Эвитан, Лютена.
1
Знакомая улица Святого Михаила. Монастырь — так похож на тот, где Элгэ провела взаперти месяц. А обряженную в подвенечное платье Александру уже выводят во двор рыцари-михаилиты. Сами.
Полупрозрачная вуаль скрывает лицо. Но можно не сомневаться: под проклятыми кружевами сестренка — белее мела. И собственного платья.
Элгэ про себя обругала монахов предателями. От души.
Кардинал — при смерти. Михаилиты не могли не подчиниться решению Регентского Совета. Епископ Ордена и так отказался проводить венчание — вместо Его Высокопреосвященства.
И всё равно — предатели. Северяне!
Равнодушно переставляющую ноги Александру подвели к процессии. Младшая сестра попыталась высмотреть под ненавистной вуалью следы слёз. Но то ли кружево их затенило, то ли Алекса не плакала. Вот бледна как смерть — это да. Здесь Элгэ угадала.
Ничего, сестренка. Скоро всё для тебя кончится! Во всяком случае — самое страшное.
О древних богах не осталось ничего, кроме легенд. А они считали оскорблением белый наряд невесты, уже утратившей девственность. И, судя по тем же легендам, за ложь карали прилично.
Сейчас в это верят разве что крестьяне. Вот смерть жениха и будет хорошим подтверждением языческого суеверия. А то облачили в цвета добродетели… двух южных шлюх!
Спокойно, для истерического смеха нет причин. На том свете поржем боевой кобылицей… На руках у папы — если церковники не врут!
Сколько шума, о Творец! И сколько людей. Все окна Садовой облеплены любопытными лицами. И на каждом дереве — гроздь мальчишек. А где — и особо ловких девчонок.
Почему все так кричат? И сколько может лететь цветов — под конские копыта? Только расцвели — и вот… Это свинопринцы Гуго должны умирать на свадьбах, а вовсе не розы.
Страшно представить, сколько же их тогда швыряют летом или осенью. Наверное, все дороги устланы ковром из нежных лепестков. А сейчас — как раз хватит завалить могилу некой илладийки. И курган насыпать…
Ага, мечтай! Скажи спасибо, если вообще после такого похоронят. А не в выгребную яму сбросят.
Ну, в яму… Элгэ будет уже всё равно.
Зачем так ярко светит солнце? Почти как в Илладэне… Издевается?
Улица святой Бригитты… Сердце колотится раненой птицей. Отчаянно цепляется за жизнь.
Чувствует, что биться осталось недолго.
Последние шаги — к героической гибели. И на сей раз никакой кардинал не придет. Нет, эшафот — это не особняк свина Гуго. Эшафот — церковь впереди.
А вообще, храм — это хорошо. Будет где отпеть.
Впрочем, если Творец справедлив — за убийство такой мрази положен светлый Ирий. Однозначно.
А если несправедлив или его нет — так какая разница?
Только бы всё получилось!
Жаль, сейчас между Элгэ и Гуго — Юстиниан и Алекса. Поменяли бы пары местами — и до церкви б ехать не пришлось. Чего уж теперь время тянуть…
Сердце пропустило перестук. Придурок Гуго горячит собственного рионца — выскочил на полкорпуса вперед. Ну, еще немного…
Грохот двух выстрелов слился с диким воплем зарезанной свиньи! Очень басовитой…
Элгэ инстинктивно пригнулась, бешено завертела головой. Рионка взвилась на дыбы, отчаянно пытаясь сбросить всадницу.
Не на такую напала, трусиха перекормленная!
Заполошно ржут лошади. Орет, визжит, стенает десяток (или два?) перепуганных мужиков. Ни одна баба не заголосит так громко!
Что за…
Еще два громовых раската резанули по ушам! Один за другим.
Элгэ натянула поводья — пытаясь успокоить ополоумевшую дуру о четырех копытах. С чего-то вообразившую себя боевой кобылицей.
«Дикаря»-илладийца бы сюда! Самое время — Александру в седло и драпать к Темному и змеям его!
Чтоб им всем! Алексу же в таком состоянии сбросит и рионка!
Где сестра⁈
Кони, люди, визг, вопли… Прекратите метаться, придурки! Из-за вас сестру не видно!
Откуда стреляли — Темный знает. Да и неважно уже…
Главное — все вдруг заткнулись. Гробовая тишина!
А это еще что за…
Элгэ дико расхохоталась — во всё горло. Рвется на волю лошадь свинопринца. Четверо розово-голубых кретинов судорожно вцепились в уздцы. Еще бы — перекормлены хуже рионки!
А сам Гуго висит в стременах, на спине расцвели две рваных розы. Опять — цветы. Красное на розовом и голубом… Розы ведь и должны быть алыми, правда?
Ничего не слышно. Кроме собственного смеха. Все до сих пор молчат, что ли? Гуговцы, лошади, толпа «добрых жителей Лютены»?
Эскорт пытается поднять сюзерена. Молча разевают рты, смешно кривляются.
