Студент(ка) в Академии льда

#между нами тает лед

Быть капитаном команды — это не самое простое дело. Ты должен быть всегда в тонусе, показывать бОльшие результаты, чем простой игрок, и всегда, всегда думать наперед. Обо всем. Буквально обо всем. О себе, о своих друзьях на льду, о противнике в домашней обстановке.

Я думаю, что неплохо справлялся со всем этим барахлом, потому что именно сейчас мы стоим на льду и слушаем гимн нашей академии на главном ледовом побоище года. Мы победили йелльцев, и сейчас, если разобьем ребят из Корнуолла, станем единственными обладателями Ледяного кубка на целый год. А это, между прочим, целый набор приятных бонусов от внимания спортивных фанатов до поблажек при сдаче экзаменов. Я знаю, что в первом ряду, как раз там, где сидит отец, наблюдая исподлобья за моей игрой, сидят парни из НХЛ. Сегодня, на этой игре — самые-самые крутые перцы, которые и будут принимать решение: кого зафрахтовать в свою сборную после выпуска из академии, а кого обделить своим вниманием.

Пэр Бриссон именно по этой причине больше всего орал на нас в раздевалке перед тем, как выпустить на лед. Вообще вся его речь, если опустить обсценную лексику, была действительно очень мотивирующей и вдохновляющей. Оно и понятно — на прошлой игре от нас ушел Ларс, Мигель и получил отдельное приглашение звезда хоккея — Николас, а ведь он учится еще только на втором курсе академии. В его интересах раздраконить нас до такой степени, чтобы мы разбили парней из Корнуолла так быстро и шустро, чтобы показать спецам из НХЛ, что только мы достойны играть у них.

Это и в моих интересах, и именно потому я снова и снова отгоняю все жужжащие вокруг меня мысли, чтобы настроиться на игру.

Флаги взлетают ввысь, сейчас прозвенят еще два куплета, после — гимн магической академии Корнуолла, выпуск белых голубей, которые символизируют мир, а уже потом — игра.

Я смотрю вперед, чтобы снова не обнаружить себя блуждающим взглядом по зрительским сиденьям в поисках светловолосой головки, с интересом наблюдающей за парнями на льду. И мое сердце снова и снова сжимается от тоски.

Тоски по человеку.

Тоски по смеху.

Тоски по настоящей поддержке.

Тоски по искреннему теплу.

Всему тому, что может мне дать чертов Кэн Стар, чертова Кэндис Стар. Это ужасно — обнаружить в себе, что ты можешь стать тутти-фрутти, стать готовым сменить сексуальную ориентацию, в которой был уверен все двадцать три года, и упасть в геенну огненную, чтобы молить о поцелуе с парнем.

И после всего того, что бушевало внутри, после всех этих невероятных усилий души вдруг узнать, что тебя все это время обманывали, водили за нос и даже не думали сказать правду!

Если бы я не пошел за ней в ту комнату, не спас вместе с отцом, то, получается, все также мучился от своей ужасающей, иссушающей любви, а то и вообще все бросил — возможную карьеру, капитанство, только бы быть с «парнем», в которого влюблен?

Нет, это ужасно…

Говорят, что после сильнейшего потрясения человек внутри как бы иссушается, в его душе расползается лишь выжженная пустыня. Так было и у меня сейчас. Полная пустыня. Полное безразличие ко всему, кроме того, что не входит в круг интересов капитана хоккейной команды и студента академии льда.

Я слышал, как приехала Кэндис за вещами. Видел ее краем глаза, когда она стояла внизу и обнималась как ни в чем не бывало с моими всепрощающими друзьями.

Да что говорить, я даже видел, как она сдавала свой зачет по физкультуре, когда старательно ехала на коньках по льду под залихватские комментарии Бриссона. Делала все верно, — ума у нее не отнять. Выполняла все ровно так, как я и учил, и на это было смотреть обиднее всего. Ну, то есть не от того, что она добилась успеха в том, что планировала, а что снова сделала это за мой счет. Я помнил, как погано ощущал себя все время урока и после него, когда мучился томительными фантазиями об этом «парне», как хотел поцеловать, прижаться к нежной коже и сдавить в своих руках нежное тело. Помнил и мне было внутри стыдно и плохо, обидно и тяжело.

