Струны души

Глава 1

Почти бесцветный ноябрь молчаливо давил серым небом. Тонкими жгутиками мороза он проникал сквозь щели окон, забирался под куртки и пальто, путался в шубках бездомных животных стараясь выкачать побольше тепла из всех живых созданий, только бы согреться самому.

Я стоял на балконе, прижавшись к холодному стеклу окна, и вспоминал события прошедшей весны, от которых, словно доказательство реальности, у меня остались кот да книга. И Михаил.

В середине лета он пришел ко мне с огромной дорожной сумкой, заявив, что негоже таким замечательным людям, как мы, пропадать без собеседника. Вместе с ним ко мне переехало пол книжного магазина. Мой идеально чистый журнальный столик покрылся следами от кружки с кофе, а место ноутбука заняла стопка книг. Я был удивлен, увидев среди исторических произведений и литературы, посвященной искусству, корешок с надписью «Сказочные повести скандинавских писателей».

– Что в этом такого? Я не отрицаю присущий мне инфантилизм, – прокомментировал как-то раз Михаил, лежа на диване и подбрасывая золотистую цепочку с крестом, – Но знаешь что самое интересное? Читая о добрых, искренних поступках, будучи взрослым человеком, ты приходишь в недоумение: «Разве так бывает?»; до последнего ищешь подвох, не находишь, а потом сидишь и думаешь: «А как бы поступили в действительности?».

Иногда Михаил пропадал на неделю, а то и больше, возвращался тихим, задумчивым. По ночам я лежал и слушал его шаги сопровождающиеся звоном той самой золотистой цепочки. Самое интересное, я никогда не видел ее на шее Михаила – он всегда носил эту цепь в руках.

Однажды он забыл ее после завтрака на кухонном столе, и мне удалось рассмотреть, что она из себя представляет. На плотной цепи висел ажурный крестик с распятием. Даже незнание всех тонкостей ювелирного искусства и проб драгоценных металлов не мешало сполна оценить сие искусное творение.

В ту ночь мне приснился человек, чей труп я обнаружил три с половиной года назад на пути к Владимиру. Я сидел напротив него за кухонным столом, плакал, умолял простить, что не успел спасти, а он взмахами руки пытался остановить поток причитаний. Когда мне удалось совладать с собой, мужчина повернулся в сторону двери, ведущей в коридор, и застыл в ожидании неведомого гостя.

После появления в доме новых людей кухня превратилась в эпицентр всех событий. Стабильно раз в месяц на ней появлялась Габриэлла. Вдоволь наговорившись, я отправлялся на прогулку с котом. По приходу домой я заставал Габриэллу в рубашке Михаила, хозяйничающую за плитой в окружении дыма от сигарет.

Тут же сидел Михаил с ноутбуком на коленях, верящий в тайный смысл картины Боттичелли «Весна». Вдохновленный нашим всеобщим успехом с решением головоломки на картинах Да Винчи, он призывал нас всех взяться за нового итальянского живописца. Только почему-то никто из нас особого энтузиазма по этому поводу не испытывал.

В этом месяце Габриэлла как всегда пробыла неделю и уехала, оставив аромат жасмина и обещание вернуться в декабря. После ее отъезда Михаил превратился в тень.

Струна 1

В последнее время он стал реже покидать стены дома и практически не спал. Я насильно вытаскивал его наружу на наши совместные вечерние прогулки с котом. Мне хотелось растормошить его, выяснить, что происходит, но разговор неизменно сводился к «Весне».

При этом каждый раз, рассматривая сие произведение искусства, я убеждался в правоте Михаила. Одна фигура, а затем последующие за ней три вполне подходили под ритм неизвестной мелодии. Я сам не заметил, как отбросил работу над статьей о проблемах с коммуникациями в городе и с головой ушел в искания.