Прекратить бы хохотать, чтобы вежливо объяснить: бесполезно! Раны — сквозные, сердце однозначно пробито. Слышите, северные придурки?
А все вокруг пялятся — на Элгэ и принца. И ни одному идиоту не придет в дурную башку добить свина! А заодно влепить пощечину впавшей в истерику бабе.
Звуки вернулись резко и сразу. Гамом, воплями, проклятиями. Через шестнадцать или семнадцать ударов взбесившегося сердца. Оно еще не поняло, что казнь отменяется.
И ясно, почему к Элгэ никто не рванул. Тут истерика у половины собравшихся! Столпившихся.
С Гуго покончено — мешок сала сдохнет в ближайшие сутки. Две пули в сердце — это вам не…
Две⁈ Выстрелов было ЧЕТЫРЕ! Кто еще⁈
Смех резко застрял в груди, больно сдавил. Дурная голова вертится по сторонам. Руки стискивают повод.
Рионка, радуясь свободе, рванула вперед. Расталкивает истериков, освобождает обзор…
Александра оседает на луку седла. Алое пятно — на левой руке.
Слава Творцу — не голова и не туловище!
И — ни звука, ни стона. Что ж ты так, сестричка⁈
Октавиан опередил Элгэ на корпус — успел подхватить Алексу. Нашел встревоженными глазами ее сестру:
— Элгэ, жива⁈
Бледен. Девушка проследила за его взглядом.
Алые капли у нее на груди — прямо на белой меховой накидке. Не заметила собственного ранения?
Ну и Темный с ним! Хуже, что, уставившись на Гуго, прошляпила беду с Александрой, истеричка змеева!
И столько крови от пулевой раны не бывает, так что… Соленый вкус во рту. Всё верно — прокусила губу, когда стреляли.
Блондинистый гуговец тоже зажимает рану на плече. Кажется, тащился рядом с принцем.
— Держись, сестренка! — Элгэ взялась разрезать рукав Алексиной накидки. Протянутым Октавианом кинжалом.
Иначе пришлось бы стилет доставать. Вот удивились бы свиньи, павлины и змеи вокруг!
А сестра не шевелится. Только дыхание и подтверждает: жива! Опоили, что ли?
Часть отряда Мальзери уже мчится в сторону стрелков. При всех его мерзостях — хладнокровия и выдержки графу не занимать.
Гуговцы, опомнившись, тоже послали вслед десяток. Эти если что и поймают — то только дурную болезнь. А кого или что еще — вряд ли.
— Вон! — Элгэ локтем отпихнула сунувшегося к Александре какого-то розово-голубого. Рожи разбирать недосуг.
Другого гуговца — нашли место толпиться, придурки пьяные! — оттолкнул с дороги личный лекарь Мальзери:
— Пустите, я — врач!
— Сначала — принца! — заявил жирный лейтенант. Вот этот хорошо запомнился Элгэ еще с тех пор.
Ну кто мешал не просыхающим придуркам взять с собой личного гуговского лекаря? Спесь или невыветрившиеся пары очередной пьянки? Вчерашней?
Врач со вздохом обернулся к Элгэ с виноватым видом. Кажется, он один здесь сохраняет хладнокровие. И деваться ему некуда. Королевский дядя — несравнимо ценнее пленницы из Аравинта. Для свиней.
— Я осмотрю принца. Герцогиней сейчас займется мой помощник.
Худощавый светловолосый молодой человек проталкивается сквозь поросячье-голубую толпу.
— Помощник тоже понадобится принцу! — безапелляционно заявил жирный лакей с лейтенантскими нашивками.
— В… твоего принца! — выругалась, потеряв последнюю выдержку, младшая герцогиня Илладэн.
— Элгэ! — осадил ее вынырнувший откуда-то Юстиниан. Точнее — попытался.
Нашелся, женишок!
— Заткнись!
Они в шоке — и замечательно!
— Если я сказал: помощник осмотрит герцогиню — он ее осмотрит. — Лекарь подал юноше знак. Тот, ловко обогнув пятерых гуговцев, оказался рядом.
— Да ты… — ошалел лейтенант. — Да я тебе…
Элгэ тронула коня вперед. И от души зазвездила кулаком в жирную морду. Не по щеке, а в челюсть.
Будущий муженек — явно не на стороне любимой супруги. Но рядом уже Октавиан. Успел передать Алексу помощнику врача.
— Если из-за тебя, свинья, умрет герцогиня Илладэн!.. — срываясь на крик, прорычал он. Прямо в опешившую раскормленную харю.
— Тебя твой собственный принц пристрелит! — добила Элгэ. И даже попадет. Попытки с десятой — в упор. Если остальные подержат. — Потому что потеряет жирный кусок земель!
Лейтенант, ругаясь сквозь зубы, отъехал в сторону. С умными ответами у него глухо. А упоминание матерей собеседников здесь не поможет. Это даже до его свинячьих мозгов уже дошло.
