Геннадий Ананьев, Юрий Бойко Стреляющие горы

Глава первая

1

Каждое горное ущелье прекрасно своей неповторимостью и чарует взгляд именно новизной пейзажа, Панкисское же — еще и своим величием. Оно покрыто в своей верхней части могучим лесом и почти сплошным подлеском. В уютных долинках, очищенных от леса, — сакли. Как ласточкины гнезда. Постепенно горы расступаются, образуя широкую долину, но местные продолжают называть ее ущельем. Собирая родники и ручейки, бурливо несется, рассекая долину пополам, белопенная речка. По ее берегам — крупные поселки. Добротные дома, фруктовые сады и виноградники. Чуть поодаль от одного из таких поселков — длинные строения, похожие на бараки. Перед ними — ровный плац размером с большое футбольное поле. Этот барачный городок огибает проселочная дорога, твердая и каменистая, проросшая низкой, жесткой травой, с едва заметной колеей. Она прорезает густой лес и, выйдя на уютную зеленую поляну, упирается в глухие ворота. Всё, что за ними, надежно сокрыто от посторонних глаз высокими кирпичными стенами, над которыми возвышается, напоминая собой минарет, надвратная вышка. В ней — охрана. Трое крепких мужчин лет по тридцати — тридцати пяти.

В пирамидке покоятся автоматы Калашникова, рядом — аккуратно уложенные подствольные гранаты и пара «Стингеров». Один из охранников, прильнув к амбразуре, не спускает глаз с дороги, двое других молча играют в нарды. Прерываются, услышав звонок радиотелефона.

— Не видать?

— Нет.

Звонили с террасы, где в креслах для чаепития сидели двое холеных и осанистых мужчин. Один — с черной, окладистой бородой, второй чисто выбрит. Бородатый повелительно бросает в трубку:

— Не прозевай! Мы ждем.

Положил на столик радиотелефон и продолжил прерванный разговор:

— Имя какое взял себе: Хасан! Как возомнил о себе безродный охотник!

— О, Аллах! — провел по щекам ладонями рук безбородый. — Не ты ли позволил простому охотнику так возвеличиться?

— Не ты ли простил ему его уголовное прошлое? — парировал упрек бородатый.

Безбородый вопросительно посмотрел на собеседника.

— Да, да, — продолжил бородатый. — Разве ты не знал, что он дважды судим? Правда, еще при Советах, но Аллах все видит и все знает.

— И за что?

— Первый раз — за воровство из колхозной отары пары барашков. Был пойман и осужден. Второй раз — за убийство колхозного пастуха, который сдал его в первый раз. До конца этот срок не отсидел, бежал и некоторое время находился в розыске. Когда Дудаев пришел к власти, примкнул к нему. Отличился жестокостью, стал его подручным. Послал его Дудаев в тайную диверсионную школу, которая была под крылом английских и американских спецслужб. И вот — Хасан!

Историческая справка

В 1090 году от Рождества Христова вождь ассаинов, одной из сект исмаилитского толка, Хасан ибн Самбах, бежав из Египта, появился в горах близ Каспийского моря и объявил себя скрытым имамом, получившим благословение Аллаха открыть царство небесное на земле. Он захватил горную крепость Аламут, превратив ее в свою базу, где готовились агенты и убийцы для посылки их по всему государству сельджуков. С помощью проповедников Хасан распространял свое так называемое учение о чистоте Корана, а с помощью террористов распоряжался жизнью повелителей государств и княжеств Ближнего и Среднего Востока. С суеверным страхом организаторов террора называли «горными шейхами», которых по вере своей воспринимали как посланцев самого Аллаха, благословившего «скрытого имама» на богоугодные свершения. Темный люд был убежден, что «скрытый имам» борется с теми, кто отступил от изначального Корана, и с теми, кто не верит в единого бога, борется против «людей писания», то есть против христиан и иудеев.

Организация ассаинов имела строгое иерархическое разделение. Шейхам были подчинены «великие миссионеры» — дай. Они руководили миссионерами, которые рассылались во все концы мусульманского мира с проповедями. На самом низу были федаи — исполнители смертных приговоров тем, кто не внимал проповедникам или являлся политическим противникам Хасана. Фанатики-федаи исполняли смертные приговоры без малейших сомнений, надеясь на то, что сразу же после своей гибели, в большинстве случаев неизбежной, им обеспечен прямой путь в рай.

— Нас самозванец на какое место определит? — спросил как бы самого себя безбородый. — О, Аллах! Слава ему.

— Пусть тех, с кем пойдет, распределяет, — с явным пренебрежением ответил бородач. — Мы как готовили боевиков, как лечили раненых, так и продолжим по воле Аллаха, слава ему.

— И все же, — задумчиво проговорил безбородый. — Кто мы и кто он, назвавший себя Хасаном? Мы — уважаемые в своих тейпах, знатные люди, он же — нищий пастух. Охотой добывал себе пропитание. При Дудаеве выдвинулся жестокостью своей. О, Аллах! Что творится на свете по твоему предопределению. Теперь мы должны встречать его с почетом и исполнять его волю.

— Не волю самозванца, но волю тех, кто щедр. Сам он такой же невольник, как и мы с тобой. Он — надутая кукла. Без денег оттуда, он — ничто. Его избрали, как самого жестокого.

Звонок радиотелефона прервал разговор. Бородатый взял трубку без промедления:

— Говоришь, едет? Немедленно открывайте ворота.

И своему собеседнику:

— Пошли.

— Я бы встречал его без папах. Снимем и оставим их здесь.

— Не стоит. У нас одни хозяева. Раз они возвысили его, пусть будет так и для нас.

— О, Аллах! Слава ему.

Внедорожник, миновав гостеприимно распахнувшиеся ворота, не свернул на стоянку, что была в стороне от террасы и на которой находилось несколько машин, а подрулил к водоему, с фонтанчиком в центре. Телохранитель, выскочив первым, отворил заднюю дверцу, и Хасан горделиво, вроде бы не замечая спешивших к нему хозяев, вышел. Это был настоящий горец. Высокий и стройный, борода черная, лопатой. Одет в светлый, легкий костюм, на голове — папаха серого каракуля.

Он подошел к водоему и, встав между двумя плакучими ивами, словно не замечая окружающих, залюбовался стайкой форелей.

Руководители базы подготовки боевиков покорно ждали, когда гость обратит на них внимание.

Наконец Хасан обернулся, и тогда хозяева, подобострастно приложив правые руки к сердцам своим, приветствовали гостя:

— Салям алейкум.

— Алейкум ассалям, — небрежно бросил Хасан и, уже строго, распорядился: — Ведите в дом.

Вошли в просторную, всю в коврах, комнату. Стены увешаны кинжалами и саблями. На длинном низком столике — хрустальные вазы с виноградом, персиками и инжиром, на блюдах разложены сладости и разломанные на куски спелые гранаты. Хасан горделиво устроился на почетном месте и жестом пригласил хозяев садиться.

Вошел слуга с подносом, на котором дышали ароматом хачапури, в пиалах — моренный в тандыре каймак. Едва он вышел, ловко расставив все это на столике, ему на смену явился второй слуга, с чайниками и чистыми пиалами. Хотел, было, разливать чай, но бородатый остановил его повелительным жестом:

— Иди. Мы сами.

Отхлебывая небольшими глотками чай, Хасан заговорил властным тоном человека, которому перечить не принято:

— Поход назначаю на послезавтра. Подготовьте всех, кто здоров. Сколько наберется?

— Пятьсот пятьдесят. Из них более полета турок и арабов.

— Вполне достаточно.

— Да поможет тебе Аллах! — молитвенно провел ладонями по щекам безбородый.

Разговор прервал вошедший без стука слуга и прямо с порога доложил:

— Почтеннейший, один из боевиков велел тебе встретить его для уединенной беседы.

— Кто посмел мне велеть?! Меня можно только просить!

— Но он сказал именно так: «Я велю уделить мне время для беседы без посторонних».

— Но здесь нет посторонних! — возмущенно проговорил безбородый. — О, Аллах! Слава тебе! Двадцати ударов палкой по пяткам достоин наглец.

— Помолчи, — осадил его Хасан. — Я сам решу, как поступить. — И после короткой паузы распорядился: — Оставьте меня одного. Ждите на террасе, пока не позову. Я буду говорить с тем, кто пожелал беседы наедине.

Все покорно вышли из комнаты, и, спустя минуту, через порог уверенно перешагнул мужчина среднего роста. Его немного полноватую фигуру ладно облегала, будто на заказ пошитая, камуфляжка. Бородка аккуратно подстрижена и заботливо расчесана.

— Салям алейкум.

— Ты велел мне говорить с тобой? — вместо ответа на приветствие строго спросил Хасан, делая ударение на слове «велел». — Ты достоин не только порицания, но и наказания. И все же я слушаю тебя.

— Я — Турок. Тебе должны были сказать обо мне.

— Да, разговор был.

— Тебе не сказали всего? Достойно удивления. Слушай тогда меня. Я направлен сюда лично тем, кто опекает нас, — руководством фонда «Всех святых».

При этих словах Хасан быстро поднялся, приложив руку к сердцу, затем поцеловал руку гостю.

— Алейкум ассалям. Готов слушать тебя. Только прежде ответь, почему ты простой боевик?

— Я уже год на базе. Прибыл сюда тем же путем, как и все, кто по доброй воле и по настоятельным рекомендациям священнослужителей спешит на помощь борцам с неверными. Из Турции в Азербайджан — как турист, оттуда — в Грузию. Мирился со всеми тяготами учебы ради того, чтобы освоить вайнахский и выбрать для себя советников и телохранителей. Таких, которых можно было бы использовать и как курьеров для доставки денег от наших братьев из Персидского залива.

— Дорога в Панкиси открыта, — сказал Хасан. — Как ездили по ней при Советах, так и продолжают ездить. На легковых и даже на грузовиках. Так что проблем с доставкой денег через границу быть не должно.

— Так не будет вечно. Неверные опомнятся. Как скоро, сказать трудно, но нам к этому нужно готовиться. Нам нужны надежные каналы поступления денег. Без них не может быть джихада. Мало кто станет биться за Аллаха на голодный желудок, не имея хорошего вооружения и обустроенных мест для отдыха после проведенных налетов. Не всегда у нас будет возможность лечить раны и набираться сил здесь, в Грузии.

— Почти у всех есть родственники и здесь, и в многострадальной Чечне. Это удобно для воинов джихада. В домах — просторные подвалы, где можно хранить боеприпасы и оружие, а при необходимости можно укрыться.

— Разумно. Но не окажутся лишними и обустроенные горные пещеры. Мне настоятельно советовали позаботиться об этом. Денег будет выделено столько, сколько потребуется. Они поступят через меня. Остальное долларовое обеспечение джихада тоже через меня. Я должен поселиться, как миссионер, по возможности, ближе к границе с Грузией. Надеюсь, дело это посильное?

— Да.

— Дом следует оформить на представителя Саудовского фонда «Всех святых» Али Хусейна.

Фонд всячески будет помогать нам. Наши покровители уже собрали около двадцати миллионов долларов.

— Велик Аллах!

— Теперь вот о чем: шейхом определили меня. Да-да. А ты — горный амир. Амир под моей рукой.

— Повинуюсь.

— На твое имя уже открыт счет. Вот он.

Турок достал из кармана вчетверо сложенный листок бумаги и протянул его Хасану, сказав при этом:

— Номер счета лучше запомни. Листок уничтожь.

Хасан пробежал взглядом по записке и поджег ее.

— Кроме того, у меня есть наличные — шестьсот тысяч. Раздай по тысяче долларов каждому, кто пойдет с нами в поход. Остальное — позже.

— Повинуюсь.

— Как велено, подвластные тебе воины должны быть разделены на три части. Первую необходимо подготовить для совершения актов устрашения в Москве. Вторая расходится по Чечне и другим республикам Кавказа с той же целью. Остальные расположатся в горах близ границы с Грузией. Их задача — держать под своим контролем все приграничье. При такой тактике к нам присоединятся тысячи. Не только чеченцев. Нас поддержат правоверные калмыки, башкиры, казанские татары. И даже славяне, принявшие ислам. Мы создадим основу будущего халифата.

— По воле Аллаха! — горячо поддержал Турка Хасан. — Нужно вспахивать землю и сеять семена, прежде чем убирать урожай. Нужно рассылать проповедников в мусульманские общины, устраивать их учителями в медресе, вводить в правительственные органы, в партии, особенно правого толка, в правоохранительные органы. Рыхлить почву для семян истинной веры Аллаха.

— Благословляю именем Аллаха. Теперь вот о чем. Нужно взять с собой иностранного корреспондента. Он будет освещать все происходящее в западных средствах массовой информации, освещать, как нам это нужно.

— А стоит ли? Случись что…

— Стоит. Во-первых, журналист уже прибыл в лагерь. А во-вторых, для достижения своих целей мы не должны пренебрегать услугами американцев и британцев. Во всяком случае, пока. Пусть думают, что мы с ними навеки. Когда же они нам будут не нужны, мы объявим войну и им. Так что британского журналиста придется взять. Пусть вещает миру о наших великих делах. Ну, а чтобы с ним не случилось чего-нибудь, приставь к нему кого-то из своих надежных людей. Наконец, последнее. В лагере, по-моему, кто-то информирует федералов о наших планах. Нужно выявить этого человека. Пока же все свои замыслы держи в секрете или сообщай о них в последний момент.

— Сегодня вечером — той, — сказал после недолгих раздумий Хасан. — Я велел пригнать шестьдесят баранов. Объявлю на тое, что переход будет по Змеиному ущелью, сами же пойдем другой дорогой. Пограничники там бывают через день, а то и два, всего — не больше часа. Отдохнув, уходят обратно на заставу. Можно так рассчитать время, что препятствий не будет.

— Не разделяю такую уверенность, — возразил Турок. — Пошли вначале передовой отряд. Мы будем идти за ним.

— Хорошо, да будет так. Передовой отряд пошлю завтра.

