Сублимация

Предисловие

Этот роман является полностью автобиографическим. За исключением лишь того, что главного героя зовут Рональдом, и мне он не знаком.

Структура текста несколько сюрреалистична. Поэтому прочтение романа может быть как затруднено, так и упрощено.

Полностью миф о Великом Френе, его странствиях и смерти можно найти в книге «Космические были, т.1. Изначальное».

Частое упоминание каких-либо наркотиков не является преднамеренным, но и чисто случайным не является тоже.

Лыжи — это специальные дощечки с продольным желобком снаружи и с креплением на противоположной плоскости. Их предназначение — доставить индивидууму массу хлопот и в конце концов умертвить его с помощью мороза, сломанных конечностей и прочих спортивных радостей.

За сим откланиваюсь,

ваш Лавров.

P. S. С минуты на минуту ожидаю Великого Валдага, ибо путь наш неведом, бредем впотьмах, аки…

***

Если бы я знал, чем все закончится… Если бы я знал, чем все закончится, я бы не начинал. Честное слово, мог бы и потерпеть. Занялся бы спортом, в крайнем случае. Очень люблю лыжи. До сих пор люблю, и верю, что, если бы тогда знал, чем все кончится, то бросил бы, не начиная, встал бы на лыжи, и вперед! с гор! Навстречу холодному ветру и снежным лавинам, напевая про себя: «ля-ля-ля, ля-ля-ля…»

Теперь поздно. Те, с кем я говорил (а они по образованию — врачи), отвечали мне невпопад, а то и просто делали вид, что ждут чего-то важного, или непрерывно взбалтывали содержимое склянок, и не произносили ни слова, лишь косились… Отвратительные врачи. Но, благодаря им, я понял, что для меня все кончено. Надежды нет. Ни малейшей, хотя это и облагораживает. То есть дает возможность как-то чем-то себя успокоить, что ли, либо простить, либо и ее тоже… Все… Невозможно сосредоточиться. За окном светит солнышко и поют птички. Так вот, друзья, стукнуло мне девятнадцать, и имя мое было — Рома. Я был почти безупречен, и, только окончив школу, вступал во взрослую жизнь с твердым намерением трахнуть именно ту единственную, ту желанную, ради которой я, собственно, и появился на свет.

Глава 1. Я — дома — 1

Ну и, конечно, я собирался заняться подготовкой к поступлению в институт. Для этого у меня были все данные: густые длинные волосы, красиво очерченный рот, невыносимо голубые глаза, в которых, по словам моей мамы, отражалось небо во всей своей бездонной глубине… Кроме вышеперечисленного, я имел минимальный, но, тем не менее, достаточный багаж знаний в пределах средней школы, добавить к которому было буквально нечего.

— Я все знаю, — заявил я утром, съев положенную мне на блюдце яичницу из двух яиц.

— Ты знаешь еще так мало, — произнесла в ответ мама, — можно сказать, ты вообще ничего не знаешь. А для поступления в институт, мой мальчик, требуется нечто большее, чем бездонная глубина твоих глаз. Кстати, кто подбил тебе левый?

О! Это была длинная история… А, если в двух словах, то Павлик.

— Павлик, — сказал я маме.

— А за что? — спросила мама.

Я задумался. Ответить, «за что», не представляло особого труда, но вот ответить так, чтоб стало ясно, «ЗА ЧТО» — для этого требовалось нечто большее, чем утренняя беседа за столом.

— Понимаешь, мама, — начал я, — у нас во дворе живет девушка Оля. Может, ты ее встречала, или видела иногда мельком. Она частенько ходит в булочную с рюкзаком.

— Эту девочку зовут Олей? — удивилась мама, — я почему-то думала, что она дочь Люмбергов, Эвелин. Я вижу ее почти каждый день то с рюкзаком, то с высоким русским мальчиком в темных очках.

— Вот это и есть Павлик, — воскликнул я, — он ее парень, или друг, или бойфренд, или ухажер, или любовник, или муж, или…

— Достаточно, — сказала мама, — тебе кофе со сливками?

Инцидент был исчерпан. Мне даже не потребовалось объяснять, что я просто ущипнул эту Олю за грудь, вернее — хотел, хотел всей душой, а вместо этого схватил с ее плеч рюкзак и помчался как сумасшедший на чердак, где давился тремя батонами и одним дарницким хлебом. Могу сказать, что в те мгновения я ощущал себя мужчиной, настоящим ковбоем, а куски хлебобулочной продукции, исчезающие в моем чреве, были как первые ласточки Великого Знания Секса. Я чувствовал, что еще немного, и я кончу, вот только дожевать бы эту корочку дарницкого… Но доесть мне не дали. Меня выследили, словно враги, малые дети, а этот Павлик ворвался, как вихрь, и врезал в глаз мне, как бог. Я сразу упал, чуть не потерял сознание, и увидел, как первые ласточки Знания улетают прочь.

— В следующий раз, — сказал Павлик, — я сотру тебя в порошок. Я уничтожу твой мозг, я распылю тебя, как Великий Валдаг распылил когда-то Френа.

Он ухмыльнулся. Это уже было лишнее, но сейчас он правил бал, это была его игра, а я лишь пытался удержать последнюю ласточку.

Павлик нагнулся ко мне, и, глядя прямо в глаза, произнес:

— А ты ведь хотел ущипнуть мою девчонку за грудь! А?!

Я вскрикнул. Как он узнал?! Он Сатана!!!

— Двадцать баксов, и ты можешь сделать это прямо сейчас, — закончил он, и протянул мне ее грудь, всю в голубом платье, а под ним в белом лифчике.

— Щипай! — заорал он, — и гони баксы!

— Уйди, — прошептал я, и последняя ласточка Великого Знания исчезла вдалеке.

Ну и мог ли я рассказать об этом маме?! Рассказать так, чтоб она поняла, «за что» Павлик подбил мне глаз. Моя мама — святая, и она бы решила, притом вполне обоснованно, что я свихнулся вконец.

Да и перед людьми стыдно.

— Мой дорогой, — сказала мама, когда я допил кофе и медленно потянулся из-за стола, — если ты все еще хочешь поступить в институт, то тебе необходима Библиотека.

— Я постараюсь, мама, — кротко ответил я.

— Ты не понял, мой мальчик. Библиотека — не состояние, а учреждение на Фонтанке.

Я промолчал, так как был твердо уверен, что и состояние, и учреждение — суть одно — названия, обозначающие понятия. Никакого особенного различия меж ними я не видел.

— Хорошо, мама. Ты говоришь — на Фонтанке? Это далеко. Мне нужны деньги на дорогу.

— Возьми, где всегда, милый.

Я обыскал всю квартиру, пока не нашел, где это «там, где всегда». То есть я, конечно, знал, где это (в шкатулке в прихожей на столике), но решил проверить, не может ли место под названием «там, где всегда» находиться где-либо еще (под ванной, в сливном бочке, в зимней куртке). Если бы мое предположение подтвердилось, то я бы каждый день брал по двадцать баксов и шел бы щипать грудь. А денег, как вы понимаете, меньше бы не становилось, потому как мест в трехкомнатной квартире — уйма (например, в чулане, в правом ботинке, под письменным столом, в раковине).

Но я обломался. «Там, где всегда» было лишь в одном месте — там, где всегда. Да и двадцати баксов там не было.

Глава 2. Библиотека

Дорога в Библиотеку… Путь, рассчитанный на таких же, как я, абитуриентов, имеющих в своем распоряжении лишь тетрадь да ручку и не имеющих вовсе никакого понятия о том, что такое женщина, где именно женщина, а главное, зачем и есть ли смысл. Мне казалось — есть. По крайней мере, пока я шел от Гостиного до моста, где сумасшедшие кони топчут нудистов, я видел около двух десятков девушек, внешность которых так и вопила: «Возьми и съешь»! Но, вместе с тем, в глазах красавиц не было и намека: как взять, с чем съесть… Меня это удручало. Как никогда, я чувствовал в себе небывалый заряд того, что в книгах называют «сексуальностью», но вынужден был усмирять свой дух, и, что не менее сложно, свою плоть. Она-то как раз рвалась наружу, и если бы вот эта девушка в зеленой юбке и желтой футболке до пупка была бы чуточку внимательней, то, черт возьми, извините…

— Смотреть надо! — огрызнулся Человек-Слон, бритый и огромный. — Прешь как придурок!

— Да пошел ты, — сказал я негромко, но он услышал.

Пришлось бежать.

Лишь у дверей Библиотеки я смог остановиться и отдышаться. Человек-Слон не вхож в подобные учреждения. Он начинает задыхаться, и его уже беспомощного добивают Библиотекари и постоянные читатели.

Вы не забыли, сколько мне лет? Мне шестнадцать, и зовут меня Ромуальд. Все во мне кипит и клокочет. Я готов, но боюсь возмездия. Кому хочется погибнуть, как Великий Френ?! Но эта девчонка… Она была, тьфу! этот нищий язык! само совершенство! Блондинка с короткой стрижкой, в голубых джинсах, черных туфельках на каблуках, в коричневой рубашке, заправленной в джинсы. И нигде ни одной складки на одежде, все будто монолит. Лишь коричневые бугорки, такие притягивающие, такие, что прямо дух захва… И она брала Толстого. «Воскресенье». Дура. Но если ее раздеть… Я остановил поток своих мыслей. Еще бы немного, и я бы не выдержал, схватил бы книгу и сожрал, как давеча хлеб с булкой на чердаке.

«Если чихнет, спрошу, как зовут» — решил я.

— Аппчхи! — чихнул парень сзади.

На миг я пожалел, что моя ориентация вполне нормальная.

— Аппчхи! — чихнули еще двое.

— Аппчхи!!! — раздалось из-за стеллажей с книгами.

А она не чихала. Вокруг чихали все, и не могли остановиться. Выхватывали платки, как шпаги. А она не чихала.

«В конце концов» — подумал я, — «если все чихают, а она — нет, не значит ли это, что она чихает, а все остальные — нет?! По-моему, без разницы».

— Как тебя зовут? — спросил я, еле сдерживаясь.

— Катя, — ответила она, улыбнувшись, — но это не имеет значения.

— Почему не имеет значения?

— Потому что у меня есть друг.

— Ну и что с того? — недовольно поморщился я, — у меня, может, тоже есть друг… И не один, между прочим…

— Пока, — сказала Катя, и, покачивая бедрами, как настоящая женщина, начала движение вдаль.

Я не мог упустить ее. Я просто не имел на это права. Она так шла… Она шла так специально для меня. Эта мысль — мгновенное озарение, и, подчиняясь первобытному инстинкту, крадучись, то и дело прячась за спинами постоянных читателей, я следовал за ней вплоть до дверей журнального зала.

Надо сказать, охота меня никогда не привлекала. Женские тела — да, привлекали, а охота — никогда. Но я и подумать не мог, что охота за женскими телами столь восхитительна, а, главное, непредсказуема в итоге.

— Зачем ты за мной идешь? — обернувшись, спросила Катя, — отстань. У меня мало времени.

Так как я молчал, в мыслях уже перебираясь с одного коричневого бугорка на другой, то Катя ничего более не сказала, и, открыв двери журнального зала, исчезла среди читальных столиков.

Не видя перед собой карты, я сорвался с коричневого холма, ужасным воплем озарил окрестности и без сил рухнул в ближайшее кресло. Напротив меня помещались две одинаковые подружки, которые удостоили меня тремя взглядами: каждая по отдельности, а потом все вместе. В ответ я тоже проник в их души, но ничего, кроме подхихикивания, там не нашел.

— Дуры! — бросил я им.

— Чего?!

И вместо подружек я увидел двухголовое чудище. Куда там Разрушителю Валдагу! Эти две головы извергали столько зловония, ненависти и смерти, что я даже не мог себе представить, они ли это? Девушки-подружки, сестрички-невелички.

— Чего? — повторила та, что сидела слева от меня, — что ты сказал, козел?

Я поспешил уйти. Вслед мне неслись ругательства и проклятия, впереди ждала неизвестность. А точнее, лифт. Нырнув в его чрево, я прокатился до подвала, где вышел и начал поиски укромного уголка. Таковой был найден. Спеша, я расстегивал пуговицу на рукаве рубашки. Оголив руку, другой рукой я достал из кармана шприц с темной, почти не прозрачной жидкостью, мгновение примеривался, а затем вогнал иглу в локтевой изгиб прямо по центру и начал толкать поршень, с каждой убывающей каплей чувствуя то, что принято называть «приходом». Я бы назвал это по-другому. Не знаю, как, но уж точно не «приход», не этим словом, другим каким-нибудь…

Глава 3. Наркотики

И появился дух Великого Френа.

— Мир тебе, Ронуальд, — грозно произнес дух, — ты, как я вижу, не дремлешь?

— Наоборот, — севшим голосом ответил я, — дремлю… Эти женщины так, что…

— Терпи! — воскликнул Френ. — Как я терпел. Тебе еще битва предстоит.

— Да брось ты, — промычал я, — а, черт, кровь не останавливается…

— Да брось ты, — в свою очередь произнес дух, — доверься мне. Предстоящая битва унесет много нервных клеток, но женщина будет твоей.

— Да уж, — пробормотал я, эти женщины… Кажется, что вот-вот, а, на самом деле, ширяться приходится, как последняя свинья.

— Не гневи богов, — пророкотал Френ, — раствор-то отличный.

— Я не к тому… Просто, понимаешь…

— Что вы здесь делаете? — перебил меня то ли дух, то ли старик с палочкой. — Вы кого-то ждете?

— Нет, — ответил я, — уже ухожу.

Шатаясь, я встал со стула и пошел к лифту.

— Это не ваше? — спросили в спину.

Я повернулся. Старик показывал на пол. Там валялся одинокий и пустой шприц.

— Мое, — сказал я и поднял врачебный инструмент. На кончике иглы висела красная капелька. Я ее слизнул.

— Спасибо, — сказал я, — извините.

Старик ничего не ответил.

В лифте я не смог удержаться и сполз по стене на пол. «В принципе, и так хорошо. Просто отлично. Отлично, и пусть они все катятся… Какая фигня: щипать за баксы. За двадцать баксов я и Френа уторчу, и Валдага».

Я попытался встать. «Ну и что, спрашивается… Коричневая грудь… Я могу сто раз, тысячу. Хоть миллион…» Способность мыслить была явно утрачена. Я не мог даже встать, не то, что мыслить. Зато хорошо. Просто отлично…

Я дополз до кресла и утонул в нем по уши.

Если я — это я, Ренат, 23 лет от роду, значит, все вокруг либо другие люди, либо женщины, либо друзья, либо враги. Но врагов у меня нет, кроме, быть может, Павлика в лице Валдага, или, наоборот, Валдага в лице Павлика… Те, кто проходят мимо — другие люди, те, кто хлопают по плечу — друзья либо враги, те, кто вдалеке — женщины. Классификация завершена. Остается маленький вопрос: как отличить друзей от врагов, и не могут ли и те и другие, не заметив меня, пройти вдалеке и оказаться женщинами? И не могут ли женщины быть друзьями? Не могут, кажется. Это противоестественно их сути. А врагами — могут. Хотя бы эти две подружки, сыпавшие ругательствами, как школьные хулиганы. Вот бы их раздеть… Голышом ругаться довольно сложно, надо еще прикрывать руками интимные места, а на это уходит если не полжизни, то уж сил на это уходит много. Как бы кто чего не подглядел! Стыд-то какой. Стыд и ненависть.

Действие наркотика закончилось. Я с ужасом возвращался в этот мир. В мир, где в читальном зале сидела та единственная по имени Катя, ради которой я и появился на этот свет. Стоило подползти поближе. Я, опять-таки, повторяясь, просто не имел права пропустить момент, когда Толстой будет дочитан, и девушка, соблазнительно покачивая бедрами, с гордостью за свою коричневую грудь, выйдет в коридор, и направится навстречу судьбе, быть может…

Глава 4. Библиотека — 2

Рекламы прибывает. Не могу не поделиться: буквально вчера или позавчера, на днях, короче, мы с мамой смотрели телевизор. Она наблюдала, как безумные герои Санта-Барбары совершают свои безумные поступки, а я просто сидел рядышком и грустил. Понятно, о чем. О женщине во всех ее ипостасях. В то время, кажется, я запал на Агузарову, точнее, на ее романтику, а еще точнее, на песню о чудесной стране, в которой она гостила. Кстати, был уверен, что окажись я там вместе с ней, проблем бы никаких не возникло. Загадочное море, одинокие скалы, полное безлюдье. Иногда попадаются животные, но, судя по тексту, добрые и ручные.

— Милый, — сказала мама, — ты не мог бы думать потише? Или сделай звук погромче. Оказывается, мои, даже самые невинные мысли, производят такой шум, что мешают людям, в данном случае, моей маме, смотреть телевизор. Но Санта-Барбара закончилась, и началась реклама. Я услышал приблизительно такой диалог:

Дантист: Ах! У вашей девочки три дырки.

Девочка: Но ведь я чищу зубы дважды в день.

Дантист: Необходимо чистить зубы два раза в день.

Мать девочки: Но ведь мы чистим зубы дважды в день такой-то пастой.

Дантист: Необходимо чистить зубы вот такой-то пастой и обязательно два раза в день.

Мать девочки: Ах! Три дырки.

Дантист: Есть возможность потерять зуб.

Девочка: Теперь я буду чистить зубы вот этой пастой и обязательно дважды в день.

Мать девочки: Спасибо Вам!

Я чуть с ума не сошел. Но сейчас повторялось то же самое с той лишь разницей, что я стоял перед Катей и загораживал ей дорогу в библиотечный коллектор.

— Опять ты, — с явно выраженной антипатией сказала Катя, — зануда.

— Я не зануда, — с усмешкой парировал я.

Усмешка должна была показать мое непредвзятое отношение к девушке, попутно выявив мое же чувство юмора, вкупе с которым внешность должна была подействовать убийственно.

— Еще какой зануда, — уверенно повторила Катя.

— Неправда, — ответил я.

Со стороны наш разговор мог показаться бессмысленным и лишним. Но тогда я был на все сто уверен, что именно так женщин и соблазняют. Не блеща остроумием, не распуская рук, а просто доказывая, что ты не баран, или наоборот, что баран, если она в этом сомневается.

— Отстань от меня, — сказала Катя.

— Давай я тебя провожу, — предложил я с плохо сыгранным безразличием.

— Куда? — спросила Катя. — К моему парню, что ли?

Идея мне показалась до того абсурдной, что я вздрогнул. Но виду не подал. Даже если ее парня тоже зовут Павликом и он тоже дерется, даже в этом случае я был готов следовать за ней куда угодно, сколько угодно и как угодно, и ничего не требовать взамен. Я так и сказал. Пока Катя шла до библиотекаря, я успел раскрыть перед ней чистоту своих помыслов, объяснить, что именно она для меня значит, и доказать, почему она должна сделать то, что от нее требуют.

— Ну, ты и зануда, — проговорила она сразу после того, как я замолчал, — зануда из зануд.

— Хочешь, я тебе лимонада куплю? — в ответ спросил я, — ну, хочешь? А булочку хочешь? Скажи, хочешь?

Вот тут-то я и увлекся. Катя ударила меня по голове книгой, и я увлекся. «Воскресение» Толстого не пробило мне башку, а как бы вошло вовнутрь, но я из него ничего не запомнил. Мне лишь показалось, что пол уходит из-под ног. А на самом деле, это я уходил из-под пола.

Вскоре уже лежал.

Такое потрясение.

В один момент получить сотрясение.

Серьезнее некуда.

И несерьезнее некуда.

Вообще, некуда.

Глава 5. Набережная Фонтанки

Но я не успокоился. Вполне логично рассудил, что поступление в институт может и подождать, а вот девушка в сине-коричневом ждать не будет. Но, черт возьми, пока я наблюдал, как пол уходит из-под ног, Катя успела сдать книгу и теперь торопилась выбежать из злополучной библиотеки, где ей посчастливилось встретить свою судьбу и врезать ей Толстым по темечку. Вот незадача! Единственное, что может меня спасти, это быстрое и решительное действие вслед за любимой. И я бросился. Я мгновенно переместился. Я стал там, где секунду назад меня не было. Погоня началась.

