Стремившийся войти

КОРЕПАНОВ АЛЕКСЕЙ

Стремившийся войти

Дом возвышался над пятнистой красно-желто-зеленой лесной чащей. Дом стоял не на холме - просто он был очень высок. Его серый фасад был сродни строке старинного поэта: "...И звезды груди разрывали об эту каменную глыбу". Треугольные окна казались отпечатками лап диковинных животных, вскарабкивающихся по ночам на плоскую крышу Дома, чтобы прохрипеть оттуда угрозу темному небу.

Штурмовик стоял на смотровой площадке самоходного орудия и разглядывал в бинокль подступы к Дому. Деревья и кусты перед Домом тревожно качались, хотя стояло полное безветрие, и оттуда поднималась в небо пелена синеватого дыма. Серые облака едва заметно ползли над чащей, рассчитывая до вечера укрыть свои пузатые туши подальше от Дома, за лесом и изъеденными оврагами полями, и вообще за пределами территории, которую избороздили боевыми машинами парни Штурмовика.

Штурмовик изучал обстановку. Справа и слева от него среди поваленных деревьев и измочаленных кустов застыли могучие механизмы истребления, готовые по его команде двинуться в атаку, превращая чащу в равнину. Но Штурмовик не торопился с командой, потому что знал: Дом, такой открытый всем ветрам и беззащитный на вид, как древнее неповоротливое животное, готов и может ожесточенно обороняться, истребляя железные ряды атакующих и превращая в прах губительное оружие тяжелым взглядом своих многочисленных треугольных глаз.

Попытки уже были. Предания сохранили и донесли их до Штурмовика, хотя пестрая чащоба с удивительной живостью укрыла следы тех давних попыток. Только торчащие из земли стальные дула, изогнутые и источенные до дыр неведомым оружием оборонявшихся, обвитые длинной желтой травой. Только воронки, заполненные черной водой с бурыми стеблями болотных растений. Только серый колючий мох на корпусах искалеченных бронемашин.

Дом сопротивлялся и оставался неуязвимым. Дом не подпускал к себе, огрызаясь синим дымом, молниями и воем, от которого вытекали глаза и мутился рассудок. Дом выбрасывал навстречу нападавшим вереницы белых крыльев, извергающих лучистые ослепительные нити, которые вгоняли в траву дула самоходных орудий.

Дом был неуязвим и поэтому ненавистен. Он был тайной, его хозяева оставались недосягаемыми и незримыми - а трудно смириться с зависимостью от неподвластных тебе сил. Дом просто мешал спокойно жить на этой земле, днем обласканной мягким светом солнца, а ночью - тлением двух маленьких лун.

Поэтому Штурмовик жаждал расправиться с Домом. Он опрашивал стариков, он чертил схемы, он отбирал на складах старую боевую технику, убеждал молчаливых крепких парней в городах и селениях вступать в штурмовой отряд, зажигательно ораторствовал на митингах - и добился своего. Штурмовой отряд занял исходную позицию возле Дома.

Штурмовик ненавидел Дом. Штурмовик хотел победить это мрачное здание. Но действия, которые намеревался он предпринять для победы, были неведомы добровольцам и столь же нечисты, сколь нечисты были действия легендарного Вождя, в стародавние времена обманным путем разгромившего Братство Светлых и воскликнувшего, стоя среди трупов победителей и побежденных: "Великая цель вправе быть достигнута любыми средствами!"

Штурмовик долго и прилежно изучал историю предыдущих схваток с Домом и пришел к выводу: в Дом можно проникнуть, если вся масса поведет яростную и непрерывную атаку, неся потери от синего дыма, молний, воя и смертоносных белых крыльев, а в это время кто-то один, безоружный и осторожный незаметно проберется к дверям.

Штурмовик был уверен в справедливости своего предположения. Ради этого он собрался сейчас бросить на смерть сотни своих бойцов. Роль покорителя Дома он оставил себе. Именно за него должны были погибнуть эти сотни.

Нехотя ползла над чащей пелена синеватого, совсем безобидного на вид дыма, уходя в пасмурное небо, словно там, у основания серой громады, кто-то жег костер из трухлявых стволов, все подкладывая и подкладывая в огонь прелые листья.

Штурмовик положил бинокль на бронированный пол смотровой площадки, снял с плеча автомат и опустил рядом с биноклем. Похлопал по карманам, вытащил широкий короткий нож и бросил в угол. Металл звякнул о металл - и все стихло. Штурмовик повел плечами, словно освобождаясь от невидимого груза, провел рукой по коротко стриженным волосам, откашлялся и медленно произнес в черный шарик оповещателя:

- Внимание, всем: штурм!

Он прыгнул через ограждение площадки, упал в пружинящие заросли, вцепившиеся в одежду, и закрыл уши руками, всем телом ощущая непрерывные толчки почвы, содрогающейся от артиллерийского обстрела. Тяжелый гул и резкие звуки коротких ударов продирались сквозь ладони, а потом вокруг хрипло зарокотало - это двинулись в атаку бронемашины.

Штурмовик откатился в сторону от рванувшей с места самоходки, проводил ее холодным взглядом, закрыл уши заглушками, предохраняя себя от воя, несущего безумие, поднялся, пробежал немного по упругой просеке, оставленной самоходным орудием, и метнулся в сторону, четко представляя, в каком направлении движется стальная армия штурмующих, и куда пойдет он, решивший обмануть неприступный Дом.

Выло, гремело, стонало, вздрагивала почва, небо стало сизым, а потом угрожающе лиловым, и что-то сверкало, сверкало в воздухе. Штурмовик крался сквозь чащобу в стороне от сражения, вернее, от истребления, пробираясь к Дому по длинной дуге, не раз прочерченной им на схемах.