Лекарю пришлось взяться за принца — кому, как от души надеялась Элгэ, помочь уже невозможно. Сколько ж этой свинье должно везти⁈
Юный подмастерье осматривает Алексину руку.
Раненого гуговца кое-как перевязывают свои. Ладно, на кошках, говорят, заживает быстро. Может, и на свиньях — тоже? Кроме ран в сердце. Ну, Творец милосердный и всепрощающий, ну пожалуйста!
А эвитанская земля не так уж нуждается в илладийском прахе. Раз судьба еще раз — в который по счёту? — отвела удар. Разрешила многократно приговоренной Элгэ вновь ускользнуть.
И что на судьбу нашло? Пока наелась досыта и решила сделать запасы?
2
Немилосердно чадят свечи. Пузатый как гуговцы священник что-то занудливо бормочет — на древнеквиринском. И его голос раздражает до головной боли…
Толпа лишилась половины зрелища. Впрочем, возможно, замена пришлась ей по вкусу. Кто ж их знает, вкусы северной черни?
Так или иначе, а дома им придется рассказывать о прерванной свадебной процессии. И о схлопотавшем две пули принце.
Элгэ в глубине души надеялась, что и ее венчание перенесется на неопределенный срок. Вслед за Алексиным.
Ага, а о втором пришествии Творца Всего Сущего не мечталось?
Избавиться удалось лишь от Храма Святой Бригитты. Но отнюдь не от будущего супруга.
Вместо епископа-леонардита Элгэ и Юстиниана венчает домашний капеллан. В скромной часовне особняка Мальзери.
— Как романтично! — вздыхали служанки. Наспех готовя домовую церквушку к торжеству.
Слышавшая глупых сорок илладийка лишь усмехнулась. Романтики здесь — не больше, чем в Храме святой Бригитты. Больше — уныния и духоты. И меньше света.
Зато теперь ясно, что болтушек в доме Мальзери хватает. Как и везде. Это Элгэ в служанки досталась преданная хозяину молчунья. И с его стороны странно выбрать другую.
Корону над головой невесты доверили держать какой-то седьмой воде на киселе рода Мальзери. На голову ниже Элгэ. Этак оное украшение вот-вот нахлобучится. Тогда-то невеста точно вновь расхохочется. Совсем как днем — на площади…
Ладно хоть Александру волею дяди (он же свекор) отвезли назад в михаилитский монастырь. Элгэ не сомневалась — Валериан Мальзери предпочел бы забрать и Алексу в особняк. А оттуда — в собственные «отдаленные владения». Просто хорошо понимает, что это — открытый вызов Регентскому Совету.
В итоге сестренка получила отсрочку. А там — Творец даст! — кардинал выздоровеет или Гуго умрет. А в идеале — оба варианта.
— Согласен ли ты, Юстиниан Мальзери…
Комедия отрепетирована, актеры сыграют без сучка и задоринки. Хозяин театра… то есть глава семьи будет доволен. Это уже даже не противно, а просто скучно.
— Да, — высокомерно изрек виконт Эрдэн.
— Согласна ли ты, Элгэ Илладэн…
— Да кто меня спрашивает? — усмехнулась счастливая невеста.
Священник слегка оторопел. Как же — шнурок порвался, кукла не пляшет!
Но продолжил:
— Согласна ли ты, Элгэ Илладэн, взять в мужья…
— Не согласна, — отрезала она.
Капеллан (кажется, его зовут отец Жан) едва не лишился дара речи. Умоляюще уставился на строптивую девицу.
Она, очевидно, сейчас обязана почувствовать себя последней свиньей. Издевается над старым, больным человеком.
— Согласна ли ты…
— Вы меня не расслышали? Мой ответ — нет!
Священник растерянно моргнул. Бросил беспомощный взгляд на Юстиниана — тот ответил непроницаемой рожей.
Несчастный капеллан прокашлялся и едва слышно проговорил:
— Согласна ли ты… — Пауза. — Элгэ Илладэн? — Всё еще испуганный взгляд близоруких глаз. — Взять в мужья Юстиниана Мальзери? И хранить ему верность? Пока смерть не разлучит вас?
— Согласна, — вздохнула илладийка.
— Если здесь есть тот, кто знает причины, способные помешать соединить навеки этого мужчину и эту женщину узами брака, пусть скажет сейчас или молчит вечно.
Ага! Щас! Примчится рыцарь в светлых-светлых, искрящихся на солнце доспехах. Подхватит ее в седло и умчит в Аравинт. Куда вовсе не отправилась вчера армия Эрика Ормхеймского.
Светлый, солнечный Аравинт…. Там рыцарь поднимет забрало шлема и окажется Виктором Вальданэ. А на их свадьбе будут Кармэн, Грегори, Арабелла, Элен…
Кто мешал выйти за Виктора — когда он предлагал? Не случилось бы этого кошмарного фарса! Когда Элгэ отказала младшему Вальданэ, Аравинт еще не был отлучен…
— Властью, данною мне Творцом, объявляю вас мужем и женой. Пока смерть не разлучит вас.