Меня звали Ренаулт, но свой возраст я уже забыл.

А Кате было 18. Она шла по набережной, не оглядываясь, потому что подозревала, что за ней бегу я. Если не обращать внимания на то, что сзади, оно, возможно, само исчезнет. Но не в этом случае.

— Подожди! — закричал я. — Давай поговорим! Катя, стой!!!

Хладнокровие девушке изменило. Я увидел, как она рванула с места в карьер, и исчезла за оградой Ахматовского дворца. Я не успевал. Хоть и мчался, как комета, и даже обогнал собственные часы, я все равно не успевал.

— Боже, иже еси на небеси, — задыхаясь, взмолился я, — сделай же что-нибудь.

— Вот еще, — ответил я, — личные дела смертного — это его личное дело. Единственное, что я могу…

Катя заблудилась. Еще минуту назад перед ней было одно, а теперь стало совсем другое. Сзади тоже все изменилось. Катя стояла перед конусообразным зданием, похожим одновременно на цирк и на шатер, каким его изображают в исторических фильмах. — Входите, входите, не задерживайте, — нервно забормотали в спину, и Катя вошла.

Зал был полон. Лишь в первом ряду пустовало уютное кресло. Туда то Катя и проследовала. Свет погас. Включились специальные лампы приятных глазу расцветок, и на сцене возник я.

Сначала я достал из правого кармана букет тюльпанов, бросил его на пол и растоптал. Это должно было символизировать пренебрежение к общечеловеческим ценностям и догмам. Зал взорвался аплодисментами. Потом я снял штаны, сунул их между ног и поскакал на импровизированной лошадке по кругу. Те, кто понял, что это символизировало, покинули помещение. Остальные покраснели. Потом я спустился в зал, подошел к сидящей в первом ряду Кате, взял ее за руку и повел на сцену.

Зал ревел. Овации не смолкли и тогда, когда я преподнес девушке вселенную, разукрашенную флажками, с аппетитной вишенкой по центру. Хор пропел: «Славься!» Гитарист зарубил соло. Носильщики внесли поистине королевскую кровать, бригада строителей возвела душевую комнату. Свет сменился на интимный багровый. Зазвучала подобающая случаю музыка. Японские гейши дали нам последние указания.

— Все готово, любимая, — сказал я голосом Жана Маре и, взяв Катю на руки, понес ее вокруг зала. Каждый из зрителей кидал в нас бутылкой лимонада и булочкой. Завершив Круг Любви, я вернулся на сцену и купил у бродячего торговца пачку презервативов. Все замерло и затаило дыхание.

И вдруг… О! Это «вдруг»! Лишнее слово в русском языке!.. на сцену запрыгнул какой-то рыжий парень.

— Кэт! — крикнул он, — он к тебе пристает?

— Что вы! — в ужасе воскликнул я, беспомощный и одновременно непобедимый.

Но в следующую секунду рыжий врезал мне слева. Потом он схватил Катю, и они, как вихрь, как смерч, заметались, а я пошатнулся и начал падение. Пол вновь пошел в противоположном направлении, я пытался удержать его, звал, просил остаться, но, буркнув напоследок что-то невразумительное, пол исчез. Рыжий обнял Катю и поцеловал.

Пространство свернулось и они зашли за угол. Я остался на набережной Фонтанки с двумя подбитыми зыркалками. И никто мне не мог помочь.

Ну, почему же никто? Просто надо узнать ее адрес.

Глава 6. В гостях у друга

А кто, как не Вовка, может мне в этом подсобить? Конечно, он, как пели «Иванушки-дурачки». Ему, кстати, с женщинами тоже не везет. Зато у него имеется персональный военный компьютер типа «Челленджер IBM». Зная лишь имя человека, цвет его волос и размер обуви, можно буквально за пару минут выяснить — где, с кем и зачем он живет. Имя — Катя. Цвет — черный. Размер, пускай, тридцать восьмой, самый распространенный.

— А что, красивая? — спросил Вовка, мастерски защелкав клавишами.

— Мда… — сказал я, — наверное… Тебе не понравится.

Это я преувеличивал, точнее, преуменьшал.

— Кто тебе в глаз дал? — спросил Вовка, меняя жесткий диск на очень жесткий.

— Рыжий гад, — мрачно ответил я, — ее дружок. А что, заметно?

— Улица такая-то, дом такой-то, квартира такая-то, — наконец, сообщил Вовка.

— Ты не мог бы точнее? — попросил я.

Вовка усмехнулся и назвал улицу, номер дома и квартиры.

Теперь я был во всеоружии и мог, не медля, пуститься в путь. Но что взять с собой? Цветы я растоптал, принести в подарок еды, конечно, можно, но Катя — девушка гордая. Остается мой маленький Зеленый Друг.

— Вовка, — сказал я, — давай за зеленым сходим.

— Иди один. Мне лень.

— А у меня денег нет, — легко признался я, — пойдем вместе.

— Подожди, — сказал Вовка, — если у тебя нет денег, значит покупать мы будем на мои?

— А у тебя, что, тоже нет? — испугался я, представив, как маленький Зеленый Друг мечется в чужом тесном коробке, надеясь лишь на нас. А мы, в свою очередь, на него. А я на Катю.

— Деньги у меня есть, — сказал Вовка, — но покупать я не пойду.

Сошлись на том, что за зеленым пойду я, но с деньгами, которые мне даст Вовка.

И я пошел. Я дошел до двери, улыбающийся и весь искрящийся изнутри, потому что я еще не забыл, какие темы толкает Зеленый Друг, если его правильно кормить и вовремя укладывать в кроватку. Например, история о том, что Ленинград является малой частью Польши, до сих пор будоражит лучшие умы думающей молодежи. А чего стоит ступенчатая классификация мира?! Наверху — Бог, за ним — женщина, следом — мужчина, стремящийся превратиться в женщину, и, наконец, муравей, в попытке достичь уровня мужчины. Странная, необъяснимая иерархия. В нарушение всех канонов и, тем не менее, логичная до простоты выеденного яйца. Хотя и на яйцо бывает прореха. У каждого свои недостатки. У некоторых есть еще чужие. Таких людей перевоспитывают, оставляя за ними право пользоваться лишь собственными минусами и не отбирать их у других, потому как обделенные обижаются и распускают нюни. Распускать нюни — то же самое, что кукситься и рыдать. Уважающий себя мужчина старается кукситься лишь в присутствии дамы либо дам, чтобы это было видно ей либо им, и чтобы никого вокруг больше не было. Он куксится, распускает нюни, и вот-вот зарыдает… Тогда дама, либо дамы, если их больше одной, окружают его и в припадке сострадания треплют в некоторых местах по плечу. А припадок женского сострадания может длиться от пятнадцати минут до бесконечности, постепенно перерождаясь в то же самое скуксивание и распускание нюнь. Остается только себя пожалеть, и тебя пожалеть… Стоп! А ты здесь откуда?

— Я тут живу, — ответил Маленький Зеленый Друг из моей сухой ладошки, — тут уютно и тепло.

— А я тебя уже купил? — задал я глупый вопрос.

— Более чем, — загадочно ответил Зеленый, — куда идем?

— К Вовке.

— Не хочу, — заканючил Дружок, — меня и так уже почти не осталось. Не хочу к Вовке!

— Не преувеличивай! — строго сказал я, в душе понимая, что Зеленого и впрямь, не так, чтобы много. А ведь надо еще до Кати дойти, и неизвестно, что в пути нас ждет. И, все же, меня точила злая мысль.

— А деньги то его! — сказал я Зеленому, надеясь, что приятель меня как-нибудь отмажет.

— Деньги — это ничто! — воскликнул Зеленый Друг, — по сравнению с дружбой, конечно. Вы ведь друзья?

— Друзья, — подтвердил я.

— Ну вот… А между друзьями не должно быть денежных проблем. Чьи деньги, какие деньги, сколько… Все это чушь. Главное, что ты лучший друг Вовки. Понял?

Видя, что я не понял, Зеленый добавил:

— А, может, он сейчас занят или спит? А ты придешь, и он рассердится.

— А, если я не приду, он, думаешь, не рассердится? — спросил я саркастично.

— Конечно, не рассердится, — ответил Зеленый Друг, — ведь ты его не разбудишь. Могу с полной ответственностью заявить, что всякий неожиданно не разбуженный не станет обижаться на тех, кто это сделал. Первый Закон Сна, между прочим.

— А есть второй? — спросил я просто для отвода глаз.

— Конечно, есть, — ответил Зеленый, — не спи — замерзнешь. Может, слышал?

Глава 7. Несколько мнений о разных мнениях

Я-то всегда отличался некоторой экстравагантностью в поступках. А уж в мыслях — и подавно. То, что копошилось в моей голове, вызывало бурный восторг лишь у меня самого, на остальных производило впечатление скорее угнетающее, чем наоборот. Но не мне об этом судить! Но, если не мне, так кому же? Чей суд будет справедливым? Женский, вот чей. Если она стукнет молотком по трибуне и пошлет меня к черту, я брошу все и безоговорочно подпишусь под любым приговором. Даже если там будет стоять злобное «Несущественен», я соглашусь и начну со всей ответственностью пропаганду собственной несущественности.

Знаете, давеча одна девушка произвела жизнь мою в «несущественное». Я теперь так счастлив, так счастлив. Пускай на моей могиле посадят женщину красивую с дудочкой. Пускай она мелодии душераздирающие играет, я буду счастлив еще больше.

Ну вот, черт возьми, ведь я влюблен. Я влюблен, как мертвый. Как первый снег. Как что-то очень хорошее. Я изнываю от своей любви, и прошу лишь одного: потрогать. Ощутить прилив энергии, и с новыми силами вновь страдать. Потом, когда заряд иссякнет, опять потрогать. Но боюсь соблазна. Потрогаю, а дальше что? Быть или не быть — еще не вопрос. С кем — вот это да! А если с ней, то и вообще безразлично — быть ли… Ах, это чувство! Ах, эти первые несмелые попытки абитуриента. Чем все закончится?

— Ничем, — ответил Зеленый Друг, — все кончается именно ничем. В редких случаях «чем-то», но лучше бы у тебя этого «чего-то» не было.

— Ты имеешь в виду подарки златокудрой Венеры? — спросил я с прямотой самого себя поразившей.

О таких вещах у нас в семье говорить было не принято. Лишь однажды, видя, как я сторожу у окна в ожидании Оли с рюкзаком, моя милая мама мимоходом заметила, что после Олимпиады 80-го года в стране был отмечен небывалый прирост венерических заболеваний. Сифилиса, в том числе. На что я бурно отреагировал, продолжая отрешенно смотреть в окно. Сейчас все повторялось. Но теперь о злых подарках и модных болезнях со мной говорил Зеленый Друг, которому и вовсе не пристало печься о здоровье своих хозяев.

— Чушь, — спокойно сказал я, — Катя не такая. Совсем не похожа…

— А кто похож?! — с энтузиазмом воскликнул Зеленый, — если бы кто-нибудь был похож, то больных бы вообще не было, а этот единственный похожий вымер бы от недостатка общения и любви. Все именно на том и зиждется. Вот, послушай. А влюбился в Б. А добивается Б всеми доступными и недоступными способами. Б кокетничает, строит целку (я поморщился, и Зеленый заменил «целку» на «недотрогу»), короче, делает все, чтобы А нашел побольше способов по завоеванию ее девичьего сердечка. Наконец, А режет вены и дарит возлюбленной семисотый мерс с золотыми колесами. И Б сдается. Она не может больше противостоять такой безумной любви. На самом деле, она боится, что Z вконец истечет красной жидкостью, а ведь золотые колеса как-никак колеса, и менять их тоже надо, хоть и не часто, но уж раз в полгода — как штык. И вот, Б дает А, как ты это называешь, потрогать. Потом все банально.

И Зеленый Друг замолчал, предвкушая мою реакцию. Так как я подавленно молчал. Зеленый продолжил:

— Врачи уже не могут ему помочь, потому как А долго не верил в такое невезение и не шел на прием к эскулапам. Но, наконец, он в больнице. Врачи отвечают ему невпопад, все время заняты чем-то важным, а то и просто помешивают что-то в своих склянках, по-научному — ретортах, и лишь изредка бросают на пациента косые взгляды, а друг на друга — многозначительные, а на небеса — грустные, а на еще что-то вовсе не смотрят, потому что не хотят. Я тебя испугал?

— Испугал, — признался я, дрожа всем телом. Рука моя сама потянулась к пачке сигарет и, вытащив одну «LM», начала лихорадочно вытряхивать из сигареты табак.

— О-о! — подозрительно протянул Зеленый Друг. — Уж не собираешься ли ты… Впрочем, это не суть. Суть в том, что иногда все заканчивается ничем, чего тебе от всей души желаю. Мне приготовиться?

— Да, — коротко ответил я.

Зеленый Друг весь как-то подтянулся и занялся трудоемкой работой по укомплектовке сигареты.

— Послушай, — сказал я через пять минут, после того, как выдул последний дым и поставил в воздухе жирную запятую, — а не дано ли третье? Например, мы поженимся. У нас будет свой дом, дети, нормальная интимная жизнь. Нам будут завидовать соседи, а мы их будем топить, потому что зависть человека не украшает…

— Это называется бешенство с жиру, — констатировал Зеленый Друг, — бывает еще с мяса. Но это лишь в Германии и прилегающих к ней районах нашей необъятной Родины. К тебе это не относится. Ты ведь вегетарианец?

— Сам ты вегетарианец, — парировал я, — это Паша мяса не ест. Подозреваю, кстати, что причина этого не так уж проста, как кажется… С бухты-барахты перестать есть мясо — это уж слишком. Надо быть, как минимум, этим самым мясом, либо очень бедным, либо больным, либо, в конце концов, вегетарианцем. Каковым Паша, кстати, и является.

— А я вот мяса тоже не ем, — заявил Зеленый Друг, — я вообще весь в себе. Употребляю в пищу лишь себя самого. И не жужжу, между прочим. Буду жужжать — стану пчела. Пчела на фиг никому не нужна, а я нужен. Мне в каждом доме рады. А если не рады, то убедительно скрывают. «Рады, рады» — говорят, а сами скрывают, как сумасшедшие. Но это редко.

— Замолчи на чуть-чуть, — сказал я, смутно припоминая, что, вроде, я куда-то шел, до сих пор иду, и адрес у меня в кармане.

— Ты все об этом? — удивился Зеленый, — зачем? Ты ведь стихи пишешь.

Ни малейшей логики не было в его словах, но стихи я и вправду писал. Я писал целые поэмы, и читал их маме. Зачем я читал их маме? У нас дома все есть, живем мы дружно, можно сказать, счастливо. Да и какой толк в этом? Я ведь и писать то доподлинно не умею. Меня даже в журналах не печатают. Других вот печатают. Например, такое:

«От черных дней до будущей зари

не помня своего предназначенья

где если я — то в доме свет горит

где если ты — то на небе свеченье»

По-моему, этим стихам чего-то не хватает. Например, того, чтоб они были моими и звучали бы по-другому. Но тогда это будет моя поэзия, а ее журналы как раз и не печатают. Замкнутый круг получается. Хотя, с другой стороны, если бы круг не был замкнутым, то он бы и кругом не был.

— Эй, — позвал Зеленый Друг, — ты не умер?

— Нет. Я думаю.

— Одна фигня, — опровергая древний афоризм, отрезал Зеленый, — но, если уж ты не умер, то выслушай меня до конца. Советую, как брат, дай Кате свои стихи. Скажи, что написал специально для нее. Потом следи за реакцией. Мимика очень важна. Всякие подергивания, прыжки. Будет шататься — тоже хорошо. А еще лучше, если ты сам ей зачтешь. Артикуляция и акцентировка способствуют лучшему проникновению в смысл стихотворения. А вообще, знаешь третий закон поэзии?

— Нет, — сказал я.

— Стихи — дерьмо.

«А ведь правда, — подумал я, — дерьмо. Но женщины стихи любят. Моя мама, например, С. Щипачева любит, а Агнию Барто я и сам в детстве почитывал».

— Хорошо, — сказал я, — пойдем читать стихи.

И мы двинулись.

Глава 8. Параллельное завоевание Кати — 1 (симфония)

К нужному дому я подошел, когда совсем стемнело. Судя по небу, к нам шел дождь. Судя по моему состоянию, у меня внутри дождь уже шел. Так всегда бывает, если переборщишь или недоборщишь. В любом случае, тяжело и как-то неуютно. Мне пришло в голову, что та, за которой я гоняюсь вот уже скоро сутки, совсем не стоит того, чтобы за ней гоняться. Куда спокойнее, засесть в мягком кресле, ширнуться, и буксовать сознанием, пока кто-нибудь не вытащит. Куда спокойнее, но вот вопрос — надо ли? То есть, не лучше ли, пускай и на отходняках, но с любимой. Рядом с ее голубыми глазками, густыми ресничками, пухленькими губками, аккуратненькими ушками, розовыми ямочками, коричневыми грудками… Так, лучше или не лучше? Похоже, не лучше. Выбираю — ширнуться и буксовать. А пока меня будут вытаскивать, я размечтаюсь, и уж там-то, в собственном сне, будут и губки, и щечки, и грудь цвета собачьего дерьма.

Я стоял напротив искомой парадной и не шел. Я не шел туда и не шел обратно. Я стоял, и на память подсчитывал, хватит ли мне денег. Как я не подсчитывал, получалось, то хватит, то не хватит. Получались просто на удивление разные цифры. «Надо смириться, — вдруг отчетливо понял я, — мне просто изначально не повезло. Вот Лаврову повезло. Он сидит, как свинья, на даче, ни хрена не делает, даже ямы не копает, хотя обещал. Но при этом в городе его ждут и любят две женщины. Одна красивая и скучная, а другая некрасивая и веселая. У него, у этого куска жира, есть, из чего выбирать. По крайней мере, он думает, что есть. Мыслью той и жив. А мне выбирать не приходится. Нам, пришельцам из далеких галактик, вообще ассимилироваться гораздо сложней. Нас беспрерывно хотят то распылить, то уничтожить, как когда-то давным-давно Великий Валдаг распылил не менее Великого, но менее удачливого, Френа. Все повторяется. Я никогда не увижу родной планеты. Ах, мамочка, твой непутевый сын Валтазар остался в чужих бескрайних степях… В неизведанных просторах его могила… Сгинь и память о нем, несчастном…

Не в силах более сдерживаться, я сам себя ущипнул за грудь и, зарыдав, бросился прочь от дома, где моя возлюбленная как раз принимала душ. Зеленый Друг трясся во внутреннем кармане и злобно хохотал. В порыве безудержной ярости я швырнул коробок в кусты. Потом искал. Найдя, я было рванул обратно, к дому Кати, но на полпути остановился, и твердо решил вернуться к Вовке. Он всегда знал, как меня успокоить, а, если и не знал, то просто сидя в его комнате и наблюдая, как он щелкает клавишами, я как-то умиротворялся, становясь спокойным и рассудительным. «А завтра обязательно зайду к Кате» — решил я про себя.

На середине пути начался дождь. Когда я добрался до его дома, был уже промокший до нитки, злой и нестабильный в строении. К тому же все время слышал, как Зеленый Друг бормочет всякие гадости из внутреннего кармана.

— Заткнись, — сказал я, — мы идем к моему лучшему другу, с которым у нас даже Договор о Дружбе заключен, и которого ты так подставил, уболтав меня не возвращаться к нему сразу после того, как я тебя купил.

— Увольте, — заорал в ответ Зеленый, — можно без выходного пособия, без прибавки к жалованию, без должных документов, не оформляя трудовую, не интересуясь делами коллектива, появляясь в рабочее время в нерабочем состоянии, на людях без галстука, на конях по Тайге, на собаках к Дьяволу…

— Ты можешь говорить по-человечески? — перебил я Зеленого, с трудом удерживаясь от необдуманного поступка.

— Могу. Это не я виноват. Это ты к своему лучшему другу не пошел. Это ты его кинул. Я вообще говорить не умею. Я просто пыль, хворост…

И Зеленый Друг замолчал. Глядя на него, можно было подумать, что он и впрямь лишь горсть семян, палок, пыли и тому подобного барахла. Но я то знал, что Зеленый притворяется. При первом же удобном случае, он меня подставит. Ему нельзя доверять.

