Глава 3. Юг: искушения унией и первая цивилизационная катастрофа Второго Рима


Геополитическим Югом для Руси выступали в XIII веке две цивилизации – цивилизация православной Византии и цивилизация стран ислама. В начале столетия обе они испытывали колоссальное давление католического экспансионизма. Однако ответ, данный ими на вызов агрессии со стороны Запада, имел принципиальные отличия. Византия не только рухнула в 1204 году политически, но и проявила готовность пойти на компромиссы в вопросах о вере. Как следствие, даже восстановившись в 1261 году , она утратила фактически роль ядра единой Православной цивилизации.

Исламский мир, напротив, нашел внутренние ресурсы для сопротивления, склонив со временем чашу весов в свою пользу. Вместо арабов на передний край борьбы выдвинулись мамлюки. Исламизация же Золотой Орды существенно расширила геополитические масштабы цивилизации Ислама.

В представляемом разделе акцентированное внимание будет уделено цивилизационному кризису Византии и ее греческих наследников. Этот кризис мог быть транслирован из центра цивилизации на ее периферию, каковой выступала Русь в рамках единой тогда еще православной общности. Однако кризисные процессы были остановлены, и русский ответ (ответ Александра Невского) оказался в итоге принципиально отличным от греческого.


Катастрофа Православной цивилизации: падение Царьграда


После 1204 года пойти на выстраивание альянса с католическим Западом было бы шагом крайне сомнительным как в стратегическом, так и нравственном смысле. Разграбление Константинополя крестоносцами раскрыло сущность западной агрессивной политики, дезавуировало образ христианских рыцарей и развеяало все возможные иллюзии по поводу отношения католиков к православным.

Безнравственным оказывался каждый шаг в истории Четвертого крестового похода (1202–1204). Вначале происходит отказ от плана переправки рыцарей в Египет для войны в Святой Земле ввиду отсутствия средств для погашения услуг венецианских перевозчиков. Святая Земля, как оказалось, уже не была целью похода [138] .

Венецианцы предложили рыцарям погасить долги за счет взятия города Задар на побережье Адриатического моря, находившегося под властью христианского венгерского короля и являвшегося торговым конкурентом Венеции. Папа Иннокентий III, получив информацию об этом, запретил поход под угрозой отлучения от Церкви. Но с мнением папы не посчитали нужным считаться. В 1202 году Задар после двухнедельной осады был взят штурмом и подвергнут разорению [139] . Иннокентий III поначалу действительно отлучил всех участников разграбления Задара от Ц еркви, но далее сохранил отлучение только в отношении венецианцев.

Для крестоносного войска задача похода окончательно оказывается подменена. При вступлении крестоносцев на территорию Византийской империи возникает намерение вмешаться в политическую борьбу в Константинополе. Приведение к власти в Византии своей креатуры могло бы, по представлениям участников крестового похода , решить и финансовые проблемы.

Крестоносцы брали Константинополь в действительности дважды в интервале двух лет . Первый раз, – восстанавливая на престоле Исаака II Ангела, второй – низвергая уже саму византийскую власть в пользу латинян. Еще в 1195 году император Исаак II Ангел ( ок. 1156 – 1204 ) был свергнут своим братом Алексеем III Ангелом ( ок. 1153 – 1211 ) и ослеплен. С того времени он находился в заточении в константинопольской темнице. Крестоносцы на основании обращений сына Исаака Алексея, ставшего в итоге сопр а вителем отца, решили вмешаться. Сегодня это назвали бы «цветной революцией»....

С помощью крестоносцев Алексей III Ангел был 1 августа 1203 года низложен, и власть Исаака Ангела восстановлена, но уже под контролем католиков и ненадолго. Впрочем, сам Исаак по прошествии восьми лет заключения плохо осознавал реалии своего положения . «Но то ли еще толковал царь! – поражались современники. – Он говорил, что создаст всемирную монархию, выжмет сок из всех народов, сам пойдёт в Палестину, освободит её и приобретёт славу ливанову, а измаильтян оттеснит за реку Евфрат, возьмёт в плен и вообще разгонит всех язычников» [140] .

Среди народа между тем зрело недовольство. Греки были возмущены фактическим всевластием латинян, ненависть к которым переносилась на императора. В результате народных выступлений и политических интриг у власти в начале февраля 1204 года оказался Алексей IV Дука Мурзуфл. Возведение его на престол не было согласовано с крестоносцами, это их возмутило, и они пошли на то, чтобы «разрубить Гордиев узел». К штурму имперской столицы их мотивировали накапливаемые веками несметные сокровища Константинополя – по-прежнему богатейшего города мира. Участникам штурма Католическая Церковь отпускала грехи. Стоит ли говорить, что после взятия города началось беспрецедентное по масштабам мародерство. Осквернялись православные храмы. Константинопольские реликвии похищались и рассредоточились по разным уголкам Европы, но больше всего их попало в Венецию и Рим.

Крестоносцы действовали по плану. Они четко представляли себе целевой замысел штурма Константинополя: приведение к власти латинского правителя и раздел сфер влияния. Еще за месяц до штурма военный предводитель Четвертого крестового похода Бонифаций Монферратский и венецианский дож Дандоло заключили договор, предопределявший на десятилетия судьбу бывшей Византийской империи. Договор включал восемь пунктов:

1 ) Взять Константинополь вооруженной рукой и установить в нем новое правительство из латинян;

2 ) Город предать расхищению и всю добычу, сложив в одном месте, разделить полюбовно: три доли из добычи должны идти на погашение долга Венеции, четвертая доля – на удовлетворение частных претензий Бонифация и французских князей;

3 ) По завоевании города 12 избирателей ( по 6 от Венеции и Франции) приступят к выборам императора;

4 ) Тот, кто будет избран императором, получает четвертую часть всей империи, остальное делят поровну венецианцы и французы ;

5 ) Та сторона, из которой не будет избран император, получает в свою власть собор С вятой Софии и право на избрание патриарха из духовенства своей земли;

6 ) Договаривающиеся обязываются год прожить в Константинополе, чтобы утвердить новый порядок вещей;

7 ) Из венецианцев и французов избрана будет комиссия из 12 лиц, на обязанности которых будет лежать распределение ленов и почётных должностей между всеми участниками похода;

8 ) Имеющие получить лены, дадут императору вассальную присягу, от которой освобождается лишь дож Венеции [141] .

