Если идти от входа в отделение по длинному белому коридору мимо палат 10, 11 и 12, то упрёшься прямо в эту дверь. На ней вместо номера приклеен обычный альбомный лист бумаги с надписью:
БЕЗ УЛЫБКИ НЕ ВХОДИТЬ!
А снизу — смайлик и добавлено неровными печатными буквами:
А ТО ЗАЩИКОЧИМ!
Невысокий тёмненький мальчик лет пяти-семи маялся перед дверью и никак не решался её толкнуть. Мама выпроводила его из сестринской комнаты и осталась что-то громко выяснять у дежурной медсестры. Даже сюда долетал её срывающийся голос: «Он же ещё совсем маленький… Как он без меня?… Я буду жаловаться…» Женька старательно делал вид, что очень заинтересован смайликом. Две точки, кривая чёрточка-улыбка: то-о-очка… то-о-очка… ско-о-обочка… Да где же она застряла?
Глаза от напряжения слезились. Хотя, скорее всего, слёзы накатывали совсем по другой причине — он слишком долго сдерживался, пока оформляли его документы в приёмном покое.
Чёрточка-улыбка перед глазами расплылась, и смайлик превратился в грустика. Это уже было больше похоже на правду. Кто вообще придумал такую глупость?! Чему в больнице можно улыбаться?
Женька хлюпнул носом. Ему вспомнилось утро, когда у него в первый раз закружилась голова и он почувствовал слабость. Тогда папа сказал: «Всё будет путём! Мы ещё с тобой на самую вершину Джомолунгмы поднимемся!» А теперь выяснилось, что, может, оно и будет всё путём, но сперва нужно лечь в больницу на обследование. Лечь в больницу?! Кошмарский кошмар!
До этого он ещё нигде никогда не лежал, кроме собственной кровати, дивана в гостиной и бабушкиной раскладушки. Его даже в садике перед тихим часом забирали домой — мама считала, пары часов в день вполне достаточно для общения с другими детьми. И вот теперь ему придётся целую неделю жить здесь, в незнакомом месте, — есть непривычную еду, ходить в чужой туалет, спать не под своим одеялом.
Он сразу понял, что маме не разрешили остаться вместе с ним, — по её виноватому взгляду и дрожащим рукам. И по тому, как она старательно вздёргивала брови, выдавливая из себя улыбку. Точь-в-точь кривой смайлик на картинке! Женьке в голову пришла спасительная идея: «А что, если сбежать на эту самую Жаболунку прямо сейчас? Там небось никаких врачей и больниц нет».
Осталась пара пустяков: одеться потеплее — Женька знал, что в горах всегда очень холодно, и уговорить папу пойти вместе с ним. С папой нигде не пропадёшь! Только где бы в больнице раздобыть шубу, альпинистское снаряжение и компас?
И тут дверь в палату без номера приоткрылась.
Женька нерешительно шагнул вперёд. Что за ерунда на постном масле?! Просторная палата с тусклыми зелёными стенами, обшарпанным потолком, высоким окном и абы как заправленными кроватями была пустой! Лишь на одной из кроватей подозрительно шевелился большой ком одеяла. Мальчик пригляделся — комок дышал: вдох-выдох, вдох-выдох.
Из-под свисающей до пола простыни вдруг послышалось сдавленное хихиканье. Скрипнула и сама собой плотнее захлопнулась дверь тумбочки. Что это — мираж или… привидение?
Женька нервно передёрнул плечами. И вместе с ним, словно передразнивая, задрожала тумбочка.
Бамц-це-це! Соскочила железная кружка и с мерзким грохотом покатилась по плиточному полу. Вдруг тумбочка распахнулась. Оттуда, как фокусник в цирке, появился худой рыжий мальчишка с родинкой на носу.
— А, это ты… — равнодушно заявил рыжий, будто был знаком с Женькой уже лет двести. — А мы думали, Лев идёт. Хотели над ним пошутить. Ребзя, вылезай!
Тут же из всех углов стали выползать дети. Один, два, три…
Женька от удивления даже сбился со счёта.
— Льва не видел? — новичка внимательно разглядывал пухлый мальчик с немытыми прядями волос, похожими на сосульки.
— Вообще-то видел, — Жене не хотелось при первом знакомстве ударить в грязь лицом. — В зоопарке!
