Страсти по Алисе (Драматический фарс)

ЯВЛЕНИЕ ЕДИНСТВЕННОЕ

Бог Саваоф в величии и славе над ВСЕМ. В центре сцены в правильном порядке разложены кости членов императорской семьи. Справа, слева и в глубине сцены — кресла, схожие с троном. На заднике сцены большой портрет красивой Александры Федоровны (Алисы), справа от него в одной раме медальон канонической православной формы, изображающий Николая II, причисленного карловацкой Церковью к лику святых с надписью кириллицей:”Святой великомученик Николай”. Когда свет на этот портрет в раме меняет угол падения, то вместо двойного портрета возникает один — основателя Советского Государства В. И. Ленина (Ульянова).

(С разных сторон сцены появляются князья: Подлейший, Хитрейший, Глупейший и занимают места в креслах)

Глупейший.

Люди как будто умнее не стали. И это хорошо. Если бы люди умнее становились, то и бед бы прибавилось. Слава Богу за все! Воздевает руки “горе”.

Хитрейший.

Ну, кому хочется умнее быть, пусть будет! Плохого в этом не вижу ничего. По крайней мере, похудеют. И котлеты жарить некогда будет. Будут духовной пищей питаться. Напитай нас, господь, от щедрот своих.

Подлейший.

Новые работы над оскудевшей землей сбрасывают прошлое, утверждают свой сегодняшний день. Глазам мои радостно встречают раннее утро, древнее и вечное солнце.

Хитрейший.

Так-то оно так. Солнце предмет вечности. И человеку подмога. Ему все равно, куда свинец швырять: то ли в голову лося, то ли в мозг своего хозяина (показывает на кости). Мир их праху.

Подлейший.

А свыше (воздевает руки “горе”) было сказано: ”Никогда больше спецслужбы не будут цепными псами партийных иделогов и государственных вождей”.

Глупейший.

Вода утряхает запах унылых столетий. Разве перестанут судить и убивать за убеждения. И причем тут партийные идеологи да вожди! Когда Шарлотта Корде убила кинжалом “друга народа”Марата ее казнили на гильотине. Но за убеждения казнили полюбившего ее за этот поступок молодого человека по имени Адам Люкс, прославлявшего ее в своем манифесте как новую Жанну д’Арк. А не вожди, а цари, что они помиловали за убеждения Чернышевского? Нет. Упекли и без обвинений. Человек одинок и бездомен в своей бесприютной жизни, где тусклый месяц да рыжее солнце освещают дорогу в царство глупости. Вот и весь сказ.

Подлейший.

Умником себя показать хочет. Образованным. Ишь глупый какой нашелся. Мир глупыми подперт. Оттого и веками стоит. И писание говорит:”смиренных разумом Бог взыщет всячески, и таковых есть царствие небесное”.

Глупейший.

А я што? А я ништо! Люди мурлычат и ложатся у ног сильного. Я о ком ору? О свободном человеке. И придет он, верьте. Костями не в стеклянном гробу лежащими, клянусь(указывает на кости).

Хитрейший.

О чем спор, спор-то о чем? Людские глазища всем открыты в соборную дверь. Христос миролюбив. Он и с Каином, и с Авелем козла забить может.

Подлейший.

Наша-то задача, в чем задача наша, кумекаете? Нехулительно, несловоблудно, неразвратно, а по вере Христовой, сиречь православной Церкви, понять как цари-задиры, что младенцами гуляют под присмотром нянь, шайки из пушек организуют, в народ бабахают, а потом про них плохое говорят. А они, голуби сизокрылые, страдальцы несчастные от народа, что сладчайшим вином пьянит разум, вздора яркие вороха получают, загибают со всей семьей в мучениях. Что теперь и не очень ясно, куды же эти кости девать, когда их столько раз все видели перевидели, щупали, перещупали. Не кощунственно ли это все?

Хитрейший.

А на партию и вождей списать. Туда им и покрышка. Чтобы уста свои смрадные не богохулили на Церковь. У пап ромейских, хорошее дело было. Купи отпущение грехов. Клевали папы по зернышку. Вот будем призывать всех покаяться. Всем дорогу ко храму указывать. Так что, князья-братовья, а не послухать ли нам еше раз как глаза людей были выжжены печалью, как сердца каменеют, как глухое море отчаянья замуровывает страдания в немой камень. Понять же следует этих людей, что и крепости тиранов, и твердыни земных владык, и могила для живых как непоколебимая тупость плывет из века в век. Тогда и поймем, кажись, пощто люди пляс у костей собирать изволят. А если у них костей нет, то убиваются сердешные и выглядывают где бы их сыскать?

Глупейший.

Господа, господа! Но нам же нужно будет быть среди людей. И тех, которые были, и тех, которые будут. Как быть, господа? Где мы друг друга видеть будем и как говорить?

Хитрейший.

С этим дураком, не соскучишься. Как у них там говорится или поется. Уж и не знаю как сказать. Одним словом: ”Место встречи изменить нельзя! ”По человечески жить хочешь? У писсуаров встречаться будем. Время от времени. Годится?

ЯВЛЕНИЕ I

Август 1903 г. На квартире графа Витте. Присутствуют граф Витте С. Ю., граф Остен-Сакен Н. Д. и Дурново И. Н.

Витте.

Господа! События июльских дней — дней канонизации, причисления к лику святых Серафима Саровского. Более 300 тысяч паломников стеклось на торжества обретения его мощей в присутствии императора и его семьи, когда жена купца Мотовилова передала письмо государю.

Дурново.

Это письмо запечатал сам старец, передавая его Н. Мотовилову, он будто бы сказал: ”Ты не доживешь, а жена твоя доживет, когда в Дивеево приедет вся царская фамилия. и царь придет к ней. Пусть она ему передаст. ”

Остен-Сакен.

Письмо, адресованное Николаю II, писалось при Александре либо при Николае I. После, вернувшись в игуменский корпус монастыря, государь прочел его и долго безутешно рыдал. Что было в письме остается тайной.

Дурново.

Государь убежден, что за него всегда будет весь народ. Но Александра Федоровна руководит волей и склонностями Государя и больше всего виновата в том, что так несчастно его царствование для него и для России. Дай Бог, чтобы не кончилось еще хуже, в особенности для него.

Витте.

Вот поэтому-то я и пригласил вас, господа к себе, чтобы мы вместе с вами выяснили обстоятельства дела перед моей поездкой в Париж. Ощущение такое, что неизбежна гря-дущая война и только ли она одна, а не более? Потрясение основ монархического строя, господа, закладывается не только во внешней жизни монархии, но и внутреннем устроении умов и тем более умов Государей. А что происходит у нас?

