2

Ветер носился по эльфийскому лагерю, цепляясь за пустынные гебы и аристократические платья, одинаково латаные-перелатаные. Привычные волны утренней работы замерли, когда все эльфы от мала до велика собрались на единственной открытой площадке, способной вместить их, проходе в Инас-Вакенти. Они собирались семьями или кланами, по бывшим профессиям или положению в жизни, и сидели ровными рядами, лицом к огромному гранитному валуну с плоской вершиной. Конные воины выстроились по другую сторону плиты. Потерявшие своих скакунов стояли на склоне холма позади них. Выше всех располагались всадники грифонов со своими животными, достаточно далеко, чтобы запах грифонов не беспокоил коней.

Предводители эльфов-изгнанников стояли на гранитной плите: генералы Хамарамис и Таранас, Кериан, Эльхана и Самар, командир королевской гвардии Эльханы. Портиос стоял в стороне от остальных, на краю импровизированного помоста, лениво постукивая палочкой по ноге.

За час до полудня подтянулись последние эльфы. Толпа притихла. Когда тишина затянулась, Эльхана вопросительно посмотрела на Кериан. Губы Львицы сжались от отвращения. Она бы уступила задачу обращения к толпе Эльхане, но бывшая королева была непреклонна. Кериансерай, как жена Беседующего, превосходила по положению любого из присутствующих. Кериан уступила; если бы она отказалась, вне всякого сомнения, Портиос не упустил бы шанса заявить о себе.

Верная своему слову, она поговорила с Гилтасом, убеждая его позволить армии отправиться в Квалинести. Разговор был не из приятных. Ее муж упрямо держался за свою идею, что нация была слишком уязвима, чтобы остаться без защитников. Она напомнила ему, что не встретила в долине ничего, что потребовало бы участия многочисленной армии, и, в любом случае, небольшая часть войск осталась бы с ними. Такие здравые аргументы не поколебали его, так что она заговорила о преимуществах держать Портиоса подальше, где он больше не сможет вносить раскол среди их народа. Гилтас отверг эту идею нетерпеливым взмахом руки, и в тот момент терпение Львицы начало заканчиваться.

«Гил, он хочет быть предводителем на твоем месте! Ты слеп относительно его намерений?»

Они говорили полушепотом, учитывая стесненные условия палатки Беседующего, но ее слова прозвучали в несвоевременном затишье в прочих разговорах. Несколько голов повернулись в их сторону. Рассерженный взгляд Львицы заставил всех вернуться к своему делу.

«Говори тише».

Кериан было стыдно за свою несдержанность, но хриплый приказ ее мужа заставил ее вспылить, и извинения, которые она собиралась принести, остались несказанными. Спустя несколько минут их разговор был окончен. Гилтаса охватил такой сильный приступ кашля, что его главный целитель, Трусанар, поспешил к нему с другого конца палатки. Пожилой сильванестиец оттолкнул Кериан, спеша на помощь к своему пациенту. Она не протестовала, лишь беспомощно наблюдала, как Трусанар пытался влить эликсир между посиневших губ Гилтаса. Казалось, прошла целая вечность, прежде чем приступ, наконец, закончился, и Гилтас лежал без сознания, но дыша уже легче.

Несмотря на его продолжавшуюся слабость, Кериан не хотела больше откладывать собрание. Как сказала Эльхана, они просто не могли продолжать так дальше.

Кериан обвела взглядом собравшуюся перед ней толпу сильванестийцев, квалинестийцев и кагонестийцев, и ощутила комок в горле. Они прибыли со всех уголков старых королевств, изгнанные из земель, в которых их раса обитала тысячелетиями. Многие погибли за время долгого путешествия. Некоторые родились.

Прочистив горло, она начала говорить.

«Народ нашей древней расы! Множество зигзагов судьбы и удачи привели нас в это место. Тысячи сражались и умирали, чтобы мы могли жить. В честь тех, кто пожертвовал собой ради нас, мы собрались здесь, чтобы обсудить свое будущее. Потому что слишком многое зависит от выбора, который мы сделаем, мы обращаемся ко всем вам на новом Синтал-Элише».