…Подступал вечер. Солнце, зацепившись за острые вершины горных сосен, сверкнуло прощальными лучами и, потускнев, покатилось на ночлег за дальние хребты. У опушки леса, сразу за плацем, накачанные бородачи, засучив рукава камуфляжен по самые плечи смуглых, волосатых и мускулистых рук, резали и тут же свежевали баранов. Другие боевики устанавливали на треноги массивные казаны и разжигали под ними костры, расставляли на разостланные поверх ковров белые скатерти блюда с брынзой и всяческой зеленью.

Первые куски жирного мяса, натертые солью с перцем, полетели в котлы. Когда приготовления были закончены, появились руководители базы. Вместе с ними пришел и Хасан. Начался пир.

2

Три стареньких сакли — одна побольше, две другие поменьше — приютились у подножия скалистой горы. Довольно внушительный участок перед ними огорожен забором из плах, покрашенных в зеленый цвет. От времени краска во многих местах начала уже шелушиться. Перед большой саклей — пограничный столб и место для заряжания оружия. Левее — курилка: скамейки образуют квадрат, посреди которого вкопана в землю бочка. За ней — тщательно разровненная и прометенная площадка для боевого расчета. Дальше — строевой плац, к нему примыкает спортивный городок: турник, брусья, гимнастический козел. На полосе препятствий занимается отделение пограничников во главе с сержантом: перебегают по бревну, ползают под низким навесом из колючей проволоки.

В крохотных сенях сакли — две двери, одна из которых ведет в солдатскую спальню, другая — в канцелярию, где едва помещаются два стола и сейф. На стене — задернутая занавеской схема охраняемого участка. Начальник заставы капитан Джабиев Нургали Джабиевич, родом из Дагестана, переведен на границу с Грузией недавно, как человек, хорошо знающий и горы, и местные обычаи. А до этого выпускник Алма-Атинского пограничного училища служил на Дальнем Востоке.

— Не стращайте меня! Меньше взвода не дадут, дальше Кушки не пошлют. Вы там с ума, что ли, сошли? У меня нет бензина для «уазика». Ни литра. Десять банок тушенки осталось. Из круп — только перловка, да и той кот наплакал. Муки совсем нет. Четвертый день хлеб не печем. Боеприпасов тоже в обрез. Что?! Не виноваты?! Селем дорогу промыло?! Так это месяц назад. Давно можно было восстановить. Средств нет? Меня это разве чешет?! Мне солдат нужно кормить. Вертолет посылайте. Что? Турбулентность? Выходит, нам с протянутой рукой идти к боевикам?! Или, подняв всю заставу, пойти их грабить?! Вы вынуждаете на такой шаг.

Выждав, что ответят на другом конце провода, Джабиев бросил трубку на рычаг и облегченно вздохнул:

— Вроде бы припугнул. Завтра пообещали вертолет.

Заместитель начальника старший лейтенант Меркульев, по виду несколько старше своего командира, оторвавшись от бумаг, не похвалил, а, скорее, упрекнул Джабиева:

— Давно бы пора в таком духе. Под лежачий камень вода не течет. Если бы не старшина, организовавший огород на камнях, давно бы от голода ноги протянули.

— А у них там что, учета нет? Без напоминаний и ругани знать должны.

— Ладно. Пойду к «коку» загляну, старшину озадачу да жен наших порадую.

Путь на кухню лежит через спальню. Сразу же за дверью — тумбочка дежурного по заставе, с полевым телефоном. Ефрейтор с повязкой дежурного докладывает вполголоса — несколько бойцов отдыхают после наряда.

Проходя между двухъярусными кроватями, Меркульев осторожно, чтобы не разбудить, поправил одеяло у разметавшегося во сне бойца. Кухня — она же и столовая на три стола. В печке весело потрескивают дрова. Повар, пухлощекий парень в белой куртке и в таком же белом колпаке, что-то мешает в большой, ведерной, кастрюле. Докладывает, не выпуская шумовку из рук:

— На первое — суп из перловки, на второе — перловая каша. Всё постное. Как на Великий пост.

— Завтра прилетит вертолет. Готовься морально и психологически.

— Всегда готов! — повар шутливо вскинул руку в пионерском приветствии. — Пробу снимать будете?

— Надеюсь, что съедобное. Надо старшину предупредить, чтоб каптерку готовил.

Соседний домик внутри разгорожен на четыре клетушки. В одной — каптерка для продуктов, в другой — для вещевого имущества, в третьей — для боеприпасов. В четвертом отсеке заряжают аккумуляторы для раций и следовых фонарей. Старшину — крепкого двадцатипятилетнего парня — Меркульев застал за занятием, которое никак не вязалось с его кряжистой, мускулистой фигурой: прапорщик обметал мягкой щеткой пустые полки, всем своим видом выражая крайнюю степень недовольства.

— Завтра вертолет, — поспешил успокоить его Меркульев.

— И хорошо, и плохо, — вздохнул прапорщик. — Снова все порушат. Садиться-то ему некуда. Неужто дорогу нельзя восстановить?

— Можно, все можно. Но, похоже, кроме нас, пограничников, она никому не нужна.

— Бензина не сбросят? Мне хотя бы бочку.

— Не рискнут. Не над ровным полем лететь. В горах турбулентность непредсказуема. Неровен час, швырнет на скалы. А бензин есть бензин.

— Дорога позарез нужна.

— Не тебе одному. Только в отряде ни денег, ни техники нужной нет. Не стоит, потому, воду в ступе толочь.

Выйдя от старшины, Меркульев направился в командирскую саклю. Оля, заслышав в сенях знакомые шаги, отворила дверь, обняла мужа. Прижалась к нему и, в который раз, принялась уговаривать:

— Пусти в село. Тошнит от перловки.

— Может, от иного чего? А, Оля?

Сделав вид, что она не поняла вопроса, жена продолжала свое:

— Пойми, там же женщины живут. Люди живут, к нам с добром они. Поймут. Помогут.

— Аульные-то поймут. Но аул — проходной двор для боевиков. Те в Панкисское ущелье и обратно свободно ходят. Жена офицера заставы для них — лакомый кусочек. Так что не проси. К тому же, завтра прилетает вертолет.

— Ура! — расцеловала мужа Оля и закружилась на пятачке между солдатской кроватью и маленьким самодельным столиком, втиснутым в промежуток между печкой и кроватью. Да так пылко, что заволновалась занавеска, за которой на гвоздях висели ее платья, камуфляжная куртка старшего лейтенанта и его выходной китель с брюками. Пров заулыбался, любуясь женой: распущенные до плеч пышные темнорусые волосы и простой домашний халатик еще больше подчеркивали ее юную, очаровательную стать. Внезапно Ольга спохватилась:

— Ой, побегу Зинаиду Карловну обрадую.

…Миновала очередная пограничная ночь. Наступил рассвет. Один за другим возвращались пограничные наряды. Но спать никто не ложился. Почистив автоматы, собрались в курилке. Молчали, думая о своем.

— Душа песни просит. Гитару бы сейчас. Да только две струны у нее остались.

Кто-то сострил:

— Один палка, два струна…

Солдаты заулыбались. В дверях сакли появился дежурный, сообщил, что вертолет на подлете.

— Улита едет, когда-то будет.

Но шум донесся почти сразу же. Он быстро приближался, и вот уже вертолет завис над плацем. Отворился люк, и вниз полетели ящики и мешки с крупой и мукой. Ящики падали с громким треском, несколько мешков при приземлении лопнули. Солдаты смотрели на это и качали головами. Вертолет, сбросив все, исчез так же внезапно, как и появился.

Старшина берет бразды правления в свои руки:

— Что притихли, аники-воины? Навались! Только аккуратненько. Все, что рассыпалось, собирать горстями, если понадобится — по зернышку.

Пришли на подмогу женщины: Оля и жена начальника заставы. Сами командиры тоже здесь, трудятся наравне со всеми. Но через некоторое время Джабиев жестом подозвал своего заместителя:

— Пошли. Без нас здесь обойдутся. Пора наряд на фланг готовить.

Поручив следить за разборкой продуктов ефрейтору Абдуллаеву, следом за ними отправился и старшина. Наряду, идущему на фланг, надо было, как обещал, выдать двойной сухпаек и дополнительный боезапас.

Справка

Правый фланг участка заставы был определен до дороги, пересекающей в районе перевала границу между Грузией и Россией. Дальше шел уже неохраняемый участок протяженностью километров семьдесят. Именно эту дорогу использовали боевики для перехода из Панкисского ущелья на территорию Чечни и обратно. По ней доставлялись оружие, боеприпасы и взрывчатка для совершения терактов. Об этом знали все, от рядового пограничника до представителей высших эшелонов власти, и все мирились с подобным положением. Даже блок-поста здесь не было. Пограничные наряды, высылаемые через сутки на фланг, по собственной инициативе перегораживали дорогу валунами, но боевики очищали ее каждый раз, когда им нужно было проехать в ту или другую сторону.

Абдуллаев, наблюдая, как молодой солдатик-первогодок вяло собирает рассыпанный рис в мешок, не выдержал:

— Марш спать. Салаги, все в постель.

— Что, по праву деда командуешь? — попытался возразить один из молодых.

— Думай, как хочешь, но выполняй.

Разморенные усталостью и монотонной работой, солдаты нехотя побрели к казарме. У дверей столкнулись со старшим лейтенантом.

— Что так невесело передвигаетесь?

— Деды спать прогнали.

— Ну и молодцы, правильно сделали.

Проводив взглядом молодых пограничников, Меркульев подошел к построенному наряду. Привычно проверил снаряжение, а перед тем, как отдал приказ заступить на охрану Государственной границы, предупредил:

— К дороге осторожно выходите, не наткнитесь на засаду.

Вскоре наряд из трех пограничников покинул заставу и по едва заметной тропе углубился в лес. Старший наряда, младший сержант Горюнов, впереди, метрах в пятидесяти, выставил дозорного, а сам передвигался в паре с радистом, у которого за спиной, кроме вещмешка, была еще и рация с торчавшей антенной.

3

На грузинской стороне — просторная кошара. Загон для овец обнесен частоколом — от волков. Но ни овец, ни пастухов здесь давно не было — загон сухой. Место это давно облюбовали боевики.

На этот раз здесь расположился целый отряд моджахедов — человек двадцать. Ведут себя по-хозяйски: почти никакой предосторожности, лишь один, положив автомат на колени, наблюдает за дорогой через щель в частоколе. Двое других, ловко орудуя ножами, освежевали баранов и закинули шкуры на забор, для просушки. Приближалось время обеда. В кошаре тихо, лишь потрескивают дрова в очаге да изредка кто-нибудь перекинется парой фраз.

— Долго что-то нет зеленых фуражек.

— Появятся, никуда не денутся. У них все по графику. А мы подождем, когда они уйдут, и возьмем дорогу под свою охрану. До тех пор, пока Хасан не пройдет.

— Говорят, он послан самим Аллахом строить рай на земле?

— Действительно так! Неплохо нам будет при нем, сразу вон по сколько долларов отсчитал! И еще выдаст, если мы оправдаем его надежды.

— Мясо готово, — прервал беседу кашевар. Примемся по воле Аллаха за трапезу.

Едва принялись за обед, как в кошару вошел наблюдатель.

— Пограничники пришли.

— Хорошо. Садись. Сейчас они свои баночки будут вылизывать и посидят полчаса для порядка.

И в самом деле, пограничный наряд вышел на дорогу. Больше всего младшего сержанта Горюнова удивило то, что валуны не были сдвинуты. Пожал в недоумении плечами:

— Странно, обычно они их сдвигают. Да и следов нет никаких. Ни пеших, ни конных. Очень странно.

— Смотри, Миша, дым, — кивнул в сторону кошары связист.

— Еще не легче. Сейчас отары пасутся выше в горах. Здесь давно никого не было. Постой-постой, свежие шкуры на частоколе. Ого!

— Доложить на заставу?

— Погоди. Перекусим, как обычно, посидим, покумекаем.

Пограничники расположились на валунах, вскрыли сухие пайки, достали из вещмешков пресные лепешки.

— Молодец наш «кок», все же успел испечь!

За едой незаметно наблюдали за кошарой. Там было все тихо, никакого движения. Дымок над крышей постепенно редел. Едят пограничники, наблюдая в то же время за кошарой. Тихо все. Никакого движения. Дымок редеет.

— Вон, мелькнуло! — взволнованно доложил младший наряда. — Вон там.

— Не маши руками. Спокойно.

Сквозь просветы частокола угадывалось движение. Похоже, что боевики к чему-то готовились.

Младший сержант изложил свой план:

— Ведем себя как обычно. Покурим, уберем банки в вещмешки и — вроде бы домой.

— Как это?

— А вот так. Не перебивай старшего. Уходим за скалу, докладываем на заставу и ужами ползем обратно. А сейчас присмотрите себе укрытия, чтобы потом не суетиться. Я вот за этими камнями пристроюсь.

Место, которое облюбовал младший сержант, было отменное. Как будто кто-то специально уложил валуны таким образом, что между ними образовалась довольно удобная для стрельбы и обзора амбразура.

— Я рацию оставлю за скалой, сам же левее тебя буду. Метрах в десяти, вот здесь. Не так удобно, но вполне сносно.

— А мне где расположиться?

— Ты будешь на той стороне дороги, вон за теми камнями. Не высовывайся только. Если до столкновения дойдет, не геройствуй. Из укрытия стреляй. Только из укрытия. И — прицельно. Ясно?

— Так точно.

Пограничники не спеша двинулись по тропе в обратную сторону. И сразу же, как скрылись из вида, связались по рации с заставой. Капитан Джабиев решение старшего наряда одобрил.

Тем временем наблюдатель боевиков докладывал главарю отряда:

— Ушли гяуры. Вылизали баночки и ушли.

— Подождем час и пойдем.

Моджахеды и представить не могли, что их ждет на пути к перевалу. Приняв доклад наряда и оценив обстановку, офицеры заставы обсудили план действий. Меркульев настаивал на том, чтобы послать к дороге все имеющиеся силы:

— Уже две недели за нашими нарядами ведется наблюдение. Скрытное. Теперь же боевики действуют внаглую. Не нравится мне все это. Разреши мне возглавить усиленный наряд. Вот я прикинул: могу взять до десяти человек.