Вовка встретил меня неласково.

— Прошло три часа, — сказал он.

— Благодарю за сигнал точного времени, — ответил я, — давай лучше курить.

— Понимаешь, — начал я, затушив окурок и удобно расположившись в кресле, — я решил пойти к Кате по тому адресу, который ты мне дал…

— И вдруг, — раздался голос Зеленого Друга, — случилось такое, что я даже думаю, а не показалось ли мне это?! Ну, то, что произошло, потому что оно так необъяснимо, что понять совершенно невозможно, то ли меня так накурило (но я ведь сдул самую малость, так, тяжку-другую), но уж видно план совсем безбашенный попался, так как на углу Типанова и Ленсовета я вдруг увидел, что рядом с булочной приземляется летающая тарелка, а из нее выходят люди с розовыми палочками, а один даже с кинокамерой, и все они направляются ко мне, как к самому нормальному жителю Земли.

— Привет, — говорит тот, что с камерой, — мы выездная бригада Космических Новостей, проводим опрос среди населения разных планет по следующим темам. Почему Вам нравятся жвачки Wrigley Spearmint, Doublemint и Джуси Фрут без сахара? Обоснуйте.

— Потому что они долго жуются, — выпаливаю я на одном дыхании, — и сохраняют свой вкус в течение всего дня.

— Правильно, — кивают головными отростками пришельцы, — верно, малчик.

— А что нового появилось для автоматической стиральной машины? — задает следующий вопрос пришелец с камерой.

— Конечно, новый Tide, — не задумываясь, отвечаю я.

— Попал, — кивают инопланетяне, — прямо в яблочко. Умный малчик. Ну, и, наконец, последнее. Какой вид сублимированной плесени для экзистенциальных дрочитов изобрела межгалактическая компания SATURN & Кольца?

— Сосковидный, — мгновенно реагирую я на каверзный вопрос, — с крылышками.

И тогда пришельцы захлюпали девятью передними присосками и зачмокали, испугав старуху с бидоном, так как, ты знаешь, рядом с булочной стоит цистерна по торговле неочищенным героином… Или я что-то путаю?

— Путаешь, — сказал я, — рядом с булочной находится цистерна с молоком. Это — единственная поправка к твоему рассказу.

— Знаешь, — сказал Вовка, — со мной тоже что-то похожее приключилось. Я сегодня, пока тебя ждал, сделал то, что оставалось, ширнулся и целый час проговорил с Черным Братом. Кажется, я доказывал, что нуждаюсь в нем больше, чем он во мне. И он с этим согласен. Без меня он бы не мог говорить. С другими бы мог, с Коноплевым, например, с Юркой, а со мной бы не мог. А это ему необходимо. Когда он молчит, еще не проангидрированный, прилепленный к внутренней стороне какого-нибудь лотка на рынке, он беспомощен, и понемногу засыхает. Ему обязательно нужен я в качестве собеседника. Правда, я все больше молчу, меня рубит, но он говорит за двоих. Шепчет что-то приятное.

— Точно, — воскликнул я, — сегодня в Библиотеке он уговаривал меня ни о чем не думать. По его словам выходит, что все и так случится, поэтому беспокоиться не стоит.

— Но, когда он уходит, — продолжал Вовка, — я ощущаю тоску. Он — самый лучший собеседник. Он — просто гений чистого разума.

— Вы забыли обо мне, — обиженно заканючил Зеленый Друг, — я, пожалуй, еще папиросу с вами дуну.

— Да, — сказал Вовка, — именно папиросу.

— А, может, и меньше, — сказал я.

— Да нет. Папироса будет.

Я, Вовка и Зеленый Друг занялись приготовлениями, и тут раздался звонок во входную дверь.

— Это ТанкЪ, — сказал Вовка, — открой.

— Какой ТанкЪ? — удивился я, — настоящий, на колесиках?

Но быстро вспомнил. Это было прозвище двоюродной сестры Вовки по имени Зина, уменьшительно-ласкательно — Зенитка, так как она очень метко стреляла и была лучшим после лидера членом молодежной террористической организации «НХ». Но, так как слово «Зенитка» произносить было долго, его сократили до просто «Зина», но это было настоящее имя девушки, и поэтому лидер организации Кремень и сам Вовка остановились на нейтральном «ТанкЪ» (если в письменном виде, то с «Ъ» на конце).

Я открыл дверь.

— Привет, — сказала Зина, — Вовка тут?

Глава 9. Параллельное завоевание Кати — 2 (симфония)

— Тут, — ответил я, и будто впервые увидел Зину. Совсем крошечную, метр с небольшим, с обаятельным личиком, милой, но язвительной улыбкой. Фигура восхитительная. Взгляд зазывающий. Но у Сусанина взгляд был тоже зазывающий, а что из этого вышло, мы с вами знаем не хуже тех поляков. И, все-таки, она — прелесть. Просто — куколка. Куколка по прозвищу «ТанкЪ».

— Сегодня мы готовили переворот, — сказала Зина, войдя в комнату. — Кремень — удивительный человек. Его перевороты такие, такие…

— Прекрасные, — подсказал я.

— Нет, не то. Просто, когда он переворачивает, мне кажется, я умру от счастья. Вы этого понять не можете. Вы — все время одни. Странно, что Вам это не надоело.

— Надоело! — захотелось крикнуть мне, — еще как надоело! Но что делать?! Моя возлюбленная с каким-то рыжим гадом принимает душ! А я беспомощен, пока в кармане есть Зеленый Друг. А Вовке вполне «Челленджера IBM» хватает. По виртуальному Интернету он может заказать любую красотку. Что с того, что она будет лишь в его подсознании? Подсознание, как известно, правит человеком. И если в твоем подсознании заложено, что ты Огонь, то ты и есть Огонь, и рано или поздно тебя все равно потушат, как бы ты не доказывал, что на самом деле звать тебя Алексей Вадимович. Так что очень даже надоело.

— Давай курить, — сказал Вовка.

— Я не буду, — начала сопротивляться Зина.

— Будешь, будешь! — крикнул Вовка, и вдвоем с Зеленым Другом они начали наступать на девушку. Я тем временем заходил сзади. Зина молниеносно выхватила старинный Кольт 45 калибра.

— Первый, кто подойдет ко мне, получит пулю в лоб! Слышите вы, ублюдки, слабые и ни на что не годные, ублюдки, не имеющие даже сил, чтобы доставить удовольствие женщине, безумные паяцы, уверенно чувствующие себя лишь тогда, когда уторчены или укурены! Безответственные, не приносящие счастья ни себе, ни другим! Люди с большой буквы «Г», но обаятельные, все же, остроумные, если не на отходняках. Вдуйте еще!

Зеленый Друг галантно подхватил даму, и они закружились по комнате в разноцветном вихре слов и мыслей.

— У меня снесло башню! — грустно сказал Вовка, — теперь я не знаю, как мне дальше жить. Без башни я несущественен.

— Ого! — воскликнул я, — ты тоже это понимаешь?! А я думал, что несущественность — моя прерогатива…

— Вовка, Вовка, — закричала девушка Зина, — спаси меня от этого врага!

— Уже ухожу! — произнес Зеленый Друг, — где меня найти, сами знаете! Можно не провожать, я на колесах.

И Зеленый покатился прочь прямо сквозь стены, оставляя за собой черные закорючки запятых и специфический аромат.

— Ути-пути-тю-тю-тю! — сказал Вовка, влюбленно глядя на Зину и распуская руки во все стороны. Ей, похоже, это нравилось. Мне тоже. Но нравилось бы еще больше, если б на месте Вовки сидел я.

Но, вспомнив о прелестной Кате, я придал своему лицу самое каменное выражение и сел за «Челленджер IBM», экран которого мерцал загадочными звездочками, а, значит, компьютер находился в режиме готовности и в любой момент мог перенести меня внутрь. Например, в странное десятиэтажное здание, заполненное вражескими солдатами, роботами, людьми-мутантами, просто мутантами, злым зверьем и автоматическими пулеметами на потолках.

В первой же комнате мне пришлось пристрелить ничего не подозревающего ученого-химика, чьи талоны на еду и патроны я бессовестно забрал.

И тут заговорил репродуктор:

— Внимание, Черный Ренегат! Твоя возлюбленная Катя находится в моих руках. В руках доктора Златоогнивцева находится твоя подружка! И я уж постараюсь, чтоб ей не было скучно. Мои солдаты выстроились в очередь, и уж каждый из них, будь уверен, постарается, чтобы Кате не было скучно. Спеши, супермен, и не забудь оглянуться. За твоей спиной кто-то вылупился из яйца!

Не успел я осмыслить последних слов, как что-то сильно ударило меня в спину. Я развернулся и начал стрелять по огромному Зеленому Мутанту, похожему на студень и яичницу одновременно. Но прежде, чем я проделал во враге три дырки, он успел еще раз пустить в меня сгусток энергии. Жилет не помог. Моя голова будто взорвалась, и все вокруг стало красным.

Я очутился в огромном темном помещении, где штабелями лежали чьи-то тела. Я присмотрелся. Все тела были либо мной, либо Вовкой. Иногда попадались трупы Кремня, Юрки, незнакомых мне людей. Прикинув, я пришел к выводу, что здесь миллиарды мертвецов. Этот зал являлся собственной памятью компьютера. Сюда попадали мы, когда нас убивали. Мой свежий труп занял свое место, а я вернулся обратно в комнату и загрузил игру вновь. Теперь-то я буду осторожней, и обязательно спасу Катю. Но действие наркотика начало ослабевать, и, когда я в четвертый раз вошел в игру, репродуктор уже ничего мне не сказал.

— Мне пора, — заявила Зина, — у нас на сегодня намечен важный переворот. А Кремень ждать не любит. И это его право. Право сильнейшего. Право Мужчины.

— Мне тоже надо идти, — сказал я.

Прощаясь с Вовкой, я услышал, как он тихо пробормотал: «За тобой охотится Валдаг!»

— Что? — спросил я.

— Говорю, что в следующую субботу я поеду в гости к Лаврову. Поедешь со мной?

— Нет, — ответил я, — наша встреча может вызвать необратимые процессы в пространстве и времени. Ты ведь знаешь, одна масса не может занимать несколько мест в пространстве.

— Вернее, две одинаковых массы не могут занимать одно место, — поправил меня Вовка.

— Без разницы. Но мне показалось, что ты сказал что-то другое.

— Нет, — замотал головой Вовка и, закрывая за мной дверь, отчетливо произнес: «Берегись Валдага. Он уже близко».

Глава 10. Я — дома — 2 (отрывки)

… и тогда я набрал катин номер, который дал мне Вовка вместе с предупреждением, что это может быть и не ее номер, так как «Челленджер IBM» имеет право на одну ошибку из бесконечного множества правильных вариантов. Итак, я набрал номер, и мне сказали: «Алло!»

— Алло, — сказал я, — это Катя?

— Да, — сказали там, — я слушаю.

— Катя, это правда ты?

— Я. А это кто?

— Это я. А почему у тебя голос на твой не похож? Наверное, я ошибся номером, потому что имеется возможность…

— Кто это говорит? Как Ваше имя?

— …одной запрограммированной ошибки на все количество правильных решений. Я ясно выражаюсь?

— По-моему, я знаю, кто это говорит, — задумчиво произнесла Катя, — это парень из Библиотеки!

— О, да. А еще я — парень с улицы Типанова, парень с набережной, парень из кинотеатра любви, парень с бездонными голубыми глазами, парень со штучкой, и я хочу…

— Откуда у тебя мой номер?

— …чтобы ты была со мной, потому что сейчас я пьян, но и когда не пьян, я люблю тебя! Люблю!

— Откуда ты знаешь мой номер?

— Хоть чуточку! Пожалей! За мной охотится Валдаг. За миллиарды лет он свихнулся и теперь считает, что я — воскресший из небытия Великий Френ. А я всего лишь Рон. Мне уже семнадцать, а я еще никогда не целовался. Понимаешь? Никогда!

— Бедный, — протянул голос из трубки. Но не катин, нет… Мужской, хриплый, насмешливый.

— Бедный! Займись спортом, лыжами, например, сразу полегчает. И никогда больше сюда не звони! Понял, козел?

И в трубке пошли короткие гудки.

Я догадался, что это был тот рыжий гад. Значит, он и в три часа ночи рядом с ней. Значит, он и есть Великий Валдаг…

… и тогда я написал поэму, состоящую из трех стихотворений. Там было все: и нежность, и любовь, и ненависть, и секс, и опять любовь, и злость, и счастье, счастье без конца. Я рыдал и писал. А когда закончил, в изнеможении откинулся на спинку стула, закрыл глаза и представил, как плыву в небесах, окруженный птичками, и все они чирикают удивленно: «Отчего говорят, что люди не летают?! Вон, один летит…»

— Это от счастья, — оправдываюсь я, — а вообще то люди не летают.

— Каково, — чирикают в ответ, — сам летит, а парадоксами так и сыплет. Прямо как наш аист.

И показывают крылышками на молодого аиста справа от меня, обильно удобряющего землю парадоксами, коллизиями, реминисценциями, новорожденными младенцами и приемными детьми.

…и тогда я съел…

…на первое было…

…скажи, мама, отчего?..

…лучше выпить водки литр, чем…

…чем поллитра, но…

…и тогда я лег спать, но еще долго не мог заснуть. Перед глазами, как живая, стояла Катя и медленно, одну за другой, расстегивала пуговицы на коричневой рубашке. Я перевернулся на другой бок, но и там тоже стояла Катя. Но теперь она рвала на себе рубашку, и пуговицы отскакивали с треском, одна за другой. Я перевернулся на спину, но и там висела Катя, швыряя в меня пуговицами и дразня невидимой грудью. Я уткнулся носом в подушку, но оказалось, что мой нос как раз попал в ложбинку меж Катиных грудей, рассмотреть которые я не мог из-за очень близкого расстояния, и я, наконец, заснул.

Всем людям снятся сны, но мне ничего не снилось. Значит ли это, что я не человек? Не доказывает ли отсутствие снов, что я и есть Великий Френ, ибо, как написано, блажен, кто верует? С трудом.

Глава 11. Несколько мнений по разным поводам — 2

Общеизвестно, что утренняя яичница расслабляет, и даже чашка крепкого растворимого кофе не в силах помочь собраться с мыслями. Необходимо просто лечь на диван, уставиться в потолок, прочесть тайное заклинание и ждать.

Я лежал и ждал. Втайне надеялся, что вот сейчас раздастся телефонный звонок, и Катя, таинственным образом узнав мой номер, прошепчет что-нибудь типа: «В пять под старым колоколом» или «В восемь на Казани» или «В три у Фишмана». Конечно, ничего такого произойти не может, но вдруг… Ах, это «вдруг», самое прекрасное слово в русском языке…

И телефонный звонок таки раздался. Один мой старый приятель интересовался, пойду ли я на очередное заседание Клуба Одиноких Вшей.

— А что будет? — спросил я.

— Будем праздновать выход в свет двухтомника Монголова «Все о Всем». Ты должен был видеть рукопись.

— Не видел, — зевнув, ответил я и закрыл глаза, так как заклинание еще не подействовало.

— Так ты будешь?

— Нет, — твердо ответил я, — у меня сегодня очень важный день. Связано с женщиной. Понимаешь?

— Понимаю, — хихикнул товарищ, — но, смотри, три пропущенных заседания, и ты вычеркнут из числа одиноких вшей.

— Чушь, — заявил я, — бутылка водки председателю, и я вновь в списке…

Разговор навеял тоску. Пойти, конечно, стоит. Там будут пить водку, вино, пиво, потом целоваться в комнатах и на кухне, потом любить друг друга в комнатах и на кухне, потом просыпаться с больной головой, с удивлением глядя на лежащую рядом особь противоположного пола. С трудом вспоминать, кто это, почему именно она (либо он), и, наконец, собрав бутылки, бежать к ближайшему ларьку, чтоб на вырученные деньги купить не пива на опохмелку, а пачку «Рейса», и курить, курить, курить…

Заклинание сделало свою работу: яичница полностью переварилась. Желток занял свое место в верхней части конуса, белок — в нижней. Нить Питания опутала конус, все восемь центров успокоились, и я мог идти завоевывать Катю. Первым делом я перечитал сочиненную ночью поэму и, как заправский критик, вырезал оттуда наиболее фривольные места. Потом я вычеркнул строки, написанные в жанрах сюрреализма и примитивизма. Оставшийся текст я внимательно перечел несколько раз и остался им доволен. Побрившись, я вылил на себя те капли одеколона, которые оставались после недавнего посещения меня Вовкой, и облачился в строгий серый в полоску костюм фабрики «Большевичка», в черные ботинки за 15 рублей и белые носки. На шею я прикрепил грязно-белый галстук, соединив его с рубашкой с помощью мутно-красной заколки с неподдельным сапфиром посередине. Проходя мимо зеркала, я чмокнул отражение в щечку.

Выйдя из дома, я столкнулся с девушкой Олей, рюкзак которой так и распирало.

— О, наш террорист, — язвительно прохмыкала девушка, — хочешь булочки?

— Да пошла ты, — торжественно ответил я, — и булка твоя дурацкая! И засунь ее себе в задницу! И чтоб тебя черти в аду жарили! Да подавись ты своей дерьмовой булкой, после того, как из зада вытащишь! И не хочу я щипать тебя за грудь! Я даже дотрагиваться до нее не хочу! Поняла ты, блядь?!

— Павлик! — истошно завизжала Оля.

Пришлось бежать. При каждом моем шаге что-то трещало. Думаю, рвались брюки. Но Павлик меня догонял. Я слышал его топот за своей спиной. Было ясно, что в этот раз он меня замочит. Я начал задыхаться. Но вдруг чьи-то мягкие руки схватили меня за попу, и я переместился, мгновенно оказавшись в какой-то парадной с кодовым замком. И напрасно мой преследователь колотил ногами в дверь. Я был спасен. Тяжело дыша, я прислонился к батарее парового отопления. Рядом со мной стояло существо, более всего напоминающее девушку. Оно и было девушкой.

Глава 12. Fuck me!

Некрасивой. Маленькой, худой, с каким-то мышиным лицом, с выступающими из-под футболки ключицами, с грустными собачьими глазами, с невообразимо идиотской прической. Короче, уродина. И этот ужас пылко обхватил меня щупальцами и жарко зашептал:

— Трахни меня! Прямо здесь! Прямо сейчас!

— Ну, конечно, — неуверенно ответил я, — но почему прямо сейчас? Может потом, когда все уляжется? Я обязательно…

— Ты не любишь меня! — вскричало существо.

— Ну, почему же?! — начал я, ровным счетом ничего не понимая. — Люблю, конечно… Спасибо.

— Любишь? — девушка приблизилась вплотную, и я увидел, что она еще и в очках. Огромных, в пол-лица, некрасивых очках, за которыми ее глаза были похожи уж и совсем на какую-то гадость.

— Правда любишь? — спросила она. — А как тебя зовут?

— Лешей, — соврал я.

— Моего прежнего друга тоже звали Лешей, — сообщила девушка, — а я — Наташа. Можно просто — Треска. Это кличка в тусовке.

Незнакомое слово оглушило меня, и Наташа-Треска, почувствовав мою беспомощность, вновь полезла целоваться, параллельно забираясь ко мне в штаны.

— Ого-го, — протянул я, — ну, может, не здесь?! А где-нибудь там? Попозже, когда все рассосется… А там видно будет… А?

— Я хочу тебя! — в экстазе крикнула Наташа, и чья-то испуганная тень шарахнулась в сторону. По зрелому размышлению, тень была моей.

— Давай вначале погуляем, — запротестовал я, с ужасом думая о том, что Катя может меня и не дождаться. Тем более, что она меня и не ждет.

— Давай, — вдруг легко согласилась Треска, — а потом сразу трахнемся. Хорошо?

— Хорошо то хорошо, — сказал я, — но ты не можешь подождать еще денек?