Побег разлучит! И очень скоро.
Ну вот и всё. Можно выходить на воздух. Свежий, вечерний!
Учись ценить маленькие радости, Элгэ. Больших в ближайшее время не предвидится. А может — и не только в ближайшее. Если не прекратишь творить столько глупостей! И громоздить промах на промах.
Под ноги сыплют крупу… Это еще зачем? Забыла…
Для семейного богатства? В смысле, чтобы Мальзери никогда не разорились? Валериану это не грозит, а жаль!
Нет, зерно — для плодородия… Самое время вспомнить!
Голова кружится. Выпить бы побольше за столом. Пусть закружится еще сильнее.
Илладийка бросила взгляд на кисло-надменные черты жениха… Нет — уже мужа.
Бесполезно — столько вина в себя не влить.
Бледное-бледное лицо Октавиана — в толпе других гостей. Чего ты от него-то ждешь? Что убьет отца и брата, перекупит гарнизон Мальзери и устроит тебе побег до границы? Много хочешь!
Воздух кончился. Начался особняк. Лестницы, коридоры, люди. Как же здесь много людей! Никогда раньше Элгэ не утомляли праздники. До самой Лютены.
Стол… Сейчас вся свора северных дикарей обязана вдоволь налопаться и напиться. И только потом проводить молодоженов до спальни — солеными шутками. Терпи.
Нет. Ошибка! Это — не пирушка в доме свинопринца Гуго. Валериан Мальзери вырос в культурной Мидантии. В его особняке гости чинно кладут себе по две ложки каждого блюда. Аккуратненько накалывают на вилку маслины и обгладывают крылышки всевозможных мелких пернатых. Запивают маленькими глоточками вина. Изображают то ли агнцев Творца (так те весьма упитаны, судя по гравюрам), то ли призраков. Но определенно — нечто, не имеющее бренной (и голодной!) плоти.
Интересно, нормально эти «пообедавшие» где едят? В комнатах, при закрытых дверях?
3
Застолье продлилось недолго. Наверное, потому, что оголодавшие гости поголовно стремились в свои запирающиеся изнутри комнаты. Пока не озверели — от соблюдения правил приличия.
Без соленых шуток обошлось тоже. Мрачнолицая ближняя и дальняя родня Валериана Мальзери усиленно изображала пресловутый «лед на зимнем солнце». Так что все тосты ограничились пожеланиями здоровья молодоженам. И гостеприимному хозяину дома — век бы еще им всем его не видеть!
Увы, легче от всего этого Элгэ Илладэн… то есть уже Мальзери — не стало.
Судя по привычно кислому лицу жениха — того предстоящее завершение торжества тоже вдохновляет не особо. Может, удастся полюбовно договориться оставить брак на бумаге? Попробовать стоит…
— Кузен Юстиниан… — Тьфу ты, змеи! Он же теперь ее супруг «перед Творцом и людьми». — Юстиниан, у меня сегодня болит голова, — совсем тихо произнесла Элгэ. — Может, у тебя — тоже?
Виктор раньше часто ехидничал, что вообще-то «подобные забавы — лучшее средство от мигреней».
— У вас, сударыня, сможет сколько угодно болеть голова. После того, как мой отец получит внука, — прошипел Юстиниан. — Но не до тех пор. Поверьте, вы мне тоже симпатии не внушаете.
Внука твой отец получит — когда дельфины в пустыне заквакают! Если, конечно, Октавиан раньше не женится.
Но дело — совсем плохо. Темный и змеи, вчера рассуждать об этом было легче! Кажется, Элгэ окончательно поняла всех наложивших на себя руки подневольных невест. Над которыми когда-то смеялась. Вместе с Виктором…
Аравинт, легкий полумрак золотистых свечей. Танец двух теней — на лепнине потолка. Переливчатый смех дамы, гортанный — кавалера…
Еще счастливы Алекса и Вит. Еще нет ни холода, ни плена, ни свиного рыла Гуго, ни водянистых глаз Мальзери…
— Я думаю, молодые устали, — вежливо сообщил гостям дядя и свекор.
Элгэ устала? Да она готова сутки, не слезая с седла, гнать коня! В сторону Аравинта.
И опять — ни единой шутки. Гробовое молчание, кладбищенская тишина. И платье у невесты — как раз под цвет савана.
Хлебнуть напоследок полграфина крепкого вина? И пусть потом вся унылая камарилья возмущается в своих комнатах?
А будет легче?
Особняк Мальзери изнутри отделан в сплошь серых тонах. И, наверное, должен напоминать древнее благородное серебро. А кажется северным аббатством. Где не живут, а медленно умирают. Сегодня эти стены будто стали еще серее…
Здесь всё удивительно… старинное. Не «старое», а «под старину». Древняя Мидантия с поправкой на эвитанские обычаи Севера. Благородная простота и никаких изюминок, чтоб им всем тут пусто было!
