примириться с двуглавым мутантом — орел клевал его красную печень — предстоял малоприятный разговор с матерью — мама, для меня это жизненно важно! — от этого зависит — ты даже не знаешь что! — ты когда-нибудь изменяла отцу? — ай-яй-яй! — она укоризненно, по-светски покачала головой — что это с тобой сегодня? тебя опять обругали в газетах? — плевать мне на газеты! — ну, не скажи — Вера Аркадьевна знала, что сын темнит, что-то утаивает — что ему больно, когда ругают — по телевидению ты опять выступал какой-то непричесанный — не понимаю, неужели твояИрма не может тебя научить причесываться, вовремя стричь ногти и волосы в носу? — это, в конце концов, неприлично! — мама! ну, что ты такая нетеплая! как будто шведка какая-то! — дорогой мой, иметь самообладание — еще не значит быть шведкой, ты сам прекрасно знаешь, что я желаю тебе только добра — ты же моя мама! — Сисин даже несколько растерялся — ну, разные бывают матери — вспомни Мориака! — нам в нашей заграничной работе приходилось сталкиваться с недоброжелателями, черт побери, с открытыми врагами — в конце концов, мы с папой служили России, как бы ее ни называли — никогда я не услышал ни слова раскаяния — на месте Христа я бы ее оттрахал, Жуков! — медная травма — клянусь тебе!

Редкий в истории России случай — размышлял на бумаге Аполлон — насладиться всем: славой, бабами, деньгами, путешествиями — они(кто?) швыряли в него пригоршнями подарки, отбирая право сосредоточиться — он жаловался, что не может собраться и думать — дни летели, часы превращались в минуты — Сисин заклинал себя просыпаться в десять — вставал отвратительно — полпервого — каждый день без всякого желания вставать — так бы и проваляться до ночи — и опять до утра — неделю — месяц — вывариваясь в ночном поту — переворачиваясь с боку на бок — переворачивая подушку — залезал под горячий душ — в отличие от прошлых времен, ничто под душем не лезло в голову — стоял пустой, с пустыми яйцами, под горячей водой — наступила какая-то эмоциональная кома — он перестал воспринимать, плохо слушал — в него втекал очередной рассказ, очередная предтрахательная исповедь — его угнетала бабья болтливость — он сходил за вином и выбрал подешевле, какой-то калифорнийский кувшин — она-оназавела разговор о муже-программисте, о его дорогих галстуках — ушла с первого курса ГИТИСа — любимый преподаватель ее изнасиловал, зазвав домой смотреть кинопробы — Сисин слушал с очень слушающим лицом — такое лицо он себе натренировал — задрав ногу на ногу — ты был самым европейским из всей этой шоблы — доносился до него ее голос — еще тогда, в Москве — выходит, острота переживания — это только удел молодости и неудачников? — наморщил лоб Жуков — зачем им(кому?) понадобилось доводить его до тотального пресыщения? — до тотальной деконцентрации мозгов — во время прощального бала студентов они побежали между казарм — между кирпичными копчеными домами Новой Англии — забрались на второй этаж нар — на нарах было пыльно — поеблись на скорую руку — его обыскались — он так и не понял, кончила ли она, да и не поинтересовался — Мандельштам писал бы полжизни о ней стихи.

Сисин тычет вилкой в капустный пирог — делает вид, что завтракает — Спиридонов, глядя на него, пустился в пляс — на кухне, напротив кремлевской поликлиники с ее спокойным куполом бессмертия, повисшим над арбатскими переулками, он пляшет под «Европу плюс» — пристрастился к танцам — все пляшет и пляшет часами — в квартире, буфете, кино — танцы ему заменяют потерянный андеграунд — иронически посмеиваясь, Сисин рассказал о провале идеи голландской башни русского творчества — а мне не предложили и не предложат — усмехнулся Спиридонов — какой я, к черту, творец! — я жулик, который боится разоблачения — ошибаешься! — возразил Сисин — тебя объявят страдальцем и канонизируют за невыносимую чистоту линии — никогда! — нахмурился Спиридонов — в перерыве между танцами Спиридонов сказал, что русские — это маугли — они прошли возраст, когда учатся разговаривать — они навсегда останутся животными — они скоро вымрут — заверил его Сисин — хорошо бы — вновь заплясал Спиридонов — хорошо бы — плясал он — русский человек — добавил Сисин — больше удивляется тому, что ружье стреляет, когда он нажимает на спусковой крючок, чем тому, что оно калечит и убивает — Спиридонов соглашательски плясал — не веря в Русь — и снова пляшет и пляшет — Воркута отозвалась письмом — почему ты порвал со мной? — Ирма, встреченная в Нью-Йорке, была охвачена истерикой — Сисин чуть было не пропустил ее прилет — тяжелые самолеты — она звонила из Гандера, куда Аэрофлот залетает заправиться — он был в Коннектикуте у литературно-художественной пары, которую положил считать друзьями, не вдаваясь в подробности — the couple [68]справляла десятилетний юбилей своей скаковой лошади Pushkin— the miracle (по их словам) of the stable [69]— пили за чудо конюшни — за копейки проплыли мимо статуи Свободы — недолго смотрели из бухты на Манхэттен — два здания мировой торговли превратили (сказали друг другу Сисин и Ирма) Манхэттен в нечто устойчивое — Берман вынужден был продать богатую нью-йоркскую квартиру — дорвавшись до денег, мадам Берман растратилась на тряпки — одних туфель «сокровище» накупила свыше 400 пар — она наотрез отказалась от гуталина — грязные туфли она выбрасывала — когда я пришел к ней, она выползла, как тень, было страшно смотреть на бывшую красавицу — он меня, кажется, бросил — буддист, а, блядь, такой жмот! — она все не верила — попугает и останется — они с двоюродным братом то начинали его поносить, то думали, как удержать — вы определитесь, сказал я, хотите вы Бермана или нет — такая постановка вопроса их озадачила — вот и Сара любовно советует: пиши проще, пиши глупее, развлекательнее — для Америки нужно писать реализм— Сара заснула, ласково засунув указательный палец Сисину в рот.

В «Ротонде» встретились — я издали увидел его скептические черты — приветственно приподнялся навстречу — он только что вернулся из Англии — ничего не хочет — только пьет и гуляет — Фредерик — попробовали повеселиться — ходили по барам — по частным клубам — напились — ругали Париж — в Лондоне было повеселее — в Лондоне не было веселее — нет — сказал Фредерик — веселее всего было в Москве — конечно — сказал Сисин — в Москве ты был важной персоной — в Нью-Йорке они снова напились — с тремя рыцарями нью-йоркской порнографии — работать в ней вредно для цвета лица — они вызвали Фредерика поднять им уровень продукции — припудрить французской иронией — нью-йоркский ранний Маяковский, Ник, с длинной косичкой — застенчивый бунтарь, он боялся теще сказать, что работает в порнографии — суперзадастый Дэйв, победитель последнего конкурса САМАЯ БОЛЬШАЯ ЖОПА НЬЮ-ЙОРКА (приз $50 000) — протестант/ ценитель порнографической музы, пожиратель жареных орехов — enfin [70], выходец из Восточной Европы, прыткий, стареющий польский пан Юзек — пан Юзек сразу стал хвастаться Сисину роскошными бесплатными ужинами с выпивкой, которые в Америке во множестве имел — тутай можно вспаняле жичь! [71]— все трое лениво хотели быть левыми, остроумными — как французы, совмещать секс и политику — но остерегались «проливать кровь», кое-как жили за счет рекламы hot lines [72]— мы попросили показать нам что-нибудь нескучное — в Даунтауне открылся новый с/м клуб — Дэйв навалял хвалебную статью — прошли через татуированные бицепсы — семи зрителям показывали за $20 истории о жестоких медсестрах и средневековых грешницах — грешницы в новомодном белье закатывали глаза, хихикали невпопад — актрис т-т-точно из них не выйдет — меланхолично выдавил из себя Ник и энергично, как все заики, махнул рукой — в соседних комнатах стояли топчаны, обитые черным кожзаменителем — висели розги — жовиальный мини-Фредерик заглянул — c’est quoi, ça? [73]— ошейник с шипами, палки на ремне — он нас приветствовал, сняв шляпу — с кривыми ногами ковбоя — мы разговорились после спектакля — торговец нью-йоркской недвижимостью — забыл представиться — поведал грустное: — у него было две жены, но ни одна не желала его пороть — пришлось развестись — на миг ему показалось, что мы готовы его выпороть — Дэйв понимающе похлопал его по плечу — тот расцвел в предвкушении — мы вежливо отказались — а нет ли в городе чего-нибудь повеселее? — спросил я — рыцари переглянулись — может быть, транс-с-с-сексуалы? — предположил Ник — ну их в жопу! — скривился Дэйв и с удивившим меня проворством вскарабкался на табурет за стойку бара — здесь не Амстердам— набросился он на жареные орехи — а в Амстердаме говорят: здесь не Нью-Йорк — заметил я — Дэйв хрипло расхохотался — его чудо-жопа свешивалась со всех сторон — пан Юзек обиделся было за Захуд [74], однако смолчал — Ник стал хвалить Кубу и ругать Иосифа Бродского как человека, профессора и поэта — Фредерик улыбался и пил неразбавленный скоч — на рассвете, расставшись с рыцарями (пан Юзек хотел было увязаться за нами, но передумал, остался с «медсестрами»), поехали на Фултонский рыбный рынок от нечего делать — ходили по рынку — на рынке кипела работа — нью-йоркский пролетариат терзал рыбу — шла дикая перекладка рыб по всем направлениям — люди ходили с ножами и в фартуках — рыбы трепыхались — мы смотрели на рыбы — наконец утомились, сели в Paris cafe возле рынка и заказали устриц — вокруг люди завтракали и пили кофе — вокруг пахло рыбой — слушай — сказал Сисин, особенно бледный после бессонной ночи — что же такое получается? — а что? — спросил Фредерик — понимаешь: все, что можно, то скучно, а что нельзя, то нельзя, или ты просто не человек — выходит, что так — согласился Фредерик — у меня к тебе есть предложение — ну? — сказал Фредерик — Сисин откашлялся: — видишь ли, 1’indifference générale montre que les hommes ont soif de la fin [75]— что-то знакомое — Фредерик с хрустом почесал небритую щеку — тем более! — обрадовался Сисин — давай совершим преступление против человечества! давай их всех уничтожим! — хозяин-ирландец подал устрицы, а вина не подал — подал кетчуп — кто же ест устрицы с кетчупом! — в этот ранний час подавать вино в Нью-Йорке незаконно — Фредерик принялся убеждать ирландца — но Сисин только рукой махнул: он уже знал Америку — безнадежно — есть устрицы без вина это, конечно, не дело — без вина устрица — не устрица, а медуза — стали пить лимонад — кого ты хочешь уничтожить? — спросил Фредерик — людей — каким образом? — у меня есть средство — а мы спасемся и начнем новую жизнь — Сисин уронил устрицу на рубашку и по привычке чертыхнулся — нет, сказал Фредерик, я не хочу — чего ты не хочешь? — не хочу никакой новой жизни — пусть будет так, как есть — ну, это же тоска — сказал Сисин — ну и что? — сказал Фредерик — Сисин стал настаивать — Фредерик ни в какую — у нас с тобой разные фантазмы, сказал Фредерик — к тому же, я люблю хорошую обувь — а ты носишь дрянь — это дорогие ботинки — сказал Сисин, выставляя желтый ботинок с пряжкой — я не говорю, что они дешевые — Сисин промолчал — пусть они живут, мудаки — добавил Фредерик, расправляясь с устрицами — я не хочу брать на себя ответственность за то, что они подохнут — но я же Бог! — сказал Сисин — я все устрою — может, ты и Бог, сказал Фредерик, но мне это не интересно — что не интересно? — обиделся Сисин — он, можно сказать, впервые в жизни кому-то признался! — открылся! — а Фредерику не интересно — поехали спать, предложил Фредерик, мне надо пол-одиннадцатого идти к мудаку-мэру брать интервью — Сисин доел свежие устрицы без всякого удовольствия — только ты никому не говори о моем предложении, сказал Сисин, мало ли что — предложение, конечно, фашистское — одобрительно позевывая, сказал Фредерик, видя, что друг обиделся — так не скажешь? — не напишешь? — не волнуйся, сказал Фредерик, они этого даже печатать не станут — тоже верно, кивнул Сисин, поехали спать — пахло рыбой.

— Почему ты не пользуешься холодильником? — удивился Жуков.

— У меня есть погреб, — объяснил Сисин, — настоящий бункер! Генерал выстроил его на случай ядерной войны. Пошли, покажу.

— Впечатляет, — огляделся Жуков, — картошку хранишь?

— Храню, — сказал Сисин.

— На случай потопа? — Жуков хитровато подмигнул и, довольный шуткой, погладил бороду.

Сисин испытал странное чувство. Он даже не успел прийти в ярость — он просто вышел из себя — он ощутил страшную боль в голове — казалось, мозг раскалывается на две половины — зажмурившись, он попытался справиться с болью — но нет — он просто с треском вырвался из себя — он увидел двух друзей в полутемном, цементном бункере — почувствовал резкий запах гниющей картошки — он поразился своему тщедушному пузатому тельцу — которое всегда представлялось ему цветущим, молодым и очаровательным — ему стало нестерпимо жаль себя — застывшего в обиженной нищенской позе — втянувшего голову в плечи — нескладно побритого — взъерошенного — носителя нелепой человеческой фамилии — взять псевдоним? — или не брать? — он всю жизнь болезненно стеснялся своей фамилии, страдал от нее — на темной улице в Беркли Барлах заметил при Ломоносове, что, по его глубокому убеждению, Век Пиздыцеликом родился и выплыл из сисинской фамилии — Mr. Tits! [76]— немедленно сделав перевод, фыркнул Ломоносов — новыйСисин, который уже был не Сисин, не мистер Титс, почувствовал, что сейчас — за дело! — он разнес бункер — опрокинул дачу — сжег поселок — березовый лесок — прилегающие поля — деревни — согнул в дугу железнодорожные пути — бросился в город — растерзал в клочья большую дуру Москву — сорвал крыши — порушил высотные здания — проломил мосты — уничтожил все вокзалы (кроме Савеловского, который не заметил) — сковырнул библиотеку имени Ленина — разнес Новый Арбат — Большой театр — Лубянку — Замоскворечье — распотрошил склады — вырвал из земли Останкинскую башню и бил ею, как колотушкой, кружевные павильоны ВДНХ — вдавил в землю засранные заводы — растоптал сотни тысяч машин — разломал крашеную игрушку Кремля — пинком в Москву-реку отправил с горки Университет — оглянулся — плюгавый Жуков бежал, пригибаясь, по голому полю — Жуков, который посмел — его гнев перешел в сотрясающий хохот — он поймал плюгавого Жукова, хотел превратить его в мокрое место — вместо этого откусил ему голову — он заметался — рванулся туда-сюда — гоняя во рту языком голову друга, как леденец — увидел огромную лужу — в злобе выплюнул голову друга в сторону океана — пронесся над Атлантикой — постепенно успокаиваясь — разжал ладонь — выпало в воду безглавое туловище — увидел гирлянду зеленых островов — пляжи — длинные волны прибоя — дамбу — крохотный истребитель завис над дамбой — он резко поворотил назад — очнулся от толчка — у него начались одинокие полуторачасовые поездки в набитом городском автобусе через Беверли-Хилз, через черные и желтые опасные кварталы — бестротуарный город будущего — лос-анджелесский славист принес ему почитать свой рассказ — есть такие широкобородые — очкастые — рыхлые — они, как правило, вторичны.

Калифорнийская вдова, кудрявая, резвая малышка лет 60-ти, чьи родители вышли в небо через трубы Дахау, на старой «тойоте» под блюзы, под блюзы завезла Евгения Романовича в рай — рай состоял из растений, собранных по богатым и бедным мещанским квартирам, от герани и фикусов до хлебных деревц — высаженных на взморье — рай состоял из черных блестящих птиц с наблюдательными глазами — там можно было забыть обо всем — вставать на рассвете — валяться на солнце — кормить в бухте морских львов — сидеть в серных ваннах — кормить пятнистых белок — вдыхать эвкалипты — смотреть в костер — танцевать под африканские барабаны — как мало успевают люди в своей повседневной жизни, засоренные невзгодами! — закричал Сисин калифорнийской вдове, стараясь перекричать нигерийский оркестр — весь рай плясал ритуальный охотничий танец — стучали об пол голые пятки — бу-бу! — бу-бу-бу! — бил в барабан старый, в пестром бубу барабанщик, сверкая ладонями и обезьяньими пальцами — они не успевают насытить свои тяжелые желания и освободиться! — кричал Сисин — их распирают, как газы, неудовлетворенные страсти! — бу-бу! — бу-бу-бу! — приплясывал барабанщик со слезящимися (будто их мухи обсели) глазами — после поговорим! — вдова бросилась в круг и закружилась, раскинув руки — РУССКИЙ! — закричал нигерийский старик в микрофон — иди к нам! присоединяйся! — иди к нам! — завопили охотники и охотницы — РУССКИЙ, иди сюда! — я не Спиридонов — подумал Сисин — я не танцор — он запрыгал на одной ноге и захлопал в ладоши — давай, РУССКИЙ! — завопил барабанщик — давай! давай! — мокрая вдова бросилась ему на шею.

Нажми на них! — сказала вдова — Сисин присел и нажал — вдова засмеялась — не бойся, они не укусят! сильнее! — Сисин нажал посильнее — его палец втянулся во что-то липкое, зелено-коричневое — что это, растение или животное? — спросил Сисин — сколько их здесь! — он оглянулся вокруг себя — было время отлива — возраст не играл роли — напротив, ее обе дочери из Сан-Франциско — Манькины сверстницы — выглядели сырым мясом— он возвращался сюда опять и опять — он всякий раз возвращался сюда, когда бывал в Америке — он продвигался все выше и выше по шкале кайфа — он стал чувствовать себя частью пейзажа — люди подолгу стояли в раю обнявшись — обменивались светлой энергией — это заинтересовало его больше их промежностей — в раю он понял, что рая с пиздойне бывает — это было как избавление — избавление от ВП— который, впрочем, его кормил — крутил по конференциям — его решили опозорить — собралась международная мафия кастратов — ждали нервно, как он провалится — ждал доктор философии из Иерусалима — ждал московский эрудит Барлах — широкобородый лос-анджелесский славист засел посреди студенческой аудитории — Сисин не готовясь — не защищаясь — выкарабкался — привычно блеснул— раскрыл суть недавнего изобретения— сорвал студенческие аплодисменты — профессора прошли в студенческую столовую — самое время помириться — сказать всем добрые слова — расцеловаться — но он уехал со случайными людьми в пустыню — в Долину Смерти — позвонил в Москву из автомата, забив его квотерами, напротив Забриски-Поинт — я в Долине Смерти! — ты что, уже умер? — удивилась Ирма — впрочем, не слишком сильно — сидели, облитые желчью и ненавистью — он слишком много на себя берет, этот Сисин — он же никто! — так решила мировая элита — какую слабоумнуюкнижку он написал! — но Сисин знал твердо теперь: он Бог — а они не боги — ху-й-й-й-як!

Над Гонолулу взорвалась гроза.

