Свекольный квас

Галина

1.

Галина ненавидела много вещей в своей жизни, но самое первое, что она терпеть не могла, было ее собственное имя. Она осознала это еще в школе. Галя училась в 80-е, поэтому в их классе было пять Наташ и три Лены, которых все время путали между собой, но у них были нормальные девчачьи имена. Галя была одна, но что это за имя такое?! Так звали, например, школьную директрису, над которой тихо подсмеивались за ее рейтузы неимоверной голубизны. Она ходила в темно-синей юбке, блузке с бантом и значком «Отличник народного просвещения РСФСР». Но стоило ей приподнять руки, как из-под строгого наряда выглядывали голубые представители швейной промышленности, заканчивавшиеся почти у колен Галины Ивановны.

– А Галку-то зовут точно так же, как директрису! – однажды осенило главного задиру Лешу.

Кстати, Алексеев в их классе тоже было трое.

– Эй, панталоны! – тут же подхватил его дружок Костик, обращаясь к Гале.

– Сам ты панталоны, – обиделась она.

– Панталоны, панталоны! – не унимался мальчишка.

Галя не выдержала и огрела его по голове учебником. В этот момент в класс вошла учительница начальных классов, тоже, между прочим, Галина, но только Михайловна.

– Что случилось, Вержакова?

– Ничего. – Галя села на место.

– Вы все должны помнить, что учебники – библиотечные, мы сдадим их в конце года. Если они будут рваные или грязные, я снижу вам итоговую оценку за поведение. Поняла, Вержакова?

– Панталоны, – задыхаясь от смеха, прошептал одними губами Костик, на секунду поймав взгляд девочки.

Это дурацкое прозвище надолго приклеилось к Галине, как и обида. На мальчишек и, конечно, на родителей.

В тот день второклассница пришла домой и первым делом спросила у мамы:

– Почему вы меня Галей назвали?

– Потому что так захотела твоя бабушка, ну и нам с папой это имя понравилось, звучное такое. А чего спрашиваешь?

– Да так, могли бы Леной назвать. Нормальное имя, как у всех девочек, – пробубнила Галя.

Мать только пожала плечами и занялась домашними делами. Ей было не до капризов дочери.

На следующий день в школе Галя внимательно рассмотрела всех трех Лен, которые учились в ее классе.

Первая – Лена Урбанович. Она очень гордилась тем, что родом из Белоруссии и ездит каждый год в Гомель к бабушке и дедушке на лето. Лена привозит оттуда немыслимой красоты резинки для волос и необычные тетрадки, которые днем с огнем не найти в городке средней полосы России. Лена Урбанович не была красавицей, но эти вожделенные резинки делали ее милашкой. Галя решила, что хочет точно такие же, она даже мысленно присвоила их себе, представляя, как стоит перед зеркалом с двумя косичками, которые заканчиваются синими пластмассовыми шариками. В общем, Галя поняла, что она завидует Лене Урбанович не только из-за имени, но и из-за ее курчавых волос.

Вторая – Лена Титова. Гале нравилось, как она аккуратно умеет заполнять тетрадки: буковка к буковке, черточка к черточке, почерк у нее был просто идеальный. Галина Михайловна всегда ставила ее в пример.

Ну и Лена Шарафеева. Это была идеальная девочка с высокими татарскими скулами, смуглой, слегка оливковой кожей и огромными карими глазами. За ней увивались полкласса, в коридоры крыла начальной школы забегали даже пятиклассники, чтобы глянуть на Лену Шарафееву.

Выбирая для себя, какой бы Леной ей хотелось стать, Галя решила, что все трое заслуживают быть запечатленными, срисованными и примеренными на себя. Девочка жадно следила за каждой из них, стараясь повторять заразительный смех Урбанович, идеальный почерк Титовой и слегка прищуренный взгляд Шарафеевой. Так длилось довольно долго, почти до конца учебного года, пока Лена Урбанович не заметила, что Галя Вержакова без зазрения совести взяла из ее пенала простой карандаш. Да не какой-то обыкновенный, на котором написано «Слава труду!», а самый что ни на есть ценный – монгольский, который из заграничной командировки привез папа.