Дурново.

Еще как-то Мирский в присутствии Государя произнес слово “интеллигент”. На что Государь заметил:”Как мне противно это слово. Следует приказать Академии наук вычеркнуть его из русского словаря. ”

Остен-Сакен.

Иван Николаевич! Но ведь ни для кого не секрет, что Император с трудом терпит людей, которых он в душе почитает выше себя и в моральном и умственном отношении. Он имеет дело с людьми менее даровитыми, нежели он, поэтому люди, зная его слабость, представляются ему таковыми.

Дурново.

Говорят, что саровский святой даст России после четырех великих княжен наследника. В кабинете его величества появился большой портрет старца Серафима. Эти торжества имели для таких беспринципных и невежественных людей как Плеве и Лауниц то обстоятельство, что они возвысились сразу за несколько дней.

Витте.

Мне приходится говорить о”черносотенном движении”. Этой дикий, питаемый ложью, клеветой, обманом патриотизм, во главе которого политические негодяи, дегенераты дворянства, возглавляемые князем Ширинским, использующим все убожество политической мысли и болезненность души самодержавного императора. На этой почве появилось много разных мистиков: Филипп, гадания, кликуши, ”истинно русские люди ”. Чем больше неудач и огорчений, тем больше оптимизма в гадании о бу-дущем.

Остен-Сакен.

Сергей Юльевич! Здесь, как говорится, и “собака зарыта”. В мою бытность во время приезда наследника цесаревича Николая как жениха после парадного обеда в Гессен-Дармштадте старик обер-гофмаршал сказал мне:”Какое счастье, что вы забираете от нас Alix. При ее узком и упрямом характере ей было трудно переменить религию. Теперь она уверила себя, что переход в православие — это ее подвиг, ее жертва. С ее тупым, эгоистическим характером и узким мировоззрением она впала в православное язычество-поклонения формам без сознания Духа. Но несчастье в том, что Государь безвольный".

Дурново.

Да. Я вспоминаю венчание Ани Танеевой, некрасивой, похожей на пузырь от сдобного теста, девушки. Оно проходило торжественно в Царском селе, с малым выходом и плачем. Неутешно плакала императрица, так плакала как купчиха напоказ, выдавая своих дочек.

Витте.

Такая экзальтированность, кликушество не проходит даром для человека. А тем более для человека императорской семьи, для продолжателя династии рода. И потому неудивительно, что мистические знаки сопровождают эту семью в том числе и с брачной постели. Французская церемониальная часть во время посещения царя и царицы Версаля ничего лучшего не нашла как отвести для их отдыха опочивальню казненного короля и королевы и повесить над кроватью супругов большой портрет Марии Антуанетты, писанной госпожой Виже Либрен. Вот почему во французском правительстве существует известная жалость к Государю, которая сплетается с абсолютным недоверием к России в политическом отношении.

Остен-Сакен.

А не следовало бы, Сергей Юльевич, во Франции вообще затушевать эти мистические настроения наших венценосцев? Ведь вы уже несколько раз в беседах с нами изволили подчеркивать чисто финансовый характер наших отношений с Францией в обмен на профранцузскую политику в Африке в пику пронемецким интресам в Алжире и Танжере.

Витте.

Затем и еду, господа, надеясь встретиться с бароном Альфонсом Ротшильдом, человеком большого государственного ума и отличного образования.

ЯВЛЕНИЕ II

август 1903 г. Квартира В. И. Ульянова (Ленина) в Женеве. За столом, сидя на венских стульях, пьют чай, закусывая его отварным картофелем с солью, В. И. Ленин, В. В. Воровский, А. В. Луначарский.

Ленин.

Друзья мои, молодые мои друзья. Я с полным правом могу вам сообщить, что большивизм существует, существует как течение политической мысли и как политическая партия с 1903года!

Воровский.

Владимир Ильич! Да если бы не эти политические выжиги, эти брехуны, мартовы, засуличи и троцкие, победу давно одержали бы твердые искровцы.

Ленин.

Ни единому слову этих профессоров, этим махам, авенариусам, богдановым, базаровым, этим сторонникам поповщины, этим черносотенцам верить нельзя и веры им нет. А все наши горе-революционеры рабски следуют за реакционной профессорской фи-лософией. Будет время, я обязательно напишу на эту тему работу лет через пять.

Воровский.

Вот и я, Владимир Ильич, какой у вас чай однако, когда картофелем его закусываешь да с сольцой еще, — вкусный! вот и я, Владимир Ильич, полагаю, что как только пролетариат, о котором печется сейчас интеллегенция, почувствует себя силой, он оставит интеллигенцию на мели. И тем грознее станет для нее ужас кошмарной действительности.

Ленин.

Это, правильно, правильно вы, Вацлав Вацловович, говорите. Мы всех этих чиновников-интеллигентов сведем когда-либо к простым исполнителям наших поручений, послушным, скромно оплачиваемым надсмотрщикам и будем оплачивать их труд не выше заработной платы рабочего. Цель всех наших устремлений-пролетариат! Он темнее всех, он необразованнее всех у нас в Росии. И, пользуясь его темнотой, его необразованностью, мы должны его образовать, дать ему революционное учение, учение большевиков, а не попов и поповщины(похохатывает).

Луначарский.

Вот и я так думаю, Владимир Ильич. Так мыслю. Если, например, у какого либо инже-нера много идей, то это нехорошо. Это мешает делу. Мешает использовать такой эле-мент. А вот, когда у инженера нет никаких идей, вот тогда его можно пустить в дело. Вот тогда от него и следует ждать пользы.

Ленин.

Кушайте, кушайте картошечку, Анатолий Васильевич! Она, видно, ума придает. Все эти ваши завиральные идеи с богоискательством-просто ерунда. Это уж вы, Анатолий Васильевич, видно после канонизации Серафима Саровского на поводу у императорской четы пошли. Подумать только! Луначарский и богоискательство. Не уподобляйтесь дипломированным лакеям поповщины. А вот безыдейные инженеры — это наши люди.

Воровский.

Как трудно подбирать революционные кад-ры. Значительная часть интеллигенции пошла открыто или тайно на службу, захватившей господство буржуазии, незначительное меньшинство ее примкнуло к движению пролетариата.

Ленин.