Это был конклав, основавший первое эльфийское королевство, Сильванести, и избравший Сильваноса Золотоглазого первым Беседующим со Звездами.

Кто-то из толпы крикнул: «Где Беседующий? Где Следопыт?»

Другие поддержали его. Эти выкрики разозлили Кериан. С ее губ был готов сорваться резкий ответ, но ее внимание отвлекло прикосновение к запястью. Эльхана прошептала: «Они напуганы, племянница, не гневайся. Успокой их».

Как обычно, ее совет был здравым, но ярость Кериан было нелегко погасить. Она не желала выставлять напоказ состояние своего мужа, не перед любившим его народом, и уж точно, не перед понимающим взглядом Портиоса.

Она подняла руки, и крики стихли. — «Беседующий знает об этом собрании», — сказала она. Ненавидя каждое слово, она добавила, — «Ему… сегодня нездоровится. Его целители посоветовали ему оставаться в постели». — Трусанар предпочел бы, чтобы Беседующий постоянно оставался в постели, но Кериан не собиралась сообщать об этом.

По толпе пронеслись недоуменные вопросы. Их Беседующий был болен? Как болен? Ему и в самом деле должно было сильно нездоровиться, чтобы пропустить столь важное собрание. Очевидно, слишком явная встревоженность Львицы лишь усилила их обеспокоенность, вызвав волну испуганных выкликов.

«Возможно, следует послать за ним носилки», — пробормотала Кериан Эльхана, когда шум усилился.

«Прекратите болтать!»

Гомон толпы прорезал приказ Портиоса. Он поднялся по небольшому склону на самую высокую точку гранитной глыбы. Большинство эльфов притихли; остальных заставили замолчать их соседи. Если они собирались услышать его хриплый голос, должна быть тишина. Хотя они хотели слушать, большинство отводили взгляд от изувеченного тела Портиоса.

«Мы здесь», — заявил он, — «чтобы обсудить дела гораздо более важные, чем жизнь одного эльфа».

Кериан гневно сделала шаг в его сторону, но Эльхана потянула ее обратно, прошипев: «Нет! Народ не должен видеть, как мы спорим».

«Тогда им лучше закрыть глаза», — прорычала Кериан, но пока что осталась на месте.

Портиос продолжил: «Единственный стоящий перед нами вопрос: следует ли нам оставаться здесь и умереть от голода или унесенными призраками за рекой, или нам следует вернуть то, что по праву принадлежит нам?»

Большое число воинов вскинуло к небу мечи и копья, энергично выкрикивая одобрение. Толпа гражданских напротив Портиоса не подхватила их пыл.

«Мы выдержали переход через пустыню, лишь чтобы снова тащиться обратно?» — спросил генерал Таранас, прославленный квалинестийский ветеран и заместитель Львицы.

«Не тащиться — насести удар!» — проскрежетал Портиос, напрягая свое изувеченное горло, чтобы говорить громче. — «Пылающий факел был брошен в квалинестийский очаг. С той армией, что у нас здесь, мы можем раздуть это пламя в большой пожар, что уничтожит захватчиков и вернет нам нашу страну!»

«Ты говоришь об армии. Как насчет народа? Им нужно будет пересечь пустыню, горы и море лишь с этими лохмотьями на плечах? Они не переживут подобный марш».

Утверждение Таранаса было не больше чем простой истиной. Хотя некоторые продолжали приветствовать призыв Портиоса освободить Квалинести, было очевидно, что позиция Таранаса обладает большей поддержкой. Большинство собравшихся на чуждой земле Инас-Вакенти не были радикалами или воинами. Они бежали со своих земель, чтобы спастись от геноцида, выдержали годы изгнания во враждебной земле, порой сражались с воинами кочевников камнями и голыми руками, и следовали за своим Беседующим через пекло пустыни, чтобы добраться до долины, которая, он обещал им, станет новым домом. Теперь Портиос стоял здесь и говорил им, что их жертвы были зря, что они должны развернуться и вернуться в пустыню, со скудными запасами еды и воды, легкая добыча для набегов кочевников и убийственной жары. Те, кто ухитрится выжить в длинном путешествии в Квалинести, встретятся лицом к лицу с ордой бандитов Самувала, возможно даже жуткими неракскими рыцарями или армией минотавров, которая, по слухам, рассеялась по континенту.