После скандала, двойки за поведение и разбора на классном собрании Галя поняла, что завидовать нужно скрытно, стараясь не только не вызвать подозрений у предмета своего вожделения, но и усыпить его бдительность. В общем, надо дружить. Ей казалось, что рядом с Ленами она и сама станет Леной, а не какой-то там Галей в панталонах.

Начать дружить с Урбанович не составило особого труда. Оказалось, достаточно уговорить маму дать денег на упаковку блеклых фломастеров «Пицунда», которые в середине 80-х продавались в канцелярских магазинах.

– Это тебе за карандаш, – чистосердечно протянула Галя Лене Урбанович набор фломастеров.

– Ты что, я не могу взять, меня мама заругает. – У девочки заблестели глаза.

– Бери, скажешь, что купила сама на ярмарке солидарности, – предложила Галя.

И Лена взяла.

С Титовой было вообще просто. Галя постаралась и смастерила себе тетрадь под названием «Дневник друзей». Была такая мода: пишешь вопросы в тетради, а потом даешь заполнить на них ответы разным людям, чаще всего подружкам или одноклассникам. Чем богаче разрисована тетрадка, чем больше в нее вклеено картинок, тем лучше. Галя три дня на каждой странице своего «Дневника друзей» выводила цветы, принцесс и завитушки. Поэтому, когда она дала заполнить его Лене Титовой, ей не было стыдно перед девочкой с самым лучшим почерком в классе. На почве этого одноклассницы и подружились.

Самым крепким орешком оказалась Лена Шарафеева. Ей противопоставить Галя ничего не могла. Оставалось лишь смотреть, как ее провожают до дома мальчики, услужливо поднося портфель и покупая мороженое в вафельном стаканчике на последние 10 копеек. Галя сгорала от зависти к однокласснице, и незаметно это чувство трансформировалось в какую-то болезненную любовь. Она начала ревновать Шарафееву к ухажерам, к ее красивой маме и даже к учительнице, которая не очень жаловала Лену, считая ее плохим примером для других девочек, ведь октябренку и будущему пионеру не подобает иметь длинные ресницы и ноги, как у забавного оленёнка. Гале тоже хотелось, чтобы ненавистная Галина Михайловна вызвала ее к доске, как Шарафееву, и, обращаясь к классу, дурацким гнусавым голосом сказала:

– Ребята, давайте скажем Лене, что девочке принимать подарки от мальчиков неприлично. Вы же все сегодня видели, что принесла она в класс?

Одноклассники зашептались. Да, все знали, что Дима, влюбленный в Шарафееву, принес ей бумажную куклу с бумажными одежками. Лена тогда улыбнулась, взяла книжку, из которой предстояло вырезать гардероб и его обладательницу, и очень искренне сказала спасибо, легко коснувшись плеча Димы. И это вместо того, чтобы начать фыркать и морщить нос, как поступила бы на ее месте любая уважающая себя второклассница.

Галя жадно впитывала каждый жест Лены, наблюдая эту сцену, она была готова одновременно стать и самой Леной, и Димой, и толпой детей, которые обсуждали происшествие.

В итоге Галя стала тенью Лены Шарафеевой. В начальной школе Лена просто жила своей жизнью и не замечала серую мышку Галю, в средних классах они подружились. Как-то случайно оказались за одной партой в начале года, и так и проучились до мая.

Заполнила Лена Шарафеева и ее анкету.

«Любимый цвет» – «Желтый».

«Любимый предмет в школе» – «Литература».

«Кем ты хочешь стать?» – «Аптекарем».

Этот пункт всегда вызывал в Гале странное чувство. Почему Лена вдруг захотела работать в аптеке? Она же такая красивая, ей бы на телевидении быть ведущей. Но аптекарь, так аптекарь. Галя примерила на себя эту роль и тоже решила, что, когда вырастет, будет аптекарем. И желтый цвет ей теперь нравился больше, чем зеленый.

Еще один вопрос, на который она с замиранием сердца ждала ответа: «Как ты относишься к хозяйке анкеты?» – «На тебя всегда можно положиться».