«Творчество на крови стало в наш век эквивалентом моцартовского наивного и циничного творчества», — говорил Сисин, прогуливаясь с артисткой Грушевой. Перед тем, как пригласить ее на дачу, он выбросил все окурки, проветрил дом, убрал тряпочкой разводы спермы на одеяле, вычистил унитаз. «Значит, вы так в одиночествеи живете?» — спросила Грушева, глядя на него серыми сильными глазами. Продавщица сельпо узнала ее и остолбенела. Они купили немного мандаринов, шоколадные конфеты. Инвалид предложил им подержанный прожектор для ночной борьбы с хулиганами. Они спокойно отказались. Сисин шел с прозрачным кульком, словно с новогоднего утренника. «Я похож на полярного исследователя, — горько усмехнулся Сисин, — у которого дом в Лондоне, богатая семья, красивые дети, а он сидит на льдине небритый, голодный, продрогший до костей и с непонятным энтузиазмом старается разобраться в загадках природы». Грушева молча кивнула. Ее привлекал этот грустный человек с хрустальной душевной организацией, который даже при встречах и расставаниях стеснялся ее поцеловать, как следует, в щеку. «Я понимаю вас, — вздохнула она, втягивая в нос его отдаленный приятный запах. — Мне все чаще стали говорить, что я лучшая актриса России, но жизнь моя страшна и неуютна». В отличие от оккультистов, Сисин не верил в коллективные танцы, но разделял с ними идею, что мы живем в тяжелом для улучшения месте — он жил на генеральской даче, куда приезжал перед смертью полковник Рубинский — вот — Рубинский замялся — приехал проститься, товарищ генерал — генерал сделал вид, что насупился — ты помнишь, Красиков, нашего полковника? — помнишь нашу тамбовскую дивизию? — помнишь, как я охранял бензин? — в воскресенье просыпаюсь на вышке с автоматом в руках — от шума мотора — они уже в бронике— кубарем с вышки вниз — стучу прикладом по броне — без толку — стучу сильнее — изо всех сил колочу — вылезли две веселые морды — вы что, охуели?! — сейчас вас перестреляю — мы девок покатаем и приедем — они нас в деревне ждут — вылезли по пояс — а ты кто? — я студент — а! студент! — огорчились — не свой — пошли отсюда — куда пошли! — вы печать на воротах сорвали! — я вас арестую — они достали пятак — выдавили новую печать на сургуче — я хотел их арестовать, но не знал, как это делается — не хотелось выглядеть глупо — я их отпустил — ночью снова кто-то приполз — воровать бензин — Сисин сидел и срал на поле, держась за автомат — у него была молодая жена — Манька сказала: кошмар! — мне по ночам сны снятся: как я к тебе в квартиру забираюсь — Сисину интересно — дальше не рассказала — расстались навеки — с сильно бьющимся сердцем она проходила под липами по увешанному мемориальными досками Сивцеву Вражку, где жил Сисин, получив квартиру от родителей — через моссоветовских мошенников, которых посадили — он не видел себе применения — общей идеи — рядом гулял пешеходный Арбат — по внутренней поверхности черепа ползали муравьи.

Моим образом веказаинтересовались в небесной канцелярии — я был востребован и даже обласкан — когда-нибудь расскажу подробнее — здравствуйте! — помните? — моложавый французский посол, залитый красным вином — ха-ха-ха — мы рядом стояли — мы внутренне аплодировали — Сисин поморщился — лучше не напоминайте — мы с удовольствием ознакомились с вашим сочинением! — во многом, хотя не во всем, разделяем ваши воззрения — вы, конечно, пижон, но что делать, что делать, такой уж век, как вы сами — того — слушайте, дьяволы — ну, какие мы дьяволы? — мы готовы вас поддержать — пошла гулять энергия — пишете вы — по либерально-консервативным кругам — закружилась на одном месте — поднялся в воздух столб пыли — людям, справедливо пишете вы, ничего не осталось, как развлекаться — смерч — или скорее намекаете — дайте санкцию на уничтожение — начнем все заново — е2-е4 — но почему я должен все это закрыть? — помимо помоек России существуют некоторые страны — назовите! — ну, я не знаю! — Америка — ну, так езжайте, смотрите! — пусть живут, как хотят — слушай, Жуков, они хотят все уничтожить как раз тогда, когда возникла надежда, тьфу, слово дурацкое, не мое, на то, чтобы жить нормально — я видел американку, которую выгнали с работы — я видел американца, которого бросила жена — это были раздавленные, жалкие существа — что это за цивилизация, которая не владеет эстетикой поражения? — нет, в этом смысле мне ближе поляки — раздавленные, они пели — они, наоборот, не переносят побед, как и русские — русская победа — всегда пиррова, всегда дрянь — я так избалован свободой, что не выдерживаю малейшего насилия — я очень чувствителен, вот слабое место — мне предложили писать отчеты: о положении культуры, о перспективах — я сказал, что не очень гожусь, мало видел, не был почти нигде — мне сказали: будешь иметь, что захочешь — на что купится русский человек? — на поездки — что взамен? — всё — хорошо — а потом? — потом посмотрим — хорошо: на кого я буду служить? — на высшее! — на какое высшее? не окажется ли оно низшим? — я сказал, что не имею права, я простой смертный.

Сисин был испуган — он не был трусом — посмотри на меня, сказал он, похож я на сумасшедшего? — откажись от работы на их ведомство — наибольшее благоприятствование — я решил написать материал — мне жаль людей, пусть живут, но, право, противно — впрочем, всего не зная, я исхожу из трех убогих измерений — что дальше, не говорят — очень вежливые — подписку о разглашении брали? не брали? — не помню — спасибо, милый, так они могут и меня? — не бзди, Аполлон! — я пишу трактат о пользе человечества в космической перспективе — должно ли продолжаться все, что продолжается? — наверное — может быть — вялые ответы — мне казалось, что Сисин сошел с ума и теперь всякий контакт с ним потерян — возможно, так оно и было — я собирал о нем сведения, об этой звезде, о моей ноющей зависти к ней, несмотря на всю его пошлость, шарлатанство, кощунство — в конце концов, я преодолел эти чувства — прорвался благодаря ему — хоть этим он сгодился — конечно, он врал — вокруг него было большое поле вранья, всегда, с самого начала, и неприличного везения — которое и подозревает за ним Божественное происхождение — у него было удивительное чувство экстерриториальности— в нем было не то, что бесчеловечное — внечеловечное — я собирал материал по друзьям, по родственникам, образ получался невнятный, но как можно более полный — наконец, мои чувства не выдержали — он меня предал — это что за блядь такая? — спросил я — это твоя будущая жена, писатель — ответил Сисин — мы больше никогда не возвращались к этой теме, но когда он стал устраивать эксперименты над Ирмой, я сказал ему: — побойся Бога — это ее, в самом деле, убьет — зачем подложил видеокассету? — она сама нашла — но я не верил — подложил, черт! — нет, ты черт, назвал я его еще до того, как он мне сам все рассказал — у него был толстый хуй, такая, надо сказать, совсем неинтеллигентная хреновина, может быть, не самая длинная, какую я видел в жизни, но толстая дубина, с красивой, нежного цвета залупой — а он сказал: опять ты не туда смотришь, ты на яйца смотри — это самое совершенное, что во мне есть — герой нашего времени с совершенными яйцами! — тухлый, сонливый, с отсосанной энергией — корреспондент небесной канцелярии.

Амстердам меня несколько воскресил — я не стал осматривать дамбы — я съездил на цветочные поля, подышал запахом нарциссов и навоза — Виллем рассказал сходную историю про свой mid-life crise [77]— у него никого нет — он говорил вечные банальности, перевернутые в педерастической перспективе — я запросился в педрильный бар — обилие гомосексуалистов обещало альтернативу — здесь бабы слабеют от этой альтернативы, потеряв монополию — более 20 % — в придорожном кафе хозяин спросил у Виллема: — где-то я вас видел — не в веселыхли барах? — здесь это принято — я шагнул в темноту — страшно жить одному, нужно жить для другого — проститутка соскочила с витрины — я предложил мне пососать — она скорчила гримасу и закрыла дверь — жрать не хотелось — пить не хотелось — Виллем катил велосипед — они тут все катят велосипеды — они не проверялись, не делали тесты — верили в счастливую смерть — у Виллема был когда-то Жан-Жак — Жан-Жак был красив — слабенький, как цветочек-нарцисс — я ходил вдоль каналов — шла бесчисленная весна — вторая — в Москве ждала третья — все было так безотрадно — хотя, с точки зрения родного недожора, это звучало кощунством — но никакие музеи — я уже заметил — ничего не действует — вот Ван Гог — я замечаю его рост — энергию — я смотрю на это отчужденно — я быстро забываю — они едут на велосипедах — диско заполнено до предела — разные возрасты, лысые, молодые — на экране пара парней сосали друг друга и трахались в жопу со спортивным напором — мелькала лента предупреждения, что они занимаются небезопасным сексом — Сисин пил пиво и поглядывал на экран — вспомнилась армия, полковник Рубинский — ведь я убил его, ничего не зная о нем — что он любил? — он не любил мой пластырь — старомодное шоу со стриптизом и скучными проститутками показалосьмне более милым — нет — нет — у него был безумный вид и расстегнутый ремень в брюках — что вы делали там в темноте? — спросил я неделикатно — мы трогали друг друга, и он мне сделал peep [78]— он предложил мне пива, сказал Виллем — они разговаривали — он тебе понравился? — спросил меня Виллем — какой-то парень с застывшими, замороженными волосами — он молоденький — а этот переживает свой кризис — я дал ему свой телефон — удовольствие есть удовольствие — Виллем меняет партнеров — три-четыре в неделю — это в основном safe sex [79]— только раз, два раза в год, признается он, он теряет голову — ничего не помнит — один парень сидел на другом — у того, кого ебли, хуй полуторчал — они поддрачивают — они всё произносят — нет славянской тайны — в зале орала музыка — мужики танцевали, кто друг с другом, кто так, перед зеркалом — в основном пили демократическое пиво — почему-то все это меня не увлекало — я не люблю, я понял, демократии ни в каком виде, даже в этом — бегущие буквы предупреждали, что показывают небезопасный секс — на канале в порномагазинах выставили негра с полуметровым хуем — надо бы купить и показать Маньке, подумалось мне — я решил разобраться в Маньке, но почему-то не разбиралось — она говорила, что любит деревья — Женька, смотри, какое дерево! — правда, красивое? — Сисин: красивое — нет, правда, красивое? — стояли, любовались деревом — après! [80]après! — закричал он мне, помчавшись за португальцем — я пошел за ними, куря марихуану — на третьем этаже была какая-то возня — было темно — раздавались чмокающие звуки — кто-то потянул меня на себя — я куда-то опрокинулся — с меня стали дружески стягивать штаны — ласково погладили ноги выше колен — не снимая трусов, поласкали яички — залезли пальцем сбоку, не снимая трусов, осторожно потрогали, как опытные девочки — сорвали трусы — он выскочил, тяжело болтаясь — его поймал чей-то рот — кто-то меня сосал — кто-то повел меня за руку — меня вели и сосали — я упал на пол — на меня упали и задышали в рот — кто-то больно стиснул мочлен — я вскрикнул — кто-то сказал — что, больно? — я сказал — осторожно — кто-то сказал — мы же тебя предупредили — если ты не хочешь — скажи — я сказал — что вы имеете в виду? — я не очень понимаю — их было трое или четверо — они сказали — все это было в темноте — кто-то рядом стонал — мочлен лежал у кого-то во рту — я сказал — я этого не понимаю — они сказали — это все шло по-английски — он, кажется, стал богоизбранным зхыком— они сказали — ну, как твоя ручка? — я прямодушно сказал — прошла — они сказали — хочешь еще? — я сказал — я вас не понимаю — они сказали — почему ты тянешь? — почему не кончаешь? — я сказал — я вас не понимаю — я сказал — я ваш начальник — начальник синагоги — what? — вы должны терпеть — они сказали — почему, сука, тянешь? — я сказал — неужели нельзя нормально поговорить? — зачем устраивать эти театральные засады? — они сказали — тебе же сказали, что делать! — делай! — я сказал — я еще не решился — они сказали — сколько можно ждать? — я сказал — я не знаю — а вдруг это был не он — откуда мне знать — они сказали — если ты этого не сделаешь — мы сами сделаем — но сначала тебя прикончим — я сказал — неужели я вам не начальник? — пароль: Халкидон! — они сказали — сколько можно ждать? — скажи да — почему ты не говоришь да? — ты же их не любишь — я сказал — зачем вы меня вынуждаете? — я сам решусь — я скорее склонен сказать да— но это непросто — кто-то внизу жевал мочлен — я сказал — неужели нельзя все это обсудить в баре? — пойдемте вниз — мне душно — я даже не вижу вас — они сказали — сколько еще ждать? — кто-то схватил меня больно за яйца — у меня закружилось в голове — я сказал — если вы будете меня мучить — я откажусь иметь с вами дело — он папе пожалуется — засмеялся кто-то — я сказал — отстаньте — пожалуйста, перестаньте меня мучить! — кто-то сказал — он в Лурде молился — я сказал — ну и что? — кто-то засунул мне палец в зад и так круто повернул палец, что я от неожиданности перднул — они захохотали — я сказал — ну, чего вы, ребята? — это же больно — так не надо — кто-то сосал — я сказал — здесь очень душно — я не очень понимаю, что происходит — кто-то пошлепал меня по щеке — я сказал — что? — я обливался потом — я плохо себя чувствую — отстаньте — они сказали — когда? — я сказал — скоро — они сказали — ты все видел — ты писал неутешительные рапорты — они сложены в одной папке — ты не открутишься — вывод готов — я сказал — я еще должен подумать — нельзя так сразу — они сказали — сколько времени тебе надо? — я сказал — дайте мне год — они сказали — ты что, совсем рехнулся? — я сказал — ну, сколько тогда? — они сказали — сегодня — я сказал — я сегодня не могу — я не могу под принуждением — кто-то жевал мочлен — он так его отчаянно жевал — я кончил непроизвольно — он кончил! — объявил жевавший — они сказали — ну, вот! — а еще ломал из себя целку! — понравилось! — это хорошо! — я молчал — от них шел какой-то песий запах — я сказал — я сейчас задохнусь — они сказали — дайте ему пива — кто-то стал вливать в меня пиво — я захлебнулся — пиво текло по голой груди — закашлялся — потерял сознание — я пришел в себя — вокруг кто-то возился — все было темно — я поднялся — не смог идти — я пополз на карачках — натыкаясь на чьи-то тела — где мои документы? — думал я — где мой паспорт?! — где-то вдали показалось какое-то пятно — я пополз туда — я медленно полз — потом опять все слиплось — если я не скажу да— они меня прикончат — какая разница — мои апостолы сбесились — нужно понять их тоже — я мешаюсь у них под ногами — они уже зарядили проект — жопа горела — нельзя так в ней крутить пальцем! — или это был не палец? — что они со мной сделали?! — они же хотят как лучше — я, пожалуй, соглашусь — я опять потерял сознание — когда я очнулся, я снова пополз — блеснул свет — я выполз на лестницу — Виллем поджидал меня там — у меня был безумный вид и сбившиеся на щиколотки штаны — он качал головой и улыбался — ты получил удовольствие? — помоги мне встать — Виллем помог мне встать — нагнулся, увидел мой красный воспаленный член — переработался! — я сказал — я там заблудился — он сказал — пойдем, я отвезу тебя в «Амбассадор» — у тебя завтра в десять пресс-конференция — Господи, что подумает Ирма! — пронеслось в мозгу — тебе надо выспаться — книга продавалась — вроде бы да, успех — ВП! — я чувствовал себя вяловато, тухло, в духе конца века — по вечерам пил джин из мини-бара и раскисал — вяло глядел в окно — на каналы, на деревья в зеленом пуху — уже продавалась вешняя клубника — уже черешня продавалась — крупная такая — совки очень любят ягоды и фрукты — мы с Сарой в поезде ели мангустины— интереснейшие плоды — Маньке не стал звонить из гордости — пусть ей Ломоносов звонит! — Сара крепкая, здоровая — пошла вон! — Sarah liked to kid me [81]— скажите, пожалуйста! — the perfect balls! [82]— ура! — и потом что-то в ее голосе мне не нравилось — она намылилась было — но не приехала — пропустила самолет — я отнесся спокойно, значит, пойду к педрилам, погляжу, как там они — после долго болтали по телефону — что ты хочешь от меня? — я искренне: — не знаю, Сара, но знай, этозначит немало! — она говорила с грустинкой, которая меня раздражала — так выражаются дебилы чувства — не хватало нежности — нежности не было в том размахе, который приятен славянской душе — на секунду я стал славянофилом — в Амстердаме это позволительно — Лас-Вегас — ага, играл — Венеция! — был! был! — Сиена! — да-да!!! — очень! — княжеский дворец видел, в рулетку играл — выиграл — 9-32 — Сара! — шампанское — Монте-Карло — в Мюнхене на крышу лазил, вниз смотрел, панораму видел — Death Valley? — лунный пейзаж! — Касабланка! Краков! Освенцим! Ниагара! — там церковь, как ее? — под Мюнхеном — как же ее? — еще такая розовая — рококо! — Углич! Бизоны! Беловежская Пуща! — в Сицилии? — в Тауромине? — самая вельветовая панорама в мире — волшебная Этна — дышит! — древнеримские девушки в бикини — на полу — под дождем — лечу — а пинакотека? — (нет, что-то с музеями у меня не того) — на «Свободе» отметился — по Би-би-си вещал! — и по «Дейче вейле!» — и по «Голосу» — с другом Кевином — про русскую философию — про Чаадаева — про ВП — только, пожалуйста, не называйте название вашей книги — придумайте эвфемизм — эфир — скажите, пожалуйста, господин Сисин, почему на смену мужскому началу приходит женское? — почему? — Коста-Рика — Фуко — дихотомия — в своих путешествиях я во многом ориентируюсь на совковые мифы — все, что мог, ты уже — по всем голосам сразу и одновременно — на всю родину — покрывая ее равнину умным шорохом своего голоса — покайся, Сисин! — избранник Божий — ну, это вопрос не ко мне — никто не любит французов — слышите, французы? никто вас не любит — никто не любит американцев — немцы — ну, это банальность — бельгийцы — сплошной анекдот! — их настолько не любят, что им стало модносимпатизировать! — финны не любят шведов — китайцы не любят японцев — поляки не любят чехов — чехи не любят — никто никого не любит — что делать? — как что? — на площади Святого Марка пить капуччино на веранде — ночью — вдвоем — с возлюбленной Сарой — не какой-нибудь там болгаркой или венгеркой с грязной пиздой — с просвещенной американкой! — я набирал совковые очки — я всех победил — это не передается — не пересказать — рассказать некому — расскажу на нарах — дурак ты, Сисин — сказала княжна Манька — моя кавказская княжна — дурак, что меня не выбрал — а вдруг в самом деле дурак? — Манька, как никто, чувствовала меня — каждую мою фотографию — переживала за мои глупости — за мой красный рот.