И на второй ее зачет — по дизайну одежды тоже пришел. Надо отдать должное девчонке — несмотря на то, что она долго пролежала в больнице, успела подготовиться к нему наравне со всеми. Сделала дизайн костюма, в котором, как я понял, хотела показать борьбу огня и льда. Для этого подобрала яркие краски, выразительные линии, и вообще сделала все с такой душой и уверенностью, что даже костюм Бренды, который моя бывшая подружка демонстрировала после нее, показался только тенью, платьем с распродажи среди главного платья года под софитами для победителей.

Я вышел из зала и снова глянул на свой телефон, в котором до сих пор не было от нее никакого сообщения, где она извинялась бы за свое поведение и свое вранье. И в который раз убедился, что сделал все верно. И делал все верно все это время. Мне совсем не нужны отношения с одной и той же девушкой. Потому что от них все беды. Ложь и предательство, когда ты этого не ждешь…

Да, я был ей благодарен за то, что благодаря такому случаю наши отношения с отцом, наконец, перестали быть такими холодными. Теплыми и дружескими их, конечно, не назовешь, но зато мы начали как-то общаться, чуть больше, чем приветствие по фамилии на лекциях. Это еще только начало пути, но оно положено, а значит, будет и дальнейшее развитие, и я совсем не против этого. Когда он вернулся от Кэндис, как только она пришла в себя, то вообще попытался поговорить со мной о ней, сказав, что каждый из нас имеет право на ошибку, но главное — иметь силу воли исправить ее, признать. Ну и, конечно, не прислушиваться к мнению других, потому что важно только то, что чувствуешь ты сам.

Все эти слова я и сам прекрасно знал.

Но все равно ничего не хотел менять. Потому что в моей душе уже разрасталась пустая пустыня, выжженная огнем переживаний до тла.

Я благодаря ей чуть не стал тем, кем не являлся, чуть не перешел под флаги тутти-фрутти, а это бы значило отказ от капитанства самой лучшей команды в мире, а она…Соврала.

— Все страдаешь? — повернулся в мою сторону и пробормотал одними губами Лэндон.

Я дернул плечом, что было заметно даже в экипировке: не настроен об этом говорить и точка.

— А она здесь, — снова сказал он, как только воцарилась тишина между окончанием нашего гимна и запусков гимна академии Корнуолла.

Не стал спрашивать, кого имеет в виду Лэндон. Это и так было понятно — потому что Кэндис, сама того не желая, да и против моей воли, все равно все эти долгие, пустые, томительные две недели, заполненные интенсивными тренировками и учебой, была в моей душе и сердце.

— И не одна. — Мое тело дернулось после этого сообщения от друга, хотя я сам старался оставаться бесстрастным.

— Ритика сказала, — мы же с ней сейчас вроде как мутим, — что она позвала на игру и своего брата, Майка.

— Этого огромного баскетболиста? — услышал я собственный голос, так непохожий на себя. И тут же отругал себя за несвоевременное любопытство.

— Да, да, именно его, — улыбнулся Лэндон. Несмотря на то, что шлем закрывал половину его лица, я точно знал, что он улыбается: от уголков глаз разбежались лучиками морщинки. — А знаешь зачем?

Конечно же, я промолчал. Вообще это не мое дело, как там складывается жизнь у этой бессовестной девчонки. Пусть делает и живет как хочет.

— Чтобы они хорошо провели время. Ну а потом пошли на свидание. Вернее, даже не на свидание. А на осенний бал. Ты же знаешь, как это важно для девчонок. Особенно для первокурсниц. Она же живет в его доме, наверное, что-то между ними там и зародилось, ну а моя подружка хочет это усугубить…

— Пфф.

— А на балу девчонкам нельзя появляться в одиночестве, считают, что тогда проведут все время обучения в академии без парня. Хотя, знаешь, в этом есть капля истины. Мэри Кэй, говорят, поссорилась с парнем перед осенним балом, пошла одна, и действительно ни с кем не мутила все три года.

— Чушь собачья, — буркнул я, пожалуй, слишком громко, потому что сразу привлек внимание Дэна, который стоял справа от меня. Он покосился краем глаза, а потом и вовсе повернулся целиком в мою сторону.

— Ну и потому Кэндис согласилась, что Майк подходит, чтобы его позвать на осенний бал.

— Плевать.

— Слушай, — вдруг вклинился в разговор Дэн. — Я тут подумал. Раз тебе плевать, а почему бы мне не позвать Кэндис на бал? Она прикольный чувак…классная девчонка.

Я сильнее сжал клюшку, почувствовав, что еще немного, и она треснет в моих руках. Но Дэн не унимался.