И Галя была готова услужить Лене во всем: дать списать домашку, подежурить в классе, подделать подпись класснухи в дневнике. Шарафеева была уверена, что любой, кто находится с ней рядом, просто обожает ее и делает всё, чтобы оставаться в поле магнетизма красивой девочки. В принципе, она была права, особенно насчет Гали, но Лена не знала, что любовь подруги не была бескорыстна. Каждый день и каждый час Галя завидовала, с упоением глядя на жизнь самой популярной одноклассницы. И, конечно, в итоге и на нее начал падать отсвет обаяния подруги. Окружающим стало казаться, что, раз Лена Шарафеева сидит с Галей Вержаковой, ходит с ней вместе домой и на дневные сеансы в кинотеатр, сплетничает у школьного забора, значит, есть что-то такое, чего они раньше не замечали в этой серой мышке со старомодным именем и дурацким прозвищем Панталоны.

– Галь, погнали на речку купаться в субботу, – однажды предложил ей все тот же одноклассник Леша.

Первое, что хотела ответить Галя, – «иди сам с дохлыми рыбами купайся». Но она подумала, что бы сказала на ее месте Лена, если бы ей не очень хотелось идти на грязную мелкую речушку, протекавшую по окраинам их небольшого промышленного городка.

– Леш, так жарко, давай лучше просто погуляем в парке.

Галя не раз наблюдала, как мальчишки сливались, когда Лена вот так, мягко, начинала диктовать им свои условия: не дурачиться в грязных от ила трусах на глинистом берегу, а прилично одеться, прийти в парк и вести разговоры.

– Ой, я забыл, в субботу мать просила с ней на дачу ехать. Давай потом, – предсказуемо дал заднюю Леша.

– Как хочешь. – Галя пожала плечами, в точности повторив жест одноклассницы.

В общем, до конца школы она научилась виртуозно копировать Шарафееву. И в старших классах девочки стали близкими подругами.

Кстати, Лена Урбанович к этому времени перебралась с родителями в Белоруссию. Ну а Лена Титова перешла в гимназию. И в классе осталась всего одна Лена.

Галя почувствовала, что появилось вакантное место.

«А что, я тоже могу стать Леной… Лена Вержакова – нормально же звучит», – мечтала девочка. Паспорт ей уже выдали в 16 лет с дурацким, на ее взгляд, именем Галина.

«Вот выйду замуж, поменяю и фамилию, и имя», – твердо решила она.

2.

Наступили 90-е годы, жизнь была не сахар, родители и той и другой тянули, как могли. Ну а для девчонок наступила студенческая жизнь. И им все же пришлось расстаться.

Лена готовилась в областной университет, она хоть и не без проблем, но поступила с первого раза. Предсказуемо среди экзаменаторов в комиссии были не только женщины. Профессора-мужчины с филфака, естественно, привыкли к красивым студенткам, их на этом факультете всегда было предостаточно, но в Лене Шарафеевой был особенный магнетизм, так что на устном экзамене ей было несложно получить балл повыше.

– Галка, привет! – крикнула в трубку Лена. – Я поступила! Поздравь!

Она звонила подруге с переговорного пункта на почте. В общежитии, куда ее определили, нельзя было говорить по междугородной линии. Да и заселение начиналось только в конце августа, впереди было целое лето.

– Поздравляю, молодец. – Галя постаралась быть искренней, но это выходило не очень. Именно сейчас рвалась пуповина, которая долгие школьные годы связывала ее с подругой. Девушке казалось, что без Лены от нее самой останется лишь жалкая горстка никому не нужных, блеклых и скучных мыслей, некрасивая походка и тяжелые щиколотки. Не будет той, которая все эти годы подсвечивала унылую жизнь Гали. Она была уверена, что без Лены будет никому не нужна, особенно парням.

– Ну а ты? Ты поступила? – Лена пузырилась от счастья.

– А что я? Тебе везет, ты в большой город уехала, а меня вот мать с тобой не пустила. Так что, конечно, поступила, чего ж тут не поступить.

– Ты ко мне на каникулах будешь приезжать, не кисни, – беззаботно прокричала в трубку Лена.

Галя же понимала, что никуда она не поедет на каникулах. Во-первых, летом мать всегда запрягала ее в огороде, она бы не отпустила ее поехать к подружке. Во-вторых, у них в семье денег особо не водилось, никто ей не даст и рубля, чтобы поехать развлекаться к Лене. Она и поступала-то в техникум на технолога металлообработки, чтобы устроиться на местное предприятие к отцу в цех и сразу начать нормально зарабатывать. На дворе стоял 1992 год, и пока никто не мог знать, что уже через два года предприятие приватизируют и настанут трудные времена.