Дети дружно расхохотались, словно он сморозил глупость. Особенно звонко смеялась единственная в палате девочка — маленькая, без одного переднего зуба и с двумя тонкими хвостиками.
— А ещё по телевизору, — неуверенно добавил Женька.
— Это да, — внезапно согласился с ним высокий светленький мальчик. — Нашего Льва часто по телевизору показывают. Его тут все уважают. Он очень умный.
— Дрессированный, что ли? — уточнил Женька.
Дети уставились на него. Женька, не моргая, уставился на них. Уж что-что, а в гляделки он умел играть лучше всех.
— Не смей Льва обижать! Он хороший! — моргнула первой хвостатая девочка. — Добрый! Не то что Мегера…
Мегера? А это что ещё за зверь такой? Может, вроде Багиры из сказки про Маугли — чёрная пантера с зубами-кинжалами? Ох! Точно цирк какой-то, а не больница!
Из ступора Женьку вывел бодрый мужской голос:
— Я смотрю, вы уже перезнакомились?
На пороге палаты стоял седой дяденька в белом халате и круглых очках. Он добродушно улыбался. Из-за его плеча робко выглядывала Женькина мама.
— Лев Ваныч! Здрасьте! — вразнобой загалдели дети и бросились обнимать незнакомца.
— Здравствуй, пижамная команда! — ответил дяденька и снова обратился к Женьке: — Меня зовут, как тебе, наверно, уже доложили, Лев Иванович. Я главный врач детского диагностического отделения. Будем дружить?
Вот не повезло человеку с именем! Женька сразу понял свою оплошность, а ещё вспомнил, зачем он здесь, и поспешил уткнуться маме в живот. От мамы пахло домом и немножечко духами. Врач продолжил, словно ничего не заметил:
— Давай я всё же представлю тебе свою команду! Это Мишка-трусишка, — он показал на пухленького мальчика с волосами-сосульками. — Вот этот, рыженький, — Пашка-барабашка. Постоянно прячется от медсестёр, а потом выскакивает из-за угла и пугает их. Если где-то шум и неразбериха, мы уже знаем, какой барабашка там завёлся. Это Санька-всезнайка, самый начитанный мой пациент. Про всё на свете знает и даже даёт мне советы! Когда подрастёт — придёт работать на моё место. А это наша Инесса-принцесса. Вы уж, ребята, поддержите Евгения, подскажите, что здесь и как. А ты можешь выбрать себе свободную койку — вон там, у окошка.
Женька ещё сильнее вжался в маму. Та заговорила сладким как мёд голосом:
— Женёк, лапулёк мой, пожалуйста, не волнуйся. Тебе надо совсем недолго пожить в больнице. Смотри, сколько тут других деток! И Лев Иванович вон какой хороший! А я буду каждый день к тебе приходить — принесу книжки, настолки твои любимые…
Может, вкусняшек каких-нибудь хочешь?
Женька ушам своим не верил.
Неужели мама и в самом деле его здесь бросит? Это уже ни в какие ворота! Мальчик приготовился зарыдать по-настоящему — в качестве аргумента, что взрослые сильно ошибаются. Но почувствовал, как кто-то дёргает его за футболку.
— Хватит уже, Женёк-лапулёк, — Инесса строго смотрела на него из-под длинной чёлки. Потом шепнула: — Сейчас Мегера принесёт тебе постель и будет ворчать, что в палате посетители в сонный час. Нам потом всем от неё влетит, что не спим.
Пусть твоя мама уже идёт…
Наверно, она его заколдовала.
Иначе Женька не мог объяснить, почему покорно отлепился от мамы и потащился за этой девчонкой к кровати у окна.
Как по сигналу в палату зашла нянечка со сморщенным недовольным лицом. Она была такой старенькой и скукоженной, что её почти не было видно из-за подушки и стопки аккуратно сложенного постельного белья, которые она несла.
— А-а-а… Понял! Ты и есть Мегера! — догадался мальчик.
Мама и Лев Иванович густо покраснели и со словами «Нам ещё надо кое-что обсудить!» пулей вылетели в коридор.
Медсестра положила стопку белья на голый полосатый матрас и перевела взгляд на Женьку. Не взгляд — рентген! Он словно просвечивал мальчика целиком, насквозь, — до самой последней захудалой мыслишки. Тот испуганно дёрнулся.
— Ну всё! Хана ему! — выдохнул Мишка-трусишка и юркнул с головой под одеяло.