Батенька мой! Много хотите. Надо попов ковать в наши ряды. А не в их ряды уходить. Слышите меня, Анатолий Васильевич! Кстати. У меня здесь и пример есть. Я в порядке переписки познакомился, с находящимся в ссылке, грузином-революционером. Бывший семинарист. Я не помню его фамилии. Кличка-Сталин. Он берется за реализацию моего плана строительства большевистской партии на Кавказе. История творится молодыми руками. И ее творит не интеллигенция, а народ и мы. А интеллигенция только скучает. Ей ни царь, ни мы не нужны. Эти люди-политики соглашателей. Это политики меньшевиков.

Луначарский.

Владимир Ильич! Должны ли мы в своей агитационной работе, в своих статьях в“ Искре” ориентироваться в том числе и на интеллигенцию как источник нашей профессиональной революционной работы?

Ленин.

Отчего же нет, отчего же нет. Но только пока они молоды, лет до 30-и. А потом они перестают быть революционерами и также легко становятся контрреволюционерами и предателями делу пролетариата. Я не имею ввиду вас, Анатолий Васильевич! Но и вас, если вы будете раскачивать эти поповские качели, проповедуя богоискательство, мы будем жестко критиковать. Да-с. Извольте поучиться у того же нашего грузинского товарища Сталина. Он мне пишет, послушайте, послушайте: ”Канонизировали Серафима Саровского, мало им четырех девок, завести наследника не могут. Да богатыри моего друга Камо вмиг оплодотворили бы эту гессенскую суку. Кобель плохой. ”. Каково? Вот вам, батенька, настоящий революционный подход. Поручено дело, исполняй(тихо смеется).

Воровский.

Как вы правы, как вы правы, Владимир Ильич! Сейчас, когда наша партийная касса весьма и весьма в неутешительном состоянии, не только купцы типа Саввы Морозова, новоиспекшегося интеллигента-М. Горького, но и все национальные окраины с их абреками должны быть нами поддерживаемы в том смысле, чтобы партийная касса не пустовала, и мы на страницах “Искры” зажигали пламя революционной борьбы в массах пролетариата.

Ленин.

Это верно. Грузинские товарищи привлекли Камо к этой работе. Я читал вашу рецензию на статью г. Ляцкого в “Вестнике Европы”. Хорошая статья. Побольше перца на задницы буржуазной интеллигенции! Как они обращаются с нашим пролетарским писателем М. Горьким! Он по их мнению выводит в своих произведениях:”. грабителей, развратников, неисправимых пьяниц, отъявленных наглецов и не только не выразил при этом чувства брезгливости или отвращения, но. с упоением начал рассказывать о грязи, в которой они живут. ”Вот она читающая и мыслящая интеллигенция. Будет наше время, и мы создадим другую, нашу пролетарскую интеллигенцию, которая всему миру покажет, на что она способна ради своего пролетарского класса, из которого она вышла.

ЯВЛЕНИЕ III

22января 1905 г. Просторная квартира Н. А. Бенуа по

1-й линии Васильевского Острова, увешанная пей-зажами, натюрмортами, проектами театральных зана-весов. Философов Д. Н., Гиппиус З. Н., Мережковский Д. С. Бенуа Н. А.

Бенуа.

Ой, Дима(обращается к Философову)!Как сейчас помню чудесный летний день. Знаменитый живительной прелестью царскосельский воздух вливается в здание оранжереи Двор-цового Архива Царского Села. Вдруг слышу пушечный выстрел! Просчитал число ударов. И понял, что Российское государство полу-чило давно ожидавшегося наследника цеса-ревича. Какой это был ясный радостный день! Какие радостные лица были у всех, кого я встречал затем, направляясь на вок зал. Как весело неслись экипажи к Алексан-дровскому дворцу поздравлять царскую чету.

Мережковский.

Я тогда думал:”Дай Бог, чтобы будущий государь, был более идеальным монархом, нежели его отец, который при всех своих “общечеловеческих” качествах и при всем своем шарме, в это время уже перестал пользоваться любовью и доверием своих подданных.

Гиппиус.

Но тогда еще не знали, что ребенок станет с пеленок невинной причиной непрерывной муки родителей. Благодаря этой роковой болезни пришлось пригласить в царскую семью нового “истинно-русского человека” Распутина, обладающего магическим даром останавливать кровотечение.

Философов.

Возможно, что эта болезнь есть или резуль-тат дурной наследственности Гессенского дома. А может быть. Это, конечно, мое пред-положение. Во время зачатия при кано-низации Серафима на супругов повлияло излучение местных камней. Во Франции Беккерель и мадам Кюри нашли новые кам-ни, которые самопроизвольно излучают энергию.

Бенуа.

Теперь разное можно говорить о госуда-рях. В этом есть привкус даже какой-то “мо-ды”. Все хотят примкнуть к “крамоле”, чув-ствуя потребность слыть за передовых. Те-перь уже везде свирепствуют наши до-машние зоилы и критиканы. Отчего бы не поиграть, жалуясь на “невыносимый гнет” и вторя “клеветникам Росиии”?

Гиппиус.

Александр Николаевич! Где вы увидели “клеветников”? Вы же сами таким “клевет-ником”и являетесь! Разве не вы рас-сказывали после осмотра вашей выставки в Таврическом дворце государем о его “эмоциональном параличе”, о том, что его предки “таят”какие-то горькие “упреки” и грозные предостережения. И от этих упре-ков и угроз, исходящих от полотен вашей кисти и ваших единомышленников стано-вится невыносимо тяжело.

Мережковский.

Да, да! И не отрицайте этого! В вас говорит интеллигентская спесивость. Это я как бы цитирую князя Евгения Николаевича Тру-бецкого. Он-то считает, что только настоя-щий аристократ “спесив”не бывает. Он так и писал мне:”Я знал очень многих симпа-тичных интеллигентов. Но они всегда оста-ются мне чужды. Одной из неприятных черт интеллигенции является ее черезвычайно развитая и щекотливая спесивость”.

Бенуа.

Вот такие-то определения меня и пугают. С них начинаются Гапоны, с них начинаются “чисто русские люди”, с них начинается желение выставить людей искусства чем-то вроде эталона для жизни и подражания, всегда имея возможность при необхо-димости спустить на интеллигенцию всех собак.

Философов.

Поэтому как только вы узнали сегодня ут-ром, что произошло на Дворцовой пло-щади, то и собираться стали во Францию?

Бенуа.

Ну, не сразу пришло в голову такое решение. Ну, сами посудите. Когда вы почти из собственного окна видите, что, прежде всего, любопытные и мальчишки, а даже не манифестанты, были убиты залпом войск, охранявших резиденцию царя, а самого государя даже не было в Зимнем, то невольно возникает вопрос, а не является ли теми мальчишками вся интеллигенция, которая также запросто может погибнуть в предстоящем огне революции, в которой теперь никто не сомневается. А супруги Мережковские и, прежде всего вы, Зинаида, кокетничаете с разного рода “парламентскими заговорщиками” и среди них с самим Савинковым.