«Какой у них выбор? Они должны оставаться здесь и голодать?» — спросил Таранаса Самар.

Хамарамис, командир личной гвардии Беседующего, покачал головой. — «Никому не нужно голодать. Может, долина и лишена жизни, но в высоких холмах есть дичь. По наводке всадников на грифонах, мы можем снаряжать охотничьи отряды за дичью».

Самар фыркнул. — «Как долго?»

«Пока не сможем вырастить и собрать урожай».

«Откуда ты знаешь, что в этом мрачном месте что-то вырастет?»

И так продолжалось какое-то время. Портиос, Самар и Эльхана хотели идти. Таранас, как и большинство толпы, считали, что единственным выбором было остаться. Хамарамис, чья верность Беседующему была несокрушима, колебался. Пока кипел спор, Кериан отвернулась и уставилась в сторону устья долины и знойной пустоши за ним. Она ненавидела пустыню и все с ней связанное. Короткое время, проведенное ей в зеленых лесах дома, хотя и пропитанное кровью, лишь усилило ее отвращение ко всему кхурскому. Таранас, наконец обратив внимание на ее молчание, спросил ее мнение о плане Портиоса.

«Никто не хочет отправиться домой больше, чем я», — сказала она, медленно обводя взглядом толпу, — «Я снова побывала в Квалинести. Я видела, что бандиты творят. Рабство, нищета, бессмысленная смерть — вот чем живет каждый день наша страна».

«Здесь мы в безопасности от кочевников и бандитов, но…» — ее голос замер, и она покачала головой. — «Это не место для того, чтобы жить. Это место для того, чтобы умереть». — Она указала на монолиты за рекой. — «Наши надгробия уже на месте».

Портиос почувствовал неуловимую перемену в настроении толпы. Она колебалась, готовая быть направленной. Он быстро заговорил, пользуясь моментом.

«Львица, возвращайся с нами. Армия Квалинести в твоем распоряжении. С тобой во главе, армия быстро освободит наши законные земли!»

Раздались одобрительные крики воинов, и они принялись скандировать: «Освобождение! Освобождение!»

Хамарамис крикнул им замолчать. Старый генерал был шокирован, что жена Беседующего на стороне Портиоса и сильванестийцев. Он не понимал, как для нее было трудно произнести то, что она сказала. Ее решительная честность не позволяла лгать своему народу, даже если сказать правду означало казаться, что она на одной стороне с Портиосом.

Новое волнение возникло далеко от гранитной платформы. Эльфы в конце толпы встали. Словно волна, это движение распространилось от задних рядов к передним. Все глаза повернулись в сторону этого возбуждения.

«Беседующий! Беседующий идет!»

Гилтас приближался, опираясь на короткий деревянный посох. Целитель Трусанар следовал за ним по пятам, наблюдая с мрачным беспокойством. Толпа расступилась перед Беседующим, все эльфы кланялись, когда он проходил мимо. В двадцати шагах от гранитной плиты, он остановился.

«Большое собрание», — произнес он, улыбаясь. — «Кажется, я потерял свое приглашение. Как можно проводить Синтал-Элиш без Беседующего с Солнцем и Звездами?»

Кериан спрыгнула с каменной плиты. Прыжок с двух с половиной метров подогнул ее колени и раскидал ближайших эльфов. Она поспешила к Гилтасу. Он взял ее за руку, предвосхищая попытку обнять себя за талию, чтобы поддержать. Словно возглавляя королевскую процессию, они вдвоем подошли к основанию гранитной плиты. Портиос спустился. Гилтас радушно приветствовал его.

«Я так понимаю, ты хочешь одолжить мою армию. Зачем?»

«Чтобы освободить нашу родину от захвативших ее отбросов!»

«Стоящая цель. Но что насчет остального нашего народа?»

«Мы примем любого, желающего присоединиться к нам».