Но старушка лишь шикнула на детей:
— А ну брысь по кроватям! Для кого сонный час придумали? Всё Льву Ванычу расскажу, — и тут же, без паузы, обратилась к Женьке: — Ты новенький, што ль? Тоже всего боишься? Знаю вас — все вы такие в первый день. Как зайцы, каждого шороха шугаетесь. А потом осмелеете и вон — дразниться начинаете. Эти, што ль, охламоны тебя надоумили меня Мегерой назвать?
Женька не решился ответить, поэтому неопределённо пожал плечами.
— Ты меня лучше бабой Нюрой зови. Давай подмогу кровать заправить. Готовься, потом пойдёшь анализы сдавать. На, держи баночку — посикаешь в неё.
Баба Нюра одним взмахом расправила простыню, деловито и быстро вставила подушку в наволочку, повесила на спинку кровати застиранное полотенце.
— Ой, а где ж пододеяльник? Забыла, што ль? Подожди, сейчас принесу…
И нянечка поспешила куда-то по коридору.
Сердце изо всех сил колошматилось в Женькиной груди. Вот-вот вырвется на свободу сквозь рёбра!
События развивались слишком быстро: палата с привидениями, Лев, который вовсе не лев, мамино предательство… И теперь вишенкой на торте — А-НА-ЛИ-ЗЫ. Женька не вчера родился. Он знал, как больно бывает, когда тонкой иглой прокалывают палец и пытаются выжать из него драгоценные алые капли.
Но зачем ему целая баночка?
Неужели он должен наполнить её кровью до края?
— А что значит «посикать»? — заикаясь от волнения, спросил он у Инессы.
Палата взорвалась от хохота. Пашка с красным под цвет волос лицом повалился на спину и задрыгал ногами. Мишка повизгивал, как поросёнок, а Санька-всезнайка стучал себя по голове, видимо, намекая на Женькин недалёкий ум.
— То и значит… — ответила между приступами смеха Инесса. — Сделать пи-пи!
Понятней не стало. Ну и пусть!
Пусть издеваются! Он им в друзья не напрашивался, без них как-нибудь до вечера дотянет. А ночью сбежит домой! Женька плотно-плотно зажмурился. Хоть бы это оказалось всего лишь сном! Кошмарным кошмаром!
Когда мальчик открыл глаза, то по-прежнему был в палате. Его плотным кольцом обступила «пижамная команда». В руках у Мишки была какая-то коробка, аккуратно обклеенная обрезками цветной бумаги.
— Тебе очень страшно, да? — вдруг поинтересовался он.
— Вам-то какое дело? — огрызнулся Женька.
— Да такое… — взял слово Пашка-барабашка. — У нас есть одно верное средство для храбрости! Помогает стопудово, даже мне! Но если не хочешь…
— Можно подумать, ты чего-то боишься, — недоверчиво покосился на него Женька.
— А то! — казалось, Пашка этим даже гордится. — Я уколы в попу очень не люблю. И ещё эту… компьютерную тупографию. Лежишь в трубе, как мумия египетская в саркофаге, — ни чихнуть, ни нос почесать.
— Не тупография, а томография, — поправил его Санька-всезнайка.
— Да без разницы! Говорю же, всё равно тупо!
Пашка забыл, о чём хотел рассказать, и с задумчивым видом пытался почесать под лопаткой.
— Так что это за средство? — не выдержал Женька. Он услышал в коридоре ворчливый голос бабы Нюры, которая, видимо, уже возвращалась с пододеяльником обратно. Сейчас войдёт и уведёт его на АНАЛИЗЫ.
— Это сундучок храбрости! Волшебный! — торжественно потряс коробку Мишка.
Внутри у Женьки всё рухнуло. Фу ты ну ты! А он уже начал надеяться… Неужели они думают, что он совсем маленький и верит в волшебство? Небось разыгрывают его, чтоб потом ещё раз посмеяться.
— Ты зря не веришь, — заглянула ему в глаза Инесса и застрочила, как пулемёт: — Я тоже раньше не верила.
Знаешь, как я ревела, когда одна тут без мамы осталась? А потом вытащила из сундучка колечко с изумрудом. Вот это! — девочка помахала у Женьки перед носом растопыренными пальцами с дешёвым пластмассовым перстнем. — Оно вон как переливается! Я подумала, ради такой красоты можно немного и потерпеть. А вчера перед самой перевязкой мне бусики попались. Перевязка знаешь какая болючая бывает? Только я стараюсь не плакать, чтоб нашу Ниночку не расстраивать. Это медсестра, ты её в процедурном кабинете увидишь. Может, и тебе в сундучке что-нибудь драгоценное попадётся.