— Мне 26, — с грустной гордостью в голосе сообщила Наташа, — а я так и не нашла свою любовь. Но теперь с этим покончено. Ведь ты меня любишь? Не забывай, что я спасла тебя.

— Да, — согласился я, — похоже мне, как ни крути, придется тебя любить, так как ты меня спасла и тебе уже двадцать шесть лет, а мне всего двадцать. Но разница в возрасте, как говорится, лучше, чем возраст в заднице.

И мы вышли на улицу. Все оборачивались. Нас снимали скрытыми, полускрытыми и явными камерами. На нас показывали пальцами. Нас кусали собаки, а ко мне в ботинок даже забрался таракан. Он устроился между мизинцем и безымянным пальцем правой ноги и живет там до сих пор, как память о тех чудесных днях с Треской.

А дни, точнее, один день, выглядел приблизительно так:

Она:

— Я хочу тебя! Прямо здесь! Вот под этим памятником Барклаю де Толли (варианты: на этом темном чердаке, в этом студенческом кафе, в пруду, в гробу, у черта на куличиках)!

Я:

— Ну, это, конечно… Но, может, попозже чуть-чуть… Ну, там, через часик… А?

Она (в слезах, царапаясь и кусаясь):

— Ты меня не любишь!

Я (прикрывая особо важные части тела):

— Ну, отчего ж?.. Люблю, конечно… Что ты, в самом деле… А?

Она:

— Тогда трахни меня! Возьми всю без остатка, как есть!

Я:

— Ну, об чем разговор… Конечно, конечно… Но, может, обождем чуток… Ну, совсем немножко… А?

Ближе к вечеру меня начало клонить в сон, а на лице проступили алые пятна. Я искал лишь укромный уголок. Но не для занятий сексом. Я хотел прикончить Наташу и, таким образом, избавиться от единственной преграды на моем пути к сердцу Кати и дальнейшим любовным утехам с девушкой в коричневой рубашке. Мне помог Бог! Именно он, а никто другой, появившись в облике милиционера, попросил нас покинуть многолюдный Невский проспект в районе ЛДП и идти куда-нибудь на фиг. И мы пошли. На набережной было тихо. Я схватил Треску за очки и швырнул ее в Фонтанку. Грех на душе, убил несчастную. Утопла в реке своей неутоленной похоти. Каюсь, берите меня, родненькие. Вот он я, перед вами, с голыми руками и ногами. Хватайте, ведите, стреляйте неудавшегося абитуриента. Потомки мои вам только спасибо скажут. Громите нас, жидов проклятых, гасите иноверцев-москвичей, исполать Вам, Ваше Сиятельство! Аминь.

До сих пор по Фонтанке плывет тело дохлое Наташи. И, говорят, треска не переводится. Бывалые рыбаки так и заявляют: — Не переводится, — говорят, — треска-то! Вот уж чудеса так чудеса! — И ухмыляются в усы. На том и стоят, туда и несет. Тпрру, кони!

Глава 13. Детство

Фрейду посвящается

Все! Хватит! Пора писать о детстве. В детстве женщины меня не интересовали. Интересовали, наоборот, мальчики, с которыми я играл во что-то похожее на войну и дочки-матери одновременно. На женщин было абсолютно наплевать. Плевать на них! С огромной колокольни, вознесшейся ввысь главою непокорной! Плевать, а еще лучше — с той же колокольни кидать в них тухлые яйца, гнилую картошку, воздушные шарики, наполненные водой, перезрелые бананы, пустые бутылки с зажигательной смесью внутри. Чтоб это падало вниз и уничтожало тех, о ком я в детстве абсолютно не думал. Вот, помню, еще мальчишкой лет четырех-восьми я дружил с девочкой, а потом лет через семь она меня не узнала. А еще с другой дружил — так она шлюхой стала, и первый аборт сделала классе, наверное, в седьмом, или шестом, или восьмом. Все это мои домыслы. А факты состоят в следующем: детство мое прошло в Рощино. Там я купался с одной девочкой, мне было лет 13 или 14, ей, по-моему, тоже, но выглядела старше. Такая здоровая баба. Мы купались, я смотрел на ее грудь, поскольку так близко женской груди еще не видел ни разу. Потом мы играли в карты на одеяле вместе с 23-х или 5-летним дачником, и тот, когда мы оставались вдвоем, захлебываясь от восторга, рассказывал мне о порнофильме, в котором был негр с членом в полруки.

— И, представляешь, — шептал дачник, — весь черный! Негр черный, и хуй у него черный!

— Да уж, — поддакивал я, — на то и негр, ядрена феня!

Но о женщинах, повторяю, не думал. Была там одна полусумасшедшая девчонка. Так она рассказывала своей подружке, что ночами к ней в окно залезаю я, и мы делаем такое… Подружка, передававшая мне столь удивительные истории, на том замолкала, так что я не знал, что такое я делаю ночью с полусумасшедшей девчонкой. Собственная фантазия безмолвствовала, а, возможно, просто спала до поры до времени.

Я не думал о них, а вот 13-летний паренек Слава Чесский из какого-то бредового села в глубине страны — он думал, и вечерами перед сном рассказывал нам, жителям детского лагеря отдыха, как они в своей деревне играли в войну. Как его ловили и пытали деревенские девчонки.

— Вы знаете, — жарко шептал он, — когда девчоночьи руки добирались до моего члена, они ласково брали его в ладошки, и я чувствовал такое, такое… Нет, это не объяснить… Это надо запомнить!

Его рассказы были сюжетны, осмысленны, и кончались тогда, когда я мысленно уже кончал.

Почитывая сейчас «Бульвар Крутой Эротики», я должен признать, что устные рассказы 13-летнего Славы Чесского были вполне на уровне. Если он даже и врал, ему стоило так врать. Именно он, Слава, обратил мое внимание на то, что одна симпатичная девчонка из нашего отряда во время ежевечерних танцев появляется в рубашке с расстегнутыми верхними пуговицами и без лифчика. Я бы прошел мимо, не заметив. А заметив, старался на танцах оказываться напротив нее. Но мне это не помогло — я все равно не видел того, что видел Слава. Это к вопросу об абсолютном отсутствии интереса. Господи, а та 14-летняя Таня из города Орла! Ну почему я всегда видел не то, что другие, а то, что казалось мне видным?! Ну почему никаких романтических историй с кровавым финалом? Где, наконец, Первая любовь?! Ей бы уже пора! Как-никак, сейчас мне, Ронуальду Григорьевичу, 69 лет и один месяц. Эх, вернуться бы назад! Лет на 60 или 55. Отбросить бы эти опостылевшие костыли, выпрыгнуть из инвалидного кресла-качалки, и туда, где остались все эти 12-13-14-летние девочки и мальчики! Непозволительная роскошь — мечтать о таком. Может не выдержать сердце, и меня понесут ногами вперед. Но, главное ведь — вперед! Доктор сказал: еще один инсульт — и все. А раз доктор сказал — так и будет. Вот только завещание накропать. Приблизительно такое:

Находясь тут и сейчас в твердой (мягкой, средней — нужное подчеркнуть) памяти и таком же рассудке, не обремененный ничем существенным и никем в той же степени, являясь последним романтическим козлом уходящего века и всех времен включительно, понимая всю ответственность мига, равно как и бессмысленность всей жизни в целом, принимая во внимание общую социальную ситуацию и ее явную направленность против меня, и, все же, надеясь на благополучный исход и дальнейшее погребение по высшему разряду, завещаю:

— Послать всех на хуй!

Ненормативная лексика в этой главе необязательна и, по желанию читателя, ее можно пропустить.

Глава 14, составленная по материалам книги «Космические Были. Т.1. Изначальное». Параллельное завоевание Кати — 3

Родился Великий Френ в дремучем захолустье Пространства на планете ГРОМ, где кроме него появлялись на свет лишь оранжевые шарики, так удачно сочетающие в себе вкусовые качества яблок Гольден, аромат свежевыпотрошенной аккумбулы и неповторимый хруст на зубах. Именно оранжевые шарики составили первое меню Френа, так как его бедным родителям, выходцам из далекого Мира Тьмы, кормить малыша больше было нечем.

Юный Френ с детства познал горечь и тоску. На ГРОМе не было ни одной Удовлетвориловки, а те, что являлись из Цивилизованного Мира, ни на что уже не годились.

Веками, сидя под раскидистым Сакмаром и слушая ненавязчивый бред дерева, Френ мечтал, как в один прекрасный временной континуум произойдет нуль-переход и явится Она, та единственная Удовлетвориловка, ради которой он и вылупился из Золотого Яйца Дрочитов. Френ терпеливо ждал.

И однажды планета ГРОМ чуть не раскололась, а на ее поверхность явились сразу два существа. Были это Великий Валдаг и Прекрасная Удовлетвориловка по имени Хнютка. И возликовал Великий Френ, и стал глотать оранжевые шарики даже не жуя…

Тпрру, кони! Я сказал: — Стоп! Пора заняться тем, ради чего, собственно, я и пишу этот сверхудивительный роман. То есть, пора уже дойти до Кати и прочитать ей поэму о Любви. А там, глядишь, и весна. А весною женщины податливые. Бери — не хочу. Но я хочу! Поэтому пора идти. Я пошел, и очень скоро оказался перед домом своей любимой. Был я весь праздничный, в рваных штанах, с растрепанной шевелюрой и с синяками под всеми глазами. Я был доволен — пока все шло отлично. Оставалась самая малость: прочитать, обольстить, затащить, потрогать и обломаться. Либо не обломаться. Чем грозит последнее, мне доходчиво объяснил Зеленый Друг. Но я не боюсь. Как говорится, волков бояться — шампанского не пить. Без труда, как известно, ни туда и ни сюда. Так что, рискнем! И я позвонил в заветную дверь.

Открыла мне Катя. На сей раз она была облачена в короткий голубой халат, едва закрывавший бедра, а на голове у нее сидела игриво надвинутая широкополая шляпа с пером.

— Здравствуй, — оробев, сказал я, — вот, стихи принес.

— Читай.

Обрадованный таким приемом, я сел на лестничную ступеньку и, достав из кармана лист, начал выступление.

— Любовь, — сказал я, — это название.

— Я поняла, — кивнула Катя.

— Эпиграф:

Любовь моя еще быть может,

А позже может и не быть!

Ты вся — полет фантазии чудесной

Ты как дитя невинное пока

Ты вся любовь, ты вера без надежды

Ответь, куда журчит твоя река?

Ты будто сон, виденье в полудреме

Ты вся как наркотический кристалл

Твою любовь познать во всем объеме —

Да я б за это все, что есть, отдал.

P.S. Но вместо этого в тиши уединенной

Я размышляю о строении вселенной.

— Я поняла, — грустно сказала Катя, — только вот рифма «чудесной — надежды» меня несколько тяготит. А так все очень даже…

— Значит, ты согласна?! — вне себя от счастья воскликнул я.

— Ну, предположим, согласна.

Далее началась немая сцена. И продолжалась эта сцена довольно долго. Я сидел, молчаливый и счастливый, боясь даже пошевелится, боясь того, что Катя может передумать и уйти домой. Она же стояла в своем халате и чего-то ждала. Откуда я знал, чего она ждет?! «9 с 1/2 недель» я еще не видел, так же, впрочем, как и «Чужих», но это сюда не относится.

— Вот она, любовь, — думал я, понемногу примерзая задницей к ступеньке, — вот это чувство, о котором создано столько изумительных песен, стихов, романсов и повестей, вот оно, правящее на Земле и вообще в Пространстве…

…одел тогда Френ свой самый лучший тумбурумбум, покрасил клыки золотом, сложил чмокалки в соответствии с последней модой Цивилизованного Мира и явился знакомиться.

— Привет, — проультразвуковал он, — меня зовут Френ Трех Солнц.

Полный титул назвал, скромняга.

— А меня — Хнютка, — ответила Прелестная Удовлетвориловка, — но это не имеет значения.

— Почему же? — удивился Френ, задрожав всеми 503-мя трогалками.

— Потому, что у меня есть друг, — легко объяснила Хнютка.

И вслед за ее словами из Священной Пещеры Дрочитов явился Великий Валдаг в новой броне от компании «Saturn & Кольца». Помахивая 23-километровым хвостом, он усмехался, обнажая три главных клыка, сверкавших подобно Космическому Кристаллу. Да, друзья-переселенцы! Великий Валдаг пользовался священной пастой «Blend-a-Med» с флюорестатом, и потому-то с раннего детства он не знал нужды, питался исключительно свежими аккумбулами, а не эрзацподобными оранжевыми шариками, и сумел подцепить такую клевую Удовлетвориловку, как Хнютка.

А я все так же сидел на ледяной ступеньке, глядя на любимую Катю и мечтая, что вот сейчас встану, возьму ее на руки, внесу в квартиру, положу на ложе и, далее по тексту:

«Ухватив ее за бедро, другой рукой я низко наклонил ей голову. Я молотил со всей страстью, с яростью удовлетворения, погружаясь в нее полностью, то снижая, то усиливая темп…»

Во как! Но пока я лишь мечтал и не решался встать, так как полностью примерз к лестнице.

— Ну, ладно, — сказала Катя, — я пошла. Если надумаешь — заходи. Пока! Кстати, а как тебя зовут?

— Рома, — сказал я тихо, сдерживая слезы, готовые хлынуть из моих широко раскрытых бездонных глаз.

— Ну, пока, Рома! И постарайся не встретиться тут с Гутманом. Он очень ревнивый.

— Ага, — сказал я, — с Гутманом. Постараюсь.

Дверь за Катей захлопнулась, и я остался в кромешной пустоте, где не было даже звуков скрипки.

Глава 15. Несколько мнений по разным поводам — 3

Не было в этой тьме и белых искорок, радующих человека, долго смотревшего на яркий свет, а потом резко закрывшего глаза. Ну, то есть, совсем ничего не было. Я сидел, как идиот, и не мог пошевелиться.

Ведь каждый клеит, как умеет. Это известно. Коноплев, например, сдал свой мозг в аренду Черному, и теперь ходит, шатаясь, шепчет что-то бессвязное, с закрытыми глазами, потому, что смотреть ему больше не на что. Вокруг ничего интересного не осталось. К тому же надо беречь зрение, от постоянного вглядывания в недра прокопченой кружки глаза начинают слезиться. Допустить это никак нельзя. Отвлечешься на миг — и первая шапка выплеснется на грязную конфорку. Собирай потом раствор по капле! И Коноплев, мозг которого захвачен Черным, ходит, не глядя вокруг, и уже подумывает, а не сдать ли в аренду левую руку. Вроде как она без надобности, да и денег больше будет.

Кроме него, сошел с ума еще один паренек. Когда он начинает о чем-нибудь говорить, невозможно разобрать — о чем это он. В его голове до такой степени все перевернуто, что иногда удивляешься, как это он сам себя понимает. Скорее всего, да, не понимает. И уже не пытается.

А что — я? Чем лучше? Многим. Во-первых, в погоне за удачей я лишился лишь небольшого музыкального центра с шестью колонками, пятиполосным эквалайзером, относящимся сюда же микшером, ревером и наушниками типа «Звук В Себе». В тот день ко мне пришел Черный, ненавязчиво сел в кресло и, ссылаясь на Великого Френа (он ведь так же сделал), уговорил меня подарить ему музыкальный центр, обещая взамен дружбу в течение вечера и дальнейшее продвижение в сторону удачи. Я согласился, дурак. Все мы мудаки, когда на что-то подписываемся.

Вот, например, сейчас я достиг того, чего хотел. Я сижу на ступеньке рядом с дверью, за которой меня ждет прекрасная Хнютка, тьфу… Катя. Я сижу и теряю драгоценные минуты. Но как, в самом деле, я могу на что-то решиться, если я не знаю, как делается то, на что я решусь? Вот уж беда так беда. С криком я оторвал половину зада от ступеньки, оставив большую половину, как воспоминание Любви, и поскакал вниз. У выхода из парадной я столкнулся с рыжим гадом, который, наоборот, поднимался наверх. Мы бросили друг на друга по подозрительному взгляду и разошлись.

— Вот уж Гутман, — злобно процедил я, попав на улицу, — каков Гутман, а?!

На большее словарного запаса не хватило.

В унынии я возвращался домой. Делать было совершенно нечего. Катя согласилась стать моей, но лучше мне от этого не стало. То есть, теоретическая часть была выполнена, а вот как приступить к практической, я и понятия не имел. Возможно, Зеленый Друг поможет. Больше обращаться было не к кому.

— Да что ж это такое! — в сердцах воскликнул я, — что ж это за абитуриент-то я такой?! Все не как у людей! Раньше это радовало, но теперь хочется, чтоб все стало, как у всех, и не мучиться больше, любит она меня, или я ее просто достал.

Бессмысленный я человек, несущественный. Даже любовь у меня какая-то многоэтажная. Пока до последнего этажа дойдешь, нижние рассыпятся.

— Господи, — в экстазе воскликнул я, — сделай меня так же, как всех остальных сделал! По образу, значится, и подобию!

И пророкотал голос с небес:

— Конец первой КНИГИ.

Примечание к главе 14

Планета ГРОМ — находится в левой части неба. С Земли не видна.

Оранжевые шарики — существа, обитающие на планете ГРОМ. Годны в пищу. Готовятся следующим образом: снять скорлупу, выколоть зеленый глаз, оставить на полчаса в холодном месте. Подавать с петрушкой и гарниром. На Земле не водятся.

Аккумбула — высококалорийное существо, хищник. Водится на территориях Мира Тьмы. Исключительная сложность поимки и приготовления. На Земле не распространено.

Мир Тьмы — территория, не освещенная ни одним из солнц.

Цивилизованный Мир — территория, освещаемая каким-либо солнцем.

Сакмар — говорящее дерево. Обладает скверным характером. В старости сходит с ума и начинает нести полную ахинею. На Земле не растет.

Дрочиты — многочисленная раса космических переселенцев. Отдельные представители есть даже на Земле.

Золотое Яйцо Дрочитов — колыбель каждого дрочита.

Тумбурумбум — выходной костюм дрочитов. В пищу не пригоден.

Паста «Blend-a-Med» — лучшая зубная паста, приготовленная по лицензии компании «Saturn & Кольца». Изготовляется на Земле.

Необходимое пояснение

Роман задумывался как серьезная и грустная вещь наподобие «Little Fifteen» Depeche Mode и «Love Story» Сигала. Но, по мере написания, я обнаружил, что никакой грусти и серьезности во мне нет. Есть лишь полное отупение от наркоты, пьянок и людей как таковых. А еще оказалось, что и Любовь-то меня не очень и волнует. Таким образом, роман скатывался, скатывался и, наконец, скатился в какой-то кошмарный соц-арт, где от изначальных переживаний не осталось и следа.

Да-с! Я нищ, господа.

Но роман, тем не менее, допишу.

21.07.97

23:55

Краткое содержание первой книги

Главный герой произведения, человек с неясным возрастом и расплывчатым именем, страдает от того, что ему некого «потрогать». Он пытается найти себя в насилии, но лишь обжирается хлебом и булкой (гл. 1). Случайно, в Библиотеке он знакомится с Катей (гл. 2) и, плененный ее красотой, решает начать Крестовый Поход за сердцем девушки. Параллельно, читатель узнает, что герой колется черным (опиум) (гл. 3) и, к тому же, является занудой (гл. 4). Сексуальные переживания героя вторгаются в его подсознание, где герой отождествляет себя с Великим Френом (гл. 5). В гостях у своего друга Вовки (гл. 6) герой получает задание купить анаши (Зеленого Друга). Купив плана, герой укуривается и бросается из одной крайности в другую (гл. 6–8). Но совесть берет верх, и он возвращается к Вовке (гл. 8), где вместе со своим другом и девочкой Зиной по прозвищу «ТанкЪ» укуривается вновь (гл. 9). Возвратившись домой, герой звонит Кате, но девушка не хочет с ним говорить. Тогда он пишет поэму (гл. 10) и решает посвятить ее своей возлюбленной. На следующее утро герой идет к Кате, но по пути встречает соседку Олю и ее друга Павлика, с которыми возникает инцидент (гл. 11). От явной смерти героя спасает некая Наташа по прозвищу «Треска» (гл. 12). Взамен он требует секса, но герой ее отвергает и топит в Фонтанке (там же). Глава 13 посвящена Фрейду. В следующей главе герой полностью осуществляет себя с Великим Френом. В заключительной 15-ой главе главный герой читает Кате свою поэму, и девушка соглашается стать его возлюбленной. Но, получив согласие, герой не знает, что делать дальше… Ведь, кроме теории, у него ничего нет…

Удачной прогулки с нами, мудаками!