Гиппиус.

Так вы, действительно, собираетесь уезжать из Петербурга?

Бенуа.

Видите ли, Зинаида Николаевна, доктор считает, что нашему младшему сыну нужна перемена климата и советует дительное пребывание где-нибудь в Бретани или Нормандии. Я даже договорился за щедрый гонорар с газетой “Русь” еженедельно посылать им фельетоны на какие угодно темы. Что должно нас в значительной степени обеспечить на первое время.

Гиппиус(задумчиво).

Что же. Счастливой вам дороги. Может быть судьба заставит нас еще с вами встретиться.

Бенуа(радостно).

Непременно, непременно, еще много раз будем встречаться. Для начала мы проектируем поселиться где-нибудь в Версале или Сен-Клу.

ЯВЛЕНИЕ I

Июль 1909 г. Петербург. Департамент общих дел. Каби-нет П. А. Столыпина. Входит Саратовский губернатор П. П. Стремоухов.

Столыпин.

Присаживайтесь, Петр Петрович. Не чини-тесь. Я приказал Алексею Алексеевичу Ар-бузову тотчас вас ко мне пропустить в этот мой кабинет в Департаменте общих дел. Здесь нам будет покойно разговаривать.

Стремоухов.

Петр Аркадьевич! Вчера в номере гостиница “Франция”, где я остановился раздался звонок и голос не назвавший себя предупредил меня, чтобы я государю при встрече говорил только о двух лицах, а о третьем молчал. Но эту фотографию я показывал только Вам, обер-прокурору Свя-тейшего Синода Владимиру Карловичу Саб-леру и генерал-лейтенанту, товарищу мини-стра внутренних дел Курлову.

Столыпин.

Ну, и попались! Курлов, Распутин-это одна компания, а впереди маячут Протопопов и Бадмаев. А Саблер? Он, если и не с ними, то и не против. Поделать против них ничего не может. А вы, Петр Петрович, хотели государю еще фотографию показывать, где сидят “друзья-братовья”-Распутин, епископ Гер-моген и иеромонах Илиодор! Это же они хо-тели оскопить Распутина. Но осечка выш-ла. Тогда по просьбе императрицы государь и сослал в вашу губернию епископа, а Или-одора во Флорищеву пустынь. Откуда он вырвался и козни в подведомственном вам Царицине строит. Ведь у вас, чай, губерния-то большая?

Стремоухов.

Губерния громадная. Если и немногим меньше Бельгии, то уж Гессена или какого-нибудь там Вюртенберга гораздо больше. У нас ведь и Орловы, и Нарышкины, и Шере-метевы, и Воронцовы-Дашковы собствен-ность громадную имеют.

Столыпин.

Не скромничайте. От вас ведь и Мария Спи-ридонова, и Брешко-Брешковская и прочие социалисты появились. Так что же государь?

Стремоухов.

Государь протянул мне руку с ласковою улыбкою, чарующим выражением глаз. Я доложил ему о Гермогене и бежавшем из Флорищевой пустыни Елиодоре. Я рассказал о сумасбродной деятельности их. Что она ведется под флагом борьбы с революцией, ”затеянной жидами, интеллигенцией, про-давшимися им чиновниками, министрами, а в особенности Столыпиным”. Я рассказал, что Илиодор в монастыре поставил портрет Льва Толстого и требовал, чтобы все про-ходившие плевали в лицо писателя. Я рас-сказал, что Гермоген в своих проповедях заявлял, что встанет между Илиодором и слугами сатаны, но не даст дотронуться до святого человека. При этом женщины рыда-ли в истерике, многие тысячи мужчин, силь-ных, грубых царицинских босяков потрясали кулаками и клялись сокрушить всякого, кто посмеет дотронуться до иеромонаха. Илио-дор заявил, что он голодать отказывается:”не стоит себя мучить из-за таких дряных людей, как нынешняя светская власть и иерархи церкви”.

Столыпин.

Вы думаете, Петр Петрович, что обо всех этих делах я не докладывал государю? Но он отмалчивался. Что же он ответил Вам?

Стремоухов.

Я заметил как после моего сообщения у государя задергался мускул на щеке. Он только сказал:”Тут говорить не о чем. Я их простил”. Я сказал:”Но эти негодяи не дорожат честью вашей семьи, а, следователь-но, и вашей. ”. Государь вспыхнул и ответил: ”Ваш доклад кончен” и с доброй, как мне кажется, иронией подтолкнул меня к двери. Образ действия государя как государ-ственного человека может быть был и ошибочен. Но с этого момента, помимо его великого престижа для меня, как помазан-ника Божия, он стал мне бесконечно мил и дорог. Я понял его безграничную доброту, являющегося основным дивигателем его поступков и жертвой которых он раньше всего был сам.

Столыпин.

Доброта-это хорошо. Вот государственности в наших делах не хватает. А у нас, госу-дарственных людей, за спиной 140миллинов народа.

Стремоухов.

Что же теперь мне деалть? Ведь мои све-дения абсолютно точны. Я завел в монас-тыре особых агентов из местной интел-лигенции. Их донесения абсолютно надеж-ны.

Столыпин.

Когда интеллигенция начинает заниматься таким делом, то донесения всегда надежны. Это тот слой населения, который является идеальным доносчиком. Главное, никогда на них не полагаться в серьезных делах. Их творческое самосознание таково, что они порождают и нигилизм, и революцию, а ге-роизм и подвижничество преломляется у них только в философской истине и интел-лигентской правде, которая ничего общего с нашей жизнью не имеет.

Стремоухов.

Илиодор не только опасный авантюрист с ненасытным честолюбием как и его друг Распутин. Его можно сравнить с протопопом Аввваукумом. Ну а уж Гермоген-готовый патриарх со времен тишайшего царя Мос-ковского.

Столыпин.

Все это стало возможно благодаря царицы как Государыни и Женщины. Роковая лич-ность Истории. Письма этой нервной жен-щины к Распутину были просмотрены од-ним близким мне человеком. Ничего осо-бенного. Их смысл-поддержание здоровья и самой жизни ее единственного обожаемого сына. Но какой резонанс для всей жизни России. Частная жизнь не может служить предметом обсуждения всем народом Рос-сии. Но если такое явление случается в царской семье, то в России-жди горя. А оно как известно одно не приходит. Так-то.