— С ней и так было интересно, а то, что у нее есть буфера и мягкий приятный зад, это особенный бонус! Как мы вообще не замечали, что она реально красивая зайка?

Лэндон довольно сильно и некрасиво заржал, привлекая внимание остальных членов нашей команды, которые тут же начали шикать в нашу сторону, чтобы мы не выказывали неуважение к противнику, прерывая гимн их академии.

— Спокойно, спокойно! — звенящим шепотом призвал я их всех к порядку.

— Сам не знаю, бро! — покачал головой Лэндон. — Все это время цыпочка ходила возле нас, а ведь я однажды чуть не показал ей…

Я закатил глаза, а Дэн засмеялся. Похоже, он тоже несколько раз чуть не продемонстрировал, — или даже продемонстрировал! — свои отличительные мужские признаки девчонке.

— Ну и хорошо, что не показал, — как ни в чем не бывало, не реагируя на мой яростный взгляд Лэндон, придурок. — Она бы влюбилась, начала пускать слюни, я бы сдался и пришлось бы стать тутти-фрутти.

— Пришлось бы? — изогнул бровь я.

— А что такого? — Лэндон закатил глаза. Гимн уже завершался, и потому он стал говорить чуть громче. — Подумаешь, парень. Главное — любовь!

— Бро, ты помешался на своей девчонке! — прокомментировал Дэн.

— Это да, я сейчас такой спокойный, хоть маслом меня мажьте! — хихикнул Лэндон. — Но! Плевать, кто и что обо мне говорили бы. Да и на вранье это наплевать. Ей просто жить негде было, вот она и придумала такой выход. Не думаю, что поступил также, но на самом деле никому от этого хуже не стало, наоборот, плюсов было грааздо больше.

— Это да. Помнишь, как она делала фалафель?

— Точно, — мечтательно протянул Лэндон.

— Хватит! — рявкнул я, и вся команда вытянулась по струнке. — Вы играть пришли, а не обсуждать, как девчонки еду.

— Не только еду, — шепотом добавил Дэн. — И девчонок.

— Короче, бро, — еще один чел ослушался капитанского гнева и нарушил тишину на последних нотах гимна противника. — Я бы на твоем месте не морозился. Глядишь, уведут из-под носа эту девчонку. Я же знаю, как ты на нее смотрел все это время. И он…она… на тебя. Не будь дураком, хватай быка за рога. Этот Майк, конечно, дубина редкостная, но она с ним давно знакома. И Ритика говорит, что Кэндис слишком несчастна, а потому поплывет по течению, куда бы оно ее не занесло.

Несчастна…

Фейерверком взорвалось все во мне.

Несчастна!

А я?!

Я не несчастен?

Черт, да я несчастнее всех в этой ситуации!

— Эй, бро, соберись! — по своей вечной привычке толкнул меня в бок локтем Дэн и я словно очнулся.

Да, не время и не место снова погружаться в пучину неконструктивных размышлений!

Наконец, все подготовительные моменты были завершены. Шайба вошла в игру, и все закрутилось именно так, как нам и было нужно.

— В этот раз тебе не поможет везение, — прорычал капитан корнуольской команды, глядя мне в глаза, напоминая о последнем случае, когда я неожиданно телом забросил шайбу в ворота йельцев.

— Да пошел ты, — рубанул я воздух клюшкой, показывая, что настроен серьезно.

Несмотря на то, что после слов Лэндона во мне снова закрутилась пружина недовольства и тоски по Кэндис и своему спокойствию, которое она наглым образом украла, этот выпад противника поставил все на свои места. Я тут капитан, и сегодня должен быть мой звездный час! Никаких соплей, только сосредоточенность на игре и движение вперед!

Лед слушался, будто бы давая возможность летать, по мускулам растеклась привычная тугая тяга к борьбе, а внутренний радар заработал на все двести процентов из ста возможных. Больше всего на свете я люблю игру. Лед. Ощущение грядущей победы над противником. И это лучше всего на свете, именно это чувство дает мне радость жизни, помогает двигаться вперед, каждый день вставать с постели, добиваться всего, чего хочу.

Дэйв передал красивый пас через половину поля, и я, практически играя, поймал шайбу, пронесся до ворот и пустил сэйв, а потом еще три подряд. Трибуны взревели. Еще бы — первый год на первых минутах! Проезжая мимо, парни стукали клюшкой по льду, показывая свое одобрение. В их глазах я видел жажду разгромить неприятеля, которую разжег в этих ледовых машинах своим первым голом, открывшим счет.