Гилтас выпустил руку Кериан и показал на собравшихся вокруг них. — «Никто не сомневается в храбрости наших сограждан, но они безоружны и не обучены», — сказал Гилтас. — «И они повстречают врагов на каждом шагу этого пути, а оказавшись дома, армию врагов, объединенных ненавистью к нам».

Портиос напомнил им о Бианосте, квалинестийском городе, вырванном им из лап Самувала. Вдохновленные примером крошечного отряда повстанцев Портиоса, горожане восстали и свергли своих бандитских господ.

«Их отвага будет записана в анналах нашего народа», — согласился Гилтас. — «Но они были там, в городе, под вражеской пятой. Никто не просил их совершить марш на сотни миль, развернуться, совершить марш обратно, а затем сражаться. То, что ты предлагаешь, это безумие».

«Ты предлагаешь лучший выбор, Великий Беседующий? Эта долина мертвая. Если наш народ останется здесь, то умрет и ничего не достигнет!»

Гилтас слегка вздрогнул, и Кериан поняла, что он старался подавить кашель. Повысив голос, насколько только мог, он обратился к собравшимся.

«Мой народ, нас изгнали из земель наших предков, и мы подверглись гонениям со стороны всевозможных варваров. Эта долина — наша судьба. Там, где мы сейчас стоим — единственное место на всем континенте, которое мы можем занять. Больше оно никому не нужно. Я не отрицаю его недостатков. Оно таит секреты столь темные, что самые сведущие наши мудрецы еще не постигли их, но я верю, что они смогут. Как я все вижу, в этом укрытии мы залечим свои многочисленные раны и станем сильнее. Так же, как день сменяет ночь, так же и судьба рас меняется. Сегодня наша раса в упадке. Завтра нам станет лучше, а после тысячи завтра мы вернем то, что потеряли. Но только если у нас будет гавань, из которой мы начнем!»

Собрание заревело. Эльхана аплодировала проницательности Беседующего, но Портиос сделал презрительный, пренебрежительный жест.

Когда шум стих, Самар спросил: «Беседующий, как насчет тех, кто хочет идти? Ты будешь их удерживать здесь?»

«Я никого не буду держать насильно. Но даже если все до единого уйдут, я останусь в Инас-Вакенти».

Собрание снова погрузилось в шумные дебаты. На вершине плиты спорили Самар и Таранас. Хамарамис спустился, чтобы стать рядом с Беседующим. Портиос, как и Кериан, наблюдал за Гилтасом. Эльхана какое-то время слушала толпу, улавливая настроения, изучая выражения лиц; затем она спрыгнула с задней части плиты. Минутой спустя, она подошла и переговорила один на один с Гилтасом, а затем снова вскарабкалась на плиту.

Когда Самар понял, что она пытается обратиться к толпе, он поднес к губам бараний рог и задул. Высокий завывающий звук эхом пронесся по проходу. Толпа успокоилась.

«Эльфы Кринна», — сказала Эльхана, — «останемся мы или уйдем, ничто не поможет, если мы нарушим свою сплоченность. Наши нации пали, потому что были разделены. Мы не должны снова оказаться разделенными. Но есть способ позволить всем сделать выбор».

Она подняла руки. В каждой был камень. Один был гладким голышом обыкновенного белого кварца; другой — грубым обломком сине-серого гранита. — «Пусть каждый эльф найдет камень. Синий гранит для тех, кто хочет остаться в Инас-Вакенти, белый кварц для тех, кто присоединится к нашему священному походу на Квалинести. Ни один выбор не будет связан с обвинениями. Каждый выбирает свою собственную судьбу, и этот выбор — окончательный».

Гилтас похвалил за эту идею, но Кериан не видела резона ждать. Почему бы собранию не разделиться немедленно на две группы?

«Такой выбор не следует делать в спешке, в пылу возбуждения», — пояснила Эльхана. — «Поиск камня даст каждому эльфу время на раздумья».

Гилтас постановил, что голосование состоится послезавтра на рассвете. Все вернутся на это место и сделают свой выбор. Те, кто проголосуют уйти, должны будут сделать это немедленно.

Синтал-Элиш подошел к концу. Трусанар протянул чашу Беседующему. В ней было еще белое лекарство.