Мышино-серые стены, серый пол, серебристый потолок. Ни гобелена, ни фрески. И молчаливый, вышколенный слуга — в того же цвета ливрее. Гордо несет впереди молодоженов тускло чадящую свечку.
Здесь даже свечи нормально не горят! Мрачный замок из романов Ленна… Они тоже когда-то вызывали у Элгэ смех. И романы, и замки.
Если есть где-то легендарный Подземный Ужас — он выглядит именно так. Никакой там не вечный огонь. Просто серая пустота…
И слуги-то все прочие попрятались… Наверняка откуда-нибудь подглядывают. Если бы не солдаты во дворе — самое время бежать!
Илладийка вздохнула поглубже — когда проводник распахнул перед юной четой двери супружеской опочивальни. Здравствуй, легендарное Нуридабово ложе. Элгэ здесь голову отчихвостят или ноги?
По-прежнему опираясь на руку свежеиспеченного супруга, девушка вошла в царство таких же чадящих свечей, чудовищно огромной кровати с балдахином и гигантской — во всю стену! — фрески с батальной сценой. Вот уж что здесь уместнее некуда!
Довершают картину скромных размеров камин, высоченное зеркало в резной золоченой раме — копия того, что в бывшей комнате Элгэ, и туалетный столик со всевозможными дамскими принадлежностями. Скромно притулился у изголовья патриарха всех кроватей подзвездного мира.
Илладийка перевела взгляд на окно. Увы — наглухо скрыто ставнями.
А рядом — еще один стол. В хрустальной вазе золотятся осенней спелостью яблоки. Из Мидантии, что ли, прибыли?
Фиолетово мерцает виноград. В прозрачном графине багровеет вино.
Не так всё плохо. Даже война на стене — на месте. Сердечки, голубки и полуголые детишки напомнили бы о Гуго. И точно довели бы до истерики.
Всё на месте. Только мужчина рядом — не тот.
— Я приду через час. Будьте готовы, — церемонно поклонился Юстиниан.
Развернулся, прошагал к двери и прикрыл ее за собой.
Целует женщин он с такой же рожей? Или без поцелуев обходится вовсе? Как и подобает добропорядочному дворянину.
И интересно — через час придет одетым или в нижнем белье?
Дикий истеричный смех рванулся наружу — сдержать стоило немалого труда.
Юстиниан Мальзери — в нижней рубахе и подштанниках — деревянным шагом дефилирует через коридор. В спальню к молодой супруге! С выражением лица — будто три лимона сжевал.
А потом подойдет к зеркалу… Элгэ попыталась сдержать неотвратимо ползущую на лицо то ли усмешку, то ли идиотскую улыбку помешанной. И осторожно взглянула в полумрак зазеркального мира.
Тусклое мерцание пародии на свечи отразило в темной глубине белоснежное платье. Точно — саван смотрится лучше!
Кружево откинутой вуали, темно-зеленые огни глаз. Нет, не безумных.
Смоль волос, загнанных в высокую прическу. На две дюжины алмазных шпилек.
Это же не илладийские гребни. Кузен-супруг на что рассчитывал? Что молодая жена распустит всю пирамиду сама?
Или муженек расщедрится и пришлет к супруге служанку? Не надейся, Элгэ. Похоже, в дамских нарядах он понимает лишь одно: в спальне они куда-то сами собой исчезают.
Девушка устало опустилась в кресло. Глядя на двух героев (или героя и злодея), дерущихся на заляпанных кровью мечах прошлого века. Или позапрошлого. Они тогда не слишком отличались. Или это с высоты нынешнего времени так кажется?
Весь бесконечный день навалился неподъемной горой! Хотя если сейчас кто-нибудь выделит коня — Элгэ в Аравинт всё равно рванет. Готова даже в подвенечном платье. И со шпильками в уставших не меньше ее самой волосах!
И в другое время она бы с удовольствием полюбовалась фреской. Ими особняк не разбалован. А эту явно рисовал настоящий мастер! Напряжение поз и детальная прорисовка мышц выдают квиринско-мидантийскую школу. Когда-то Элгэ мечтала поступить в Мидантийскую Академию Искусств…
А судя по стойке бойцов — художник еще и в фехтовании что-то понимал. По крайней мере — отличал шпагу от меча. А может, даже мечи разных веков.
Вопрос — зачем всё это в супружеской спальне? А кто сказал, что здесь с самого начала она и располагалась? Срочно понадобилось никому не нужное помещение. Не стирать же из-за этого такую красивую фреску.
Илладийка неторопливо прошлась по комнате. Что тут у нас на столике? Инкрустированный черепаховый гребень. Изящное зеркальце в золотой оправе. Восточная розовая вода… В особняке Мальзери всё это уместно как дорогая куртизанка в ритэйнском монастыре.