Глава 1 (15). Приключения Гоголева среди ему подобных

Никогда раньше Гоголев не видел этого человека. Других видеть приходилось. Встречался чуть не каждый день, что-то советовал, направлял, объяснял. Притом должен был сохранять невозмутимость, выказывать доброжелательность к собеседнику. За это его и называли ласково «Доктором». Не врачом, не, боже упаси, эскулапом, а, вот именно, так по-домашнему — Доктором. И Гоголев был горд. Но этого человека он раньше не встречал.

— Садитесь! — ласково проговорил Гоголев, указывая на мягкое кресло с удобными подлокотниками. Все для клиента.

Незнакомец сел. Было ему лет, наверное, 17, может — 18. Возраст Гоголев определил почти безошибочно. Талант и опыт сказывались.

— Хотите кофе? Чай?

— Нет, — ответил пациент, — если можно, карту Мира Тьмы. Мне необходимо найти одну планету, а без карты я — как без рук. Хотя, и с картой, честно говоря, тоже… Понимаете, доктор, мне очень нужно попасть на планету ГРОМ, потому, что только там я смогу отыскать тех, кто знал Великого Френа. Как говорится, из первых рук. Конечно, есть книга «Космические Были», но она столько раз переиздавалась, что, боюсь, позднейшие вставки, умозаключения издателей… понимаете? Правда сокрыта миллиардами веков… Лишь свидетели могут по-настоящему беспристрастно поведать мне…

Гоголев с волнением слушал сбивчивый лепет посетителя, пытаясь понять, чего, собственно, хочет от него этот юноша.

— Ах, — спохватился незнакомец, — имя мое Роман. Я к Вам по другому вопросу.

«Ну, наконец-то» — улыбнулся про себя Гоголев, а вслух произнес:

— Внимательно слушаю.

— Я влюбился в одну девушку, — начал Роман, — ее зовут Катя. Она как бы двойник Удовлетвориловки Хнютки. Это, кстати, еще один повод, почему мне необходимо попасть на планету ГРОМ. Я собираюсь там найти какие-либо документы о Хнютке или, если мне повезет, даже отыскать ее захоронение. Ведь, как известно, Золотое Яйцо Дрочитов не поддается воздействию временем или другим подручным средством. Каждый дрочит появляется из Яйца, и в Яйцо же уходит. Отсюда пословица: «Из земли вышел — в землю и ушел».

— И что же Катя? — перебил Гоголев.

Он уже был твердо уверен, что юноша сбежал, или по неведению, или специально, из третьего отделения выше этажом. К нему он попал совершенно случайно. Но внутри Гоголева грыз какой-то червячок. «Эта история, — думал он, — эту историю я уже где-то слышал. Не может быть! Но, тем не менее…»

— Да, Катя — это моя возлюбленная, — продолжал юноша, — я познакомился с ней случайно, но сразу будто ударило что-то… Я дал себе слово, что она будет моей. Конечно, я не мог рассчитывать на ее согласие, так как Гутман вполне ее удовлетворял…

— Кто такой Гутман? — спросил Гоголев и, достав из ящика стола листок бумаги, чиркнул в нем: «Роман — Катя». Ниже, под словом «Катя» вывел «Гутман».

— Гутман — молодой человек моего возраста (мне — 17). Волосы рыжие. Глаза коричневые. Роста, скорее, высокого.

— Я не в этом смысле, — терпеливо объяснил Гоголев.

— Ах, вот Вы о чем, — понизив голос, прошептал Роман, — да, да… Мне тоже вначале показалось, что он и Великий Валдаг — одно и то же лицо. Позже я все проанализировал и пришел к выводу, что это полностью исключено. Ведь Вовка не знает Гутмана, но, тем не менее, он первым предупредил меня о надвигающейся опасности.

— Нет, Вы меня не поняли, — все еще улыбаясь, перебил Гоголев, — я просто хотел узнать, кем Гутман приходится Кате. Понимаете? Кто он ей? Муж, брат, любовник, сестра, наконец?

Роман громко расхохотался. Почти сразу смех перешел в визг, а затем и вовсе стих.

Было слышно, как за окном кто-то орет: «Ногу! Ногу отдайте!»

«Черкасов, — узнав голос, подумал Гоголев, — интересно, кто у него каждый день отбирает ногу?» Но тут же вспомнил, что Черкасов — больной. «Ему кажется, что у него отбирают ногу, а мне кажется, что пора наказать того, кто так поступает… Не вяжется что-то…»

— Гутман — не сестра, — отсмеявшись, произнес Роман, — он даже не женщина, он — ее друг. Понимаете?

— Понимаю, — задумчиво ответил Гоголев, — невозможно наказать галлюцинацию за то, что она день изо дня отнимает у Черкасова ногу.

— Что, — удивился юноша, — какую ногу?

— Какую ногу?! — в свою очередь, удивился Гоголев.

— Вы сказали «ногу», — объяснил Роман, — вот я и спрашиваю, какую «ногу»?

— Не имеет значения, — раздраженно сказал Гоголев, — так, значит Гутман — это Катина сестра?

— Нет, совсем наоборот!

— Значит, брат?

— С Вами все в порядке? — заботливо поинтересовался Роман. — В семье, на работе?

— Какое, к дьяволу, в порядке! — истошно заорал Гоголев. — Жена — паскуда, сын — дебил. Жрать в холодильнике нечего!

— А Вы пробовали за столом? — робко спросил юноша.

— За столом? — не понял Гоголев. — Что за столом?

— Ну, не знаю, обедать, ужинать, завтракать… Питаться, одним словом…

— Так ведь нечего, — почему-то обиделся Гоголев.

Возникла пауза. Стало отлично слышно, как за окном неугомонный Черкасов вопит, чтоб ему отдали ногу.

— Да-а-а, — нарушил молчание Роман, — я вот думаю, а не зря ли я заварил такую кашу? Ведь с самого начала знал, что добром оно не кончится… Жил бы себе, не тужил… Грибы летом бы собирал… А теперь все летит в тартарары! Главное, карту не достать. А без карты, сами понимаете, какое, к черту, путешествие?! Пространство бесконечно. Мир Тьмы занимает 80 %. А так, как Пространство не поддается измерению, то и эти проценты нестабильны. Сегодня 80, а завтра — в три раза больше. Уж я-то знаю.

— Послушай, Рома, — сказал Гоголев, — я тебе очень сочувствую. Я сам когда-то был в похожем положении. Меня никто не понимал, а я просто физически не мог мириться с тем, что вокруг. Писал, ходил, доказывал — все без толку. Пробовал даже анальгин. Ты пробовал анальгин?

— Нет, не довелось.

— А я пробовал. В разных пропорциях. Но нарковидения не приносили желаемого результата. Я все так же был беспомощен перед жерновами сталинской машины. Ты слышал о репрессиях?

— Конечно.

— Ну вот, а я пытался как-то предотвратить… Перемещал людей на Юпитер. Там ужасный климат. Немногие выживали. Но мой отец выжил. Они там с моей будущей мамой познакомились. Так что, можно сказать, я себя не обделил. Дал ход делу. Ужасный климат на Юпитере…

Гоголев замолчал. Последней крупицей разума он понимал, что не знает, какой климат на Юпитере, но ему так хотелось, чтобы он был ужасным. Дожди, грозы, падающие метеориты. Все, как в довоенных фильмах «Комиссар» и «Броненосец «Потемкин». И последняя крупица разума исчезла в круговороте неясных имен и странных понятий.

Глава 2 (14). Те же и Черкасов. Приключения Черкасова среди ему подобных

— Здравствуйте, Доктор, — с порога закричал Черкасов, — отдайте мою ногу!

— Здравствуйте, — вежливо ответил Гоголев.

— Здравствуйте, — смущенно пробормотал Роман, — мы не брали. У нас свои проблемы.

— Не брали? — хитро сощурился Черкасов. — Как же, не брали, когда я видел, что брали?

— Вам показалось, — сказал Роман, — вот и Доктор подтвердит.

Но Гоголев молчал, полностью уйдя в себя, и лишь изредка посматривал на наручные часы, боясь опоздать на Торжественный Банкет, посвященный назначению на новую должность.

— Я должен написать ответную речь, — пробормотал он, и начал рыться в столе в поисках бумаги.

— А вот ведь погода какая, — неожиданно произнес Черкасов и закурил, — погода нынче просто изумительная. Не находишь, дружок?

Вопрос был обращен к Роману.

— Наверное, — неуверенно пробормотал юноша, — но у меня сейчас другое на уме…

— Знаю, знаю, — усмехнулся в бородку Черкасов, — как бы медсестричку в койку затащить! Угадал?

— Вообще-то ее зовут Катя…

— Есть тут одна, — не слушая юношу, продолжал Черкасов, — черненькая, ноги от ушей растут, сиськи — во! Как арбузы на ВДНХ. Духами, правда, дерьмовыми пользуется… Но это мелочь. Так, недостатки воспитания… Прошлый раз, как вошла, так я ее сразу хвать за жопу и в койку! А она барахтается, кусается, вопит… Ну я ей рот-то заткнул полотенцем, халат на уши задрал и вставил по первое число, как учили. Теперь сама приходит: «Дядя Валя, — хнычет, — хочу еще!» Ну а мне что, мне не трудно! Эй, отдайте ногу! Ногу-то отдайте! — вдруг заорал Черкасов, чем напугал Романа, с интересом следящего за развитием событий.

— Успокойтесь, — строго произнес Гоголев, оторвавшись от бумаг и глядя на Черкасова сквозь темные очки, — нога Ваша найдется, хоть это и противоречит.

— Ну да, найдется, — недоверчиво протянул Черкасов, — в сорок первом под Москвой осталась. Сама, что ли, прибежит?

— Сама не прибежит, — согласился Гоголев, — только в порядке очереди. Транзит. Юпитер — Земля — Планета ГРОМ. Остановки по требованию.

— Доктор! — радостно заорал Черкасов. — Да ты спятил!

— Об этом мы еще побеседуем, — невозмутимо откликнулся Гоголев, — а пока прошу всех оставаться на заранее намеченных позициях. Шаг вправо, шаг влево — невелика птица, посидит. Прошу прощения, мне надо закончить ответную речь, — и Гоголев погрузился в изучение лежащих перед ним бумаг.

— Совсем съехал, — грустно констатировал Черкасов, — а какой психиатр был! Просто пальчики оближешь!

— Вы питались психиатрами? — удивился Роман. — Я думал, это распространено только на планетах созвездия Козерога и в некоторых частях Мира Тьмы.

Черкасов с недоверием посмотрел на юношу и, запинаясь, спросил: — А ты, что, тоже читал эту книгу?

— «Космические Были»? — уточнил Роман. — Конечно, читал. У меня был только первый том — «Изначальное». Издательство Сагерлинца. Пятое время, планета Порг, с живыми иллюстрациями.

— Ого-го! — ошеломленно воскликнул Черкасов. — Отдайте мою ногу, черт возьми! А меня с работы за это поперли. Я им, вишь, пытался втолковать, что не бог создал Землю, а Три Брата, а они меня выперли, да еще сообщили куда следует. А ведь там ясно написано: пришли Три Брата, дунули, плюнули, и явилась Земля в плевке замерзшем. Вот интересно, как это надо понимать, что в «плевке»? Как иносказание, или прямо, как написано?

— Не знаю, — ответил Роман, — я вообще-то интересовался лишь мифом о Великом Френе, потому, что Вовка, мой приятель, предупредил, что за мной охотится Великий Валдаг. Теперь мне необходимо попасть на планету ГРОМ, чтобы все выяснить. Ведь я даже миф о Френе до конца не знаю. Там страниц многих не было. А мне очень нужно. Должен же я знать, как быть с Катей.

— А зачем к Гоголю пошел? — спросил Черкасов.

— Думал, раз он по этим самым делам, то поможет как-то. Ну, понимаете, о чем я… Как надо трогать, где трогать, ну и тому подобное.

— Так, — поднявшись из-за стола, произнес Гоголев, — все в сборе. Значит, можно начинать. Конечно, спасибо за оказанное доверие. Конечно, я проявил себя с лучшей стороны. Всю сознательную жизнь я помогал нуждающимся в моей помощи, не отказывая никому. Благодарю за новое назначение. Я готов, а если товарищи не возражают, зачту свою речь в ответ на то, что здесь сегодня обо мне говорилось.

— Не возражаю, — махнул рукой Черкасов, — гони, Доктор. Тебе теперь все можно.

Пустыми глазами Гоголев уставился на юношу.

— Пожалуйста, — смутившись, проговорил Роман.

Гоголев перевел взгляд на лист с текстом, и вдруг ожесточенно разорвал его на мелкие куски.

— Что здесь происходит? — заорал он, но тотчас смирился и, возвев глаза к потолку, начал говорить.

Глава 3(13). Те же и ответная речь. Приключения ответной речи среди ей подобных

— Что я хочу сказать, — задумчиво начал Доктор, — дело в том, что я, Вениамин Андреевич Гоголев, являясь врачом-сексопатологом, одновременно являюсь и совершенно другим лицом.

Гоголев замолчал, напряженно вглядываясь в потолок.

— Вижу, — наконец произнес он, — я вижу миллионы лиц, с мольбой глядящих на меня. Если бы мне в детстве сказали, что ты, Веня, станешь царем, разве ж я поверил бы?! А вот ведь, стал! Распоряжаться чужими жизнями — какая малость!

— Отдайте мою ногу, — заорал Черкасов, — пулеметы — товсь! Справа заходи, справа!

— Вот Вы говорите — справа, — грустно улыбнулся Гоголев, — а ведь нет! Слева, милая, слева.

— Заряжай! — орал Черкасов. — Ванька, где патроны, мать твою!

— Я не Ванька! — закричал Роман. — Я не знаю, где патроны! Я лучше пойду…

— Да куда ты пойдешь? — сказал Гоголев, все так же глядя в потолок. — Разве ж дойти туда? Никогда не дойдешь.

— А ты на что? — вопил Черкасов. — Майор, еб твою! Какой ты, в задницу, майор!

— Что ж с того, — бубнил Гоголев, — готовься, малыш, встретить свой первый в жизни рассвет!

— Жги! — в совершеннейшем исступлении заорал Черкасов.

И появились двое. Один в пальто, другой с телефоном и в пальто. Подошли к Роману.

— Звонить маме будете? — спросил тот, что с телефоном.

— Код планеты Х-38, — добавил тот, что в пальто.

— Зачем?! — уже ничего не соображая, спросил я.

— Объяснить, что так и так, — ответил тот, что с телефоном, — или она у Вас на Юпитере?

— Нет, — ошеломленно пробормотал я, — не на Юпитере. Здесь, на Типанова.

— Ну, так звони! — рявкнул тот, что в пальто. — Код Х-87.

— Давай, парень, — толкнул меня тот, что с телефоном, — чтоб не волновалась.

— Хватит вам, — закричал я в ужасе, — что вам надо?

— Поехали, — угрюмо пробормотал тот, что в пальто и, глядя на Гоголева, спросил: — второго тоже брать?

— Благодарю за указанное доверие, — бубнил в ответ Доктор, — всеми силами постараюсь оправдать чужие жизни и спасти спасшихся, и тех, кто в прошлом, и тех, кто в воде…

— Оставь его, — сказал тот, что с телефоном, — второго тоже возьмем.

Он поднял Черкасова со стула и спрятал упирающегося старика себе в ухо.

— Ладно, вроде, все! Поехали.

Тот, что в пальто, запихнул меня во внутренний карман. Я протестовал изо всех сил. Черкасов, вместе с которым меня везли, пытался успокоить.

— Это же сказка, — ухмыльнулся он, — всего этого нет, как нет моей ноги.

— А что же тогда есть? — вопросил я с затаенной жадностью ответа.

— Есть, что можно есть, — ответил Черкасов, — остальное скисло. Да и что ты меня пытаешь, посмотри вокруг!

Я посмотрел. Вокруг было Всё, включающее в себя и то, что на самом деле не существует. Всё пузырилось, и от него шел довольно приятный запах.

— Подожди, — тихо сказал я, — если то, что я вижу — это Всё, то есть, настоящее Всё, то как я могу это видеть со стороны, да еще и говорить об этом Всём? Где же тогда я?

— В кармане, — спокойно ответил Черкасов, — кажется, ты в кармане.

Я переносился. Во время пути я проделал в кармане дырочку и смотрел на то, что снаружи. А снаружи искрилось, сверкало, шептало, любило, пело, летело, смеялось, висело, думало, понимало, оказывалось, переставало, снилось, становилось, старилось и мешало полностью понять, почему оно кричит, ждет, плачет, наблюдает, варится, холодает, дает, отнимает, верит и ждет, когда я разберусь во всем сам.

— Такого мне еще видеть не приходилось, — шепнул Черкасов, — ведь вокруг — настоящее Пространство.

— Конечно, — ответил я, — но, похоже, мы пока в Цивилизованном Мире. Слишком уж Всё стабильно, не находите?

— Согласен, — прошептал Черкасов, — на войне, и то беспорядка было больше. То одного нет, то другого. А здесь из того, что есть, вроде Всё.

В этот миг нас сильно тряхнуло, я перекувырнулся, зеленая жаба показала язык, пробежали, толкаясь и повизгивая, несколько столетий, я закрыл глаза, думая, что это сон, а когда открыл — был уже на Юпитере.

Глава 4(12). Те же и Юпитер. Приключения Юпитера среди ему подобных

Справка: Юпитер — планета Солнечной Системы. Известна своей величиной и ужасным климатом (дождь, гроза, метеоритные осадки). Непригодна для жизни, но, как и в большинстве подобных мест, жизнь на Юпитере существует.

— Добро явиться! — произнес чей-то голос, как только Роман открыл глаза. — Как перешли?

— Вполне, — ответил юноша, — Всё видел.

— Да, это ошеломляет, — согласились с ним, — с непривычки страшновато. Верно?

— Да, — кивнул Роман, — я, собственно, хотел бы поговорить с самым главным на Юпитере.

— Я слушаю, — произнес тот же голос, — чем могу — помогу. Но многого от меня не ждите.

— А Вы кто, — спросил Роман, — сам Юпитер?

— Ха-ха-ха, — задребезжал голосок, и из-под земли вылез старичок с зеленым ирокезом, в боксерских перчатках и с пальмовой ветвью в левой руке.

— Сэт, — представился он, — правитель Юпитера. — Хотите кофе? Чай?

Роману показалось, что этот вопрос он уже сегодня слышал.

— Нет. Если можно, я бы хотел взглянуть на Карту Мира Тьмы.

— Одну минуточку.

Сэт исчез, появился в небе, оказался вокруг, а в следующий миг Роман уже смотрел на Мир Тьмы. Миллионы, да что миллионы, миллиарды, секстиллионы планет. Под каждой — индекс и название на латыни. Планету ГРОМ юноша нашел в левой части карты. Индекс В-18. Но, в следующее мгновение ГРОМ переместился правее, а индекс изменился на С-08. Удивиться Роман не успел.

— Достаточно? — услышал он голос Сэта, и карта исчезла.

— Подождите, — крикнул юноша и, обращаясь к уже стоящему перед ним старичку, закончил: — у нее индекс поменялся!

— Конечно, — кивнул Сэт, — но это мелочь. Индексы ни на что не влияют. До любой планеты можно добраться быстрее, чем до собственного носа.

— А вот и нет! — воскликнул Роман и дотронулся до носа. Но за мгновение до того, как его палец попал в левую ноздрю, Роман, в свою очередь, попал на другую планету.

— Я предупреждал, — услышал он затихающий голос Сэта, — с Пространством надо быть осторожней!

— Это ГРОМ? — крикнул в пустоту юноша.

— Вот еще, — голос Сэта был еле слышен, — это то, куда тебя кинуло…

И Роман остался в полной темноте на неведомой планете.