Константинополь был взят крестоносцами 13 апреля 1204 года. Обращает на себя внимание тот факт, что при разграблении столицы Византии они не просто не церемонились с Православной Церковью. Их действия зачастую переходили грань, за которой начиналось кощунство. Известный российский византоло г Ф.И. Успенский приводил на этот счет следующие свидетельства латинских и греческих источников: «В особенности нужно отметить варварское отношение латинян к памятникам искусства, к библиотекам и святыням византийским. Врываясь в храмы, крестоносцы бросались на церковную утварь и украшения, взламывали раки с мощами святых, похищали церковные сосуды, ломали и били драгоценные памятники, сжигали рукописи. Частные лица составили себе богатство в это время, и потомство их в течение целых столетий гордилось похищенными в Константинополе древностями. Епископы и аббаты монастырей впоследствии подробно описали в назидание потомству, какие святыни и как приобрели они в Константинополе. Хотя они описывали историю хищений, но называли это святым хищением» [142] .

Приводимое далее Ф.И. Успенским описание показывает патологическую ненависть латинян к Православию , приводившую их к системному святотатству. Для того чтобы показать системность, а не прецедентность погрома Православия в Византии, приведем соответствующий фрагмент исследования Успенского целиком:

«Дошло составленное греками перечисление преступлений, совершенных латинянами в святом Константинополе при взятии, помещенное в рукописи вслед за перечнем вероисповедных грехов латинян. Они, оказывается, сожгли более 10 000 церквей (!) и остальные обратили в конюшни. В самый алтарь Святой Софии они ввели мулов для нагрузки церковных богатств, загрязнив святое место; туда же впустили бесстыжую бабу, которая уселась на патриаршем месте и кощунственно благословляла; разбили престол, бесценный по художеству и материалу, божественный по святости и расхитили его куски; их вожди въезжали в храм на конях; из священных сосудов ели вместе со своими псами, святые дары выбросили как нечистоту; из другой церковной утвари сделали пояса, шпоры и прочее, а своим блудницам – кольца, ожерелья, вплоть до украшений на ногах; ризы стали одеждой мужской и женской, подстилкой на лужах и конскими чепраками; мраморные плиты из алтарей и колонны (кивориев) поставлены на перекрёстках; мощи они выбросили из святых рак (саркофагов), как мерзость. В госпитале святого Сампсона они взяли иконостас, расписанный священными изображениями, прорубили в нём дыры и положили на так называемом цементе, чтобы их больные отправляли на нём естественные потребности. Иконы они жгли, топтали, рубили топорами, клали вместо досок в конюшнях; даже во время службы их священники ходили по положенным на пол иконам. Латиняне разграбили могилы царей и цариц и «обнаружили тайны природы». В самых храмах они зарезали многих греков, священнослужителей и мирян, искавших спасения, и их епископ с крестом ехал во главе латинской рати. Некий кардинал приехал в храм Михаила Архангела на Босфоре и замазал иконы известью, а мощи выбросил в пучину. Сколько они обесчестили женщин, монахинь, скольких мужчин, притом благородных, они продали в рабство, притом, ради больших цен, даже сарацинам. И таковые преступления совершены против ни в чем не виноватых христиан христианами же, напавшими на чужую землю, убивавшими и сжигавшими, снимавшими с умирающих последнюю рубашку! Горе греков, поругание их святынь отозвалось по всему православному Востоку, включая и Русь, и залегло глубоко, оставило глубокий след в душе греческого народа. Бесплодны были попытки примирения, вражда к латинству, доселе скорее литературная, стала стихийной» [143] .

Надо понимать, что погром Константинополя был для православных не только свидетельством о трагедии Византии. Он предупреждал о том, что может произойти, если католики будут допущены в твой дом. Отсюда, в частности, следовала непримиримость подхода в отношении латинян и князя Александра Невского. В значительной степени она диктовалась византийским уроком.

Папа Римский Иннокентий III занял первоначально в отношении константинопольских событий резко критическую позицию. Но крестоносцы адресовали ему письмо, убеждая, что взятие Константинополя есть свершившийся факт. В итоге папа был вынужден признать произошедшее, не придав большого значения погрому православных . Вероятно, такая двойственность в оценках Иннокентия III определялась стремлением соблюсти моральный облик при явно безнравственных деяниях [144] .


Русское эхо падения Царьграда


Реакцию на Руси на падение Константинополя можно оценить по дошедшей в трех группах списков «Повести о взятии Константинополя крестоносцами (фрягами)» [145] . Автор повести сообщает о грабежах и бесчестиях, учиненных крестоносцами. Вместе с тем осуждаются греки, распри которых и привели к катастрофе. В этом смысле обнаруживается перекличка с обстоятельствами второго падения Византии в XV веке [146] .

Насколько Александр Невский был вообще погружен в контекст византийской катастрофы? Казалось бы, в источниках нет упоминаний о его осведомленности о произошедшем. Если исходить из позитивистского принципа работы с историческим материалом, следовало бы сказать : оснований для предположения нет. Но мы в данном исследовании руководствуемся не методологией позитивизма, а методологией сценарных возможностей и исторического контекста. И эта методология позволяет утверждать прямо противоположное: Александр Невский глубоко сопереживал случивше муся в Византии. Когда Александр Ярославич впервые в 1228 году отправился на новгородское княжение, архиепископом в Новгороде был Антоний (Добрыня Ядрейкович), оказавший, как полагают, большое влияние на воззрения и психологию молодого князя. В 1200 и в 1208 годах Антоний совершал паломничеств а в Византию, что нашло отражение в сочинении «Паломник» [147] . После второго паломничества он поместил в сочинении рассказ о взятии Царьграда крестоносцами. Информация была почерпнута им от прямых очевидцев. Таким образом, именно архиепископ Новгородский являлся одним из тех, кто доставил на Русь известия о константинопольской катастрофе. Допустить, что, находясь в контакте с молодым князем, он умолчал бы о случившемся со столицей Православного мира, не представляется возможным.

Новгородская первая летопись сообщала, будто бы Антоний привез в Новгород из византийского паломничества Гроб Господень. Привезенная реликвия стала главной новгородской святыней , хотя, очевидно, речь могла идти вероятнее всего о какой-то частице Гроба. Мог, конечно, Антоний привезти и некую подделку под иерусалимскую реликвию, которых тогда было много в Византии [148] .

