Суровая школа

Бранко Чопич рассказывает…

Жизнь и творчество Бранко Чопича, широко известного югославского писателя, связаны с Боснийской Краиной — обширной областью на северо-западе Боснии. Его родное село Хашаны приютилось на склоне горного массива Грмеч. К северо-востоку от Грмеча, за рекой Саной и Санской долиной, зеленеют холмы легендарной Козары, где в 1942 г. произошло одно из самых героических и драматичных событий освободительной войны югославских народов, а к югу и юго-западу, за хребтами Великой и Малой Капелы и Плешевицы, расположено горное плато Лика — родина многих народных героев и эпических богатырей, славное еще и тем, что люди там выносливы, красивы и любят посмеяться. Эту последнюю особенность личан неоднократно в своем творчестве и в автобиографических высказываниях подчеркивает Бранко Чопич, отмечая, что и его предки были выходцами из Лики.

Бурная и суровая судьба выпала на долю земляков Чопича. Поколение краинцев, нравственные принципы которых формировали личность будущего писателя, было закалено вековой и самоотверженной борьбой. Дед Чопича родился еще во времена турецкого владычества и был свидетелем знаменитого Боснийско-Герцеговинского восстания 1875 г., один из центров которого находился именно в Крайне, восстания, окончательно обострившего так называемый Восточный вопрос, что в конечном итоге привело к русско-турецкой войне 1878 г. Краина, стряхнувшая в результате этих событий многовековое турецкое иго, оказалась под властью другого, уже более «цивилизованного», европейского тирана — в годы австрийской оккупации и возмутившей прогрессивную общественность всего мира аннексии Боснии и Герцеговины. Национально-освободительное движение в этот период приняло массовый характер, и борьба за независимость вступила в новый этап. А потом были балканские и первая мировая войны, и лишь в 1918 г. Босния и Герцеговина вошли в состав единого югославского государства.

Бранко Чопич родился 1 января 1915 г. — в самом начале первой мировой войны, и эта война, словно шрам, пробороздила детство писателя. Отец его, солдат австро-венгерской армии, сражался в далеких Карпатах, а брат отца в рядах сербских добровольцев дрался против австро-венгерской армии. Позднее в одном из своих рассказов Чопич так об этом напишет:

«Жили два брата в любви и согласии, спали под одной крышей, на одном поле трудились и делили пополам кусок хлеба, как вдруг… Всучили им в руки и холодное, и огнестрельное оружие, и те, будто в заколдованном сне, встали друг против друга во враждебных лагерях. Несколько лет взбесившийся дракон изрыгал огонь и пороховой дым, закрыв от людей солнце, а когда рассеялись тяжелые облака и пролился свет, братья с удивлением заметили, что трава вокруг них зеленеет так же, как и раньше, так же журчит ручей и хлеб по-прежнему надо зарабатывать собственным потом…»

Отец вернулся с войны инвалидом, а когда Бранко исполнилось 4 года, умер от свирепствовавшей в то время «испанки». Вместе с младшим братом и сестрой мальчик остался на попечении матери — женщины мужественной и сильной духом, дедушки и дяди, которые сыграли огромную роль в формировании его личности и не раз вдохновляли на создание художественных образов, в которых сфокусированы наиболее близкие и дорогие писателю черты родного народа.

По окончании сельской школы Чопич учился в гимназии в Бихаче, в том городе, где в 1942 г., сразу же после освобождения от немецко-фашистских захватчиков и их приспешников, легендарный вожак коммунистической молодежи Иво Лола Рибар открыл Первый съезд Объединенного союза антифашистской молодежи Югославии. Позднее Чопич учился в педагогическом училище в г. Баня Лука, откуда его дважды исключали за чтение нелегальной литературы, и закончил свое образование на философском факультете Белградского университета.

С каким жизненным опытом пришел Бранко Чопич в литературу? Что с детства научился он любить, что ненавидеть, что было ему близко и что чуждо?

С самых юных лет Чопич неразрывными узами был связан с родным краем — заброшенным у черта на куличках горным захолустьем, засыпанным снегами или по осени — листвой, продуваемым всеми ветрами и обильно поливаемым дождями. Вместе с соседскими ребятишками он мок под этими дождями, сторожа овец, а по вечерам, поджав замерзшие ноги, жался поближе к очагу и с жадностью слушал беседы взрослых. Он слушал нескончаемые рассказы умудренных опытом, старозаветных стариков, бродяг, в поисках заработка исколесивших нередко не только Европу, но побывавших и по ту сторону океана, в Америке, батраков, словоохотливых и красноречивых бражников, собравшихся вокруг котла, где варится ракия, бунтарей и крикунов. Он видел сильных людей, закаленных лишениями и борьбой за кусок хлеба, но видел и запуганных, измученных жизнью крестьян.