– Поздравляю тебя, Лена, всего тебе самого наилучшего, – официальным тоном произнесла Галя. Она говорила с домашнего телефона, родители были на работе, поэтому не видели, как дочь с силой брякнула трубку, схватила подушку с дивана и уткнулась в нее раскрытым кричащим ртом.

Именно в этот момент для Гали закончилось детство, но никуда не исчезло тягучее чувство зависти и ревности. Ей было обидно, что теперь красавица Лена будет учиться в большом городе, без нее смеяться над шутками умных студентов, зубрить свои странные филологические предметы, пить вино и целоваться в загадочных подворотнях с лучшими парнями курса. А что останется Гале? Скукота в заштатном городишке, студенты-технари, которые и двух слов связать не могут, а в компаниях предпочитают пить не вино, а водку, зубрежка какого-нибудь материаловедения и материнский пилеж по поводу и без.

Вдоволь наплакавшись в подушку, Галя встала и прошлепала в ванную. Из зеркала на нее смотрела девчонка с опухшими глазами.

«Первым делом нужно избавиться от этой дурацкой косы», – решила Галя. Она перекинула свою довольно толстую косу со спины на грудь, на ее конце была яркая резинка, теперь такие можно было купить в любом ларьке, и Лене Урбанович было бы нечем хвастаться.

«Фу, уродина». – Галя пошарила в тумбочке под раковиной и извлекла из ее недр большие ножницы. Она решительно приставила их к косе и начала резать, волосы поддавались неохотно, поэтому пальцы побелели и заныли.

«Все равно отрежу!» – Галя продолжала уничтожать косу, которую растила со школы.

Когда дело было сделано, она расстроилась еще больше, потому что на голове образовалась какая-то ерунда: ни косы, ни нормальной прически. Девушка опять кинулась в слезы.

«Это все Ленка виновата, это из-за нее я страдаю! Пусть у нее все будет плохо, пусть ее выпнут из универа, пусть она спутается с каким-нибудь уродом! Пусть у нее лицо прыщами покроется! Пусть она залетит от первого встречного!» – Галя изрыгала самые страшные проклятья для девушки тех лет. В конце концов ей стало легче.

– Галя! Боже мой, что ты с собой натворила! – всплеснула руками мать, когда пришла вечером домой. Она была довольно молодая женщина, ей не было и сорока лет, но дочке она казалась старухой.

Мама поставила тяжелые сумки из магазина в коридоре, разулась и взяла дочь за плечи. Повернула ее из стороны в сторону и задумчиво произнесла:

– Я дам тебе денег, только сходи в парикмахерскую и приведи в порядок свою голову.

Длины волос Гале хватило, чтобы сделать модную и недешевую тогда стрижку «американка». Она ей шла, делала лицо милее, так что впервые она почувствовала на себе взгляды парней, когда рядом не было Лены. Это оказалось приятно. Но все равно 1 сентября, среди студентов, чувствовала, что как будто занимает не свое место, будто взгляды парней принадлежат не ей, а Лене, которой и в помине не было рядом.

Прямо на первой паре к ней подсел кудрявый парнишка в кожаной куртке. Наличие этого предмета в гардеробе буквально кричало о том, что ее обладатель очень крут. И тут было два варианта для 17-летнего паренька: или куртку ему купили родители, а значит, в семье водились деньги, или он взял ее сам, ошиваясь с «настоящими пацанами», крышевавшими рынок и все ларьки в округе. В общем, снимать этот паспорт благосостояния в аудитории он даже не собирался.

– Привет, – бросил он Гале и сел, скрипнув рукавами.

– Привет. – Она покосилась на кожаное великолепие.

– Я Костя, а ты?

– Лена, – неожиданно даже для себя сказала Галя.

– Листок есть?

Галя молча взяла тетрадь и вырвала из середины двойной лист.

– Вот, – протянула она бумагу.

– Спасибо, Ленок. Можно так тебя называть?

Галя точно знала, что если бы какой-то парень удумал назвать Лену Шарафееву Ленок, он получил бы вежливый, но очень твердый отказ, после которого никому бы не захотелось продолжать фамильярничать. Но Галя была сражена лихостью, кудрями и кожаной курткой, поэтому ответила:

– Да, конечно.

