Свадебный переполох (СИ)

Глава 3

Эвитан, Лютена.

1

Вызов к Ревинтеру застал Алана выводящим на плац личную полусотню.

Пятьдесят пар ног бодро выбивают пыль из серой весенней земли. А Эдингем на миг просто застыл на месте, потеряв дар речи. Приглашение к монсеньору на третий день после покушения на принца Гуго ничего хорошего не сулит.

— Да, монсеньор.

На сей раз кабинет — синий. Еще бы знать — к чему? За полтора года службы Эдингем так и не научился различать намеки Ревинтера-старшего.

— Садитесь, Алан, — министр махнул рукой на сумеречный бархат кресла. — Простите, что не даю вам толком отдохнуть после Тенмара…

Юноша перевел дух.

— … но как вы не можете не знать, произошло покушение на принца Гуго, герцога Амерзэна, дядю Его Величества.

Противные мурашки ласково погладили по спине. Рановато обрадовался! Ну да ладно, семь бед — один ответ. Как-нибудь отвертимся. А нет — так опять же семи смертям не бывать…

— Я хочу, чтобы именно вы расследовали это дело, — вкрадчивый голос Ревинтера оборвал лихорадочную круговерть мыслей Эдингема. — Негласно, разумеется.

— Слушаюсь и повинуюсь, монсеньор! — вскочил и отчеканил каблуками юноша.

— Это еще не все. Сядьте, Алан.

Так сильно можно больше не волноваться. Раз поручил дело — казнить не собирается. Пока, во всяком случае.

— У меня к вам еще одно поручение, — министр замолчал. Дожидаясь, пока собеседник вновь примостится в кресло любимых цветов мидантийской керамики. — Алан, я надеюсь, вы еще помните девицу Вегрэ?

При чём здесь эта смазливая курица?

— Разумеется, помню, монсеньор. Племянница герцога Ральфа Тенмара.

— И последняя радость его унылой, одинокой старости. Но, похоже, девушке надоело быть сиделкой и игрушкой…

Алан удивленно вскинул взгляд. Что устроила девчонка? Неужели отравила старика? Ирэн — не умнее левретки, но и левретку жаль на эшафоте. Особенно хорошенькую. И чем-то похожую на Эйду.

— И, как ни странно, старик ее отпустил.

Эдингем вновь облегченно вздохнул.

— Как бы там ни было, Ирэн Вегрэ со вчерашнего дня поселилась в особняке герцога Тенмара. В компании слуг и без дуэньи. Старик слегка позабыл о приличиях — в его возрасте бывает… Впрочем, девица — не столь уж знатна.

Алан вежливо слушал. К чему вообще всё это? Министр финансов-то уж точно не из тех, про кого можно сослаться на лета и добавить «бывает». Так зачем он вообще сменил тему на прелестную дурочку — прихоть старого Тенмара? Ничего нового о ней Эдингем всё равно не сообщит.

Разве что Ревинтер вдруг вспомнил, что ничто человеческое не чуждо и ему. И решил просто поделиться новостями об общих знакомых.

— Алан, насколько я понял из ваших слов, юная дама проявила к вам некоторый… интерес.

Эдингем вздрогнул. Этого он монсеньору не говорил точно! Да и не только ему… Наоборот — старался столь скользкую тему обойти десятой дорогой. И зря. Тут дурак догадается — не то что умница Ревинтер!

— Да… — обреченно вздохнул юноша. Уже догадываясь, к чему идет разговор.

— Алан, поручение, что я вам даю, весьма деликатного свойства. Но герцог Тенмар решил сделать племянницу фрейлиной… другой своей племянницы. А об этой даме, Алисе Ормхеймской, я должен знать как можно больше. Вы меня понимаете, Алан?

— Да, монсеньор! — вздохнул несчастный капитан. — Так точно. Есть ухаживать за девицей Ирэн Вегрэ.

2

Алый, золотой, черный…

Будь она по-прежнему Ирией Таррент из Лиара… Еще что вспомни. Былое имя растворилось в песке времени надолго, если не навсегда. С тем же успехом можно вспоминать сон, где тебя звали Изольдой Лингардской. Точнее — Исольдой. Изольда — имя Тенмара и Ланцуа.

А зовись некая вздорная девица по-прежнему Ирией — носила бы сейчас зеленое и черное с серебром. К ее глазам идет изумрудная зелень. В старых легендах и преданиях Лингард называли Краем Весны.

Алый, золотой, черный… Цвета исступленно пылающей жизни. Яркое лето плавится в осень. Алые всполохи пламени. Обреченные золото и багрянец облетающих листьев. Осенние костры… черные угли и пепелища. После жестокого веселья солнечных костров всегда остается черная, выжженная земля.