Но неприятеля нельзя было сбрасывать со счетов, такая же жажда реванша горела и в них. Коннор слишком быстро подобрался к нашим воротам, но вратарь не зря отрабатывал броски последние две недели в поте лица, не видя своей подружки. Он дважды отразил нападение, чем заслужил наше молчаливое одобрение своим мастерством.

Парни сцепились не на шутку. Лед буквально горел под ногами, и я видел, что Дэвин из Корнуолла собирается играть слишком активно. Понятно, что все мы делаем подставы во время игры на льду, но он уж слишком увлекся, и чуть не вывел Дэна из игры, прижав его к бортам. Такая агрессия обычно, к сожалению, окупается с лихвой, но мы с парнями уже были готовы к такому поведению — не зря все две недели осматривали на большом экране все игры Корнуолла, оценивая масштаб будущей игры.

— Все в порядке, — делает знак рукой Дэн нам и тренеру, который явно задумался о том, чтобы отправить парня на скамью запасных и заменить другим игроком.

Проезжая мимо Дэвина, быстро обманным движением лишаю его шайбы, закрывая спиной доступ, и передаю пас Лэндону, который тут же лихо закручивает историю движения дальше. Дэвин негодует, но на всякое действие будет противодействие, — нечего подставлять моих парней. Его упертость раздражает, как и то, что на его нахальное поведение никто не обращает внимание. И тут я, посылая ему «лучи добра» взглядом, вдруг вижу на его месте себя.

Черт, да я точно также, как и он, уперся на одной мысли! И если Дэвин настроен вывести кого-то из игры и делает все для этого, не глядя ни на кого, то я…Я уперся на мысли о том, что Кэндис меня обманула. Обманула мое доверие, обманула мои надежды. И то, что я в нее влюбился, потерял голову от несоответствия картинки и внутреннего содержания — не ее вина. Она мне ничего не обещала, не намекала, во всем был виноват я сам. Да и вообще, плевать на все это. Действительно — я должен был плюнуть на все свои мысли и делать так, как хочет мое сердце.

А ведь теперь она может достаться другому, и с ним будет также классно проводить время, как это делала со мной!

От этой мысли я едва не выронил клюшку из рук, и оттого разозлился еще сильнее. Ударил себя по шлему перчаткой, чтобы мозги в голове встали на место, отрезвели от разрушающего и ядовитого воздействия мыслей об этой несносной девчонке.

И чуть не пропустил пас от нападающего. Черт. так дело не пойдет. Мне нужно скорее со всем этим что-то решать, иначе игра точно будет загублена.

Кэндис буквально сидела в моей голове, кривлялась и хихикала, и совсем скоро она будет не только смеяться, но и держаться за руки, целоваться с этим самым Майком, черт бы его подрал.

— А-а-а-а! — заорал я, разъяренный этой мыслью и тут же повел шайбу уверенно к воротам Корнуола. Дэвин, который намеревался подставить меня, сбить с дороги и вообще вывести из игры, буквально отлетел под напором моего мощного настроя.

Удар правой…

— Го-о-о-о-л! — взорвались криками трибуны.

Да, детка. Кто тут папочка?!

6:2.

Как думаете, кому достается Ледяной Кубок?

Все верно, Академии магии Льда. Кто забил большинство голов в этой игре, которую пытались прервать игры разума? Так точно, — Брэндон, мать его, Кромби.

Адреналин буквально выносит крышу, внутри хоккейной экипировки — настоящий котел бурлящего кипятка, пот стекает по вискам ручьем. И я чувствую себя настоящим царем горы. Я — победитель, мать его!

А победителям можно все.

Пока команда обнимается, позирует, радостно крича, фанатам, я подъезжаю к Бриссону и прошу его о кое-какой услуге. Не знаю, да и не хочу знать, как на это посмотрят агенты из НХЛ. Я решился, и мне нужно кое-что выяснить. Прямо здесь и сейчас, иначе упущу время, а больше таким дураком я быть не намерен.

— Сегодня он — настоящая звезда хоккея! — разносится по трибунам голос. И я вижу, как ко мне на середину льда подъезжает мелкий хоккеист, из тех, которые стояли с нами, будто перенимая эстафету игр, в самом начале, и протягивает мне микрофон. — Брэндон Кромби показал сегодня настоящий снайперский рекорд и достоин того, чтобы высказаться!