С юных лет Бранко Чопич почувствовал глубокую любовь к своим землякам. Под внешней грубоватостью он сумел рассмотреть мягкую, несколько инфантильную, романтическую душу родных своих горцев, в которых соединился трезвый практицизм тружеников и работяг с фантастическими вымыслами мечтателей и поэтов.

Бранко Чопич дорожил памятью своего замечательного земляка, большого сербского писателя и страстного борца за национальную независимость и социальный прогресс Боснии — Петара Кочича. Близок Чопичу был и известный словенский писатель-реалист Иван Цанкар, проникновенно изображавший тяжелую жизнь нищих, обездоленных крестьян. Чопичу очень нравился великий фантазер, чистый и мужественный Дон-Кихот, были дороги герои «Вечеров на хуторе близ Диканьки», он увлекался романтическим пафосом раннего Горького.

Огромное значение в жизненном и литературном опыте молодого Чопича имело усвоенное им с детства богатство чистого народного языка, который будущий писатель воспринял из многочисленных услышанных им у подножия Грмеча былей и небылиц, из эпических народных сказаний, лирических песен, колких, искрометных частушек и прибауток, лаконичных и стремительных, игривых и разукрашенных первозданными эпитетами, озорных или по-восточному мудрых.

Первые литературные занятия Чопича относятся еще к гимназическим годам. В одной из своих автобиографических заметок писатель рассказывает:

«Однажды учитель сербскохорватского языка принес в класс наши сочинения, положил их на стол и серьезно спросил:

— Кто из вас Бранко Чопич?

У меня подкосились ноги. «Все кончено, — подумал я, — наверняка кто-нибудь донес учителю на мой «злой язычок». Я медленно встал и пробормотал:

— Это я.

— Ты написал очень хорошее сочинение! — громко сказал он, а я от великого изумления и с облегчением — плюх! — снова плюхнулся на парту, и ноги у меня совсем ослабли».

Через несколько дней, уже поверив в свой литературный талант, Бранко написал первое стихотворение:

Серьезные занятия литературным творчеством относятся к студенческим, белградским годам. В это время Чопич становится постоянным автором, а после окончания университета и сотрудником газеты «Политика». К 1941 г. Бранко Чопичем было опубликовано четыре сборника рассказов.

Ранние рассказы Чопича представляют собой небольшие зарисовки с натуры, пронизанные авторской импрессией. В такой зарисовке, с одной стороны, реалистически воссоздаются картины тяжелой жизни грмечского крестьянина, а с другой — по воле писателя создается определенное настроение, как бы иллюстрированное данной реальной картиной. Соединение реализма в описании, выборе натуры и аутентичности языка с чисто авторскими акцентами восприятия придает новелле эффект присутствия двух планов, двух героев, а нередко сводит к условности и сам литературный образ.

Среди рассказов этого периода мало остросюжетных. Как правило, новеллы совсем короткие. В рассказах сборника «Под Грмечем» (1938) и примыкающих к ним довольно четко выражена социальная мотивированность изображаемого.

… Умер батрак Джука. В первую же ночь после похорон он вышел из могилы и отправился по тем местам, где прошла вся его жизнь — в безрадостном труде, в хлопотах, среди несбывшихся надежд. При таком ретроспективном взгляде на бесплодное свое житье он не в силах отделаться от назойливой мысли: «Может, никогда и не жил Джука Странник? Может, тебе только казалось, что ты жил, а на самом деле это чистое вранье?! Где твоя жизнь?»

… Повесился старик крестьянин. Сделал он это совсем обыденно и по-крестьянски обстоятельно. И сын, и соседи отнеслись к его смерти почти спокойно и деловито: жить ведь труднее, чем повеситься, и забот у живого куда больше, чем у мертвого.

… Двое стариков диктуют единственной грамотной в селе женщине письмо для сына, который уехал на заработки в далекую Персию и сгинул, как в воду канул. В строках письма встает перед читателем их одинокая и беспросветная жизнь со всеми ее мелкими и одновременно страшными деталями, а пишущей женщине кажется, что диктуют ей уже не эти двое стариков, а все село, горькое, измученное и убогое, жалуется своим детям, рассеянным по белу свету…

Изображая тяжелую жизнь земляков, Чопич явно симпатизирует своим героям, сочувствует им и хочет верить в особую жизненную силу крестьянства. В одном из немногих оптимистически звучащих рассказов этого времени он вкладывает в уста крестьянина, попавшего в кутузку за какое-то мелкое нарушение закона, такие слова: «Как никакая сила не может сломить этот наш Грмеч, как он держится и сопротивляется всему, так и мы, крестьяне… Прости меня, господи, но мне сдается, мы можем бороться и с небесными силами и они мало что могут с нами поделать».