— Ишь ты, десять! А если там всего лишь отвлекающие действия? С пустыми руками меня оставляешь? Бери пять человек. Не больше. Ты — шестой.

Сделав пометки в списке личного состава, старший лейтенант протянул листок начальнику заставы. Тот, бегло глянув, утвердительно кивнул. Меркульев поспешил к дежурному:

— Вот здесь отмечено, кто пойдет со мной. Быстро поднимай. Магазины и гранаты — под завязку. Через пятнадцать минут выход.

— Разрешите предложить, товарищ старший лейтенант? — остановил собравшегося было уходить командира дежурный, сержант Равиль Османов.

— Только коротко и по делу.

— Вот тут, в списке, двое по первому году. Слабоваты они, если вдруг бой. Неважно еще стреляют. Вместо одного меня возьмите, вместо второго — моего земляка ефрейтора Абдуллаева.

— А дежурным кто за тебя?

— Любого из молодых. Под присмотром старшины справятся.

— Ладно, действуй.

Усиленный наряд подготовился быстро и уже минут через пять вышел на тропу, ведущую к дороге на перевал. Впереди, на расстоянии видимости, передовой дозор из двух пограничников. Идут быстро. Только перед особенно загущенными участками сбавляют шаг. Иногда останавливаются, держа автоматы наизготовку, внимательно всматриваются в чащу, прислушиваются. Условным взмахом руки показывают, что путь свободен. За дозорными — ядро. У старшего лейтенанта, кроме пистолета, еще и ручной пулемет. Еще один ручной пулемет у сержанта Османова. Их вещевые мешки выглядят особенно внушительными.

Внезапно донеслись автоматные очереди. На несколько секунд стрельба прекратилась, а затем пошла беспорядочная трескотня. Дозорные перешли на бег. Чем ближе к дороге, тем громче перестрелка. Дозорные ускоряют бег, но, обернувшись в очередной раз, чтобы дать отмашку, видят, как старший лейтенант поднял руку, приказывая остановиться.

— Да что это он?! — возмутился один из дозорных. — Спешить же надо.

Подойдя к дозорным, старший лейтенант меняет порядок следования.

— Здесь лететь сломя голову нельзя. Двигаемся дальше по одному, не теряя друг друга из виду. За сто метров от дороги — остановка и сбор. Ясно?

— Не совсем, товарищ старший лейтенант, — возразил один из дозорных. — Ребятам жарко там.

— Если мы попадем в засаду, им еще жарче придется. Думать надо, а не на пули дуром лезть. Действовать с умом, без суеты и спешки.

Стрельба стихла так же неожиданно, как и возникла.

— Похоже, отбились, — предположил сержант Османов. — Слава Аллаху!

Остановились, как и велел старший лейтенант, в сотне метров от дороги. Тишина.

— Пошлите меня разведать, — предложил Абдуллаев. — Я ящерицей проползу.

На кого уж меньше всего походил ефрейтор, так это на ящерицу. Богатырского телосложения, на голову выше других пограничников. Но боец опытный.

— Давай, Абдуллаев.

Через несколько минут к ернику, где укрылась группа, подбежал младший сержант Горюнов. Разгоряченный после боя и запыхавшийся, он с трудом переводил дыхание. Жадно приник к протянутой кем-то фляге с водой и, немного утолив жажду, доложил:

— Двадцать боевиков пошли на перевал. Они нас не видели, поэтому не таились, кучно шли. Мы подпустили их метров на сто и — огонь. Они — в ответ. И ползком на нас. Еле отбились. Те укрылись в кошаре, но несколько трупов оставили.

— Молодцы! На заставу доложили?

— Доложили.

— Что ответили?

— Идет, мол, подмога. Еще капитан сказал, что доложит в отряд и попросит помощь. Нам приказано держаться.

— Что ж, будем держаться. Устроим оборону так: сержант Османов — правее дороги, как можно выше на скалы. Не раскрываться. Огонь только после того, как начну я.

— Есть!

— Я, с пулеметом, слева от дороги. Тоже повыше заберусь. Радист — позади меня, в укрытии. Остальные перекрывают дорогу за валунами. Мой заместитель — младший сержант Горюнов.

По-пластунски выдвинулись на намеченные места. Достали из вещевых мешков запасные магазины, разложили их так, чтобы и не мешали, и под рукой были. Ввинтили в гранаты запалы. Никто не выказывал волнения, всё делали спокойно и буднично.

В это же время к передовому отряду боевиков подошли основные силы и остановились в паре сотен метров от кошары, на лесной поляне. Навстречу Хасану поспешил связной главаря передового отряда, чтобы доложить обстановку.

— Гяуры в зеленых фуражках встретили нас огнем. Мы не видели, как они вернулись. Наверное, человек пять.

— Почему не уничтожили?!

— Не посмели действовать, не узнав вашей, почтеннейший, воли.

Хасан довольно долго думал, затем твердым голосом объявил свое решение:

— Они решили умереть с шумом — пусть умрут. К вам присоединятся еще две сотни.

Лесной стан зашевелился. Сотни образовали что-то вроде строя. Хасан подошел к ним и торжественно возгласил:

— По слову Аллаха, повелеваю порезать как баранов тех, кто останется живым после захвата перевала. После чего останетесь на перевале, пока мы все не пройдем через него. Велик Аллах!

— Велик Аллах, — дружно прокричали в ответ моджахеды.

Боевики ушли, а к Хасану подошел Турок. По повелительному жесту хозяина телохранители удалились.

— Я должен пройти без проблем, — сказал Турок.

— Не сомневайся, так и будет. Я же хочу громко заявить миру, что Чечня не поставлена на колени. Зеленые фуражки захотели боя, они его получат. Они получат такой бой, о котором узнает весь мир.

— Но те, кого я отобрал для себя, нужны для других целей.

— Я помню об этом. Они пойдут другой дорогой. Мне известны многие тропы через перевал. Я здесь в свое время охотился.

— А по Змеиному ущелью не лучше ли?

— Оно перекрыто большим отрядом. Среди нас есть предатель. Я специально объявил, что мы пойдем Змеиным. Предатель известил гяуров.

— Нам обязательно нужно узнать, кто он!

— Когда ступим на землю моей родины, приложу все силы, чтобы сделать это. А теперь — в бой.

Через четверть часа боевики начали наступление. Перед тем, как выдвинуться, из минометов обстреляли участок дороги, где приготовились к бою пограничники. Один осколок угодил в плечо младшего сержанта Горюнова. На счастье, рана оказалось не слишком серьезной и можно было терпеть без перевязки, ибо сделать ее теперь было невозможно: боевики, открыв массированный огонь из ручных гранатометов, пошли в атаку. Зацокали о камни осколки и пули. Моджахеды боеприпасов не жалели, не видя целей, палили по площадям. Пограничники не отвечали, только плотнее прижимались к камням. Получил ранение еще один солдат, но и он не покинул своего укрытия.

Боевики ускорили шаг, расстояние между ними и пограничниками стремительно сокращалось. И лишь когда из укрытий уже можно было различать их смуглые, наполненные злобной решимостью лица, старший лейтенант дал первую очередь. Справа сразу же откликнулись автоматы пограничников. Боевики поплюхались на каменистую землю, но не остановились — не прекращая огня, стали продвигаться вперед ползком. Все ближе и ближе, укрываясь от пуль за многочисленными валунами и скалистыми выступами. Еще немного, и пограничникам пришлось бы пускать в ход гранаты. Но все же не выдержали нервы у атакующих, отрезвил их пулеметный огонь, который вели с флангов Меркульев и Османов. Боевики, находящиеся в передних линиях, начали отползать назад. Отброшены были и те, кто пытался оседлать скалы, на которых засели пулеметчики. Оставив на поле боя десятка два трупов, моджахеды отступили за кошару. Следом за ними отползали раненые.

— По раненым не стрелять, — отдав команду, Меркульев спустился к связисту. — Товарищ старший лейтенант, разрешите и мне в бой!

— Не разрешаю. Твое дело — связь. Вызывай заставу.

Дождавшись ответа заставы, доложил:

— Едва отбились. Думаю, боевики не все силы задействовали. Им, похоже, во что бы то ни стало нужен перевал. Дорога нужна. Будем держать оборону, но нужна помощь… Ясно. Конец связи.

Вернув микрофон связисту, поделился информацией:

— Вертолет из отряда вылетел. Десять бойцов и боеприпасы. Мало, конечно, но больше борт не берет. Хорошо, если догадались станковый захватить.

Едва он проговорил эти слова, как заметил, что к ним торопливо пробирается младший сержант Горюнов. Весть, которую он принес, была невеселой. К боевикам подошли свежие силы. По прикидкам Горюнова, новый отряд насчитывал человек двести. Положение пограничников становилось угрожающим.

Пришлось снова вызывать заставу. Связавшись с Джабиевым, Меркульев попросил обратиться за помощью к армейскому полку, который стоял в тылу заставы, в нескольких десятках километров от нее. На дальнейшие разговоры времени больше не было — боевики двинулись в новую атаку и пришлось срочно возвращаться к пулемету.

Вскарабкавшись на свою позицию, старший лейтенант сразу же обратил внимание, что противник изменил тактику: моджахеды разделились на три части. По центру они теперь наступали перебежками, прикрывая друг друга длинными очередями. Несколько стаек пуль прожужжали и над головой Меркульева. Те же, кто находился на флангах, а было их по сотне справа и слева, стали карабкаться на склоны, пытаясь овладеть господствующими высотами.

— Известен нам такой маневр, да только хрен он у вас получится, — вслух произнес Меркульев, выжидая, пока цели приблизятся.

Первым заработал автомат младшего сержанта Горюнова. Остальные пограничники тоже открыли прицельный огонь, стараясь стрелять короткими очередями. Но пулеметы пока молчали — сержант Османов, расположившийся справа от дороги, тоже не торопился.

Меркульев нажал на спусковой крючок только в тот момент, когда сотня, наступавшая на его высоту, резко поднялась и рванулась вперед, чтобы зацепиться за каменистые выступы. Боевики залегли, даже не пытаясь продвигаться дальше. Со стороны Османова также донеслись пулеметные очереди. Но там боевики оказались более упорными и продолжали ползти вперед, не обращая внимания на потери.

Наиболее тяжелое положение складывалось в центре обороны. Сначала умолк один автомат пограничников, вскоре еще один. Почувствовав, что силы у пограничников на исходе, боевики вновь перешли на перебежки. Старший лейтенант быстро развернул пулемет и выпустил несколько очередей во фланг атакующим, заставив их прижаться к земле. Но этим моментом воспользовалась сотня, которая залегла было прямо перед ним. Моджахеды поднялись и вновь устремились на склоны.

Меняя магазин, Меркульев сквозь беспрерывную трескотню выстрелов уловил, наконец, долгожданный шум вертолета. Он подлетел почти к самому перевалу и приземлился прямо на дорогу. Десант высадился в считанные секунды. Не мешкая, бойцы, среди которых был и расчет станкового пулемета, устремились к перевалу. Подмога пришла вовремя. Град пуль, неожиданно обрушившийся на боевиков, привел их в замешательство. Дрогнули, попятились. Но тут же на позиции пограничников посыпались мины.

Летчики сами выгрузили боеприпасы, ящик с хлебом, термоса с кашей и чаем. Затем один из них осторожно пробрался поближе к перевалу и, выждав паузу между разрывами мин, громко крикнул:

— Раненые есть?

— Есть.

— Давай в вертолет.

— Желающих нет, — за всех ответил Горюнов.

— Понял. Удачи вам, хлопцы!

Было видно, что в первую очередь минометчики боевиков пытались накрыть точки, откуда пограничники вели пулеметный огонь. Осколки зацепили старшего лейтенанта, причем угодили они сразу в обе ноги. Но Меркульев продолжал стрелять.

Связист, увидев, что командир ранен, полез наверх.

— Потерпите, Пров Дмитриевич, я перевяжу.

Штык-ножом вспорол штанины, вскрыл индивидуальные пакеты и перебинтовал обе ноги.

— Спасибо, — не отрываясь от пулемета, поблагодарил связиста Меркульев.

Под заслоном минометного огня боевики снова отошли к кошаре. Воспользовавшись затишьем, пограничники перевязали раненых. Снесли вниз двоих убитых. Положили на траву, постояли, сняв фуражки.

Старший лейтенант ползком, орудуя одними локтями, спустился к рации. Связавшись с заставой, выслушал последние вести:

— В Змеином, — передавал капитан Джабиев, — отряд «грушников». Ребята крутые, но связи с ними нет. Сейчас наш отряд через Москву пытается с ними связаться. С армейским полком связь есть, но полк не может нам помочь без приказа своего командования. Командир полка на свой страх и риск пообещал помочь ракетами, но только в крайнем случае. Придется самим держаться. Продержаться нужно до темноты. Из отряда кружным путем вышли машины, думаю, часа через три будут.

Услышав фразу: «Конец связи», — связист вопросительно взглянул на старшего лейтенанта:

— Ну, что там?

— Надо день простоять, да ночь продержаться. Помоги мне к пулемету перебраться, а сам поближе ко мне устройся. Чтобы с голоса работать. По моей команде передашь на заставу, чтобы армейцы нам помогли ракетами.

В стане боевиков, которые не ожидали такого поворота событий, возникло явное замешательство. Выслушав очередные упреки Турка, Хасан был вынужден отрядить против пограничников свой последний резерв. На инструктаж командиров в сопровождении охраны — двух приставленных к нему боевиков — пришел иностранный телеоператор.

Хасан был краток:

— Вечерний намаз я должен совершить на земле моих предков. Такова воля Аллаха, которую он передает вам моими устами. Устами амира.

То, что из леса к кошаре подтянулся новый отряд, пограничники заметили сразу же.

— Ну что, братцы? Последний парад?

— Ты помирать что ль собрался? Для этого большого ума не требуется. Помнишь, что говорил старший лейтенант? Нужно уметь победить и выжить.