Женька вздохнул и послушно запустил руку в коробку. Ну а чего, вдруг в самом деле храбрее станет?
А если даже не станет, то хотя бы попробует выловить оттуда карманный компас. Надо же как-то понять, в какой стороне находится эта загадочная Джомолунгма.
Нащупал Женька совсем другое. Он бережно вытянул свой улов на свет. Бывают же в жизни совпадения! В руках у него была маленькая плоская коробочка, заполненная квадратиками с цифрами. Одного квадратика не хватало. Но Женька точно знал, что тот не потерялся, а всё так и задумано. Игра называлась «пятнашки». Впервые об этой головоломке ему рассказала бабушка Валя, папина мама, которая тоже долго лечилась в разных больницах.
«Знаешь, я даже рада, что завтра меня снова положат, — делилась она по секрету с внуком. — Наконец вволю наиграюсь в любимые пятнашки!
Дома-то всё время дел невпроворот — то готовка, то стирка, то за тобой присмотри. А в больнице знай лежи себе и извилины тренируй!» Бабушка призналась, что они даже устраивали с соседями по палате пятнашечные турниры — на скорость.
— Ну что, готов?
Женька вынырнул из воспоминаний и оказался лицом к лицу с бабой Нюрой, которая уже закончила возиться с пододеяльником.
Мальчик неохотно кивнул, крепко прижимая к груди своё сокровище.
Перед кабинетом с надписью «Процедурная» собралась небольшая очередь — несколько шумных подростков и зарёванный малыш, вытирающий слёзы об мамины колени.
— Сиди здесь! Тебя позовут.
А у меня забот полон рот, некогда с тобой штаны протирать, — приказала баба Нюра и вдруг грозно рыкнула на очередь: — Чего голосите, как на футболе? Всё Льву Ванычу расскажу! А вы, мамочка, лучше б не в телефон смотрели, а своего малыша успокоили.
И с чувством выполненного долга Мегера удалилась.
«Смешная она, — подумал Женька. — Злится как-то не по-настоящему.
По-доброму злится. И какие штаны она собралась протирать, если на ней халат и носки?»
Чтобы легче перенести мучительное ожидание, Женька принялся изучать пятнашки. Тройку сюда… пятёрку в сторону… Как же добраться до семёрки? Мальчик так увлёкся игрой, что остальное сдвинулось на второй план. Подумаешь, укол в палец! Всего же секундочку потерпеть! Зато у него вот-вот комбинация сойдётся!
Когда наступила его очередь, Женька вошёл в процедурную на автомате. Он прокручивал в голове следующий ход и поэтому почти ничего не запомнил: ни прикосновения холодной ватки, ни острой иголки, ни звяканья пузырьков. Только разочек отвлёкся на медсестру с длинной косой, уж очень она его нахваливала:
— Ого! Какой ты герой — даже не пикнул! Впервые такого отважного пациента вижу!
Знала бы она, что он ещё и умный — какую сложную головоломку собрал.
Обратно в палату Женька летел как на крыльях.
В палате он с разбегу плюхнулся на кровать и похвастался:
— Эти пятнашки — легкотня!
— А как твои анализы? — спросил Мишка-трусишка. — Ревел небось?
— Ни слезинки, — с гордостью ответил мальчик.
— Говорили же мы тебе, сундучок храбрости помогает! — Инесса радостно сверкнула своими зелёными глазищами.
— Наверно. А откуда в нём берутся все эти штуки?
Дети переглянулись. Они и сами много раз задавались этим вопросом.
— Мы точно не знаем… — признался Санька. — Этот сундучок тоже ведь не всегда здесь стоял. Вон, Пашка в курсе, как дело было. Он тут самый динозавр, дольше всех лежит.
Пашка снисходительно кивнул головой:
— Ну, это да. Я тут уже лет тыщу! Сундук однажды ночью появился. Когда это… я… ну, в общем, долго плакал после этой их тупографии. Потом слышу, чьи-то шаги под дверью. Выглядываю — никого. Только какая-то коробка на полу стоит. Мы её уже позже сундучком храбрости прозвали. А тогда — коробка как коробка. А внутри фломики и бумага. А я ведь рисовать очень люблю. Меня супом не корми — дай порисовать. Может, вырасту — Лермонтовым стану!