ЯВЛЕНИЕ II

Август 1909 г. Москва, Петровка, дом. Обидиной. Члены “Религиозно-философского общества ”: Н. А. Бердяев, С. Н. Булгаков, М. О. Гершензон, А. С. Изгоев, Б. А. Кистяковский, П. Б. Струве, С. Л. Франк за чайным столом в отсутствии хозяйки дома, распоряжающейся в типо-графии (этажом ниже), чувствуют себя в домашней обстановке.

Изгоев.

Все дело в том, что русская молодежь мало и плохо учится. В результате слабая культура ума, воли, нравственное разгильдяйство, фра-зерство.

Франк.

Это происходит от того, что наша жизнь не только несправедлива, но прежде всего бед-на и убога.

Струве.

Идея внутреннего усовершенствования че-ловека уступила место внешнему устроению общественной жизни. Легкомыслие и неде-ловитость молодежи в зрелом возрасте пере-носится на социалистическое отрицание личной ответственности. В результате без-религиозное отщепенство русской интел-лигенции.

Франк.

Почетное имя культурного и интелли-гентного деятеля заслуживает не тот, кто творит культуру-ученый, художник, изобрета-тель, философ, а тот, кто раздает массе по кусочкам плоды чужого творчества, кто учит, пополяризирует, пропагандирует, т. е. распределяет, возглавляет, председательствует.

Бердяев.

Мы освободимся от внешнего гнета тогда, когда возложим ответственность на себя и перестанем во всем винить внешние си-лы. Воровский, Луначарский, Богданов, Ленин говорят, что создали новую философию про-летариата, а на самом деле пытаются об-ращаться с философией как со своей собст-венностью.

Франк.

Вот здесь как раз время вспомнить проник-новенные слова Ницше:”не вокруг творцов нового шума-вокруг творцов новых ценнос-тей вращается мир!”.

Булгаков.

Русская литература залита мутной водой порнографии и сенсационных изданий. Ис-тория-жизненный опыт добра и зла есть ус-ловие духовного роста народа. Пуританизм, ригористические нравы, своебразный аске-тизм революционеров производят впечат-ление на молодежь, а не на людей глубокой образованности, ума, гения.

Кистяковский.

Социальная дисциплина создается только правом. Дисциплинированное обещство и общество с развитым правовым порядком-тождественные понятия. У русской интел-лигенции на лицо отсутствие интереса к правовым идеям. Поэтому так справедливы слова поэта-юмориста Б. Н. Алмазова:

По причинам органическим

Мы совсем не снабжены

Здравым смылом юридическим,

Сим исчадьем сатаны.

Широки натуры русские,

Нашей правды идеал

Не влезает в формы узкие

Юридических начал.

Гершензон.

Стать человеком значит осознать своебразие своей личности и разумно определить свое отношение к миру. Мы же не люди, а ка-леки, все, сколько есть нас русских интел-лигентов, наша личность раздвоена. Общест-венность заполонила наше сознание, и этот разрыв между общественным сознанием и личной чувственно-волевой жизнью стал общей нормой.

Булгаков.

Интеллигент всегда впадает в героический экстаз с явно истерическим оттенком. И даже кажется странным, что это явление мы наблюдаем далеко в неинтеллигентских семьях, например нашего государя. Страда-ния и гонения канонизируют героев как это произошло с Илиодором, Гермогеном и их другом Распутиным. А, вообще же, кому при-ходится иметь дело по работе с интел-лигентами, тот хорошо знает, что их принци-пиальная непрактичность часто приводит к оцеживанию комара и поглощени. верблю-да.

Франк.

Максим Горький нам уже открыто пове-дал, что Бог-”суть народушко”. И мы пожи-наем его плоды не только среди револю-ционеров, но и в царской семье. Правда там нет “символа веры русского народа”-удов-летворение нужд большинства. Но”гессен-ский синдром”в России-это форма развра-щенной интеллигентности. А так господа, мы славно с вами”покашляли”, обменяв-шись серьезными мнениями о судьбе рус-ской интеллигенции и всей России. Оценят ли эти наши чайные бдения потомки? Вот в чем гамлетовский вопрос.

ЯВЛЕНИЕ III

8сентября1911года. Князья Хитрейший, Подлейший, Глупейший перед дверью с надписью по французски и по русски: ”Мужская комната” в ресторане”Славян-ский базар”, одетые в одежду чистильщика сапог, уборщика и полового.

Глупейший.

А что, робята? Живем, не тужим, упорно слу-жим. Харчи имеем.

Хитрейший.

Кесарю кесарево, а Богу богово. В обличьи людском интересно за людьми усматривать и думу своего воинства думать.

Подлейший.

И та дума о русском народе думается. Пошто он, этот народ, все излягается на особицу, а не как все иные народы, пошто себя всегда престолом Господа нашего измышляет, а су-против друг друга как в его историю-то не вникнешь, умышляет да со всякими гадо-стями. Ведь другие народы: аглицкие или франки-галлы, германцы, латины, себя как-то обустраивают, проливши кровь кровную. А русские-русины все наоборот, все на особи-цу. Вот в чем вопрос. Почему и сидим здесь сиднем. В другое место не кочуем. Здесь все революции мнятся. А за раз-то наше воинст-во и необходимо. Это сейчас мы с вами тихо-тихо пробиваемся, с кошта государ-ственного имеем кто-где.

Глупейший.

Вестимо. Но все мы к одному ведомству в России страсть имеем. Эта страсть русских завсегда промеж ними была и будет. Страсть сыска, подсматривания, подгля-дывания да носа во все дела сования. И как филеров я начальник в жандармском управлении, то и флилерство для меня как подряд на работу.

Хитрейший.

Всех аршином своим не меряй. Я уже на своей работе в России состарился. До дейст-вительного статского советника дослужил-ся. Министры меняются, а я на своем месте все сижу и сижу. К новому министру один только раз завсегда с пакетом”совершенно секретно”являюсь. Откроет он его, а там-высочайшее разрешение на “право перлюс-трации”. Прочитает. Запечатает. А я почти-тельно откланиваюсь и удаляюсь.

Подлейший.

Беспыльная, я скажу, работа у вас, други мои. Не то, что у меня. Меж двух накова-лен, а третья прихлопывает, того и гляди. Из тени революционеров во тьму тем черно-сотенцев, а затем и в руки государевы как колобок катаюсь. Того и гляди, то испекут, то пришлепнут, то в лапшу превратят да с супом-то и похлебают.

Глупейший.