Однако высказывается мнение, что это был подлинный Гроб Господень. И будто бы походы католиков против Новгорода были вызваны стремлением завладеть реликвией. Что же, запрос на исторические сенсации никто не отменял.

Взятие Константинополя крестоносцами в 1204 году было для православного сознания не меньшей катастрофой , чем новое его падение в уже в XV столетии. Оказался утрачен центр Православной цивилизации. В возникшей на развалинах Византии Латинской империи управляли французы-католики, официальным языком являлся французский [149] .

Падение Византии практически означало не только то, что не существует более Восточной Римской империи, но и делегитимизировало существование всего выстраиваемого вокруг нее П равославного мира. Существование этого мира полагалось возможным только при наличии центра христианской ойкумены, как последнего и финального ( в проекции истории) мирового царства. Падение Византии могло иметь три следствия : 1 ) признание легитимности Римской империи Запада и религиозное подчинение папе; 2 ) восприятие происходящего в качестве непосредственного начала апокалипсических событий, наступление последних времен; 3 ) выдвижение идеи нового строительства империи, восстановление Православной Римской империи.

Линия Даниила Галицкого, который был не одиноким в своем выборе в пользу Запада, соотносилась с первым подходом. Второй подход имел также широкое распространение на Руси, будучи выражен в подъеме эсхатологических настроений, восприятии нашествия монголов в качестве знамения Апокалипсиса (приход народов Гога и Магога). Александр Невский, по-видимому, действовал сообразно с третьим из возможных подходов, проводя курс на восстановление Восточной христианской (п равославно й) империи теми средствами, которые были тогда для него возможны. В этом отношении можно говорить, что идеи, положенные в основание будущей концепции Третьего Рима, ее проектная линия были выдвинуты еще в XIII столетии. Условн о эта линия может быть определена как проект Александра Невского [150] .


Византийский император в Галиче: политическая игра Романа Мстиславича


На Руси не только получали информацию о произошедшей в Византии катастрофе. Она оказалась определенным образом вовлечена в развязку истории со свержением византийского императора. Свергнутого в результате первого штурма крестоносцами Константинополя (1202 год) императора Алексея III Ангела (старшего брата восстановленного на престоле Исаака II Ангела) в возникшей неразберихе потеряли из виду. В результате ему удалось, прихватив с собой 10 кентинариев золота и дочь Ирину, бежать в Адрианополь. А вот далее он и оказывается на Руси: в городе Галиче у князя Романа Мстиславича (ок. 1150 – 1205) [151] . Об этом независимо друг от друга сообщали более поздние польские (Ян Длугош) и итальянские («Новая церковная история») источники. Россия не единожды принимала у себя низвергнутых «цветными революциями» «диктаторов».

В Галиче Алексей III мог пребывать не позднее 1205 года, времени убийства Романа Мстиславича поляками. Роман имел большие политические амбиции. Объединив Галицкое и Волынское княжества, он в 1203 году установил контроль и над Киевом. Не исключено, что в это самое время византийский император был уже (или еще) в Галиче, придавая вес политике Романа. В.Н. Татищев приписывал галицкому князю выдвижение в то же самое время – 1203 год – русского имперского проекта. Проект содержал идеи модернизации коллективной княжеской обороны Руси и изменение системы передачи власти. Безусловно, нахождение рядом с ним фигуры императора давало такому амбициозному князю, как Роман Мстиславич, шанс развернуть большую политическую игру. После смерти в 1204 году Исаака Ангела Русь могла позиционироваться в качестве центра пребывания единственного легитимного византийского императора. Как преемница Византии, она могла бы стать главным противовесом (более легитимным, чем Никея) Латинской империи. И не случайно в этой связи, что в 1203 –1204 годах папа Иннокентий III предлагает Роману Мстиславичу в обмен на переход в католицизм коронацию в качестве короля русских. Возможно, папское предложение содержало и обращение об отказе галицкого князя от замысла по восстановлению Византии. Убийство Романа Мстиславича поляками в 1205 году было особенно выгодно Риму, так как устраняло потенциального актора борьбы против Латинской империи.

Алексей III после смерти Романа в стремлении восстановиться на византийском престоле пытался сделать ставку на других акторов – правителя Северного Пелопоннеса Льва Сгура, Эпирский деспотат и, в конце концов, на мусульманское государство – Конийский султанат в Малой Азии. Дальнейший поиск им союзников указывает, что и ранее в Галиче он находился в соответствии с определенным политическим замыслом.


Латинская империя: уроки для России


Период с 1204 по 1261 год в истории Византии – время существования Латинской империи. Идеологически он характеризуется историками как франкократия [152] . Понятие « Латинская империя» не было, правда, официальным. Империя называлась в этот период Константинопольской, или Романией. Но сущностно она была именно латинской (католическо й), и православные в ней оказались на вторых ролях [153] .

Католиками являлись все императоры Константинопольской империи. Поначалу предложение стать императором было адресовано венецианскому дожу Энрико Дондоло, но тот отказался. Дожу на это время было уже 97 лет. Но сама идея провозгласить константинопольским императором лидера тогдашней европейской финансовой олигархии заслуживает особого внимания. После отказа Дондоло осталось два кандидата на императорский пост: граф Фландрии Балдуин Фландрский и непосредственный руководитель крестового похода Бонифаций Монферратский. При лоббировании венецианцев императором стал Балдуин I ( 1171 – 1205 ). Однако через год он был взят в плен во время войны с болгарским царем Калояном и умер в заточении. Новым константинопольским императором стал его брат Генрих I Фландрский ( ок. 1174 – 1216 ), при котором, собственно, и складывается фактически новая система управления империей [154] .

Главными бенефициарами Четвертого крестового похода и создания Латинской империи оказались венецианцы. Сделанные ими приобретения позволяли дожам гордо величать себя «властителями четверти и полчетверти Византийской империи» [155] . В самом Константинополе под их контролем находилось три из восьми городских кварталов. Венецианцы имели свой суд. В императорском совете они были представлены половиной заседателей. И всё это при том, что именно венецианцы проявили себя наиболее безнравственно и были, казалось бы, отлучены папой от Церкви.