«Я полагала, ты отдыхаешь», — сказала Кериан. — «О чем ты думал, придя сюда таким образом?»

«Я думал о будущем».

«Ты не устал разговаривать подобным образом?» — проворчала она.

«Каким образом?»

«Как предсказатель… или артист низкопробной драмы».

Он улыбнулся. — «Быть Беседующим требует драматизма».

Их возвращение в лагерь проходило среди счастливой толпы верных и преданных подданных Беседующего. Они не понаслышке знали, что их король разделил все трудности изгнания. Когда опасность от кочевников была величайшей, Гилтас Следопыт повел свой народ вперед, не думая о собственной безопасности. Хотя он носил мантию легендарных правителей, таких как Сильванос и Кит-Канан, Гилтас доказал, что не уступал им в мужестве и величии.

Их вера была столь трогательно глубокой, что Кериан не могла ее выносить. — «Гил, у тебя есть какой-то план для тех, кто остается? Что ты собираешься делать?»

Он сжал ее руку. — «Послезавтра я пересеку реку Львицы и поведу нашу нацию в Инас-Вакенти».

Шедший рядом с ними Хамарамис воскликнул: «Великий Беседующий, разве это мудро?»

«Да. Мы слишком засиделись на пороге. Пришло время вступить во владение нашим новым домом».

«Если он не овладеет нами», — мрачно сказала Кериан.

Ветер дул из Алия-Алаш, словно долгий выдох. Воистину, дыхание Богов! Порывистый ветер трепал установленные в центре прохода ветхие палатки. Пятнадцать сотканных из темной шерсти конусообразных укрытий образовывали полукруг. То были последние остатки некогда могущественных сил, преследовавших эльфов на всем пути из Кхури-Хана. Кочевники сражались с необычайной храбростью и свирепостью, но лэддэд пережили их. С неба спустились грифоны, на одном из которых сидел омерзительный демон. Когда он велел кочевникам убираться, большинство так и поступили. Отступление было не сложно оправдать. Так много погибло, сражаясь с лэддэд, некоторым из племен потребуются годы, чтобы восстановиться.

Адала Фахим погрузила руки в мятый медный таз. Чуть теплая вода жгла ее исцарапанные пальцы, пока она смывала толстый слой глубоко въевшейся грязи. Известную как Вейядан, «Мать Вейя-Лу», ее позже стали называть Маита из-за божественной неизбежной судьбы, что направляла ее в войне против лэддэд. От божественности мало что осталось; был лишь бесконечный изнурительный труд. В тот день, когда лэддэд вошли в Алия-Алаш, Адала начала возводить стену поперек прохода. Некоторые из бывших ее последователей вернулись, чтобы помочь. Немногие из них были воинами, большинство были пожилыми людьми, все еще верившими в ее божественную миссию. От рассвета до заката они таскали камни с окрестных склонов. Без строительного раствора и инструментов, они выкладывали камни протяженной пирамидой, с основанием шире, чем вершина. К этому моменту, стена была высотой по голову и длиной в сотню метров. Проход был шириной в милю. Оставалось еще изрядно работы.

Адала усердно трудилась, не жалуясь, и ее вера не поколебалась. Само исчезновение поддержки племен убедило ее, что она была права. Все знали, что путь к истине был узким и непростым, а дорога к заблуждению была легкой. Единственное, о чем она сожалела, так это о предательстве своего кузена Вапы. Он повернулся спиной к ней, к своему народу и своей родине, помогая чужеземным убийцам избежать правосудия. Его поступки были непростительными.

Спустя несколько дней после того, как он привел лэддэд в долину, Вапа вернулся. Он выехал прямо из прохода, ясным днем, с открытым лицом, чтобы все видели. Разгневанные воины хотели убить его как предателя, но Адала объяснила им, что он не был достоин даже этого. Она повернулась к нему спиной. Остальные последовали ее примеру. Вапа проехал сквозь лагерь в открытую пустыню, и ни единый взгляд не провожал его. Его фигура уменьшилась до силуэта, а затем расплылась на жаре, замерцала и исчезла. С тех пор больше никто не входил и не покидал запретную долину.