– Ты сегодня после пар свободна?

– Да, – не задумываясь ответила девчонка.

– Погуляем?

Галя утвердительно кивнула и сделала вид, что очень внимательно слушает лектора.

Она влюбилась в Костю, как кошка. Уже через неделю жарких поцелуев в подъезде он предложил после занятий заглянуть к нему домой.

– Мамка на работе, – пояснил парень.

Галя не могла сопротивляться его обаянию, до Кости у нее ни разу не было парня, который провожает до дома и не отпускает в подъезде по полчаса, плотно прижав к себе и обдавая запахом табака и молочной карамели, которую он закидывал в рот после каждой выкуренной сигареты.

Кстати, к этому моменту он знал, что Галя вовсе не Лена. Глупо было с ее стороны скрывать имя, учились-то они в одной группе.

– Да, Лена было лучше, – высказался Костя, когда кто-то из преподавателей назвал ее Галиной Вержаковой.

Она сжалась. Невинное вранье делало ее чуть смелее с Костей, словно подруга поддерживала ее и подсказывала, как правильно себя вести с парнем.

– Галя, – громко сказал Костя и замолчал.

– Что?

– Я тебя не звал, просто привыкаю.

– Извини.

– Извиняю, – благосклонно ответил мальчишка и смело положил ей руку на коленку под партой, а потом медленно и уверенно повел ее вверх по ноге.

– Ты чего? Люди кругом. – Галя попыталась скинуть ладонь.

– Ничего, Галя, не суетись. – Он жестко глянул на девчонку и даже не подумал прекратить.

Она обмякла и поняла, что сопротивляться бесполезно, тем более, ей и самой нравилось, что Костя уделяет ей такое внимание. Гале все казалось, что она недостойна такого красавца в кожаной куртке. Поэтому просто уставилась на преподавателя, который, стоя спиной к студентам, что-то монотонно говорил и писал на доске.

А Костя и правда был из местных пацанов, его уважали свои и опасались посторонние, особенно те, что учились с ними в одном техникуме. Тогда балом правили группировки, и все, кто в них входил, автоматически получали в молодежной среде «золотой пропуск», они могли позволить себе почти всё, правда, только на своей территории.

Дома же Костя был любящим сыном: мать и не подозревала, что он может нагло выгрести половину кассы из какого-нибудь ларька с сигаретами и шоколадками. Она воспитывала его одна и очень радовалась, что сын поступил в техникум. Ну а откуда у него появлялись новые вещи, та же кожаная куртка, она не спрашивала: мир мужчин был для неё дик и загадочен, своего Костю она считала не ребенком, а добытчиком, потому что он давал ей время от времени деньги на хозяйство. Откуда сын их брал, мать не спрашивала.

В тот день ее действительно не было дома. Галя зашла к своему кавалеру и очень удивилась, потому что увидела квартиру, практически идентичную ее собственной. Расположение комнат было одинаковым, в зале стояла точно такая же «прибалтийская» стенка, которой очень гордилась ее мать, очевидно, и мать Кости тоже. В их городке было всего два мебельных магазина, и лет 10 назад почти весь город закупился в них этими стенками. Но самое удивительное, что и ее наполнение было почти таким же, как дома у Гали, – хрусталь в отделении с прозрачными дверцами, а там, где предполагалась полка для книг, стояла конфетница, сплетенная из тонких металлических прутьев в замысловатый узор. Она стояла на салфетке, связанной крючком. Внутри лежали какие-то бумаги, мелочовка. Рядом стоял фарфоровый петушок с ярким хвостом. У них дома был точно такой же, что самое удивительное, у него был слегка отколот клюв, у Галиного петушка было то же самое.

Дома у Кости была идеальная чистота, точно такая же, как и в квартире Вержаковых. Любимым занятием Галиной мамы было «драить хату», как она выражалась. Девушка ни разу не видела, чтобы ее мать просто сидела и отдыхала – смотрела телевизор или читала. Она постоянно что-то делала. Даже сидя на диване, например, вязала.

Все это промелькнуло у девочки в голове за долю секунды.

– Мамка на работе, – тем временем сообщил Костя. – Разбувайся.

Галя тут же голосом Лены поправила:

– Разувайся.

– Чего?