– Меркурий, это тот, что первый слева, очень похож на ключ музыкальный, только отраженный по горизонтали, – Михаил перевел взгляд от ноутбука к распахнутому музыкальному словарю справа от себя. Он нашел его среди моих сокровищ – книг, спрятанных подальше от людских глаз в заднем ряду, книг, к которым я испытывал особую симпатию и не желал ни с кем делиться. Я разрешил ему покопаться в моем книжном шкафу, чтобы хоть как-то разбавить тьму, в которую он погружался.

Эта маленькая толстая книжка с бежевой обложкой и пожелтевшими от времени страницами напоминала мне о Вене, о новогодних праздниках, когда ряженые дамы и мужи собираются в первый день нового года в Золотом зале Венской филармонии. Шелестя одеждами, в полголоса они переговариваясь друг с другом, занимают места.

Вместе с ароматом духов в зале витает предвкушение. Оно проносится меж лож у самого потолка, украшенного изящной росписью и лепнинами, спускается к переполненным рядам внизу, и, наконец, зал погружается в тишину, которая тут же нарушается раскатом первого аккорда. На протяжении двух с половиной часов внимание слушателей принадлежит чарующим мелодиям, летящим с высоты, где расположился филармонический оркестр.

Теперь же страницы книги напоминали воды Дуная с бороздящей по ней синей яхтой – пристальным взглядом Михаила, ищущим малейшее сходство нотных знаков с людьми на картине.

– Мне так не кажется, – попробовал я визуально наложить контуры музыкального ключа на фигуру молодого человека, – Если только повернуть его слева на право. Думаешь, Боттичелли повторил трюк Да Винчи? – я отвлекся от созерцания картины и аккордов из-за спины Михаила.

– А почему нет? – тут же произвел он манипуляцию со сменой сторон картины в графическом редакторе, – Действительно, смотри! Когда Зефир, летящий за Хлоридой, находится слева, картина, становится…м-м-м более осмысленной? Он летит за Хлоридой. Она в свою очередь превращается во Флору. Тут пауза или нота вверх в виде Венеры с парящим над ней Амуром. Он… целится в одну из Хорит, что взялись за руки и кружат меж Венерой и Меркурием. И вот в конце Меркурий с жезлом в руках. Кстати, бывает такое, что нотный ключ – справа, а не слева? – оторвался он от картины и посмотрел на меня. Я покачал головой. – Тогда я где–то ошибся, – вздохнул он и потер покрасневшие от недосыпа глаза.

– А что было до нот, которые мы используем сегодня? – неожиданно мне в голову пришла хорошая идея, – Какие знаки использовали люди пару сотен лет назад, чтобы записать новую композицию?

– М-м-м. Новая композиция? – засмеялся он, – Не знаю, не знаю. Самая древняя музыка, которую я когда-либо слышал и слушал это африканские барабаны в исполнении самих африканцев из разных племен и классика. В первом случае вряд ли существуют какие-либо ноты, во втором случае, думаю, нотация мало чем отличается от нашей современной. А это были 17-18 века.

– Ты был в Африке? – удивился я, услышав о барабанах, – Каким ветром тебя туда занесло?

– Попутным. Мне нужно было сбежать от себя и от своего окружения. Вдали от цивилизаций, без условий, оставшись наедине с природой, ты понимаешь, насколько драгоценна жизнь, – Мой собеседник вздохнул и потер лицо руками. – Помнишь, ты задавал вопрос о руке, а я ответил о несчастном случае? – дождавшись утвердительного кивка, он продолжил, – Мой отец был военным. Слава богу, я смог отстоять учебу в нормальной школе, а после поступил в физмат. Хотя, конечно, это было его условие.

***

В голубоватом свете светодиодных ламп-свечек горькая усмешка на сером уставшем лице, выглядела особенно трагично, даже заставила почувствовать вину за заданный год назад вопрос. Я не представлял, как много пришлось пережить этому загадочному человеку, но был безмерно рад, что в этот вечер он решил впустить меня за порог своей души.