И скупили эту красоту никак не в одной лавке. Такие вещи обычно высматриваются не один день. Подыскиваются поштучно, подбираются… с любовью. Или Элгэ — не дама сердца Виктора Вальданэ и мечта половины кавалеров Двора Прекрасной Кармэн, а добродетельная северная курица.
А значит — покупалось всё это не для нее.
Снять бы тяжелющее платье! Расстегнуть опостылевший корсет, вырвать шпильки из волос! Пусть любимая Виктором грива свободно вьется по плечам.
Как же всё это надоело! Элгэ не нужны чужие тайны. Она просто хочет домой!
Илладийка прижалась щекой к холодному стеклу предназначенного не для нее зеркальца, бездумно вертя в руках черепаховый гребень…
Стук в дверь заставил содрогнуться. И тут же разозлиться на себя. Как кисейная северянка, право слово! Кого испугалась, дурища?
— Кто это? — ледяной, высокомерный голос не дрожит. Он — умнее хозяйки. Помнит, что принадлежит илладийской аристократке. Даже если сама она успела превратиться в трясущуюся монашку!
Юстиниан — всего лишь капризный мальчишка! Каким был — таким и остался. Она справится!
Не то. Дело не в Юстиниане. Плевать — он это или другой эвитанец! Элгэ возненавидела бы любого. Любого, кто посчитает ее вещью, которой можно распорядиться против ее воли!
Молчание. Кого это «илладийская аристократка» спугнула?
— Кто это? — Уже понятно, что не муженек, так что тон можно и смягчить.
— Это я, Мэлли. Ваша служанка.
Проклятье! Супруг всё-таки позаботился. Или распорядился сам хозяин дома?
— Заходи!
Не по-крестьянски худенькая, светловолосая. И одета как все здесь — в серое платье и мышиный чепец. Да, что-то пышущих здоровьем слуг Элгэ в особняке Мальзери не замечала. Они тоже вынуждены притворяться бесплотными тенями и питаться соответственно?
Хотя девчонке можно позавидовать. Она — не родственница графа Валериана Мальзери. Так что может удрать в любой день и час — когда захочет.
Хватит сетовать на судьбу! Не она виновата, что Элгэ понесло в Эвитан! Кто сюда насильно тащил?
Ты так и не поняла: одна ошибка — и конец. Поздно жаловаться и обвинять кого-то, кроме себя. Волк, застрявший в капкане, тоже может сколь угодно выть, что лишь одна его лапа зажата в железных тисках, а погибать придется целиком!
Сам виноват. Не попадайся!
— Госпожа, я должна помочь вам… — девчонка не знает, как к такой «госпоже» подступиться.
И уж прислуга-то точно ни в чём не виновата.
А лицо — расстроенное. Может, рассчитывала попасть в личные горничные? А как узрела надменную стерву воочию…
Девушку Элгэ видела впервые. И завтра в любом случае собирается потребовать ту, уже выбранную. Но сейчас — лучше эта, чем давешняя мегера.
Илладийка опустилась на стул у зеркала. Глядя в золоченую раму — на собственное бледное лицо. Прямо в лихорадочно горящие изумрудные глаза.
Может, так удастся успокоиться? И унять клокочущую в душе бессильную ярость.
4
Элгэ никогда не была разнеженной барышней. И всё же слишком ждала совсем другой опасности. И только потому расслабилась — под осторожно разбирающими волосы умелыми пальцами Мэлли…
Тревога кольнула сердце шипом дикой розы. И обожгла здоровенным пуком крапивы!
Тело тоже — умнее головы. Сама Элгэ опомнилась — лишь узрев совсем не крестьянское лицо горничной перекошенным от ужаса. И от боли.
Конечно, ничего приятного — когда рука вывернута назад.
Извини, горе-убийца. Элгэ не настолько хочет умереть!
Правой, свободной рукой аккуратно вынуть из ослабевших пальцев острейшую алмазную шпильку. Едва не вонзилась в горло. Кое-кому — витающему в облаках.
А теперь — легкое движение левой. И не смеющая заорать девчонка плавно опускается на тощие колени.
— Кто тебя подослал? — глядя сверху вниз на несостоявшуюся убийцу, как можно равнодушнее поинтересовалась Элгэ Илладэн. То есть простите — Мальзери, чтоб этому титулу!
Мэлли — или как там ее зовут? — молчит. Сжала зубы, чтобы не заорать. Побелевшее лицо искажено болью, чепец сбился, глаза — полны страха. Пополам со злостью.
Девчонке — конец. И она — полная дура, если этого не понимает. А наниматель — не Валериан Мальзери. Иначе полный дурак — уже он.
Но даже в этом случае Мэлли — покойница. Ни неудавшихся исполнителей, ни слишком много знающих свидетелей в живых не оставляют.
— Принц Гуго Амерзэн?
Молчит. А сюда в любой миг может кто-нибудь войти. Еще один покушающийся, например. Или муж — за супружескими правами.
— Говори — если хочешь жить!