– Разувайся, надо правильно говорить.

– А я чего сказал?

– Ай, по фиг, забей, не обращай внимания.

Костя прекрасно все слышал, но решил не начинать спор из-за слов, потому что сейчас ему было не до этого, дорога была каждая минута, пока они были дома одни.

– Проходи в зал, присаживайся. – Он взял Галю за руку и потащил в комнату, беря курс на диван.

На нем, конечно, целоваться было удобнее, чем в подъезде. Галя решила, что так и быть, разрешит Косте что-нибудь побольше, чем поцелуи, но не так что бы очень, она даже не знала, что конкретно и до какой черты она позволит ему дойти. Девушка прекрасно помнила свирепый взгляд матери, которая периодически повторяла ей:

– Если принесешь в подоле – убью!

Девчонка заерзала и вырвалась из объятий.

– Костя, не надо, пожалуйста. Я не такая.

– Конечно, не такая! – Правда, его слова расходились с делом.

Галя начала молча сопротивляться, обороняя свою блузку. В критических ситуациях ей всегда помогало перевоплощение в Лену. Она, конечно, доподлинно не знала, как в такой ситуации может повести себя школьная подруга, но долгое существование в роли неказистого двойника Лены словно включало вторую, искусственно выращенную сущность.

И она решила расслабиться, при этом стала холодной, как морозилка, отвернулась к стене, на которой висел ковер, и усилием воли заставила себя перечислять то, что видела: «Красная завитушка, черный квадрат, зеленый ромб, красная завитушка, черный квадрат, зеленый ромб».

– Ты чего? – У Кости пропало настроение. Несмотря на свою вольную жизнь с пацанами, в делах амурных он был пока неопытным. Ему вдруг показалось, что Галя заметила у него на лбу надувающийся прыщ и поэтому с отвращением отвернулась. Ему и самому с утра от него мерзко стало.

– Все нормально, все хорошо. – Галя воспользовалась ослабевшей хваткой, встала, беззаботно поправила одежду и отошла к окну. – Костя, ты мне очень нравишься, но все это как-то слишком. Давай в другой раз, ладно?

Вот это ее «ладно» с вопросительно-примирительной интонацией была чистая Лена. И парень автоматически повторил:

– Ладно.

Если бы Галя оставалась сама собой, она бы устроила сопротивление, что только сильнее бы подстегнуло Костю, ну а потом, как говорила мать, ее бы ожидала участь той, что «принесла в подоле».

В итоге то, что не произошло в сентябре, случилось через полгода. Разница была в том, что благодаря вот такой поддержке Лены из зазеркалья подсознания Гали, Костя стал относиться к своей подруге более серьезно.

Когда стало понятно, что «подол» неизбежен, будущий папа купил букет цветов, торт и бутылку, с чем и отправился к родителям невесты. На дворе стоял 1993 год. Гале было 18 лет.

3.

В загсе им велели заполнить заявление. Это на улице Костя был крутым пацаном, в присутственном месте он мигом превратился в того, кем был на самом деле, – 18-летнего юношу, который до смерти боится становиться мужем и отцом.

– Садитесь, молодые люди, – произнесла дама из загса, свысока глянув на Галю: таких «потаскух», как ей казалось, она видела насквозь.

Два воробышка сели напротив. Они по-школьному склонились над столом, начав заполнять заявление. Когда дело дошло до имени и фамилии, Галя уверенно написала, что берет фамилию мужа – Сергеенко. А вот над именем зависла.

– Ты чего? – не понял Костя.

– Хочу сменить и имя. Мне нравится Елена, – зашептала она.

– А так можно? – так же тихо спросил жених.

– Я не знаю. Спроси у этой тетки сам, я боюсь.

У Кости чуть не вырвалось: «Я тоже боюсь».

– Пиши уж «Галина». Чего мудрить-то, нормальное имя.

– Ты ничего не понимаешь, – надулась невеста.

Костя пожал плечами, он решил, что это все беременная дурь.

– Сама тогда и спрашивай.

Галя прочистила горло:

– А скажите, пожалуйста, можно мне сменить не только фамилию, но и имя?

– Что? – дама надменно вскинула бровь.

– Можно мне сменить и имя?

– Не в твоем положении. – Служащая нисколько не сомневалась, что Галя беременна, хотя живота у девчонки совсем не было видно.