– Недоучившись в универе год, я пошел на службу к отцу. Я оказался посреди на чужой земле посреди чужой войны, – Михаил закрыл и отложил книгу в сторону, -

Взрыв, произошедший из-за такого же чужого слепого желания отомстить, отправил меня в полет, чуть не лишил руки, но не убил. Я очнулся в палате. Ужасно хотелось пить. На этом планы отца рухнули, а я стал другим человеком. Знаешь, – с тяжелым вздохом достал он из кармана крест на цепи и принялся трясти его в ладони, – я сам натворил немало бед, и теперь расплачиваюсь. Ты веришь в существование души? – неожиданно он поднял на меня глаза.

– Отношусь скептически, – после некоторых минут раздумий у меня получилось сформулировать внятный ответ на странный вопрос, – Цепочка с распятием как-то с этим связана?

– Отчасти, – пробормотал Михаил, убрал в карман цепочку и закрыл ноутбук, – Честно говоря, я тоже скептик. Но все-таки не мешает послушать экспертов. Что ты думаешь о путешествии в Милан? – он посмотрел на меня, – Ты наверняка давно не эксплуатировал кота, аж разжирел он вон как. Помнишь ключевую фразу-вопрос?

– Ага, – Я погладил кота, лежащего на стуле рядом с Михаилом, и присел напротив.

– Кстати, от Владимира что-то мало вестей, – Михаил встал и подошел к кофе-машине. – Владимир… Заразился от тебя официозом. В этом мире вообще есть человек, которого ты относишь к личному кругу? – пробухтел он себе под нос, усаживаясь на прежнее место с полной кружкой кофе, – Живу с тобой уже…сколько? Полгода? Ни разу не слышал, чтобы ты говорил о своей девушке или… девушках?

– Ну, потому что ее… или их… нет, – улыбнулся я, наливая себе чай, – С последней мы разошлись, как раз таки перед тем, как меня занесло к вам.

– А почему?

– Не выношу глупость и бездушие, – пожал я плечами, вспоминая о последней бывшей пассии.

– Бездушие… А в чем оно по твоему проявляется?

– Она не любила животных, но любила машины, – назвал я первую причину, пришедшую мне в голову.

– Как долго с ней встречались-то? – отхлебнул кофе Михаил.

– Полгода.

– Если она была глупа, то о чем вы с ней говорили? Или совсем не разговаривали? – усмехнувшись, он прищурил левый глаз.

– Говорили. О музыке. Есть преимущество быть меломаном.

– Да-а-а, – протянул Михаил, – Я диву даюсь тому, как ты смешиваешь в плей-листе Il Divo с какой-то молодежной рок-группой.

– Dead by April, – уточнил я название той самой «молодежной рок-группы», – Они хорошо сочетаются с Il Divo. Впрочем, Il Divo также прекрасно сочетается Металликой, – вспомнил свой опыт в составлении плей-листов.

– Да-да, мы уже выяснили, что ты извращенец, – кивнул он своим словам и рассмеялся, – Ну так что на счет Милана?

– А что мне там делать?

– Неужели ты не хочешь знать историю этой цепи? – Михаил снова вытащил из кармана украшение и покачал им у меня перед носом, – К тому же я тебя познакомлю с двумя интересными людьми. Один из них разбирается в музыке. Он поможет нам с Боттичелли.

– Когда ты туда собираешься отправляться?

– Завтра вечером. Я уже собрал вещи и купил билет. Проводник-то меня переправлять не хочет, – кивнул он в сторону подтягивающегося животного. Кот словно понял, что Михаил говорит о нем, посмотрел на него с высунутым кончиком языка, облизнулся и принялся чесать за ухом.

– Как мы встретимся, если ты летишь, а я… не по-человечески?