Ты не выполняешь договор — раскраснелась Манька — я температуру мерю — а если бы я в прошлом месяце забеременела? — я бы иначе — и тут, Жуков, я что подумал — восточный базар развела — я подумал — поэтика прямой кишки — я всегда недолюбливал Северный Кавказ — когда я был на Домбае — мне всегда не нравилось, как их глаза наливаются кровью — обязательства! — я бы иначе не пошла на это — весной ты говорил другое— я тебе поверила — претензии — не с того края зашла — все-таки старое говно лучше нового — лучше не ковырять — я слышу во всем этом блядские интонации — конечно, она во многом права — но тон не тот — разборки не те — сначала любила одного — сорвалось — полюбила другого — потом в другом разочаровалась под моим чутким руководством — конечно, русская баба будет посамоотверженней западной — самоотдача — но не до конца — сю-сю пу-сюразводила — куклы- масикина память дарила — а как до дела — обязательства! — она сильна, когда в нее влюблены — я, Жуков, боюсь — я стал выгодной партией — жесткая стала — давай выполняй договорные обязательства — как будто мы на производстве! — это мне не совсем понравилось — а как же маляхаха? — маляхаха — да — маляхаха это не в мою пользу — сидим в компании — говорим — отвлеклись от нее — я вдруг взглянул: Боже, какие глупые, плоские глаза! — ну, прямо плошки! — и фотография в комнате не фотогеничная — застывшее лицо — рука протянута, чтобы погадали — я думал: она сразу в окно — сбежит по обыкновению — но нет — велит побриться — я побрился на ночь — курили — пили — давай выпьем за грустное— чтобы нам с тобой хорошо было друг без друга — не буду, говорю, за эту глупость пить — а она тянется чокаться пивом — кто пивом чокается? — да и вообще — без тостов не может — выпила пять или шесть пол-литровых банок немецкого пива — ни хуя себе! — три литра влила — зачем мне она такая? — надоело, и стал читать «Аргументы и факты» — пока она писать ходила — она приходит — недовольная, что читаю — я вроде как обвиняемый — мне не полагается читать — полагается отвечать на вопросы.

Хорошо — давай вопросы — или давай спать — она немного пьяная от пива — противное опьянение — по себе знаю — пошла мыться — приходит — трусы тигрового цвета с черными горошинами — с боков волосы лезут — черные-пречерные — как черная вермишель — я всегда думал — у Татьяны Лариной — нет — русская была девушка — мне все же блондинки милее — торчат, как усища — меня ее растительность озадачивала — ну, эти усы — мы с ней никогда — она два раза по пьяни — Сисин, у меня усы — я в сторону — а потом, уже этой весной, я говорю — чего ты — как-то решился ей сказать, чтобы не было между нами недосказанного — волосы словно брызнули — чего ты, спрашиваю, усы не сведешь? — много способов разных — не хватает ей русской крови — не долили — но — говорит — я такая русская! — ну, скорее московская — она говорит: я люблю свои усы — они мне нравятся — ну, если нравятся — в тигровых трусах полезла в кровать — майку сними — сам сними — вроде как обычно — подняла попу, стащила трусы — нравственные люди не имеют обыкновения лгать — намеренно или случайно — и уж тем более — называя себя Богом Вседержителем — пора, говорит перед воротами дачи, оставить супы из пакетиков — кормить меня обильно собралась, выходя за меня замуж — суп-харчо — из баранины — плов — кинза — улеглись — подрочили друг друга — поцеловались — повернись — она подробно вылизала мне жопу — пахнет, говорит, земляникой — у тебя не зад, а земляничная поляна — я сначала решил: прыщи! — нет, запах земляничный — божественный — Сисин, ты как покакаешь, не подтирайся — ну, понятно — ты покакал? — подрочились — повздыхали — трахнулись — дело под утро — перекурился — отравился — ты спи — она в ванную — вдруг с кровати соскочила — перегородка тоненькая — я подумал было: блевать после пива — ошибаюсь — глухо рыдает.

Рыдала-рыдала — я лежал довольно равнодушный — я думал: почему я равнодушный? — ведь в ванной рыдает девушка моей мечты — или нельзя так смотреть на все под микроскоп? — есть степени увеличения, после которых и кожа не кожа, глаза не глаза — чего рыдает? — мечта не сбылась — не выйдет за меня замуж, не родит от меня девочку — заснул — засыпая, испытал чувство злорадства — я, наверное, Жуков, недобрый человек — а Отец завещал быть добрыми — я еще совсем молодым ходил по блату в стоматологический институт — там была знакомая девочка-врачиха, очень хорошая, кстати, врачиха, ее мой тогдашний приятель, да ладно, которая мечтала выйти замуж за военного и очень любила парады — к ней очередь — есть жуткие — я ее спрашиваю — как ты не брезгуешь? — а она на меня такпосмотрела — не понимая — заснул — через какое-то время она меня будит — Сисин — чего? — я поехала — ну, я так и знал, про себя — куда? — домой — да перестань — меня зло взяло, за столом — это, говорит, твои проблемы — и это тоже твои — и подарок не даришь — подожди, говорю, я в подарок полушалочек привез — я поехала — когда электричка? — в шесть с чем-то — не валяй дуру — ложись на диване — наверху — где угодно — нет — дай мне месяц! — плачет — волосы в пучок — губы накрасила — пояс болтается — папин подарок — как-то приезжает — смотри, что мне папа привез из Египта! — смотрю: жуткий, безвкусный костюм с ярлыком «доллар» — нравится? — очень хороший костюм! — а сам думаю: да, надо будет с самого начала — дай месяц! — не отвечает — ты устала — схватил — потащил на кровать — сними хоть ботинки — скинула — ложись — мы пока спорили, ушла электричка — до следующей полежи — легла у меня под мышкой и утихла — но не спит — а вот эти все порывы вон, на станцию — они сгущают энергию — подрочи — ой, смотри, он из трусов язык показывает — будто и не хотела бежать — я давай сиськи гладить — обмякла — схватилась за бегемота— я штаны ее черные стал снимать — не снимаются — помогла, как намекнула — а так, будто я сам — я в трусы — там мокро — там мокро, говорю — она попу подняла — я снял — бегемотналился кровью — она ойкнула — он в нее влез — задрал ей майку — а сиськи у нее хорошие — не на ножке — не козьи — а полновесные — почти изнасилование — ее удовольствие — вцепился взглядом в сиську — она мне тоже соски ласкает — чтоб долго не мучился — сладко кончил — ой, говорю, сладко кончил — а у нас с ней такое табу — издавна — не говорить, если о трахе, сладко — из этого лексикона: сладенько-вкусенько — а мне все равно — сладко и все — не возражает — ой! — испуганно посмотрела на меня — это просто воздух выходит — любимая! — пусть себе выходит — благодушно разрешил я: — пизда пердит — не жопа! — дурак! — дурак— это самое ночноеслово русского языка — самое нежное — с хрипотцой — сама дура! — Сисин, меня поласкай — она у нас, по иной терминологии, клитороманка — я стал ласкать — она говорит: расскажи что-нибудь — в сквере на Бегах ей писать захотелось, и мы искали кусты, и я охранял — а с другими писал? — тяжелым голосом похоти — расскажи — ей бы только рассказать — у нее судороги по губам пробегают — раз, рассказываю, путешествуя по Алазанской долине — это где вино, что ли? — да — мы, слушай, там такой шашлык сделали! — нанизывали на шампуры по очереди: мясо — помидоры — мясо — помидоры — и репчатый лук — и лимон — целиком помидоры нанизывали! — нерезаные! — малиновые! — Женька, мне не есть, мне кончитьхочется! — прости — короче, пошел я писать с тремя девушками — и вот эти троедевушек — Женька! дурак! прекрати! — ну, они трусы белые сняли, жопы выставили — видела бы мировая общественность этого тридцатилетнего (скоро будет) интеллигентного ангела, сочиняющего кандидатскую диссертацию, который поглощал мою нехитрую историю! — жопы выставили — а ты? — у меня хуй вспух — одна писает и сосет — упали в траву — вторая подошла сзади — яйца трогает — подружку вокруг пизды гладит — я вытащил и засунул во вторую — ой-ой-ой — все, кончила! — ой, как я здорово кончила — ой — как будто можно не здорово— я из нее это кончание до последней капли выдавливал, водя пальцем по дорожке от клитора к дыре, чтобы содрогалась, уже кончив — проведу — содрогается — не надо — я опять проведу — ой! — я опять — ой! ой! — разойкалась — отошла потихоньку — а когда это ты был в Алазанской долине? — будничным голосом — выдумал! — нет, правда, в каком году? до меня? — примитивная ты, говорю, особа, Джойса любишь, а под всякую поебень кончаешь — нет, скажи: до меня? — до тебя! — она развеселилась, стала прыгать, залезла на меня — ты меня, говорю, сейчас раздавишь — радовалась, что я почти без перерыва дважды кончил — ты раздавишь меня! — перевернулась — ноги раздвинула — бесстыжая — заснули — где-то около десяти международный — мне из Италии должны были — я не брал трубку — не звонили бы — проспала бы до обеда — женились бы — родили бы девочку — я снова заснул — опять, с накрашенными губами, будит — пока, уезжаю — я калитку закрою — тогда, в прошлый свой побег, не закрыла — спасибо — когда проснулся, калитка настежь.

Другой любви они почти не знают — нагота женского тела — насилие над женщиной — надругательство мужа над любовником — роман в большой степени построен вокруг плотской любви как стигмата — вероятно, автора вдохновило чтение Ветхого Завета — именно взгляд издалека, не подсматривание в щелку делают эти сцены шедеврами прозы XX века — но как радоваться провалу последней религии? — приходу в мир ощутимых признаков энтропии? — не проще ли набросить на клетку черный платок — не подаренный Маньке — но обещанный — она нехорошо говорила: — по три раза звонишь домой! — я сразу услышал голос репрессий — и эту маленькую мстительницу — ебущуюся в чужой постели — для равновесия измен — но я, приехавший со Сретенки — от Бормотухи — что побудило Сисина? — чем он мотивирует свой поступок? — свое трехэтажное надувательство? — далее Барлах пишет: — сам Христос мыслится героем книги как один из древнекитайских пророков — пусть так — но в последующем христианстве или христианской Церкви ему чудится — для равновесия измен — тело Сисина приняло смиренный вид — чудится — чудится — глухо рыдает — и курит-курит — с подружкой Гулей вынашивая циническое отношение к мужчинам — в отместку или как? — видя мужчину как инструмент своего самоутверждения — она поплатилась за это — я так и сказал в предпоследнюю встречу — ты бортанула Ломоносова — а кто бортанет тебя? — ей это очень не понравилось — однако оставить самонадеянную блядь в дурах — считающую себя неотразимой — это стоит семейного счастья — далее Барлах пишет: — отпадение от древней веры, частично объясняемое тлетворным греческим влиянием — соблазн излишне легкого увлечения православием — нового его огосударствления — для того, чтобы это — не нужно — вместе с тем — меня как историка религии и культуры — меня как историка религии и культуры — меня как историка религии и культуры — меня как историка религии и культуры — меня как историка религии и культуры — меня как историка религии и культуры — меня как историка религии и культуры — меня как историка религии и культуры — меня как историка религии и ку — смущает — кислое лицо — чешется — одутловатая голова набок — несколько примитивный дуализм— если продумывать эту мысль до конца, то сюжет книги кажется ущербным — что сделал герой на всем протяжении текста, чтобы реализовать свою мифологическую миссию? — он скорее воплощает архетип Дон-Жуана — в конце концов, слава Богу, что у нас есть хоть такой сотворенный нашими жалкими потугами Бог — помолимся ему — могло быть хуже — как у арабов — постоянство мысли о нем уже кое-что обещает — любят же в наших краях одних только обездоленных, несчастных, пьянчуг — у нас любовь пропитана жалостью, как — как — как — (придумать сравнение или сократить вообще на хуй все — еще одна трещина в тексте; опять-таки из археологииэтого романа) — насчет любви-жалости Манька соглашалась — была расчетлива — мы даже не знаем, какую горечь нам еще предстоит испытать, расплачиваясь за весь этот пот — за всю эту кровь — поколениями — до какой степени национального унижения — ни пером описать — до отделения мяса от костей — до Ивана Калиты — разматываясь назад — конечно, есть странные сближения — на Западе все отлито в формулы: жизнь, творчество, искусство — зато нашадуша — образ жизни — не поддаются никаким математическим расчетам — мы все равно при нашем хаосе остаемся людьми творческими — если мы не подчинимся западным формулам и не станем жалкой пародией на них — может быть, мы найдем какой-нибудь выход — для того и нужны созидающие силы.

Вы что, дураки, мир прекрасен! — мы все его сыны, дорогой — они устроили мне мясницкую встречу, чтобы прочистить мозги — мне казалось, я мало что приобрету — слепой старик, раздавленный собственной биографией — рабским рытьем каналов — нанесенных на пачку народных папирос — ловкач — пожелавший обмануть взрослеющую цензуру — бритвой подчищающий в московском трамвае красный карандаш по дороге в типографию — как он перенес эту раздавленность? — на табуретке в углу — в чем ваша главная новость как философа? — православно понимаемый неоплатонизм — учение о Первоедином, без которого ничего не может быть — оно, конечно, выше всего — оно, конечно, ни на что не делимо — все это правильно продумано, и продумано по-христиански — но оно не имеет имени, и поэтому не имеет священной истории — оно не есть личность — в средние века пришли к понятию личности — пошли дальше и выше античности — Новое время тоже стоит на точке зрения личности — но только имеет в виду личность не абсолютную, а человеческую — абсолютизирует человеческую личность — просто это историческая пауза, переутомление, неврастения, упадок сил, переизбыток алкоголя, постоянные возлияния, пережор — я отчаянно жрал на Западе, нажирался, отрастил пузо, стал совсем плохой — эмпиризм — пора как можно дальше бежать от разжатой любовной темы — нет ничего хуже опредмеченного мира любви — архетип ДонЖуана — я менял многих на многих, не находя одной — а что такое эмпиризм? — использование одной из способностей человеческого разума — но единое существующее опять-таки относительно, а не абсолютно — абсолютно существующее непознаваемо — мне оторвало голову во время автомобильной катастрофы — что это? — это акт Божественной любви ко мне — значит, это нужно для моего вечного спасения — почему? — а потому, что ты дурак — вопросы «почему?» в отношении Бога нельзя задавать — и все, что ни есть, к лучшему? — да-да — что ни есть, то к лучшему — да-да — только это не самодовольство, а трагическое христианство — Сисин кивнул — вот совершается какое-нибудь кровопролитие: гибнет двадцать миллионов людей — казалось бы, это противоречит воле Божьей — что должен религиозный человек думать? — что это делается по воле Божьей — как же так? — это же есть высшее благо — Бог! — а такое кровопролитие допускается — а это потому, что ты дурак, и дело не твоего носа соваться в Божественные планы — он рехнулся, подумал Сисин — он — если он прав — да, двадцать миллионов гибнут, но Богу это для чего-то надо — для чего? — такой должна быть сильная неинтеллигентская вера — какое слепое чудовище! — зачем тогда браться за философию — если не совать нос? — а если он прав? — для чего? — в общей форме можно сказать: для спасения всего мира — но почему? — молчим — формулировать Божественные решения, намерения Божественной воли ты не имеешь возможности — у тебя нет таких данных — вот почему мы умираем и в то же время благословляем Божественную волю — вот почему мы теряем двадцать миллионов на войне и считаем, что это есть проявление любви Божественной — понял! — обрадовался Сисин — где двадцать миллионов, там и миллиард, три, пять миллиардов — все! — для спасения всего мира — понял! — внучокты догадливый — значит, нет плохого Бога, а есть дурак-человек.