Алый, золотой, черный. Темно-золотое кольцо с рубином. В белоснежных кристаллах притаилась безнадежная тьма могилы…

Цвета зрелости и смелой красоты, жизни и смерти. И первых шагов увядания. Одна старинная книга тенмарской библиотеки — еще пергаментная, в золотом переплете, с резным замочком — утверждает: древние жили в несколько раз дольше потомков. (Может, их просто убивали реже?) Потомков — это тех, кто писал книгу, конечно.

Предки долго, очень долго сохраняли молодость и силу. А когда старость наконец подкрадывалась на бесшумных лапах — добровольно уходили из жизни.

Алый, золотой, черный. Алое платье с отделкой цвета воронова крыла, золотое колье, кольцо с рубином. Просто и изящно. Как жизнь и смерть.

У баронессы и не должно быть слишком много драгоценностей. Диадемы — привилегия графинь и герцогинь. А в Лиаре у Ирии не было и того, что сейчас. Сначала по малолетству, потом змеи принесли в замок Полину. Так что родовые украшения Таррентов носит сейчас бесстыжая шлюха с лицом… святой Амалии. А потом нацепит их на свою драгоценную длинноносую Кати.

— Мари, не затягивай туго корсет.

— Не буду. У вас и так потрясающая талия.

А вот у самой Мари с этим явные проблемы. Впрочем, тощей служанка не была и прежде. В отличие от госпожи. Так что пока есть время сомневаться. Месяц или два. А потом? Признаться Гамэлям — вдруг и в них есть хоть что-то человеческое?

Даже если и есть — в таких случаях оставляют и усыновляют ребенка и с глаз долой отсылают мать. Как можно дальше.

Вернуть Мари ее семье? Если мать девушки похожа на Карлотту или отец — на Ральфа Тенмара, забеременевшую дурочку милосерднее пристрелить сразу.

— Мари, ты скучаешь по родителям?

Корсет мигом ослаб.

— Вы хотите отослать меня⁈

— Нет… я просто спрашиваю. Я ведь… сирота.

Сирота — Ирэн, а Ирия — сами змеи не знают, что такое и как называется. Правда, слезы на глаза лезут всё равно. И перед отцом стыдно. Горе — настоящее, а используешь его для выведывания тайников чужой души.

— Простите, госпожа, но я — тоже… У меня только братья… они еще маленькие, с отчимом остались. А матушка умерла… два года назад.

Ясно. Родит Мари в лютенском особняке герцога Тенмара. Дитя объявим недоношенным, отцовство запишем на… может, Пьера? Если он к тому времени дозреет до предложения руки и сердца. Потому как иначе жить ребенку ровно столько, сколько понадобится Ральфу Тенмару, чтобы узнать о его существовании и прислать доверенного отравителя. Ядовитых колец у старого дракона — целая коллекция.

В крайнем случае, придется временно отдать Люсьенова отпрыска приемным родителям. Когда Мари окажется подальше от семьи Тенмар — сможет забрать. А пока будет навещать. Не так уж трудно всё устроить. Другие же делают. Не только в романах в приличных домах внезапно появляются взрослые «воспитанники» и «воспитанницы» отцов семейств…

— Прости, Мари.

За то, что Ирия Таррент убила твоего любимого. И за то, что отберет твоего ребенка. Скорее всего. Для вашей же безопасности — только это всё равно жестоко. Но лучше на время, чем навсегда.

Если, конечно, злая баронесса вообще доживет до родов невезучей служанки.

— Что вы, госпожа!

— Мари, я сейчас задохнусь.

— Простите, госпожа!

Мягкий шелк льнет к телу. Успокаивает, придает уверенности… почему-то. Будто дорогие переливчатые ткани непробиваемой стеной отделяют и от Лиара с серыми детскими платьями, и от балахонов амалианской ловушки. Вроде и знаешь, что всё в подзвездном мире меняется мгновенно. И шелка-бархаты в любой день и час обернутся грубым холстом… или мешковиной. Но всё равно прикосновение к красоте успокаивает и завораживает.

— Госпожа, вы — чудо! — простодушная служанка всплескивает руками.

Замкнуть на шее ажурный замочек колье, выглянуть в окно… Светлеет.

До сих пор с трудом верится, как легко пропустили в Лютену. Насколько проще в жизни если не всё, то многое, — когда за твоей спиной герцог Ральф Тенмар…

— Это платье — чудо.

А на душе всё равно теплеет. Еще одна иллюзия.

— Вы себя не видите.

Ну раз не видим… Значит, бросим взгляд в высокую золоченую раму — родную сестру оставшейся в драконьем замке.

Что ж — лишний повод убедиться, что семье Анри не помешает еще один фамильный цвет. Помягче. Сочетание мрака, багрянца и золота превратит любую деву во взрослую даму. Будь волосы Ирии по-прежнему светлыми — еще куда ни шло. А отразившейся в раме прошлого века зеленоглазой жгучей брюнетке во-первых — не меньше двадцати, а во-вторых — она ничем не похожа на юную, наивную дебютантку, впервые представленную ко двору. Из зеркальной глади на Ирию глянул жесткий прищур ледяных зеленых очей прожженной стервы.

