Студент(ка) в Академии льда

#спасение откуда не ждали#

Клянусь, я слышу, как отсчитывает секунды несуществующий метроном и как бьется мое несчастное сердце. Ну что ж, Кэндис Стар, вот и пришла твоя погибель!

— Я… — набираю в грудь побольше воздуха. — Я…

И вдруг в этот момент мы все зажмуриваемся от ужасающего, страшного звука. Даже не знаю, на что он больше похож — на призыв самки слона, многократно усиленный микрофоном, или на рев бабуина, которому прищемили хвост.

Страшные, нелепые, жуткие звуки разносятся по всей комнате, от них буквально трясется стекло в шкафу и начинают едва заметно подрагивать окна.

Мистер Кромби выпрямляется и резко зажимает уши — видимо, к этим скрежещущим, отвратительным звуковым волнам добавляется ультразвук. Брэндон в ужасе открывает глаза и рот — скорее всего, он справедливо полагает, что таким образом нагрузка на барабанные перепонки станет меньше, как это бывает при взлете на самолете.

Мистер Кромби в два счета пересекает комнату, нараспашку распахивает дверь и в ярости устремляется в коридор.

Отвратительные в своей громкости звуки джунглей становятся больше, и становится понятно, откуда они исходят — из усилителя со стены, откуда обычно раздается звонок с лекций. Студенты, пришедшие на занятия, жмутся к стенам и закрывают ушли, не в силах терпеть этот кошмар.

И вдруг из динамиков доносится:

— Вы прослушали Aerosmith — Crazy, в исполнении нашего несравненного Дэна, — Лэндон откровенно забавляется над тем, как поет его друг, но не комментирует ни одним словом его вокальные данные. Слышно, как на заднем фоне Дэн допевает последний куплет, но, думаю, что Лэндон зажал себе уши, чтобы спастись от этой невероятной какофонии звуков. — Таким образом мы желаем нашим друзьям доброго утра, всяческих свершений и побед и напоминаем, что в эту субботу у нас состоится напряженная игра с Йеллем, на которую мы всех приглашаем! Приходите поболеть за родную команду родной академии!

Последние слова Лэндон говорит буквально шепотом, потому что в радиорубке ведущих студенческого радио явно появляется новый персонаж. Дэн прекращает свои страшные песнопения, больше похожие на вызов дьявола, а Лэндон вдруг начинает голосить:

— Мистер Кромби! Ухо! Мистер Кромби! Спасите! Отпустите! Мое ухо! А-а-а-а-а-а!

— Если еще раз увижу вас здесь, — мрачно и жутко произносит мистер Кромби, и от его слов студенты, с интересом прислушивающиеся к развитию событий, съеживаются, видимо, они на своей шкуре не раз испытывали действие тона этого мага на себе. — То…

Брэндон берет меня за руку, и я чувствую успокоительное тепло, которое перетекает из его ладони в мою. Он кивком показывает на выход из кабинета, и с я радостью следую за ним — меня не нужно просить дважды, чтобы покинуть логово льва!

— Мистер Кромби! Мы больше не будем! — в два голоса визжат неудавшиеся ведущие утреннего шоу.

— А тебе! — думаю, преподаватель обращается к Дэну, который своим голосом явно может вызывать мертвых из могил. И то для того, чтобы и они попросили того заткнуться. — Тебе вообще противопоказано петь!

— Да, да, мистер Кромби! Только отпустите мое ухо!

В голосе Дэна слышится такая мольба, что она может растопить камень, не то, что лед.

Но мистер Кромби — тот еще айсберг, его какими-то словами не разжалобить.

— Еще раз услышу ваше пение, превращу в ледяных горгулий на воротах! Ясно?!

— Да, да, — слышится перед тем, как эфир окончательно отключается.

Мы с Брэндоном добегаем до фонтана на улице и одновременно садимся с размаха на деревянные скамейки, которые обрамляют чашу. Выдыхаю — эта пробежка по коридорам из кабинета злобного мистера Кромби далась мне не просто: в боку колет, дыхание никак не хочет становиться ровным, а Брэндону все нипочем. Только глаза весело поблескивают.

— Стивен Тайлер, думаю, долго бы рыдал, услышав свою песню в исполнении Дэна! — хихикает Брэндон и я не могу с ним не согласиться.

— Он просто ужасен. А ты слышал, как он поет в душе?

— Каждый божий день! — Брэндон открывает глаза шире, выражая искусственный ужас на лице, и я начинаю посмеиваться.