Герои Чопича мечтают о лучшей доле, о каком-то ином мире справедливости, созданном их воображением. Но мечта эта в ранней новеллистике Чопича — отвлеченна, а пути достижения ее — неконкретны.

… Молоденькая учительница, оказавшись среди крестьян, от всего сердца хочет быть полезной людям: она учит их детей, врачует их крестьянские раны, но понимает, что у нее недостанет сил для чего-то большего, для каких-то необходимых существенных перемен. И, глядя на свои руки, она лишь беспомощно вздыхает: «Ох, если бы сейчас, здесь у нее было много-много, множество сильных и не знающих усталости человеческих рук, которые сломали бы эту неволю и построили бы более светлую жизнь для людей».

Стараясь уйти от тяжестей жизни и невзгод, герои Чопича нередко бегут в неизвестное, в мечту. «Во что-то человек все-таки должен верить!» — восклицает один из них. Иногда увлеченность мечтой берет верх, и тогда писатель превращается в певца чистой человеческой души. В сборнике «Воители и беглецы» (1939) жизненная документальность вытесняется легендой. Целый цикл рассказов связан с личностью легендарного Ходжи Насреддина — человека добрейшего сердца, который верит в доброе начало в людях, который врачует словом, старается своими рассказами помочь страдающему человеку и поддержать его в трудную минуту.

В этом же сборнике создан и образ мечтателя и фантазера, свои душевным складом напоминающего героя ряда рассказов Кочича Симеуна-джака, — образ Мартина, в рассказах которого, так же как и в его жизни, стираются всякие границы между мечтой и действительностью, выдумкой и жизнью, настоящим, прошлым и будущим. Черты этого героя, вобравшего в себя особенности боснийского национального характера, прослеживаются в творчестве Чопича и более позднего времени.

В последних предвоенных рассказах писателя (сб. «Горцы», 1940) конкретность ситуации и обстановки нередко заменяется условностью и предметом изображения становятся чувства, настроение само по себе. Общие мотивы, характерные для предвоенной югославской прозы, звучат и в новеллистике Чопича: непонятость и одиночество человека среди людей, никчемность и пустота жизни, скука, тоска и однообразие буден.

… Первый снег. Земля, словно огромный корабль, плывет куда-то в снежную мглу. Тишина до боли звенит в ушах. Суббота, Девушка сидит у окна в своей комнате, она погружена в сонную белую полудрему. Ни движения, ни звука. Нечего вспомнить и нечего ждать.

… Старый крестьянин. Его дети где-то далеко, на заработках. Не с кем поговорить, излить душу. Нет друга, нет близкого, кто бы мог понять, подать руку. Крестьянин идет на голый, пустой пригорок за селом, где растет одинокое деревце боярышника. И человек рассказывает обо всем дереву, жалуется ему, как другу…

В предисловии к одному из своих сборников, подводя итог первому, довоенному периоду своего творчества, Чопич писал: «Шли годы, и на мои наивные картины стала надвигаться холодная мгла и туман… Недовольный, с огорчением я искал выход. Куда должен идти писатель, чтобы остаться народным, чтобы не предать любимых им людей, которым он нужен, и родину, которая его вскормила? В чем задача истинного художника?..

Все перевернулось в один день. Ворвались злобные звери, и вспыхнуло родное село. Вскоре грохнула первая винтовка, и крестьянин выдернул из ограды первый кол… и началась борьба.

Я был с ними и видел, как преображались люди. Мой маленький хромой мальчик заплакал над упавшим командиром, забитый батрак лег за пулемет, тихая девушка отправилась с бригадой и понесла носилки, а одинокая мать у подножия горы зарыдала, услышав по радио о судьбе героев Сутески.

Буря, суровая и жестокая, рассеяла, как холодный туман, печаль о прошедшем мире моего детства. Я не жалел его… Я стал писать о героях и для героев».