— Так, — дрожа от страха, громко произнес юноша, — выходит, чтобы попасть куда-нибудь, надо просто дотронуться до носа. Но вот в чем вопрос: почему на Земле это правило не действует?

Никто не ответил.

— Значит, — продолжал Роман, — если я вновь попробую дотронуться до носа, меня кинет еще куда-нибудь. Ну и какова же вероятность, что до вечера я попаду на ГРОМ? Да никакова!

Вдруг он услышал чуть уловимый знакомый шепот, который все усиливался, пока не достиг такой громкости, что звенело в ушах.

— Благодарю за оказанное доверие, — бормотал Гоголев, — я попытаюсь по мере сил и возможностей не опозорить товарищей, которые назначили меня на столь ответственный пост…

— Доктор, — чуть не плача, воскликнул Роман, — где Вы?

И появился Гоголев.

— А, Рома, — улыбнувшись, произнес он, — я, знаешь, что думаю? Ты ведь мог побить этого Гутмана. Дать, образно говоря, в морду. Помню, мы с мальчишками так отдубасили жениха моей сестры, что он не только на ней не женился, он вообще не женился. Не до того было. Сам понимаешь, война, репрессии, да и город надо было возводить… Раньше ведь на месте Ленинграда одни болота были… Топь, трясина, дичи, правда, навалом.

— Доктор, — закричал Роман, — мне сейчас не до этого! Мне надо на ГРОМ!

— Не могу, — горько вздохнул Гоголев и начал исчезать, — стар стал, кости ломит, где мои 13 лет… То-то же.

И появились двое. Один в пальто, другой с телефоном и в пальто.

— Привет, — сказал тот, что с телефоном, — давно не виделись!

— Слушай, Артур, давай быстрее! — сказал тот, что в пальто. — Меня дочка заждалась.

— Ладно, не ворчи. Ты уж извини, приятель, придется по-быстрому.

— Ничего, — сказал я, — выдюжу.

— Ну, смотри.

Сверкнул меч и снес мне голову с плеч, коснулись лица мгновения, красная жаба показала язык, я зажмурился, надеясь, что это сон, а когда проснулся, был уже на Юпитере.

— С явлением! — сказали мне. — Как на Плутоне?

— Темно и страшно, — содрогнулся Роман, — а, главное, я никак не могу понять, почему меня туда кинуло.

— Загадка, — появляясь, согласился Сэт, — столько еще предстоит выяснить. Повсюду белые пятна и черные дыры.

Старичок затрясся от хохота.

— Каково сказано, а!

— Послушайте, — начал Роман, — Вы не могли бы мне дать совет в одном деле?

— Пожалуйста, — кивнул Сэт, моя работа в том и заключается, чтобы помогать. Раньше я принимал на планете тех, кому грозила смерть. Кстати, большая часть этих горемык поступала с Земли. Они бежали от сталинских репрессий.

— Их Гоголев перемещал? — еще не веря, спросил юноша.

— Да… Гоголев, Артур, Саша… Это трое самых старых магистров. Были и другие.

— А я думал, он псих, — сознался Роман.

— Конечно, псих. Разве будет нормальный человек заниматься переброской людей на Юпитер? Однозначно, не будет. Только психи на такое способны. Так что, не бойся и выкладывай, что там у тебя за проблема.

Глава 5(11). Те же и Ромина проблема. Приключения Роминой проблемы среди ей подобных

— Я влюбился, — начал Роман свою историю, — я не могу ни есть, ни спать, ни читать, ни телевизор смотреть. Я думаю лишь о ней. Глаза закрою — стоит передо мной Катя и пуговицы на рубашке расстегивает. Так ведь и свихнуться немудрено.

— Да, — сказал Сэт, — любовь правит пространством. Трехголовый Арман отрезал все свои головы лишь потому, что Сасперия не захотела жить с ним между Зеркал, а Пятый Рыцарь передознулся вакуумом, узнав о том, что Голокерт изменил ему с Рыцарем Ка. Каждое мгновение в Пространстве кто-нибудь погибает от любви. Это ужасно.

Старик закрыл лицо руками в боксерских перчатках.

— Я ведь тоже влюблен, — пробормотал он сквозь слезы. — Я без ума от Венеры.

— Милосской? — уточнил Роман.

— Нет. От планеты.

Роман так и остался стоять с раскрытым ртом. «Безумие какое-то, — думал юноша, — я нахожусь на Юпитере, а рядом со мной дряхлый старикан рыдает по своей возлюбленной, которая, к тому же, является планетой. Бред. Сплошной бред. Не надо было начинать… Жил бы как все, на лыжах бы ездил всюду…»

— Понимаешь, — успокоившись, объяснил Сэт, — раньше Венера была живым существом с одной из планет в созвездии Ориона. Она была прекрасна. Наподобие вашего земного чайника, но с копытами и маленьким хвостиком загогулинкой.

Роман с трудом подавил в себе желание сплюнуть восемь раз.

— Но потом произошло непоправимое…

Старик высморкался в пальмовую ветвь и продолжил:

— Венера пустилась во все тяжкие… Понимаешь?

— Да, — сказал Роман, — это с ними случается. Сначала — «нет» да «не», а потом как разок — так и «да» без перерыва. Известное дело. Встречался с подобным.

— Ну, вот и Венерочка тоже. Ей, видите ли, надоело считать звезды. А что, спрашиваю я вас, может быть приятнее, чем считать звезды? Выращивать госполукосов? Хранить Тайну Коровы? Нет, и еще раз нет! Но ей, видите ли, все опостылело, и Венерочка, в чем была, переместилась в нашу Галактику. Но она не рассчитала плотность сжатия в большом объеме (с точными науками у нее с детства было туго) и стала Планетой. Исчезло прелестное создание с хвостиком загогулинкой, принимавшее жареных аккумбул прямо из рук. Пропала моя любовь! Ну, да ладно… Так в чем твоя-то проблема?

— Мне необходимо на планету ГРОМ, — сказал Роман, в глубине души понимая, что его мечта с каждой минутой становится все более несбыточной.

— Никаких проблем, — воскликнул Сэт, — у тебя есть Кровь Лучшего Друга?

— Чего? — удивился Роман.

— Нет, значит. А Энергетический Кредит? Может, где-нибудь в кармане завалялась Заветная Красная Книжица?

— Я не понимаю, о чем Вы, — грустно произнес Роман, — но понимаю, что возникли сложности.

— Да, — согласился Сэт и провалился.

Возник справа вместе с Черкасовым. Выглядел старик плохо: мешки под глазами, трясущиеся руки, неуверенный взгляд.

— Рома! — заорал он. — Отдайте мою ногу, черт возьми!

В воздухе появилась нога.

— И так всегда, — горько пробормотал Черкасов, — у них нет фантазии и чувства юмора. Я кричу «отдайте мою ногу» потому, что привык. А они все понимают буквально. Этих ног у меня уже… До жопы, короче. И ведь, главное, все разные. Откуда они их только берут?

— Солнечная энергия, — вежливо сказал Сэт, — все автоматизировано. В двух словах, Черкасов, ты считаешь этого молодого человека своим другом?

— Ну так, — заорал старик, — мы с ним Всё видели. Кто он мне после этого? Гражданин начальник, что ли?

— Рома, а ты согласен признать Валентина Черкасова своим другом?

— Да, конечно, — еще не понимая, куда клонит Сэт, ответил Роман, — но при чем тут…

И появились двое. Один с канистрой, другой в пальто и с канистрой. Тот, что с канистрой, ткнул Черкасова в глаз. Из дырки брызнула кровь. Тот, что в пальто, подставил под струю канистру.

— Стойте, — закричал Роман, — что вы делаете?

— Все нормально, парень, — сказал тот, что проткнул старика.

— Не рыпайся, — сказал тот, что в пальто, — скоро на своем ГРОМе будешь.

Наполнив первую канистру, они подставили вторую. Роман сел на Юпитер и заплакал.

— Ну, все, вроде, — сказал тот, что в пальто. — Поехали, Артур!

— Сейчас, Сань, поедем…

В следующий миг тот, кого назвали Артуром, выхватил откуда-то розовую палочку и направил ее на угрюмого Сашу. Рядом с человеком появился гном, стукнул Сашу по ноге и пробасил:

— Мясо! Люблю мясо!

Потом он мгновенно сожрал угрюмого.

Артур направил палочку на Романа. Гном оказался рядом.

— Мясо! — завопил он. — Люблю мясо!

И юноша потерял сознание. Последним, что он слышал, был тихий шепот: «Благодарю за оказанное доверие, и перед лицом своих товарищей обещаю, что…»

Глава 6(10). Те же и Небожитель. Приключения Небожителя среди ему подобных

Вечером Бранд был на Юпитере. Вызвал его правитель планету, дряхлый старикашка Сэт, косивший под юного стрюка, и потому выглядевший, в общем-то, препохабно.

— Как перешли? — приветствовал Небожителя Сэт.

— Как в рот, — мрачно пошутил Бранд популярной в Пространстве поговоркой, — что стряслось?

— Один из моих людей, Мастер восьмой ступени Артур Косма, оказался растиньяком.

Бранд присвистнул. Растиньяк в самом сердце Космической Помощи — такого еще не бывало. По крайней мере, за свою недолгую тысячелетнюю жизнь Бранд подобного не помнил.

— Жертвы? — спросил он, закинув в рот желтый леденец.

— Мастер восьмой ступени Александр Ф. И семнадцатилетний землянин по имени Роман.

Бранд нахмурился. То, что погиб землянин, само по себе ничего не значило, но как этот самый землянин попал на Юпитер? Небожитель знал, что последние 40 лет поступления с Земли полностью прекратились. После того, как он, Бранд, уничтожил Сталина, всякие контакты с третьей планетой были прекращены.

— Точно так, — мысленно ответил Сэт, — парень попал сюда по недосмотру. Главный Мастер Земли перебросил его на Юпитер в порыве так называемой шизофрении.

— Мастер наказан? — спросил Бранд.

— Никак, — развел руками Сэт, — он полностью вышел из-под контроля. Появляется под защитой, лепечет о каком-то назначении и благодарит товарищей.

— Товарищей? — переспросил Бранд. — Странно. Очень странно.

Сэт почувствовал, как по всему телу расползается неприятный холодок.

— Но, Небожитель, ты же не думаешь, что я…

— Я ничего не думаю, — отрезал Бранд, — как были уничтожены люди?

— С помощью Розового Гнома, — с готовностью ответил Сэт, — хотя, я лично этого не видел. Вернее, я видел смерть Мастера, этого мне хватило, чтобы сделать обобщение и говорить о гибели землянина.

— Из всего существует лишь один вывод, — медленно произнес Небожитель и, выдержав паузу, добавил: — да и тот неверный.

— Конечно, конечно…

Теперь Сэт покрылся липким потом и уже жалел, что обратился за помощью. «Уж лучше сидел бы себе под землей, все бы и само рассосалось…»

— Мне не нравятся Ваши мысли, — сказал Небожитель, — никто в Пространстве не имеет права думать, что Всё — рассосется. Всё монолитно, и ни о каком рассасывании не может быть и речи.

«Да что ж это он?! — завопил внутри себя Сэт, — Ведь я же не в том смысле, что «Всё» рассосется, оно, конечно, вечно, я, ведь, в частности! В том смысле, что всё, принадлежащее этому частному случаю, рассосется. Как же можно сравнивать!»

— Как в рот, — мрачно пошутил Бранд недавно популярной в Пространстве поговоркой. — А Вами, Сэт, займется Старший Брат. «Вот и все, — мелькнуло в голове старика, — допрыгался…»

— Так, — Бранд выплюнул использованный леденец и переместился во времени. Вернувшись, он был уверен, что землянин не уничтожен. В последний момент парень исчез, а Гном щелкнул челюстями по пустому месту. Во-первых, необходимо было найти Мастера-растиньяка, забрать у него две канистры с Кровью Лучшего Друга, вернуть Розовую Палочку на планету Симпсон и уничтожить предателя, а уже потом отыскать землянина и переместить его на родину.

Небожитель вздохнул и влился в пролетающую мимо комету. В холодном и ярком ему было намного спокойнее. «Старею, — решил Бранд, — нервы ни к черту. Надо поменять». В следующее мгновение Небожитель услышал шепот, перерастающий в гул.

— Пользуясь случаем, — громыхал голос, — я хотел бы поблагодарить товарищей за оказанное доверие, а также предложить им некоторые уточнения по поводу моего нового назначения, с тем, чтобы в дальнейшем…

Явился Гоголев за столом. Перед ним на стуле сидел бледный Роман, у парня щелкали зубы.

— Доктор, — вдруг закричал юноша, — комета!

Небожитель догадался, что это и есть землянин, а тот, кто за столом — Главный Шизофреник Земли. Но за мгновение до того, как Бранд пустил в Гоголева смертельную дозу излучения, Доктор исчез, и в Космосе остался лишь стул с землянином.

— Эй, — крикнул я, — мне надоело! Обещали переместить на ГРОМ, а сами — что? Меня чуть не съели, отобрали такое важное топливо… Где моя Кровь Лучшего Друга? Что у вас здесь за бардак! А еще Пространство! Плевал я на ваше Пространство! Засуньте его себе в задницу!

— Не горячись, парень, — мягко сказал Небожитель.

— А это что еще за чудище? — с интересом спросил я у самого себя, — неужели последний из Небожителей, о котором с таким восторгом говорилось в томе первом, в главе «Дворники Пространства»?

— Он самый, — самодовольно усмехнулся Бранд.

— Слава богу! — выдохнул я. — Пожалуйста, заберите меня отсюда и переместите меня на ГРОМ. У меня, правда, нечем заплатить, потому, что какой-то гад в пальто по имени Артур украл у меня Кровь Лучшего Друга. Но потом я заплачу, честное слово!

— Извини, парень, — сказал Небожитель, — я как раз по этой теме. Так что спешу! На обратном пути, договорились?

И комета исчезла за поворотом.

— Сволочь, — заорал я, — ты же должен! Ты же Небожитель! Ты должен помогать!

В ответ было молчание, и Всё вокруг пузырилось, источая несравненный аромат.

— Кыш! — заорал я и подпрыгнул на стуле. Зря. Одна из ножек не выдержала. Кувыркаясь, она поплыла вокруг Юпитера, став искусственным спутником планеты.

Роман покрылся холодным потом. Вспомнилась книжка Сент-Экзюпери «Маленький Принц». Там на обложке был изображен маленький мальчик, сидящий на астероиде, обхватив руками колени. Он грустно смотрел на читателя. Романтика, в принципе. Но сейчас Роман понял, что не хочет превратится в того мальчика, и заплакал, а Всё вокруг шипело, сверкало, висело, глядело и было полностью уверено, что теперь-то ему никуда не деться.

Глава 7(9). Те же и Второй Брат. Приключения Второго Брата среди ему подобных

Роман потерял счет времени. Это было немудрено, так как ориентироваться по солнцу, находясь в Космосе, достаточно сложно. Трехногий стул плавно качался. Всё вокруг менялось с такой быстротой, что начинало рябить в глазах. Некоторое время назад мимо Романа промчались сани с огненным красавцем внутри. Больше ничего не случилось. И вдруг (ах, это самое странное слово в русском языке!) кто-то появился. Он вылез из черноты Пространства, словно из-за занавеса, и, не торопясь, направился к Юпитеру.

— Подождите, — крикнул Роман, — пожалуйста!

Незнакомец обернулся. Был он в сандалиях, зеленых широких штанах и голубой грязной футболке. Зачесанные назад оранжевые волосы дополняли облик.

— Почему не дома? — спросил странный человек.

— Понимаете, — торопясь, начал Роман, — я влюбился в Катю, а она точь-в-точь Хнютка, а еще Валдаг преследует…

— Ясно, — кивнул тот, — совмещение.

И повернулся, чтобы идти.

— Не бросайте меня здесь, — завопил Роман, — мне на ГРОМ надо! Иначе — конец любви!..

— Ах, вот оно что! — и человек щелкнул пальцами.

Роман оказался на ГРОМе. Вокруг, насколько хватало взгляда, высились Золотые Яйца Дрочитов. Что-то щелкнуло, и Роман вновь сидел на своем стуле в глубине Космоса.

— А, собственно, зачем? — спросил незнакомец.

— Понимаете, я с Земли…

— С Земли? — удивился тот. — Вот уж не думал… Приятно познакомиться, я — Второй Брат, мое имя — Янимиускарт.

— Правда? — воскликнул Роман, — так это Вы вместе с Братьями создали Землю?

— Ну, скорее это Апродиускарт постарался, старший. Мы с Караманкартом только смотрели.

— Все равно здорово! — сказал Роман.

— Я сейчас на Юпитер, — сообщил Второй Брат, — давай со мной. А по пути расскажешь, как тебя на орбиту занесло.

Янимиускарт оказался внимательным и чутким слушателем. Ступив на Юпитер, он уже знал всю историю Романа, и теперь о чем-то сосредоточенно размышлял.

— Да, парень, — произнес, наконец, Второй Брат, — странный путь ты выбрал к сердцу Кати. Как говорится, через тернии к звездам… А ты не пробовал просто целовать ее, ласкать, гладить? Нет?

— Нет, — обреченно ответил Роман, — в голову как-то не пришло.

— Сэт! — позвал Янимиускарт.

Тотчас появился старичок. Теперь он был в строгом костюме и при бабочке. Правда, он забыл про ирокез. Зеленый гребень портил всю картину.

— Под стрюков косишь? — холодно поинтересовался Второй Брат и сдунул старичка с планеты. Некоторое время было видно, как несчастный кувыркается по космосу, но потом его заслонило большое скопление звезд, и Сэт исчез.

— За что Вы его? — спросил Роман.

— Да не важно… Ты не поймешь. Пускай в Мире Тьмы поживет. Ему полезно.

— А кто же вместо него будет? — спросил Роман, сам боясь своей дерзости.

— Не волнуйся, — рассмеялся Второй Брат, — есть у меня кандидатура.

Он щелкнул пальцами, и раздался шепот, переходящий в шум, а вслед за ним явился Гоголев.

— Благодарю за оказанное доверие в связи с новым назначением, — пробормотал бывший Доктор, и, уже обращаясь к Роме, добавил: — Привет, дружок! — Потом провалился под землю.

— Прекрасный работник! — сказал Янимиускарт.

— Он меня от Гнома спас, — добавил Роман, — когда Артур хотел меня убить и забрать Кровь Лучшего Друга, Доктор перенес меня к себе за стол.

— Ого, — Второй Брат с уважением посмотрел на юношу, — ты и этого грязного растиньяка знаешь?

— Более того! Я еще и Небожителя видел. Он помчался в комете по следам этого гада в пальто.

— Ты — словно «Новости Сатурна», — уважительно произнес Янимиускарт, — жаль, что не бессмертен. Я бы тебя в подружки невесты взял.

Роман покраснел, но так и не понял, на что намекает его новый товарищ.

— Ладно, — решительно сказал Второй Брат, — я могу перенести тебя на ГРОМ. Более того, могу свести с Великим Френом и Великим Валдагом. Послушаешь их истории, прикинешь, что к чему. Через шесть часов по вашему времени пришлю Небожителя, и он перенесет тебя назад, на Землю. Доволен?

— Спасибо! — закричал Роман. — Большое Вам спасибо!

— Не за что.

И Янимиускарт щелкнул пальцами. Роман оказался на планете ГРОМ, где, насколько хватало взгляда, высились Золотые Яйца Дрочитов.

Глава 8(8). Послание к потомкам, сочиненное Романом Л. во время того, как он сидел на стуле на орбите Юпитера

Дорогие мои деточки!

Сижу я тут на стуле, забытый, всеми покинутый, изгнанный со своей родной планеты собственным, между прочим, неуемным желанием поскитаться, помыкаться по углам нашей захолустной галактики в поисках иллюзорности, того, чего и не существует лет этак уж много… И, все ж, бросился я, позабыл, что и домой мне к одиннадцати, и что волноваться будут, ни о чем не подумал, рванул, и вот ведь парадокс: та, ради которой я сейчас искусственным спутником работаю, лежит дома спокойно и душ даже принимает. И не одна, что обидно, наверняка. А я тут рядом с Юпитером, и никакой возможности изменить это все в лучшую для себя сторону я не вижу. По мне — так катись оно буквально куда хочет. Ох, худо мне, ребятки.