Закончив с омовением, Адала аккуратно стряхнула руки над чашей, чтобы каждая капля вернулась внутрь. Воды здесь было в изобилии, но привычки жизни в пустыне были незыблемыми. Она подняла взгляд, когда глухой топот копыт возвестил о прибытии всадника. Это был Тамид, Вейя-Лу из клана Покорителей Туч.

«Маита! На наш охотничий отряд напали!»

Она быстро встала. — «Лэддэд?»

«Нет. Зверь!»

В отличие от сердца пустыни, предгорья кишели дичью. Тамид с отрядом из троих охотников добыли оленя и кабаниху в каменистой расщелине к востоку от лагеря. На обратном пути с разделанными тушами на охотников напали. Двоих людей сбросили с коней, и существо утащило их дичь. Мало какие животные были достаточно смелыми, чтобы атаковать вооруженных конных людей. И еще меньше кто был достаточно сильным, чтобы утащить две туши за раз.

Адала спросила, не было ли это существо пустынным леопардом. Длинноногая кошка размером с осла практически вымерла в пустыне, но могла все еще ошиваться в тени гор. Тамид поклялся, что этот зверь не был леопардом, хотя и ходил на четырех лапах. Никто из его отряда никогда не видел ничего подобного. Он оставил остальных выслеживать зверя, а сам вернулся, чтобы доложить Адале.

Такое существо было слишком опасным, чтобы позволять ему оставаться так близко к лагерю. Адала отправила Тамида собрать еще людей. Существо требовалось убить.

Когда Тамид вернулся с одиннадцатью конными людьми, он был удивлен, увидев, что и сама Адала оседлала Маленькую Колючку, свою неутомимую серую ослицу. Она отправлялась с ними, и, как обычно, была не вооружена. Люди не стали терять время на протесты. Она была Маита, и делала то, что считала нужным.

Тамид повел их на юго-восток вдоль подножья гряды низких холмов. Почва была каменистой. Земля была густо усеяна кактусами и колючими кустарниками цвета кости, заставляя коней осторожно выбирать путь. Острый нюх Адалы почувствовал сильный запах спасателя. Она заметила небольшую посадку этого вечнозеленого кустарника и запомнила это место, чтобы вернуться сюда позже. Из спасателя она могла бы приготовить естественную дезинфицирующую мазь для ран, а ее запасы сильно истощились после недавних сражений.

Когда кочевники добрались до того места, где Тамид разделился со своими спутниками, они остановились. Один из людей поднес к губам короткий изогнутый бараний рог и издал протяжный звук.

Меньше чем через минуту, спереди и выше послышалось ответное мычание. Склон был крутым. Ослица Адалы шла увереннее, чем кони, и опередила их, но вскоре все они с трудом поднимались вверх, нагнувшись вперед, чтобы сохранять равновесие. Неустойчивые камни скатывались по холму за ними. Вдали снова прозвучал рог, дважды, уже более настойчиво.

Они прошли милю, прежде чем заметили двух размахивавших мечами над головами всадников. Тонкие клинки без гарды отражали заходящее солнце и вспыхивали маяками. Адала стучала Маленькую Колючку по заду своей палкой. Преданная ослица ускорила шаг, оставив коней позади.

«Где он?» — спросила Адала.

Один из всадников указал мечом на залитую солнцем вершину у себя за спиной. — «Вон за тем гребнем, Маита».

В конце еще одного крутого подъема группа вышла на плато порядка ста метров в длину и сорока в ширину. На дальнем краю их поджидал последний член охотничьего отряда Тамида. Он был на коне, его лук был натянут. Его цель была скрыта за нагромождением камней, но ее присутствие было очевидно. Конь лучника, обученный стоять спокойно перед лицом практически любой опасности, перебирал копытами и шарахался, мотая тупой головой.

«Маита, держись подальше!» — крикнул лучник, не отводя взгляда. — «Оно может прыгать далеко!»