– Кот сам определит нужное время и нужное место, – посмотрел он на пустой стул, где только что лежал кот, – Вот только не проговорись людям, с которыми мы встречаемся, о возможностях кота. Если вдруг что, просто скажи, что прилетел позже из-за возникших неотложных дел.

– С чего вдруг такое предупреждение?

– Один слегка интересуется квантовой физикой, другой ее изучает, – снова рассмеялся своим мыслям Михаил, – Ну так значит ты со мной? – дождавшись моего неуверенного кивка, улыбнулся, подхватил ноутбук и направился в зал.

Глава 2

Полночи в голове попеременно крутились мысли о статье, о сне наяву. Мне до сих пор не верилось в реальность происходящего. То перемещение в Неаполь, изучение картин Леонардо да Винчи казалось чем-то эфемерным, выдуманным мною самим из-за желания разбавить пресные, повторяющиеся монохромные будни специей острых ощущений.

Не выдержав, я закрыл совершенно пустой текстовой документ и, по пути к себе в комнату, заглянул в зал. Михаил в полудреме сидел на полу, облокотившись спиной о диван. Из наушников на пол головы доносилось «All the right moves» One Republic.

Он не заметил, как я присел рядом с ним. Когда его локоть случайно задел мое предплечье, Михаил вдруг резко отбросил свой ноутбук и заключил в удушающий захват мою шею. Выскочивший штекер от наушников не остановил воспроизведение песни и в тиши комнат зазвучало:

«They got all the right friends in all the right places. So yeah, we're going down…»

Не знаю, что именно отрезвило моего соседа – громкий звук или мои нелепые удары в бок, но он быстро выпустил мою шею из захвата и оттолкнул в сторону.

Пока я пытался откашляться и восполнить утраченный кислород, Михаил сидел потерянный, разглядывая ладони.

– Прошу меня извинить, – дождавшись моего возвращения в вертикальное положение, горе-сосед потянул руку к моему плечу и тут же отдернул, – Я действовал на автопилоте, – робко продолжил свои извинения, прислушиваясь к моим хрипам, – Но не переживай, утром меня уже здесь не будет, – отложив наушники в сторону, он потянулся за перевернувшимся ноутбуком.

– Какого черта это вообще было? – выдавил я единственный вразумительный вопрос, бившийся пташкой в клетке моего слегка замутненного сознания.

– Не смог отличить реальность ото сна. Меня не будет… – положив левую руку на закрытый ноутбук, Михаил правой сжал переносицу, отпустил, и откинул голову на диван, так будто она держалась не на твердой устойчивой шее, а на веревке.

– Ложись нормально спать! – проворчал я, пытаясь разобраться в своем смятении.

Злость, порожденная страхом, проиграла в борьбе с сочувствием. «Правильные маски, неправильные поступки» – вспомнились мне слова песни. Он боялся себя.

Устав глядеть в одну точку, я накрыл покрывалом спящего друга, встал и пошел обратно на кухню. Сна не было ни в одном глазу. Кот залез в раковину и облизывал кран.

Я налил ему воду в чашку, подключил зарядку ноутбука к розетке и запустил загрузку системы. Нужно было как-то отвлечься. Лучше всего для этого подходила расшифровка картины Ботичелли.

Струна 2

Пережитый скачок адреналина разогнал сон, но уставший мозг было не обмануть. Пару минут ушло на бессмысленное созерцание обоев рабочего стола, прежде чем дошло с чего следует начать поиск.

Только вместо запроса «что использовали до нот» я вбил в поисковик данные какой-то из статистик, составленных мною для рабочей статьи. Очнувшись, быстро исправил ситуацию и принялся вчитываться в сниппеты. Недолго думая прокрутил к началу и открыл Википедию.

«До нот в европейской музыке использовались особые знаки – невмы», – гласило первое предложение в разделе История. Слово «невмы» было активной ссылкой, и я перешел.