Смертушка наша. Всем не очень хоро-шо. Мои матросики за Алисой на ихней яхте, ”Штандарт” называется, подглядывали. Так иначе ее как “гессенской сукой”не об-зывали. Усмотрели, подлецы, что нежилась в объятьях то одного, то другого офицера, которые рады стараться услужить ей за. флигель-адьютанство.

Хитрейший.

А я на память помню строчки письма царицы к Распутину:”Возлюбленный мой, если все тебя забудут, если все от тебя отка-жутся, я никогда-никогда не забуду. ”. А вот какая письменность у царевны Анастасии и тоже к Распутину:”Када ты приедиш суда я буда рада. када ты приедиш тада я поеду к Ани в дом и тада тебя увижу приятна мой друк. ”.

Глупейший.

О, Григорий Ефимович, большой советчик царской семье:”Спрашивай не от ума, а от чистого сердца”-это его слова, слова буду-щего России.

Хитрейший.

Телеграммами милейшую венценосную че-ту, семью царскую поучает, страдалец наш за жизнь русскую, такого любопытного содер-жания:”Миленькой папа и мама Вот бес то силу берет окояной! А дума ему служит там много люцинеров и жидов а им что?скорей бы божего по мазанека долой и Гучков господин их прохвост клевета смуту дела-ет. Папа! Дума твоя што хошь то и де-лай. Какей там запросы? Шалость бесовс-кая. Прикажи. Не какеях запросов не надо. Роспутин”.

Подлейший.

Развлекаетесь подглядыванием да подсмат-риванием, да смакуете всякие там слабости человеческие. Очеловечились вы совсем как на вас погляжу. Одумайтесь. Страсти челове-ческие подглядывать да подслушивать на-добно. Я мечусь между Саблером(по обли-чию Иудушка Головлев), а на самом деле Цаблер, тайно забегающий в синагогу, Бур-цевым, Петром Щеголевым (автором ”Дуэль и смерть Пушкина”), отстегивающих деньги с эсеров, с ленинцев за разоблачение своих провокаторов в охранке: азефов, малинов-ских и новых грузинских социалдемо-кратов, которых в охранку они же сами и посылают. А от царицы через Распутина и Курлова указы поступают, то великого княза в клочья разорвать, то Столыпина через эсера Богрова кокнуть да на его место Хвостова и поставить. А страдалица Алиса только тогда и покой имеет, когда сказать может Коковцову:”. вы не станете заслонять меня, как это делал покойный Столыпин”. Столыпин умер 5-го сентября, Богрова пове-сили 8сентября(против его повешения воз-ражала только семья Столыпина), а 11 сен-тября вместе с Распутиным царская семья выехала отдыхать в Ливадию.

Глупейший.

Дорогой наш собрат! Вам, действительно, не позавидуешь. Везде поспеть должны. И за черной, и за красной, и за белой силой. Нарасхват вы. А интеллигенция все о себе да о себе. А затем как всегда бывает. Все быльем поростет. Да кости царские оплакивать бу-дем. Как Алиса кости распутинские. Да ис-кать путь к храму время зачнется.

Хитрейший.

Эти самые, гореотумишники, всю погоду по забытью людям делают. Итальянцы сыты воздухом, швейцарцы туристами, американцы долларами, а русские, чем бог послал. Отсю-да и ждут иваны доморощенные револю-ции, полагая, что кровушка красная всех омоет и ко Господу приведет.

Подлейший.

Не скажите. Женевский сиделец всю эту борьбу партий и философий называет бес-партийной скудоумостью, рафинированной формой поповщины, сплошной реакцион-ностью. И мир революцией готов перевер-нуть. А когда так настанет, то, спрашивает-ся, где философы все находиться будут?

Глупейший.

Интересно бы узнать, Ваше Подлейшество!

Хитрейший.

Так пусть и крутится то колесо. Колесо чер-нобеломалиновое. Все цвета радуги хороши.

Аминь.

ЯВЛЕНИЕ I

аперель 1917 г. А. Ф. Керенский в Зимнем Дворце.

Керенский.

На мою голову только царской семьи с ее проблемами не хватало! Куда девать да что с ними делать. Всякая революция любит неко-торое количество смертей. Но этим просто так голову от тела не отделишь. Как никак союзники со всех сторон одолевают. Да и враги тоже хороши. Враги врагами. А отдели голову от тела у Ники, Вилли будет со своим семейством очень даже огорчен. Неприятностей не оберешься. А как было бы хорошо это сделать у всего народа на виду. Но нельзя-не французская революция, не те времена. (входит П. Н. Милюков). Павел Николаевич! Наконец-то. Поджидаю новостей от вас. Весь испереживался. Готовы принять. ?!

Милюков.

В том-то и дело, Александр Федорович, что. . никто! Дания имеет статус нейтральной страны-царскую семью принять не может, Греция по той же причине — отказ. Испания и Португалия-все вдруг нейтральны. Прямо заговор неприятия какой-то. И думаю, что не из-за революции в России, а из-за личных свойств царской семьи по женской линии. Что делать и ума не приложу?

Керенский.

Да, не тяните вы. О чем разговор! Докла-дывайте о главном. Какова позиция Англии? Ради выдворения этой семьи за пределы Россиии у нас есть все виды плавсредств и крейсера, и миноносцы, да и в нейтральную Финляндию можем переправить. У меня, знаете ли семейный фронт нарушен, жен-щины одолевают, так моя бывшая жена с двумя детьми сама границу, как мне говорили, с Финляндией пересекла. Или кто уж ей помог, я не знаю. Дело-то не сложное.

Так как?

Милюков.

Да грустно, грустно дела обстоят. Я все по порядку. Официально-все прекрасно. Только привозите. В газетах положительный гвалт. И всех нас поносят-какое Временное прави-тельство нехорошее, такое, сякое бедного ца-ря с супругой и детьми к двоюродному брату не выпускают.

Керенский.

Потирает руки, одергивает френч полувоенного пиджка. И славно, и славно.

Милюков.

Но у меня на руках документ. Вот. (показывает Керенскому).

Керенский(читает вслух).

“Британское правительство не может посо-ветовать его величеству оказать гостепреим-ство людям, чьи симпатии к Германии более чем хорошо известны. ”А где доказательства?

Доказательства нужны! Они же все родствен-ники.

Милюков.

Доказательства прилагаются. Копия письма на имя государыни императрицы Алексан-дры Федоровны о скорейшем заключении сепаратного мира между Россией, Германией и Австрией, переданного фрейлиной герман-ского двора Васильчиковой через шведского посланника барона Шиллинга. Письма от Вильгельма и Франца-Иосифа. И похоже, что его передал императрице ее брат Эрни (герцог Гессенский, нелегально побывавшей у своей сестры в Царском). В письме напи-сано:”. в Германии не питают действи-тельной ненависти к России и. желают скорейшего заключения сепаратного мира”.