Но одного у незнакомки не отнять — красавица. И откуда что взялось? Впрочем, Ирия не собиралась себя обманывать: сними яркое платье — и дама вновь станет тощим подростком.

— Госпожа, вы совсем как…

— Куртизанка? — усмехнулась «баронесса».

Красотка в зеркале ответно скривила губы — понимающе и цинично.

— Светская дама!

Можно подумать, горничная где-то видела светских дам, но всё равно приятно.

— Я и должна на нее походить, Мари.

Должна вообще-то — на невинную девицу, томно падающую в обморок от одного взгляда кавалера. Но подобные девицы живут под настоящим именем. И у них есть родители и дуэнья. Да и попробуй лишись так чувств в присутствии какого-нибудь Люсьена Гамэля или Роджера Ревинтера…

— Сейчас волосы уложим — будет совсем по-светски. Только пудры много не клади. Не хватало стать похожей еще и на дешевую шлюху…

Ирия изящно, как учила Катрин (привыкай!), опустилась на алый высокий стул, поправила колье, подмигнула собственному отражению… И звонко расхохоталась. «Дешевая шлюха» — в герцогском золоте!

3

Ответ от герцогини Ормхеймской, волею супруга именующей себя принцессой, прибыл к обеду. Бывшая графиня Алиса Марэ готова принять свою родственницу баронессу Ирэн Вегрэ к трем часам пополудни.

Ирия еще раз придирчиво оглядела себя в зеркале. И осталась довольна. Высокая прическа преобразила бывшую невзрачную лиаранку окончательно. Немного краски для губ, квиринская тушь для ресниц… Южанка так южанка.

Если кто прежде и знал нескладную, некрасивую девчонку — в племяннице Ральфа Тенмара не опознает точно. Она бы сама себя не узнала. Прямолинейному и наивному лорду Эдварду Тарренту полагалась соответствующая дочь, а герцогу-дракону — драконовская родственница.

Карета с тенмарским гербом приняла в свое нутро будущую фальшивую фрейлину фальшивой принцессы. Теперь можно откинуться на подушки — до самого Зимнего Дворца. Там примет принцесса. Может быть. Во фрейлины.

Забавно, что королевская резиденция носит имя Летнего Дворца, а розово-голубой кошмар дядюшки Гуго с какого-то перепугу обозвали Утренним. Если принц Амерзэн — воплощение рассвета, то Ирия точно предпочтет вечерние цвета Тенмара.

Кстати, особняк другого принца — Арно Ильдани — выдержанный в строгих черно-серебряных тонах, как раз в свое время и звался Вечерним. Сейчас его отдали какому-то фавориту какого-то Регента. Ирия не стала расспрашивать Ральфа Тенмара внимательнее — а зря. Но кто же знал, что ее в Лютену понесет? Даже герцог тогда еще не знал.

Интересно, а если б особ королевской крови родилось больше, оставшимся пришлось бы разбирать оттенки — Полуденный, Полуночный?

В окно доносятся заливистые голоса уличных торговцев, разговоры горожан, женская болтовня, смех детей. Лютена радуется весне. Ирия бы тоже обрадовалась — стань она вдруг простой горожанкой и прекрати за ней охотиться королевское кривосудие.

Дворец, носящий имя самого холодного времени года, построен лет тридцать назад королем Фредериком. Для второй жены, Дианы Ормхеймской. Роскошное строение так и осталось в подарок покинутой супруге — когда венценосный муж объявил ее бесплодной и добился у Патриарха развода.

Впрочем, Диана Ормхеймская так любила бывшего супруга, что… осталась его любовницей. Их сын Эрик родился уже вне брака. Ральф Тенмар не раз прохаживался, что королевы — действующая и бывшая — носили детей одновременно, но сын северных льдов оказался живучее отпрыска хрупкой Гэссендской принцессы.

Карета замедлила ход. Никак, прибыли?

Распахивается дверца, невозмутимо-галантно подает руку Пьер:

— Госпожа баронесса, дворец.

А то она не видит?

Змеи, про одну-то особенность Зимнего Дворца «дура-девка» позабыла совсем! Его хорошо видно с Площади Чести — где казнят аристократов.

С Площади Чести и от ворот Ауэнта. Ну и Ауэнт отсюда, соответственно. Вон возвышается, коваными решетками подмигивает. С возвращением, Ирия Таррент. Я по тебе уже соскучился!

Сбросить наваждение, сдержанно улыбнуться эскорту, сделать первый шаг к пронзительно-синему крыльцу… Племяннице герцога Тенмара Ауэнт не напоминает ничего. Ведь она никогда не была в Лютене.

А цвета ранних зимних сумерек и серебра Северу действительно подходят. Интересно, как назывался бы дворец Всеслава, родись он принцем?

Обещала же не вспоминать!