Как оказалось, невменная нотация использовалась в Средневековой Европе «главным образом для записи церковной монодической музыки – григорианского хорала». Среди стран активно использующих подобного рода нотацию числилась Византия, Русь и Армения.

Невмы не указывали на высоту звука и его длительность. Они всего лишь напоминали об уже разученной заранее мелодии. Это вызывало некоторого рода сложности, но я почему-то продолжил изучение статьи, точнее прокрутил в самый низ, где стройными рядами выступали изображения невм. Ромбики, квадратики с черточками мало чем напоминали современные изящные округлые ноты. Под каждой картинкой имелось название знака на латинском языке. Я тут же открыл картину Боттичелли и стал искать сходство с невменной нотацией.

В первую очередь, на что я обратил внимание – это жесты рук. Полное незнание музыкальной грамоты вызывало страх перед исследованием, поэтому лучшей стратегией, на мой взгляд, было использование предыдущего опыта.

Меркурий с поднятой вверх рукой напоминал climacus, а точнее эпиземированный climacus.

Кружащиеся Грации с переплетенными руками ясно давали понять – их нельзя рассматривать как нечто отдельное, поэтому к ним как раз подходил subpunctis. Но если следовать за ритмом раз-два-три-раз, то их руки походили на torculus, clivis и pressus.

Венеру с Амуром я видел как scandicus или эпиземированный torculus.

Флора и Хларида вместе составляли porrectus.

Зефир был похож на quilisma.

Мне хотелось более подробно прочитать про невмы. Я закрыл единственную активную вкладку со статьей Википедии и мой браузер закрылся вместе с ней. Приняв это как знак свыше, отключил ноутбук и решил заварить чай.

Чайник как всегда оказался пуст, пришлось набирать и ставить. Я сам не заметил, как под мирное гудение электрочайника положил голову на стол и уснул.

***

Удивительно, какой громкой бывает тишина. Ты просыпаешься не из-за душераздирающих сигналов потревоженного автомобиля, криков за стеной или работающего перфоратора, ты пробуждаешься из-за звона в ушах, звуков своего дыхания или человека, сидящего напротив и легонько постукивающего подушечкой пальца по мягкой скатерти кухонного стола.

Три часа сна за кухонным столом не могли пройти без последствий. Рука, выполняющая роль подушки, по ощущениям превратилась в чужеродный объект, легкие требовали больше кислорода, а спина – справедливости.

Совершив парочку глубоких вдохов и выдохов, я оглядел размытый интерьер и попытался вспомнить, каким чудом мое бренное тело очутилось на кухне, ведь последним отчетливым воспоминанием было шествие в сторону спальни.

Я протер глаза и наткнулся на силуэт человека. Он сидел напротив меня, мягко постукивая по столу пальцем. Его взгляд был устремлен в коридор. Ощутив на себе интерес с моей стороны, человек повернулся ко мне, улыбнулся уголками губ и столкнул по столу ладонью. Я застыл.

Тысячи тонюсеньких иголок беспощадно кололи мою затекшую руку. Это мерзкое ощущение было пропитано явью, но не объясняло, почему я вижу перед собой давно почившего незнакомца.

– В-в-вы же умерли! – не узнал я свой голос.

– Рома, ты че? – такой невинный вопрос заставил меня подскочить, опрокинуть стул, судорожно дыша, пятиться назад.

«Откуда он знает мое имя? Откуда?» – билось в затравленном разуме. Натолкнувшись на сиденье стула, под обиженный звон чашек я больно приложился копчиком о край «посудного» стола.

– Рома, ты чего? Это я…Михаил.

– Ми-ми-михаил, – смертельный холод, сковывающий мои губы, погасил еле пробивающий шепот. Прозвучавшее имя напомнило о чем-то знакомом, но далеком, привычном, но нереальном.

Я судорожно выдохнул, поднял стул с пола, сел на место и уронил голову на сложенные в замок дрожащие руки. В темноте за закрытыми глазами всплывали кадры диафильма с событиями сегодняшней ночи.