Нельзя сказать, что православные в Латинской империи были в положении репрессируемого населения. Церковная иерархия продолжала существовать, сохранялись и некоторые налоговые послабления. Но очевидной была вторичность Православной Церкви по отношению к Католической и вторичность православных по отношению к католикам. Под управление латинского прелата был передан Афон, что само по себе могло быть оценено как небывалое кощунство. Потребовалась папская булла 1214 года, предоставившая Святой Горе автономию в отношении латинян. Рим пошел на такую уступку, как полагал Ф.И. Успенский, признавая высокий уровень благочестия обители [156] . Защитницей Афона выступила и супруга короля Латинской империи, крещеная в Православии дочь царя Калояна Мария Болгарская, оставившая по себе на Святой Горе добрую славу.

Если Балдуин I не скрывал своего презрения к грекам, то Генрих I действовал более гибко. Часть греческой аристократии стала встраиваться в новую систему управления. Это требовало от нее признания франкократии, что было, безусловно, проявлением коллаборационизма .

В 1213 году по инициативе папского легата кардинала Пелагия Альбанского была предпринята попытка введения унии. Над Православной Церковью в Византии нависла реальная угроза оказаться поглощенной католицизмом. Но на тот момент это было чрезмерно радикально и грозило непредсказуемыми потрясениями. В результате Генрих I остановил реформу. Это было интерпретировано как заступничество императора за православных и повысило его авторитет [157] . Но надо понимать, что вопрос об унии в какой-то перспективе должен был быть поднят снова.

Не имея опоры среди местного населения, не обладая цивилизационной идентичностью, Латинская империя была обречена. Урок ее падения и восстановления Византи и важен, в том числе, и для современной России.

Для того чтобы произошло цивилизационное восстановление Византии, потребовалось чуть более полувека. В России на этапе постсоветского транзита также сложился свой аналог режима «франкократии». Но, как и в Византии, даже раньше, чем в ней, далее проявили себя цивилизационные силы. И в этом отношении современные параллели с фигурой Михаила VIII Палеолога также не лишены оснований.

Генрих I Фландрский, желая привлечь для поддержки Латинской империи людские ресурсы из католических стран, которых явно не хватало для удержания греков, обращался в Рим с предложением по отпущению грехов всем направляющимся в бывшую Византию, по аналогии с отпущением грехов участникам крестовых походов. Однако это было бы чрезмерным решением, окончательно подменяющим смысл движения крестоносцев. Папа Иннокентий III в итоге встретил инициативу Генриха холодно [158] .

К концу своего исторического существования Латинская империя держалась исключительно на помощи Венеции. Император Балдуин II де Куртене ( 1217/1218 – 1273 ) терпел одно за другим поражения от болгар и никейцев [159] . Территория империи ограничивалась фактически одним Константинополем. Казна была истощена. Стремясь найти какие-то средства, Балдуин заложил французскому королю не только все свои владения во Франции, но и остававшиеся в Константинополе христианские реликвии. Венецианцам он оставил в залог своего собственного сына Филиппа, которого выкупил в дальнейшем король Альфонсо X Кастильский [160] .

Для Руси деградация Латинской империи имела назидательное значение. Построенное обманом государство латинян обнаруживал о крайнюю непривлекательность. Это укрепляло во мнении о правильности сделанного Александром Невским стратегического выбора.


Средиземноморская война капиталов: олигархат Венеции против олигархата Генуи


Наряду с феодальными и религиозными войнами в XIII веке происходи ла и война нового типа. Суть ее состояла в столкновении наиболее влиятельных группировок торгового капитала. Противниками в войне выступали Венеция и Генуя [161] . Торговая война шла параллельно с войнами цивилизационными. Сторонниками Венеции в борьбе с Генуей являлись тамплиеры. Поддерживало венецианцев большинство палестинских баронов. Союзником Генуи являлся Орден госпитальеров. Среди палестинских владетелей сторонником генуэзцев выступал, в частности, сеньор Тира Филипп I де Монфор. В тесном альянсе с Венецией находилась Латинская империя. Напротив, православные государства региона ориентировались последовательно на Геную. Для них венецианская сторона, связанная с бесчинствами 1204 года, была принципиально неприемлемой. В борьбе за восстановление Византии союз с Генуей использовал Михаил VIII Палеолог. Опираясь на поддержку православных государств, генуэзские фактории заняли прочные позиции в Крыму.

Венецианско-генуэзское размежевание составляло еще один неучтенный аспект международных отношений XIII века. Политики уровня Александра Невского безусловно должны были, как минимум, принимать его во внимание.

В 1261 году Михаил Палелог – на тот момент еще правитель Никеи – заключил так называемый Нимфейский договор с Генуэзской республикой, представлявший собой фактическую сделку по восстановлению его власти над Константинополем. Генуэзцы обещали предоставить флот, который у Михаила отсутствовал. Флот был необходим, чтобы при сценарии организации крестового похода против православных было чем противостоять на море союзнику Латинской империи Венеции. Любой генуэзец, проживавший на территории империи, мог быть зачислен в греческую армию при сохранении подсудности только генуэзским органам. Генуя обязывалась не вести войну против союзников Михаила – Киликийской Армении, Кипрского королевства и Ахейского княжества. В свою очередь Генуе предоставлялась полная свобода торговли на всей территории империи. Черное море оказывалось открыто, помимо греческих, только для генуэзских и пизанских судов [162] .

Считается, что Нимфейский договор был ошибкой Михаила VIII Палеолога, так как привел к генуэзско му торговому доминированию в регионе, которое заменило прежнее венецианское преобладание. Флот Генуи практически не понадобился, так как военная операция по восстановлению контроля над Константинополем была осуществлена без генуэзского участия. Но аргументация постфактум имеет, естественно, соответствующие искажения . Неизвестно, как бы действовал и папа и Венеция в случае отсутствия у Михаила союзника, обладающего мощным флотом. Впоследствии, правда император стремился частично ограничить влияние Генуи и восстановил торговые права Венеции. В 1270 году между Венецией и Генуей был заключен Кремонский мир, оказавшийся в перспективе 33-летним перемирием. Соперничество между Венецией и Генуей продолжалось и в XIV столетии.