— Лермонтов — это поэт, — поправил друга Санька.
— Не важно! Я в тот раз всю ночь трудился. А утром Лев Ваныч в палату заглянул и мои рисунки похвалил. Даже предложил на дверь надпись сделать — как напоминалку, что нужно почаще улыбаться, и тогда все болезни отступят.
— Так это ты смайлик на двери повесил? — осенило Женьку.
— А то кто же! — Пашка достал альбом и стал между делом показывать свои работы. Женька еле сдержал смешок — какие-то сплошные головастики и тазики с ушами.
У него и то лучше выходит! Но Пашка так гордился своими каляками, что пришлось даже пару раз из вежливости восхититься.
— Пашку бабушка воспитывает, родителей у него нету, — шепнул Женьке на ухо Мишка. — Живут с ним на её пенсию. У него раньше и фломиков-то никогда не было, только карандаши. Вот он и обрадовался до потери пульса! Для него вообще попасть в эту больницу — огромная везуха. Это Лев Ваныч подсуетился, чтоб его вне очереди сюда приняли.
Женьке стало неловко. Зачем он это узнал? Как теперь с Пашкой себя вести? Как ни в чём не бывало или, может, пожалеть? Мальчику трудно было представить, чтоб у кого-то не было фломастеров. У него самого они считались расходным материалом — чуть ли ни каждый месяц мама покупала новую пачку.
Но Инессе всё было нипочём.
— Зубом клянусь, этот сундучок — волшебный! — вернулась она к прежней теме. — Сокровища в нём сами по себе появляются. К вечеру ничего нет, а утром опять полный! Особенно, если кому-то из нас Лев Ваныч накануне болючие процедуры назначил или, как тебе, анализы.
Главное, соблюдать правило: заглядывать в него только тогда, когда очень страшно и нет сил терпеть.
Вечером Женька, набитый впечатлениями по самую макушку, мгновенно уснул. Он совершенно забыл, что собирался ночью сбежать домой.
Женьке приснилась бабушка, обыгрывающая его в пятнашки со счётом миллион-ноль. И мама в белой больничной шубе. И папа, который в одной связке с няней Мегерой поднимается на заснеженный пик.
Мальчик встал вместе со всеми, умылся, заправил кровать и даже немного подрался подушками с Инессой. Но настроения всё равно не было — он очень тосковал по дому.
Во время обхода Лев Иванович сперва осмотрел Пашку, потом погладил по голове Мишку, сделал комплимент хвостикам Инессы, вручил очередную книгу Саньке и лишь потом подсел к новенькому.
— Ну что, Женёк-лапулёк, нос повесил?
И как только главный врач догадался, что это прозвище прочно приклеилось к Женьке после первого дня в больничных стенах?
— А я всё про вас знаю, — словно прочитал его мысли Лев Иванович, — что вы любите, о чём мечтаете, чего боитесь. Вот ты, например, ждёшь поездки с родителями летом на море. А боишься пауков и мультиков, в которых играет тревожная музыка. Угадал?
Как? Откуда? Ну ладно пауки и море… Но про мультики Женька точно никому не рассказывал, даже маме. Он просто всегда выходил из комнаты, если по телевизору начинали показывать нечто подобное.
— Ты думаешь, мы, взрослые, ничего не боимся? — вздохнул врач.
— А вам-то чего бояться? — удивился Женька. Он заметил, что в палате повисла непривычная тишина. Остальные тоже прислушивались к их разговору.
Лев Иванович признался:
— Я тоже боюсь. Иногда даже поджилки трясутся! Просто виду не показываю. Боюсь, что ваши мамы будут глядеть на меня полными надежды глазами, а я не смогу дать им ответ, который они ждут. А ещё сильнее боюсь, что лечение, которое я назначил, не поможет.
Маленькие пациенты встревоженно зашевелились. Словно им доверили секрет, который детям знать не полагается.
— А пойдём-ка со мной, Женёк-лапулёк! — предложил главный врач. — Кое-что ещё тебе покажу!
Соседи по палате загалдели наперебой:
— Почему-он-мы-тоже-хотим-и-нам-покажите-пожалуйста…
И снова Лев Иванович подобрал слова, которые всех успокоили:
— Потому что он младше. И потому, что вы уже опытные бойцы, а он только вчера попал на линию фронта. И ещё просто потому, что не могу же я вас всей оравой водить за собой по отделению. Да, я вас знаю, пижамная команда! Вы себя в обиду не дадите — всё равно потом все тайны у него выпытаете.