Овации резко смолкают. Над стадионом протягивается тишина, которая очень похожа на тонкий лед на лужах в октябре, когда ты знаешь, что под миллиметровой корочкой таится настоящая пугающая глубина, которая может буквально засосать в свое нутро.

И эта глубина ждет, затаив дыхание, того, что случится дальше.

— Кхм, — кашляю я в микрофон, проверяя его готовность и тут же морщусь — действительно очень громко! Но меня не пугает, что то, что я скажу, услышат все. Я вообще уже больше ничего не боюсь и не волнуюсь по пустякам. Потому что я все для себя уже решил. — Кэндис Стар! — я выдыхаю и дальше продолжаю уже без заминок. — Я должен был сразу тебе сказать о том, что чувствую к тебе. А не ходить вокруг да около. Да, ты притворялась парнем, и, хочу сказать в свою защиту, очень хорошо притворялась! Никто из нас и подумать не мог, что Кэн — это Кэндис. Как бы там ни было, мне все равно на то, что подумают другие. Я точно знаю, чего хочу сам. А я хочу, чтобы мы были вместе. Извини за молчание, но мне правда нужно было подумать, смогу ли я пережить то, что тебя не будет в моей жизни. И оказалось, что нет, не смогу. Ну и потому… — я снова делаю незначительную паузу, но только для того, чтобы набрать побольше воздуха в легкие. — И хочу сказать, что твоя комната в нашем доме до сих пор пуста. Как ты понимаешь, мы не сдали ее не потому, что не было претендентов, а потому…Ну, в общем, потому что она — твоя.

Мне пришлось замолчать на мгновение, и я тут же увидел, как люди начали поднимать руки, чтобы зааплодировать моему искреннему выступлению. И потому мне пришлось выставить вперед ладонь, чтобы показать, что выступление еще не закончено.

— Я и…хочу пригласить тебя на Осенний бал в качестве своей девушки. Сразу скажу, что костюм у меня есть, можешь не включать в себе дизайнера…

Вот теперь все. Заканчиваю, и над стадионом проносятся смешки, но я понимаю, что они вызваны моим последним замечанием, но никак не тем, что решил обнажить свою душу перед огромной аудиторией.

Но ничего не происходит. Люди начинают оглядываться, даже пересмеиваться, а я вдруг ощущаю себя невероятным дураком, тупицей.

Нашел, чем поразить девушку!

Но вдруг, как только я опускаю голову, слышу писклявое:

— Я согласна!

— Что? — говорю в микрофон, чтобы убедиться, что это комариное согласие на самом деле — голос девушки, которая решила стать моей раз и навсегда.

— Я согласна, Брэндон!

И теперь я ее вижу — она продирается через скамьи, а люди, смеясь и улыбаясь, поддерживают ее за руки, чтобы девчонка скорее добралась до цели. В своей парке с белым мехом сейчас она больше похожа на беленького кролика, такого же милого и пушистого, и которого хочется зацеловать от переполняющих чувств.

Наконец, она опускает ногу на лед, и я, откинув клюшку и шлем в сторону, спешу к ней. Кэндис, едва сохраняя равновесие, скользит по льду в мою сторону, радостно сверкая глазами на покрасневшем лице. Ей смешно, она хихикает, но все равно не может оторвать от меня глаз, и я слышу, как позади меня парни из моей команды и команды противника начинают одобрительно стучать клюшками об лед. Над стадионом плывет знаменитая песня «Kiss me», а зрители хлопают и что-то выкрикивают, но в этом шуме ничего не разобрать.

— Я согласна, Брэндон Кромби, — говорит она, повиснув в моих руках. Я тут же приближаю свои губы к ее, и буквально проваливаюсь в ее мягкость и нежность. Она стонет, и мой пульс, и без того ускоренный, тут же начинает стучать как отбойный молоток на руднике. А когда наши языки соприкасаются, то мне хочется зарычать на весь белый свет, настолько это восхитительное чувство. Она отчаянно всхлипывает, что говорит о том, что и она также радостно удивлена нашему химическому попаданию в сотку из десяти, а я мучительно стону, потому что в хоккейной униформе мне становится просто нереально жарко…

На вкус она как джем, как конфета, и я полностью забываю кто я и где нахожусь. Есть только он — этот миг победы, это счастье на двоих. Согласие и принятие.

— Я тоже согласен, Кэндис…Стар, — ухмыляюсь я в ее губы, перед тем, как разорвать затянувшийся поцелуй. — Согласен на все с тобой!