Парадоксы Никеи: религиозные компромиссы греков


До Руси должна была доходить информация о продолжающейся борьбе Никеи с Латинской империей за восстановление православного царства [163] . Основанием считать, что информация поступала, являлась включенность Русской Церкви в Константинопольский патриархат, имевший на тот момент резиденцию в Никее. Сообщения из Никеи могли воодушевлять – при констатации, что борьба продолжается, а могли и разочаровывать – при сведениях о переговорах в отношении унии. Но они должны были влиять на сознание, как минимум, русских политических элит.

Создатель Никейской империи Феодор I Ласкарис (1174 – 1222) действовал против латинян в союзе с Болгарским царством. Цвет рыцарства был уничтожен в 1205 году в битве при Адрианополе, где армия Латинской империи была разгромлена объединенным болгаро-половецким войском под руководством царя Калояна. Это дало оперативный простор грекам, позволило институционализировать новое государство. В противовес союзу никейцев с болгарами, Латинская империя использовала союз с турками-сельджуками. Сам по себе альянс католиков с мусульманами против православных показателен в раскрытии сути политики Запада. Никейской империи, соответственно, приходилось небезуспешно воевать на два фронта. Против сельджуков никейский император стремился заручиться помощью Киликийского армянского царства.

Третьим фронтом стала борьба с другими осколками Византии – греческими православными государствами – Трапезундской империей и Фессалоникийской империей (ранее Эпирским деспотатом). Приходится констатировать, что даже после гибели Византии должные уроки из катастрофы не были извлечены, и православные греки не только находились в расколе, но и вели друг против друга боевые действия.

Уже при первом никейском императоре Феодоре I Ласкарисе имели место две войны Никеи с Латинской империей. Первая из них – 1206–1207 гг. – завершилась в пользу греков, вторая – 1211–1212 гг. – в пользу латинян.

Стратегия Никеи состояла, по-видимому, в том, чтобы, ведя борьбу с Латинской империей, добиться нейтралитета от Римско-католической Церкви путем развёртывания диалога об унии. Такого конфликта с католицизмом, который был в XIII веке у Руси, греки избегали. Характерно, что и гораздо более сильный, в сравнении с правителями Никеи, болгарский царь Калоян (ок. 1168 – 1207) действовал сходным образом: воевал с Латинской империей и обещал принять унию.

На диалог с папой попытался выйти уже первый никейский император Феодор I Ласкарис [164] . В послании папе Иннокентию III он формулировал многочисленные претензии к латинянам на совершенные ими злодеяния при взятии Константинополя. Обвинения адресовались не только к прошлому, но и к настоящему – нарушения латинянами перемирия, препятствия достижению согласия. Феодор призывал папу взять на себя роль посредника, предлагал провести разделительную черту между греками и латинянами по морю, закрепив азиатскую часть бывшей Византии за Никейской империей. Со своей стороны, никейский император обещал принять участие в католическом крестовом походе против мусульман.

В ответном письме Иннокентий III рекомендовал Феодору Ласкарису подчиниться Латинской (Константинопольской) империи. Папа писал, что не извиняет ни бесчинства крестоносцев в Византии, ни самого изменения направленности крестового похода. Но он связывал произошедшее в большей степени с интригами сына свергнутого византийского императора Алексея III. Греки же, как пояснял папа, потеряли царство за свои грехи, заключающиеся в подрыве назначения Церкви. Папа Иннокентий III отказывался признать Феодора Ласкариса императором и обращался к нему, как к «знатному мужу» [165] .

Продвижение унии в 1220 году было выведено на уровень общегреческого решения. Оно должно было состояться на Никейском Соборе. Однако отказ эпирских архиереев прибыть на Собор привел к его срыву. Полемика и конфликты между Никейской и Эпирской Церквями еще более усугубляли раскол греческого мира [166] .

Для выстраивания отношений с внешним миром Феодор Ласкарис пытался использовать и инструмент брачной дипломатии. Старшая дочь никейского правителя была выдана замуж за наследника венгерского престола, будущего короля Венгрии Белу IV. Однако отец того, Андраш II Крестоносец, вернувшись из Пятого крестового похода, попытался объявить брак своего сына с православной царевной недействительным. Бела от гнева отца был вынужден бежать.

Младшая из дочерей Феодора Ласкариса вышла замуж уже после смерти отца за барона Ансо де Кайо, ставшего регентом Латинской империи, а среднюю дочь император выдал за своего сподвижника, великого доместика Андроника Палеолога. Сын Андроника Михаил восстановит в дальнейшем Византийскую империю.

Сам Феодор Ласкарис добивался руки дочери армянского короля – западника Левона I – правителя Киликийской Армении, принявшего ранее коронацию от папы Римского. Однако Левон попытался обмануть никейского правителя, прислав вместо дочери племянницу Филиппу. Дочь же Стефанию армянский король отдал в жены Иоанну де Бриенну – королю Иерусалима. Это привело к резкому обострению отношений Киликийской Армении с Никеей. Уже после смерти Левона Иерусалимский король попытался возвести их сына со Стефанией на престол Армянского королевства, что означало бы полное окатоличивание армян. Однако смерть Стефании расстроила эти планы. Как видим, браки с представителями иных конфессий являлись обоюдоострым оружием.

Феодору Ласкарису пришлось поменять свои брачные планы, и в 1218 году он женился на Марии, дочери императора Латинской империи Пьера де Куртене, ушедшего годом ранее из жизни. Антагонизм Никеи к Латинской империи оказывался, таким образом, относительным. Вероятно, Феодор полагал, что данный брак повышает его права в борьбе за Константинополь. В пользу этого говорит начавшаяся сразу по заключения брака подготовка никейцев к захвату столицы Латинской империи.

Интересно, что Мария после смерти мужа вернулась к латинянам в Константинополь. Когда там умер являвшийся очередным императором ее брат Роберт де Куртене, бывшая царица Никеи стала регентшей Латинской империи.

Между тем Феодор Ласкарис еще до выдачи своей дочери Евдокии замуж за Ансо де Кайо намеревался отдать ее в жены Роберту де Куртене [167] . Не останавливало даже противодействие Константинопольского (Никейского) патриарха Мануила I, указывавшего на невозможность брака ввиду родственной близости Роберта и Евдокии. Действительно, брачные связи между правящими домами Латинской и Никейской империй еще более осложняли ситуацию, выводя на сценарии, которые могли быть использованы в свою пользу обеими сторонами [168] .