— Кто бы спорил! Будем живы… если повезет.

В разговор вмешался Горюнов:

— Солнце уже садится. Значит, часа два надо продержаться. Устоим!

На этот раз боевики пошли в атаку в полный рост. Шли не спеша, ровным шагом. Видно, рассчитывали устрашить пограничников своим количеством. Телеоператор, прикрываемый охраняющими его боевиками, время от времени останавливался, чтобы снять на камеру происходящее.

Но метров за полтораста боевики залегли и, открыв огонь, начали перебежки. Продвигались с таким упорством, словно не замечали встречного огня. Когда в дело пошли гранаты, старший лейтенант отдал команду связисту:

— Вызывай огонь по перевалу. — И сразу же приказал остальным пограничникам отходить вниз. Сам же остался у пулемета.

Не оставил свою позицию и сержант Османов — сделал вид, что не расслышал приказа.

Через несколько минут боевики ворвались на перевал. Под градом их пуль сначала умолк пулемет Османова, а затем — и Меркульева. Закрепившись на перевале, моджахеды начали обстреливать лес, в котором укрылись пограничники. Остальные торопливо уносили убитых и раненых. Как оказалось, настигла пуля и телеоператора. Двое боевиков, тащивших его к кошаре, не забыли прихватить с собой и видеокамеру.

Но перегруппироваться для преследования отступивших пограничников боевики не успели. Раздался один взрыв, потом второй, третий… Всех словно ветром сдуло с перевала.

После того как связист передал на заставу команду «Отбой», пограничники, способные держать оружие — у всех были ранения, — стали возвращаться на прежние позиции. В укрытии оставили только тяжело раненных. Связист поднялся к старшему лейтенанту. Оттащил чуть в сторону пулемет и выпустил вдогонку убегающим боевикам длинную очередь. Продолжал стрелять, пока не закончились патроны в коробке. Только после этого припал к груди командира. Дышит! Приподнявшись, радостно махнул рукой своим товарищам:

— Жив наш батя!

Те, у кого еще оставались силы, начали подниматься по скалам, чтобы отнести командира в безопасное место. Следом за ним принесли Османова. Сержант, как и Меркульев, дышал, но тоже был без сознания. Затем отправились за убитыми: еще трое ребят погибли в бою за перевал. И, лишь исполнив свой скорбный солдатский долг, в изнеможении повалились на каменистую почву. Только связист поднялся на перевал и лег за валуном наблюдать за лагерем боевиков.

Немного погодя к связисту с трудом приковылял Горюнов — младший сержант был ранен в руку и плечо.

— Давай к рации. Доложи обстановку и сиди там, не высовываясь. Твое дело — связь. Понял?

— Но ты же, Миша, истечешь здесь кровью!

— Не перечь, дуй к рации.

Спустившись вниз, связист стал вызывать заставу. И в это же время к перевалу подъехали машины мотоманевренной группы, направленной из отряда. Более сотни пограничников, а вместе с ними — врач и медицинская сестра. Оказав первую помощь раненым, доктор распорядился:

— Всех в машину. В отряд. Медсестра остается здесь. Я — с ранеными.

Первыми в машине разместили старшего лейтенанта и сержанта. Младший сержант Горюнов попытался остаться, но командир прибывшего отряда был неумолим:

— Сказано: всем в машину. Остается один радист — для связи с заставой.

Прибывшие пограничники занимали оборону уже в полной темноте.

Убедившись, что перевал перекрыт надежно, командир предупредил:

— Не терять бдительности! Возможна ночная атака.

Несколько человек, сменяя друг друга, всю ночь провели в дозоре. Но всё вокруг было спокойно. А перед самым рассветом к перевалу вышел отряд спецназа ГРУ.

И почти сразу же боевики пошли в атаку. Их было на удивление мало, пожалуй, менее сотни. Общими усилиями пограничники и «грушники» отразили нападение, уничтожив почти всех атакующих.

Как только скоротечный бой стих, несколько пограничников стали донимать связиста язвительными вопросами:

— Ну, и где же ваши пятьсот боевиков?

— Не зря говорят, у страха глаза велики.

Неуместные разговоры прервал подошедший командир мангруппы. Оказалось, что пограничники понесли тяжелые потери: пятеро убитых, несколько раненых, причем двое из них были в тяжелом состоянии.

— Выходит, неумело дрались, — угрюмо заключил командир грушников. — Мы же по вашей милости оставили Змеиное ущелье, где, по нашим сведениям, готовится прорыв.

— Не иначе деза.

— Да нет, источники серьезные.

— Но ведь пошли боевики здесь.

— А где же тогда они?

— Видно, встретив сопротивление, двинулись тропами. Объявятся.

— Это уж точно. Вот только где?

Вопрос завис в воздухе.

К утру машина с ранеными и убитыми прибыла в отряд. Там их ожидал вертолет, на котором прилетел руководитель регионального пограничного управления Герой Советского Союза генерал-майор Протасов. Высокого звания Алексей Михайлович был удостоен за героизм, проявленный во время боевых действий в Афганистане. Он стоял у вертолета, чтобы лично поблагодарить пограничников за мужество, склонить голову перед теми, кто отдал свои жизни при исполнении воинского долга.

Когда двое бойцов поднесли к вертолету лежащего на носилках старшего лейтенанта Меркульева, генерал жестом попросил их остановиться. Низко наклонился, вглядываясь в казавшееся безжизненным, бледное лицо Прова, и что-то прошептал. За шумом винта никто не расслышал слов генерала, который в эту минуту просил своего боевого друга держаться за жизнь, не уходить, вернуться в строй…

Судьба свела Протасова и Меркульева в Афганистане.

4

Горы. Кругом горы. Они давили на психику своим величием, настораживали безмолвием. В их морщинах, меж редких пучков выгоревшей травы, напоминавшей космы седовласого старца, гнездились птицы. Горы стояли как бессмертные часовые на боевом посту, всем своим видом выражая непокорность.

По узкой горной тропке двигалась группа пограничников-разведчиков в камуфлированной форме. Они шли, рассредоточившись, принимая все меры предосторожности: вперед был выслан дозор во главе со старшиной Меркульевым, каждый внимательно наблюдал за местностью, определяя для себя, откуда может грозить опасность. Шли устало, смахивая с лица соленые струйки пота, которые стекали из-под пятнистых панам и заливали глаза.

— Достал меня этот солнцепек, — вяло возмутился пограничник из группы Меркульева.

— Теперь ты понял, для чего старшина велел по две фляжки взять? А ты еще возмущался, — с упреком напомнил идущий рядом боец.

— Понял. Без чая скисли бы давно.

С этими словами солдат снял с ремня фляжку и сделал несколько глотков.

— Интересно, куда делись вертушки, что поднялись в воздух следом за нами?

— Кто их знает.

— А поднимались они, похоже, порожняком.

— Может, для имитации нашей высадки в другом районе?

— Вполне…

Солдат осекся: старшина Меркульев, подняв руку, остановился.

Пограничники быстро приблизились к командиру и остановились, увидев растяжку, — тонкая, как струна гитары, проволока пересекала тропу, а к ней была прикреплена замаскированная пучком сухой травы граната Ф-1.

— Вовремя ты ее заметил, — похвалил Меркульев передового дозорного.

— Мне и разруливать. Разрешите?

— Давай. Только аккуратно!

Пока пограничник «колдовал» над растяжкой, Меркульев связался с командиром основной группы.

— Первый, первый. Наткнулись на растяжку.

— Будьте внимательны! Впереди могут быть новые сюрпризы.

Обезвредив гранату, пограничники разведдозора продолжили подъем. Но вскоре старшина вновь поднял руку: впереди — вход в пещеру. К ней нужно подобраться по возможности незаметно.

Приблизились, выбирая скрытые проходы меж камнями. Тихо. Похоже, пустая, как и предполагалось. Собрались входить, чтобы осмотреть ее изнутри, но Меркульев заподозрил неладное.

— Стоп, ребята. Камешки у входа странно лежат, словно кто-то строил из них пирамидку.

— Разрешите мне? — попросил тот же солдат, который разминировал растяжку. Не ожидая ответа, присел у пирамидки и аккуратно, по камешку, стал ее разбирать.

— Мина, товарищ старшина.

Дозор отошел за валуны, и пограничник-минер остался один на один с душманским сюрпризом. Вскоре он оголил мину и осторожно вывинтил взрыватель. Доложил с облегченным вздохом:

— Готово!

Еще раз осмотрев подходы к пещере, пограничники, держа автоматы наизготовку, вошли в нее. Луч фонаря выхватил из темноты ржавые консервные банки, куски окровавленных бинтов, гильзы от автоматных патронов, потрепанный ватник, старые кирзовые ботинки.

— Лежбище у них здесь было, — заключил Меркульев. — Человек пятьдесят вполне могли здесь разместиться. Осмотреть все углы.

Когда пещера была основательно обследована, Меркульев доложил об этом по рации и получил приказ двигаться дальше.

К другому логову моджахедов пограничники вышли, преодолев очередной крутой подъем. Так же скрытно подобрались к входу.

— А вот тут «дохлятиной» разит. Хоть нос затыкай. Не моются вороги. Небось, ночевали недавно.

Картина, которая предстала перед вошедшими в пещеру пограничниками, подтвердила это предположение. Вокруг — ящики с патронами и гранатами к РПГ-7, мины к 82-мм миномету и даже реактивные снаряды к «Граду». Тут же — дизель-генератор для автономного электрообеспечения.

Это было то, ради чего группа вышла в рейд.

Вернувшись к выходу, Меркульев доложил по рации командиру:

— Первый, объект найден.

Через некоторое время к пещере приблизилась основная группа во главе с майором Протасовым. Протасов отозвал Меркульева в сторону.

— Ты уверен, что это та пещера? — спросил майор, доставая из полевой сумки планшет.

— Совершенно уверен. Разведчики не раз засекали здесь моджахедов. Во-о-он оттуда, — Меркульев показал на скалистую гряду, где размещался скрытый пост наблюдения пограничников.

— Действуем так, — принял решение Протасов. — Саперам расставить растяжки у подножия горы. Снайперов — на вершину. Остальные — в засаду. Станем ждать. Радиостанцией не пользоваться.

Пограничники сноровисто установили в указанных командиром местах растяжки, снайперы замаскировались в укромных местах скалистой гряды. Большая часть спецотряда во главе с Протасовым схоронилась в пещере, Меркульев же со своими ребятами перекрыл путь подхода к пещере.

Потянулись минуты ожидания. Солдаты достали сухпайки — пора ужинать. А сумерки тем временем начали сгущаться.

— Знобит, — поежившись, застегнул камуфляж один из солдат.

— То ли еще будет. Ночи в горах холодные, а костерок разжечь нельзя — мигом себя обнаружим.

— А покурить в кулак?

— Еще чего! Тебе разве жизнь надоела?

— Так я — не взатяжку, — отшутился солдат.

Разговор прервал шорох, донесшийся справа, где укрылся старшина Меркульев: прибыл связной от Протасова.

— Товарищ старшина, на дальних подступах к пещере наши задержали двоих. Русские. Майор Протасов их допросил. Бывшие строители. Приехали год назад восстанавливать разрушенные постройки, а моджахеды их похитили. Теперь батрачат на местного авторитета, еще и берлогу с боеприпасами стерегут.

— А что за авторитет?

— Из полевых командиров. Выслал рабов проверить, все ли в порядке, и дать условленный сигнал. Завтра «духи» должны прийти за боеприпасами. Их в отряде более сорока человек.

— А не хитрость ли здесь какая?

— Майор несколько раз переспрашивал. Поверил. Решил рискнуть, дать им возможность просигналить, что все в порядке. Вам приказано ждать дорогих гостей так, чтобы ни в коем случае не обнаружить себя.

И в самом деле, на рассвете показался отряд моджахедов. Шли «духи» с остановками, маскируясь и внимательно всматриваясь в окрестности. Пограничные засады на дальних подступах пропустили моджахедов, не выдав своего присутствия. «Духи» продолжали путь, пока не увидели машущих руками «сторожей». После этого командир их передовой группы, достав радиостанцию «Моторола», доложил, что все в порядке. Дальше основная часть моджахедов следовала без опаски и быстро настигла поджидавших их дозорных. Соединившись, душманы уверенно двинулись к пещере. Пограничники, подпустив их на верный выстрел, дружно открыли огонь. Не ожидавшие такого поворота событий «духи» бросились врассыпную. Несколько человек напоролись на растяжки. Прогремели взрывы.

Хотя автоматные и пулеметные очереди буквально косили моджахедов, часть из них смогла отойти и закрепиться. Расчет на то, что всех их удастся уничтожить в скоротечном бою, не оправдался: душманов оказалось не меньше сотни. Судя по тому, как они начали отстреливаться, можно было сделать вывод, что шли они не за боеприпасами, а для того, чтобы отлежаться в пещере, до очередной крупной вылазки. Скорее всего, отряд был сводным и объединял несколько вышедших из боев групп.

Бой затягивался. В дело вступили гранатометы и даже минометы. Поняв, что за ними численное превосходство, «духи» стали обходить группу Меркульева с флангов. Бойцы Протасова своим огнем всячески препятствовали этому маневру, но, к сожалению, не очень эффективно: им мешали скалы и валуны. У Меркульева появились первые раненые. Связавшись по радиостанции с «большой землей», Протасов запросил на подмогу авиацию. Сам же оставил у пещеры небольшую группу прикрытия и двоих задержанных, которые тоже вели огонь по наседающим боевикам, и поспешил на помощь Меркульеву, закрыв огнем подступы с тыла и флангов.

— Неверные, сдавайтесь! — кричали на русском языке наступавшие «духи».

— Держи карман шире!

Пограничники стреляли прицельно, и в какой-то момент стало казаться, что душманы выдыхаются, напирают не столь рьяно, как вначале. Когда накал боя немного ослаб, Меркульев, используя естественные укрытия, подполз к Протасову.

— Товарищ майор, боеприпасы на исходе.

— Продержимся. Вертушки, думаю, уже на подлете.