Дальше копия письма царицы в ставку к государю:”. письмо милое и любезное. Оно доставило мне большую радость. Мой друг надо немедленно написать ответ”. Датиро-вано 17апреля 1915годом.

Керенский.

И опять Александра Федоровна! Везде успе-ла наследить. и напакостить так, что и выс-лать-то некуда. Близкие родственники от своих родных вынуждены отказаться. А для приличия все, конечно, на Россию и свалива-ют. Хорошо, Павел Николаевич! Я должен по-думать. У меня еще здесь один планчик зреет. Я вас не задерживаю. (Милюков уходит).

Керенский.

Дудки! Этой публике меня не провести. Включаем в действие “неофициальный “ ва-риант выдворения “семьи”. Пусть штабс-капитан Сергей Марков-второй готовит силовую операцию по освобождению узников Царского села, с гранатами, взрыва-ми, бомбами да все это и свалит на больше-виков. Пускай большевички попотеют. А то пользы от них пока никакой. Один вред можно сказать только. Володя Ульянов-просто строптивец. Как был нахал всегда и везде, так им и остался. Всюду и везде свое правильное мнение присяжного поверен-ного вставляет. А юридической практики так за всю жизнь и не приобрел. Это я публично защищал пострадавших рабочих во время Ленских событий. Это ко мне путиловские рабочие пришли самыми первыми и сооб-щили о готовящейся революции, февраль-ской революции. Но это он со своей коман-дой молодых нахалов приехал через терри-торию воюющей страны и теперь ставит палки в колеса здесь всем нам.

(входит без докладаВ. М. Зензинов)

Зензинов.

На правах старого друга без доклада к вам, Александр Федорович, пожаловал.

Керенский.

Коли так запросто пожаловали, без дискуссий и докладов, то есть что-то первостепенной важности! Что?

Зензинов.

А я ведь к вам от вашего гимназического однокашника, Володи Ульянова пожаловал. Вот как в жизни бывает. Сами, верно, не встречаются, но друг о дружке думают, иногда?

Керенский.

Бывает. Владимир Михайлович! Так что за дело?

Зензинов.

А проведал, здесь, Владимир Ильич про вашу неофициальную линию спасения царской семьи и просил меня на словах вам сообщить, что просит вас провокации против его партии не делать. Более того, чтобы как-то вас взбодрить и истинное лицо царской семьи относительно вас лично показать, Владимир Ильич посылает вам документ, который я вам от его имени передаю и который я ему дал слово в своей газете гласности не придавать. За что он мне и другие документы отдал. А с ними я уже маленько поработаю. А теперь позвольте удалиться. (Зензинов, передает бумагу Керенскому и уходит).

Керенский.

Эти., когда нужно, всегда найдут. У них, эсеров, сыск был на все 100 поставлен. Вот бы их на Володю натравить. Дай Бог, время. А его, правда, нет. Так что в бумаге(читает)? О! Опять Александра Федоровна. Ее почерк. ”Сазонов — дурак. Воейков-трус и дурак;Посол Демидов — совершенный дурак; Самарин — настоящий дурак;Все министры сплошь дураки; Я надеюсь Кедринского (Керенского). повесить за его ужасную речь в Думе — это необходимо, и это было бы хорошим примером; спокойно и с чистой совестью я сослала бы в Сибирь Львова, Милюкова и Пливанова. ”. Знал чем меня раззодорить, Владимир Ильич. Как же на меня после такой публикации дамы глядеть будут. Те, кто меня всегда ласкал и привечал. Недаром тот же Зензинов называет меня “дамским угодником”. Нет, Александра Федоровна. Операция Маркова-II — отменяется. А поезжайте-ка вы все в Тобольск для начала к любимому вами епископу Гермогену, который там в вашей же ссылке вас ждет не дождется. Вот так мы, наверное и сделаем, вот так и будет правильно.

ЯВЛЕНИЕ II

23июля 1918года. Москва. Кремль. Кабинет В. И. Лени-на в Кремле. В. И. Ленин, Я. М. Свердлов, Ф. Э. Дзер-жинский. В. И. Ленин за письменным столом пьет чай. Иногда бросает взгляд на лежащую рядом газету. Я. М. Свердлов визави вождю пролетариата. Ф. Э. Дзержинский в глубине кабинета, в тени. Вечер. Горит настольная лампа под зеленым абажуром.

Ленин.

Какие трудные дни! Какие трудные! Архи-трудные! Всего 20 дней июля, а мы с вами прожили, батеньки, не 20 лет, а 2 века! Вот что значит политика революционного накала. А думали вы, Яков Михайлович, когда вас, Но-гина и Сталина охранка арестовывала, что делается это по указанию нашего члена ЦК РСДРП Романа Малиновского? Нет. Не ду-мали. И на что надеялись?

Свердлов.

На революционную стойкость. Професси-онализм революционера. Сегодня они нас. Завтра мы-их.

Ленин.

Правильно. Тысячу раз правильно. Но и не только. Стойкие профессионалы-революционеры куются в деле и в тюрьмах тоже. Вот Роман Малиновский. Я уже тогда понял, что не только они — охранка должны за нами следить, но и мы должны своих людей внедрять в их среду, чтобы обо всем, обо всем в охранке иметь свое представление. И просил Романа пойти на этот жертвенный шаг. Он согласился и архиполезный был нашему делу человек. Говорил мне, что и Сосо привлек к этой работе. Тот десять раз, десять раз за короткий срок из тюрем бежал! Сейчас вы Романа судить собираетесь. Но помните! Для дела революции он сделал не меньше, чем навредил.

Свердлов.

Но с ним следует рассчитаться!?Многие требуют его крови.

Ленин.

Это другой, политический, а скорее тактический вопрос нынешнего дня. Провокаторы в принципе должны нести наказание.

Дзержинский.

Но здесь есть как раз над чем задуматься. И в борьбе с контрреволюцией-это козырь. Вы правы, Владимир Ильич! Вот я как раз и насчет Блюмкина.

Ленин.

А! Феликс Эдмундович! Понимаете. Здесь таже тактика и стратегия. Сколько крови выпила эта Спиридонова и если бы не Блюмкин. О, этот Блюмкин! Жизнь была и остается сложнее любых идеальных конс-трукций. Представляете себе!

Дзержинский.