Какой может быть заговор? — Христос все по определению слышит — Христос устал — говорили мне — Христос надломлен — Христос сломлен, exausted [83]— но это человеческие дефиниции, слабо возражал я — я брел по миру сквозь туман предложения — удачливый циник, мечтавший сочинить энциклопедию новейшего цинизма — еще с Детей— по утрам я играл с «детьми» в теннис, катался по Москве-реке на водных лыжах, после полдника — азартные игры — вечерами пьянствовал — ночью, пьяный, записывал — Сисин зашел в церковь, испытывая недоверие к своему статусу, про который ему наплели и напели — был будний день — церковь была полна — Богоматерь мелькала в свечах — по окончании службы баски покрыли головы своими беретами — я сказал Ему: они хотят нас с Тобой разлучить — вышло фальшиво — мы сняли комнату на холме — по утрам Сара натирала мне яйца особым маслом — мыла в старой ванне на ножках — ее тело мне было противно — я все задавался вопросом — отчего так? — казалось, ничего лучше нельзя придумать — светило чистое благополучие — все недоумевали, затаясь — что было противным в ее теле? — полубритая белобрысая пизда совсем не прельщала меня — куда занятнее Бормотуxa — молчаливый неартикулированный зверек — чтобы кончить в Сару, не разрушая каникульную идиллию, я думал о том, как Бормотуха медленно опускается на дно ванны — и долго-долго лежит на дне в свое удовольствие — презирая законы природы — хозяин гостиницы был какой-то странный тип — у меня хватило благоразумия не подозревать его ни в чем трансцендентном — Ирма рыдала в приемной психушки — хозяин был болтлив и, по-моему, подвирал — я не вдумывался — мы снова сильно пили — гуляли по ночному пляжу — забыв о войнах, Сара переживала свою главную любовь — я старался вежливо ей не мешать — в том измерении жизни я не узнавал себя — ну, что еще надо? — она была напориста — одевалась как-то очень безвкусно — над ней за глаза смеялись парижские девки-коллеги — она бешено работала, как истинная американка — мне не нравилась эта уоркомания — она силилась состязаться со мной — но, уже обучившись семиотике Запада, я был достаточно автономен — почему все-таки так не нравилось мне ее тело? — как редко какое другое — в этом смысле я либерал — ну, подумаешь: не нравится! — стерпится! слюбится! — я почти что стал себя уважать — я ходил, обдумывал предложение — начать с нуля — гуляя по гранитным улицам Сент-Себастьяна, со сломанной ручкой — она объявила меня the man of her life [84]— временами она смотрела с ненавистью — никто до меня ее так не унизил своим невниманием — why didn’t you touch me? [85]— спросила с болью на аэродроме — невинное дитя капитализма, она была далека от моих терзаний — на французской стороне pays de Basques — красные ставни — было приятно сбежать от зимы, как с уроков — в придорожном ресторане ели прямо на улице — светило солнце — чахленькие пальмы — странная, разделенная мною любовь к мифологии юга — мы больше не говорили о любви — Лурд был полностью пуст — я даже вздрогнул — пустые гостиницы, пустые улицы — кругом стояла Бернадетта — ум был засорен — половое созревание девицы — в гроте тоже никого не было — мы подошли купить толстые свечи — Сара вывернула карманы — блеснула мелочь — посыпалась в ящик — с хитрой улыбкой сказала: дала, что было — ухватила три жирные свечи и поспешила, независимая, к алтарю — меня охватила какая-то особая русская брезгливость — я подумал: вот блядь, кого она надувает, кроме себя? — она стала мне еще отвратительнее — я подумал: осторожно, не покажи своего отвращения — над рекой на скалу тяжело опустилась церковь — я честно выложил за свечу тридцать франков — зажег с постным видом и двинулся в грот — было самое время — сталактитами свисали костыли вылечившихся калек — что-то там капало и мерцало — от тысяч людей место было затерто, наэлектризовано даже в холодной ночи — Жуков, я помолился совсем неуклюже! — спасибо, Папа, что я не разбился — да срастутся ребра у Эллы Борисовны! — хрен с ней! — с защитницей юманитэ! — а я думала, грот будет закрыт — сказала Сара — я видел: у нее разгуливается аппетит — уже обожравшийся на месяц вперед, я думал только о том, как бы поспать и не трахаться — плотоядная Сара мечтала о ветчине, о хуе и о любви — со свечкой в руке, при входе в грот, она призналась, что ни с кем не еблась, кроме меня, вот уже полтора года — потом испугалась — я никогда так много себя не трогала, как в месяцы нашей разлуки — ни с кем не трахалась — переживала главную любовь — и неуклюже завралась — мы, русские, врем куда более гладко — развивая тем самым наше воображение — куда более складно — и, когда я грубо схохмил, что j’écris avec ma bite [86]— она растерялась — я пояснил: это еще Ренуар так сказал — хотя не был в этом уверен, то есть с понтом — она еще больше растерялась — ее растерянность была мне противна — она захотела вникнуть в русский мир — накупила случайных книжек — как я по христианству — зайдя во «Fnac» — мне, наверное, не мешало бы изучить философию Папочки — разобраться в византийских спорах о Троице — в монофизитстве — во Вселенских соборах, утвердивших Папин имидж — в афонских монахах — иконоборчестве — стяжателях Духа Божия — не успевал — не хватало времени — ленился — не видел, признаться, надобности — чтение банковской корреспонденции меня увлекало гораздо больше — я начал свое покорение Запада с покупки золотой цепочки — через полгода она покрылась зеленой слизью — Сара взяла пару уроков русского языка у старой армянки — и окончательно утонула — русский мир ей виделся амебой — чтобы слиться с ним, она заказывала в «Chez Dominique» польскую «Zubrowku» — в качестве аперитива — в зимнем Лурде негде поесть — мы сидели в местном café de la Paix — сожрали сэндвич с ветчиной — Сара рассказывала мне (а потом при мне по телефону приятельницам), что, когда была в Лондоне, жила в огромном трехкомнатном «люксе» за полцены — директор слал ей букеты и фрукты с записочками — возможно, она была просто глупа — американцы слишком близко к сердцу приняли дурные истины демократии — поверили в нее всерьез — я думал над предложением — начать с нуля, с водопадов-потопов — открыть шлюзы — снять запруды — бессмысленное человечество бродило вокруг меня — отвернуть красный кран — я зашел в барочную церковь в этой самой баскской, как ее? — борьба с нигилизмом, отпор молодому тщеславию — все образумится — дошли до ручки — последние бастионы сдаем один за другим, напряжение падает, в такой энтропии — вы его сын единственный — вам как не понять? — что вы цепляетесь за страну, которая откликнулась на вас диким рыком? — начнем все заново — стояла грязная московская весна — раздроченное тщеславие потихоньку сникало — и сникло — лазутчик небесной канцелярии — лже — анафема — отщепенец — Отрепьев — самозванец — ты знаешь, Жуков, молвил он, озираясь дико — я — я — дико — сын — Иисуса Христа — я, опешив, взирал на него — он был подонок, мерзавец — они меня выбрали как понятого — при общем шмоне пространства и времени — на Страшном суде — что-то там не сработало — восстали против разгула — инфляции — энтропии — Жуков и Сисин, вечная парочка — мы прожили вместе около полутора лет — есть помоечные части Москвы — шоссе Энтузиастов — Люблино с Чертановом — в общем, свалка — однажды в Пахре собрались два товарища по несчастью — отъезжант с диссидентом — поздний вечер — Евгений Романович увидел длинные желтые взгляды французских фар — они тянулись в разные стороны — лаская отдыхающее пространство — сквозь облака — рядом группа бесчинствующих казахов — раскачивает самолет — он чувствовал, как спокойствие снисходит на него — здесь был его дом — он возвращался из пожизненной экспедиции в стране, где все почитают друг друга говном — les Russes sont pourris avant qu’ils soient murs [87]— этнический вывих — грязные маугли — где говорят о морали — ей нисколько не соответствуя — страна чудовищной духовности — нестерпимой духовки — Сисин задал робкие вопросы по поводу предназначения родины — но обмененный на везение — на везение купленный — он удостоился уклончивых ответов — его любопытство терпели — не более — они терпеть не могли, что он их использует — здесь они сходились с американцами — думал Евгений Романович — которые подозрительны в дружбе и любви — ибо денежный эквивалент — тем не менее иные американцы бывали порой щедры — куда больше, чем эти французы — признавал он — французов он недолюбливал — но Франция — конечно, не вся — иногда ему хотелось устроить великое переселение французского народа куда-нибудь на хуй — так сильно они раздражали — однако их вкус — их жратва — переселение откладывалось — на неопределенное время — прохладный свет сисинских глаз, поражавший меня всегда — завидовал ли я ему? — или скорее его беспределу — но почему он был так уверен, что он агент небесной канцелярии — выдвинувшей на вакантное место сына (внука) — словно есть метафизические вакансии — он всерьез предполагал провести разговор со своей атеистической матушкой — во время смуты отодвинувшейся от коммунизма на расстояние вытянутой руки — навсегда сохранив уникальную общность тверских комплексов с комплексами гранд-дамы, усаженной не по протоколу — я завидовал его беспечномубеспределу — естественному полету — дикой везучести — за которую, впрочем — на которой он, впрочем, помешался — мы шли вдоль белых акаций — совсем не типичных для средней полосы — однако мы шли вдоль них — не веришь? — мимо ехал пожилой мудак с удочками на черном велосипеде — Сисин посмотрел на него и сказал: — я ничего не хочу тебе доказывать, но — щас этот мудак упадет — мудак наскочил на пень и растянулся — крутилось грустно колесо — из самодельного садка бросились врассыпную по кустам рыбы — и сколько! — мудак кинулся за рыбой, матерясь — вы не разбились? — Сисин подошел к нему, дружески вручил шоферскую кепку, очистив от пыли — ого! — восхитился Сисин — это что за красавец? — сазан — сазаан?! сами поймали? — в магазине купил! — огрызнулся потерпевший.

Да — закручинился Жуков — я вижу, что ты не прост — это почтивсе, что я умею — признался Сисин Жукову — у тебя дар Шерлока Холмса — недоверчиво заметил Жуков — склонность к дедукции — не убедил! — подытожил он — Сисин пожал плечами — они шли по аллее белых акаций — приведи другой пример! — дурачился Жуков — да отстань ты от меня! — отмахнулся Сисин — сазан! сазан! — дразнился Жуков — хочу рыбки покушать! мы, патриоты, любим покушать рыбку! — он захохотал прямо Сисину в рот — Евгений Романович беспокойно отстранился — они шли по аллее белых акаций — у тебя что, племянник пропал без вести? — полувопросительно сказал Сисин — да! а что? — встрепенулся Жуков — где пропал-то? не в Гвинее? — в Гвинее — морячок? — ну да, Стёпик — насторожился Жуков — откуда ты знаешь? — Сисин пожал плечами — поминай племянника за упокой — сказал он ласковым голосом — акулы Стёпика съели — Жуков смотрел на него, как ошпаренный — с вами, наверное, иначе нельзя — пробормотал Сисин, страдая от одиночества.

А ведь я тоже шпион — шепнул он американской разведчице — застеснявшись — я засмущался и сказал: ты знаешь, я тоже лазутчик — только вот — Воркута подскочила на месте в своем тесненьком авто — она думала, он наклонился, чтобы шепнуть: marry me — ну, какой ты шпион! — со вздохом сказала она — ведьма Элла Борисовна правильно поняла угрозу, исходящую от него — или он — или все остальные — ей нужно было бы дать орден «Почетного легиона» — или что там дают в ООН? — она угадала, что он разжижаетфирн — она решилась на героический акт его истребления — простая, маленькая служащая ООН, обеспокоенная — Рыжий Крокодил — ой! — как она жрала в Германии! — восторгался Сисин — ты бы только видел, как жрала эта томная дура — решившая про себя, что она покорительница бомонда — равноапостольскаяпосредством интимных знакомств — как модно стриженный Крокодил шикарно говорила «мы» жирными губами за ужином — поданным в номер — он ел, давясь от сытости омара — мы! — не случайно изверилась бедная Ирма — устала неврастеничка — но согласись — не выдержал Жуков — что ты это специально — с пленочкой — а? — Сисин блеснул глазами — это они! — я много думал, как избавиться от Ирмы — гуляя по берегу Черного моря, я думал, что развод обрастет хлопотами, дележом, беспокойством — я думал о чудесном избавлении — они подсунули Ирме кассету — я хотел ее стереть на следующее утро — я колебался — спрятал — они подсунули — он соскочил с поезда — пошел по дороге — к солнцу — он не сказал ни да, ни нет — соскочил с поезда — в Сан-Себастьяне стояло уже, по русским понятиям, лето — он снял обувь — босыми ногами — пошлепал по конче— небесный детектив.

И тут понял главное: — если не любовь, то тогда всё — пиздец! — ее глаза горели хулиганством — она разъедала мужчин, как ржавчина — Сисин, а ты сам-то когда-нибудь кому-нибудь сосал? — с интонациями замятинской «Пещеры», давным-давно услышанной Сисиным по «голосам» — запавшей ему в душу в задушевной антисоветской транскрипции — Сисин вяло отнекивался — расскажи, Сисин — эгоистка! — он стал героем клипа для ее кончания — в их постотношениях, избавившись от обузы неосуществленной, невозможной, едва ли радостной перспективы — теперь Сисин был низведен до нежных встреч, разжалован (в свою очередь) в нежные рядовые — он то сожалел, то радовался — не в силах понять — зачем он не сделал того, что, казалось бы, было возможно — а она сидела, подвыпив, как дама с собачкой — но тогда, когда сильно запахло любовью— или, вернее, Сисин достиг такого состояния, что стеснялся проронить это слово — перед признанием мы стали на время косноязычными — стало быть, дело было нешуточным — он дезертировал — однажды, еще в отношениях, встретив на «Пушкинской» на эскалаторе — она пробежала мимо — Евгений Романович не бросился вслед, пораженный ее некрасивостью — в конце концов запутался, не знал, кого винить — они же, каждая по-своему, винили его в нулевой степени чувств — находя его то жестоким, то бесчувственным, то монстром, то просто говном — ты — говно, Сисин, говорила ему Манька — you are a shit — вторила Сара — выходило, что он глобальное, всемирное говно — он Маньку сильно замучил, но не хотел отстать — она барахталась отчаянно — он пальцем не пошевелил — потом, в постотношениях, она помягчала, повзрослев, в ней появился налет цинизма — которому Сисин не обрадовался — в ней был маленький красный уголок блядства — умозрительного блядства московской интеллектуалки, читающей «Вехи» в час «пик» в метро — извините, вы на следующей? — так вежливо-вежливо — но не толькоумозрительного — подарочки она любила на манер проституток из модернистских романов — она выклянчивала их, намекая на жмотство, жлобство — сердилась и дулась — она разыгрывала драму своей тайны — ты ничего обо мне, в сущности, не знаешь — ты меня так мало знаешь — но Сисин знал: то бабская риторика — так говорят они все — западные — не западные — у них у всех в душе неразгаданная тайна — и неужели, думал Сисин, только раз с ним приключилось настоящее, по молодости лет — и Ирма даже пискнулаот счастья — впрочем, подумал он, спасибо Маньке и за то, что научила мыть лицо перед сном — и цветочки — клянчила она — Сисин дергался, зная ее тайну: в ней ум, но таланта в ней нет — а ты хочешь всего, дорогой? — он хотел всего — тогда она выучила его, как попугая, называть ее уникальной — за это раздавались постельные премии — всегда плохо сосала, но смачно лизала — она гнула свою линию — всегда немножко подтекала — она хорошо, подробно вылизывала жопу — меня удивило, Аполлон — призналась она мне потом — ко мне она относилась всегда слегка насмешливо и свысока — она не очень, кажется, любила, что я делал, и это меня уязвляло — Сисин был недосягаем для меня в ее глазах — ее принадлежность к Сисину была ей лестна — меня удивило, какон сказал — как гениально сказал: — между нами нет менструации — я открыла рот и сдалась — теперь она принижала Сисина — что на самом деле творилось в ее душе? — они были родственники — так утверждал сам Сисин — да ну, хмыкнул Сисин, слова-то какие — душа! — он вдруг резко захохотал — чтобы немножко отомстить ему, она утратила в него веру — в этом была своя логика: отвалить от живого трупа — однажды, напившись, она сказала: можно ли любить двоих сразу? — вот здесь была уже маленькая драма психологии — в ресторане, спросив, любит ли он ее — и Сисин покорно и с чувством ответивший — да — это «да» обещало продолжение, о котором он не мечтал — слова не проходят без оговорок, которые нуждаются в дополнениях — так создается особый текст со скобками в скобках, со сносками в сносках — грустный текст fin du siecle [88]— который вступает с рынком в особые игры — она потупилась и сказала нет — Сисин, думающий, что через нее просто плохо проходит — да — стал давить — но Маня сопротивлялась — поехали к нему — он уже ликовал — тогда она ему заявила, что любит — за столом на кухне — но другого — Сисин (уверенный в том, что, кроме него, больше некого, не полагается) не только охуел, но даже почувствовал себя плохо, в груди загорелось что-то — каким-то щемящим поджариванием — но дальше логика ее поведения была не совсем логичной — ей захотелось его помыть — отправила в ванную — Сисин, стесняясь своего живота — колониальное яйцо, по определению знакомой француженки — залез в ванну, сильно напившийся по поводу всего— она тоже довольно поддатая — но никогда на его памяти не блевавшая (только икавшая и глотавшая, сидя на кровати) — без особого энтузиазма помыла ему шею-руки, но зато очень обрадовалась хую — она действительно хорошо относилась к нему — родной бегемот! — бегемотне откликнулся вовсе — она этому почему-то скорее обрадовалась — найдя в этом знак своего превосходства — сколько тут было игры, сколько чувства? — какой процент того и другого? — Сисина это заинтересовало — даже лизание не помогло — седые яйца, золотые зубы, отвислый живот — все это было противно — зубы он затем поменял за границей — но тот, Ломоносов, любитель сладких кошечек — Сисин хмуро и неделикатно сказал, что Ломоносов не умен — даже хуже того — он поверхностный завоеватель — то есть просто взял и попер — что он хотел на самом деле?

Схема ее сознания — вот: она ни хрена не смыслит в метафизике, тупа по этому делу — она играет в остранение — делает вид, что не понимает, где и как живет — это дает ей сильную позицию над схваткой, когда все чего-то хотят и собачатся — зачем я пишу гадости? — зачем я обсираю свою жизнь? — она презирает всякую там политику — и ждет, когда она понравится — она нравится женщинам, потому что она мила — но она врет, потому что она нравится тем, кто ей не нравится, и она, сука, пользуется ими — с мужиками она играет более провокационно — она ждет, когда она им понравится — а затем — ты ее любишь? — Евгений Романович редко о ком размышлял так подробно и неумно — давай лучше про Америку — нет, стой! — мы с нимитоже говорили о ней — я просил большую зону свободной воли, иначе не разобрать, где я, а где предопределение — то есть наш договор поначалу строился на таких основаниях — они мне задавали тему — охотно подозреваю, что поначалу я не был их единственным консультантом — ты ей сказал об этом? — интервью — самый необязательный из жанров, и я отрекусь — ты можешь врать, сказал я — на хуя мне врать, удивился Сисин — что же они от тебя хотели? — моего мнения — очень просто — что я думаю о том, о сем — я говорю: я маленький человек — тогда мне шлют приглашение в Кремль — я покупаю темный двубортный костюм — новый галстук — яростно чищу ботинки — всплывает обед у двух президентов — и, перегруженный сервизом и говном, обед идет ко дну — подводный беспокойный пир с умеренным разливом «Шабли» — пузырится — трещит по швам — предсмертный Сахаров в маразме — маршал Язов с немыслимо крупными звездами — холеный русский барин Лигачев — парад в вечерних аквалангах — напичканный электроникой Валентин моргает — мигает — подмигивает мне — я говорю ему: стойте, где я и где вы — разграничим — почему ты думаешь о верхе, а не о низе, в конце концов, по их меркам, ты скорее достоин низа? — а это одно и то же, заметил Евгений Романович — игра в одни ворота — старая еретическая мысль — ты что-нибудь от них выведал? — не слишком — а если, извини меня, это плод твоей фантазии? — может, ты переутомился и — глюки? — а? — ты сам-то не глюк? — нахмурился Евгений Романович — видишь, ты нахмурился — психушка не проходит даром — она за углом — это было бы хорошо, вздохнул он, несколько, впрочем, фальшиво — нравится быть избранником? — сынком? — вот слушай: ониговорят: давайте свернем историю, как пыльный ковер — и на свалку — начнем все сначала — ты убежденный сумасшедший, сказал я ему — мне не нравится историческое движение России к нормальности, сказал я им— нормальность и Россия несовместны — и не считайте это какой-либо формой ностальгии! — с чего ты взял, что она нормальна? — в России важен вектор, не результат — о Господи, это уж мне скорее решать, не тебе! — идиот, я смотрю на нее издалека — это умеет делать всякий параремесленник — чего ты хочешь в качестве доказательства? — у тебя не получится — почему? — ты играешь против их воли — я сам по себе воля! — Жуков остановился и тихо молвил свое, сокровенное, выстраданное: помоги России — ну ее на хуй! — помоги России! — ей ничто не поможет — помоги, Жень, России! — она прославит тебя как героя — наставим тебе по скверам памятников, будем славить и петь аллилуйю! прошу, помоги! — Жуков упал перед другом на колени — прямо посреди аллеи белых акаций — с мокрыми глазами — без меня обойдетесь! — озлобился Сисин — немцы помогут!!! — я бездарный — загоготал — сынишка! а ты тожехорош! — в конце аллеи мелькнули походные люди с неподъемными рюкзаками — встань! — засмеют! — Сисин принялся поднимать Жукова — оглядываясь на туристов — пишешь ты, брат, тухло — ворчал Сисин, возясь с Жуковым, который отсутствовал в мыслительной прострации — впрочем, это адекватно — очень — детектив — фантазм — эротика — балдеж — тухлая проза! — ничего не ответил Жуков — медленно поднялся с колен — извини — сказал Сисин, беспокойно заглядывая другу в глаза — извини меня, Аполлон!