В этот момент Меркульев засек блик снайперского прицела и навалился на Протасова, придавив его своим телом к земле. В следующий миг рядом раздалась пулеметная очередь, и со скалы полетел вниз вражеский снайпер. И все же снайперская пуля задела Меркульева: по его спине расползалось красное пятно.

Душманы осмелели. Теперь они лезли напролом, натыкаясь на короткие очереди пограничников, — патроны приходилось экономить.

— Где же вертолеты?!

Вертушки уже давно были в воздухе. Летчики спешили. Надо было и успеть как можно скорее помочь попавшим в передрягу бойцам, и управиться засветло. День клонился к вечеру. Солнце спускалось за ломаную зубчатку гор, в долинах густели сумерки, но над горным массивом было еще светло, и с воздуха пока что отчетливо виднелись серые безжизненные склоны гор. Командир первого экипажа решительно направил свою машину в ущелье с отвесными скалами по обе стороны.

Наконец, пара Ми-8 вышла в заданный район. К тому времени сумерки еще плотнее заполнили впадины и расщелины.

— Скоро совсем стемнеет, — вздохнул командир ведущего вертолета, — работка осложнится.

Затем приказал радисту:

— Уточни у Протасова, где духи, с какой стороны удобней на них заходить.

На это ушли считанные минуты, после чего один из вертолетов, набрав высоту, сбросил над местом предстоящей посадки святящуюся бомбу. Пока она, повиснув на парашютике, освещала местность, вертолеты прижали душманов огнем бортового оружия и вынудили их поспешно отступить. Затем под прикрытием ведомого, оставшегося в воздухе, первая вертушка направилась к площадке, выбранной поблизости от обороняющихся пограничников.

Ведомый Ми-8, словно на учениях, сделал разворот и выпалил по отступавшим «духам» разящие стрелы ракет. Еще один разворот — еще залп. НУРСы ложились под ноги разбегавшимся душманам. Зачистку территории довершали укрывшиеся у входа в пещеру пограничники, которые меткими очередями добивали «духов», спешивших укрыться среди скал.

Тем временем другой вертолет принимал на борт пограничников. Первыми погрузили Меркульева и других раненых.

— Быстрее, быстрее, — командовал Протасов.

— Оружие давайте, сами — следом. Кто не в силах самостоятельно, руку мне. Быстро, — вторил ему вертолетчик.

Пограничники выполняли команды, как могли. Измотанные неравным боем, они находились на пределе сил. А к ним уже спускались бойцы, оборонявшие вход в пещеру. Рядом с ними бежали небритые, в грязной, обтрепанной одежде освобожденные пленники.

— Явный перегруз, командир, — предупредил борттехник, когда последний солдат забрался в вертолет.

— Они же не обедали, — попытался пошутить Протасов. — Дели их вес пополам. Прорвемся.

Увеличив обороты, вертолет с пограничниками начал набирать высоту.

— «Альбатрос», я «Беркут». Бойцы у нас на борту. Есть несколько раненых. Один — тяжело.

После доклада командир вызвал ведомого:

— Валера, у тебя ракеты остались?

— Есть еще.

— Давай я тебе подсвечу, пальни-ка по пещере. Говорят, там столько всего осталось. Съесть не удалось, так хоть надкусим.

Сделав разворот, первая вертушка осветила бортовым прожектором вход в пещеру и взмыла вверх. Вторая повторила маневр первой и выпустила по пещере оставшиеся в запасе снаряды. Внизу сверкнули всполохи взрывов, и по расщелине поползли клубы черного дыма.

…Пока раненых размещали в вертолете, генерал подозвал к себе доктора:

— Прошу вас, сделайте все, чтобы вернуть офицера в строй.

— Жить будет. Это я вам твердо обещаю. Сегодня его доставят в наш центральный госпиталь, а там врачи высокого класса. Ну, а насчет возвращения в строй… Тут многое будет зависить от него самого.

Оглушительно взвыл двигатель, и после короткой пробежки вертолет оторвался от земли. Дождавшись, пока он наберет высоту, генерал обернулся к стоявшему за его спиной начальнику отряда:

— Мне — машину и автомат. Со мной — твой заместитель и, на всякий случай, пара толковых пограничников. Маршрут такой: вначале в управление ФСБ, затем — в армейский полк. Сейчас же пошлите УАЗ с хорошей охраной за женой старшего лейтенанта Меркульева. Позвоните начальнику заставы, пусть ее проводят к перевалу. Тоже с надлежащей охраной.

— Есть! Машину для вас сюда вызвать или заедем в штаб?

— Поехали в штаб. Дорогой обсудим, как усилить этот участок границы.

— Отряд там разворачивать нужно. Полнокровный отряд.

— Это я и без тебя знаю. Вот только где столько денег взять, чтобы отряд развернуть? Буду докладывать в Москву. Так больше продолжаться не может. Пока же перебрось туда часть людей из комендатуры, с соседних застав.

Не заходя в штаб, генерал пересел в поданную ему машину и сразу же поехал в управление ФСБ. Его встретил дежурный и проводил в кабинет начальника, генерал-майора Лоськова Романа Ивановича. Они пожали друг другу руки, и хозяин кабинета пригласил Протасова к приставному столу. Сам сел напротив.

— Я был уверен, Алексей Михайлович, что вы посетите наше управление.

— Неужели у вас не было данных о готовящемся прорыве через границу?

Лоськов молча встал, открыл сейф и протянул собеседнику бланк с расшифрованным сообщением. Протасов пробежал по нему глазами:

— «На послезавтра намечен переход через перевал по Змеиному ущелью пятисот пятидесяти боевиков. Их поведет человек по имени Хасан, которого назначили горным амиром. Хасан прибыл после обучения в секретных центрах и имел тарную встречу с одним боевиком из арабов по прозвищу Турок. Абрек».

Подождав, пока Протасов прочитает агентурное донесение, Лоськов заговорил:

— Полученное сообщение я сразу же отправил в Центр. В Змеиное ущелье был выслан отряд ГРУ. Рассказываю я вам, Алексей Михайлович, об этом как афганец афганцу.

— Ну и порядки пошли! Одно дело делаем и друг другу головы морочим. Граница страдает, а мы без глаз и ушей. Как слепые котята, от которых мать отказалась.

— Вам ли, Алексей Михайлович, не знать, где собака зарыта.

— Понимаешь, Роман Иванович, — разволновавшись, Протасов перешел на «ты». — Не могу я спокойно смотреть, как люди гибнут. Граница с Грузией практически открыта. Временные погранпосты, которые мы там выставляем, дела не решают. Вон боевики как поперли — сотнями. Вооружены до зубов. На всех совещаниях я высказывал свои предложения. Да разве я один. В ответ одно и то же: подождите, сейчас нет денег для инженерного оборудования необустроенных границ по классической схеме. И никто не хочет посчитать, сколько этих денег утекает из страны через открытые границы.

— Согласен с тобой. Нужны кардинальные меры. Особенно здесь, на чеченском участке российско-грузинской границы. Буду по своей линии тоже докладывать руководству.

— Не хватает у меня людских ресурсов, чтобы надежно перекрыть этот участок, — более спокойным голосом продолжил Протасов. — Кругом горы. Наряд перекинуть с одного участка на другой — и то проблема. То завьюжит, то ливни, то камнепады. Нужно разворачивать в Аргунском ущелье отряд.

— Согласен, — поддержал Протасова Лоськов и добавил: — По моим данным этот вопрос уже вынашивается в инстанциях.

— Вынашивается! — хмыкнул генерал. — А боевики тем временем пополняют свои ряды, получают деньги, грузовиками перевозят оружие, боеприпасы и взрывчатку. Чечня — пороховая бочка. Она и соседним республикам не дает спокойно жить. И закрывать на это глаза — преступно.

Поговорив еще с четверть часа о делах насущных, генерал Протасов отправился в армейский полк. Путь этот считался весьма опасным. К узкой проселочной дороге вплотную подступал лес, который перемежался с высокотравными пастбищами. На открытых участках можно было немного отвлечься, но лишь только машина приближалась к очередной полосе «зеленки», все разговоры прекращались. Каждый старался держать автомат поудобнее и прикидывал, как лучше действовать, если случится засада.

Вот, наконец, въехали в небольшое селение, сразу же за которым — военный городок армейского полка. За высоким забором видны крыши домов. Пограничников здесь ждали. Лишь только подъехали, охрана сразу же отворила массивные ворота. Генерал и сопровождавший его офицер — заместитель начальника отряда — сразу же обратили внимание на ловко устроенную оборону городка: по всему периметру забора виднелись входы в дзоты.

— Здорово придумали, — одобрил генерал. — С внешней стороны амбразур совсем не видно. Замечательная маскировка. Перенять стоит.

Штаб полка размещался в массивном кирпичном здании. За ним — пеналы казарм, дальше — крытые ангары для техники, складские помещения. Перед каждой казармой — батальонный плац и по несколько спортивных городков, для каждой роты — свой. Кроме этого был и большой плац для построения всего полка. Поодаль от него, но не слишком близко к забору — несколько офицерских домов. Все построено из кирпича, основательно и с размахом. И в то же время городок выглядел очень уютно.

Командир полка ожидал генерала на крыльце штаба.

— Неплохо живете, — похвалил генерал после обмена приветствиями.

— Наследство наших предшественников. Теперь только поддерживаем в порядке.

— А перспективы какие? Останетесь здесь?

— Не знаю. Решается вопрос. А с меня, вполне возможно, снимут папаху.

— За ракеты по перевалу?

— За них. Если грузины поднимут шум, собрав осколки от ракет. Ракеты-то точно по перевалу пущены, но осколки могли и на ту сторону улететь.

— Может, не осмелятся шуметь. От них же шли боевики. А за огневую поддержку низкий тебе поклон. Иначе погибли бы все.

— Не стоит об этом. Я только свой солдатский долг выполнил.

— И все же…

— Да ладно. Будем считать, что этот вопрос исчерпан, а прежде чем обсудить другие, предлагаю отведать нашей солдатской каши.

С этими словами командир полка провел гостей в офицерскую столовую, расположенную в здании штаба. Чистота и уют. На столах — белоснежные скатерти, в фигурно обрезанных гильзах от малокалиберных снарядов — салфетки. Аккуратно разложены столовые приборы: ложки, вилки, ножи. Разместились за столом, на котором стояли хлебница с кусками пышного белого хлеба, супница и стаканы с компотом из консервированных персиков.

— Не обессудьте, рассольник из консервов, — извинился хозяин. — Свежего у нас ничего нет, только на консервах живем.

— У нас то же самое — давно перестали снабжать по местным разнарядкам. А об охоте по лицензиям, как прежде, даже не заикаемся.

За рассольником и гречневой кашей с тушенкой обсудили то, ради чего приехали пограничники. Протасов был откровенен:

— Хотелось бы условиться о взаимодействии, по-соседски, не дожидаясь, пока наше высшее начальство договорится между собой. Положение на участке крайне тяжелое, и хотелось бы рассчитывать на вашу помощь. Злоупотреблять просьбами не станем. Только когда совсем невмоготу будет.

— Не получится. Строжайший приказ.

— Понимаю. Нарушать приказ нельзя, это неоспоримо. Найти, однако, лазейку всегда можно. Обходной, так сказать, маневр. Речь же идет о солдатских жизнях.

— Я об этом и сам много думал. Горстка против сотен. Да каких сотен. Обученных, натренированных, зрелых мужчин. Одурманенных, а потому бесстрашных до безрассудства. А я повязан, хотя ходу отсюда до перевала часа три всего.

— И все же, если сможешь, когда понадобится, взвод-другой на бэтээрах послать, то выручишь нас. Ракетами вы здорово помогли, но ведь и наших поранило. Особенно досталось заместителю начальника заставы — мы с ним вместе еще в Афгане воевали, старшиной в моем подразделении был. Еще сержанта сильно зацепило. Они ведь огонь на себя вызвали!

— Ну, если у вас такие герои служат… Похоже, развеяли вы мои сомнения. Буду действовать на свой страх и риск: по вашему сигналу стану высылать взвод разведроты на бронемашинах. Больше не смогу — скажут, войну затеял. Но взвод — в любой час. Выкручусь, если что. Если и пришлют проверку, думаю, поймут меня. Конечно, если проверяющие будут из тех, кто тянул армейскую лямку от взводного.

— Не перевелись еще у нас настоящие офицеры, — поднявшись, генерал крепко пожал руку командиру полка. — А взвод в бою — хорошее подспорье. Порядок связи обговорим и — в обратный путь.

— С парой бронетранспортеров. Иначе не отпущу.

— Не перестраховка ли?

— Нет. Пока мы здесь разговоры разговаривали, где-нибудь на лесном участке могли и фугас заложить. Видели вашу машину, уверены, что обратно поедете. Береженого Бог бережет. Мы несколько солдат поначалу потеряли. Отпустили в село, а они как в воду канули. А вроде бы — мирные селяне.

— Они и есть мирные. Но боевики в ежовых рукавицах людей держат.

Немного помолчав, генерал согласился:

— Ладно. Пусть будет сопровождение.

5

Застава. Капитан Джабиев, получив распоряжение об отправке жены Меркульева на перевал, положил трубку полевого телефона, приказал старшине:

— Готовь усиленный наряд. Пять человек. Лично его возглавишь. Олю к перевалу проводите. Жив старший лейтенант. Жив. В Москву, в госпиталь уже отправлен. Я — к Ольге. С женой вместе поможем побыстрей собраться.

Начальник заставы поспешил к командирской сакле, зашел сначала в свою комнату.

— Зина, Пров тяжело ранен. Олю хотят к нему отправить.

— О, Господи! А остальные как?!

— Из наших двое убитых. Еще трое — отрядные. Почти все, кроме связиста, ранены. Сильнее всех Пров и Равиль Османов. Их в Москву самолетом отправили.

— Как же об этом Оле сказать?

— Подумай, ты же — женщина.

Оля сидела на табуретке за столиком, положив голову на руки. Встрепенулась, когда отворилась дверь:

— Что случилось?!