Она подтвердила, что поняла его предупреждение, но хлопала Маленькую Колючку, подгоняя ее вперед. Ослица фыркала и упиралась. Невозмутимой даже в присутствии грифонов, Маленькой Колючке не нравилось то, что находилось впереди. Адала бранила ее, точно та была непослушным ребенком и хлестала по бокам своей палочкой. Ослица продвигалась вперед, покорная, но несчастная.

Адала знала всех зверей, что бродили по пустыне, но никогда не видела ничего похожего на животное, сидевшее на низком возвышении на самом краю выступа. Оно было добрых двух метров длиной, и покрыто темным красновато-коричневым мехом. Кошачьи уши торчком странным образом сочетались с собачьими мордой, лбом и ясными карими глазами. Передние лапы были вдвое короче мощных задних лап. Приближение Адалы заставило его зарычать, обнажив длинные желтые зубы.

«Убей его», — скомандовала Адала.

Лучник отпустил тетиву. Стрела была снабжена охотничьим наконечником в форме двух миниатюрных скрещенных мечей. Она летела прямо в самую грудь твари. Зверь оставался на месте, пока стрела не оказалась на расстоянии руки, а затем схватил древко прямо в полете. Потрясенные его сверхъестественной быстротой, кочевники лишь затем увидели, что его передние лапы имели подобие пальцев.

Люди разразились проклятиями. Кроме Адалы. — «Копья!» — приказала она. — «Насадите это чудовище!»

Всадники толпой двинулись вперед. На зверя были направлены полдюжины железных наконечников копий. Существо выронило стрелу и прижало подбородок к камню.

«Не… надо…» — проскрежетало оно.

Нападавшие потрясенно замерли.

«Ты разговариваешь?» — спросила Адала.

Свесив черный язык, зверь кивнул, подражая жесту людей. — «Не… надо… убивать… меня», — сказал он, не сводя карих глаз с лица Адалы.

Матери Вейя-Лу не была ведома нерешительность. Призвав силу своей маиты, она приказала людям отойти назад. Тамид запротестовал, но она оборвала его.

«Уходите, я сказала. Те, Кто Наверху, не позволят причинить мне вред».

Не переставая ворчать, люди развернули своих коней и двинулись к дальнему краю уступа. Там они остановились. Несмотря на ее требование, дальше они не уйдут. Некоторые держали луки в руках, наложив стрелы, на всякий случай.

«Ты должна верить», — сказал зверь. Он говорил медленно, каждое слово явно требовало огромных усилий.

«Кто ты?»

Существо крадучись спустилось с возвышения. Проползя на животе, оно остановилось в полутора метрах от Адалы. Маленькая Колючка отчаянно дрожала, но не убегала. Адала услышала скрип натягиваемых до отказа тетив за спиной, но сосредоточила все свое внимание на существе. Она повторила свой вопрос.

Существо ответило, и Адала раскрыла от удивления рот. — «Как это случилось?» — спросила она.

Зверь несколько секунд рассматривал Адалу в упор, а затем потерся головой о землю. Его расстройство было трогательным. Очевидно, его способности говорить было недостаточно, чтобы ответить на ее вопрос. И снова она мгновенно приняла решение.

«Ты пойдешь с нами. Если будешь вести себя как тот, кем ты себя объявляешь, все будет хорошо. Но если я выясню, что ты лжешь, я сдеру с тебя шкуру заживо».

Кочевники на другом краю уступа в изумлении наблюдали, как она приблизилась, прошла мимо и спустилась по крутому холму вместе со странным чудовищем, бежавшим, словно домашнее животное, по пятам за Маленькой Колючкой. Несмотря на то, что все они прекрасно ее знали, Адала Фахим все еще была способна удивлять. Ее маита и в самом деле была могущественнее любого злого заклинания. Они сопроводили ее обратно в лагерь под пламенеющим закатным небом. Высокие облака, закрывавшие западную треть неба, пылали рубином и золотом, странная картина для глаз кочевников, привыкших к девственной чистоте свода над сердцем пустыни.

Никто из них представить не мог вихрь вопросов, бушующий за невозмутимым у всех на виду лицом Адалы. От нового чуда у нее кружилась голова. Зачем Те, Кто Наверху дали ей в руки чудовище, заявляющее, что оно — Шоббат, наследный принц Кхура?»