Лев Иванович взял в свою огромную тёплую ладонь маленькую влажную Женькину ладошку и куда-то его повёл.
Женька доверчиво шёл за врачом по коридору. И вдруг они снова оказались у процедурного кабинета. Мальчик замедлил шаг.
— Не волнуйся, мы просто заглянем поздороваться, — улыбнулся Лев Иванович. — Ниночка, к вам можно?
— Здравствуйте, Лев Иванович! — обрадовалась медсестра. Потом она заметила стоящего рядом мальчика: — Ой, я помню этого героя. Вчера у меня кровь сдавал. Представляете, даже не дрогнул ни разу! Я сегодня всем его в пример ставлю.
Женька, услышав, что его снова хвалят, приободрился.
— А вы чего пришли? Что-то не так? — засуетилась Ниночка.
— Всё хорошо! Просто хотели с этим молодым человеком кое о чём у вас спросить. Чего вы боитесь?
Ниночку ничуть не смутил странный вопрос.
— Я змей до ужаса боюсь. Даже по телевизору на них смотреть не могу. А ещё… — она немного помолчала, — ещё очень боюсь, когда ко мне в кабинет приходят малыши. Я боюсь сделать им… вам… больно. И что вы… они… потом будут плакать. По моей вине. Вот чего я очень сильно боюсь! Я когда только на практику сюда пришла, у меня первое время руки от волнения дрожали. Знаешь, на чём я тренировалась уколы ставить?
— На чём?
— На спелых помидорах. Целый ящик томатов перемяла, пока решилась у первого своего пациента кровь из пальца взять. Мама потом долго меня за эти помидоры упрекала. Мол, они для закрутки были, а я их испортила. Пришлось томатную пасту из них делать.
Женька улыбнулся. Он терпеть не мог томатную пасту. Но ему вдруг стало легко-легко. Оказывается, в больнице работают обычные люди, которые ссорятся с родителями, боятся змей, едят помидоры…
— Лев Ваныч, еле вас отыскала, — в процедурную ворвалась, задыхаясь от быстрого шага, баба Нюра. — Заставляют старуху по всему отделению бегать, будто молодых нет. И на что вам телефон, спрашивается, если вы его всюду забываете?! Там в приёмную девочку привезли, тяжёлый случай. Вас ищут!
Лев Иванович вскочил со стула, постучал по карманам:
— И точно, забыл. То-то, думаю, давно меня никто не вызывает. Баба Нюра, отведите, пожалуйста, этого мальца обратно в палату, а я побегу.
Врач по-мужски пожал Женьке руку и умчался спасать незнакомую девочку от болезни, а её родителей — от невыносимой тревоги.
Баба Нюра шла по коридору и ворчала:
— Загоняли меня совсем. Того найди, этого отведи. А полы сами себя не помоют… И цветы не польются… И…
— Баба Нюра, а чего ты боишься? — спросил её на ходу Женька.
И тут же сам опешил от собственной смелости.
— А? Чего? — нянечка резко остановилась. Мальчик, не успев затормозить, чуть не сбил её с ног.
— Это ты зачем у меня такое выспрашиваешь? — баба Нюра с подозрением прищурилась, запыхтела носом, как вскипающий чайник. Казалось, сейчас она снова обернётся Мегерой и начнёт бранить не в меру любопытного пациента. Но Женька вдруг увидел, что в морщинках у неё на лице задрожали слёзы. Удивительно!
— Ах ты, мой хороший! — нянечка внезапно прижала мальчика к себе. У него тут же зачесалось в носу от резкого запаха хлорки и стирального порошка.