Немытая посуда сильнее Гегеля — на автоответчике опять какая-то краля, с кем у тебя милые отношения? — я говорю: кто? — сам послушай! — слушаю: Вера Аркадьевна! — обозналась — не знал: смеяться или плакать — вот так я ее замучил — ты мне посуду нарочно оставил?! — сам помыть не мог?! — хватит гнать чернуху!!! — Евгений Романович треснул кухонной дверью — Ирма — осока — кислые испарения — Ирма — колодец, геологический оползень, темная шахта — заглянешь в шахту, в далеком забое, при всхлипе вод, с трудом видны костры матриархата — всех можно купить — Ирма тоже держалась на его успехе, как на допинге — но все-таки он ценил в Ирме то, что она ни разу не посмотрела на другого мужчину похотливым глазом — он погрустнел, но, как всегда, ненадолго — а счастье было так возможно — что-то я, старичок, разуверился в женщинах — Манька готовится ехать в Америку к Ломоносову — чего же стоят тогда ее разоблачения? — весь разговор о том, что я дешевка? — и когда я думаю о Ломоносове, о том, как он поднимает палец вверх: — нет ничего полностью переводимого — нет ничего абсолютно не переводимого — во! — ужас — а она, если не от безвыходности — то значит — пустое — и тут меня охватила какая-то страшная тоска — если не она — то кто еще — полное отчаяние — не с кем стареть — никакое сыновство не спасает — не с кем даже поделиться мыслью о том, что всё хуйня — и — и с кем тогда стареть? — вот что меня начинало занимать больше, чем та самая щель — больше — и когда я подумал, как же ее поломает Америка — эта плотная, вязкая среда Калифорнии — она: нет! поговорим через десять лет! — у нас, Мань, не будет десяти лет — я говорил о своем везении — она, искренне: в чем же ты был везуч? — то есть какое везение, если я не вместе с ней — у меня нет больше сил еще раз по образу и подобию — найти родственницу — не сил, а желания — под утро приснилась свинцовая матрица: предвижу время, когда Бог перестанет радоваться своему творению, тогда он разрушит все, чтобы создать нечто новое. Это решено, время избрано. Но пройдут еще тысячи лет, прежде чем — так вот, настали сроки — Евгений Сисин, сексот небесной канцелярии — а счастье было так — но постой — ведь только потому, что она уплывает — вспомни, жопа, как ты с ней поступал — как не звонил — она ждала днями — как на прогулках думал о другом — ты ее почти что терпеть не мог — когда оставались одни надолго — чего, в сущности, не было — то есть — но тогда ее назначение: отражать тебя? — тобою жить — быть контролером с совещательным голоском — кому это понравится? — все было бы терпимо, если бы не кромешная домашняя ситуация — повествование скользит по поверхности жизни — а когда ты ходил по морю и убеждал себя, что — что Манька не тянет по сравнению с американкой — какие аргументы — помнишь — и ты еще — смею — смею — нет, логика моего рассуждения была такова: она черная — она злючка — пьет — нервы никуда — она обрушится на меня с ребенком — она теперь ищет счастья в шалаше — все пойдет по второму кругу — и я присмирел — даже при угрозе потери, о которой выражался весьма возвышенно — ты! — говорил я Маньке — возможно, подарок судьбы, который я не разглядел, и был наказан — я не разглядел и, стало быть, предал не тебя, а судьбу — ибо, мелодраматически заключал я, в тот момент полностью веря в то, что говорю — ибо если остальные были искушением, ты была подарком, и это предательство отразится на всем дальнейшем — она сидела, приняв водки с соком, и говорила тихо: — ужасно! Сисин, это же кошмар! я не умею так красноречиво — но это отразится и на тебе — сказал я — теперь мне нужно каждодневное семейное счастье — понимание — ободряющая улыбка — меня не возбуждает больше вид взволнованного клитора — понимание с полуслова — умение быстро и гибко разобраться в сложном положении — вот мой, извини за слово, идеал — я сижу с ним, с моим идеалом, и я его теряю — я не люблю терять — нет, это не капризность — я ее просрал — в этих постотношениях — она спрашивает: ты любишь меня? — конечно, тут есть отмщение — она из моего ребра — я так много энергии отдал ей — я слишком круто забирал про измену судьбе — у меня горело в груди — грешным делом (но это не главное) я обрадовался, что еще что-то способен ощущать — но горечь была явно сильнее радости: встреч было отпущено — ну, от силы две-три — а дальше все обрывалось — она переходила в другие руки — вынимала спираль — но почему перед тем, как рожать, вынимать, уходить — она вступила со мной в эти постотношения? — мы ангельски трахались, глядя друг другу в глаза — я не спрашивал ее, почемуона так делает — возможно, она даже делала это по взаимному их одобрению — должно быть, они решили быть вышемещанского воздержания — она мило путала имена — она говорила — ну, у тебя же были эти темные очки — или это не у тебя? — я не любил, когда она щурилась — тогда в ней было что-то противненькое — с другой стороны — она была всегда не уверена в себе — она всегда боялась, что у нее грязный подол или что-то вылезает — она никогда не разрешала смотреть, как она писает — разве только в темноте — на дворе — у крылечка — мы оба были в дурацком положении — только она устремлялась в шалаш и рожать — навстречу счастью — в которое я верил — и не верил — а я, на тринадцать лет ее старше — оставался стареющим мужиком рядом с бабой, которая — и тогда уж лучше боевую подругу, ведущую тебя за руку к успеху — а так одни жалобы — я сказал ей, когда говорили по телефону: есть вехи, есть звездочки, по которым ориентируешься в жизни — ты была одной из них — я позволял себе эту лирику грубого помола — она рвалась из меня непроизвольно — дурак ты! — она говорила — ей хотелось, чтобы я рвал на себе волосы — это был ее реванш — дурак ты! — у нее после нашего расставания — ползали как будто черви по телу — ей было необходимо психологически — освободиться от меня — но что значит психологическив наше время? — в общем, я все больше запутывался и даже забывал быть мужчиной — конечно, мы во что-то играли — но что-то в той игре было проигрышным для меня — я был словно заместителем — нормальным для отношений — с которым не стыдно — и даже можно объяснить — себе — близкой подружке Гуле — ну как же: в наш век нельзя без— так уж лучше с ним, с определителем века— в ответ на что Гуля залилась сытым смехом беременной женщины — мой слабый пункт был мой семейный ад — который был поразительно глупо и изматывающе устроен — вся жизнь была построена на претензии — отклонение малейшее от нормы — от собирательства — от крохоборства — наказывалось скандалом — который меня изводил — который был О!!! — как я это терпеть не мог! — и терпел — малодушно соглашался — почему? — это был ад — здесь все, что я любил, было под подозрением — здесь придавалось значение тем мелочам, которые — когда я сравнивал, особенно в постотношениях — утрата перспективы — а Сара ведь для меня и вовсе отгорела — и я делал вид — я вид делал — чтобы окончательно не выглядеть жалко — и что-то там предлагал отсрочить — бормоча — совсем внутри жалкий, поношенный — бормотал — а с виду в дорогостоящих, дико дорогих солнечных очках от известной фирмы, чье имя было написано на дужках, по бокам, как будто имя корабля — петрушка — кривляка! — я небыл кривлякой — во мне была (и осталась) та доля шарлатанства, что задана веком — меня хватало на то, чтобы еще оглядываться по сторонам — она сказала Ломоносову — это было безошибочно — ебись — только меня не предавай — он, наверное, рот открыл от такой простой формулы — не дурак, хотя, бог ты мой! — конечно, я считал себя лучше — ну, еще не заразись — она могла вполне так сказать — прикрывая тылы — именно эти утраченные возможности — не до конца понятные логически — бесили меня — и тогда я думал: неужели это только потому, что — прошлое — и невозможное — последняя любовь — а она спрашивала по телефону и, когда пьяная — ты любишь меня? — это было не по-спортивному — слушай: женщина, которая любит другого — и говорит мне: я к тебе нежно отношусь — с нежностью — как же, сука, она хотела убедить меня и себя, что я — сыгранная карта — что все: я кончен — ничего больше не сделаю — и ее переход к другому предельно естествен — как-то только раз, снова выпив, она спросила: можно ли любить двоих? — потом к этой теме не возвращалась — я надеялся, что она себя обманывает — естественно, мне хотелось бы, чтобы она была несчастной — без меня — хотя я говорил и говорил ей — что забочусь о ней бескорыстно — вне зависимости от того, со мной она или нет — я понимал цену всем этим предпоследним словам — мне хотелось, чтобы она приползла ко мне на брюхе — ободранная и несчастная — и сказала: только ты — нет — в какой степени я врал, называя ее моей родственницей? — в некоторой — хотелось ли мне, чтобы, родив от меня ребенка — она всю жизнь жила мною? — это все, что я мог ей предложить — тогда, в тот бесконечный разговор по телефону, она спросила: скажи мне: в последний год ты действительно собирался? — или — подожди, как было в последний год? — я уже тогда встречался с Воркутой (она была незамысловатой девушкой) — после Америки — нет — мы расстались — потом я добился отсрочки — у меня впервые на нее плохо встал — после — в ноябре мы расстались — у меня уже была эта — так, для баланса — в отношении к ней у меня был садизм — не зря я ее бил — порол — садизм — и неужели мой эмоциональный пик: эта полная неопределенность чувств? — политика ее не интересовала — в то время как шла великая рубка — ее не интересовало — а я украдкой пускал слезу, от самой возможности произнесения либеральной фразы, и делал вид, что режет глаза — так что же я могу от нее требовать — изведя ее полностью — до червяков — я сказал: это глисты — она — что редко с ней бывало — озверела от моего милогоиздевательства — так не достаточно ли этого всего было? — и не пора ли платить? — только перспектива ее счастья и моего несчастья бесила меня — уж больно отчетливая — а что ты ей мог предложить — но — и этине хотели мне помочь — ониотошли в сторону — и какую же наглость надо иметь, чтобы объявить себя — нет, просто поверить — ничего толком не зная — не прочтя до конца — не вдаваясь в ереси, в гностику — почему-то тянуло ровно настолько, чтобы дочитывать до половины — и давать рекомендации? — так что же, я и любить не умею? — она всегда считала меня по этой части уродом — а кого любить, если некого? — да нет, конечно, Ломоносов в нее вцепился и не бросит — если бросит, тоже нехорошо — нет, не бросит — слишком жирно для него — сказал Жуков — слишком жирный кусок — ты не дурак, мой милый Аполлон — это как раз и есть основа счастья: слишкомжирный кусок — он будет счастлив! — и ее сделает счастливой — может, она куда проще, чем я думаю — может, она все-таки помойка с душой совковой сикушки — и вот после Калифорнии она возвращается — а я все просрал — разменялся — десять лет спустя — старый хуй — а она блещет — прием в Спасо — блядь, тянет меня на всякое говно! — или просто: встретились — они еще молодые — а я старый хуй — они куда-то убегают через вестибюль, я стою, покачиваясь, хлопают дверью такси — оживлены — а я стою — изо рта несет помойкой — роли поменялись — друзей ни хуя — старый хуй со старой ненужной стервой, за которую стыдно — людям показать — да и сам — сгорбленный — или помер, и он: а знаешь, кто помер? — и она взгрустнет — вот интересно, как? — и я не раз ее хоронил, перед сном — по-блядски представляя себя похоронным генералом — с мамой ее разговариваю, африковеду жму — соболезнуя — руку — я — чудовищная сука, из которой лезут кишки тщеславия — ей снилось много снов: она их помнила и рассказывала — вообще-то они не были особенно интересны, помню, что-то такое военное, она разведчица (sic!), а Ломоносов за нею гонится — представляю, как ей запомнился наш разрыв — по ее инициативе — вот только сейчас я об этом стал думать — а тогда на что же ты рассчитывал? — надо посмотреть на нее трезво — если бы она его бросила, приползла — мне нравится, как она ползет, ползет — мне нравится ее унижение — мне нравится, как я ее посылаю на хуй — потому что у меня — я не знаю кто— я всегда хотел влюбиться во что-нибудь талантливое — в артистку Грушеву — у меня талантливое — знаменитое — ее любимая ГРУШЕВА! — как эскимо — Манька затащила меня в кафе-мороженое — у меня, по обыкновению, было плохо с деньгами — она считала меня жмотом, была уверена! — сделай мне праздник — однажды я ей рассказал, как устроил случайной девушке — слово-то какое — праздник — в посольстве Индии — ей очень не понравилось — а я нарочно — я видел: ей неприятно — но кого ебал, про это не говорил никогда — неспортивно — а любил иногда приезжать к ней, наебавшись — любил проверить ее женскую интуицию — ни хуя не работала — а гордилась! — все бабы гордятся — а это мое — моя ГРУШЕВА! — вот, знакомься: и посмотрю на нее, как на устрицу — и на него: женился на моей бывшейлюбовнице! — о! — слегка отпустило — или никогда не увидимся — или они пройдут мимо меня, красивые — в моей жизни что-то маловато тайны — честная давалка всем журналам — но есть одна — никому не доступная — я о ней, как ни странно, забываю — веришь ли? — я забываю о своем Божественном происхождении — я искал среди женщин что-то такое очень милое, симпатичное — у нее из пизды сначала пахло нередко мочой — я даже хотел обратить ее внимание — а потом перестало, почему? — а у меня с лица шел протухлый запах — я думал: всякие лосьоны — а был тухлый, потому что брился электрической бритвой — и нечасто мыл лицо с мылом — и немножко протух — и Маня мне призналась, что запах с лица у меня нехороший, а я не осмелился: про пизду — а поначалу попахивала — значит, была честнее в любви.

Я захотел ее изучить напоследок — но скорее лучше разобраться в своей дурости — мы сели возле реки — мы сидели возле озера — почему ты здесь? — если ворошить — выйдет неприятное для тебя — я взорвался — мне стало неприятно — мелькнуло американское — she uses me [89]— хотелось объясниться — она ушла спать — когда я, накурившись — напившись крымского вина — привалил — заснул — она ушла наверх — однажды просыпаюсь, она лежит на жесткой (у покойницы-генеральши болела спина) половине, спит голая — на рассвете — я подумал: простудится — но сначала приподнялся на локте и долго рассматривал — этот голый человек, сказал я себе, меня знает, как никто — ты царь — живи один — что мне хотелось? — я знал одно: она никогда-никогда не будет так знать никого, как меня — никогда — никого — дурак ты, Сисин — взявшись за руки, мы шли с ней на помойку — в небе звезды — тарелка летала — тарелка нас не удивила — пусть летает в свое удовольствие — мы лежали — она на моей ноге — потом — хочешь тоже полежать? — я лег — она гладила мне волосы — солнце светило в реку — берег был крут — мы спускались — валяли дурака — не говорили о серьезном — о том, что, возможно, это и есть наша последняя в жизни встреча — последняя — потом посреди прогулки я проголодался — я так удивился — я последнее время ем, борясь с тошнотой — пока жила на даче, я донимал ее историями последних приключений — под некоторые она, по своему обыкновению, кончала — но никогда не забывала их — на этот раз я заготовил длинный текст — я хотел ей сказать, что жалеть меня не надо — нет — ёёёёё — и возле озера я объяснился — как дурак — уже в самом деле — мне хотелось ей сделать больно — отомстить за то, что она мне сделала больно — я этого не прощаю — ты со мной потому, что боишься неверности Ломоносова — говорил я аккуратными словами — и выбрала меня в качестве удобной защиты от жизни — я тут понял — как бессмысленны все мои слова — все можно перекрыть удобными словами — слова и делают всю эту действительность — у меня опять начиналось жжение в груди — я жил неправильно и за неправильность жизни был наказан — ее потерял — но, если она скажет: возьми меня — меня вновь охватят сомнения — пьет — и вдруг только отражатель меня? — ёёёёё — he is a slave [90]— хохотали немки, Сарины ассистентки, тыча пальцем в русского оператора — я запасся и Сарой со спутанными кровями — Сара назвала меня принцем — я заготовил историю ее превосходства над Манькой — но я не рассказал ничего — мы просто валяли дурака — она п исала — я стоял на страже, как подросток — это был один из — бест— сказала она — один из бестовнашей жизни с тобой — когда мы возвращались с помойки, я даже вспомнил дурацкий фильм о счастливой смерти — но застеснялся — Боже, подумал я, я, оказывается, еще могу стесняться — холодало — темнело — было поздно — нужно было стремительно ехать — мы целовались — тихий час — объявил я — нам везло на поцелуи — я приготовил историю фиаско с фарфоровой свинкой — я только не знал, как правильнее рассказать — эти истории с бабами, сказала она, поморщившись — в них какая-то темнота — зачем? — мне самому было не совсем ясно — я знал, что никакая литература не способна объяснить, что с нами происходит — слова утратили простые значения — их нужно подстегнуть — иронией — цитатами — через цитаты идти обратно — мне этого уже ничего не хотелось — мне хотелось — чтобы этот день не кончался — совсем по-простому — мы провели с ней девять часов — больше не было отпущено — как одну минуту — время остановилось — призналась и она — мне нравилось, как она воюет за свою новую — ёёёёё— мы мирились в последний раз — она сказала совсем жестоко: я с тобой, потому что мне жаль тебя — мне так никто не смел — ёёёёё — там стрелял в Израиле — она была в отдаленных районах Новой Зеландии — когда скончался ее отец — чей прах — до сих пор не захоронен, лежит у родственников в доме, на квартире — и Сара сказала, что чувствует свое превосходство над многими людьми в мире — про Бормотуху в Амстердаме? — она всю ночь провела на празднике 30 апреля — и после пахла костром — поутру — я сразу понял — кто — когда хозяин — с явными признаками знакомства с совками — и недовольный этими манерами — объявил, что ко мне приходила какая-то Russian girl [91]— его коллега хохотал: русские слишком много говорят — но не она — это верно — про Russian girl я рассказал Маньке на трах — как без долгих слов — Бормотуха — она в самом деле немногословна — погружается в голландскую ванну — моя — бывшая!!! — Манька — быстро: — с презервативом?! — я соврал, что: конечно, да — кроме того, я подготовил историю с Сарой — с двойной целью: доказать Маньке, что она не тянет — что есть глобальный космополитизм — у Маньки были разные формы реакций — а? что?! где?!! — это если у нее прыщ, дыра на колготках, ну, в общем, лажа — русские вообще-то ARE SLOW [92]— а там принято все быстро— такой стиль — быстро — не вдаваясь в патетику — по лестнице быстро — нельзя, чтобы медленно — взлететь — а что там — наверху — не имеет решающего значения — но быстро — а русские вразвалку — и у всех животы и животики — пузо — Маньке нравилось мое пузо как-то совсем не по моде и даже очень провинциально — пузо— говорила она ласково — а я все качался, чтобы избавиться — Сара не любила католицизм — вообще, что о Боге, то — предрассудки — и говорила весомо, уверенно — не от себя — а от целой эпохи — я кивал — будь посторонним— сказала Манька — не ешь много, не пей много — не перестраивай дачу — по поводу жизни после нее— я все собирался сказать ей про Сару — сделать вид, что само вырвалось — на самом деле, чтобы продемонстрировать общность международных космополитов — мировой элиты — скептических журналистов — крутых продюсеров — мол, мы на равных — мы с Сарой засели на 13-м этаже в немецком баре в «Украине» — рядом подвыпившие англичане были некрасивы лицами — и я сказал, что благодаря глупости крутится мир — Сара кивнула — я невольно обидел бармена-немца, усомнившись в том, что он плеснул водки в апельсиновый сок — за ужином подходили русские официантки — ни слова — ёёёёё — она помалкивала — ее несколько поразил мой разговор о том, что она использует меня — это был мой разговор, уже нажравшегося Западом говнюка, у которого в кармане завелась валюта — ты умрешь раньше меня — сказала Манька в саду ночью — цвели яблони — было прохладно — ветрено — мне привиделись высокие темные травы — с лиловыми колючими головками — ты брал от меня больше, чем я — сука! — подумал я — последний день как форма повествования — она сидит на мятой многими жопами кровати — на вдавленной — продавленной кровати — и первый раз за всю неделю нашей зоны отдыхаплачет — на генеральском ложе — плачет — поразительно, как мало я думал о ней всегда — даже тогда, когда делал вид, что делал выбор — когда уходил к ней — так тихо уходил — что никто не заметил — а я бы могла применить все эти женские хитрости — вынуть спираль — как я ненавижу то время — когда болела — когда мы расстались — как сердце ее замирало, когда на какой-то вечер она спешила — ноги отнимались и не слушались — а вдруг там увижу тебя? — как непосредственно она говорила об этом — встретив меня в очередной раз наших нескончаемых отношений — пока не влюбилась — ее прорвало — рассказывала о Ломоносове — я знал его не слишком — ёёёёё — нет, такое тоскливое жжение началось — в груди — как тогда, когда расставались — она сказала: ты стал неинтересным — ты стал предсказуемым — оннепредсказуем — в каком смысле? — однажды были хулиганы — сказала Манька — они ели дыню у метро «Новослободская» — Ломоносов шел — увидел и взял меня за руку — нет, обхватил за шею — защищая — влюбилась — точно — подумал я — я принялся поливать Ломоносова в компаниях — потом мы катались на лыжах — лыжики— называла она — я понимал, что я просрал, что мне ничто не светит — что я столько энергии ей подарил — всю отдал — ёёёёё — я не тот — мы шли до следующей станции — у меня все время соскакивала лыжа — мы были румяные на морозе — ёёёёё — где Москва? — она задумывалась — показывала не туда или туда — мне нравилось — просрал — и что это не просто кризис посреди жизни — а просрал счастье — мы выносили помойное ведро — взявшись за руки — шли в темноте — она плакала в кровати — вспоминая, как мучилась — как болела, как поднималась температура.