Зина обняла подругу:

— Жив твой Провушка. Слава Богу, жив. Ранен только.

Ойкнув, Ольга прижала руки к груди, глаза ее наполнились слезами.

— Тебе бы радоваться, а не печалиться, — принялась успокаивать ее Зинаида Карловна. — Из такого боя, да живой. А раны подживут. В Москву он уже летит. Тебя тоже к нему отправят.

— Чувствовало мое сердце беду. Места я себе не находила. Ой, что же теперь будет?!

— Хватит причитать, собираться надо, да побыстрей! — Зинаида Карловна старалась выглядеть спокойной и решительной, хотя у самой сердце сжималось от внезапно нагрянувшей беды.

— До перевала, где шел бой, пойдем пешком, — пояснил Джабиев. — Оттуда на машине в отряд. Там тебя будет ждать генерал Протасов. С ним дальше вертолетом полетите.

— Да возьми ты себя в руки, — строго произнесла Зинаида Карловна. — Ты же жена пограничника. Понимала, небось, за кого выходила. Негоже перед солдатиками в таком виде показываться. Ты ведь тоже должна для них примером служить.

— Я постараюсь.

— Вот и хорошо.

Быстро собрали пару рюкзаков. Особенно бережно сворачивала Ольга китель и брюки мужа. Натолкала газет в фуражку. Ольгины платья укладывала во второй рюкзак Зинаида Карловна, подсказывала:

— Самое необходимое возьми. За остальным мы здесь приглядим до вашего возвращения.

— На ноги лучше всего кроссовки, — посоветовал Джабиев. — Десять километров по горной тропе в туфлях не пройдешь. Есть кроссовки?

— Вот они. Их и надену.

— А ты выйди, недогадливый, — подсказала мужу Зинаида Карловна. — Дай человеку переодеться.

Выйдя из сакли, капитан направился к месту заряжания оружия, где старшина проверял снаряжение бойцов, которые должны были проводить Ольгу к перевалу.

— Рацию бы, — вздохнул старшина. — Да она у ребят на перевале. Хотя и нет смысла там торчать. Не пойдут боевики в ближайшее время.

— Верно, — согласился капитан. — На обратном пути связиста обязательно с собой возьми.

И, после того как старшина доложил о готовности, предупредил пограничников:

— Смотрите в оба. Остерегайтесь засады. Чтобы жену моего заместителя проводить до перевала живой и здоровой!

— Что мы, без понятия что ль? — с явной обидой отозвался один из пограничников. — Хватит того, что батя наш ранен.

— Не дуй губы, а слушай, что старшие говорят, — Джабиев примирительно хлопнул бойца по плечу. — Выполняйте приказ!

На крыльце сакли появились женщины с рюкзаками в руках. Старшина, позвав с собой самого плотного солдата, поспешил забрать ношу и распределил ее между пограничниками.

Зинаида Карловна поцеловала Ольгу.

— Пиши сразу же, как с Провом повидаешься. Ну, и держись. Ты же — пограничница.

Старшина протянул Ольге приготовленный для нее автомат, и группа двинулась в путь. По дороге Ольга казалась спокойной, но каких усилий стоило ей держать себя в руках, знала только она сама.

А когда вышли на дорогу недалеко от перевала, едва не разрыдалась. Там ее уже ожидали «уазик» и два бронетранспортера. Подошел старший группы сопровождения:

— Мы готовы к отъезду. Можете садиться в машину.

— Подождите, — вмешался старшина, — здесь же ее муж воевал. Пусть посмотрит, где он с бойцами насмерть стоял.

В сопровождении старшины Ольга стала подниматься по дороге вверх. Раздалась команда, и группа пограничников из отряда, все еще остававшаяся на перевале, заняла свои огневые точки за валунами.

— Молодцы, — похвалил старшина действие группы. — Подстраховаться никогда не бывает лишним.

Откуда-то сверху неожиданно появился связист, подал Ольге руку.

— Здравствуйте. Беритесь за мою руку, я помогу вам подняться. Я вот здесь укрывался с рацией. Пров Дмитриевич не велел мне в бой вступать. Твое дело, говорил, связь и только связь. Прав был, без связи мы бы все погибли. Когда мины полетели и его в ноги осколками ранило, он продолжал вести огонь. Полез я к нему, распорол штанины и — вот, — связист достал из бокового кармана довольно крупный осколок и протянул его Ольге. — В ноге у него торчал.

Ольга взяла осколок, на котором была видна запекшаяся кровь, и бережно завернула его в носовой платочек. А связист продолжал без умолку:

— Боевиков тьма-тьмущая. На перевале уже. Батя кричит мне: вызывай огонь на себя. Всем командует вниз отступить, а сам продолжает стрелять, чтобы, значит, отступление прикрыть. В упор бандитов расстреливал. Спас он нас.

Смысл слов связиста плохо доходил до Ольги. Она увидела под ногами окровавленный камушек, подняла его и завернула в платочек вместе с осколком; Связист одобрил:

— Память на всю жизнь. А что жив он остался, так в рубашке родился. Передайте ему: мы им гордимся и ждем его. Ой, заговорился. Вам же, наверное, уже пора ехать.

Ольга покорно оперлась на руку связиста, и они начали спускаться вниз.

У боевиков свои заботы. Хотя и понесли они ощутимые потери, все же основная их часть просочилась через границу, по тропам, небольшими группами. Встретились, как и условились, на высокогорной поляне, окруженной густым лесом. Хасан собрал десятка два командиров, чтобы дать им указания.

— Расходитесь по своим родным местам. В селения входить тайно. Наши единоверцы укрываются сейчас в пещерах. Пока в тех, которые успели оборудовать. За месяц надо подготовить еще пять или даже шесть. Как резерв. Нужно также заготовить продукты и боеприпасы. Должен быть запас не меньше, чем на месяц. Денег на это хватит. Мое местонахождение никому не будет известно. Приказы будете получать через моих посланцев. Исполнять без обсуждений. Себе устройте надежные подземелья под своими домами. Если нужно, захватывайте для этого кафиров и мунафиков, отступивших от пути Аллаха. После завершения работ — убивайте. Свидетели нам не нужны. И ждите моего слова. А теперь расходитесь.

Через некоторое время цепочки боевиков потянулись по горным тропам. К Хасану, отделившись от своей группы советников и телохранителей, подходит Турок.

— Ты, уважаемый, решил, где устроить мое пристанище? Мне нужно обосноваться вблизи от границы.

— Ваша воля, шейх, закон для нас. Пусть подальше отойдут мои люди, тогда тронемся и мы. Есть для вас хороший дом. На окраине большого аула.

Протягивает видеокамеру погибшего иностранного кинорепортера.

— Аллах свидетель, сам он подставил свою голову под пули. Но кое-что успел заснять. Может, пригодится.

Прошло около часа, прежде чем Хасан определил: пора в путь. Впереди — два парных дозора. По бокам тоже выставлены охранения, по пять человек в каждом. В центре основного ядра идут Хасан и Турок. Идут молча и спокойно. Молчание прервал Турок:

— Мы уходим от границы. А я должен…

— Не уходим. Вдоль нее идем. До горного аула осталось всего ничего. От него в Грузию — хорошие горные тропы через хребет. Я оставлю тебе знающего эти тропы провожатого. Он покажет их твоим людям.

— Соглядатай твой мне не нужен.

— Мы здесь ради одного великого дела, ради создания всемирного халифата. И нам ли не доверять друг другу? Не обижай меня, Али Хусейн.

Историческая справка

В начале VII века нашей эры под знаменем народившейся новой исламской религии, отпочковавшейся, как и Христианство от Иудаизма, Аравия, считавшаяся в те времена задворками мировой цивилизации, совершенно неожиданно начала великие завоевательные войны. В результате за очень короткий исторический срок было создано огромное исламское государство — Арабский халифат, столица которого позднее была перенесена в Богдат, а халифат получил название Богдатского.

«Меч ислама» покорил Ближний и Средний Восток, Саудовскую Аравию, Северную Африку, Испанию. На территории, значительно превышающей Великую Римскую империю, ислам стал государственной религией.

Более двух веков халифы, сменяя друг друга в жестокой борьбе за личную власть, управляли огромной державой, вроде бы единой, но раздираемой внутренними межнациональными распрями и духовными противоречиями, особенно между суннитами и шиитами. В начале X века от халифата отпали Северная Африка, Испания, Ирак, завоеванная прежде часть Индии. Рождается новое государство в Средней Азии — Хорезм. В середине X века под ударами горцев с побережья Каспийского моря халифат прекратил свое существование.

Идея возрождения Всемирного халифата возникла в конце XX века при явном участии США и Англии. Особенно активно она стала подпитываться после распада Советского Союза. Америка сразу же объявила Кавказ зоной своих стратегических интересов. В ЦРУ был создан специальный отдел, который отслеживает внутреннюю и внешнюю политику СНГ и России на Кавказе. Он же разрабатывает предложения по вытеснению России с Северного Кавказа. Распространению этих идей способствуют созданные американцами по рекомендациям ЦРУ так называемые неправительственные общественные организации и фонды. К их числу относятся «Американский национальный институт», «Лига защиты матери и ребенка», фонды Сороса, «Партнерство», «Двух святынь», «Лашкар Тайба» и другие.

Вспомнили даже, что Дагестан в прошлые века был бастионом халифата на Северном Кавказе, его влияние ощущалось как на Ближнем Востоке, так и на всем Кавказе и даже в Поволжье. Еще в XIX веке под влиянием Англии и при ее поддержке было поднято восстание под руководством пяти имамов, выходцев из горного Дагестана. Имам Шамиль был родом из тех же мест. Поэтому не случайно в 1999 году в Дагестан из Чечни вторглись банды Хаттаба и Басаева, захватившие села Карамахи и Чабан-махи. Расчет делался на то, что Дагестан присоединится к джихаду во имя Всемирного халифата.

К счастью для дагестанского народа и народов России, надежды аналитиков спецслужб США и Англии не оправдались, и деньги, особенно щедро выделенные на ту авантюру Саудовской Аравией, не окупились. Однако это не остепенило авантюристов. Цели создания единого исламского государства недвусмысленно озвучил в передовой статье журнал Всемирной исламской лиги: «Восстановление халифата — жизненно важный вопрос. Грядущие поколения никогда не простят нам того, что мы не смогли найти соответствующих путей для достижения наших целей».

— Не называй никогда меня моим именем. Я — Турок. Для всех. И для тебя тоже.

— Но под этим именем ты — представитель фонда «Всех святых». Не станешь же ты из этого делать тайну?

— Это тоже тайна для всех, меня окружающих. Те, кому нужно, меня найдут.

— Хорошо. Да будет так.

Тропа вывела их на опушку леса, к крупному горному аулу, поднимавшемуся вверх по широкому ущелью с бегущей посредине бурной речкой. Хасан остановился, вглядываясь в знакомые с детства места.

— Здесь я родился и вырос. Здесь, по воле Аллаха, вступил в ряды борцов с теми, кто не идет прямым путем Аллаха. Я же твердо прошел этим путем при Дудаеве, мир праху его, поэтому Аллах предопределил мне стать тем, кем я стал.

Турок хмыкнул.

— Мы оба хорошо знаем, кто предопределил наши пути. Без настоящей поддержки и без денег любое священное начинание ничего не стоит.

— Конечно, правоверные ваххабиты не оставят без помощи своего амира.

— Может быть, — в голосе Турка чувствовалась ирония.

— Позволь, шейх, распорядиться? — попросил Хасан и позвал главу своих телохранителей.

Подошел дородный мужчина с суровым лицом, окаймленным густой черной бородой.

— Слушаю.

— Возьми с собой нескольких человек и пойди в дом Нуралиевых. Знаешь, где?

— Да. Вон, крайний, у самого подножия горы.

— Приведи старика со старухой сюда.

— Но что я им скажу? Как я понимаю, лишнего шума не нужно.

— Верно мыслишь. Скажи, от сына весть. Его посланец ждет в лесу.

— А если у них кто-то есть, с теми как?

— Тоже сюда.

Боевики остались ждать на опушке.

Глава телохранителей по-хозяйски вошел во двор, прошагал к террасе, увитой виноградником. По карнизу террасы — гнезда ласточек, весело щебечущих в саду и винограднике. Старики сидели за столиком на террасе и пили чай. С ними — их внучка, девочка лет двенадцати.

— Салям алейкум, — поприветствовал хозяев дома боевик.

— Алейкум ассалям, — приложив руку к сердцу, ответил белый как лунь старик. — Проходи в дом, гостем будешь.

— Нет времени, почтенный. Ваш сын Керим прислал вестника.

— Зови и его сюда. И он будет нашим дорогим гостем.

— Он не хочет, чтобы его видели в ауле. Ваш сын служит у федералов, а значит, он противник правоверных.

— О, Аллах! Как всё перепуталось. Люди Писания — не враги правоверных. Еще великий улема Беха-Улла писал в «Китабе Акдес», что религия нужна как объединяющее начало. Если же она является причиной раздора, то гораздо лучше ее не иметь. Еще один великий улема Саид Ахмад-хан и его последователь Гулам Ахмад Кадиани проповедовали сближение исламистов с почитающими Писание.

— Не живи прошлым, старик. Сегодня джихад. Как сказано в Коране, особенно в мединских сурах: «Сражайтесь с ними, пока не будет искушения, и религия вся будет принадлежать Аллаху». А еще: «Когда вы встретили тех, которые не веровали, то — удар мечом по шее, а когда произведете великое избиение их, то укрепляйте узы».

— Ты говоришь языком ваххабитов. Они подменили борьбу с многобожниками на борьбу с людьми Писания.

— Я говорю так, зная, что в этом ауле многие разделяют учение ваххабизма. Они, узнав, что здесь посланец отступившего, могут схватить его и умертвить. Меня с ним вместе. Мы этого не желаем. Ответь мне, согласен ли ты пойти на встречу с посланником твоего сына в лес?

— Да. Возьму только посох.

— Я тоже с тобой, — заявила его жена. — Я тоже хочу слышать слово от посланца моего сына.