– Почему? – Галя покраснела, а за ней почему-то покраснел и Костя.

– Потому что сначала надо менять имя. Ждать документы. А потом, с новыми документами, уже подавать заявление на заключение брака. А ждать, как я понимаю, у вас времени нет. Так ведь? – иронично уточнила дама.

Когда с Галей случались нестандартные ситуации, на помощь ей приходил дух Лены. Он подсказывал, как надо поступить, чтобы не совсем уж упасть в грязь лицом.

– Думаю, ваш последний вопрос был лишним, это не ваше дело, сколько у нас времени. Спасибо за разъяснение, – очень вежливо ответила внутренняя Лена за Галю. Карие глаза девчонки в этот момент посветлели от гнева и приобрели цвет грецкого ореха. Костя покосился на невесту: вот такой она ему нравилась больше всего. Он, конечно, не знал, что ему в таком случае нравится Лена.

– Молодежь нынче пошла, никакого уважения! Разболтались совсем, комсомола на вас нет, – прошипела дама, но заявление приняла.

В тот день Галя чувствовала себя победительницей дракона, хотя свое желание она исполнить не смогла. Ну а Костя решил, что «с такой бабой не пропадешь».

Свадьба была назначена через полтора месяца – на начало апреля.

Родители уже пережили первый шок, теперь все их мысли были направлены на то, чтобы хоть как-то достойно отдать дочь замуж. Сняли столовую, в одном из первых кооперативных магазинов было куплено свадебное платье в стиле советского торта. Были разосланы приглашения. Одно из них Галя с Костей написали для Лены.

– Кто это? – спросил жених.

– Школьная подруга.

Вдруг у Гали свело живот. Она ойкнула и схватилась за едва округлившиеся бока.

Костя боялся вот таких моментов больше всего. Вообще его раздражала вся эта физиология. Не того хотел парень в свои-то годы.

– Слушай, пойду я. Надо еще мать с работы забрать, да и дела есть.

– Чего вдруг побежал? Скоро все время будем вместе жить.

– Дурья твоя голова, а где мы будем жить? Надо зарабатывать, понимаешь? Если я около твоей юбки ошиваться буду, ты всю жизнь рядом со свекровкой проведешь.

У Гали опять что-то ёкнуло в животе, но она предусмотрительно сделала вид, что ничего не произошло.

– Ну и иди.

– Ну и пойду.

– Давай, давай. – Она отвернулась и швырнула стопку открыток-приглашений по столу.

Костя быстро встал и вышел. Ему уже надоели эти взбрыки, и он даже не хотел представлять, что его ждет потом.

Ну а Галя уже готова была лезть на стенку, потому что она вдруг представила, как приедет Лена и ей придется познакомить их с Костей. У нее не было и тени сомнения, что будущий муж, как завороженный, будет заглядывать подруге в рот и ловить каждое ее слово. В течение всей своей недолгой жизни Галя видела кучу таких моментов. Мальчишки мгновенно забывали о ней, когда в поле их зрения появлялась Шарафеева.

«Нафиг, не позову ее», – решила Галя и разорвала только что подписанную открытку на мелкие клочки.

Стало полегче.

На следующий день мать спросила:

– А кто будет свидетельницей? Ты решила? Ленка, наверное?

– Не-а.

– А кто? – Мать искренне удивилась.

– А, сокурсницу попрошу.

– Как знаешь. Но все-таки вы с Леной с детства вместе.

И тут Галя засомневалась. Она действительно не могла представить, чтобы подруга не приехала к ней на свадьбу, словно вычеркивается из жизни половина себя. Да и внутренний склад эмоций и чувств, скопированных с Лены, стал как-то истощаться, требовалось срочное пополнение, а без подруги это сделать было невозможно. Лена была для Гали топливом, на котором она могла генерировать свою жизнь.

Так что Галя согласилась с мамой.

Междугороднее соединение было долгим, что-то шуршало в трубке. Наконец, из помех выплыл знакомый голос:

– Галя, привет!

И впервые в животе у будущей матери что-то шевельнулось, словно рыбка хвостом махнула. И тут же были забыты все опасения и страхи, Галя тараторила, пытаясь рассказать подруге, что произошло, пока той не было в городе: и про Костю, и про беременность, и про свадьбу. Впервые в жизни Галя ощутила, что вдруг оказалась центром Вселенной – это у нее будет муж и ребенок, это она стала совсем взрослой. А Лена только ахала и искренне обещала обязательно приехать.