Ужасно — сказала она — когда я сказал, что просрал — мне нравилось — как она отстаивает — разрываясь — наверное — может, там у них с Ломоносовым все хорошо? — она не раскололась — мне это тоже понравилось — она говорила: ты так говоришь, потому что все изменилось — я не люблю тебя — зачем ты здесь, со мной? — тебе будет неприятно, если рыться в этом — вот тут я тихо взбесился — ёёёёё — что она не будет счастлива ни с кем, кроме меня — послушай, я все это говорю — потому что я не понимаю, что происходит — я написал Век Пизды— ну, потому, что я хотела отдохнуть — хорошо-хорошо — она отплакала — сказала — я торопился в ресторан — она была очень обязательна, не любила опаздывать — зачем-то в Россию приехал Фредерик — зачем? — сказал с идиотской гордостью: завтра иду брать интервью у вашего премьера — ты с ним не знаком? — на хуй он мне нужен! — заорал я — молодец — сказала Манька — я отвез ее — лыжики донес до квартиры — стояла весна — я предложил ей снова погулять — она сказала, будет холодно — она не очень хотела — она — ёёёёё — согласилась — я сделал солнечную погоду — она знала, что это у меня получается — и не удивлялась — она удивлялась другому и главному: как я все так просрал — ёёёёё — я приготовил объяснения — это был самый лучший день — всех наших дней — только тогда я увидел поволоку счастья в ее глазах — и подумал: я мог бы ее видеть каждый день — идиот — я думал ей сказать о Cape — ёёёёё — что я понял Запад — как мало кто — что она не понимает — маленькая провинциалочка — что значит glamour [93]отношений — хотя у нас с ней — тоже бывало — на Чистых прудах — я хотел приготовить разгромную речь — и защитительную речь — мы ехали — я восторгался природой — огромным странным домом над рекой — с ней я удивительно отчетливо чувствовал себя мудаком — она пролезла в меня — она видела красные губы — маленькие поросячьи глазки — и она могла это сказать — ёёёёё — как я сам не смел — мы приехали — я тебе покажу, как пройти на реку — и как закрыть дверь и калитку — мы двинулись — она запуталась — смешно — мы шли какой-то новой тропкой — куда-то нас выбросило не туда — и, пройдя деревню, оказались на высоком берегу — там действительно было так красиво — то есть так красиво — не важно было — что — когда — река крутилась — там было так круто, так круто — она боялась — по песку сошли, осыпаясь — хватаясь за корни — внизу рыбаки — рыболовы — не рыбаки — я сказал: рыболовы — мы сели на бетонные плиты — она постелила куртку — у реки — солнечные звездочки — куда течет река? — в Москву — усвоила.

Я стал говорить какие-то глупости-глупости — она положила мне голову на ногу — потом сказала: хочешь, так ляжешь — я лег — день был выходной — какие-то дети прошли, обернулись, девочка и совсем маленький мальчик — подумали что-то про нас — и ушли — я говорил какие-то малозначимые вещи — слова, которые тут же исчезали, потому что их смысл не стоил ничего — в отличие от всего, что у нас было — она гладила меня по голове — ее дистонические пальцы — у нее всегда получалось как-то неловко гладить — у нее не было той опытности — ненужной — я думал: вот так и лежать — на ее нелепой длинной коричневой куртке — провинциалочка — думал я — но она так все усваивает — на лету.

Боже, какой я бред несу — я — который владеет словом и смыслом — и силой — и всем — знаешь, сколько времени — счастливые, по Грибоедову — какой я бред несу — не до стиля — ни до чего — ни до склада — я теряю счастье, выделенное мне однажды — какое значение имеет все остальное и состояние моей родины — в том числе — поцеловать ее в щечку и бросить — да, но ведь нужно не только играть, но и жить и подыхать — и кто-то родной тебе должен в этом помочь — а ты все думаешь о несовершенстве людей — хуй с ними — они — что они тебе? — или о несовершенстве родни и родины — твоей глупой страны — или об их тщеславии — как они рвутся наверх — пусть рвутся — как они не любят тебя — а с чего им тебя любить? — или ты думаешь о том, что Ломоносов — одиозная фигура — так говорят — ну, так что ты хотел бы? — чтобы, умирая, видеть рядом человека, которого любишь — а все остальное — вздор — и уйти отсюда, бормоча о любви — о любимой жене, как Булгаков — я ел сладкое говно любви — и тогда я понял, что такое счастливая смерть — чего раньше не понимал — и какая там в назидание Сара — и какие там объяснения — и ничего — кроме глупостей — у ласточек нет лап — или там что — она говорила — и какой там трах — а вот эта поволока счастья в глазах — и две мои любимые макушки — и пусть так будет — и ничего я не сделаю — потому что я сделал все, чтобы ее просрать — а я: космополитизм, мировое содружество журналистов-авангардистов, писателей и кого там еще — ничего не хочу — я объелся сладким говном любви.

Сукин сын! — возопил Жуков среди банок варенья — ты прикидываешься дураком или ты в самом деле дурак?! — Сисин недоуменно поднял голову — они стояли в ледяном погребе — на цементном полу — тут начались веселые деньки — спустившись по крутой лестнице вниз, Сисин сказал: — вот погреб — он у меня исполняет роль холодильника — картошка, морковка, лук, даже чеснок — ты любишь чеснок? — Жуков хмыкнул в бороду: люблю — мама дала мне немного квашеной капусты — у нее новый, бесподобный рецепт — на какое-то время нам хватит — под водку — Сисин подмигнул — он снисходил до меня — до всех — у него было чересчур улыбчивое лицо — с открытой, блуждающей улыбкой — приглашающей его считать своим— жрущим квашеную капусту — от мамы — любителем малосольных огурчиков с укропом — сибирских пельмешек — шашлыков — самых простых рыночных фантазий — наконец, воблы с пивом — на газете — весь в чешуе — нетерпеливо сосущий вяленый хвост — заливаясь пивом — довольный — в рыбьем серпантине — но это только декорации — приспособления — выдавал подбородок — и эти жесткие складки у рта — которые и решили дело — Манька не удержалась — уж больно мужественные складки у рта — руки тонкие, пальцы тонкие, а складки жесткие — нехорошие — и подбородок — и уши породистые — у Ломоносова лицо все-таки всегда немного готово вспотеть — взять и взопреть — не та порода — а здесь складки — а это что? — где? — Жуков неловко толкнул его в спину — Сисин поскользнулся на гнилой картофелине — упал на мешок с морковкой — ты чего? — засмеялся — а ничего! — сверкнул глазами Жуков — Сисин стал подниматься в недоумении — Жуков сбил его с ног — он его никак не мог добить — ну, как Распутина — или в «Лолите» — сбив с ног, он навалился на него и принялся старательно вязать, разматывая веревку из-за пазухи — Сисин стал вырываться — прямо перед собой он видел напрягшийся сосуд у Жукова на лбу — он еще подумал: сейчас лопнет — краснея, потея и чертыхаясь, Жуков вязал его по рукам и ногам — он привязал веревку к крюкам, на которых висело когда-то генеральское мясо — затем он надолго ушел — вернулся с молотом, цепями, прочими железяками — не обращая внимания на своего узника, в черном берете на лысой голове, Жуков стал развешивать цепи — Сисин презрительно и недоверчиво улыбался — Жуков приковал Сисина к стене в погребе — я простужусь — у меня гайморит — сказал Сисин — не простудишься — сказал Жуков — не успеешь — по ночам там бегали мыши — крысы — горела слабенькая лампочка — затекли — отекли руки — утратили чувствительность — жутко чесался нос — Сисин — весь обоссанный — висел — потерявши сознание — Жуков плеснул ему в рожу воды — Сисин облизал потрескавшиеся губы — Жуков приблизил к его глазам свой напрягшийся сосуд — скажи только слово: ты соврал? ну, скажи! — я тебя немедленно отпущу — Сисин медленно приходил в себя — он смотрел на Жукова впавшими глазами — скажи! — Сисин тихо сказал: ну, соврал — неубедительно — Жуков шлепнул его по щеке — он вдруг почувствовал, что тело Сисина безраздельно принадлежит ему — ему стало не по себе — он потрогал штаны — скажи убедительнее! — я тебя умоляю: скажи убедительнее! что тебе стоит! скажи! — ну, соврал — ты без «ну» не умеешь?! — хорошо — сказал Сисин и опять потерял сознание — Жуков с мукой смотрел на его мучения — Сисин пришел в себя — Жуков стал бить его в грудь и живот — а как же Троица?! — бил и бесился Жуков — ё! — через тебя Бог стал квадратным! — ё! — ё!

Сисин болтался на цепи — и за Стёпика!за племянничка! — зверствовал Жуков — и за Мармеладовну — как суфлер, подсказал Сисин — правильно, и за Соню! — зверствовал Жуков — Сисин болтался на цепи — ну, скажи, что соврал! — Сисин молчал, весь обоссанный — в быстро расползающейся от побоев одежде — с мутным взглядом — ну, чего ты молчишь? скажи! скажи хотя бы с «ну»!!! — Сисин покачал головой — Жуков ногой ударил его по яйцам — сука! ты меня выебал, падла! — Жуков воет — Сисин висит — Сисин сказал: ну, хватит, убей меня — ты все равно должен — Жуков в ужасе смотрит на Сисина — так было задумано — добавил Сисин — Жуков качает головой — я тебя люблю! — Сисин смотрит на него мутными глазами — если ты меня отпустишь, я убью тебя — Жуков, шатаясь, подходит к Сисину, трясет его — скажи: ПА-ШУ-ТИЛ! — Сисин: — шлю — шлю — Жуков: — гы! — Жуков: — гу! — Сисин: — шлю — Жуков: — гы! — Сисин: — шлю — Жуков: — хря! — Жуков: — что?! — Сисин: — шлюуууу — Жуков, в страшной догадке, затыкает ему рот — молчи! — отпускает — Сисин: — воды! — Жуков: — какой воды?! — ни слова о воде! — снова затыкает ему рот — Сисин с трудом качает головой — что? — пить — ах, пить! — дает ему пить — Сисин жадно пьет — Сисин смотрит на Жукова — Жуков! — Жуков, обрадованно: что? — я Бог — Жуков устало: ну, раз ты Бог, то сам себя и освобождай — я пошел — Сисин: это было — плохо ворочая языком — где-то я это слышал — Жуков: слышал? еще раз послушай! — Сисин, горделиво вскидываясь: я Бог! — Жуков: это я тоже слышал — Сисин: — (презрительно) — пер-ценили! — чего? чего? — пер-ценили-высе-себя (из последних сил), мммудаки! — Жуков икает — ща тебе будет допрос — икает — коммуниста! — пьет — хватается за голову — подозрительно — это ты — а? — на меня — икает — напустил — икает — икоту? — икает — Сисин, снова собравшись с силами: — шлюууу!! — Жуков поворачивается к Сисину, в руках топор — Сисин опять за свое, но чуть слышно: — шлю — шлю — Жуков начинает рубить Сисина, как капусту, на мелкие клочья — они оба быстро залиты кровью — отрубленные руки Сисина остаются в цепях — Евгений Романович без рук ловко бросается вверх по ступеням — Жуков удивлен — Жуков, скользя в крови друга, несется за ним с топором — Сисин вбегает на кухню — туловищем толкает дверь — пробегает столовую — вращаясь — хлещет кровью на недавно крашенный вишневый пол — скрывается в генеральской спальне — с розовой люстрой — зубами закрывает щеколду — крутится по спальне — трофейный шкаф — мутное зеркало — залезает от боли в постель и катается по кровати — Жуков влезает с топором в окно — у него борода вся в крови — Сисин зубами открывает щеколду — Жуков настигает его — ударяет топором — промахнулся — раздирает Сисину бок — топор впивается в пол — Жуков тужится, стараясь вырвать топор из крашеной половицы — Сисин с отрубленными руками и разодранным бедром бежит через холодную веранду — натыкаясь на старые стулья на случай гостей — ударился о бак АГВ — звяк! — звякнуло — обливаясь кровью, поднимается по лестнице на второй этаж — закрывает ногой за собой очень низкую дверь — Жуков медленно, тяжело дыша, поднимается по лестнице — по-писательски сутулясь — Сисин забегает в свой кабинет — на столе компьютер с детскими фейерверками на экране — Сисин прижимается туловищем к двери — слышны шаги Жукова — Жуков пытается войти в комнату — но Сисин из последних сил удерживает дверь — Жуков входит в комнату — он в ярости рубит топором компьютер — компьютер вдруг закудахтал — компьютер взрывается — летят во все стороны стекла — клавиатура — буквы — the mouse — от взрыва оба друга глохнут одновременно — вылетают оконные рамы — Жуков на ощупь ищет Сисина — скользит по полу — Евгений Романович прячется за фанерной дверью — Жуков отрубает ему гениталии — а и! — а и! — радостно вскрикивает Евгений Романович — бабушка записывает за ним — скажи, что не Бог!!! — но обрубок молчит — Жуков замахивается — страшный предсмертный крик — медный живот матери.

Радуйся, луна пресветлая, ночь нашего неразумения разгоняющая смирномудрым учением!

Радуйся, источник пресладкий, слаще сотового меда, неистощимый для черплющих исцеления от гроба твАго!

Радуйся, весна желанная, взрастившая дивный цветок добродетелей!

Радуйся, трисолнечной Троицы губитель, постников украшение, собой пример показавший!

Радуйся, прекрасная лилия, любящим взором всех к себе влекущая!

Радуйся, вдовицам покровитель, сиротам, нищим, странникам и не имеющим крова тихое пристанище!

Радуйся, целомудренное сокровище чистоты, не имеющий никакого плотского желания!

Радуйся!

Ты можешь мне помочь в одном деле? — я пишу книгу о Сисине, сказал я — в серию «ЖЗЛ»? — после исчезновения Сисина я ее посетил — Маня была грустная — я знала, что его переживу — я ему сказала однажды, у него на даче, в саду — зимой — он не верил — возможно, и в «ЖЗЛ», сказал я, хотя Сисин формально в нее не укладывается — почему? — спросила она с полулюбопытством — догадайся — я слышала, ты распространяешь слухи, что он был — она замялась — он мне сам сказал об этом — мало ли что он тебе мог сказать! — скажи лучше, что тебе известно? — просто он исчез, как тысячи людей в России — вышли из дома и исчезли — я убил его — милиция мне не поверила — ты не можешь его убить — хорошо, сказал я, пусть я даже не могу его убить и его похитили инопланетяне (что я несу!) или хуй знает кто — но помоги мне — что главное в Сисине? — она задумалась, зябко кутаясь — не зна-а-а-ю — нараспев произнесла — а все-таки? — ты напишешь о нем плохую книгу, усмехнулась Манька, я не буду тебе помогать — она склонилась над пепельницей — почему плохую? — ты знаешь, как он относился к тебе? — мы были друзьями — а все-таки? — высокомерно? как ко всем? — Жуков не хотел обострять и уже жалел, что пришел — Манька молчала — он был самый нормальный человек — сказала она — оригинально! по-моему, у него был очень кислыйвзгляд на людей — кислый? а какой еще может быть? — пожала плечами Манька.

Господа судьи! — я убил Сисина, потому что он желал нового потопа — конечно, с точки зрения здравого смысла это выглядит неудачно — господа судьи! — вот вы говорите, он пропал — тем хуже — значит, воскрес, и дело приобретает плохой оборот — но, возможно, он все-таки пропал — да, я зарубил его, а потом малодушно закопал — но есть и другая версия — господа судьи, то, что вы прочтете ниже, гипотеза — концы с концами не сходятся — я был в состоянии стресса — под влиянием — Сисин не любил алкоголь — он предпочитал другие улеты — да — трупа вы не нашли — я позвонил в милицию и сказал — заберите меня, я убил нечто, похожее на человека — надо сказать, они весьма быстро приехали — или не очень — потому что я все-таки успел его расчленить лопатой и закопать до их приезда — они приехали — потом мне сказали, что я сошел с ума на почве зависти — ревности — и унижения — не скрою, основания для этого были, но я сильная личность — хотя Сисин всячески унижал меня — поскольку это художественное произведение — я дал ему другое имя — из другой книжки — чем он меня достал? — во-первых, однажды по-дружески трахнул.