В глубине глаз — таких светлых, что кажутся белыми — что-то плеснулось. Кажется, надежда. Но всего на миг.
— Я дам тебе еще подышать воздухом и полюбоваться солнцем и звездами — если скажешь правду. Это в моей власти. Ну! — Элгэ слегка встряхнула пленницу. Едва не выдернула ей руку из сустава. — Считаю до трех. Один, два, три…
— Я сама! — слабо пискнула Мэлли.
— Что?
— Я сама! Я люблю господина Юстиниана! Он… он иногда приходит ко мне. Приходил…
Врет? Или нет? Илладийка едва сдержала вновь рвущийся из горла дикий хохот. Неужели всё — столь просто?
— Ты — совсем дура? Убьешь меня — будет другая. Еще одна знатная корова, которую выдадут за «господина Юстиниана». Ты всех собралась резать?
— Господин Юстиниан хотел меня отослать…
Так. Любовь, да еще и месть.
— Когда к тебе, говоришь, господин Юстиниан приходил в последний раз?
— Когда приезжал в отпуск. В Месяце Сердца Зимы…
Зимой. Всё-таки — дура…
— Меня решили отправить в деревню… А кому я там нужна? Порченый товар… — А слёзы, похоже, настоящие. — Дядька выдаст за старого вдовца или за пьяницу!..
То ли горе-убийца выдумала эту историю, чтобы разжалобить именно Элгэ, то ли не врет.
Тебе не хотелось чужих тайн? Получай чужую грязь — свеженькую! Хотя нет — залежалую аж с зимы.
— А теперь слушай меня. Я сохраню твою тайну. А ты станешь одной из моих служанок. Будешь выполнять все мои приказы. И только попробуй удрать или повторить попытку! В следующий раз я не стану тебя покрывать. Кстати, за покушение на виконтессу (и урожденную герцогиню) тебя ждет даже не плаха — виселица. А за удавшееся убийство — четвертование, если ты еще не знала.
— Вы… — Нет, столько радости во всего двух глазах вмещаться просто не должно. — Вы оставите меня при себе⁈ Меня не отправят к дяде⁈..
Дай Элгэ волю — никого бы не отправили ни к какому дяде! Как и к любому подневольному жениху.
А всё остальное дуреха пропустила мимо ушей. Конечно. Подумаешь — какое-то четвертование, когда впереди самое страшное — дядя. И брак с немилым.
Да ладно, Элгэ. Давно ли сама поняла, что самое страшное — это всё-таки смерть? Потому что лишь она — неисправима и окончательна. И не оставляет надежды — ни на отмщение, ни на счастье.
Супруга Юстиниана Мальзери подавила не слишком веселую улыбку. А волосы отныне будем укладывать и расплетать сами. Просто обойдемся без сложных причесок. До самого Аравинта.
Впредь — никаких горничных в опасной близости от горла. Даже радостных, раскаявшихся и по гроб жизни обязанных.
— Ладно, иди. Понадобишься — вызову.
И выполнишь всё за милую душу. Если жить хочешь.
— Да… если мой супруг стоит в коридоре — попроси его подождать еще. Я пока не готова.
Вот это Мэлли сообщит «супругу» с удовольствием. А с еще большим передала бы, что «госпожа» вообще не желает его сегодня видеть. И никогда впредь.
И с не меньшей радостью отдала бы такой приказ сама Элгэ. Но здесь уж ничего не поделаешь…
Едва за влюбленной служанкой закрылась дверь — илладийка сама, без всякой помощи, расшнуровала платье. И аккуратно, через голову, стянула. Мэлли — всё-таки дура. Следовало подождать для убийства именно этой минуты. И — кинжал в спину.
Белый шелк невесомой тенью лег на спинку кресла. Отныне платье — мертво. Никто, кроме дочери жениха и невесты, не вправе надеть его. А дочерей от Юстиниана у Элгэ не будет точно.
И древние боги Илладэна — мертвы. Потому что не разгневались.
Впрочем, они молчат много веков. То ли с какой-то королевской фаворитки, то ли еще раньше.
После принятия веры в Творца алое платье невесты стало позором. А его стараются скрыть. Разве что дядька Мэлли не станет церемониться с племянницей. И будущий муж — старик или пьяница — не обязан даже изображать уважение к шлюхе.
Древние боги никого не клеймили. Всего лишь требовали правды. Хотя на кой она им сдалась, собственно? Тем более, сегодня они вполне без нее обошлись. В очередной раз.
Тяжело вздохнув, илладийка влезла в выуженную из-под подушки нежно-розового шёлка сорочку. Странно, что не серую. Или не алую — в тон батальной сцене на фреске.
А теперь накинем на плечи обнаруженный под балдахином пеньюар. Тоже — бледно-розовый.
Та, для кого всё это предназначалось, была блондинкой. Потому что больше, чем розовое, Элгэ не идет только бледно-желтое.
Тем лучше: ее внешность испортить сложно. Но всё, что можно для этого сделать, — устроено без малейших усилий невесты.