Ветви лезли в лицо, ноги проваливались в ямы, а заросли просто отбрасывали от себя, не давая пройти, - но Штурмовик упорно, где ползком, а где напролом, продвигался к Дому, пока никак не реагирующему на присутствие безоружного одиночки.

В чаще быстро темнело, метались по небу яркие убийственные сполохи. Штурмовик решил, что пора уже двигаться только ползком, упал в липкую жижу и пополз, не обращая внимания на клейкие листья, сотнями присосок пристающие к одежде. У него было достаточно сил.

"Все дело в плане, - думал он, отталкиваясь подошвами от пружинящих кочек, отводя в сторону жесткие стебли и неуклонно продвигаясь к цели. - Я войду в тебя, - думал он о Доме, как о злобном существе, - я войду в тебя,и никакая защита тебе не поможет."

Гремело, содрогалось, вспыхивало, переливалось... Но это было сбоку, за чащей, где, громыхая металлом, рвался к цели обреченный отряд, - а здесь, в едко пахнущей темноте был только он, Штурмовик, - безоружный, но уверенный в себе.

Внезапно по глазам полоснул свет, обрушились деревья - и возникла вдруг обезумевшая самоходка и, вихляя, пошла на него. Он мгновенно отреагировал броском в сторону, в пахучую теплую жижу - и самоходка прогрохотала мимо и устремилась по просеке, пробиваемой собственной стальной грудью, убегая от Дома... А вдогонку летели яркие лучи, раздирая чащу и вспышками отражаясь от облаков.

Он перевел дыхание, стер с лица жижу и вновь пополз к Дому.

И за кустами увидел вход - освещенные изнутри стеклянные двери - и никакого движения за ними. Молнии, сизый дым и крылья кромсали атакующих где-то вдалеке, а здесь, у самого Дома, было спокойно и как-то нереально.

Он подавил желание встать и пробежать этот очень короткий путь. Он прополз его, кусая губы и сдерживая дыхание. Вцепился в холодные ступени, ведущие от нехоженой шершавой травы к дверям - и в этот миг белое полотнище камнем упало с вершины Дома и повисло над головой, постепенно раскаляя свои ужасные глаза.

Он зажмурился, отпустил ступени и замер, приготовившись к смерти.

...Когда он осмелился взглянуть вверх, то увидел только звезды в разрывах облаков. Страж Дома исчез.

"Пронесло! - возликовал он. - Потому что я безоружный..."

Он ползком преодолел три ряда ступеней, лежа, толкнул ладонью прозрачную дверь и вкатился в прохладный вестибюль. Поколебался, и осторожно вытащил заглушки. Закрывшаяся дверь отрезала все звуки мира. Он встал на колени и огляделся.

Вестибюль был просторным и пустым. Его освещали неяркие настенные лампы-трубки. Расплывчатые тени от четырехгранных колонн, пересекаясь, стелились по гладкому каменному полу. В глубине вестибюля начиналась широкая лестница без перил.

Штурмовик, пригибаясь на всякий случай, добрался до лестницы и обернулся. Небо за дверью вновь беззвучно полыхало, мелькали белые полотнища, и при вспышках ослепительного света медленно и неумолимо падали деревья. Штурмовик откашлялся и начал осторожно подниматься по лестнице.

...Он не мог определить, сколько времени провел в путешествии по Дому. Всякий раз, глядя в треугольные окна очередных комнат, он видел только темноту. Значит, все еще стояла ночь и значит, бой был завершен. Темнота была спокойной и безжизненной. Значит, все кончилось...

Этажи, этажи, этажи, двери, двери, десятки дверей, и за каждой из них - комнаты с треугольными окнами. Совершенно пустые комнаты, освещенные настенными лампами-трубками. Каменные полы. Белые стены. Белые потолки. Пустые углы. Гулкая тишина. И все.

...Он обшаривал Дом, пока за окнами не начало светать. Было уже совсем светло, когда Штурмовик поднялся на самый верхний этаж. Лестница окончила свой путь и превратилась в последний коридор. Такие же двери... Такие же окна... Внизу замерла растерзанная чаща. Застыли туши бронемашин, завалившись на бок, упав на спину; уткнулись дулами в траву орудия - и нигде ни единого движения. И не видно мертвых. Только деревья, только кустарник, только спящая трава, только черные ямы. От далеких полей полз белый туман. А дальше, за равниной, виднелась гряда холмов и дорога, по которой лишь накануне продвигалась бронированная армада, а за холмами, невидимые даже отсюда, из-под крыши Дома, спали города.

Он ударил кулаком по прочному стеклу и некоторое время бессмысленно смотрел вниз. Потом сел на пол у окна, привалившись спиной к белой стене.

Дом был пуст.

- Ах, так? - прохрипел он и эхо умножило этот хрип. - Пустышка? Ну что ж, тем лучше.

Он почувствовал себя хозяином Дома. Он был уверен,что все защитники Дома отныне в его руках и будут исполнять его приказы.

- Эй, сюда! - Он поднялся, вновь постучал кулаком по стеклу и поморщился от боли. - Сюда!

Порхнуло в воздух белое полотнище, повисло перед окном, слабо колыхаясь в утреннем воздухе, и четыре немигающих глаза покорно посмотрели на него, ожидая команды.

Он скрестил руки на груди и сделал глубокий вдох. Он знал, чем заняться дальше. До сих пор Дом был пустышкой. Отныне Дом будет орудием его власти над миром, и защитники Дома при любой попытке чьего-либо неповиновения превратятся в карателей.

- Теперь это мой Дом. Мой!

"Мой... ой... ой..." - повторило эхо.

Изуродованную чащу накрыл плотный туман.