Где ты, мой Вовка? Без твоей молчаливой поддержки я постепенно рассасываюсь, как непотребное существо-паразит с третьей планеты в созвездии Стрельца. И «Челленджера» твоего «IBM» мне не хватает. И Зеленого Друга среди звезд не вижу — побалагурить, пошутить даже не с кем.

А ты, молчаливый Лазарев! Где тебя носит, с кем и зачем, главное? Неужели не наведаться тебе к своему старому другу, благо вот он, рядом. Буквально за час доберешься, если постиг сущность световой скорости, а если и сверхсветовая известна, то вообще, навестить меня — проблема, как говорят в народе, на постном масле.

А ты, Игнатьев? Где шляешься, подонок? В высшее учебное заведение поступаешь, мозгляк? Нет, чтоб к другу примчаться с девочками и анашой! Разместились бы на втором этаже, как пить дать… То есть на стуле, имею в виду, крутясь на орбите самой большой в нашей галактике планеты.

Алекс! А ты где? Наверное, там, где Оля, или там, где пиво, или там, где план? А почему бы тебе, Алексей, не совместить эти три точки в пространстве с четвертой — там, где я. Получилась бы адская смесь, способная разворотить весь этот дохлый Космос к чертовой матери!

Где Лена — я знаю. Там, где ей самое место. В лагере пионерском, то есть.

Ну, и Катя, наконец! Катя, ау! Кричу я сквозь Пространство, ау! Катя, откликнись, кричу, иль весточку подай хоть малую… Ведь на роман этот ты меня подвигла, хоть по прочтению и не чувствуется. Но я точно знаю — ты. Иначе я бы что-нибудь веселое сочинил, а так — верчусь вокруг Юпитера и о тебе думаю, «ау!», кричу. И слышу вдруг (слово-то какое, слово!) — «ау!» слышу. То ли ты откликаешься, то ли эхо в вакууме изумительное.

Дорогие деточки мои! Папа ваш — сдох. Скис ваш папа. Пропойте за упокой, да и отправляйтесь на хер, гады малолетние. А встретится на вашем пути женщина любимая, та, едрить ее в качель, единственная — плюйтесь в волнении диком, бегите прочь, словно мамонты по тундре, летите куда хотите, как слоны «Panablack», в землю зарывайтесь, как шахтеры. А пройдет та единственная любовь мимо — выползайте понемногу, возвращайтесь в гнезда и, глядите, первую же блядь не упустите. Она то и есть. Оно то и есть. То-то же.

Ваш папа

Глава 9(7). Те же и Великий Френ. Приключения Великого Френа среди ему подобных

Да, да… Вокруг высились самые настоящие Золотые Яйца Дрочитов.

— Добро пожаловать! — произнес чей-то голос, и перед Романом появился блестящий цилиндр с красной лампочкой спереди и на колесиках.

— Планета ГРОМ приветствует тебя, земноводное, — произнес цилиндр, — на нашей планете ты можешь осмотреть мифологические предметы на тему «Были ли дрочиты?», а также послушать автоматическую лекцию профессора Склифора, записанную несколько веков назад на планете Шо в тот момент, когда профессор только вышел из летаргического предвидения, съел две порции тушеных аккумбул и, подмаргивая, сказал свое мнение…

— Хватит, — закричал Роман, — я не хочу!

— Уважаемое земноводное, — строго проговорил цилиндр, — ты должен смириться с неизбежным, поскольку экскурсия твоя оплачена, запрограммирована и включена в реестр, а ты сам являешься заранее экскурсантом. Это так же верно, как и то, что я Экскурсовод типа Verter 03C. Преклони колени, неверный!

Последняя фраза была явно не из той оперы.

Роман постарался взять себя в руки.

— Уважаемый Verter! — скзал юноша. — Вы не могли бы мне помочь отыскать дух Великого Френа? У меня есть разрешение, подписанное Вторым Братом.

— Достопочтимый! — воскликнул робот. — Узколобые создатели меня не додумались до того, что это может быть кому-то неудобно.

«Господи! Что он говорит!» — воскликнул про себя Роман.

А робот продолжал.

— Винты, болты, шурупы — все в веках стирается. Я не перестаю экскурсоводить, нет! Я горю изнутри транзисторами, желанием, чем бы то ни было, но, земноводное, ты видишь сам — везде гробницы! Что день грядущий мне готовит? Где упаду, где встану я? Стандартно, да?

Робот высоко подпрыгнул, а, опустившись, уже был Великим Френом. Обычная историческая трансформация.

— Здравствуйте, — робко пробормотал Роман, — я — землянин. Мне необходимо с Вами поговорить.

— Привет, — ответил Великий Френ и свернулся калачиком у ног Ромы. — Я слушаю.

— Я влюбился в Катю, — сбивчиво начал Роман. — Янимиускарт говорит — «совмещение»… За мной охотится Валдаг… Бред какой-то…

— Ну, почему же, — спокойно сказал Великий Френ, — совмещение — научно доказанный временной парадокс. Последний раз это произошло примерно 500 лет тому назад.

— И что случилось? — спросил Роман.

— Да, ничего особенного… — Великий Френ зевнул, обнажая три громадных клыка.

— Тот стрюк с Плутона явился ко мне за помощью, и я его размазал по планете.

Роман вздрогнул.

— За что? — с трудом выговорил он.

— У меня было плохое настроение, — безразлично проговорил Великий Френ, — к тому же этот экскурсионный робот был тогда еще новичком и не умел вызывать дух с помощью плавного перехода. Короче, он меня разбудил.

— А сейчас Вы в порядке? — спросил Роман.

— Да. И потому хочу дать тебе один совет. Всего один, но, поверь, он стоит того, чтобы лететь на ГРОМ. Как твое имя?

— Рома.

— Ну, так вот, Рома, все дело в том…

Великий Френ исчез, а сверху упал Verter 03С.

— В чем дело? — воскликнул Роман.

— Поломка, — пробормотал в ответ робот, — обесточивание… Сеть выпуклая, двояковогнутая в пространстве. Садись в галошу, паренек.

Робот начал шататься. Красная лампочка мигнула пару раз и стала гаснуть. Только в это мгновение Роман увидел, что рядом с роботом стоят двое. Один в пальто, другой с зеленым ирокезом.

— Привет, парень, — сказал тот, что в пальто. И юноша узнал в нем Артура.

— Здравствуйте, — ответил Роман. Он уже понял, что сопротивление бессмысленно.

— Ты пойдешь с нами? — спросил Артур и вытащил из кармана Розовую Палочку. — Либо пойдешь на мясо. Выбирай!

— С вами, — выдавил Роман.

— Вот и молодец, — крикнул второй, с гребнем на башке, и оказался никем иным, как Сэтом, бывшим правителем Юпитера.

«Снюхались, гады,» — со злостью подумал Роман.

Вдруг ожил робот.

— Передаю сигнал помощи, — забормотал Verter 03С, — гнусные растиньяки здесь! Бегите, покуда есть, куда!

— Ах ты, стрюк! — крикнул Артур и направил на цилиндр Розовую Палочку. Рядом с роботом появился Розовый Гном.

— Железо! — завопил он. — Люблю железо! — И в мгновение ока сожрал робота. Даже гайки не осталось.

— Пора, — сказал Артур и спрятал Романа в карман.

«Ну, вот и все, — сидя в кармане, грустно думал Роман, — похоже, моим приключениям приходит плачевный конец. Меня везут непонятно куда и неясно — зачем. Жизнь моя кончена, и где, черт возьми, шляется Небожитель, едри его в корень?»

Глава 10(6). Те же и растиньяки. Приключения растиньяков среди им подобных

— Прошу следовать за мной! — сказал кто-то невидимый и осветился изнутри так, чтобы Роман мог видеть своего провожатого. И вскоре юноша оказался в громадном зале. Да в таком громадном, что противоположной стены просто не было видно. Вспыхнул свет. Прямо перед Романом стоял стол, за которым сидели трое. Тот, что в середине, был похож на змею с кабаньей мордой. Справа от него находилось существо, более всего напоминающее чайник, но с глазами. Слева от змеи сидел Сэт, вновь в боксерских перчатках, с пальмовой ветвью и зеленым ирокезом на голове.

— Гаденыш! — прошипела змея и с ненавистью хрюкнула.

— Распылить может, — предупредил Сэт и хихикнул.

— Одного раза достаточно, — пробормотал чайник и подмигнул правым глазом.

— Мы — растиньяки, — злобно прошипела змея, — в Пространстве мы являемся единственной оппозицией Трем Братьям.

— Наш главный тезис, — продолжил Сэт, — состоит в следующем…

— Всё — скисло, — завизжал глазастый чайник, заканчивая фразу, — ты согласен с этим, малыш?

— Нет, — громко ответил Роман, на миг представив себя Олегом Кошевым или Зоей Космодемьянской, — я видел Всё. Оно живет, дышит и, главное, источает непередаваемый аромат. А, как известно, то, что скисло, пахнет совсем по-другому. Просто напрочь не так!

За столом возникло секундное замешательство.

— Циник, — взвизгнул чайник, и его глаза загорелись дьявольским огнем.

— Демагог! — рявкнул Сэт.

— Пойми, — еле сдерживаясь, зашипела змея, — Всё скисло. И это не пустые слова. То, что ты видел — простейшее нагромождение фактов, мыслей, чувств и тому подобного барахла. Вся эта мура сдабривается хорошей порцией мудрости и варится, варится из века в век. На самом деле, настоящее Всё давным-давно скисло, и по нему даже гиацинтовые мухи не ползают.

— Это Три Брата виноваты, — грустно продолжил чайник, — Всё, что было вокруг, Всё, что есть Пространство, они пустили на собственные нужды, не считаясь ни с тем, что Космосу иногда нужен ремонт, ни с тем, что будет нечего показать следующим Богам. Понимаешь?

— Нет, — ответил Роман, — честно говоря, я вообще ничего не понимаю.

— Мальчик, — тихо начал Сэт, — во-первых, Пространство не бесконечно. Это только так считается. На самом деле, прямо сейчас я могу назвать точные цифры. Во-вторых, Пространство — это Всё. Не только для нас, Богов, но и для каждой букашки, для каждой молекулы Пространство — это Всё!

— А Братья Всё растранжирили, — завопила змея, — у старшего в Доме Мысли в аквариуме 20 грамм Всего спрятано. Это они на будущее запасаются.

— А у Янимиускарта на его планете еще столько же Всего в виде баобаба.

— А у младшего — остаток…

Роман начал кое-что понимать. По словам растиньяков, Всё было распределено между Тремя Братьями, а то, что они с Черкасовым видели, перемещаясь, было фальшивым Всем.

— А где доказательства? — спросил Роман. — И зачем Артур украл у меня две канистры с Кровью Лучшего Друга?

Трое за столом переглянулись.

— М-да, — тяжело произнесла змея, — интересная новость…

— Я ведь докладывал, — сказал Сэт, — а Вы все — обождем да обождем.

— Зачем ему топливо? — взвизгнул чайник. — Мы же обеспечиваем…

— Ясно, зачем, — прошипела змея, — к Выбросу готовится.

— Ох, — только и сказал чайник, — неужели и он…

Змея выскользнула из-за стола. Нижняя часть туловища у нее оказалась тоже кабанья. Собственно, змеиной была лишь очень длинная шея, начинающаяся сразу от ног. Так что, скорее, это был кабан. Кабан с явными признаками змеи.

Кабан подбежал к Роману.

— Все боятся, что не сегодня — завтра Пространство умрет

— Как это? — не понял Роман.

— Вот так. Пространства больше не будет. Единственный выход — Выброс. Для него требуется уйма топлива.

— А что же Братья? — вокликнул Роман. — Они-то о чем думают?

— Они не думают, — ответил кабан, — у них хватит ворованного Всего на еще одно небольшое, конечно, но уютное Пространство. А, честно говоря, бессмертных вообще не очень интересует, сколько им еще жить. Понял?

— Да, — ответил Роман, — если все, что вы говорили — правда, то я очень хочу вам помочь, так как, насколько я понял, если Пространство умрет, то планета ГРОМ — тоже…

— А ты разве не с Земли? — удивился кабан.

— С Земли. Но на ГРОМе мне необходимо встретиться с Великим Френом, чтобы узнать, что мне делать с Катей, в которую я влюблен уже с неделю, а все еще не потрогал нигде, в том числе и там, где…

— Хватит, — скривился, как от зубной боли, кабан, — ненавижу истории про любовь! Сэт все уши прожужжал о своей Венерочке. Тьфу! Мерзость! Не то, что на моей родной планете…

— А что же на Вашей родной планете? — с интересом спросил Роман.

— Общедоступный Кардафен, — тихо ответил кабан. — Когда я улетал, ему было всего 1800 лет. В самом соку мужик…

И кабан задумался. На губах его блуждала неземная улыбка.

— Надо спешить! — завизжал чайник, отчаянно подмигивая то левым, то правым глазом. — Нужно забрать у братьев Всё. Начнем, пожалуй, со старшего. Сэт, Ваше мнение?

— Поддерживаю, — хихикнул старичок.

— Итак, господа, — подвел итог кабан, — мы отправляемся в Дом Мысли Апродиускарта. Там, в Неясном Аквариуме, содержится 20 грамм Всего. Надеюсь, что с, помощью нашего друга Романа, мы сможем забрать необходимое и положим начало восстановлению Пространства.

— Я готов, — сказал Роман, — но обещайте, что после того, как мы Всё заберем, вы переместите меня обратно на ГРОМ. Я недоговорил с Великим Френом.

— О, Боги, — вздохнул кабан, — с кем приходится работать!..

Глава 11(5). Те же и Апродиускарт. Приключения Апродиускарта среди ему подобных

Старшего Брата на планете не было. Дом Мысли возвышался одиноким чудищем среди бескрайних плантаций мака.

— А почему нет охраны? — удивился Роман. — Это что ж, заходи, когда хочешь, бери, чего не надо…

— Эх, дружок, — снисходительно проворчал Сэт, — то-то и оно! Войти в Дом Мысли не просто.

— А очень сложно, — поддержал другой растиньяк, похожий на чайник, — вот, смотри.

И он резво поскакал ко входу в здание.

— Стой, — раздался голос самого Дома, — кто идет?

— Это я, Апродиускарт, — покраснев, ответил чайник, — впустите меня. Я кушать хочу.

— Если ты Апродиускарт, — задумчиво начал Дом, — значит, ты можешь ответить на один вопрос.

— Конечно, могу, — завизжал чайник, — задавай скорей!

— Ты согласился ответить на один вопрос, — так же задумчиво продолжал Дом, — но настоящий Апродиускарт знает ответы на все вопросы. Значит, ты не Апродиускарт.

Грустно цокая копытами, чайник вернулся к заговорщикам.

— Это демагогия, — воскликнул роман, — это игра слов! Как вообще сам Старший Брат домой попадает? Не может же он знать значения всех слов во всех комбинациях. Ведь это невозможно!

— Он все может, — грозно прошипел чайник, — но он не может нас остановить!

И второй растиньяк, не торопясь, направился к Дому.

— Эй, — крикнул он, — впусти-ка!

— А ты кто?

— Я — водопроводчик. Пришел поменять воду в Неясном Аквариуме.

— Почему ты считаешь, что нужно поменять воду? — спросил Дом.

— Потому, что в любом аквариуме необходимо время от времени менять воду.

Дом задумался.

— А ты уверен, что замена воды будет приятна Аквариуму? — наконец спросил он.

— Конечно, — ответил кабан, — ведь тогда Аквариум будет очищен изнутри.

— А ты уверен, что вода хочет, чтобы ее поменяли? — с издевкой спросил Дом. — С чего ты взял, что в словосочетании «аквариум с водой» главное положение занимает именно аквариум, а не вода?

— Ублюдок! — прошипел кабан и бросился на Дом Мысли. У самой двери он остановился и, выхватив розовую палочку, направил ее на здание. Появился Розовый Гном.

— Дом, — заорал он, — не люблю дом! — И, обернувшись к кабану: — Мясо! Люблю мясо!

Роман в третий раз увидел, как Гном пожирает протоплазму.

Сожрав кабана, Гном поднял с земли розовую Палочку и, видимо, по инерции съел ее тоже. В тот же миг Гном превратился в камень, потом в мыло, мгновенно смылился, стал грибом, сгнил и, наконец, растаял серым дымком в воздухе.

— Ладно, — грозно сказал Роман, — надоело!

Юноша бесстрашно подошел к Дому Мысли и, с помощью ключей от своей квартиры, открыл неприступную дверь.

— Добро пожаловать! — сказал Дом. — А я уж подумал — бандиты. С возвращением, Апродиускарт!

— Ага, — сказал Роман и, вместе с двумя оставшимися растиньяками, бросился на поиски Неясного Аквариума.

Это оказалось не так просто. Аквариумов в Доме Мысли было неисчислимое множество. Они стояли на полу, свешивались с потолка, летали по комнатам, лепились на стенах.

— Эй, Дом! — позвал Роман.

— Слушаю.

— Сколько здесь аквариумов?

— Вас интересует точная цифра или ответ на поставленный вопрос?

— Цифра! — взвизгнул чайник.

— Не знаю, — ответил Дом Мысли.

— Ну, тогда ответ, — попросил Сэт.

— Много.

— А точнее ты бы не мог? — взорвался Роман, с трудом уклоняясь от летящего аквариума.

— Здесь так много аквариумов, что я не знаю их точного числа, — издевательски ответил Дом Мысли. — Но могу с уверенностью заявить, что один из них существует на самом деле.

— А остальные?

— Остальные лишь создают видимость того, что тот, который существует на самом деле, не один.

— Мы никогда не найдем Неясный Аквариум, — грустно пробормотал Сэт.

— Подождите-ка, — воскликнул Роман, — ведь все, что мы видим — это вполне ясные аквариумы. Значит, тот Аквариум, которого мы не видим — он и есть искомый. Ну-ка, вперед!

И растиньяки во главе с юношей, как безумные стрюки, понеслись по Дому Мысли, заглядывая во все углы, где ничего не было, в надежде отыскать Неясный Аквариум.

— Нашел! — раздался восторженный визг чайника.

В руках растиньяк держал игрушечный автомат с фаустпатронами.

— Это аквариум? — недоверчиво спросил Сэт.

— Не знаю, — ответил чайник, — может, аквариум, может, лампочка. Все, что угодно.

— По-моему, это игрушечный автомат, — сказал Роман, — с чего ты взял, что это Неясный аквариум?

— А откуда мне знать, как он выглядит? — вопросом на вопрос ответил чайник. — Ведь ясно же сказано — Неясный Аквариум. Неясный.

— В таком случае, это — тоже аквариум, — сказал Роман, поднимая с пола правый ботинок. В следующий миг у него в руках уже был аквариум, на дне которого лежало 20 грамм Всего.

Да… Это Всё совсем не походило на то, что Роман видел в Пространстве. Оно не пахло, не менялось, цвета было серого, и больше всего походило на обыкновенную глину.

— Молодец! — запрыгал вокруг юноши чайник. — Нашел, ура!

— Господа, произнес Дом Мысли, — вы это забираете?

— Да, — ответил Роман, а что?

— Да нет, нет, ничего… Просто я должен был это охранять с помощью своего разума… Недаром же я — Дом Мысли.

— Советую поменять название! — сказал Роман.

— Придется, — вздохнул бывший Дом Мысли, — как вы считаете, Дом Глупости — это не слишком?

— В самый раз, — ответил Роман.

И Дом Глупости выпустил растиньяков на воздух.