— Больше всего на свете я боюсь… — баба Нюра смахнула слезинку, — привязаться к вам, охламонам. Полюбить вас боюсь. Я ж лет тридцать туточки работаю. Раньше, когда была молодая, к каждому пациенту всем сердцем прикипала. Очень переживала, ночами не спала. Приходила в свой выходной, чтоб деткам подсобить — сказочку рассказать, косы девочкам заплести, оладушками домашними угостить. Но детки потом выписывались и быстро забывали обо мне. А я и рада-радёхонька — лишь бы здоровенькими были. Гораздо хуже, если их в другой корпус переводили — туда, где идёт неравная борьба с болезнью. Как мне становилось дурно, если болезнь всё же одерживала победу. Потом долго сама хворала. Мне вокруг все твердили: «Так нельзя, побереги себя…» Наверно, поэтому со временем моё сердце затвердело. Чтоб не раскрошиться совсем от переживаний…
Баба Нюра достала из складок халата какую-то тряпку, шумно высморкалась и продолжила своим обычным недовольным голосом:
— Вот стоим с тобой без дела, лясы точим. Давай марш в свою палату, тебя там друзья-приятели заждались. Они меня уже допрашивали. Чего-то ты им рассказать должон…
Женька вбежал в палату, предвкушая, как поделится с остальными своим открытием — про Ниночку и про Мегеру. Но на него никто даже не обратил внимания. Все стояли вокруг Пашки-барабашки, обняв друг друга за плечи.
— Эй, вы чего? Игра, что ли, такая? — нарушил их уединение Женька.
— Сам ты — игра! — ответил, не оборачиваясь, Мишка-трусишка.
Ну вот… Женька, только что чувствовавший воодушевление, сдулся, как лопнувший шарик.
— Не очень-то мне и надо с вами делиться, — обиженно заявил он, рухнул плашмя на кровать и отвернулся к стенке. Снова до мурашек захотелось к маме.
— Да при чём тут ты? — из круга вышла Инесса и по-взрослому укоризненно покачала головой. — Думаешь, тут все только о тебе должны заботиться? Маленький, вот и не понимаешь ничего… Пашу переводят…
Женька приподнял голову от подушки:
— Выписывают, да? Здорово!
Поздравляю!
— Не выписывают, — девочка сделала огромные глаза и мотнула головой куда-то в сторону. — Говорю же — переводят.
— Ладно, хорош уже прощаться, — оборвал её Пашка. — Увидимся ещё. Мне пора!
В этот момент в палату вошла незнакомая медсестра:
— Кто тут Павел Гусев? Ты? Собрался? Где твои вещи? Давай помогу перенести до лечебного корпуса.
Рыжий мальчик сунул ей в руки битком набитый рюкзак, сам подхватил дырявый в нескольких местах пакет и напоследок оглядел палату. Вид у него был потерянный, даже жалкий.
Женьку словно мешком по голове стукнули. Он вдруг догадался, куда уводят Пашку: в другой корпус — туда, где ведётся неравная борьба с болезнью. Ведь как-то так говорила баба Нюра? И никто теперь точно не знает, сколько ещё времени Пашка будет заперт в больничных стенах и сколько у него впереди уколов, анализов, перевязок, компьютерных тупографий. А вдруг болезнь победит?!
— Подожди! — Женька подскочил с кровати и босиком, не надевая тапок, подбежал к незнакомой медсестре. — А в лечебном отделении есть сундучок храбрости?
— Какой ещё сундучок? Чего выдумываешь? — недовольно буркнула та. — У нас все вещи в тумбочках хранятся.
— Ага, я так и думал, — мальчик схватил с тумбочки цветную коробку и протянул её Пашке: — Вот! Забирай!
Пашка нерешительно протянул руки.
— Эй! Чего это ты тут за всех решаешь? — разозлился Мишка. — А остальных спросил?
— Но ведь ему… им… там сундучок храбрости намного нужнее.
— Он прав, — заступился за Женьку Санька. — Мы тут и так справимся. Там нужнее!
Инесса с сожалением посмотрела на сундучок, потом на своё колечко и тоже кивнула:
— Конечно! Как я сама не догадалась?… Паша, бери!
— Пойдём уже! Тяжело твой рюкзак держать, — поторопила медсестра.
— Спасибо вам! — Пашка прижал сокровище к себе и поплёлся из палаты.
Женя провёл в больнице чуть больше недели. Обследование и анализы показали, что серьёзной опасности для его здоровья нет и всё можно поправить правильным питанием, лечебной физкультурой и прогулками.
Особенно будет полезен свежий морской воздух. Поэтому Женя поедет к морю с родителями и бабушкой не летом, как они собирались, а уже сейчас.
Столько чудесных новостей сообщила мальчику мама. В этот день она заглянула в палату с широкой улыбкой и полным пакетом сладостей — угощать персонал и пациентов. Решено было перед выпиской закатить шоколадно-мармеладно-зефирный пир на всё отделение!