Идеальным был бы наряд илладийской танцовщицы. Можно тот самый. Но в королевство кричаще-красных фресок и коварных бывших мужниных любовниц сундук Элгэ еще не прибыл.
5
Стук в дверь. Вот теперь — точно супруг. Потому как больше уже некому. Косорукие стрелки и служанки-убийцы на сегодня кончились.
И сердце-то уже не дрогнуло. И чувств никаких не осталось, кроме усталости. Что ж ты так? А где же трепет… если не счастливой новобрачной, то хоть покорной северной супруги?
«В мире ведь женщин большинство не любят мужа своего…» — некстати (или наоборот!) полезла в память шуточная песенка. Из постановки бродячих актеров — еще в Вальданэ.
Невесомые башенки, водяное кружево фонтанов. Смех, танцы, жизнь…
— Сударыня, вы готовы?
Готова-готова. Готовее уже не будет.
— Входите, сударь, — вздохнула счастливая супруга. Присаживаясь обратно к зеркалу.
В него удобнее наблюдать за комнатой. И за поединщиками. Они ведут себя идеально. Мирно торчат на фреске, молчат как сычи. А главное — не домогаются ничьего тела.
Юстиниан явился в длинной рубахе. И похоже — без нижних порток. Без штанов-то уж точно. А выражение лица даже не говорит, а кричит об одном — столько лимонов есть нельзя!
Первое, что сделал явившийся исполнить супружеский долг новобрачный, — направился к иконе в углу. И принялся читать благочестивую молитву. Истово уверяет Творца, что всё, что здесь сейчас произойдет, — не для наслаждения грешной плоти, а лишь во имя рождения потомства.
Бедный Творец — если его ежедневно (еженощно!) во всём подзвездном мире отрывают от дел подобной ерундой! А Элгэ еще считала несчастной себя…
— Сударь, я вряд ли смогу сегодня зачать, так что оставьте Творца Всего Сущего в покое! — ядовито изрекла илладийка, оборачиваясь к Юстиниану. Его постная рожа ее добила! — Я слышала, вы пользуетесь успехом у многих куртизанок Лютены! — Элгэ по-кошачьи соскользнула с кресла. И походкой пантеры Месяца Рождения Весны не спеша направилась к мужу. — Это странно — если допустить, что вы и при них читаете молитвы…
Если только у бедняжек весьма странные вкусы. А что? Один кавалер в Вальданэ просто обожал дам, переодетых в монахинь…
Юстиниан чуть отступил. На шаг. Спиной к воинственной фреске.
— То куртизанки… — пробормотал он. — Как вы смеете говорить о таких вещах⁈ — Ого, глазки засверкали праведным гневом! — Вы, благородная дама!..
— О каких вещах⁈ — илладийка, больше не сдерживаясь, расхохоталась. На всю спальню, на весь замок, а если получится — на весь Север, будь он проклят! А вот теперь — шаг вперед! И — еще один… Как в фехтовании. Или в танце. — Так о каких? Ах, о куртизанках? Так я не особо от них отличаюсь. Разве что титулом.
Это — просто забавно. Но она наступает — шаг за шагом, а муж… отступает.
Элгэ швырнула пеньюар на пол. С размаху. Как и подобает южной куртизанке. По мнению северных кавалеров.
Супруг, чтобы не смотреть на нее, отвернулся в сторону. Ошибка — там видно зеркало, а в зеркале — полуголую южанку! А ее и розовый шелк не то чтобы слишком портит. Он ведь почти прозрачный…
Юстиниан шарахнулся от золотой рамы, как нечисть от солнечного диска.
— Сейчас договоримся, кто режет руку. Чтобы завтра сунуть под нос твоим теткам-бабкам простыню. А потом отправимся в постель! — Элгэ хохотала, запрокинув голову назад и не в силах остановиться. Взбесившейся кликушей с рыночной площади. Как там, у Храма Святой Бригитты…
Или ржала табуном диких коней — кому как больше нравится.
Юстиниану дальше отступать некуда — уперся спиной в стену. Прямо в алый сапог героя-победителя. А любящая жена остановилась в двух шагах напротив. В весьма соблазнительной позе. Называется: «Строгая госпожа приметила смазливого раба». Они как-то с Виктором разыгрывали… чуть не уржались сначала…
— Ну, бери же меня, бери, ну! — илладийка рванула сорочку. Тонкий шелк затрещал сразу. Заструился паутинками по покрытому мурашками телу. Оседает на босых ногах, на сером ковре… Вот что в этой комнате правильного цвета! — Бери — тебе досталась лучшая куртизанка Илладэна! Причем — бесплатно…
Что-то мелькнуло в светлых глазах супруга. Отчаянно пытаясь не смотреть на Элгэ, он опрометью кинулся к двери. Сопровождаемый ведьминским смехом красавицы-жены.
И когда за спасшимся бегством мужем захлопнулась дверь — Элгэ поняла, что победила.