– Думал уйти, не попрощавшись, но мне показалось это неправильным. Кажется, следовало поступить именно так. Я действительно сожалею о том, что натворил вчера, – Михаил замолчал и продолжил тихим голосом, – Оправдания бессмысленны. Все и так ясно, – он вздохнул, – Я пойму, если ты откажешься мне помогать, – и добавил еще тише, – Хотя в этой ситуации мне следует разобраться самому, – снова замолк, стукнул ладонью по столу и уже нормальным голосом подытожил, – Ладно, мне пора. Через 2 часа самолет. Если захочешь присоединиться, то мы обязательно встретимся, а пока прощай.

Я слушал его монолог и постепенно приходил в себя. Ни злости, ни обиды – в осадке, оставшемся после ночного инцидента, не наблюдались чувства, которые бы стали препятствием нашему совместному поиску неведомой истины. Мне не удалось объяснить себе, почему именно так, но стало ясно одно – мы не доверяем друг другу до конца. Борясь со жгучим чувством стыда из-за проявленной слабости, я поднял голову и спросил:

– Может, все-таки назначим какое-то определенное место встречи?

– Не хочешь упускать шанс? – Михаил встал из-за стола и подхватил с пола рюкзак.

– Не хочу испытывать сожаления, – я встал, чтобы проводить его до двери, – Ну так что на счет места встречи? – повторил вопрос, глядя, как он достает из кармана перчатки.

– Я назначил встречу на сегодня в 6 часов вечера возле памятника на площади Дуомо. Одного зовут Габриэль, другого – Кенджи. Ты вроде не бывал ранее в Милане, поэтому если вдруг я не успею или еще что, – Михаил сдвинул брови и ненадолго замолк, – то позвоню Амалии – она по тебе соскучилась. К тому же она с ними знакома. Так что до встречи, мой друг, – хлопнул он меня по плечу, постоял у порога, затем скрылся в лестничных пролетах.

Каждое прощание оставляет послевкусие. Закрывая за ним дверь, я вдруг ощутил себя стоящим посреди лабиринта Минотавра. Неизвестность, азарт подгоняли вперед, а разум требовал немедленного возвращения. Только я запретил себе сворачивать назад. Оставалось только одно, самое трудное – ждать, ждать подходящего случая, чтобы сделать следующий шаг.

Я пошел в зал рыться среди бумажных стопок на вершине книжного шкафа. В конце прошлого года мне вдруг взбрело в голову бросить курить. Последняя пачка Ротманс, купленная мной, так и осталась непочатой и отправилась отлеживаться наверху среди бумаг в ожидании своего звездного часа.

– Ну что вспомним старое? – спросил кота, распахивая дверь из спальни на балкончик, и попал в центр маленького снежного вихря. Курить перехотелось. Я отложил пачку сигарет на покрывшийся каплями подоконник и принялся наблюдать за мягким гипнотическим танцем белых пушинок.

Тусклый свет фонарей посреди раннего снежного ноябрьского утра, редкие сияющие окна – все это заставило меня вспомнить далекое прошлое: старую куцую елку с блестящими разноцветными игрушками, добрые советские новогодние поздравительные открытки, предвкушение волшебства и праздника, потерянное в последующие годы.

Они заставили меня вспомнить уютные зимние вечера, когда маленький я просил взрослых выключить в зале свет и включить подмигивающие теплым чуть оранжевым светом елочные фонарики. Следы краски по краям лампочек говорили о том, что их пытались сделать разноцветными, но цвету предпочли яркое сияние огоньков. Мне вспомнились замечательные дни, когда мы с бабушкой оставались одни, и она читала вслух разные сказки. Продрогший, повзрослевший я потянулся за промокшей пачкой и закурил. Мне почему-то захотелось сию минуту поглядеть на картины, посвященные празднованию Рождества. Я докурил сигарету и закрыл дверь.