Военные победы Александра Невского хронологически соотносились с правлением в Никее императора Иоанна III Дуки Ватаца (ок. 1192–1254). По результатам первой его войны с латинянами от Латинской империи были отторгнуты стратегически значимые острова Эгейского моря – Родос, Лесбос, Самос, Хиос. Во время второй войны 1233–1241 гг. никейцы едва не взяли Константинополь. Болгары, являвшиеся союзниками Никеи в войне, неожиданно перешли на сторону противника, что поставило никейцев в критическое положение. Но начавшаяся в Болгарии чума вызвала в народе убеждение, что это есть кара за отступление от союза с православными, и никейско-болгарский союз был восстановлен. Война завершилась вытеснением латинян из Малой Азии. Это создавало благоприятный для православных контекст в раскладе общего католическо-православного противостояния накануне столкновения Александра Невского с немцами.

Итогом третьей войны – весны-лета 1247 года – стало фактическое блокирование Константинополя с суши. Оставалось одно – военная операция взятия города. Но решение о штурме бывшей столицы Византии сдерживалось опасением того, что Запад может ответить организацией крестового похода [169] .

Никейцы, безусловно, могли взять Константинополь задолго до того, как это случится в 1261 году. Но у них отсутствовали должные силы для борьбы в случае организации Римом крестового похода и противостояния с Западом. Вот тут-то, казалось бы, и могло обнаружиться стремление к единению Православного мира. Никейцы привлекали к борьбе с католиками болгар. Но привлечение Руси вообще не значилось в планах никейских императоров. А между тем, Русь в то же самое время вела под руководством Александра Невского прямую военную борьбу с наступающими крестоносцами , то есть объективно должна была рассматриваться как союзница.

Император Иоанн III Дука Ватац предпочел действовать иначе, сделав ставку на раскол европейских католических сил. К концу 1237 года был выстроен союз никейского императора с императором Священной Римской империи Фридрихом II. Иоанн III был готов стать вассалом германского императора в обмен на помощь того в освобождении Константинополя. Никейские войска направлялись в помощь Фридриху в Италию, где тот вел затяжную войну с итальянскими городами. Союзнические отношения закреплялись браком Иоанна с дочерью Фридриха Констанцией (в Православии – Анной) [170] .

Папа Григорий IX воспринял крайне негативно поступающую информацию о союзе Фридриха II с православными. Своевольная политика императора Священной Римской империи расстраивала общую стратегическую линию политики папства в отношении Православия. При папе Иннокентии VI Фридрих II за союз с православными был на I Лионском соборе 1245 года окончательно отлучен от Ц еркви. Но для союза с Никеей это имело благоприятные последствия.

Казавшаяся правильной стратегическая линия на союз с императором Священной Римской империи дала сбой после смерти Фридриха. Его преемники на императорском престоле к идее альянса с Никеей интереса не проявили, а возможно, и опасались осуждения и санкций со стороны Рима.

Впрочем, Иоанн III одновременно вел переговоры с папами. В 1249 году к нему в Никею , в частности, прибыл генерал Францисканского ордена Иоанн Пармский. Предметом переговоров стала тема принятия Никеей унии. Фридрих даже упрекал Иоанна за то, что тот самостоятельно принял решение о диалоге с папой, являющимся «отцом лжи». В 1251 году император Никеи посчитал целесообразным приостановить переговоры с Римом. Ответным шагом папа Иннокентий IV развернул пропаганду крестового похода против Никейской империи. Иоанн III вынужден был вернуться к диалогу с Римом о заключении унии. Иннокентий был даже готов пойти на то, чтобы в Константинополе было одновременно два патриарха – один для латинян, второй – для греков.

Никейская империя боролась с Латинской, но утрачивала основы этой борьбы – опору на Православие. С одной стороны, обнаруживалась готовность в обмен на возвращение Константинополя принять унию. Но в этом случае утрачивался и сам смысл борьбы с Римской империей. Другой стороной происходящих в Никейской империи изменений являлся переход от единой православной идентичности к идентичности греческой (эллинской). Греки стали отдавать приоритет национальным интересам. Никея, как греческий центр, утрачивала потенциал быть лидером П равославного мира, которым обладала прежде Византия.

Сходным с Никейской империей образом действовали и другие греческие государства, осколки когда-то единой Византийской империи. Задачей-минимум для них являлось закрепление за собой положения легитимного центра для всех греков, как западных, так и восточных. Это предполагало борьбу греческих государств друг с другом. Задача-максимум состояла в восстановлении Византии. А это уже связывалось с претензиями на латинский Константинополь. Для решения как первой, так и второй задачи собственных ресурсов ни у одного греческого государства не доставало. Отсюда предпринимаемые ими попытки добиться поддержки со стороны Рима. Но такая поддержка могла быть оказана только в обмен на религиозные уступки. И все без исключения греческие государства вели переговоры об унии. Правда, зачастую, это делалось формально, при реальном саботаже процесса присоединения к унии. Ф.И. Успенский так описывал продвижение униатского проекта, в частности, в греческом Эпирском деспотате: «Папа Гонорий скоро увидел, что держава Феодора стала национальным центром православной Греции, средоточием и защитою непримиримых и ученых вождей Православия в Греции, а не мостом к подчинению православной Церкви папству, и отлучил Феодора от Церкви, упразднил акт унии эпирского деспота с католической Церковью, мотивируя отлучение враждой Феодора к Латинской империи…» [171] .


Византийская политическая реставрация


Освобождение Константинополя в 1261 году никейцами явилось одной из блестящих операций в истории военного искусства. Она была проведена византийским военачальником Алексеем Стратигопулом при крайне малой численности отряда – всего около 800 человек. Грекам удалось создать у неприятеля впечатление своей многочисленности, что и предопределило успех. Византийцев поддержал восставший против латинян народ. Поджог ночного Константинополя усугубил панику. Потеряв контроль над ситуацией, Балдуин II бросил императорские регалии и бежал. Полной неожиданностью оказалось взятие Константинополя и для Михаила Палеолога, разбуженного сенсационным известием среди ночи [172] .

Всю оставшуюся жизнь Балдуин II пытался восстановить себя в статусе константинопольского императора. Его главным союзником в этих устремлениях выступал король Сицилии Карл I Анжуйский [173] .