Глава 12(4). Те же и баобаб. Приключения баобаба среди ему подобных

Опять перемещение. Честно говоря, Роман начал немного уставать. Юноша чувствовал, что все время находится на грани между рассудком и тем, что называется «свое видение мира». Притом, явно склоняясь в сторону последнего. Все эти планеты, звери, чудища из разных галактик — все это действовало не так, чтобы успокаивающе, а, наоборот, заставляло каждую минуту быть готовым дать отпор любому безумию. Пока что это получалось. Но с каждой новой главой Роман запутывался все сильнее и сильнее. Даже Лавров, сидя на даче и наблюдая в телескоп за юношей, склонен был признать, что происходящее с молодым человеком уже ни на что не похоже. На жанр приключений это явно не тянуло, а местами — перебарщивало. Могло быть сатирой, но, по зрелому размышлению, становилось непонятно, на что именно это сатира. Были и признаки фантастики, точнее, фэнтези, и чисто юмористической прозы, но все вместе создавало неповторимый аромат Космоса, непознаваемый смысл Пространства, сквозь которое перемещался Роман вместе с двумя растиньяками. И вот перед ними открылась личная планета Второго Брата.

Роман увидел баобаб. Рядом с деревом стоял сам Янимиускарт с лейкой.

— Рома! — радостно воскликнул Янимиускарт. — А я уж думал…

Но тут он увидел Сэта с чайником.

— Грязные растиньяки! — крикнул Второй Брат.

— Сам такой, — ответил чайник.

— Нет, ты! — побледнев, завопил Янимиускарт.

— Кто обзывается, тот сам так называется! — выпалил чайник.

— У тебя носик отвалился! — заорал Янимиускарт.

— А у тебя ширинка расстегнулась! — не отставал чайник.

Сэт нагнулся к Роману и зашептал:

— Это они дерутся. Так, как Второй Брат — бессмертен, драться с помощью обычного оружия — бессмысленно. Единственный выход — разозлить его. Если это удастся, то он бросится за обидчиком, а мы в это время растрясем баобаб…

— Дурак! — в экстазе орал чайник.

— Сам дурак! — отвечал Янимиускарт.

— Нет, ты дурак!

— Нет, ты!

— А ты, ты, — чайник вобрал в себя побольше воздуха и выпалил, — зануда! Вот кто ты!

Второй брат на мгновение онемел, а потом с душераздирающим воплем кинулся за исчезающим в Пространстве чайником. Еще секунду в небе были видны две точки, потом донеслось затихающее: «Зануда!..», и все стихло.

Роман подошел к баобабу.

— Надо потрясти, — сказал Сэт.

Юноша начал трясти дерево. Из ветвистой кроны посыпались яблоки.

— Не то, — пробурчал старикашка. — Дай-ка я.

На Сэта упали восемь утюгов.

Поднявшись с земли, бывший правитель Юпитера предложил потрясти баобаб вдвоем. Сказано-сделано.

На землю рухнул обнаженная женщина, и с криком: «Петро, Петро, там люди!», забралась обратно на дерево.

Следующим с баобаба упал парашютист. Пожав руки Сэту и Роману, он поблагодарил их за то, что помогли слезть, и ушел на запад.

Еще с баобаба слетали желуди, маленькие змейки из лавровской ванной, седые старцы, новорожденные младенцы, спички, арбузы, ругательства, грузовые самолеты и, наконец, упал крейсер. Дальше трясти дерево не имело смысла.

— Послушайте, — сказал Роман, — а если его срубить?

Баобаб задрожал и сделал шаг назад.

— Рубить! — заверещал Сэт.

Баобаб сделал еще шаг назад.

— Или не надо, — задумчиво проговорил Роман.

Баобаб сделал шаг вперед.

— Да, наверное, не надо, — подтвердил Сэт.

Баобаб вернулся на прежнее место.

— Вот если сейчас упадет Всё, — громко заявил Роман, — то рубить не будем.

Юноша потряс дерево. На землю упало еще 20 грамм Всего.

Трусливый баобаб стоял рядом и облегченно шумел ветвями.

— Вот так бы давно, — сказал Роман.

Юноша соединил это Всё с предыдущим Всем, найденным в Доме Мысли, и спрятал 40-граммовый комок глины в карман куртки.

А в следующий миг с неба рухнул запыхавшийся чайник. Вслед за ним спикировал Янимиускарт, тоже порядком подуставший.

— Зануда! — прохрипел чайник.

— Достал ты меня, — сказал Второй Брат и сплюнул.

Оказывается, бедный растиньяк не умел плавать…

— Тону! Спасите! — раздался его предсмертный визг, и еще одним оппозиционером стало меньше.

— А вы чего тут? — с подозрением спросил Янимиускарт.

— Да так, — пожал плечами Сэт, — просто гуляем.

— Гуляем, — с дрожью в голосе подтвердил Роман, — просто так…

— Да? — недоверчиво протянул Второй Брат и, подойдя к баобабу, сильно ударил по стволу. Наземь, вся в яблоках, рухнула давешняя голая баба. «Петро, — завопила она, — люди тут!» Подпрыгнула и скрылась в листве.

Янимиускарт обалдело задрал голову и начал всматриваться в крону баобаба. За этим занятием Роман с Сэтом и покинули Второго Брата.

И перенеслись в таинственные лабиринты ЧАХ, где обитал Третий Брат, по имени Караманкарт.

Глава 13(3). Те же и Лабиринт. Приключения Лабиринта среди ему подобных

На самом деле Космос — это гигантский лабиринт. Человеку, незнакомому с законами выхода из лабиринта, делать в Космосе абсолютно нечего. Например, он хочет попасть на планету Сатурн. Для этого ему надо протиснуться в огромное скопление звезд и выбрать тот маршрут, который является единственно верным. Иначе он заблудится и будет попеременно выходить то к Меркурию, то к Плутону, а то и в Черную Дыру. Выйдя в Черную Дыру, бедняга уже никогда не попадет на Сатурн. Возможно, он отыщет планету, как две капли воды похожую на Сатурн, может, на ней даже люди те же самые живут, но, все равно, это не тот Сатурн. Похожая ситуация описана у Р. Шекли в «Координатах Чудес», поэтому я не буду заостряться.

Главное — это знать Правила Лабиринта. Хотя бы, вот эти:

1. Вход в Лабиринт находится перед самым выходом (то есть, если ты вошел и продолжаешь идти прямо, то почти сразу выйдешь).

2. Вход в Лабиринт не охраняется.

3. Любое изменение курса в Лабиринте приводит к изменению сторон света, ориентироваться по компасу невозможно.

4. Для того, чтобы выйти из Лабиринта, надо найти вход в Лабиринт, повернуться к нему спиной и идти вперед (см. п. 1).

5. Найти вход в Лабиринт возможно лишь, найдя выход, выйдя и обойдя Лабиринт кругом.

6. Таким образом, получаем замкнутый круг.

Вывод: Выйти из Лабиринта невозможно. Исключение составляет лишь путь, указанный в п.1. Но это, в таком случае, уже не хождение по Лабиринту. Вошел — вышел, вышел — вошел. Детский лепет.

И Роман увидел мрачные Лабиринты ЧАХ. Казалось, они бесконечны.

— Кстати, они бесконечны, — шепнул Сэт на ухо юноше, — каждый день бригада пленных стрюков достраивает несколько коридоров.

— А есть какая-нибудь схема? — спросил Роман у старика.

— То то и оно, — воскликнул Сэт, — вначале была. Но потом Караманкарт занялся другими делами, и перестал следить за строительством. Бытует мнение, что он сам где-то в этих лабиринтах. То есть, он думает, что сидит дома. Такое впечатление создается величиной Лабиринта. А на самом деле, захоти он попасть пускай даже на Сатурн, у него ничего не выйдет. Но это — легенда. Так, песня голодных стрюков…

— Ладно, — сказал Роман, — где вход?

— Прямо перед тобой, — ответил Сэт, показывая на огромные черные ворота.

У входа стоял маленький хилый стрюк.

— У вас есть пропуск? — откашлявшись, спросил он.

— Любезный! — с негодованием воскликнул Сэт. — Вспомни п.2: «Вход в Лабиринт не охраняется»!

Стрюк нагло ухмыльнулся.

— В Лабиринтах ЧАХ, — медленно сказал он, — эти правила не действуют. Потому, что это больше, чем Лабиринт. Так, как насчет пропусков?

— Подавись! — сказал Сэт, сунув в руки стрюку два пропуска, заверенные в туристическом агентстве «Saturn & Кольца».

— Прошу, — еще раз ухмыльнулся стрюк, и Роман оказался в самом начале ЧАХ-Лабиринта.

Перед ним был длинный широкий коридор. Даже, скорее, не коридор, а улица. На стенах висели картины.

— Это — центральная галерея, — сказал Сэт, — если двигаться по ней все время вперед, то почти сразу же выйдешь из Лабиринта.

— А выход далеко от входа? — спросил Роман.

— Ха! — ответил старик. — Если ты выйдешь в нашей галактике, считай — тебе крупно повезло.

— Тогда я, пожалуй, пойду сюда, — неуверенно пробормотал Роман и повернул направо. — Сэт, Вы идете?

Молчание было ответом. Сзади уже не было центральной галереи. Насколько хватало взгляда, юноша видел лишь Золотые Яйца Дрочитов. Он был на ГРОМе. Роман побежал. Он огибал Золотые Яйца, перепрыгивал через ямы, резко сворачивал, но вокруг ничего не менялось. Роман остановился и задумался. «Если идти все время вперед, а повороты налево и направо с некоторой натяжкой — тоже вперед, то рано или поздно я выйду из Лабиринта. Но это правило действует только на центральной галерее. Значит, на всех других дорогах действует правило прямо противоположное. То есть, надо идти назад. Строго назад». Роман повернулся на 180 градусов, сделал шаг и попал в гущу стрюков, занятых прокладкой нового коридора.

— Извините, — начал Роман, — вы не подскажете…

— Видишь лес? — перебил его мускулистый стрюк.

В указанном направлении, и вправду, виднелся лес.

— Вижу.

— Дойдешь до леса. У первого сакмара повернешь назад, потом еще раз назад. Там бригадир. У него спросишь.

— Спасибо, — поблагодарил Роман.

— Закурить не будет? — спросил у него совсем юный стрюк.

— Нет, — ответил Роман, — спасибо.

И быстро направился к лесу. На полпути что-то сильно укололо юношу в спину. Роман охнул, повернулся, успел заметить комара, и оказался в темном сыром подземелье. Обратный поворот на 180 градусов забросил юношу на верхушку древнего сакмара. Мимо плыли облака.

— Птичка, — доброжелательно сказало сумасшедшее дерево, — здравствуй, птичка!

— Здравствуйте, — ответил Роман.

— Птичка, — повторило дерево, — как тебя зовут, птичка?

— Рома.

— Рома, — прошелестел сакмар, — а меня — дерево.

— Извините, — начал Роман, — Вы не подскажете…

— Слева, первое дупло, — не дослушав, ответило дерево сакмар, — и возвращайся быстрее, птичка.

Роман полез в дупло. Внутри он увидел такое… В дупле были люди. Десятка два, как минимум.

— Парень, — услышал Роман знакомый голос.

К нему пробирался человек в пальто, Мастер восьмой ступени Артур, укравший у юноши канистры с Кровью Лучшего Друга. Сейчас канистры стояли у самого входа.

— Ты-то как здесь? — воскликнул Артур.

И тут у Романа созрел опаснейший и, в то же время, гениальнейший план. Он схватил две канистры и повернулся на 180 градусов.

— Эй, — услышал он, — стой!

Но было поздно. Роман оказался у входа в Дом Мысли, вывеска на котором теперь гласила «Дом Глупости».

— Опять не туда! — с горечью воскликнул он, повернулся и исчез.

— Ни хрена себе, — пробормотал Дом Глупости, — ну чувак дает!

А Роман стоял уже у самого леса прямо перед первым сакмаром. Круг был завершен — Лабиринт действовал.

Совершив два оборота, Роман нос к носу столкнулся со стрюком в промасленном комбинезоне и в оранжевой кепке, так оригинально смотревшейся на синих в крапинку ушах.

— Вы — бригадир? — спросил юноша.

— Так Ептть! — невозмутимо ответил стрюк.

— Мне нужно в центр Лабиринта. Вы не могли бы мне помочь?

— Ептть, — протянул бригадир и свистнул.

Подбежал страус. Правда, голубого цвета и в панамке. Бригадир помог Роману, потом взобрался сам. Старус начал вертеться. После каждого разворота животное делало шаг в какую-либо из сторон. Все вместе это было похоже на пляску свихнувшегося динозавра. Романа начало подташнивать.

Внезапно страус остановился. Роман слез с животного и, шатаясь, побрел куда-то. Канистры оттягивали руки, пот заливал очки. Роман толкнул дверь, вошел и…

Перед ним стоял стол, а за столом сидели Три Брата.

— Вот он, — сказал Янимиускарт, — похититель плодов баобаба!

— Нет, вы подумайте, — торопясь, проговорил Апродиускарт, — я возвращаюсь, а мой Дом Мысли танцует краковяк! Да еще и посылает нецензурно…

— Nonsens, — мрачно подвел итог Караманкарт, верни-ка Всё, что взял!

Роман сел на пол и, достав из кармана 40 грамм Всего, положил серый комок перед собой.

А в следующий момент он увидел, где Младший Брат прячет свою долю Всего. Конечно, в сейфе. Сейф стоял сбоку от стола. Его дверка распахнулась, и из сейфа выпрыгнул Сэт.

— Держи! — завопил старик и швырнул через весь зал серую колбаску.

Далее пунктиром:

2 секунды: Роман ловит Всё и хватает канистры.

5 секунд: Сэт прыгает на стол, падает вместе с ним на Трех Братьев.

6 секунд: Роман разворачивается.

7 секунд: Зеленая жаба показывает красной жабе язык.

8 секунд: Красная жаба говорит: — Это не мой.

10 секунд: Роман несется по какому-то коридору, сворачивает направо и оказывается ну углу Типанова и Ленсовета, рядом с молочной цистерной. Дряхлая старуха крестится и шепчет: «Чур меня, чур!». Маленькая девочка плачет. Ее мама платит за яйца.

Глава 14(2). Те же и то же. Приключения того же среди ему подобных

— Земля? — недоверчиво произнес Роман. — Это планета Земля?

Кто-то рассмеялся.

— Я на Земле, — сказал Роман и повернулся лицом к своему дому.

Он сделал несколько шагов по проезжей части, завизжали тормоза, грохот, удар, лязг, тишина… И чей-то шепот.

— Здравствуй, Рома, — раздался голос Гоголева, — а я тут дела в порядок привожу. Мой предшественник, честно говоря, создал на Юпитере полный бардак. Единственное что безотказно работает, это приборы по осуществлению желаний, выраженных в словесной форме. Да и то, пока солнце светит…

Роман открыл глаза.

— Хорошо, что у тебя были канистры с Кровью Лучшего Друга, — сказал Гоголев, — первое время после смерти этот вид топлива здорово помогает.

— Отдайте мою ногу, — задумчиво произнес Роман, — ой!

В воздухе появилась нога.

— Это не я, — воскликнул юноша, — это Черкасов!

— Побочные явления, — успокоил Романа Гоголев, — пока рассосется, туда перельется, сюда перельется… Ты лучше послушай, что я придумал: сделай Кате какой-нибудь подарок. Цветы, например, или мороженое.

— У меня Всё есть, — сказал Роман и достал из кармана серый шарик.

— Ого! — уважительно произнес Гоголев. — Я думал, что Всего в чистом виде уже не осталось.

— Доктор, — взмолился Роман, — переместите меня на ГРОМ! Я с Великим Френом не договорил. Он как раз что-то важное хотел сказать. Пожалуйста!

— Ладно, — кивнул головой Гоголев, — попробую. Абмарамба обтикал! Иди туда, куда не ходят! Кыш! Кыш! Ховайся!

Доктор дернул себя за ухо, подпрыгнул, сделал рукой неприличный жест и в изнеможении опустился на Юпитер.

— Ладно, — сказал Роман, — не судьба так не судьба.

Он отвернулся от Гоголева и шагнул вперед. Вокруг, насколько хватало взгляда, высились Золотые Яйца Дрочитов.

— Боже мой! — воскликнул Роман. — Ведь я все еще в Лабиринте! Мне ни за что нельзя поворачиваться. Ужас! Как меня клинит! Мрак!

И появился Великий Френ.

— … что ты должен дать Кате Всё, что у тебя есть, — начал он, видимо, с середины фразы, — ты должен подарить ей небо и звезды, планеты и огоньки. Ты должен отдать ей себя!

— А разве я ей нужен? — спросил Роман.

— Об этом не мне судить. Но, когда у тебя не останется ничего своего, начнется то, что называется «Любовь». Ты увидишь.

— Спасибо, — поблагодарил Великого Френа Роман, — а почему Вы сами не воспользовались этим?

— Я воспользовался, — Великий Френ закрыл глаза и продолжил. — Всё, что я ей дал, Удовлетвориловка Хнютка передала Валдагу. Я остался в стрюках, как последний безумный сакмар. Надеюсь, тебе повезет больше.

И Великий Френ исчез. Роман сел на небольшое Золотое Яйцо и, подперев подбородок кулаком, уставился вдаль.

Кто-то потерся о его ноги. Роман взял на руки маленького зеленого зверька, похожего на ежика.

— Ежик, — грустно произнес юноша, — как ты думаешь, мне повезет?

— Не уверен, — ответил ежик, — но если ты еще раз погладишь меня против шерсти, уверен — не повезет.

И, хрюкнув, ежик умчался куда-то вбок.

«Стоп! — сказал Рома самому себе, — откуда здесь ежик? Это же ГРОМ. На ГРОМе только Золотые Яйца Дрочитов!»

И, спрыгнув с Яйца, юноша помчался за зеленым существом.

Промелькнул Дом Глупости, остался далеко позади стрюк в промасленном комбинезоне, на следующем повороте Роман чуть не сшиб старушку с полным бидоном молока. Перепрыгнув через зеленую жабу и наступив на красную, Роман оказался в коридоре, стены которого были увешаны картинами. Юноша стоял на центральной галерее Чах-Лабиринта.

— Ура! — закричал Роман. — Я почти дома!

— Не спеши, парень! — сказали сбоку, и перед юношей появился Мастер восьмой ступени по имени Артур. В руках он держал Розовую Палочку.

— Когда я работал санитаром в психушке, — начал Артур, — я и не думал, что бывают такие, как ты, сумасшедшие. Мне надоел твой бред! Я, как идиот, мотаюсь по Вселенной, протыкаю чьи-то глаза, сижу в дупле, за мной охотится какой-то мужик из кометы! Надоело! Кончай бредить! Я хочу обратно в психушку, к своим тихопомешанным.

— Это не я! — закричал Роман.

— Ты, — злобно прошипел Артур, — кончай, парень! Или я выпущу Гнома. Выбирай!

— Хорошо, хорошо…

Роман попытался сосредоточиться. «Это бред, — прошептал он, — хочу, чтоб кончился…» Но ничего не произошло.

— Я не могу! — закричал Роман.

— Все, — сказал Артур, и рядом с Романом возник Розовый Гном.

Но в следующую секунду чьи-то руки отодвинули юношу, и перед Гномом появился Небожитель.

— Гном! — завопил Небожитель. — Люблю Гномов!

И мгновенно сожрал Розового.

Через несколько минут Роман был уже на Земле.

— Удачи тебе, — прощаясь, сказал Небожитель, — будешь в Космосе — заходи!

— Обязательно, — ответил я, — спасибо Вам!

И, закурив, я направился к дому, где меня ждала Катя.

Глава 15(1). Параллельное завоевание Кати — 4

— Вот, — сказал я, — это тебе.

Катя осторожно взяла серый комок в руки.

— Что это? — тихо спросила она.

— Это — Всё! — так же тихо ответил я. — Это Всё для тебя, милая!

Эпилог

Эх, если бы я знал, чем все кончится… Если бы я знал, то и не начинал бы вовсе. Теперь поздно. Врачи говорят, что такое, как у меня, не лечится. Иногда я начинаю бредить, и тогда все эвакуируются. Они говорят, что если отойти от больницы на пять километров, то можно в мой бред и не попасть. Когда я прихожу в себя, то вижу вокруг лишь врачей. Они стараются на меня не смотреть, переливают что-то из скляночки в скляночку и переглядываются между собой. Если Вы решите меня навестить, то, прошу, возьмите с собой пару темных очков. В Космосе очень резкий свет. Спасибо…

2.08.97