Женька был очень-очень счастлив и лишь совсем чуть-чуть несчастен. Ему не хотелось расставаться с друзьями. Здесь, в больнице, он понял, что друг — это не обязательно тот, с кем весело проводить время.
Иногда помолчать или даже поплакать вместе — гораздо важнее. Женьку, Саньку, Мишку, Инессу радовали одни и те же простые мелочи: что в столовке на завтрак манная каша без комков, что Лев Иванович заявил им после обхода: «Так держать!», что Пашка умудрился передать из лечебного корпуса свой альбом с рисунками. Женьке от рыжего и вовсе достался персональный подарок — портрет их «пижамной команды».
Сходство, правда, было условным, но мальчик без труда узнал на рисунке каждого из своих друзей.
Перед уходом Женя тоже подговорил маму устроить сюрприз. И теперь главный врач диагностического отделения сидел поздно вечером один в своём кабинете и держал в руках большую красивую шкатулку. На её крышке кривыми буквами с ошибками было выведено: СУНДАЧОК ХРАБРОСТИ.
Внутри лежало несколько свёртков, подписанных аккуратным взрослым почерком (видимо, Женькина мама писала это под его диктовку).
В первом свёртке Лев Иванович обнаружил детскую игрушку-головоломку:
«Медсестре Ниночке. Когда тебе снова станет страшно сделать пациенту больно — дай ему эти пятнашки. Он отвлечётся и не будет больше плакать».
Второй свёрток был потяжелее.
В нём лежали мятные пряники в виде сердечек.
«Нянечке бабе Нюре. Не бойся быть доброй! Если твоё сердце начнёт крошиться, можешь взять запасное — пряничное. Тут их хватит надолго».
Последний свёрток предназначался самому Льву Ивановичу. Он долго не решался его открыть, всё чему-то загадочно улыбался в полутьме. Что там лежит? Может, шоколад для хорошего настроения? Или детская поделка?
Наконец врач развернул обёртку. На стол выпал игральный кубик, вроде тех, что продают в сувенирных магазинах.
«Лев Иванович, когда ты снова засомневаешься — правильно ли ты нас лечишь или будешь бояться взглянуть нашим мамам в глаза, кинь этот кубик».
Лев Иванович покрутил кубик в руках и вдруг рассмеялся. Подарок оказался гораздо лучше, чем можно было представить. На всех шести его гранях был нарисован смайлик и написано:
ВСЁ БУДЕТ ХОРОШО!
Автор всегда должен быть честен со своими читателями. Поэтому раскрываю вам свой маленький секрет: я ужасная трусишка. Да, я очень многого боюсь. Например, медуз — когда они, такие склизкие и холодные, тычутся мне в ногу, пока я плыву. Тогда я начинаю паниковать и тонуть. Ещё боюсь высоты и темноты. Но больше всего мне страшно, когда болеет кто-то из моих родных или когда я оказываюсь в центре внимания. И тем не менее мои дети иногда разбивают коленки, я жить не могу без моря, частенько залезаю на какую-нибудь верхотуру, а благодаря своим книгам встречаюсь с читателями, даю интервью, записываю видео…
Вы поняли, да? Я каждый день сталкиваюсь со своими страхами лицом к лицу. Но я задираю нос повыше и стараюсь их не замечать. Знаете, что мне в этом помогает? Тот же сундучок храбрости. А ещё — коробочка смелости, шкатулка бесстрашия, футляр мужества!
И это не волшебные предметы, а… люди, которые меня окружают. Те, кто меня вдохновляет, подбадривает, поддерживает, говорит: «Ты всё сможешь!» или «Всё будет хорошо!»
Так что, если окажетесь в сложной ситуации, оглянитесь. Наверняка рядом будут чудесные люди, которые посветят фонариком в темноте или подадут руку на уступе. Будьте, пожалуйста, здоровы!
И ничего не бойтесь!
Внимание!
Текст предназначен только для предварительного ознакомительного чтения.
После ознакомления с содержанием данной книги Вам следует незамедлительно ее удалить. Сохраняя данный текст Вы несете ответственность в соответствии с законодательством. Любое коммерческое и иное использование кроме предварительного ознакомления запрещено. Публикация данных материалов не преследует за собой никакой коммерческой выгоды. Эта книга способствует профессиональному росту читателей и является рекламой бумажных изданий.
Все права на исходные материалы принадлежат соответствующим организациям и частным лицам.