Угроза антивизантийского крестового похода и Лионская уния


Русь не смогла оказать помощь Византии в 1204 году. События развивались таким образом, что это было тогда невозможно. Крестовый поход 1204 года и не был формально направлен против Византии. Но в 1261 году рефлексия была уже иной. Папа Урбан IV после освобождения никейцами Константинополя начинает активную агитацию за организацию крестового похода для восстановления Латинской империи. Это был бы поход, уже направленный против Византии непосредственно. Впервые врагами крестоносцев напрямую могли быть объявлены православные. Такой сценарий означал большую религиозную войну. Вероятность участия в ней русских сил во главе с Владимирским князем, несмотря на отдаленность Руси от византийских пределов , не была нулевой. Неучастие же в такой войне подразумевало для Православного мира моральную капитуляцию.

Михаил VIII Палеолог пытался любыми способами предотвратить войну. Для этого он проводил многочисленные переговоры со сторонами конфликта [174] . Он убеждал латинян в Византии и венецианцев, что их интересам ничто не угрожает. Михаил даже направил посольство к папе Урбану IV, но послы подверглись обесчещению. Католики были столь раздражены, что с одного из православных посланников живьем содрали кожу. Тем не менее организацию крестового подхода удалось притормозить, и после смерти в 1264 году Урбана IV его идея продвигалась уже не столь решительно.

Последующие папы, прежде всего Григорий X (ок. 1210 – 1276 ), не столько желали религиозной войны, сколько пугали ею императора для приведения Византии к унии. Идея восстановления Латинской империи была при папе Григории заменена униатским проектом. Григорий X полагал, что добровольное подчинение Византии папству более выгодно и реалистично, чем политика навязываемого внешними силами католицизма.

Создатель средиземноморской империи король Сицилии и Неаполя Карл Анжуйский ( 1227 – 1285 ) действовал с другой стороны. Он был одержим идеей восстановления латинской власти в Константинополе и не переставал при всех папах вести подготовку военного похода. Карл Анжуйский считал, что переговоры об унии надо прекратить и напрямую восстанавливать Латинскую империю. Его позицией пользовались папы. Если переговоры об унии начинали пробуксовывать, предъявлялась угроза войны в виде войска Карла Анжуйского.

Под давлением с Запада Михаил Палеолог предпочел войне унию. Против ее подписания выступил Константинопольский патриарх Иосиф I Гелесиот ( ум. 1283 ), поддержанный другими греческими клириками. Хотя, говорил один из них императору, мы и не называем латинян еретиками, они таковыми в действительности и являются. Продавливая решение об унии, Михаил пошел на низложение патриарха Иосифа, замененного на патриаршем престоле сторонником унии Иоанном XI Векком ( 1225 – 1297 ). Противники униатства в Ц еркви подверглись преследованиям. На Втором Лионском Соборе 1274 года было объявлено, что объединение Западной и Восточной Церквей состоялось [175] .

Надо сказать, что Лионский Cобор в своих решениях не ограничивался лишь пониманием унии как формального подчинения православных Римскому папе. Речь шла не о модели греко-католицизма – сохранения православной догматики и обрядовости при подчинении Римскому папе – более поздней версии униатства. Уния в XIII веке мыслилась как воссоединение Церквей, осуществляемое, естественно, на платформе католицизма. Не союз как сосуществование, а союз как слияние. Показательно, что Лионский Cобор наряду с прочими положениями подтвердил и догмат филиокве – об исхождении Святого Духа и от Сына (« Веруем же и в Духа Святого, полного и совершенного и истинного Бога, от Отца и Сына исходящего»). Как известно, именно с принятия католиками этого догмата в 1054 году произошло окончательное размежевание Церквей. Греки вынуждены были в Лионе в 1274 году принять и догмат филиокве, что, безусловно, было отступлением от Православия.

Однако провозглашенное объединение Церквей на практике саботировалось. В Рим поступали многочисленные жалобы на то, что Константинополь не выполняет взятых на себя обязательств. Михаил раз за разом подтверждал взятые на себя клятвы, что давало определенную отсрочку. Рим между тем все настоятельнее требовал проведения ревизии реализации соглашений по унии. С другой стороны, росло недовольство унией со стороны греков. К императору обратились старцы Святого Афона, показывая ошибочность латинства. Пренебречь полностью таким авторитетным в глазах Православного мира свидетельством Михаил, при всей своей конъюнктурности, совершенно не мог [176] .

Все эти препирательства продолжались до вступления на папский престол в 1281 году сторонника Карла Анжуйского и французской политической линии Мартина IV (Симона Монпитье де Бриона) ( ок. 1210 – 1285 ). Новый папа придерживался взгляда, что уния с греками не нужна. Он обвинял Михаила Палеолога в том, что тот так и не выполнил взятые на себя обязательства и долгие годы вводил католическую Церковь в заблуждение. С санкции папы Карл Анжуйский начал форсированную подготовку к войне. На встрече в 1281 году Карл Анжуйский, французский король Филипп III и представители Венецианской республики подписали соглашение с «говорящим» названием – «О возрождении Римской империи, узурпированной Палеологами». Вскоре к соглашению присоединились и другие акторы европейской политики, за исключением генуэзцев.

Папа Мартин IV в том же 1281 году предал Михаила Палеолога анафеме, как еретика и схизматика, что фактически означало религиозный разрыв. Папа предписывал императору в срок от дня анафематствования до 1 мая 1282 года передать всю Византию под власть Рима. При отказе императору грозило предание вечной анафеме. Лионская уния таким образом была фактически разорвана.

Однако морская армада Карла Анжуйского так и не отбыла к берегам Византии. Вспыхнувшее на Сицилии восстание против него, известное в литературе под названием « Сицилийская вечерня », не только сорвало военные планы, но и привело к его свержению [177] . Византию спасло чудо, однако восстановитель Византийской империи Михаил Палеолог остался в народной памяти связанным не с этим восстановлением, а с униатской изменой. Официально Лионская уния была отменена в 1282 году новым императором Андроником II Палеологом, сыном Михаила.

Период унии 1274–1282 годов имел важное значение и для русской рефлексии. Только что восстановленное православное царство Византия утратило легитимность, приняв латинскую ересь. В этой связи русские правители постепенно приходили к пониманию необходимости формирования русскоцентричной системы Православного мира.