Войну против немецко-фашистских захватчиков Чопич начал в первые же дни гитлеровского вторжения, оказавшись в одной из военных частей, встретивших врагов на границе. После капитуляции королевской Югославии он вернулся в родное село и, чудом избежав гибели от рук усташей [1], включился в Народно-освободительную борьбу (НОВ). Он оставался в Народно-освободительной армии до самой победы. Так жизнь Бранко Чопича и его творчество надолго слились с героической борьбой югославского народа. В партизанских лагерях в минуты затишья между боями Чопич писал. Это были короткие рассказы, сценки, скетчи для партизанских театров и главным образом стихи, которые молниеносно распространялись среди бойцов и нередко приобретали репутацию народных песен. Еще во время войны, в боевых условиях, было напечатано несколько поэтических сборников, а когда отгремели залпы сражений и народы Югославии начали строить новую жизнь, из-под пера писателя продолжали появляться новые стихи и рассказы, повести и романы, навеянные героическими событиями недавнего прошлого.

Воспевая подвиг народа в борьбе с фашизмом, Чопич во многих произведениях первых послевоенных лет создает своеобразные монументы боевой славы. Одно из лучших стихотворений поэта посвящено подвигу боевых товарищей родной Краинской пролетарской бригады, когда несколько десятков бойцов, окруженные в горах у партизанского госпиталя численно превосходящим их врагом, поднялись в свою последнюю атаку и героически погибли в неравном бою:

В 40–50-е годы Чопич работает над своими первыми романами («Прорыв», 1952; «Скрытый заряд», 1957) и создает новые сборники рассказов и повестей. В центре внимания писателя — восставший народ Боснии, сложные процессы его духовного преобразования, пути его прихода в революцию. Писатель показывает, как меняется сложившаяся веками крестьянская психика, как в огне борьбы выковываются новые отношения между людьми, освободившимися от замкнутости, деревенского консерватизма, религиозной и национальной нетерпимости.

Героя ранних рассказов — бунтаря и мечтателя, бегущего от действительности, — сменяет мужественный и сильный герой — борец за новую, свободную жизнь. В рассказах 40–50-х годов (сб. «Роса на штыках», 1946; «Суровая школа», 1948; «Любовь и смерть», 1953) Чопич создает целую галерею образов своих современников. Здесь и эпические, овеянные легендарной славой народные борцы, как Шоша, майор Баук, и простые безвестные герои (мамаша Миля).

Ярко заблистала в эти годы одна из самых характерных черт таланта Чопича — его необыкновенное чувство комического. «Моя в основном веселая и насмешливая натура, унаследованная от предков из Лики, всегда привлекала меня к сценам, где человек смеется и издевается над собственными неудачами, когда ему и плачется и смеется одновременно».

Этот смех, нередко и «сквозь слезы», слышался в творчестве Чопича еще первого периода, им, например, отмечен образ фантазера Мартина. Мягкая улыбка, а подчас и лукавый смех присутствуют и в военных произведениях писателя. С особым блеском: доброе мастерство Чопича-юмориста проявилось в образе пулеметчика Николетины Бурсача, грубоватого великана с благородной и нежной душой, очень близкого, как близки бывают братья, нашему Василию Теркину (сб. «Случаи из жизни Николетины Бурсача», 1956).

Николетина Бурсач, приобретший всенародную известность у себя на родине (известный и в нашей стране), шагнул в литературу прямо из жизни. Сам Чопич вспоминает, как он впервые встретился со своим будущим героем:

«В начале 1943 г. я написал для Пятой Краинской бригады стихи «Марш Пятой дивизии», которые начинались так:

Бойцы дивизии быстро выучили песню и, к моей великой радости, часто ее пели.

Но началось очередное наступление врага. Наша дивизия упорно сопротивлялась, отступая под натиском превосходящих сип противника. Однажды вечером, во время краткого отдыха в глубоких снегах Клековачи, какой-то огромный носатый великан с пулеметом на плече обратился ко мне:

— Интересно, где сейчас этот Бранко Чопич, который сочинил «Бодро Пятая шагает»? Посмотрел бы я, как он бодро шагает по этакому снегу.

— И я бы посмотрел, — не признаваясь, ответил я ему.

— Всыпать бы ему сейчас как следует, — добродушно рассмеялся великан и подмигнул.

— И то правда! — согласился я, с опаской поглядывая на носатого верзилу.

В этот момент по цепочке передали:

— Пулеметчики, вперед!

— Ну если уж меня хватились, зовут, видно, дело нешуточное, видно, будем прорывать окружение! — заключил великан и быстро зашагал в голову колонны».

«Вспоминая об этом незнакомом бойце, — говорит писатель, — я и начал создавать образ Николетины Бурсача».