Все правильно. Блюмкин — это как Малиновский в лагере врагов. Конечно страдания, конечно испытания, но после заключения Брест-Литовского мира в окончательном варианте 3 марта у многих наших партий-ных товарищей могло сложиться и сложи-лось чувство неудовлетворенности, а про эсе-ров и говорить нечего. Агрессивны стали. Самое время их было убирать.

Ленин.

Диктатура пролетариата есть власть наси-лия, несдерживаемая никакими законами!

Свердлов.

Ведь в эти же дни Мирбах заявил монар-хистам, обеспокоенным положением царс-кой семьи:”Императорская семья находится под нашей защитой. Наступит время и гер-манское правительство примет все необ-ходимые меры. ”

Дзержинский.

Блюмкин с Андреевым с ним и разобрались 6 июля пополудни. Пришлось, конечно, всем попотеть. Тяжелейшие дни. Да и подгото-вились мы не ахти как.

Ленин.

Принципы демократии годны для мирной жизни. Да и то не всегда. А не для револю-ционной. В революционную эпоху побежда-ют люди крайних принципов. Только дикта-тура может остановить процесс разложе-ния, хаоса и анархии.

Свердлов.

Весь удар немцев после убийства Мирбаха мы на себя с вами, Владимир Ильич, при-няли.

Ленин.

Не только, не только. Правда Феликс Эдмун-дович? Но зато уже 7июля подавили мятеж левых эсеров, притушили пожар, исходящий от немцев, требующих выдать им малолет-него наследника престола вместе с Алек-сандрой Федоровной.

Свердлов.

Если бы только. Владимир Ильич, немцы уже заранее готовятся при малолетнем цесаревиче поставить регента-лихого генерала Эрнста-Людвига Гессенского, брата Александры Федоровны.

Ленин.

И нас еще пытаются убеждать, какие мы кровожадные! А сами эти политические трупы, эту дрожащую за свои преступления царскую семью готовы превратить в новый жупел монархии. Вы, понимаете, Яков Михайлович, все средства хороши, и нет таких правил игры, которые бы мы не имели право использовать с прогнившей монархией, с безумной, жаждущей нашей крови буржуазией. Это они нас будут убеждать в кровожадности, а сами всегда будут драпироваться в ангельские одежды безгрешного воинства Саваофа.

Дзержинский.

Я уже докладывал вам, Владимир Ильич, об успешной операции в Симбирске против левоэсеровской организации Муравьева, после того как вы 7 июля дали указание Механошину: ”. запротоколируйте заявление Муравьева о выходе из партии левых эсеров”. Но он обманул членов Реввоенсовета. Поднял мятеж, хотя в ноябре 1917 г. помог нам скрутить поход Керенского-Краснова на Петроград. Но попался в лапы нашему товарищу Варейкису. И убит.

Ленин.

Никой пощады прихвостням левоэсеровского мятежа. Я еще месяц назад писал Зиновьву. На убийство наших товарищей ответим массовым террором. Этого требуют рабочие. Террористы будут считать нас тряпками. Время архивоенное.

Свердлов.

А я как раз по близкому поводу к вам, Владимир Ильич. Доктор Рицлер, замещающий сейчас Мирбаха, продолжает все беспо-коиться и уже делал нашему министерству иностранных дел несколько представле-ний. Я зачитаю вам кое-что из них:”Должно быть повторено. решительное представление относительно бережного отношения к Царице как германской принцессе. ”Это 19 июля. А 20 июля:”. весь мир самым строгим образом осудит расстрел Царя. Нельзя ли освободить Царицу и Наследника(послед-него как неотделимого от матери) как ком-пенсацию с гуманитарным обоснованием”.

Ленин.

Вот это мне нравится. Они у нас уже слиш-ком много забрали и не только в драгоцен-ном металле-золоте, из которого мы при коммунизме нужники делать будем. Вот что значит монархическое мышление. Да мы все готовы отдать. И золото, и Курилы с Кам-чаткой вместе. Потом наживем. Поколения наживут. Россия большая, населения много. Но они нас за живое берут. Они нас хотят уничтожить, восстанавливая Дух монархии, или его Иллюзию в России. Чего допускать никак нельзя!

Свердлов.

Так что мы поступили правильно. Закончив эту историю с императорской семьей17 ию-ля!

Ленин.

Безусловно, батенька, безусловно. Во время управились. Пусть теперь “История” убеж-дается в том, что виновниками были не мы, большевики, а сами монархисты, которые де-лали все для того, чтобы восстановить рос-сийскую монархию под эгидой немецкой империи и регентстве Эрнеста Гессенского.

Они этого очень хотели. Мы отвлекли их Мирбахом. Управились и с левыми эсе-рами, и с Муравьевым. А новые попытки освобождения царской семьи Сергеем Мар-ковым по наущению “брата Эрни”лишь нам были на руку. Медлить нельзя. 100 лет в общей сложности женщины правили Рос-сией. Иператрицы. Чем хуже будут идти дела, тем больше получит влияние Александра Федоровна, потому что у нее действенная, неугомонная настойчивая воля.

Свердлов.

Голощекин отлично справился со своим делом. Ведь что Шульгин в своих газетах пи-шет:”Ах, пулеметов, сюда пулеметов. Нико-лай I повесил пять декабристов. Если Ни-колай II расстреляет 50000”февралистов”-это будет задешево купленное спасение России. ”

Ленин.

Ну вот, батенька, сами и поняли, что это не мы 17 июля 1918года расстреляли всю царскую семью. Ее контр-революция расстреляла. И когда будущие поколения будут нас осуждать, то им надо напомнить слова Васи-лия Витальевича. Он дело говорит. Его бы к нам в Москву пригласить? Как вы на это смотрите, Феликс Эдмундович? Пригласим Шульгина в Москву?

Дзержинский.

Пригласим, Владимир Ильич. Дайте время. Какой, однако, богатый исторический урок даете всем нам на сегодняшнем матери-але. Урок настоящего революционера. Я бы сказал “ленинца”.

Ленин.

Нет предела научной мысли революционера. Люди когда-либо научатся делать живые копии из человеческих остатков. Я же говорю вам-материализм это сила! А не поповские домыслы. У попов есть только Дух как триединство Бога. Мне об этом наш папочка всегда прочувствованно говорил. Верующий человек был. Но это счастливое будущее, а не суровое настоящее. Может быть и мои кости кто-либо когда либо оживит. Да вот, смотрите!

(Протягивает руку в знаменитом”ленинском”жесте). На заднике сцены приятной для глаза группой дви-жется живая царская семья вместе с клонированной овечкой “Долли”).

ЗАНАВЕС ОПУСКАЕТСЯ