Потом закружилось все очень стремительно — я стал ее зашвыривать подарками — эта маленькая блядь любила подарки — я навозил ей из Европы полно подарков — и она милостиво принимала их — от амстердамских ювелиров — французских boutiques — я забрасывал ее подарками — в обмен на встречу — она была прожорливой — она просыпалась и говорила о завтраке — это куда лучше, чем об убийстве Николая Второго — мы сидим за столом — она заметно меньше интересуется моими делами, чем когда-то — я — родной предсказуемый человек — из которого лопух вырастет — телевизор работал — показывали меня со сломанной ручкой — потом показали без сломанной — с каким-то идолом — которого вскоре убили — меня гримировали, как покойника — красили ресницы — было стыдно — я мог обратиться с воззванием — человеческий проект себя не оправдал — поезд сошел с путей — был прямой эфир — но я знал — ничего не скажу — она мне стригла ногти на руках и ногах — она нашла имя — она любила его, как никто — Сара только о яйцах — она вспомнила дни, недели, когда по ней ползали червяки — от безнадежности жизни она меня — это странно — не возненавидела — вокруг пустота — мы гуляем в лесу — бревна лежат, похожие на обглоданных бегемотов — я знаю, ей это понравится — понравилось — потом говорила — я ходила гулять к бегемотам — я смеялся — смех рвался наружу с какой-то глупой непроизвольностью — я знаю: время условно — я знаю — смысл жизни: — любовь — назначение жизни: — любовь — я думал: — слава! — слава? — это тень власти — и еще я боялся — что я упаду к ее ногам и заору — будь моя — а она скажет — нет — я понял всю мелочь словесную перед лицом любви — не в словах дело — никогда не подслушивайте разговоры влюбленных — их нет — этих разговоров — они обращены не к слову — энергия слов в них иная — слов нет — ток иной — не подслушивайте их уменьшительных, ласковых слов — не потому что может вырвать — хотя — может и вырвать — а потому — я сын Его, я знаю — эти слова ничего не значат — и интонации не значат — и ничего не значит — и все значит — а те на Западе — они недолюди — они — клиенты — с быстро вспыхивающими улыбками — они не существуют для нас — их жизнь и смерть — развлечение наше — их можно грабить, обманывать — изучив — их улыбочки — давить их — fine! [94]fine! — мудаки — назад к Папочке! — Он научит меня любви — мы все Его дети — но они слишком серьезны со своими смешочками — куда ты едешь? — это же кладбище! — но как убедить — она уперлась — но мне-то что делать? — опять бунтовать? — с красными облизывающимися губами — себе остопиздел — выдохся — надорвался — орал — скалил зубы — золотые — куда ты едешь? — но как объяснить — что ловушка — смирись — но что толку — что толку в смирении — вечно жить бунтом — но что толку в смирении — не хочу жить тихо — хочу жить тихо — зачем-то медлю — когда времени в обрез — сейчас или никогда — и ничего не делаю — молчу — я мог бы ей заорать — забудь обо всем — будь моей — она, может быть, этого только и ждала — другому отдана — нет — не ждала — я попался в ловушку собственной хитрости — я хотел превратить ее в мать моего ребенка — и чтобы она склонялась над ним — пока я заезжал на пятнадцать минут — поминутно смотря на часы — вокруг росли американские студенты — объехав с тайной миссией полмира — я вынес неутешительный приговор — я был изначально далек от людей — но ввязался в людскую тусовку — на мне лежит грязь размышлений — забуревший мужик — сегодня ее притяжение, несмотря на семейный раздрызг, кажется слабее — хотелось бы знать: pourquoi? — они все хотят изменений — а я хочу — чтобы слова вернулись на свои места — они неверны — эти западные гады — непривязчивы — индифферентны — однажды я улетал в Крым — и там — меня опять проводили неласково — как в бордель — как всегда — там, утром, по дороге в Ялту — вдруг сошлись воедино все мысли — как давно уже не сходились — сошлись — соединились — во время утреннего невыспавшегося полета я понял, что все — я решился — ты будешь моей — я прорвусь к тебе — я возьму тебя — в Ялте опять показалась она-она — я вяло отбивался — отмахнулся — но не отбился — кормил клубничными леденцами — ничего не различал — она-онаопять все оттеснила — какие-то крошечные груди — отодвинула Маньку — Господи, как долго я не пис ал — не приближался к своей жизни — потом была Москва — потом Италия — но перед тем — мы пошли — мы еще гуляли не раз — без траха — она готовилась к встрече с Ломоносовым — у нее любовь — и эта любовь может ее убить — и ее не будет — я встречу ее — не ее — и никто тогда не останется — одни волки — и он ее убьет — потому что он жлоб — а она сказала, чтобы я не звонил — ничего, кроме любви, не бывает — пИзды? — не верю я что-то в пИзды — я ее подменил Воркутой — Европой — еблей с музыкой — и под музыку — на кассете осталось — я — царь — живи один — не хочу — и даже когда она п исала, я честно, сквозь солнечные очки, не глядел, когда раздался шум с дороги и я оглянулся, когда она писала — куда ты едешь? — это же кладбище! — Манька боялась не Калифорнии, а того, что с ним будет трудно забеременеть — у него какие-то нехвостатые сперматозоиды — а так ей все равно: — где — я зашвыривал ее подарками — вынула спираль — мы гуляли — без траха — по дороге в Ялту я решил отбросить всякий стыд — в Ялте я сразу наскочил на нее-нее— как на мину — в первую же ночь осталась в моем номере — мы гуляли на Воробьевых горах — любила ли она деревья? — сидели на пеньках, неподалеку от пристани — я молчал — я никак не мог решиться — лежал у нее на коленях — я посмотрел на нее снизу — закинув голову — Манька, сказал я, собравшись с духом, начиная новую жизнь — роди мне девочку — Манька, я хочу от тебя девочку!

К концу Ялты ее присутствие поуменьшилось в результате вставной истории — потом в Италии — швырнули свежатину — они(эти силы враждебные) хотели оторвать меня от Маньки — онистремительно понимали, что с Манькой я буду против них — мы шли по Воробьевым горам — мы молча возвращались к машине — сказав, я почувствовал невероятное облегчение, гора с плеч — значит, все правильно — решил я — она молчала — у нее был Ломоносов, который вот-вот приедет — потом снова была Москва — я названивал ей в Одессу — поздравлял с днем рождения — роди мне девочку — ты знаешь, какой красивой будет она! — тут она сказала: — но какой же будет у нее характер! — стерва! стерва будет! — заорал я — в трансе — она никогда не видела меня таким, как на Воробьевых горах — она сидела на пеньке — я попросился положить голову на колени — она не возражала — даже: — почему нет? — вдруг он сказал, откинув голову: — Манька, роди мне девочку! — он сказал это совсем по-человечески — не спеши говорить нет— а если не девочка? — роди что угодно — будь моей — меня прорвало наконец — в Лондоне случился гайморит и подсунули китаянку — я раздвинул китайские ножки — черная стеснительная китайская пипка влажным взглядом смотрела на меня — сволочи! — я не мог не поцеловать это восточное сокровище — Фредерик взвыл от зависти — в Лондоне у меня закручивались дела — я жил у него дома — когда-то в Москве мы бегали с ним на Воробьевых горах — я горько жаловался на советскую власть — навстречу нам, как из-под земли, выбежала рота милиционеров — в фуражках — с одышкой — промчались в сапогах — с обрыва бросились в реку — русские девушки — бежал Фредерик — помывшись в ванне перед трахом, всегда опять одеваются — мерд! — он вляпался в свежайшее собачье говно и заскакал на одной ноге — даже колготки натягивают — всё! — до последней сережки — мерд! — а потом, в спальне, стягивают — чем объяснить? — ведь француженки выходят в полотенце или просто так — почему? — почему натягивают колготки? — это касается только первого раза — бежал я по луже — затем — я махнул рукой — как француженки — без всяких колготок — Фредерик дышал рядом — а еще (бежал я, оставляя сырые следы) русские девушки иногда крадут в ванной разные вещи, когда идут мыться — è vero! [95]— по-весеннему просиял Фредерик — а ты заметил — бежал я мимо будки спасателей, и нас облаяли овчарки — что те, что носят очень короткие юбки, куда менее ебливы, чем те, что носят юбки подлиннее — задыхаясь, он крикнул сердито мне вслед, что девушки из высшего общества грязнее в своих фантазиях, чем девушки из скромных семейств — а вот это неверно, возразил я — и с хитрым лицом добавил: — Берлинская стена скоро рухнет! — мы молча бежали сто метров, переваривая мою предстоящую новость — она никогда не рухнет — усомнился Фредерик — она вечная — она вот здесь — он строго постучал себя по лбу и отстал окончательно — по случаю моего приезда в Лондон Фредерик пригласил швейцарскую чету журналистов из Цюриха — без чувства юмора — и маленькую китай-девушку — которая ему нравилась — после ужина мы вышли к Темзе — Темза произвела на меня приятное впечатление — на обратном пути встретили знаменитого лондонского плейбоя с двумя шикарными, как кобылы, девицами — он поволок нас в закрытый клуб — там все, во главе с хозяином, выбежали вперед, когда он вошел, мы за ним, я с китаянкой — стали почтительно сдирать с нас плащи — все танцевали — я сидел с китаянкой Щи и тихо беседовал — наутро Фредерик показал фотографию старого ловеласа в газете — убили? — нет, он женится — как? на обеих? — Фредерик несколько поменял свою философию — к еде и ебле он теперь добавил волю к власти — он готовился получить какое-то мизерное повышение по службе — постепенно стало складываться мнение, что Россия в XXI веке станет самой богатой и милой нацией в мире — не успеет — злорадствовал Сисин — Фредерик увидел Маньку на даче — мы вместе поздно поужинали — она говорила по-английски, как типичная московская девушка — с подпрыгивающими интонациями, замещавшими незнание са мых распространенных слов — почему они все плохо учат языки? — бурно взмахивала руками — о, йес, оф кос! [96]— крутила глазами — ужасно подмахивала — уронив бутерброд, показала язык от смущения — в Калифорнии постепенно отучится — подумал отстраненно Сисин — но не сразу — Фредерик, сам неверно говоривший по-английски — с парижским присюсюкиванием — выдавал себя за решительного мужчину — любил говорить: don’t explain, don’t complain [97]— был по-своему Наполеон — почему-то не пришел от нее в окончательный восторг — я огорчился — я сильно расстроился — на меня слишком действовали мнения других — они меня разрушали — меня можно было переубедить — это меня угнетало — он рано пошел спать, не найдя себе подруги — на следующее утро я застал их с Манькой на кухне за выпиванием виски — до завтрака — оживленно разговаривающих — я думал, что утром она ему больше понравилась — правда, она хороша? — шепнул я — подлец, он отделался малозначительным жестом — он показал мне свой пропуск в старейший парламент мира — нашел чем гордиться — другие в нашем возрасте уже возглавляют правительства — и фотографию японки, на которой надумал жениться — я думал: — хрупкое создание — на меня взглянула женщина с лицом японского бульдога — ее родители, точнее отец, не хотели отдавать ее замуж за Фредерика — он слетал в Японию — убедил — уладил — моя Щи была в сто раз лучше, чем его выстраданная, в бою добытая японка — Щи была ему недоступна — он был вынужден с ней дружить — он даже стал плохо относиться ко мне — хотя в первый вечер — в половине третьего ночи — звонил какой-то платной бляди — он трогательно обещал Сисину заплатить за совместную авантюру — Сисин откликнулся — блядь не подняла трубку — Фредерик совсем приуныл, когда меня втянули в кинобизнес и утром приехала спортивная машина с роскошной блондинкой с невыспавшимся лицом — впоследствии она оказалась Сарой — совсем мой друг приуныл — со своим пропуском в парламент — он куда-то делся перед моим отъездом — пришел в последнюю минуту сильно под кайфом, совсем не дружелюбный — мы холодно обнялись — сдержанно похлопали друг друга по спинам — Манька опять далеко отодвинулась — я прилетел в Нью-Йорк — на одну ночь — в Манхэттен не поехал — в JFK, отстояв в духоте мерзкую очередь на въезд в Америку, взял такси — негр повез меня в близлежащий «Holiday Inn» — заехал не туда — заблудился — испугался, что я подниму скандал из-за трех долларов — верная, влюбившаяся по-сумасшедшему Щи проводила меня в Хитроу — вот упущенный идеальный вариант — подумал я — мы обнялись: — мелкоголовый Кевин открыл для себя русскую философию — всю ночь не давал мне спать — мучил Соловьевым и вечной женственностью — в углу урчал американский телевизор — поговорили о Москве — он предложил расстреливать уличных продавцов на Арбате, торгующих политическими матрешками по скандальным ценам — достаточно расстрелять одного — на следующий день наша рабочая группа вылетела в рай — в раю, среди лимонов и скал, я сказал себе: — буду ходить и думать — теперь я уже не любил Америку — но четко понял — люблю комфорт и свою квартиру — звучало не слишком духовно — в раю я решил остаться навсегда под покровительством нейтрального Будды — на самом деле я ебал Будду — остановился на день под Сан-Франциско — в большом доме миллионеров — устроили ужин — явился кандидат в очередные президенты США — они с хозяином дико кричали — кандидат кричал о том, как он растянул себе на бегу ногу — хозяин представил Сисина как международную знаменитость — расскажи мне о России — я ничего в ней не понимаю — сказал кандидат — Сисин метко охарактеризовал Россию как великое государство — приехали русские — среди них гуру Барлах — он все-таки не выдержал — развелся с женой Катей — потом получил записку — испугался погрома — бежал в Америку на немного — остался навсегда — Сисин взял его в рай из раскаяния — более того, еще в Москве, по инициативе Сисина, Рыжий Крокодил играла с ним в карманный бильярд — он сам расстегнул штаны — хуишко такой забавненький! — хихикнула Крокодил — я подрочила культуролога, но не дала — по вашему приказанию — гримасничала — нечего баловать — я тебе привет привез и письмо — сказал Сисин, тщательно скрывая свою нерасположенность к гуру — он достал из сумки письмо, которое они вместе с Крокодилом писали, пьяные, как турецкому паше — Крокодил плакалась, что скучает по его члену — по какой-то особенной лиловой родинке на нем — Барлах внимательно прочел текст — перечитал — лицо его выразило смирение — чего пишут? — спросил Сисин — дела — сказал гуру — ну, как в Москве? — сладким голосом спросил он.

Хуево — обрадовал его Сисин — он знал, что, как всякий эмигрант, Барлах подкожно мечтает о негативной информации — гуру сделал скорбное лицо — чего же ты не уезжаешь? — Сисин знал очередность вопросов — не знаю, сказал Сисин — ведь страшно — ведь могут убить — сказал гуру — Сисин, улыбаясь, кивал — за год гуру успел переродиться, лицо его начинало лосниться, борода курчавилась, он обретал округлые формы — складывал ручки да животе — за кого я? — подумал Сисин — за красных? за белых? за евреев? за погромы? — за Запад? — в раю он свел два мира для глубокого взаимопроникновения — слушал профессорский бред — понял, что все не нужны — но почему мне жаль срущую по ногам Россию? — как ты там, в Филадельфии? — у меня был секретарь — важным голосом сказал гуру — я написал много за этот год — гуру по-прежнему работал над теорией, которая объяснит весь мир — натянув его на колья оппозиций — описав его окончательно — но сначала поймать Россию в свой силок — Сисин напрягся — он сумеет — думал он — никто не сумел, а он сумеет — устроит всеобщий концлагерь — головы отдельно — тела отдельно — его надо опередить — внешне они были друзьями — гуру знал Ломоносова и знал, как найти его в Беркли — он едет в Москву — сказал гуру — Сисин напустил на себя равнодушный вид — а чего он едет? — было видно, что гуру включает Ломоносова в эмигрантскую обойму своих— по делам — да ну? — удивился Евгений Романович — по каким делам? — по частным — Барлах был такой — из него не выдавишь — он меня не любит не только за дачу — думал Сисин — я знаю, как он подмахивал националистам — стал модернистом, когда братания не произошло — воспел Ломоносова как интертекстуальныймост — бросился в авангард — стал культурологом — модельером российской реальности — он задушит мир своими квадратами оппозиций — мстя за свое бессилие, наплодит с десяток детей — Сисин взял его в рай, чтобы обезвредить — Ломоносов вроде жениться собрался? — осторожно спросил Сисин — да что-то такое — осторожно ответил Барлах — рано утром Евгений Романович обнаружил гуру в горячей ванне — в соседней юные ученицы массажисток купали друг друга, блестя на солнце юными курчавыми пиздами — пизды дымились — по сравнению с ними малоспортивная Манька была двадцатидевятилетней старухой, которой московские врачи-стоматологи, ковыряясь в ее зубах, отвешивали чисто русские комплименты — та была искренне рада — они сказали мне, что я выгляжу на двадцать три года! — белый толстенький животик гуру заканчивался востреньким хуем — надев темные очки, Сисин стал отыскивать обещанную лиловую родинку — как в плохом фильме— молвил гуру, глядя на молодость мира.

Наконец случилось то, что должно было случиться — я встретил его в небритомБеркли — где затоварились шестидесятые годы — где все ходят в жилетах и независимых шляпах — я вошел в тощую эмигрантскую компанию, перемешанную киношниками-американцами — в разоренный, дощатый, «курящий» дом — где любили Петербург — повсюду валялись дискетки, кассеты, шерстяные свитера — на стенах висели шляпы и длинные платья — хрипел автоответчик — мы были в силах — по-вечернему одетые в легкие вечерние — как будто ничего не значащие одежды — мы — мои американские хозяева — миллионеры и землевладельцы — которые от нечего делать решили прокатиться в Беркли — мы ехали по 101-й на юг — среди холмов и растительности — по 580-й — охваченные чувством неподдельного избранничества — я в своем итальянском пиджаке — купленном в Милане — я перешел в итальянскую веру по этому делу — принял католицизм элегантности — мы вошли — они засуетились — я знал — я выигрываю — сразу — но он не засуетился — Ломоносов сидел на кухне ко мне спиной — среди картонных ящиков, затекших противней, бутылок, бутербродов — стал медленно разворачиваться — словно для удара — был сильно загоревший — без шеи — Манька, роди мне девочку — уже поддатый — я намеренно опоздал часа на полтора — уже прилично поддатый — осевший — одутловатый — вываренный в дешевом калифорнийском вине — Ломоносов — мы медленно обнялись под взглядами эмигрантов — привет! — он медленно заговорил — двигая толстыми губами — я обрадовался: — он опустился! — ночью я позвонил в Москву — не хочу тебя расстраивать — я никогда не скажу о нем плохо — но он опустился — я знаю, сказала она — ты любишь меня? — когда сновавпервые она сказала «да»? — я звонил ей из Upstate Нью-Йорк — он опустился! — заклинаю — не нужна тебе Америка — дело даже не во мне, а в тебе самой — не езди сюда, в эту липу— дождись меня — он к тебе едет жениться! — будет трудно — сказала она — посмотрим — сказала она — ты сделаешь, как ты хочешь, говорил я, но роди мне девочку — она стала внимательнее прислушиваться к моему бреду — я приехал в Москву уже после него — вся операция прошла по телефону — я приехал в Москву, чтобы узнать новости — она поехала его встречать в Шереметьево — как невеста — с гладиолусами и одноруким — и — они напились — до усрачки — мне швед сказал — знаток русской жизни — рецензент и сторонник ВП— про Маньку — она ко мне тожеклеилась — добавил разведенный швед — приятель Ломоносова — эээ — ёёёёё — Сисин нахмурился — он ехал с Кевином вон из рая — висели мосты — только ты не предавай меня — сказал Кевин — в смысле? — это не рай — как не рай? — не рай — а что? — по-детски удивился Сисин — сплав Будды с уик-эндом — сказал Кевин — как это? — все еще не понимал Сисин — ловко, по-американски, спланированный дом свиданий — приносящий прекрасный доход — Сисин, улыбаясь, шепнул: — врешь! — pardon me? — всех убью! — взбеленился Сисин — однорукий добавил — швед о Маньке сказал, зная русский не хуже русских: — хитрая дура — почему? — замер Сисин — хитрая, потому что халявщица — Сисин задумался над его словами — дура, потому что этоже видно! — они с Ломоносовым напились, свалились на диванчик — сказал швед — она курила одну за другой — ты чего? — толстые губы Ломоносова перекосились — потянулся — сжал крепко — мне глаза твои карие снились — он нашел ей временную работу — он звал ее мыть посуду на кампусе — ей это резко не понравилось — мыть посуду в столовке — у него не было денег — не хватало — а как же шалаш? — помыть посуду тоже неплохо — неужели не пробовали ебаться? — однорукий швед развел руками: — наш друг перепил — а она? — Сисин остановился в нерешительности: — она дрочила ему? — я что, видел? — засмеялся швед — все возможно — добавил он назидательно, с неприкрытой лестью: — в конце концов, на дворе век пизды! — она даже про диванчик скрыла — хитрая дура — хитрая дура — неужели со стороны так все видно? — неужели он так промахнулся? — накрутил? — началась тусня — Ломоносов пил — швед улыбался — эх, ребята, живем! — приговаривал швед — она советовалась с папой — африковед был против посуды и не слишком за Калифорнию — ну, как Беркли? — чему тебя тут учат? — Ломоносов пожаловался Сисину, что его замучили — заставляют писать идиотские рефераты — отчеты о проделанной работе — борьбе с саранчой — денег мало — не хватает, чтобы пойти в ресторан с дамой — даму захотел! — подумал Сисин — в доме было сыровато — Сисин надел чужой свитер — общались — Сисин тихо смотрел — в свитере он был похож на того «палестинца», которого встретил на островах — она не хотела мыть посуду — не подходила к телефону — не зажигала в квартире свет — брала трубку и молчала — ждала Сисина — думаешь, я за тобой гоняться буду? — услышала в трубке срывающийся голос Ломоносова — повесила трубку — всплакнули с Гулей — Ломоносов был отстранен и раздавлен — это мне обошлось в 750 американских долларов — я ни разу не трахнулась с ним — как он приехал — она сказала Ломоносову, что не готова выйти за него замуж — когда, в какой момент она вновь полюбила меня? — или ты меня не разлюбляла? — ей нравилось скрываться от Ломоносова — здесь была своя интрига побега — мои миллионеры снисходительно слушали Ломоносова, его неровную, некрасивую речь — Ломоносова забывали на родине — он позвонил мне в Москве — в самый разгар Манькиной беготни от него — пригласил на свой переводческий вечер — я пришел — он выступил неудачно — время быстро ушло вперед — было мало людей — он был неповоротлив — я сначала наслаждался его провалом, а потом все немножко сместилось — на секунду он стал мне милее Маньки — когда-то мы ездили с ним под Винницу есть вишни — сидели на украинской свадьбе — пили самогон — нам подарили рушники — у него дядька был местным участковым — мы бегали смотреть задержанных в КПЗ — помнишь? — Ломоносов кивнул — он предложил после вечера пойти выпить: — у меня есть коньяк! — ах, ты совок! — про себя обрадовался я — как же ты дешево тоскуешь по бутылке! — я не пошел пить коньяк — я пытался по глазам понять — больно ли ему — очень ли больно? — по-моему, ему было очень больно.