Когда они встретились, разговоров было только о малыше и будущей семейной жизни.

Правда, радость была недолгой, старая привычка взяла свое – сердце сковала зависть. Лена была, как всегда, особенной, яркой, красивой, модной. А что могла противопоставить беременная Галя, страдающая от токсикоза, цветущей Лене, на которую теперь сворачивали головы даже почтенные главы семейств? А тут еще Костя постоянно рядом с ними, якобы сторожит покой невесты, а на самом деле что? Галя даже боялась об этом подумать.

– Ну, рассказывай, как ты в большом городе? Говорят, что у вас там город ночью вообще не спит, сплошные тусовки, – Галя жадно впитывала каждый жест, каждое слово. Она вновь обретала смысл жизни, когда рядом находилась Лена. И опять это странное чувство: чем интереснее рассказывала подруга, тем слаще была зависть. Как мазохистка Галя комментировала очередной рассказ о столичной жизни:

– У нас такого нет и не будет никогда.

– Мне такое и не светит.

– Конечно, теперь куда я с животом попрусь?

Наконец Лена выдохлась:

– Показывай свое свадебное платье, – она с любопытством заглянула в шкаф к подруге. До свадьбы оставалось три дня.

Галя не без внутренней гордости полезла в глубину шифоньера и выудила оттуда шуршащий пакет на вешалке. Она осторожно сняла упаковку, и взору девчонок предстало пышное белое платье с лифом, украшенным стразами и розами. По подолу тоже были разбросаны розы, вшитые в оборки. Рукава из мелкой сеточки с блестками топорщились на плечах огромными фонариками. Лена подавила вздох разочарования.

– Примеришь?

Галя кивнула и начала сложный процесс: сначала надо было надеть каркас-кринолин, потом нижнюю юбку и только затем влезть в само платье. Лена помогла затянуть его на спине шнурком.

– Во-о-о-т! – невеста вспотела, но гордо повернулась к подруге. – Еще будут перчатки ну и фата длинная. У нас дефицит, мать Костика обещала достать.

Лена сидела на диване напротив подруги. На ней был самый модный по тем временам прикид: фиолетовые лосины, короткая джинсовая юбка и розовый джемперок из ангорки. Конечно, Галя хотела все тоже самое, плюс круглые пластмассовые клипсы. Но сейчас, в свадебном платье, она ощущала себя королевой бала.

– Нравится? – почти утвердительно спросила она и расправила несуществующие складки на юбке.

– Главное, чтобы тебе нравилось.

– Не нравится? – голос невесты дрогнул.

– Ну, сейчас такое уже не носят.

Галя привыкла, что у Лены вкус гораздо лучше ее собственного, поэтому не обиделась. Села на диван рядом с подругой, платье вздулось вокруг и забрало в орбиту белого великолепия и Лену.

–Не расстраивайся, мы можем его переделать.

– Лучше я его вообще выкину, – в отчаянии прошептала Галя.

– Оно же денег стоит, так нельзя, – модница обняла невесту за талию.

– Наплевать.

– Ну нет, не наплевать, – Лена энергично встала, сбросив со своих точеных ног подол платья подруги. – Ну-ка, не кисни. Покажись еще раз.

Галя неохотно поднялась, но в душе ликовала, Лена опять была в ее орбите. Ну а подруга потребовала:

– Дай-ка ножницы!

Потом она склонилась над подолом и что-то там колдовала, Гале не было видно, что творит Шарафеева, но она полностью доверила ей самое красивое платье, которое когда-либо у нее было. В итоге Лена срезала все розы не только на подоле, но и на лифе, убрала ненужные блестки, заставила снять кринолин, который превращал Галю в купчиху на чайнике. Получился романтичный наряд, который подчеркнул пока еще тонкую талию невесты.

– Вот так! – Лена вытерла со лба капельки пота. – Теперь просто отпад! А ты выкидывать собиралась.

Признаться честно, Гале первый вариант с блестками и розами нравился больше, но за годы дружбы девчонка привыкла, что ее мнение особо ничего не значит, все решает подруга.