Николетина Бурсач — типичный представитель крестьянской массы, которой приходилось воевать и с собственными предрассудками, вырабатывать в себе революционную сознательность.

С годами в творчестве Чопича мягкий, добродушный юмор часто перерастает в сатиру. В ряде рассказов (сб. «Святой осел», 1946; «Хвостатые люди», 1949, и др.) писатель бичует бюрократизм, корыстолюбие, мещанство, отрыв от народа некоторых бывших борцов, в мирное время поднявшихся по административной лестнице. Сатирическая линия в новеллистике Чопича будет присутствовать и позднее (сб. «Сад цвета мальвы», 1970), и все же в подавляющем большинстве своих новелл Чопич остается прежде всего мастером доброго смеха — одним из наиболее значительных юмористов в югославской литературе.

Выделение в творчестве любого писателя периодов всегда несколько условно. Признавая эту условность, можно выделить в литературной деятельности Бранко Чопича и третью фазу, которая и стилистически, и тематически, даже рядом сквозных героев, тесно связана с его предшествующим творчеством.

В романах 50–60-х годов — «Не унывай, бронзовый страж» (1958), «Восьмое наступление» (1964) — Чопич пишет о тех же любимых и близких ему горцах, но уже в непривычных для них условиях городской жизни, о трудностях послевоенных лет строительства нового общества, о разных путях бывших героев в мирное время, об угрозе мещанства, которое автор считает явлением таким же опасным для дела социализма, как вражеские наступления во время войны.

В последние десятилетия с новой силой заблистал талант Чопича-новеллиста. Одним из шедевров не только в творчестве писателя, но и во всей сербской литературе новейшего времени явились циклы рассказов, связанных с воспоминаниями далекого «босоногого» детства: книги «Корова с деревянной ногой» (1963) (в позднейшем издании «Неугомонный воин») и «Сад цвета мальвы».

В центральных образах — дяди Ниджо, большого и сильного, по-детски доверчивого и смешного романтика, и дедушки Раде с его заботливой лаской и добрым сердцем — Чопич воплотил лучшие черты и моральные устои своего народа, выразил любовь к родному краю и людям, среди которых он вырос.

Здоровый, веселый юмор, какая-то акварельная поэтичность и тонкая, филигранная отделка каждой новеллы, выразившаяся в экономичной композиции, прозрачном и чистом языке и особом, свойственном только Чопичу ритмическом решении фразы, свидетельствуют о самобытности мастерства этого большого художника слова.

В последних циклах Чопича как бы слились воедино и повествовательность и юмор военных рассказов, и глубокая, взволнованная импрессия ранних прозаических сборников. Органическое соединение этих элементов отразилось в новом композиционном решении новеллы, в создании нового типа лирической прозы. Нередко новеллы предваряются поэтическим зачином, который, как бы обобщая последующие действия, сразу же настраивает читателя на особое восприятие развертывающихся событий, которые потом автор рисует всей сочностью и богатством живописной палитры, яркой и безудержно веселой. И лишь где-то в конце рассказа в маленьком лирическом отступлении или в реплике-сентенции полувымышленного Ника Востроуса снова зазвучит поэтическая, а нередко и грустная нотка о «невозвратимой поре детства», о прошедших годах и о тех хороших людях, которых уже нет в живых.

Неповторимая прелесть и в самом способе повествования. Наблюдения, чувства и раздумья писателя словно бы пропущены через своеобразную магическую призму — так как все, о чем он рассказывает, увидено глазами босоногого светловолосого мальчугана. Поэтому и далекие события, и милые автору образы близких людей приобретают какую-то неповторимую, по-детски непосредственную чистоту и трогательность.

Бранко Чопич поразительно много пишет. Кажется, не существует такого литературного жанра, в котором писатель не создал бы значительных произведений. Чопич — романист и драматург, поэт и новеллист, автор кино- и телесценариев, журналист и один из известнейших и признанных писателей для детей и юношества. Произведения Чопича хорошо известны в нашей стране, а у себя на родине писатель получил всенародное признание.

В предисловии к одной из своих книг, говоря о назначении художественной литературы, Бранко Чопич написал следующее:

«Задачи всякой истинной литературы — облагораживать человека и делать жизнь его лучше и содержательнее. Литература призвана вдохновлять и воодушевлять людей на великие свершения и героические подвиги. Такую литературу я всегда любил и именно такую пытался создавать сам».

Высокая моральная чистота и общественная направленность являются отличительной особенностью новеллистики Бранко Чопича — жанра, в котором его замечательное дарование реализовало себя со всей щедростью и богатством.