Хорезмийцы отвоевывают для мусульман Иерусалим


Между тем не только Христианский мир, но и мир Ислама прошел в XIII столетии через цивилизационную трансформацию. Результатом ее стал переход положения ключевого актора в мусульманской общности от арабов к тюркам.

Всё в истории взаимосвязано. Кажущееся региональным событие вызывает определенные последствия, выходящие за пространство региона. И вот уже формируется мировой процесс. Важные, но недостаточно учтенные для мира последствия, имел завершившийся в 1231 году разгром монголами Хорезма. Погиб последний хорезмшах, лидер антимонгольского сопротивления Джелал-ад-Дин ( 1199 – 1231 ) [178] . Его фигура как непреклонного борца с завоевателями привлечет в дальнейшем исторических романистов – и Василия Яна и Исайю Калашникова. В современном Узбекистане Джелал-ад-Дин позиционируется в качестве национального героя.

Часть хорезмийцев после поражения от монголов мигрировала в западном направлении. Приход на новые территории порождал с неизбежностью и новые конфликты. Хорезмийцы оказались политическим актором, неучтенным в раскладе сил, сложившемся к тому времени в Палестине. В 1244 году ими был взят у крестоносцев Иерусалим. При взятии хорезмийы учинили в городе массовое кровопролитие. Иерусалим подвергся полному разрушению и с военно-тактической точки зрения утратил значение. Все прежние усилия крестовых походов рухнули в один момент. Иерусалим вновь оказался в руках мусульман, а в Европе снова развернулась пропаганда освобождения Гроба Господня. К установке освободить сакральный центр добавился призыв к мести.

Между тем хорезмийцы оказались в Египте, пытаясь инкорпорироваться в египетское общество. Многие, как будущий султан Кутуз ( ум. 1260 ), были включены в мамлюкские воинские структуры. Хорезмийцы, и мевшие длительную историю конфликта с монголами, во время монгольского Ближневосточного похода особенно радикально включились в борьбу с ними. Именно Кутуз, происходивший из рода хорезмшахов, возглавил первоначально антимонгольские силы. Реванш за уничтоженный Хорезм в 1260 году хорезмийцами был взят.

Но, как часто бывает, после победы между победителями началась борьба за доминирование. Столкнулись между собой в этой борьбе кипчаки и хорезмийцы – «старые» и «новые» мамлюки. Первые группировались вокруг мамлюкского полководца кипчака Бейбарса, вторые – вокруг хорезмийца Кутуза. На обратном пути в Египет после антимонгольского похода из Сирии при личном участии Бейбарса Кутуз был убит. Бейбарс (1223–1277) был избран новым мамлюкским султаном, что означало восстановление влияния кипчаков и оттеснение хорезмийцев [179] .


Мамлюкская революция в Египте: фаза тюркского доминирования в истории Ислама


Социальная история Средних веков – это история сословий. Сословное деление средневековых сообществ часто, впрочем, соотносилось с этническими структурами. Такая связь существовала у мамлюков, военного сословия Египта. Традиционно мамлюки кооптировались из рабов, преимущественно тюркского происхождения, – кыпчаков, доставляемых в Египет с территории половецкой степи. Были среди мамлюков и представители иных этносов – черкесы, абхазы, грузины, армяне, южные славяне. Рабы становились воинами, а воины всё более очевидно предъявляли политические претензии.

С 1250 года мамлюкам удалось захватить власть в Египте. Институционализируется государственность Мамлюкского султаната. До 1382 года правящей мамлюкской династией в Египте являлись тюркоязычные Бахриты. Их смени ли Бурджиты, относящиеся к черкесам.

Победа мамлюков над монголами в 1260 году превратила их в ключевую силу в регионе. Во главе султаната встал победитель при Айн Джалуте Бейбарс, устранивший в борьбе за власть своего конкурента Кутуза.

Мусульманский мир должен был быть возглавлен халифом. После падения Багдада в 1258 году и смерти аль-Мустасима возникла кризисная ситуация. Период без халифа продолжался три года. Новым халифом, по инициативе Бейбарса, был провозглашен аль-Мустансир Биллах, являвшийся формально продолжателем династии Аббасидов. Новый халиф имел черный цвет кожи, что объяснялось абиссинским происхождением его матери. Вскоре он умер, и следующим мамлюкским халифом был провозглашен аль-Хаким Биамриллах I, потомки которого сохраняли преемственность в халифском звании вплоть до завоевания Египта Османской империей в 1517 году. Каирские халифы находились в полной зависимости от Мамлюкских султанов. Для мамлюков наличие зависимого халифа давало, с одной стороны, возможность покровительства над Меккой и Мединой. С другой, халифская легитимизация позволяла им представлять интересы исламского мира в целом.

Разгромив монголов, мамлюки начинают шаг за шагом выдавливать крестоносцев из Святой Земли. Процесс был завершен падением в 1291 году последнего христианского оплота в регионе – крепости Акра. Крестоносцы через тридцать лет пожали плоды совершенного ими предательства монголов-несториан...

***

Рассмотрение процессов, происходивших на южном от Руси геополитическом направлении, позволяет оценивать восприятие происходящего как цивилизационную катастрофу. Даже более важным, чем нашествие Батыя и наступление крестоносцев, явилось для православного сознания падение в 1204 году Константинополя – «Второго Рима», после чего он стал столицей католической Латинской империи. Для Православия это было не только утратой сакрального центра цивилизации, но и обрушение всей мировоззренческой системы координат. Католическая экспансия расширяла фронт наступления на Восток. Русские земли оказались в фокусе целей крестовых походов.

Еще более важным, чем политическое обрушение, являлось в русском восприятии духовное отступничество греков. Поствизантийские государства обнаружили готовность принять католическую унию. И восстановленная Византия ее принимает, одновременно утрачивая легитимность как православное царство. В этом отношении «Второй Рим» пал не в XV, а еще в XIII веке. По прошествии двух столетий всё в точности повторилось. Византии – Второму Риму – давался шанс осознать случившееся, но она им не воспользовалась.

Для Руси всё это означало одно – взять на себя функции строительства подлинного православного царства. И идеологически концепт Третьего Рима, в сущности своей, начал формироваться еще в XIII веке князем Александром Невским и митрополитом Кириллом.


Загрузка...