— Хорошо, пойдем вместе.

— Можно и мне с вами? — попросилась внучка.

— Ладно. Поможешь бабушке, возьмешь ее под руку.

Шли спокойно. Боевики не показывались, и ничто старика не настораживало. Но когда вышли на поляну, где их ждали Хасан с Турком, старик набычился. Сжал морщинистой ладонью посох и плюнул в сторону Хасана.

— Это ты, вонючий шакал?! Мой сын отомстит тебе.

— Верно, это — я. Я пришел, чтобы вершить суд над отступившими от прямого пути Аллаха.

Подозвал командира телохранителей:

— Уведите дальше в горы и отрежьте им головы, как баранам. Оставьте на съедение шакалам и воронам.

— Подождите, — остановил Турок боевиков, грубо схвативших обреченных. — Эта козочка останется у меня. Я успел соскучиться по женским ласкам.

Глава телохранителей вопросительно посмотрел на Хасана, ожидая его распоряжений. Не подчиняться же тому, кого он знал как рядового боевика.

— Поступите так, как он сказал.

Девочка стала сопротивляться, укусила руку одному из пытавшихся схватить ее, но получила удар по голове и упала. Ее понесли в дом на руках.

Хасан заверил Турка:

— Теперь строптивица не станет сопротивляться. Пока она будет без памяти, ты успеешь овладеть ее невинностью. Но думаю, твоим телохранителям стоит поискать более покладистых юных красавиц.

— Я воспользуюсь твоим советом.

— Прими еще один совет, шейх. Под домом устрой бункер. И вырой тайный выход вон в ту расселину. Рабов я тебе пришлю, сколько нужно. Как закончат работу, перережь всем неверным глотки.

— Мне нравится твой совет. Так и сделаю. Но еще раз предупреждаю: со мной никакой связи, кроме личных встреч. Никаких посланников. Нам не нужны глупые провалы из-за неосторожности.

— Да будет так, — Хасан покорно склонил голову, прижав руку к сердцу. Затем кивнул на прощание и пошагал со своими головорезами в сторону нового пристанища.

Турок же в сопровождении своих советников и телохранителей направился к дому казненных хозяев. Дом оказался довольно просторным, в пять комнат. Но он не был, как принято, разделенным на две половины — женскую и мужскую. Из террасы вовнутрь вела только одна дверь. В одну из комнат уже внесли девочку и уложили на тахту. Турок, заглянув к ней, продолжил осмотр помещений. Одновременно распределял комнаты.

— Вот эта — моя. Та, где моя первая наложница, и рядом с ней — для тех наложниц, которых вы мне доставите в ближайшее время. А вот эти две — для вас. Пока не сделаем просторную пристройку, где вы сможете сами разместиться и держать своих наложниц. Под пристройкой будет бункер с тайным выходом за пределы двора. И еще: нужно установить «тарелку» для космической связи, завезти телевизоры и видеомагнитофоны. Рабов пришлет нам Хасан, но и вы не должны сидеть сложа руки. В Панкисси пока ходить не нужно. Остальные задания получите после того, как я посещу строптивую.

Оказалось, что девочка пришла в сознание. Увидев Турка, она вскочила и закричала:

— Не подходи!

Турок закрыл ей рот ладонью, но она продолжала вырываться. Тогда он сдавил ей горло, и только когда она стала затихать, немного ослабил пальцы. Девочка с жадностью начала глотать воздух.

— Я задушу тебя, если ты не пожелаешь стать моей любимой наложницей. Лучше самой сделать выбор.

— Нет! Нет!

Он вновь сдавил ей горло. Так продолжалось несколько раз, пока она не обессилела.

Тем временем Хасан, уведя телохранителей (их было человек двадцать) подальше от своего родового аула, остановился на небольшой поляне.

— Мы идем в Священную пещеру. Она подготовлена для меня. Запасов в ней хватит на год, а то и больше. Свежее мясо станем добывать охотой. Никто, кроме вас, не должен знать, где я нахожусь. Так угодно Аллаху. Жилище горного амира — тайна для всех.

Помолчав, жестом подозвал одного из боевиков. Внимательно всмотрелся в него, словно видел впервые.

— Тебе известен путь в Священную пещеру?

— Да.

Хасан махнул рукой, и все телохранители отошли подальше, чтобы не слышать тайного разговора.

— Твое место — в твоем городе, в районном центре. Встретишься с сыном принесенных в жертву Аллаху. Отступивших от прямого пути, им предопределенным. Скажешь ему, что живы его родители и дочь и что будут жить, если он станет верно служить мне. Он — из начальства районного отдела милиции. Он и сам знает много, но пусть наберет себе в помощь полезных осведомителей. О каждом из них ты должен знать всё. Кого заподозришь в двойной игре, тому отсечешь голову. Но это — в крайнем случае. Когда будешь твердо уверен в измене или возникнет опасность разоблачения. Для себя тоже заведи осведомителей. Для контроля. Исполнив все это, придешь в пещеру и получишь новое задание. Я благословляю тебя именем Аллаха.

— Я сделаю все, что ты велишь.

— В свой дом возвращайся тайно. Готовь подземелье — для склада оружия, боеприпасов и взрывчатки. Привлекай родичей для захвата рабов. Этим ты свяжешь их с джихадом. Они станут не только нашими помощниками, но и участниками всех наших последующих боевых действий.

— Всё так и сделаю.

— Да благословит тебя Аллах!

6

На вертолетной площадке, к которой подъехали «уазик» и бронетранспортеры сопровождения, Ольгу поджидал генерал Протасов.

— Вроде бы, Оля, мне положено утешать тебя, но я скажу иные слова. Твой муж — настоящий герой. Благодари судьбу за то, что он остался жив. И гордись им. Вы с ним обязательно будете счастливы.

— Тревожно мне, Алексей Михайлович. Ведь мне рассказал связист заставы, что весь изранен Пров. Живого места на нем нет.

— Раны действительно тяжелые. Только доктор доложил мне, что ни один жизненно важный орган серьезно не задет. Не только жить будет герой, но и в строй вернется.

— Об этом еще подумаем.

— Действительно, сейчас не время об этом. Вот подлечится Пров, соберемся у меня дома и обо всем поговорим. А сейчас прошу в вертолет.

Ожили лопасти вертолета. Сначала медленно, словно спросонок, сделали несколько оборотов и, взбодрившись, взвыли в привычной, стремительной круговерти. Вертолет взлетел. Ольга и генерал с сопровождавшими его офицерами сидели молча — при таком шуме если и захочешь, не поговоришь. Протасов только прокричал Ольге:

— Полюбуйся в иллюминатор.

Она прильнула к стеклу.

Потрясающая картина. Вроде бы, вот она, гора, ощетинившаяся колючими елями, — рукой подать. Казалось, чуть ошибется пилот, и лопасти начнут косить вершины деревьев. Обходя гору, вертолет наклонился на правый борт и заложил довольно крутой вираж. И в этот момент сумрак ущелья разрезала трассирующая пулеметная очередь. Генерал резко оттолкнул Ольгу от иллюминатора.

Вертолет взмыл вверх и, заложив обратный вираж, развернулся и ответил длинной очередью из крупнокалиберного пулемета. Вернувшись на прежний курс, дальше летели без происшествий. Когда приземлились на вертолетной площадке и стали ожидать прибытия машин, Ольга, рассматривая пробоину над иллюминатором, заметила со вздохом:

— Не только в бою можно погибнуть.

— Да, — отозвался Протасов. — Пограничник рискует на каждом шагу. Он постоянно в боевой обстановке. Но, если не мы, то кто еще…

— Но ведь Пров достаточно рисковал, пролил кровь. Ему не в чем себя упрекнуть… если даже он снимет пограничную фуражку.

Генерал понимал настроение Ольги, но все же осторожно возразил:

— Плохо ты, Оля, знаешь своего мужа.

— Может быть. Зато я хорошо знаю себя.

— Ты же по любви, а не на зависть подружкам выходила замуж за красавца лейтенанта. А значит, суждено вам с ним рука об руку идти по жизни.

— И все же…

— Ладно, поживем — увидим. А сейчас поедем ко мне домой. У меня побудешь, пока билет тебе на Москву выправят. В гостиницу не пущу.

— Да я и не возражаю.

— С моей женой поболтаете. Может, поведает она о секретах нашей с ней жизни. Вспомнит, как по заставам кочевали, в клетушках ютились, сколько бессонных ночей она провела. Эх, вернуть бы то счастливое время!

Подрулили две черные «Волги». В первую сели генерал с Ольгой, во вторую — офицеры. Быстро проскочив по улицам города, остановились в сквере возле пятиэтажного панельного дома. Металлическую дверь в квартиру на третьем этаже открыла немолодая, но сохранившая красоту статная женщина, аккуратно причесанная и опрятно одетая.

— Ты снова открыла, не спросив кто за дверью. Я сколько раз тебя предупреждал? — выговорил жене Алексей Михайлович.

— Но кто, кроме тебя, два раза звонит. Да я и сердцем чувствую, что это ты.

— Не подлизывайся, — с деланным недовольством буркнул генерал и пропустил Ольгу вперед.

— Это — Оля. Жена Прова Меркульева. Помнишь его? Да, да, того самого, что спас меня от смерти в Афганистане. Он там сначала по призыву служил, а затем несколько лет был у меня старшиной-сверхсрочником. Принимай дорогую гостью.

Хозяйка радушно улыбнулась:

— Проходи, Оленька. Проголодались, должно быть?

— Не должно быть, а на самом деле, — уточнил Алексей Михайлович. — Только мне не до обеда. Вы уж тут разносольничайте без меня.

— Для чего же я всё готовила? Вот так всегда, — пожаловалась она Ольге. — Стараешься, стараешься… Руки опускаются.

— Руки у тебя золотые, — генерал нежно поцеловал жену. — Постараюсь поскорей управиться, тогда и отдам должное твоему кулинарному искусству.

— Тоже мастер подлизываться. Поезжай, поезжай.

Слушая их шутливые пререкания, Ольга впервые за последние сутки почувствовала, как немного отступила щемящая душу тревога за Прова и появилась уверенность, что всё будет хорошо.

Проводив мужа, хозяйка снова принялась жаловаться:

— Всю жизнь, почитай, вот так: граница дороже дома. Но я привыкла к этому. Ворчу для порядка, а то вовсе о доме забудет.

— Я тоже начинаю привыкать.

— А что нам остается делать? Такая уж судьба наша пограничная! Ну, да ладно, соловья баснями не кормят. Пошли на кухню.

Хозяйка начала накрывать на стол. Ольга попыталась было ей помочь, но та усадила ее в уголок.

— Передохни немного с дороги. Да и тесновато здесь, вдвоем мы друг другу только мешать станем.

7

Милицейская машина остановилась у подъезда жилого многоэтажного дома. Из нее вылез плотный мужчина — подполковник Керим Нуралиев, заместитель начальника райотдела милиции. Он не принял дудаевского переворота, всегда был в рядах его противников и горой стоял за единство с Россией. Несколько раз на него покушались, но безуспешно. Нуралиев привычно осмотрелся, нет ли опасности, и только после этого вошел в подъезд. Снова остановился, прислушался. Поднявшись на второй этаж, позвонил в свою квартиру. За дверью послышался приглушенный голос:

— Керим?

— Да, я.

Женщина была взволнована.

— Тебя просили прийти в дом четырнадцать на улице Ленина. Приходил мальчик.

— Четырнадцатый дом? Постой-постой. Его хозяин — Абдурашид Зарипов, он же дудаевец. Был ранен, в Панкисси лечился. Полтора года с тех пор прошло. Вернулся, значит. Не боится?

— Возможно, хочет сдать оружие. По амнистии.

— Может быть. Иначе побоялся бы. Поужинаю и пойду.

Несколько раз жена пыталась возобновить разговор о неожиданном приглашении, но Керим отмахивался:

— Из воды каймак не получится, сколько ее не сбивай. Вот схожу — тогда всё и узнаем.

Отужинав, Керим пристегнул к ремню кобуру с пистолетом и вышел из дома. Уже совсем стемнело. Осмотревшись, пошагал в ту часть города, где были частные дома, огороженные заборами. Уверенно остановился возле нужной калитки, постучал кольцом о медную пластину под ним. Калитка тут же приоткрылась, и высунувшаяся головка мальчишки вполне строго спросила:

— Никого с вами, почтеннейший, нет?

— Меня пригласили, я пришел.

— Входите.

По дорожке, окаймленной живой изгородью из роз и пионов, прошли к террасе. На ней никого не было. Мальчик указал на дверь в мужскую половину:

— Вам сюда. Входите.

Нуралиев был удивлен таким явным негостеприимством. Пожав плечами, спросил:

— Разве в доме нет хозяина?

— Он ждет вас. Входите.

Вновь пожав плечами и хмыкнув, Керим все же вошел в дом. На секунду зажмурился, ослепленный ярким светом. Никто, однако, не встретил его и здесь. Только спустя некоторое время раздался голос откуда-то из глубины помещения:

— Проходи, Керим, сюда.

Прошел туда, откуда донеслось приглашение. Комната была убрана в восточном стиле. На стенах и на полу — ковры, в нишах — стопы подушек и одеял. Поверх квадратного столика в центре комнаты — достархан. Рядом возлежал хозяин, Зарипов. Даже не пошевелившись, уставился на Керима неподвижным холодным взглядом.

— Устраивайся на подушках. Сейчас принесут чай со сладостями. За чаем и поговорим.

— Я ужинал.

— Поэтому я и предлагаю только чай.

Тот же мальчик, который встречал Керима, внес на подносе пузатый, в ярких маках, чайник с такими же, пылающими маками, пиалами. В хрустальных вазочках — виноградный сахар, халва, изюм, инжир, курага. Мальчик молча переставил все это с подноса на столик и так же молча удалился.

Хозяин разлил чай по пиалам. Отхлебнули, воздав хвалу Аллаху. Молча сделали еще по несколько глотков, и только тогда хозяин заговорил.

— Волей Аллаха в Чечню прибыл Хасан, которого шейх назначил горным амиром.