Мы сидим рядом, плечо к плечу, и я думаю о том, что такое соседство мне очень и очень, ну просто очень нравится, и я бы хотела продлить его как можно дольше, если бы это было возможным. Ловлю себя на мысли, что хочу взять руку Брэндона в свою, провести пальцами по его шершавой ладони, пройтись по шероховатым мозолям, которые появились от постоянной игры с клюшкой, приникнуть к его груди и послушать, как усиленно бьется сердце.

Это желание становится таким невыносимым, что я вскакиваю с сиденья и отдаляюсь на два шага от этого дерзкого, горячего во всех смыслах ледяного мага, чтобы обезопасить и себя, и его.

— Да, видимо, отношения у вас отцом немного напряженные, — смотрю в его глаза, которые от этих слов теряют свои обычные веселые искорки. Брэндон щурится и глядит в сторону.

Не надеюсь услышать ответ, и потому становится особенно приятно, когда он решает поделиться со мной:

— Мама умерла, когда мне было шесть, и с тех пор отец…изменился. Отдал меня в школу хоккея, потом заставил поступить сюда. Мы с ним не близки. Да что говорить — мы с ним вообще не общаемся, только на лекциях.

— Он хочет, чтобы ты стал хоккеистом? — удивляюсь я.

— Да…и нет… — парень вздыхает и ерошит волосы. — Тут все сложно, ясно?!

— Да куда уж яснее, — поднимаю брови «домиком». Видимо, этим двоим однажды нужно было взять и поговорить, а вместо этого они строят из себя настоящих мужчин, которым обычные человеческие эмоции кажутся глупостью.

— Он ходит на все мои матчи, — тихо добавляет Брэндон и я снова чувствую, что хочет присесть рядом с ним, погладить по плечу, по голове и обнять его. Но, наверное, настоящие парни так не делают. Снова обзовет меня тутти — фрутти или еще что-то в этом роде!

Но то, каким несчастным вдруг кажется мне этот сильный, большой парень, заставляет мое сердце биться совсем в другом ритме и тело не слушается доводов разума.

Я сажусь рядом и запускаю в его шевелюру, жестковатые, но невероятно приятные по ощущениям волосы, свои пальцы. Ерошу, притягиваю голову к себе, и вот мы с Брэндоном уже обнимаемся, сидя в центре студенческого парка на чаше бассейна, у всех на виду.

— Эй, тутти — фрутти, — слышится вдруг сбоку. Поднимаю голову и вижу парня, неодобрительно смотрящего на нас. — Снимите себе уже комнату.

Брэндон не глядя показывает ему средний палец и студент спешит скрыться среди огромных многовековых деревьев, меняющих цвет кроны с зеленого на осенне — багряный.

— Да-а-а, — тянет он. И отворачивается от меня, снова отдаляясь. Брэндон кладет себе на лицо ладонь, будто бы не хочет смотреть на меня, и я тут же снова встаю и цепляюсь за лямки рюкзака, только бы удержать свои шаловливые пальцы, приносящие столько недоразумений, в узде. — Тебе пора, Кэн. Иди уже. А у меня…по расписанию сейчас занятие с этой…как ее… черепахой.

От ужаса я округляю глаза.

Точно. Как я могла забыть — еще в тот день Брэндон предупредил, что у него очень жёсткое расписание перед игрой с Йеллем, и потому проведет урок перед уроками сегодня.

— Да…эм…пока…

— Иди уже, — бурчит он, но не встает со скамьи, а только немного отворачивается в сторону, и я вижу только его спину. Он до сих пор прячет лицо в ладонях, и мне становится не по себе: а вдруг парень плачет из-за того, что я напомнила ему про отношения с отцом? Вдруг для него эта настолько болезненная тема, что он впадет в депрессию?

Вот черт.

— Эй, Брэндон!

— М-м-м? Ты еще здесь? — рычит он.

— Ты в порядке?

— Буду, если ты уберешься, наконец, отсюда, — беззлобно фырчит он.

— Да. Ой, извини меня.

Я срываюсь с места и кубарем качусь по тропинкам, не обращая внимание на студентов, спешащих на занятия. Сегодня я прогуляю одну лекцию по умственному труду — заменю его физическим. Мне срочно нужно добраться до машины, где хранится женская одежда и коньки, чтобы переодеться как можно скорее.

Если я заставлю Брэндона ждать, не знаю, что он со мной сделает….