Я пришел к ней на кухню — сел напротив — мы были на грани общей жизни — ну, рассказывай — сказал я — перед тем, как кончить, я выдернул бегемота, в то время как она, крепко схватив меня обеими руками за жопу, удерживала в себе — (основной женский жест) — кончи в меня! — ногти впились — подожди! — почему? — произошла даже некоторая потасовка — я вынул — я обляпал ей весь живот — мы никогда так не кончали — мне был отпущен месяц — я мягко сказал, что принимаю эти сроки — а если мальчик? — я согласился на мальчика тоже — она была настроена решительно — сказала, что любит меня — нам надочасто трахаться, сказала Манька — передо мной сидела женщина, с которой я должен был связать свою жизнь — на следующий раз я кончил в нее — буря чувств — рассуждали о девочке — придумывали имена — запахло физиологией — Валентин поджидал меня возле дома на Сивцевом Вражке — я ни-сколько не удивился — давно не виделись! — он, оказывается, уволился — переусердствовал в борьбе с интеллигенцией? — он скривился — он выглядел совсем штатским — без галстука — с расстегнутым воротником — в черных джинсах — работал теперь в коммерческих структурах — собирался основать собственный банк — но это так, баловство — мы присели на гранитных ступенях кремлевской поликлиники — мимо нас скользили больные тени прошлого — с рецептами в руках — ну, так что? — спросил он — в смысле? — я сказал: — не видите, я начинаю новую жизнь — нам надо часто трахаться — Ломоносов где-то болтался по городу — Манька не подходила к телефону — правда, мы как-то иначе трахаемся? — радостно удивлялась она — так странно! — Женька, правда, странно? — я ваш хозяин — указательным пальцем показал на него Евгений Романович — и я имею право быть счастливым — Валентин кисло усмехнулся — если на свете существует любовь, я оставлю мир в покое — я хочу, чтобы моя будущая ДАШКА тоже была счастлива — Валентин торжественно поднял брови — не кривляйтесь — попросил его Сисин — я тоже умею кривляться — я наконец понял, в чем ошибка Папаши — страстно заговорил автор ВП— он устроил аврал — он звал всех скорее наверх, потому что ничего тут не понял, не полюбил— Валентин не сдержался — Сисин! что с вами? — что вы несете! — вы превращаетесь в банального кретина — отъ ебитесь от меня!!! — рявкнул Сисин — пусть дураки живут, как им вздумается! — плевать! — дайте мне мое счастье! — не мешайте мне! — взмолился он — Валентин поднялся, тщательно отряхнул черные штаны — я, пожалуй, схожу напротив, в музей Герцена — никогда раньше не доводилось, до свидания — стойте! — остановил его Сисин — Валентин с удовольствием остановился — там, это — Евгений Романович не знал, как сказать — ну, в общем — я был у Спиридонова на Каширке— поморщился Сисин — он совсем загибается— надо же, еще молодой мужик! — возмущенно покачал головой Валентин — вот именно! — со значением сказал Сисин — они помолчали — нельзя ли как-нибудь, ну, это, его сохранить? — потупился Сисин — он что, эмбрион? — хохотнул Валентин — я серьезно! — оченьхорошо вас понимаю — проникновенно сказал Валентин: — все-таки друг — добавил: — закадычный— Евгений Романович закусил губу — руки у него дрожали — ну, знаете! — пробормотал Евгений Романович — а я-то, грешным делом, все перепутал! — схватился за голову Валентин — я думал: он вам как кость поперек горла! — затмение! затмение! полное затмение! — кстати! — без передышки, лихорадочно моргая глазами, продолжал Валентин — ума не приложу, где захоронен Герцен, вы не в курсе? — в Ницце! — злобно сказал Сисин — на горе! — все-то вы знаете! — в полном восхищении вскричал Валентин и окончательно ушел в музей.

Океан синел — что ты предлагаешь? — спросил Папа — что я мог предложить? — по-моему, сказал я, то, что ты предложил, касалось только смерти — разве это не самое важное? — ты обеспечишь им нестраданиена небесах, если твой проект оказался неправильным? — переговоры — был день моего рождения — Манька подарила две бутылки марочного грузинского вина — в ресторан не пошли — обсуждали девочку — обсуждали, как жить — где жить — трахались через день — обсуждали, как назвать девочку — я склонялся назвать ее Дашкой — смотри, не пей — а я вообще не пью — в сухой октябрьский вечер, при северовосточном ветре, она сказала мне, что, кажется, забеременела — как странно! — правда, странно? — участь моя была решена — утром пошла мыться в ванную — вышла убитая — началось! — Сисин испытал невольное облегчение — была еще поездка на дачу — она не захотела обсуждать Ломоносова — но мы тем не менее еще обсуждали Дашку — потом, в следующий раз — все началось из-за подарка — я привез ей подарок, но забыл взять с собой — от подарка перекинулось к жизни вместе— она стала выдвигать претензии — ты нарушаешь свои обязательства — ты должен— давно с Сисиным так жестко не разговаривали — Сисин что-то мямлил — она решила уехать — Сисин пошел спать — но она передумала — легла с Сисиным — рыдала в ванной — Сисин сказал, что нужно еще подождать — она все сделала неправильно — она вела себя нетерпеливо, а главное, резко и необаятельно — Сисину вдруг открылся другой образ — она неправильно себя вела — по дороге к Маньке он заехал на Сретенку — Бормотуха жила в дальней комнате с разорванными обоями — хозяйка держала пять кошек и трех собак с дрожащими хвостами — собаки тявкали на кухне — все это воняло — как ты можешь тут жить? — по-барски удивился Сисин — тут, кажется, даже нет ванной — хозяйка с газетными бумажками на голове выбежала посмотреть на него — здрасте! — сказал ей Евгений Романович и прикрыл фанерную дверь — его фотография висела на рваной стене — по-моему, я от тебя кое-что подцепил — Бормотуха не могла скрыть своей радости — ей было приятно, что она могла что-то сделать для Сисина — это ничего— сказала она — это пройдет — Сисин стоял и рассматривал свою фотографию, вырезанную из газеты — я въехала в тебя — сказала Бормотуха — я тащусь — каждую ночь перед сном я молюсь на твою фотографию — скажи, ты меня тоже уничтожишь, как всех? — откуда ты все знаешь? — удивился Сисин и положил ей руку на голову — Бормотуха молчала — слезы катились у нее по щекам — угости меня вином — наконец сказала она — пойдем, купим в ларьке — от вина ты, деточка, дуреешь — сказал Сисин — вчера Любовь Иванну показывали по телевизору — сообщила Бормотуха — видел? — нет — сказал Сисин — какую Любовь Иванну? — Крокодильшу! она сказала, что ты автор одной хилойброшюры — на секунду Сисин задумался — это нормально— усмехнулся Евгений Романович — Любовь Иванна и не то еще вытворит! — и как в воду глядел — на смерть Сисина Любовь Иванна написала некролог, имевший большой резонанс — она постепенно входила в моду — почувствовала себя лидером поколения — поливнойнекролог под названием Ку-ку, пиздец— слушай, а тебя как зовут? — ласково спросил Евгений Романович — Бормотуха молчала — мне всякая дрянь лезет в голову — встряхнулась Бормотуха и подняла на него глаза с черными пятнами под ними — из кухни донеслись звуки собако-кошачьей возни — скрежетали миски — поезжай к маме — теплым голосом сказал Евгений Романович — тебе нечего больше делать в Москве — он вынул бумажник — достал сто долларов — она слабо улыбнулась бумажке — Манька была на взводе — он опоздал, спеша к ней со Сретенки — ехали на дачу и молчали — а Евгений Романович терпеть не может напряг — он ненавидит напряг — приехали взвинченные — Евгений Романович, к тому же уставший от траха — Манька сказала Сисину, что будет разрешать ему трахаться, но только с резинкой — у него не было сил ссориться и объясняться — почему он заехал к Бормотухе? — потому что ебля не может быть официозом — ебля только тогда ебля, когда запрет, а так тоска — Манька стала официозом — когда она стала официозом, в ней вылезло женское— со своей стороны, она сказала, что трахаться, наверное, ни с кем не будет — женщина обожает хранить верность — женщина только и ждет, кому бы быть верной — женщина хранит верность, даже не спросившись — ночью она не уехала — порыдала в ванной над неудавшейся жизнью — под утро легла с Сисиным спать — перед сном Евгений Романович выеб ее с удовольствием — уже после ссоры, с удовольствием, не как официоз — а потом подумал и выеб еще раз — и она даже удивилась, как ловко он ее выеб дважды — они заснули — и проспали бы долго — и мало ли что — ведь Евгений Романович кончил в нее без резинки — и Дашка могла бы родиться — но утром раздался звонок — она проснулась, решила бежать — побежала — Сисин даже обрадовался: — досплю — на следующую ночь Сисин позвонил ей — они долго говорили по телефону — из пустого в порожнее — утром он снова звонил — я тебе сейчас перезвоню — я под душем — перезвонила — предложила ему приехать и делать девочку — ставить градусник в попу — и тут Евгений Романович сломался — не поехал — сказал, что скис— так и сказал — скис — поехал читать лекцию студентам Литинститута — прошла неделя — вдруг сама звонит — нужно встретиться — Евгений Романович решил — забеременела — ему стало не по себе — он решил — аборт — надо купить, говорит она, чего-нибудь выпить — ну, естественно, думает Евгений Романович — встретились на Кутузовском — он посмотрел на нее — что-то ему в ней не понравилось — купили литр «Смирновской» — блок сигарет — ну, что случилось? — спросил Сисин — а в голове: беременность! — подожди, доедем, скажу — Евгений Романович беспокойно вел машину — как глупо, думал он, она забеременела в тот момент, когда я отказался от Дашки — да еще в ночь ссоры — но внешне он держался молодцом — скажу, пусть делает аборт — вот ведь какая насмешка — доехали — вошли в дом — разделись — бывший муж умер — Сисин чуть не крикнул ура!

Сидел — слушал про мужа — потом еще хуй знает про что — потом они потрахались сквозь менструацию — а если бы я забеременела? — ну, ты же знаешь, что было бы — зачем ты побрил бегемота? — он сказал Маньке, что не знает, откуда — с потолка свалились — шесть лет любви кончались мандавошками — а ты? — он посоветовал ей надеть белые трусы и посмотреть, не выступают ли на них кровавые точки — она всегда возила с собой запасные трусы — утром она категорически не захотела вставать — я держался сдержанно — но мы все-таки, снова сквозь менструацию, трахнулись — он повез Маньку в город — она сказала в машине: ну, всё — что ты бормочешь? — это я себе — ну, да — ведь всё — ну, всё — ведь всё — не получилось — он высадил ее на улице Веснина и, перед тем как высадить, сказал: может, эти звери от Ломоносова? — ты спала с Ломоносовым после его приезда? — Манька на него посмотрела испуганно — Евгений Романович засмеялся, сказал, что пошутил — она неподвижно сидела — она тужилась, как тугодум — Женька — испуганно попросила она на будущее — ты не старей! ладно? — да-да — кивнул Евгений Романович — ё — ёёёёё— ё — ёёё — ё— ё— ёёёёё — ёёёёёёёё — ёёёёёёёёёёёёёё — ёёёёёёёёёёёё — ёёёёёёёёёёёёёёёёёёё — ёёёёёёёёёё — через два дня он позвонил ей, потому что ему захотелось ее увидеть, и она сказала по телефону, что она тоже хочет его увидеть, и спросила, как поживает бритый бегемот, и Сисин засмеялся и сказал, что она любит бегемотабольше его, а любит ли он ее, на что Сисин, естественно, сказал: да, а она его? она любит его, но пусть он ей больше не звонит или пусть позвонит тогда, когда надумает с ней жить, а так просто пусть не звонит.

С тех пор сисинский хуй уже обзавелся курчавой растительностью — Евгений Романович не звонил — и тогда к нему снова наведался Валентин в своих черных джинсах — загорелый — подтянутый — с модной стрижкой — заехал на большой вишневой «бээмвухе» — вызвав мощное восхищение старой, интеллигентной лифтерши Марфы Михайловны — и с порога — распространяя жизнеутверждающий запах форенгейта — весело крикнул Евгению Романовичу: старье берем! — Сисин стоял перед ним, сунув руки в карманы, по своему обыкновению — покачиваясь на пятках — Сисин подумал-подумал и позвонил своему старому другу-недругу Жукову — чтобы тот решил, на что это, в самом деле, похоже — почему ты выбрал меня? — спросил Жуков — у меня никого больше нет — ответил Сисин — я поверил в тебя — сказал Жуков — ты тот, за кого ты себя выдаешь — он вынул пистолет, прицелился и спокойно разрядил его в грудь Евгению Романовичу — потом спустился по лестнице — очутился в райском саду гэпэушного Руссо, подошел к телефону и, борясь с тугим циферблатом, накрутил двухзначный номер — алло! — сказал он не «ё», а «о» — приезжайте — я убил человека — его попросили сообщить адрес, из чистой формальности, поскольку адрес они уже знали — вы сами всё знаете — строго сказал Жуков — кроме, может быть, самого существенного — а именно? — мне не нравятся ваши литературные интонации — заметил Жуков — трубка прислушивалась к дыханию Жукова — я убил своего давнишнего друга, который сошел с ума и стал Богом — да-да — новым Божественным поколением — у него был глубоко отвратительный взгляд на людей — ё — но он все-таки сомневался до самого конца — разочарование наступило как-то внезапно — она моглапобедить — еще бы чуть-чуть — он вдруг увидел перед собой маленькую жеманницу — говорящую в минуты мления дявместо да— инфантильную хищницу — он понял, что ее воля к счастью сильнее — я вас плохо слышу — сказала трубка — говорите в трубку — для правдоподобия вам нужно было сказать какую-нибудь полицейскую пошлость, сделайте милость, не портите повествование! — я вас не задерживаю? — никак нет — тупо сказала трубка — минуточку — в трубке послышалось шипение — Жук ов помолчал — я вас слушаю — сказала трубка новым, более умным голосом — вы послали за мной машину? — начальственным тоном спросил обнаглевший Жуков — посылаем — нахмурилась трубка — тогда я продолжу — сказал Жуков — ее воля к счастью оказалась сильнее любви к нему — он не мог этого пережить — сегодня он принял решение уничтожить все человечество — трубка терпеливо посопела — я предупредил его, что этого делать не надо — он настаивал на своем — только ты, Жуков, сказал он, можешь сегодня спасти людей — губя человечество, ты (сказал я) погубишь себя — нет, я непотопляем — сказал он, очевидно, намекая на что-то такое водное — он же с самого детства был связан со стихией воды — если бы не распустили колхоз коммунизма, он бы мирно охотился за женщинами — до самой старости, если бы только не помер от сами знаете чего — брось, Жуков! — ё — сказал он мне, когда увидел в моих руках незаконную — у меня нет права на хранение оружия — пушку — я возьму тебя с собой — тебе ничего не угрожает — но во мне — я вас не задерживаю? — началась просто оргия гуманизма— вы знаете, откуда эти слова? — не знаю — недовольно сказал служивый — кстати, у меня для вас есть любопытная информация — я знаю трех девушек-нудисток, которые охотно делают милиционерам минет — желаете телефон? — в другой раз — сказала трубка — они выехали? — едут — сказала трубка — пусть они отвезут меня на Средиземное море — как положено — сказала трубка — на Лазурном берегу я буду писать о нем книгу из серии «Жизнь замечательных людей» — или богов — буду писать и купаться, вставая с восходом солнца — мы все, капитан — ведь вы капитан? — ведем неправильный образ жизни — мало едим овощей, салатов — редко пьем морковный сок — а писательство, капитан, расстраивает нервы — он помог мне стать выдающимся писателем — ВП— вы меня понимаете? — ё! — так везите меня на курорт! — в конечном счете, я это заслужил — я спас человечество — Аполлон помолчал и добавил: — впрочем, по своей уральскойщедрости не исключаю самоубийства — с моей помощью — понимаешь? — он был мне всегда несколько — ё! — непонятен — шлю — шлю — хорошо — а если не шлюзы, то что? — если не шлюзы? — отсюда выходит, он сам спас юманитэ? — по его глумливым словам — понял? да? — и я всего лишь оружие — ё? — снис — ё! — сних — ё? — ё? — перейди на федота — с федота — ё! — ёёё! — ёёё! — ёёё! снисходительного поступка.

Сисин тихо лежал наверху, не спеша дожидаясь своего воскресения.

Бедная Манька летела на дачу стать моей пиетой.

Москва — Berre- les- Alpes

1991–1995