— Ты хочешь сказать мне, где он укрылся?

— Не уподобляйся женщине, сначала дослушай. Ты не понял. Хасан — горный амир! Волей Аллаха никому не должно быть известно место его пребывания. Кроме посвященных.

— Ты — из них?

— Да. Я допущен к нему, приближен. И если ты думаешь, что я изменю ему, то ты заблуждаешься.

— Зачем же тогда ты меня звал? Я, как тебе давно известно, против джихада. Я, как и мои родители, считаю, что Чечне без России не жить. Мы станем придатком Саудов, на горло наступят Англия и Америка, а им кроме нашей нефти ничего больше не нужно. И еще, чтобы наши кинжалы были нацелены на Россию.

— Ты вот вспомнил о родителях. Но они дали тебе имя Керим, одно из имен Аллаха — Священный. Не Абдукерим — раб Священного. Сделать подобное твои родители могли только по предопределению Аллаха, который направляет поступки людей по своей воле. Тебе предопределена роль священного борца с гяурами и отступившими от прямого пути.

— Твой горный амир ошибается, возлагая на меня надежду. Я, как и мои родители, за полную терпимость ко всем религиям, и это не противоречит Корану. Он призывал на борьбу с многобожниками, и только с ними. Я за то, чтобы мы жили с русскими как братья. В единой семье.

— Я повторяю: Аллах устами горного амира предопределил тебе занять не последнее место в джихаде.

— Нет и еще раз нет! Одно могу пообещать: о нашей встрече я никому не доложу. Я честно поведу борьбу с тобой и твоим амиром. Тебе лучше всего покинуть наш город, иначе ты, в конце концов, окажешься за решеткой.

— Ты, упрямец, намерен идти против воли Аллаха? Но ты не сможешь этого сделать!

— Странно. О какой воле ты говоришь? Если ты, Абдурашид, раб Великого, то я не раб. Я волен в своих поступках и своих решениях.

— Нет! — резко прервал Керима Абдурашид. — Отныне ты будешь действовать по воле горного амира, имя которого Хасан. Иначе…

— Мне уже много угрожали и не один раз покушались на меня. Аллах ограждал меня, ибо мои поступки праведны.

— Тебя никто пальцем не тронет. Никто не тронет пальцем и твоих родителей. Твоя дочь тоже не подвергнется обиде. Но она, приехав в аул на каникулы, пока останется там. Ее жизнь и жизнь твоих родителей в твоих руках. Думай.

— Твой горный амир Хасан переступает и Коран, и Шариат.

— По воле Аллаха. Джихад, дорогой Керим, джихад. Я повторяю: благополучие и жизнь твоих родителей и дочери в твоих руках. Как и твоя собственная, и твоей жены. На раздумье тебе — сутки. Условия такие: меня устроишь в свою контору. Ну, допустим, шофером. Чтобы не было подозрений, когда мы станем общаться. Ты находишь друзей джихада, о каждом из которых я буду знать, — чтобы не случилось предательства. Подполье не должно, как говорят русские, дать осечки в нужное время. Завтра в ночь я отправлюсь к горному амиру. Я должен буду передать ему твое слово.

Последовало долгое молчание. Наконец, Керим ответил:

— Видимо, ты прав, Абдурашид: Аллах предопределил мой путь. Не нужно ждать завтрашнего дня. Передай: я согласен.

8

Недалеко от входа в региональное погрануправление столпились женщины. Подъехавший генерал Протасов почувствовал на себе их молчаливые взгляды. Сразу же за дверью генерала встретил дежурный офицер, доложил:

— Обстановка на границе стабильная. Чрезвычайных происшествий не случилось. Признаков нарушения границы ни на одной заставе не обнаружено.

— А что за толпа перед управлением?

— Не знаю. Я высылал к собравшимся моего помощника, но он не смог ничего выяснить.

— Странно. Держите под контролем. О любых изменениях докладывайте мне немедленно.

— Есть.

Генерал прошел в свой кабинет, позвонил:

— Зайди.

Сделал второй звонок и так же коротко распорядился.

Вошли два полковника — его заместители, поздоровались и заняли привычные места за приставным столиком.

— Управились кадры со списками убитых и раненых? С адресами их родителей?

— Никак нет, — ответил один из замов. — С минуту на минуту ждем данные из отряда.

— Плохо! Через пятнадцать минут списки должны лежать у меня на столе. Ясно?

— Так точно!

— Исполняйте!

Когда один из заместителей торопливым шагом покинул кабинет, генерал обратился с упреком к тому, кто остался:

— А куда вы смотрели? У нашего парадного подъезда, как я понимаю, митинг собирается. С какими словами я выйду к женщинам? Или тебя самого послать к ним? — разнервничавшись, генерал перешел на «ты». — Что скажешь им? Что с гостиницей для родителей погибших в бою солдат? Как будем отправлять тела героев? О чем договорились с авиаторами?

— Я говорил с финансистами. Денег нет ни на гостиницы, ни, тем более, на авиабилеты. Дал задание начальнику КЭЧ подготовить приемлемое помещение для родителей, чтобы принять всех, кто сможет прилететь.

— Верный ход, но он — на всякий случай. Поезжай в гостиницу, поговори о возможности бесплатного размещения тех, кто потерял детей. Люди же там. Поймут. Дальше — переговоры с авиаперевозчиками. Неужели они обеднеют, бесплатно взяв на борт родителей солдат?

— Займусь этим, как только будут готовы списки, и свяжусь с родителями.

— Правильно мыслишь, но только с опозданием. Почему в таких вопросах подталкивать приходится? Сутки прошли, а вы не телитесь. Перед кем мы оправдываемся отговоркой, что нет денег? Здесь не деньги, а душа нужна. А у нас уже в привычку вошло: чуть что — нет денег.

Раздался стук в дверь, и вошел дежурный офицер.

— Подъезжают автобусы, один за другим. Несколько щеголей, приехавших на иномарках, распоряжаются среди собравшихся. Выстраивают женщин и раздают им плакаты.

— Их содержание?

— «Верните нам наших мальчиков!», «Не расстреливайте сами себя!» В стороне от них стоит, молча, другая группа женщин. Плачут.

— Спасибо.

Подождав, пока дежурный офицер выйдет из кабинета, Протасов продолжил нелегкий разговор с полковником.

— Пусть пар выпустят. Я выйду к ним, когда будет готов список. Но ведь надо же, на автобусах людей привозят! Это наверняка так называемые правозащитники, общественные организации и всевозможные лиги, существующие за счет зарубежных денег. Надо признать, что они, не в пример нам, оперативно работают. Находят любой предлог, чтобы будоражить людей с явной целью настроить их против Вооруженных Сил и даже пограничных войск.

— Отчасти им это удается.

— Отчасти, — хмыкнул генерал. — Прямо скажем: во многом преуспевают. А почему? Потому что мы у властей наших — пасынки, а к тому же — и сами мы не разворотливые, проигрываем в пропагандистской работе.

— Трудно выиграть, если почти все телеканалы так и норовят облить грязью и армию, и пограничные войска, и милицию. Да и радио тоже старается не отстать. А Интернет? Он просто напичкан фальшивыми агитками.

— Есть и другие причины, по которым мы проигрываемем информационную войну. Вот, посмотри!

Протасов протянул полковнику газету и указал на абзац, обведенный красным карандашом.

— Это уже третье сообщение о состоявшемся бое. На этот раз с комментариями пресс-службы МВД. Обрати внимание: цифры потерь, как с нашей стороны, так и со стороны боевиков, совсем не соответствуют тем, что дали мы и армейцы. Расхождения у нас в подаче информации. Каждое ведомство, выпячивая себя, невольно принижает заслуги своих соратников. Или же преувеличивает неудачи других ведомств. Вот противник и ловит нас на таких противоречиях. А правда, как известно, одна. И рассказывать о ней должен один источник. Не хватает нам единого для всех силовых структур информационного центра, который был бы наделен полномочиями выдавать в СМИ объективную информацию и по операциям, и по всем другим действиям. Проверенные и согласованные сведения, которые не опровергнешь.

— Неплохо бы было.

— Будет. Не перевелись же у нас в высших эшелонах власти люди с государственным мышлением. Они еще скажут свое твердое слово. Обязательно скажут.

Вошел полковник со списком. Генерал вышел из-за стола.

— Я выйду к людям, постараюсь с ними во всем разобраться. А вы вместе с кадровиками объедините усилия, чтобы выполнить всё, о чем мы с вами здесь договорились. Вернусь — доложите.

Брожение в толпе еще не успело выплеснуться наружу. Женщины возбужденно о чем-то переговаривались, а между ними сновали несколько моложавых мужчин. Обращал на себя внимание их безукоризненный внешний вид, напоминавший манекенов в дорогих магазинах: темные костюмы, белые рубашки и одного цвета галстуки. Стоило генералу выйти на крыльцо, как один из щеголей истошно закричал:

— Наши дети — не пушечное мясо!

Прорвало и женщин, которые начали скандировать:

— Мир! Мир! Мир!

Сквозь шум прорывались визгливые выкрики:

— Верните нам наших мальчиков!

— Не убивайте самих себя!

Генерал терпеливо выжидал, пока толпа угомонится. Когда крики умолкли, заговорил.

— Я постараюсь ответить на все ваши вопросы, но при одном условии: вы выслушаете то, что я буду говорить.

Из толпы донеслись заверения, что его будут слушать. Генерал подошел поближе к группе женщин, теснившихся поодаль от основной толпы.

— Как я понимаю, вы матери тех, кто служит на наших заставах. Я низко кланяюсь вам за то, что вы воспитали настоящих мужчин. Они достойно несут службу, охраняя священные рубежи России. Я разделяю вашу тревогу за судьбы ваших детей и сообщаю о потерях в недавнем жестоком бою. Погибших — пятеро: Зайцев, Крючков, Самшутдинов, Безуглов, Абдулатипов. Есть ли среди вас родители этих героев?

Ничто не нарушило напряженную тишину. После тяжелой паузы генерал продолжил:

— Четырнадцать наших воинов — рядовые, сержанты и один офицер — ранены. Тяжело ранены трое: старший лейтенант Меркульев, сержант Османов и ефрейтор Абдуллаев. Они отправлены в Москву, в наш Центральный госпиталь. За их жизни борются лучшие врачи. Все остальные ранены легко. Вот список. Возьмите его.

Генерал передал список подошедшей к нему женщине. Из группы матерей, которые ее окружили, послышались вздохи облегчения. И только одна из них поднялась к генералу.

— Я — Екимова. Могу ли я видеть раненого сына?

— Обязательно. Пройдите к дежурному. Я вот только поговорю с ними, — Протасов кивнул в сторону присмиревшей толпы, — и буду в вашем распоряжении.

Генерал молча оглядел собравшихся митинговать, словно увидел их впервые, и заговорил, жестко бросая слова.

— Берите пример с матерей, чьи сыновья служат действительно в армии, а не уподобляйтесь злобным змеям, которые извиваются меж вами с заискивающими улыбками и с клеветническими словами. Их дети, я уверен, не служат в армии. Они своих детей, как теперь выражаются, откосили.

— Напраслина! — взвизгнул один из подстрекателей. — Клевета!

— Искренне извинюсь, если вы назовете ту часть, в которой служит ваш сын. Что ж вы замолчали? Если бы ваши дети служили в армии, вы бы не торговали совестью за импортные сребреники.

По толпе прокатился легкий ропот. Одним слова генерала пришлись по душе, другие потребовали не оскорблять правозащитников. Генерал переждал, затем продолжил.

— Теперь отвечу на ваши требования о мире. Разве мы начали заваруху в Чеченской республике? Не мы вырезали целые семьи русских и верных сынов России из чеченцев и других народов Кавказа! Великие борцы за права человека Запада не замечали всего этого, а как только мы встали на защиту народа от бандитов, прикрывавшихся сепаратистскими лозунгами, заверещали все.

Генерал поднял руку, призывая к спокойствию наиболее крикливых женщин, которых беспрестанно снимали на камеры.

— Вспомните Батлих, Шандару и многие другие аулы, где пролилась кровь мирных жителей… Захватывали невинных людей в рабство. Неужели вы забыли вторжение банд Басаева в Дагестан?! А чудовищный взрыв дома в Каспийске, в котором жили семьи пограничников?! Взрывы в Москве, в Волгодонске, в Буйнаксе, во Владикавказе?! Вот я спрашиваю вас: мы ли во всем этом виноваты?! Заканчивая, добавлю только одно: если вы против своих защитников, значит, вы хотите быть под пятой чужестранцев. Я не ошибусь, если скажу, что чеченский народ хочет спокойной мирной жизни, но ему не дают жаждущие мирового господства, алчные по своей натуре зарубежные экстремистские политики, опирающиеся на свои спецслужбы. Честь имею!

Мужчины в щегольских костюмах попытались было своими выкриками вновь подогреть толпу, но тут к ней стали подходить мужчины в казачьей форме. Первым делом казаки подступили к тем, кто снимал на пленку «митинг протеста». Двое дюжих ребят молча потянули на себя камеры.

— Да что вы себе позволяете! — закричал один телеоператор.

— Я буду жаловаться, — запротестовал другой.

— Цыц, козявки, — грозно нахмурился высокий, с пушистыми усами казак, вынул из камеры одну кассету, затем взял из рук товарища другую. Бросил на землю, наступил сапогами сорок пятого размера и стал на них, как вкопанный, добавив:

— Кыш отсюда!

Другой казак, тоже могучего телосложения, наградив операторов тумаками по загривкам, потащил их, ухватив за шивороты, к их же машинам. Затолкал в салон:

— Надоели!

К подстрекателям толпы тоже подступили казаки и без слов, охладив митинговый зуд оплеушинами, оттащили их подальше от управления. На прощанье предупредили:

— Чтоб ноги вашей здесь больше не было! Пришибем!

Пожилой осанистый казак, атаман, тем временем приструнил не в меру расшумевшихся женщин:

— А вы, мокрохвостки, марш по хатам. Я потом с каждой разберусь, подпевалы паршивые!

Загрузка...